Гончая смерти Кристи Агата
Перечитав письмо, она вложила его в конверт и написала на нем адрес. Затем позвала Элизабет и отдала ей письмо.
– Элизабет, если я умру в пятницу вечером, отдай эту записку доктору Мейнеллу. Не спорь со мной, – сказала она, увидев, что Элизабет собирается ей возражать. – Ты часто говорила, что веришь в предчувствия. Сейчас у меня тоже предчувствие… Теперь вот что: я оставила тебе по завещанию пятьдесят фунтов. Мне хочется, чтобы ты получила сто фунтов. Если я перед смертью не буду в состоянии пойти сама в банк, об этом позаботится господин Чарлз.
Как и прежде, госпожа Хартер оборвала слезливые возражения своей служанки. Стремясь довести до конца выполнение своего желания, она на другое же утро поговорила с племянником.
– Запомни, Чарлз, если со мной что-нибудь случится, Элизабет должна получить еще пятьдесят фунтов.
– Вы что-то очень мрачны в последние дни, тетя Мэри, – веселым тоном сказал Чарлз. – Что может случиться с вами? По словам доктора Мейнелла, через двадцать пять лет с лишним мы будем праздновать ваше столетие!
Госпожа Хартер нежно улыбнулась племяннику, но ничего не ответила. После минутной паузы она спросила:
– Что ты собираешься делать в пятницу вечером, Чарлз?
Чарлз немного удивился:
– Я приглашен на бридж к Юингам в пятницу, но если вы хотите, чтобы я остался дома…
– Нет, – решительно ответила госпожа Хартер. – Ни в коем случае, Чарлз. Именно в этот вечер я хотела бы остаться одна.
Чарлз с любопытством посмотрел на нее, но госпожа Хартер не нашла нужным давать дополнительные объяснения. Она была женщиной мужественной и чувствовала, что должна одна, без посторонней помощи, справиться с предстоящим испытанием.
В пятницу вечером в доме было необычайно тихо. Госпожа Хартер, как всегда, сидела у камина в кресле. Все ее приготовления были закончены. Утром она пошла в банк, взяла пятьдесят фунтов и вручила их Элизабет, разобрала все свои личные вещи и составила список распоряжений для Чарлза.
Взяв в руки большой конверт, она вынула из него документ – завещание, посланное ей господином Хопкинсом по ее просьбе. Она уже раньше внимательно прочла его, а сейчас еще раз просмотрела, чтобы освежить в памяти. Это был краткий, четкий документ: в благодарность за верную службу она завещала пятьдесят фунтов Элизабет Маршалл, пятьсот фунтов сестре и столько же кузине, все остальное – ее любимому племяннику Чарлзу Риджуэю. Несколько раз во время чтения госпожа Хартер одобрительно кивнула. Чарлз будет очень богатым человеком после ее смерти! Ну что ж! Он заслужил это! Всегда относился к ней с любовью и добротой. Всегда был весел и старался угодить ей.
Госпожа Хартер посмотрела на часы. Три минуты до половины десятого. Нервы ее были напряжены до предела.
Половина десятого. Приемник включен. Что она услышит? Знакомый голос, объявляющий прогноз погоды, или голос мужа, умершего двадцать пять лет назад?
Но вместо этого она услышала возню у входной двери… Затем по комнате пронеслась струя холодного ветра. Госпожу Хартер охватил панический страх. В мозгу возникла мысль:
«Двадцать пять лет – очень большой срок. Патрик стал теперь чужим мне…»
Ее охватил ужас!
За дверью послышались мягкие шаги – мягкие нерешительные шаги… Затем дверь бесшумно распахнулась. Пошатываясь, госпожа Хартер поднялась с кресла. Она уставилась на открытую дверь. Листок бумаги выскользнул из ее рук и упал в камин. Из горла вырвался придушенный крик и тут же замер. В тусклом свете дверного проема стояла знакомая фигура с каштановой бородой и усами, в старомодном пиджаке времен королевы Виктории.
Патрик пришел за нею!
Сердце ее, объятое ужасом, сделало отчаянный рывок и остановилось. Госпожа Хартер упала на пол.
Часом позже ее нашла Элизабет.
Немедленно послали за доктором Мейнеллом. Чарлза Риджуэя поспешно вызвали из дома, где он играл в бридж. Но ни один человек уже не в силах был помочь госпоже Хартер.
Лишь два дня спустя Элизабет вспомнила о записке, которую получила от своей хозяйки. Доктор Мейнелл прочел ее с большим интересом и показал Чарлзу.
– Совершенно очевидно, что ваша тетушка страдала галлюцинациями. Ей мерещился голос ее покойного мужа. Она довела себя до такой степени возбуждения, что умерла от шока.
Чарлз понимающе кивнул.
Накануне ночью, когда все спали, он уничтожил провод, тянувшийся от задней стенки приемника к его спальне, расположенной этажом выше. Кроме того, так как вечер был довольно прохладный, он попросил Элизабет затопить камин в его комнате и сжег в нем каштановую бороду и усы. А одежду времен королевы Виктории, принадлежавшую его покойному дяде, положил обратно в пропахший нафталином сундук на чердаке.
Он считал себя вне подозрений.
Чарлз – нежный и внимательный молодой человек, любимец старых дам – улыбнулся про себя.
После ухода доктора Чарлз приступил к исполнению своих обязанностей. Следовало урегулировать некоторые обстоятельства, связанные с похоронами. Для родственников, приезжающих издалека, надо было выбрать подходящие поезда. Кое-кто из них останется ночевать. Чарлз занимался всем этим под аккомпанемент своих мыслей. Никто не знал, в каком бедственном положении он находился. Его деятельность, тщательно скрытая от всего света, завела его так далеко, что перед ним уже маячила тень тюрьмы. Если ему не удастся в сравнительно короткий срок достать довольно внушительную сумму денег, он очутится перед перспективой разоблачения и разорения.
Теперь все в порядке! Благодаря удачной шутке – да, это можно назвать шуткой – он спасен. Теперь он богат.
Как бы отвечая на эти мысли, в комнату заглянула Элизабет и сообщила, что пришел господин Хопкинс и хочет его видеть.
«Вовремя», – подумал Чарлз. Подавив желание засвистеть, он состроил подходящую к случаю серьезную мину и вошел в кабинет. Там его ждал аккуратный старый джентльмен, бывший более четверти века поверенным в делах покойной госпожи Хартер.
По приглашению Чарлза адвокат уселся в кресло и, откашлявшись, приступил к деловому разговору:
– Я не совсем понял ваше письмо, господин Риджуэй. Вы, очевидно, полагаете, что завещание покойной госпожи Хартер находится у нас на хранении.
Чарлз уставился на него в недоумении:
– Но… моя тетя говорила об этом…
– О, конечно. Оно было у нас на хранении.
– Было?
– Именно так. В прошлый вторник госпожа Хартер попросила нас прислать ей завещание.
Тревога охватила Чарлза.
– Оно, конечно, будет обнаружено среди ее бумаг, – продолжал поверенный спокойным тоном.
Чарлз ничего не ответил. Он уже просмотрел бумаги, и у него не оставалось никаких сомнений, что завещания среди них не было. Через минуту, однако, он взял себя в руки и сообщил об этом поверенному. Голос его звучал неестественно, и у него было такое ощущение, будто по его спине тонкой струйкой катится холодная вода.
– Кто-нибудь осматривал личные вещи покойной?
Чарлз ответил, что это сделала Элизабет. Позвали Элизабет. Да, она осмотрела всю одежду и все личные вещи покойной и абсолютно уверена, что среди них не было никаких официальных документов, похожих на завещание. Она знает, как выглядит завещание, – ее бедная хозяйка держала его в руках в день смерти.
– Вы уверены в этом? – резко спросил поверенный.
– Да, сэр. Она сама сказала мне. И заставила меня взять пятьдесят фунтов. Завещание было в большом голубом конверте.
– Совершенно верно, – подтвердил Хопкинс.
– Сейчас я вспоминаю, – продолжала Элизабет, – что на следующее утро видела этот конверт, но пустой. Я положила его на письменный стол.
– Я тоже видел его там, – сказал Чарлз.
Он встал и подошел к письменному столу. Через минуту вернулся с конвертом в руках и подал его господину Хопкинсу. Последний осмотрел его и кивнул:
– Это тот конверт, в котором в прошлый вторник я отправил завещание.
– Могу я еще чем-нибудь быть вам полезной? – с уважением спросила Элизабет.
– Сейчас нет. Благодарю вас.
Элизабет пошла к двери.
– Минуточку, – остановил ее поверенный. – Горел ли в тот вечер огонь в камине?
– Да, сэр. В нем постоянно горел огонь.
– Благодарю вас. Этого достаточно.
Элизабет вышла из комнаты.
Чарлз подался вперед, положив дрожащую руку на стол:
– Что вы предполагаете?
Господин Хопкинс покачал головой:
– Мы все же должны надеяться, что завещание будет обнаружено, если оно не…
– А что, если оно не будет обнаружено?
– Боюсь, что в данном случае напрашивается лишь один вывод: ваша тетушка послала за завещанием, чтобы уничтожить его. Не желая, чтобы Элизабет пострадала от этого, она выдала завещанную ей сумму наличными.
– Но почему? – в неистовстве воскликнул Чарлз. – Почему она это сделала?
Господин Хопкинс кашлянул:
– У вас не было каких-либо… недоразумений с вашей тетушкой, господин Риджуэй?
Чарлз открыл рот от изумления:
– О! Мы были в самых лучших, самых нежных отношениях – до последнего дня!
– А!.. – произнес господин Хопкинс, не глядя на него. Внезапно Чарлзу стало ясно, что адвокат не верит ему.
Какая ирония судьбы: когда он лгал – ему верили, теперь, когда он говорит правду, – ему не верят!
Его тетя не хотела уничтожить завещание, он не сомневался в этом! Внезапно его мысль как бы наткнулась на какое-то препятствие – в памяти возникла картина: старая женщина одной рукой держится за сердце… Из другой руки выскальзывает лист бумаги… и падает на раскаленные угли…
Лицо Чарлза стало мертвенно-бледным. Он услышал хриплый голос – свой собственный голос:
– А что, если это завещание не будет обнаружено?
– Существует прежнее завещание, датированное сентябрем 1920 года. По тому завещанию госпожа Хартер оставляет все свое имущество племяннице, Мириам Хартер, ныне Мириам Робинзон.
Вдруг резко зазвонил телефон. Чарлз снял трубку и услышал голос доктора – сердечный и добродушный:
– Это вы, Риджуэй? Я полагал, что вам будет интересно узнать результаты вскрытия. Причина смерти, как я уже говорил вам, – шок. Но болезнь сердца оказалась намного серьезнее, чем я предполагал. При всех предосторожностях она все равно не протянула бы больше двух месяцев. Я считаю, что это известие несколько утешит вас.
Свидетель обвинения
Невысокого роста, худощавый, элегантно, почти щегольски одетый – так выглядел мистер Мейхерн, поверенный по судебным делам. Он пользовался репутацией превосходного адвоката. Взгляд серых проницательных глаз, видевших, казалось, все и вся, ясно давал собеседнику понять, что тот имеет дело с весьма неглупым человеком. С клиентами адвокат разговаривал несколько суховато, однако в тоне его никогда не было недоброжелательности.
Нынешний подопечный Мейхерна обвинялся в преднамеренном убийстве.
– Моя обязанность еще раз напомнить вам, что положение ваше крайне серьезное и помочь себе вы можете лишь в том случае, если будете предельно откровенны.
Леонард Воул, молодой человек лет тридцати трех, к которому были обращены эти слова, сидел безучастный ко всему происходящему, уставившись невидящими глазами прямо перед собой, и прошло некоторое время, прежде чем он медленно перевел взгляд на мистера Мейхерна.
– Я знаю, – заговорил он глухим прерывающимся голосом. – Вы уже предупреждали меня. Но… никак не могу поверить, что обвиняюсь в убийстве. К тому же таком жестоком и подлом.
Мистер Мейхерн привык верить фактам, ему чужды были эмоции. Он снял пенсне, не спеша протер сначала одно, потом другое стеклышко.
– Ну что ж, мистер Воул, нам придется потрудиться, чтобы выпутать вас из этой истории. Думаю, все обойдется. Но я должен знать, насколько сильны улики против вас и какой способ защиты будет самым надежным.
Дело никак нельзя было назвать запутанным, и вина подозреваемого казалась настолько очевидной, что ни у кого не должна была бы вызвать сомнения. Ни у кого. Но как раз сейчас появилось сомнение у самого мистера Мейхерна.
– Вы думаете, что я виновен, – продолжал Леонард Воул. – Но, клянусь богом, это не так. Конечно, все против меня. Я словно сетью опутан, как ни повернись – не выбраться. Только я не убивал! Слышите – не убивал!
Вряд ли кто-нибудь в подобной ситуации не стал бы отрицать свою вину. Кому-кому, а мистеру Мейхерну это было хорошо известно. Но, боясь признаться самому себе, он уже не был уверен. В конце концов могло оказаться, что Воул действительно не убивал.
– Да, мистер Воул, против вас все улики. Тем не менее я вам верю. Но вернемся к фактам. Расскажите, как вы познакомились с мисс Эмили Френч.
– Это было на Оксфорд-стрит. Какая-то старая дама переходила улицу. Она несла множество свертков и как раз на середине дороги уронила их. Стала было собирать, едва не угодила под автобус и кое-как добралась до тротуара. Я подобрал свертки, как мог очистил от грязи. На одном из пакетов завязал лопнувшую тесьму и вернул растерявшейся женщине ее добро.
– Не было ли речи о том, что вы спасли ей жизнь?
– Конечно же нет, что вы! Обычное дело. Услуга из вежливости, не больше. Правда, она очень тепло поблагодарила, даже, кажется, похвально отозвалась о моих манерах, которые якобы такая редкость у современной молодежи. Что-то в этом роде, не помню точно. Потом я отправился своей дорогой. Мне и в голову не приходило, что мы с нею когда-нибудь увидимся. Но жизнь преподносит нам столько сюрпризов!.. В тот же день я встретил ее на ужине у одного моего приятеля. Она сразу вспомнила меня и попросила, чтобы я был ей представлен. Тогда-то я и узнал, что зовут ее Эмили Френч и что живет она в Криклвуде. Мы немного поговорили. Она, думаю, была из тех, кто быстро проникается симпатией к совершенно незнакомым людям. Ну вот, а потом она сказала, что я непременно должен навестить ее. Я, разумеется, ответил, что с удовольствием зайду как-нибудь, но она заставила назначить день. Мне не очень-то этого хотелось, но отказаться было неудобно, да и невежливо. Мы договорились на субботу, и вскоре она ушла. Приятели рассказывали о ней как о богатой и чрезвычайно эксцентричной особе. От них же я узнал, что живет она в большом доме, что у нее одна служанка и целых восемь кошек.
– А что, – спросил мистер Мейхерн, – о том, что она хорошо обеспечена, вам действительно стало известно лишь после ее ухода?
– Если вы думаете, что я специально выспрашивал… – горячо начал оправдываться Воул, но мистер Мейхерн не дал ему договорить:
– Я ничего не думаю. Я лишь пытаюсь представить, какие вопросы могут возникнуть у обвинения. Мисс Френч жила скромно, если не сказать – скудно, и сторонний наблюдатель никогда бы не предположил в ней состоятельную даму. А вы не помните, кто именно сказал вам, что у нее есть деньги?
– Мой приятель, Джордж Гарви.
– Он может это подтвердить?
– Не знаю. Прошло столько времени.
– Вот видите, мистер Воул. А ведь первой задачей обвинения будет доказать, что вы испытывали денежные затруднения, узнали о богатстве этой дамы и стали добиваться знакомства с нею.
– Но это не так!
– Очень многое зависит от памяти вашего приятеля. Помнит ли он о разговоре?
Леонард Воул некоторое время молчал, потом, покачав головой, сказал тихо, но твердо:
– Не думаю, мистер Мейхерн. К тому же нас слышали несколько человек, и кто-то еще пошутил, что я пытаюсь завоевать сердце богатой старушки.
– Жаль, очень жаль. – Адвокат не скрывал своего разочарования. – Но мне нравится ваша откровенность, мистер Воул. Итак, вы познакомились с мисс Френч. Знакомство не ограничилось одним визитом. Вы продолжали бывать в Криклвуде. Каковы причины? Почему вдруг вы, молодой симпатичный человек, заядлый спортсмен, имея столько друзей, уделяли так много внимания старой даме, с которой у вас вряд ли могло быть что-то общее?
Леонард Воул долго не мог найти нужных слов.
– А я, честно говоря, и сам толком не знаю. Когда я пришел туда в первый раз, она жаловалась на одиночество, просила не забывать ее и так явно выражала свою приязнь ко мне, что я, хотя и чувствовал себя неловко, вынужден был пообещать, что приду еще. Да и приятно было сознавать, что я кому-то нужен, что обо мне заботятся и относятся как к сыну.
Мистер Мейхерн в который раз принялся протирать стекла пенсне, что служило признаком глубокого раздумья.
– Я принимаю ваше объяснение, – проговорил он наконец. – Думаю, психологически это обоснованно. Впрочем, у обвинения может быть иное мнение. Пожалуйста, продолжайте. Когда впервые мисс Френч попросила вас помочь ей вести дела?
– Конечно, не в первый мой приход. При этом она сказала, что мало смыслит в составлении бумаг, беспокоилась о некоторых своих капиталовложениях.
Мистер Мейхерн бросил на Воула быстрый, цепкий взгляд:
– Служанка мисс Френч, Джанет Маккензи, утверждает, что хозяйка ее была женщиной очень разумной, прекрасно знала, как ведутся дела, и сама справлялась с ними. То же говорят и ее банкиры.
– Мне она говорила совсем другое.
Мистер Мейхерн снова взглянул на Воула. Сейчас он больше, чем прежде, верил ему. Он ясно представлял себе эту мисс Френч, чье сердце покорил интересный молодой человек; догадывался, каких усилий стоило ей найти причину, которая заставила бы его бывать в ее доме. Очень возможно, что она разыгрывала полнейшую неосведомленность в денежных делах, просила его помочь – чем не повод? И она наверняка отдавала себе отчет в том, что, подчеркивая таким образом его незаменимость, лишний раз – а для мужчины совсем не лишний – польстит ему. Она была еще достаточно женщиной, чтобы сообразить это. Вероятно, ей также хотелось, чтобы Леонард понял, как она богата. Ведь Эмили Френч, будучи особой с решительным характером и деловым подходом к любым вопросам, всегда платила за все настоящую цену.
Вот о чем успел подумать мистер Мейхерн, глядя на Воула, но ничто не отразилось на его бесстрастном лице.
– Значит, вы вели дела мисс Френч по ее личной просьбе?
– Да.
– Мистер Воул, – адвокат заговорил, голосом выделяя каждое свое слово, – теперь я задам очень серьезный вопрос, и мне необходимо получить абсолютно правдивый ответ. В финансовом отношении ваши дела обстояли неважно: вы, как говорится, были на мели. В то же время именно вы распоряжались всеми бумагами старой дамы, которая, по ее собственным словам, ничего в делах не смыслила. Хоть раз, каким угодно образом, вы использовали в корыстных целях ценные бумаги, находившиеся в ваших руках? Подумайте, прежде чем дадите ответ.
Но Леонард Воул не захотел думать ни минуты:
– Меня не в чем упрекнуть. Все было честно; более того, я всегда старался действовать в интересах мисс Френч.
– Я вижу, вы слишком умны, чтобы лгать в столь серьезном деле.
– Ну, разумеется! – воскликнул Воул. – У меня не было причин убивать ее! Даже если допустить, что я намеренно не прерывал знакомства, рассчитывая получить деньги, то смерть ее значила бы крушение всех моих надежд.
Адвокат вновь принялся протирать пенсне.
– Разве вам не известно, мистер Воул, что в оставленном завещании мисс Френч назначает вас единственным своим наследником?
– Что?!
Воул вскочил со стула и уставился на мистера Мейхерна в непритворном изумлении.
Мистер Мейхерн не счел нужным повторять свои слова и лишь кивнул в ответ.
– Вы хотите сказать, что ничего не знали о завещании?
– Говорю вам – нет. Это совершенная неожиданность для меня.
– А если я сообщу вам, что служанка мисс Френч утверждает обратное? Она также заявила, что хозяйка сама намекнула ей, что советовалась с вами по поводу своего намерения.
– Джанет лжет! Она подозрительная и к тому же чертовски ревнивая старуха. При мисс Френч она была чем-то вроде домашнего тирана. Меня она не очень-то жаловала.
– Вы думаете, она способна оклеветать вас?
– Да нет, зачем ей? – Воул выглядел искренне озадаченным.
– Этого я не знаю, – сказал мистер Мейхерн. – Но уж больно она на вас зла.
– Ужасно! Будут говорить, что я добился расположения мисс Френч и вынудил ее написать завещание в мою пользу, выбрал время, когда она была одна, и… А утром ее нашли мертвой. О боже, как это ужасно!
– Вы ошибаетесь, Воул, думая, что в доме никого не было, кроме убитой, – прервал его адвокат. – Джанет, как вы помните, ушла в тот вечер раньше обычного: у нее был выходной. Однако в половине десятого ей пришлось вернуться. Джанет вошла в дом с черного хода, поднялась наверх и услышала в гостиной голоса. Один из них принадлежал ее хозяйке, другой – какому-то мужчине.
– Но в половине десятого я… – От былого отчаяния Воула не осталось и следа. – В половине десятого!.. Так я спасен!!!
– Спасены? Что вы имеете в виду? – не понял мистер Мейхерн.
– В это время я был дома. Жена может подтвердить. Примерно без пяти девять я простился с мисс Френч, а уже двадцать минут десятого сел ужинать. Слава богу!
– Так кто же, по-вашему, убил мисс Френч?
– Вор-взломщик, разумеется. Если бы не дурацкая подозрительность Джанет да не ее неприязнь ко мне, полиция не тратила бы на меня время, не шла бы по ложному следу.
– Едва ли это так, – сказал адвокат. – Подумайте сами, мистер Воул. Вы говорите, что в половине десятого были дома, а служанка ясно слышала мужской голос. Вряд ли бы стала мисс Френч разговаривать с грабителем.
– Да, но… – Не найдя что возразить, Воул растерялся. Вскоре, однако, он сумел преодолеть свою слабость. – В любом случае я здесь ни при чем. У меня алиби. Вам непременно нужно увидеться с Ромейн. Она подтвердит мои слова.
– Обязательно, – согласился мистер Мейхерн. – Я хотел сразу же встретиться с вашей женой, но она куда-то уехала из Лондона. Насколько мне известно, миссис Воул возвращается сегодня, и я намерен отправиться к ней, как только мы закончим нашу беседу.
Воул удовлетворенно кивнул; видно было, что теперь он совершенно успокоился.
– Простите мой вопрос, мистер Воул. Вы очень любите жену?
– Конечно.
– А она вас?
– О, Ромейн очень предана мне. Ради меня она готова на все.
Чем больше воодушевлялся Воул, рассказывая о жене, тем неспокойнее становилось на душе у мистера Мейхерна. Можно ли вполне доверять показаниям бесконечно любящей женщины?…
– Кто-нибудь видел, как вы возвращались домой двадцать минут десятого? Служанка, может быть?
– У нас приходящая служанка, в семь часов она уже кончает работу.
– Не встретили ли вы кого-нибудь на улице?
– Из знакомых никого. Правда, часть пути я проехал на автобусе. Возможно, кондуктор вспомнит меня.
Мистер Мейхерн с сомнением покачал головой:
– Есть ли кто-нибудь, кто мог бы подтвердить свидетельство вашей жены?
– Нет. Но ведь это и не нужно, не так ли?
– Надеюсь, что в этом не будет необходимости.
Мистер Мейхерн поднялся, протянул Воулу руку:
– Несмотря ни на что, я верю в вашу невиновность и надеюсь, нам удастся доказать ее.
Леонард улыбнулся открытой улыбкой:
– Я тоже на это надеюсь. Ведь у меня верное алиби.
Мистер Мейхерн ничего не ответил и вышел из комнаты…
Воулы жили в маленьком неказистом домике недалеко от Пэддингтон-Грин. Туда и направился мистер Мейхерн.
Дверь ему открыла немолодая, грузная женщина, скорее всего, та самая приходящая служанка, о которой говорил Воул.
– Миссис Воул вернулась?
– Да, час назад. Но не знаю, сможет ли она вас принять.
– Думаю, сможет, если вы покажете ей вот это. – И мистер Мейхерн достал свою визитную карточку.
Женщина недоверчиво посмотрела на него, вытерла руки о передник и осторожно взяла карточку. Потом закрыла дверь перед самым носом адвоката и оставила его стоять на улице. Через несколько минут она вернулась; что-то едва заметно переменилось в ее отношении к мистеру Мейхерну.
– Входите, пожалуйста.
Вслед за женщиной адвокат прошел в небольшую уютную столовую. Ему навстречу шагнула высокая, стройная брюнетка.
– Мистер Мейхерн? Вы, кажется, занимаетесь делом моего мужа. Вы пришли от него? Прошу вас садиться.
Когда она заговорила, легкий акцент сразу выдал в ней иностранку. Приглядевшись повнимательнее, мистер Мейхерн отметил чуть широковатые скулы, пожалуй, излишнюю бледность, замечательные глаза, характерные движения рук. Во всем ее облике угадывалось что-то чужое, неанглийское.
– Дорогая миссис Воул, вы не должны предаваться отчаянию, – начал адвокат и осекся: было совершенно очевидно, что миссис Воул и не собиралась отчаиваться. Напротив, она держалась на удивление спокойно.
«Странная женщина. Такая невозмутимая, что начинаешь нервничать», – подумалось мистеру Мейхерну. С самой первой минуты встречи с этой женщиной он чувствовал себя неуверенно. Перед ним была загадка, которую ему, как он смутно сознавал, не под силу разгадать.
Мистер Мейхерн передал содержание разговора с Воулом. Она слушала очень внимательно, время от времени кивая.
– Значит, – сказала она, когда адвокат кончил свой рассказ, – он хочет, чтобы я подтвердила, что он пришел домой двадцать минут десятого?
– Но ведь он и пришел в это время!
– Не в этом дело. Я хочу знать, поверят ли моим словам? Кто-нибудь может их подтвердить?
Мистер Мейхерн растерялся. Настолько быстро ухватить самую суть! Нет, все-таки было в ней нечто, от чего он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Никто, – дал он неутешительный ответ.
Минуту или две Ромейн сидела молча, и с губ ее не сходила странная улыбка. Чему только могла она улыбаться? Чувство тревоги, не покидавшее мистера Мейхерна, усилилось.
– Миссис Воул, я знаю, как вы преданы своему мужу…
– Простите, как вы сказали?
Вопрос этот совсем озадачил беднягу адвоката, и уже с меньшей уверенностью он повторил:
– Вы так преданы своему мужу…
– Это он вам сказал? Ах, до чего же тупы бывают мужчины! – с досадой воскликнула она, резко поднимаясь со стула.
Гроза, которую предчувствовал мистер Мейхерн, разразилась.
– Ненавижу его! Слышите, вы?! Ненавижу! Хотела бы я посмотреть, как его повесят!
Мистер Мейхерн не мог выговорить ни слова. Она приблизилась к нему; голос, взгляд, вся поза ее дышали гневом.
– Что, если я скажу, что в тот вечер он вернулся не двадцать минут десятого, а двадцать минут одиннадцатого? Что он знал о завещании, потому и решил убить? И сам – сам! – признался мне во всем?! Что, если я все это скажу на суде?
Глаза ее, казалось, насквозь прожигали мистера Мейхерна. Адвокат с большим трудом справился с волнением и ответил как мог твердо:
– Вы не можете быть привлечены к даче показаний против мужа. Таков закон.
– Он мне не муж!
В первую минуту Мейхерн подумал, что ослышался.
– Не муж! – повторила она, и наступила долгая пауза… – Я была актрисой в Вене. Была замужем, и муж мой жив, но он… в сумасшедшем доме. Как видите, наш брак с Воулом не может быть признан действительным. И теперь я рада этому! – Она с вызовом посмотрела в глаза мистеру Мейхерну.
– Мне бы хотелось услышать от вас только одно. – Мистер Мейхерн вновь был адвокатом Мейхерном, человеком, чуждым эмоций. – Почему вы так настроены против… э… мистера Воула?
– Я не хочу говорить. Пусть это будет моей тайной.
Мистер Мейхерн откашлялся:
– Нет надобности продолжать этот разговор. Я дам вам знать, когда переговорю со своим клиентом.
Читать бесплатно другие книги:
