Гончая смерти Кристи Агата
– А твой бросил свою возлюбленную гнить на больничной койке, – парировала Фелиция.
– Ну конечно… – Тут Аннет задумывалась. – Бедная мамочка… Человек должен быть сильным и здоровым.
– А я сильна и вынослива, как лошадь, – хвасталась Фелиция.
И в самом деле, такой она и была. Она была вдвое сильнее любой другой девочки нашего приюта и никогда не болела. Но она была глупа как пробка. Я часто спрашивал себя, почему она повсюду бродила за Аннет как привязанная, как… послушная собачонка. Иногда я был совершенно убежден в том, что она люто ненавидела Аннет, которая была необъяснимо злой по отношению к ней. Она постоянно высмеивала медлительность и лень Фелиции, выставляла ее круглой дурой перед другими. Я замечал, каким белым от гнева становилось лицо бедной девушки, и в такие минуты я всерьез опасался, что она схватит Аннет за горло своими железными пальцами и… И хотя Фелиции, с ее тяжело ворочавшимися мозгами, редко удавалось парировать едкие и колкие выпады Аннет, со временем она нащупала слабое место в броне своей мучительницы и не преминула им воспользоваться. Интуитивно она узнала то, что я давно знал, а именно, что Аннет страшно завидует ее физической силе и лошадиному здоровью. В критические моменты она называла Аннет «хилячкой» и демонстрировала свои физические данные. Однажды Аннет прибежала ко мне в крайнем возбуждении.
– Рауль, – сказала она, – сегодня мы посмеемся над этой глупой коровой.
– Что ты еще задумала?
– Приходи вечером на детскую площадку, и сам увидишь…
Оказалось, что в руки Аннет попала одна популярная книжка. Большую ее часть она, конечно, не поняла, но ухватила самую суть техники гипноза.
– Там пишут, надо взять блестящий предмет, – взахлеб рассказывала она. – Латунная бобышка с моей кровати прекрасно подходит. Вчера вечером я заставила Фелицию смотреть на нее не отрываясь. И потом я начала вращать эту штуку. О, Рауль, я так испугалась! Взгляд Фелиции затуманился и поплыл. «Фелиция, ты будешь делать то, что я прикажу», – сказала я, и она послушно ответила: «Да, я всегда буду делать то, что ты мне прикажешь». Тогда я сказала: «Завтра ты принесешь из комнаты восковую свечу… ровно в двенадцать часов. Принесешь свечу на детскую площадку и… начнешь ее есть. А если кто-нибудь спросит, что такое вкусное ты ешь, ответишь, что это – самое вкусное печенье в мире». И, ты только подумай, Рауль, она покорно согласилась.
– Она никогда не выполнит своего обещания! – воскликнул я.
– Но так написано в книге, – возразила Аннет. – Я и сама не верю этому, но если в книге написана правда, то представь себе, какая будет потеха.
Ее идея захватила меня. Мы позвали остальных ребят собраться на следующий день на детской площадке к двенадцати часам, и точно в это время, когда все с любопытством ждали, что же произойдет, из дома вышла Фелиция с огарком свечи в руке. Вы не поверите, мсье, но она начала с упоением грызть свечку. Все были в экстазе! Время от времени кто-либо из детей подбегал к ней и спрашивал, что она ест. И она торжественно отвечала: «Это самое вкусное печенье в мире», и все мы покатывались со смеху. Наконец наш хохот пробудил Фелицию от наваждения. Она медленно вышла из состояния транса и удивленно посмотрела сначала на нас, потом на огарок свечи в своих руках. Она провела рукой по лицу и спросила:
– Что это я здесь делала?
– Ела свечу, – сквозь смех ответили мы ей.
– Это я заставила тебя делать это. Это я, я, я! – кричала Аннет, танцуя вокруг ошеломленной Фелиции.
Та с ненавистью посмотрела на нее и сделала несколько шагов вперед.
– Так это ты выставила меня на посмешище? – угрожающе произнесла она. – Ну, я это тебе припомню. Я убью тебя, мерзавка.
Она проговорила это зловещим спокойным тоном, от которого даже у меня по спине пробежали мурашки, а испуганная Аннет бросилась в толпу ребят и спряталась у меня за спиной.
– Спаси меня, Рауль! Я ее боюсь, – заверещала она. – Это была только шутка, Фелиция, только шутка.
– Мне не нравятся подобные шутки, – произнесла Фелиция. – Ты поняла? Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех.
Из ее глаз брызнули злые слезы, и она убежала.
Аннет была не рада своему первому успешному гипнотическому опыту и больше никогда не повторяла его, но начиная с того дня ее влияние на Фелицию еще более укрепилось.
Пожалуй, Фелиция всегда ненавидела Аннет, но ее тянуло к ней как магнитом. И после розыгрыша во дворе она бродила за ней как собачка.
Вскоре, мсье, для меня нашлась постоянная работа, и я возвращался домой, в частный пансионат мисс Слейтер, лишь изредка, во время отпусков. Мечта Аннет стать танцовщицей никем не воспринималась всерьез, но с течением времени у нее обнаружился хороший голос, и мисс Слейтер отдала ее учиться пению.
Аннет была не только честолюбива, но и обладала поразительным трудолюбием. Все, чем бы она ни занималась, она делала как одержимая. Обеспокоенной мисс Слейтер нередко приходилось сдерживать ее, так как она боялась за ее хрупкое здоровье. Однажды она призналась мне:
– Я знаю, с какой нежностью ты относишься к Аннет. Уговори ее не работать так много. В последнее время у нее появился странный кашель, который мне не нравится.
Но вскоре жизнь забросила меня далеко. От Аннет пришло одно или два письма, за которыми последовало долгое молчание. Пять лет я проработал за границей, не имея от нее никаких известий.
Потом, по возвращении, мое внимание неожиданно привлекла афиша, на которой я сразу же узнал мою маленькую Аннет, Аннет моего детства. В тот же вечер я отправился на представление в театр. Аннет пела на французском и на итальянском. Она была великолепна на сцене. В антракте я зашел к ней в уборную. Узнав меня, она бросилась мне на шею.
– О, Рауль! Мой Рауль! – всхлипывала она, размазывая грим. – Как прекрасно, что ты меня нашел. Где ты скрывался все эти годы?
Я начал было рассказывать ей о моих странствиях, но заметил, что она меня не слушает, и замолк.
– Видишь, Рауль, я достигла…
Она обвела рукой комнату, уставленную многочисленными букетами.
– Добрая мисс Слейтер может гордиться тобой.
– Старушка Слейтер? Она бы убила меня, если бы знала. Ты знаешь, она готовила меня для консерватории, для этих скучных концертов, похожих на богослужение. А я, я – артистка. Только здесь, на сцене варьете, я встречаю настоящее поклонение, чувствую, что живу, понимаешь, живу!
В этот момент в уборную вошел представительный красивый мужчина средних лет. Он косо посмотрел на меня, и Аннет защебетала:
– Познакомься, Витольд. Это – мой друг детства. Он здесь проездом. Увидел меня на афише…
Незнакомец сразу смягчился и любезно раскланялся со мной. Нисколько не стесняясь моего присутствия, он достал дорогой браслет, отделанный рубинами и бриллиантами, и, защелкнув его на запястье Аннет, поцеловал ее в шейку. Когда я собрался уходить, она торжествующе посмотрела на меня и, подойдя ко мне, радостно, как-то по-детски прошептала:
– Видишь, я достигла этого. Теперь весь мир передо мной.
Но когда я выходил, я слышал ее сухой лающий кашель. Я прекрасно понял, что он означает. Это было наследство ее чахоточной матери.
Еще раз я увидел Аннет спустя два года. Она искала спасения в доме мисс Слейтер. Ее карьера была кончена. Врачи были бессильны остановить ее скоротечную чахотку.
Боже! Я никогда не забуду ее одержимый взгляд, лихорадочный блеск ее глаз. Она лежала в беседке в саду, так как врачи предписали ей день и ночь находиться на свежем воздухе. Щеки ее впали, а сквозь бледную пергаментную кожу проступали яркие пятна.
Она приветствовала меня с отчаянием обреченной, но еще не веря в близкий конец:
– Как я рада снова видеть тебя, Рауль. Ты представляешь, они опасаются, что я не поправлюсь. Шепчутся за моей спиной, а в лицо говорят успокоительные глупости. Но это неправда, Рауль! Слышишь, неправда! Я не позволю себе умереть. Умирать сейчас, когда передо мной только раскрылись все прелести жизни? Главное, чтобы была воля к жизни. Об этом теперь пишут все медицинские светила. А я, ты знаешь, не из слабеньких, которые покорно опускают руки. Я не сдамся! Внутренне я уже чувствую себя лучше. Вот, послушай!
Она приподнялась на локте, лихорадочно ища подтверждения своих слов на моем лице, а потом бессильно откинулась на подушки, сраженная непреодолимым приступом кашля, сотрясавшим ее хрупкое тело.
– Кашель – это ничего, – проговорила она, отдышавшись. – И даже кровь не пугает меня. Я еще удивлю всех этих докторишек. Главное – воля. Лишь ее нужно принимать в расчет. Запомни, Рауль, я буду жить!
Вы понимаете, джентльмены, что это было потрясающее, жалкое зрелище. В этот момент из дома вышла Фелиция Болт. В ее руках был поднос, на котором стоял стакан горячего молока. Она протянула поднос Аннет и с затаенным злорадством и удовлетворением наблюдала за тем, с какой жадностью та пьет. Неожиданно Аннет перехватила ее взгляд и в ярости швырнула стакан о землю так, что он разлетелся на мелкие осколки.
– Нет, ты только посмотри, какое удовольствие доставляют этой корове мои страдания! Она будет рада, если я умру. Стерва, еще ухмыляется. Сама ни разу в жизни не болела, ни единого дня. Ну для чего эдакой ломовой лошади столько здоровья, когда она больше ничего не видит вокруг, кроме своего стойла!
Фелиция спокойно наклонилась и собрала осколки.
– Я не обижаюсь на ее слова, – нараспев произнесла она. – Пусть болтает. Я порядочная девушка, а вот ей скоро придется гореть в аду. Бог завещал терпение, сострадание к ближнему…
– Ты ненавидишь меня! – вне себя от гнева закричала Аннет. – Ты всю жизнь ненавидела меня. Но все равно моя власть над тобой беспредельна. Я и сейчас могу заставить тебя делать все, что я захочу. На колени, корова, ешь траву!
Фелиция испуганно попятилась, не сводя с нее немигающего взгляда.
– На колени, тварь, – неумолимо проговорила Аннет. – И жри траву. Я тебе приказываю!
К моему великому изумлению, Фелиция медленно опустилась на четвереньки и принялась жевать траву. Взгляд у нее был тупой и отсутствующий, как у животного.
Мне стало жутко. Аннет же откинула голову и заливисто рассмеялась:
– Ты только погляди на нее. Ну до чего глупая рожа! Ну, хватит, вставай и не зырься на меня. Запомни, я – твоя хозяйка, и ты всегда должна мне подчиняться.
Этот всплеск психической энергии исчерпал ее последние физические силы, и она вновь бессильно упала на подушки. Фелиция отряхнула платье, взяла поднос и медленно побрела в направлении дома. Пройдя несколько шагов, обернулась и взглянула на нас через плечо. Меня поразили ненависть и презрение, которые сквозили в ее глазах.
Аннет умерла спустя полгода. Я в это время был в отъезде и не видел ее конца. Могу представить, насколько это было ужасно. Она отчаянно цеплялась за жизнь, как безумная боролась со смертью до последней минуты. Мне рассказывали, что она не переставала вскрикивать: «Я не умру, вы слышите? Не умру. Жить хочу, хочу жи-и-ить!»
Когда я увидел мисс Слейтер, она участливо спросила меня:
– Мой бедный Рауль, ты любил ее, не так ли?
– Да, тетушка. Всегда, с тех самых пор, как впервые увидел. Но что я ей мог дать? Давайте лучше не будем больше говорить об этом…
Мисс Слейтер была очень деликатной женщиной. Мы говорили обо всем, кроме Аннет. Естественно, разговор зашел о Фелиции. Она ее очень беспокоила. После смерти Аннет с нею произошел очень длительный нервный припадок и в ее поведении стали отмечать поразительные странности.
– Знаешь, Рауль, она учится играть на пианино.
Я, конечно, этого не знал и был немало удивлен такой метаморфозе. Фелиция и пианино! Это были совершенно несопоставимые вещи. Ведь кроме того, что у нее были руки как у грузчика, ей еще и медведь на ухо наступил.
– Говорят, у нее вдруг прорезались музыкальные наклонности, – недоуменно продолжала мисс Слейтер. – У меня это не укладывается в голове. Ты же знаешь, сколько трудов мне стоило научить ее читать и писать.
Я кивнул, подтверждая ее слова.
Через некоторое время я вошел в зал, где мы обычно занимались. Фелиция играла на пианино! Ее манера напоминала выступление Аннет в Париже. Я был шокирован своим открытием. Услышав мои шаги, она перестала играть, повернулась ко мне и посмотрела на меня умным насмешливым взглядом, столь характерным для Аннет. Я буквально остолбенел и подумал… Нет, господа, я не скажу вам, какая неожиданная мысль пришла мне в голову.
– А, это вы, мсье Рауль, – легко произнесла она.
Я сразу уловил необычную интонацию в ее голосе. Аннет всегда называла меня просто Рауль. Но Фелиция неизменно обращалась ко мне «мсье Рауль» после того, как мы стали взрослыми. В данный момент это обычное «мсье» звучало в ее устах откровенной насмешкой.
– Привет, Фелиция. Сегодня ты выглядишь как-то по-другому.
– Неужели? – задумчиво сказала она. – Странно, странно. Что это у тебя так лицо вытянулось, Рауль? Нет, определенно, отныне я буду называть тебя просто Рауль. Ведь мы выросли вместе. Жизнь дана для того, чтобы смеяться и наслаждаться ею. Давай вспомним бедную Аннет. Умерла, так и не насладившись жизнью. Как ты думаешь, она сейчас в чистилище? – И она хитро прищурилась, прочитав мое недоумение.
Вдруг она запела песенку, изрядно фальшивя. Я отчетливо разобрал итальянские слова и, признаюсь, очень удивился.
– Фелиция! – воскликнул я. – Ты знаешь итальянский?
– А почему бы и нет, Рауль? Я не так глупа, как вы думаете. Вернее, как я вас заставила думать.
У меня, видно, был настолько ошарашенный вид, что она рассмеялась.
– Но я совершенно ничего не понимаю… – начал было я.
– А я тебе объясню. Я – прекрасная актриса, хотя вы и не подозревали этого. Я могу одновременно играть многие роли, и притом мастерски.
Она вновь рассмеялась и быстро выбежала из комнаты, прежде чем я успел ее остановить. Перед моим отъездом я снова увидел ее. Она спала в большом кресле, храпя как пьяный извозчик. Я стоял и наблюдал за ней, опасаясь новой мистификации. Вдруг она вздрогнула и открыла глаза. Они вновь были тупы и безжизненны.
– Мсье Рауль, – механически пробормотала она.
– Да, Фелиция. Я уезжаю. Не сыграешь ли мне на прощание?
– Я, сыграю? Вечно издеваетесь над бедной девушкой, мсье Рауль.
– Но ведь ты играла только вчера утром.
– Чтобы я играла? Как может такая грубая, неотесанная девушка, как я, играть на таком тонком инструменте!
Потом она помолчала, как будто что-то туго соображая, и сделала мне знак наклониться поближе.
– Мсье Рауль, в этом доме творятся странные вещи. Кто-то играет глупые шутки. Например, переводит часы. Да, да! Я знаю, что говорю. Это все ее проделки.
– Чьи? – изумленно воскликнул я.
– Аннет, конечно. Этой злючки-колючки. Когда она была жива, она постоянно мучила меня. И даже теперь, когда умерла, встает из могилы, чтобы издеваться надо мной.
Я уставился на нее, ничего не понимая. Она была явно чем-то страшно напугана. Все ее тело била дрожь, а глаза вылезали из орбит.
– Она злая, испорченная, говорю я вам. Она вынимает хлеб из вашего рта, снимает с вас одежду и… забирает душу. – Вдруг она судорожно схватила меня за руки: – Я боюсь ее! Я постоянно слышу ее голос. Он звенит у меня не в ушах, а прямо в мозгу. – Костяшками пальцев Фелиция постучала себя по лбу. – Она унесет меня, унесет куда-то далеко. И что тогда со мною будет?
Ее голос поднялся до крика, до леденящего душу визга. Сейчас она была похожа на раздираемую хищником жертву. Потом она вдруг улыбнулась, и в ее глазах появился коварный блеск. Я невольно поежился.
– Если до этого дойдет, мсье Рауль, то я знаю, в чем моя сила. В руках, вот в этих руках.
Я никогда не обращал особого внимания на ее руки. Но сейчас, когда она протянула их ко мне, сжимая и разжимая узловатые мускулистые пальцы-пружины, меня прошиб пот. К горлу подступила тошнота. Должно быть, именно такими руками ее отец когда-то задушил ее мать.
Это была моя последняя встреча с Фелицией Болт. Вскоре я вновь уехал на заработки. На этот раз в Южную Америку. И вернулся лишь через два года после ее смерти, об обстоятельствах которой кое-что прочитал в газетах. А о подробностях я услышал только что от вас. Фелиция Третья и Четвертая, говорите? Да, она была прекрасной актрисой!
Поезд начал постепенно замедлять ход. Четвертый человек выпрямился и застегнул пальто на все пуговицы.
– Ну, каков же ваш вывод, мсье Рауль? – спросил адвокат, порывисто наклоняясь к человеку, целиком завладевшему их вниманием.
Рауль Летардо решительно встал:
– Я продолжаю утверждать, джентльмены, что история Фелиции Болт – это история Аннет Равель.
Он взялся за ручку двери купе, готовый выйти, но вдруг неожиданно повернулся и, наклонившись, постучал согнутым указательным пальцем по мясистой груди каноника Парфитта.
– Главный исцелитель находится здесь, а все остальное… – он шутливо ткнул священника под ребро, – только вместилище, обитель, дом. Скажите мне, джентльмены, что бы вы сделали, если бы обнаружили в своем доме взломщика, так сказать, непрошеного гостя? Скорее всего, пристрелили бы.
– Нет! – воскликнул экспансивный каноник. – Мы живем в цивилизованной стране…
Но его последние слова были адресованы в пустоту. Дверь купе захлопнулась перед его носом.
Священник, адвокат и доктор остались одни. Четвертый угол купе был пуст.
Цыганка
Макферлейн не раз замечал у своего приятеля Дика Карпентера непонятную неприязнь к цыганам. Причины ее он никогда не знал. Но после того, как расстроилась помолвка Дика с Эстер Лоэс, отношения мужчин приобрели более откровенный характер.
Макферлейн сам уже около года был помолвлен с младшей сестрой Эстер – Рэчел. Он знал обеих девушек с детства. Медлительный и осмотрительный по натуре, он долго сам не мог признаться себе в том, что детское личико Рэчел и ее честные карие глаза все больше притягивают его. Не такая красавица, как Эстер, нет! Но зато куда более искренняя и нежная! Сближение между мужчинами началось, пожалуй, после помолвки Дика со старшей сестрой.
И вот теперь, через каких-то несколько недель, помолвка снова расстроилась, и Дик, простодушный Дик, тяжело переживал это. До сих пор его жизнь текла гладко. Он удачно выбрал профессию: ушел во флот. Любовь к морю была у него в крови. Обладая натурой, не склонной к глубоким размышлениям, очень простой и непосредственный, Дик чем-то напоминал викинга. Он принадлежал к тому типу молчаливых юных англичан, которым не по нраву проявление каких-либо эмоций и крайне трудно облекать свои мысли в слова.
Макферлейн – суровый шотландец, в сердце которого таилась мечтательность его кельтских предков, – молча курил, в то время как его друг беспомощно барахтался в потоке слов. Макферлейн понимал, что тому надо выговориться. Но он ожидал, что речь пойдет совсем о другом. Однако имя Эстер Лоэс поначалу даже не упоминалось. Скорее это был рассказ о детских страхах.
– Все началось с того сна, который я увидел в детстве. Вовсе не ночной кошмар. Понимаешь, она – эта цыганка – могла появиться в любом моем сне, даже хорошем, ну в тех, что дети называют хорошими: с весельем, сластями, игрушками. Я мог веселиться до упаду, а потом вдруг почувствовать, знать, что стоит мне поднять голову, и я увижу ее – как она стоит в обычной позе и глядит на меня… И знаешь, такими печальными глазами, будто знала обо мне что-то такое, мне самому еще неизвестное… Не могу объяснить, почему это меня так пугало, но пугало, да еще как! Каждый раз! Я просыпался с криком, и моя старая нянька обычно говаривала: «Ну вот! Нашему хозяину Дику опять приснилась цыганка!»
– А тебя никогда не пугали настоящие цыганки?
– Никогда и не видел их до одного случая. Вот тоже странно. Я разыскивал своего щенка. Он убежал. Я вышел через садовую калитку и направился по лесной тропинке. Знаешь, мы тогда жили в Новом лесу. Я оказался у опушки, где деревянный мостик над рекой. Около моста стояла цыганка! На голове красный платок – точь-в-точь как во сне. Тут я испугался! И знаешь, она смотрела на меня… Так, как будто знала обо мне что-то, чего не знал я, и поэтому жалела меня… Кивнув мне, она чуть слышно сказала: «Лучше бы тебе не ходить здесь». Не знаю почему, но я здорово струхнул. Я помчался мимо нее прямо на мостик. Наверное, он был непрочный. В общем, он обрушился, и я оказался в воде. Течение было таким сильным, что я чуть не утонул. Черт возьми, почти утонул! В жизни не забуду. И я чувствовал, что все это из-за цыганки…
– Возможно, хотя она ведь предупреждала тебя?
– Считай, что так. – Дик помолчал, затем продолжил: – Я рассказал тебе об этом сне не потому, что он связан с тем, что случилось, – я даже думаю, никак не связан, – а потому, что с него-то все и пошло. Теперь ты поймешь, что я подразумеваю под этим «цыганским наваждением». Начну с моего первого вечера у Лоэсов. Я тогда только вернулся с Западного побережья. Такое удивительное ощущение – я был снова в Англии! Лоэсы – старые приятели моей семьи. Их девочек я не видел с тех пор, как мне было семь лет, хотя их младший брат Артур стал моим закадычным другом, и после его смерти Эстер начала писать мне и высылать газеты. А какие веселые письма она писала! Они здорово ободряли меня. Мне всегда хотелось отвечать ей так же. Я ужасно радовался, что увижу ее. Даже странным казалось, что можно так хорошо узнать девушку только по письмам. Итак, я первым делом направился к Лоэсам. Когда я приехал, Эстер не было, ее ждали к вечеру. За ужином я сидел рядом с Рэчел, но всякий раз, когда я поднимал голову и глядел вдоль длинного стола, меня охватывало странное ощущение. Как будто кто-то наблюдал за мной, и это беспокоило меня. И тогда я увидел ее…
– Увидел кого?
– Миссис Хаворт – вот о ней-то я и рассказываю.
У Макферлейна чуть было не сорвалось: «Я-то думал, об Эстер Лоэс», но он сдержался, и Дик продолжал:
– Было в ней что-то непохожее на других. Она сидела рядом со старым Лоэсом, очень грустная, с опущенной головой. Вокруг ее шеи был повязан вроде как тюлевый шарф. И по-моему, надорванный сзади, потому что время от времени он взвивался у нее над головой как язычки пламени… Я спросил у Рэчел: «Кто эта женщина?… Та, темноволосая, с красным шарфом». – «Вы имеете в виду Элистер Хаворт? – сказала Рэчел. – У нее красный шарф. Но ведь она блондинка. Натуральная блондинка».
Знаешь, она действительно была блондинкой. С чудесными светлыми золотистыми волосами. Но в тот момент я готов был поклясться, что они темные… Странные штуки вытворяет иногда воображение. После ужина Рэчел представила нас, и мы бродили по саду. Мы говорили о переселении душ…
– Но это вовсе не в твоем духе, Дикки!
– Да, пожалуй. Помню, мы говорили о том, что, бывает, встречаешь человека впервые, а кажется, знаешь его давным-давно. Она еще сказала: «Вы имеете в виду влюбленных?…» Что-то странное было в том, как нежно и горячо произнесла она эти слова. Они напомнили мне о чем-то, но о чем именно, я не мог вспомнить. Разговор продолжался, но вскоре старый Лоэс окликнул нас с террасы и сказал, что приехала Эстер и хочет меня видеть. Миссис Хаворт положила ладонь на мою руку и спросила: «Вы идете туда?» – «Конечно, – ответил я. – Давайте пойдем». И тогда… тогда…
– Что?
– Это может показаться диким, но миссис Хаворт произнесла: «Лучше бы вам не ходить туда…» – Дик помолчал. – Она здорово напугала меня. Даже очень. Я ведь потому и рассказал тебе о своем сне… Потому что, понимаешь, произнесла она это так же тихо, как та, другая, будто знала что-то обо мне, чего не знал я. То не были слова хорошенькой женщины, которой хотелось бы остаться со мной в саду. Она сказала это просто, очень печальным и добрым голосом. Как будто знала о каких-то последствиях… Наверное, я поступил невежливо, но я повернулся и почти бегом бросился к дому. Как будто там ждало спасение. Тогда я понял, что с самого начала боялся ее. И как же я был рад увидеть старину Лоэса! И Эстер рядом с ним!.. – Дик с минуту помолчал, а потом торопливо пробормотал: – Как только я увидел ее, все стало ясно. Я влюбился.
Макферлейн мгновенно представил Эстер Лоэс. Однажды он слышал, как о ней сказали: «Шесть футов и дюйм библейских совершенств». – «Точно сказано», – подумал он, вспоминая ее необычный рост в сочетании со стройностью, мраморную белизну лица, изящный с горбинкой нос, черный блеск волос и глаз. Неудивительно, что Дикки, с его мальчишеским простодушием, был сражен. Сердце самого Макферлейна ни разу не зачастило при виде Эстер, хотя он и признавал все великолепие ее красоты.
– А затем, – продолжал Дик, – мы обручились.
– Как, сразу?
– Ну, примерно через неделю. И еще две недели понадобилось, чтобы она поняла, насколько ей все это не нужно… – Он горько усмехнулся. – Итак, наступил последний вечер перед моим возвращением на корабль. Я шел из деревни через лес и тут увидел ее, миссис Хаворт то есть. В красном шотландском берете – знаешь, я прямо-таки подпрыгнул! Я ведь рассказывал тебе о своем сне, так что ты поймешь… Некоторое время мы шли рядом. Мы не сказали ни слова, которого нельзя было бы повторить при Эстер, понимаешь?
– Да? – Макферлейн с интересом взглянул на друга. Странно, к чему люди рассказывают о вещах, в которых сами до конца не разобрались!
– И когда я направился обратно к дому Эстер, миссис Хаворт остановила меня. Она сказала: «Совсем скоро вы будете там. Лучше бы вам не спешить так…» Вот теперь я уже знал, что меня ждет нечто ужасное, и… как только я вошел, Эстер встретила меня и сказала, что она передумала, ей действительно все это ни к чему…
Макферлейн сочувственно хмыкнул.
– Ну и что же миссис Хаворт? – спросил он.
– Больше я ее не видел… До сегодняшнего вечера…
– Сегодняшнего?
– Да, на приеме в клинике. Они осматривали мою ногу, поврежденную во время несчастного случая с торпедой. Она немного беспокоила меня в последнее время. Старина доктор посоветовал мне сделать операцию – совсем пустяковую. А когда я выходил, то столкнулся с девушкой в красной кофточке поверх халата, которая сказала: «Лучше бы вам не соглашаться на операцию…» И тогда я увидел, что это миссис Хаворт. Она прошла так быстро, что я не успел остановить ее. Я расспрашивал о миссис Хаворт у другой сестры. Но она ответила, что с такой фамилией у них никто не работает… Странно…
– А ты уверен, что это была она?
– О да, понимаешь, она так красива… – Он помолчал и добавил: – Конечно, я пойду на операцию, но… но если я вдруг вытяну не ту карту…
– Что за ерунда!
– Конечно, чушь. Но все же я рад, что рассказал тебе обо всей этой цыганщине… Знаешь, есть в ней еще что-то, если бы я только мог вспомнить…
Макферлейн поднимался по крутой, заросшей вереском дороге. Он повернул к воротам дома, стоявшего почти на вершине холма. Крепко стиснув зубы, он нажал на кнопку звонка.
– Миссис Хаворт дома?
– Да, сэр, я доложу.
Служанка оставила его в длинной, узкой комнате, выходящей окнами на вересковую пустошь. Макферлейн слегка нахмурился. Не свалял ли он дурака, появившись здесь?
Тут он вздрогнул. Где-то над головой запел низкий женский голос:
- Цыганка, цыганка
- Живет на болоте…
Голос оборвался. Сердце Макферлейна учащенно забилось. Дверь отворилась.
Необычная, скандинавского типа красота миссис Хаворт поразила его. Несмотря на описание Дика, он представлял ее черноволосой цыганкой… Внезапно вспомнился тот особый тон Дика, когда он сказал: «Понимаешь, она так красива…»
Идеальная, безукоризненная красота – редкость, и именно такой бесспорной красотой обладала Элистер Хаворт. Стараясь взять себя в руки, он обратился к ней:
– Боюсь, вы меня совсем не знаете. Ваш адрес я взял у Лоэсов. Я – друг Дикки Карпентера.
Минуту-другую она пристально глядела на него. Затем сказала:
– Я собиралась прогуляться вверх к болоту. Не пройдетесь со мной?
Она отворила стеклянную дверь и вышла прямо на склон холма. Он последовал за ней. Здесь, в плетеном кресле, сидел, покуривая, неуклюжего и простоватого вида человек.
– Мой муж! Морис, мы хотим прогуляться к болоту. А потом мистер Макферлейн пообедает с нами. Вы не против, мистер Макферлейн?
– Благодарю вас.
Он поднимался вслед за ее легкой фигурой по холму и думал: «О боже, ну как она могла выйти замуж за такого?» Элистер направилась к груде камней.
– Давайте присядем. И вы расскажете мне все, что хотели.
– А вы знаете о чем?
– У меня предчувствие плохого. Это ведь что-то плохое, да? Что-нибудь о Дике?
– Он перенес небольшую операцию – в целом удачную. Но, видно, у него было слабое сердце. Он умер под наркозом.
Что он ожидал увидеть на ее лице, он и сам толком не знал, но только не этот взгляд, полный отчаянной бесконечной усталости. Он услышал, как она прошептала: «Опять ждать, долго, так долго…»
Она взглянула на него:
– Да, а что вы хотели сказать?
– Только это. Кто-то предостерегал его от операции, какая-то медсестра. Он думал, то были вы. Это правда?
Она покачала головой:
– Нет, то была не я. Но у меня кузина – медсестра. При плохом освещении нас даже можно спутать. Наверное, так все и было. – Она снова взглянула на него. – Но это совсем не важно, так ведь? – Вдруг глаза ее широко раскрылись. Она глубоко вздохнула. – Ах, – сказала она, – ах как странно! Вы не понимаете…
Макферлейн был озадачен. Она продолжала глядеть на него.
– Я думала, вы поняли… Вы должны были… И выглядите так, будто тоже обладаете этим…
– Чем – этим?
– Даром, проклятием… назовите как угодно. Я верю, что вы можете тоже… Посмотрите внимательно вот на это углубление в камне. Ни о чем не думайте, просто смотрите… Ага! – Она заметила, что он чуть вздрогнул. – Ну, видели что-нибудь?
– Должно быть, воображение. На миг мне показалось, что камень наполнился кровью.
Она кивнула:
– Я знала, что вы увидите. На этом самом месте в старину солнцепоклонники приносили жертвы. И я знала об этом до того, как мне рассказали. Временами я понимаю даже, что именно они тогда ощущали, так, как будто я там была сама… И подхожу я к этому месту с таким чувством, словно возвращаюсь в свой дом… В общем-то, вполне объяснимо, что я обладаю даром. Я из семейства Фергюссон. В нашей семье есть то, что называют ясновидением. И моя мать была медиумом, пока не вышла замуж. Ее звали Кристина. Она довольно известна.
– Под словом «дар» вы понимаете способность предвидеть?
– Ну да, видеть прошлое или будущее, все равно. Например, я поняла, что вы удивлены, почему я замужем за Морисом. О да, вы удивились! Но это просто: я всегда чувствовала, что над ним тяготеет злой рок. Мне хотелось спасти его… Это чувство присуще женщинам. С моим даром я могла бы предотвратить… если кто-то вообще может… Я не сумела помочь Дикки… Но Дикки и не смог бы понять… Он испугался. Он был слишком молод.
– Двадцать два.
– А мне тридцать. Но не в этом дело. Близкие души могут быть разделены многим – всеми тремя измерениями пространства… Но быть разделенными во времени – вот самое плохое… – Она замолчала, глубоко задумавшись.
Низкий звук гонга, доносившийся из дома, позвал их. За обедом Макферлейн наблюдал за Морисом Хавортом. Несомненно, тот безумно любил свою жену. В его глазах была безоговорочная собачья преданность. Макферлейн отметил и ее нежное, почти материнское отношение к мужу. После обеда он поднялся.
– Я думаю остановиться внизу, в гостинице, на денек-другой. Вы позволите мне еще раз навестить вас? Может быть, завтра?
– Да, конечно, только…
– Что?
Она быстро провела рукой по глазам:
– Я не знаю… Мне вдруг подумалось, что мы не встретимся больше… Вот и все… Прощайте.
Он медленно спускался по дороге. Вопреки собственному разуму, он чувствовал, будто холодная рука медленно сжимает его сердце. Конечно, в ее словах не было ничего такого… но все же…
Автомобиль выскочил из-за угла неожиданно. Макферлейн успел прижаться к изгороди… и очень вовремя. Внезапная бледность покрыла его лицо.
– О господи, мои нервы ни к черту! – пробормотал Макферлейн, проснувшись на следующее утро.
Он спокойно припомнил все происшествия минувшего вечера. Автомобиль, спуск к гостинице, неожиданный туман, из-за которого он чуть не потерял дорогу, сознавая, что опасное болото совсем рядом. Потом угольное ведерко, упавшее с окна, и тяжелый запах гари ночью от тлеющего на ковре уголька. Ничего особенного! Вовсе ничего особенного, если бы не ее слова и не эта глубокая непонятная внутренняя убежденность, что она знала…
С внезапной энергией он отбросил одеяло. Прежде всего ему надо пойти и увидеть ее! И он избавится от наваждения! Избавится… если… пойдет. Господи, ну что за глупость!
Он едва притронулся к завтраку. И в десять утра уже поднимался по дороге. В десять тридцать его рука нажимала кнопку звонка. Теперь, и только теперь, он позволил себе вздохнуть с облегчением.
– Миссис Хаворт дома?
Дверь ему открыла все та же пожилая женщина. Неузнаваемым было только ее лицо, изменившееся от горя лицо.
– Ах, сэр! Ах, сэр, вы разве не слышали?!
– Не слышал чего?
– Миссис Элистер, наша козочка… Это все тоник. Каждый раз на ночь она пила его. Бедный капитан вне себя от горя, он чуть не сошел с ума. Он перепутал бутылки на полке в темноте… Они послали за доктором, но было поздно…
И Макферлейн тут же вспомнил слова: «Я всегда чувствовала, что над ним тяготеет злой рок. Мне хотелось спасти его… если кто-то вообще может…» Да, но разве можно обмануть судьбу! Странная ирония – трагедия пришла оттуда, откуда, казалось, ждали спасения…
Старая служанка продолжала:
– Моя милая козочка! Такая добрая и ласковая, и вечно она за все переживала. Не могла спокойно видеть, что кто-то страдает. – Потом помолчала и добавила: – Вы подниметесь наверх взглянуть на нее, сэр? По тому, как она говорила, я поняла, что вы давно ее знаете… Она сказала, очень давно…
Макферлейн поднялся вслед за женщиной по лестнице и прошел через гостиную, где еще вчера раздавался поющий голос, в другую комнату с цветными верхними стеклами в окнах. Красный отсвет витража падал на голову лежащей… Цыганка с красным платком на голове… «Чушь какая, опять разыгрались нервы!» Он долго смотрел на Элистер Хаворт, в последний раз.
– Сэр, вас спрашивает какая-то леди.
– Что? – Макферлейн отрешенно взглянул на хозяйку гостиницы. – О, простите, миссис Роуз, мне почудились призраки.
– Только почудились, сэр? Я знаю, на болоте с наступлением сумерек можно увидеть диковинные вещи. Там и дама в белом, и чертов кузнец, и моряк с цыганкой…
– Как вы сказали? Моряк с цыганкой?
– Так говорят, сэр. Эту историю рассказывали еще в дни моей юности. Они любили друг друга много лет назад… Но уже давненько их здесь не видели.
– Не видели? Хотелось бы знать, появятся ли они вообще когда-нибудь теперь…
– О боже, о чем вы говорите, сэр! Да, а как же с молодой леди?
– Какой молодой леди?
Читать бесплатно другие книги:
