Забытый человек Бобылёва Дарья

Четвероногий друг

Продавцу-консультанту Денису наконец удалось снискать расположение Настеньки, самой шикарной девушки во всем магазине. Настенька была директорской секретаршей, целыми днями нежно чирикала по телефону или цокотала розовыми ноготками по клавиатуре. Она ловко бегала на невероятных каблуках, была прожарена в солярии, пахла, как косметичка, всегда путала документы и красиво закатывала при этом глазки. В общем, Настенька была действительно шикарная.

Денису было позволено после работы сопроводить Настеньку на вечерний шопинг, а затем они зашли перекусить в удачно подвернувшийся по дороге ресторанчик – итальянской, разумеется, кухни. Настенька, скептически изучив меню, пригвоздила розовым ногтем название самого изысканного и дорогого блюда. Хотя, по ее мнению, приличную итальянскую еду можно было попробовать только в Италии. Как-то вместе с тургруппой Настенька провела целый день в Риме.

В ожидании еды они заказали напитки: пиво для окрыленного надеждами Дениса и мохито для Настеньки. Но бестолковая официантка, наверняка из приезжих, все перепутала и убежала прежде, чем возмущенная предложенным ей пивом Настенька успела сформулировать свои претензии. Денис улыбнулся, постаравшись вложить в эту улыбку всю свою опытность. Судьба в лице официантки предоставляла ему дивную возможность вторгнуться в Настенькино личное пространство, а при наилучшем раскладе – даже дотронуться до ее мягких на вид пальчиков. Быстро отодвинув плебейское пиво, Денис ловко подхватил тонкий бокал с коктейлем, улыбнулся еще опытнее и вальяжнее и слегка подался вперед, готовясь поставить напиток перед Настенькой…

Верхняя часть бокала разлетелась на мелкие кусочки, точно в нее попал затаившийся на соседней крыше снайпер. Нижняя при этом осталась в руке Дениса, ощетинившись стеклянной «розочкой». Мохито выплеснулся Настеньке прямо в лицо, а мелкие острые осколки поранили ей щеки, подбородок и шею. Один узкий кусочек стекла глубоко вонзился в лоснящуюся от помады нижнюю губу.

Продавец-консультант Денис совершенно не понимал, что произошло, но с горечью осознавал, что с мокрой, окровавленной и оглушительно визжащей Настенькой у него ничего теперь не выйдет. Вокруг нее уже суетились официантки, откуда-то вынырнула толстая дама-администратор в строгом пиджаке, на столе появились вата и остро пахнущая больницей марля, а Денис все сидел, отряхивал мокрую руку и с тоской думал о том, что после полуторагодичного воздержания (вспышки самоудовлетворения не в счет) его устроила бы даже такая дура, как эта картавая Настенька.

Но досада было не настолько сильной, чтобы лишить Дениса здорового крепкого сна. Замотавшись в шерстяное одеяло и выставив наружу длинные волосатые ноги, продавец-консультант проспал ровно до 4.19 утра. В этот серый предрассветный час он был разбужен грохотом, донесшимся с маленькой кухоньки его однокомнатной квартиры. Денис поворочался, помычал и начал вновь проваливаться в сон, но тут уже в комнате раздался какой-то шум. Разлепив глаза, Денис обнаружил, что со стены упал большой календарь с модными суперкарами. Его можно было повесить обратно и попозже. С удовольствием зевнув, продавец-консультант заснул еще на полтора часа.

А вот наступившее вскоре утро никакого удовольствия уже не принесло. Сонный, с полузакрытыми глазами Денис привычно пошлепал босиком на кухню и сначала почувствовал голыми ступнями, а потом и увидел, что весь линолеум усыпан осколками посуды. Кухонные шкафы были распахнуты. Каким-то необъяснимым образом ночью из них вылетели чашки, тарелки, ложки, вилки, сковорода и салатница, которая теперь валялась поверх всего остального, расколотая на четыре ровных куска.

Продавец-консультант до самого ухода на работу пребывал в недоумении, граничащем с трансом. Логического объяснения восстанию посуды он не находил. Пить кофе оказалось не из чего. Но начальство у Дениса было жестокосердное, а телевизоры сами продаваться не умели. Пришлось ехать в магазин.

Коллеги, узнав о происшествии, провели мозговой штурм и предположили, что виной всему – некий подземный толчок, произошедший прямо под домом Дениса. Или внезапно образовавшаяся под фундаментом пустота, в которую дом немножко провалился. Кто-то даже советовал позвонить в МЧС. Денису не верилось, что подземный толчок может выборочно распахнуть только кухонные шкафы и швырнуть посуду так далеко, а напоследок уронить календарь. Но это было хоть какое-то объяснение.

А Настенька, явившаяся с кокетливыми квадратиками пластыря на шее и на лице, Дениса вообще проигнорировала, как будто вчера ничего и не было. Да и у него, надо сказать, тот случай из головы уже вылетел.

Стоя в пробке по пути домой, Денис совсем повеселел – то, что именно с ним произошло что-то необычное, ставшее предметом общего интереса и обсуждения, ему немного льстило. Он купил пива и новые чашки, весь вечер смотрел комедийные шоу, досмеялся до икоты и спать лег в приподнятом настроении.

В середине ночи он проснулся от того, что что-то мягкое ощутимо мазнуло его по лицу.

Денис машинально протянул во тьму руку, и она уткнулась в густой, плотный и теплый мех. Окончательно проснувшись и вспомнив, что домашних животных у него нет, продавец-консультант с воплем метнулся к выключателю. Свет озарил смятую постель, стул с одеждой, пустые бутылки на полу… В комнате, если не считать голого перепуганного Дениса, никого не было.

Денис закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и стер пот со лба. Это, пожалуй, был самый реалистичный ночной кошмар в его жизни. Он еще раз провел рукой по лбу – к коже как будто прилипло что-то невесомое и щекочущее. Потом посмотрел на ладонь и вздрогнул – на ней лежал довольно длинный толстый черный волос. Ни брюнетки, ни блондинки квартиру продавца-консультанта не посещали, а скромная шевелюра самого Дениса была русого оттенка.

Рассмотреть волос толком не вышло – Денис от волнения задышал часто и шумно, и поток воздуха сдул волос на пол. А там, сколько Денис ни ползал по паркету, его обнаружить уже не удалось.

Может, его и не было.

Денис долго еще сидел на кровати при включенном свете, прислушиваясь к каждому ночному шороху. То что-то щелкало в компьютерном столе, то журчало в трубах, то еле слышно поскрипывали половицы, то сосед сверху, глухо топая, шел в туалет.

С утра, еле продрав глаза, продавец-консультант очень корил себя за ночное бдение и излишнюю мнительность. Во-первых, рассуждал он, всякое может присниться. Во-вторых, ночью всегда страшнее. В-третьих – волос мог взяться откуда угодно. Или вовсе померещиться.

Так как Денис весь день то размышлял обо всем этом, то задремывал, он продал всего один телевизор. Но в принципе при свете дня все случившееся выглядело прозаическим и даже забавным. Просто слишком много всего совпало, а сам Денис, кстати, два года как не был в отпуске. Он считал, что с кредитами связываться очень невыгодно, и вечно копил на что-нибудь более дорогое, чем мог себе позволить.

Предаваясь успокоительным раздумьям, продавец-консультант поднялся по лестнице в свою квартиру – лифт был занят. Подойдя к входной двери, Денис прислушался и тут же упрекнул себя за трусость. За дверью было тихо, только где-то у соседей играл задушевный блатняк. Денис достал ключи. За дверью по-прежнему царила уютная, домашняя тишина. Замок щелкнул, Денис вошел в прихожую и с облегчением бросил на паркет сумку.

Раздался глухой удар, такой сильный, что вздрогнул пол. Зазвенело стекло. На какую-то долю секунды продавец-консультант поверил, что грохот произвела его сумка, а потом побежал на кухню.

Умиротворяющие объяснения мгновенно выветрились из его головы. На полу, значительно дальше от того места, где он находился изначально, лежал… холодильник. Грязно-белый корпус в нескольких местах украшали глубокие длинные царапины, будто голодный лев пытался добраться до еды. Помятая дверца была открыта, и на линолеум вывалились многочисленные полуфабрикаты, пакет с молоком, огрызок колбасы… Темно-красным пятном растекалось варенье из треснувшей банки.

Кухонная люстра была свернута набок и разбита. И на потолке тоже темнели царапины – широкие, четкие, настоящие борозды…

Денис покинул квартиру со спринтерской скоростью и уже с улицы позвонил своему единственному другу Мишане. Они периодически дружили еще со школы, то теряясь, то вновь находя контакты – когда кому-то что-то было нужно. Обоим казалось, что со школьных времен они практически не изменились и остались такими же забавными, беззаботными мальчишками, хотя и слегка полысевшими.

К чести Мишани, он оказался из тех друзей, которые познаются в беде. И приехал уже через час, так что Денис даже не успел замерзнуть, дожидаясь его на лавочке у подъезда. С собой Мишаня привез все необходимое – травматический пистолет, бутылку виски и маленький фотоаппарат. Мишаня втайне и давно хотел славы и надеялся в случае, если дома у Дениса поселился настоящий полтергейст, подробно задокументировать его на фото и видео.

Квартира встретила их все той же подозрительной тишиной. Варенье растеклось вокруг холодильника, как кровавое пятно вокруг убитого. Лампочка в разбитой люстре, как выяснилось, перегорела. Где-то продолжал завывать блатняк.

Бледный и молчаливый Денис пил виски из бутылки и настороженно озирался по сторонам. Мишаня фотографировал место происшествия и вспоминал известные ему истории про полтергейст, привидений и проклятия. Обо всем этом он рассказывал так, будто история произошла с кем-то из его родных или знакомых и никаких сомнений в ее реальности даже быть не может. Кроме того, Мишаня явно был уверен в том, что любое привидение можно утихомирить, поговорив с ним «по-нормальному».

Вместе они собрали продукты с пола и водрузили холодильник на место. Дверца у него все равно не закрывалась. Мишаня, слегка огорченный тем, что под прицелом его фотоаппарата ничего не падало и не разбивалось, подбадривал Дениса и советовал налегать на виски. Потом предложил разместить эту историю и фотографии на форумах, чтобы кто-нибудь посоветовал хорошего специалиста. Денис уныло кивнул, а Мишаня навел на него объектив и сфотографировал «для комплекта».

Взглянув на снимок, Мишаня побелел, охнул и уронил фотоаппарат прямо в клубничную лужу. Поспешно выловив его, он обнаружил, что перемазанный в варенье дисплей треснул, сам аппарат отключился, а кнопка включения залипла.

– Пойдем-ка отсюда, – спрятав фотоаппарат в карман, твердо сказал Мишаня.

Выведя встревоженного Дениса на улицу, он снова его сфотографировал – на этот раз на телефон, – посмотрел снимок, показал его Денису, который ничего особенного не увидел, и безапелляционно заявил, что квартиру надо срочно менять. А пока можно переночевать у него – есть гостевой диванчик, а жена возражать не посмеет. Очередным унылым кивком Денис выразил согласие, благо следующий день был выходным. Продавец-консультант был так напуган, что впал в оцепенение.

По дороге Мишаня деловито задавал ему странные вопросы.

– К экстрасенсам не ходил? – спрашивал он. – А на спиритические сеансы? Ведьм, колдунов не посещал? Цыганки не гадали? Не обижал никого? Никто тебя не проклинал?

Денис только хмурился и мотал головой.

Жена Мишани, женщина увесистая и смирная, возражать действительно не стала. Более того – накормила Дениса и выдала ему свежее постельное белье. Зато ночью, когда Мишаня попытался осторожно описать ей то, что на последнем снимке гигантским мутным пятном темнело за спиной у продавца-консультанта и, наклонив расплывчатую вытянутую морду, как будто смотрело на него сверху вниз, супруга чуть не подняла визг. Она не была испорчена образованием и лишним интеллектом, поэтому верила во все. Барахтаясь под тяжелым одеялом, супруга громким шепотом ругала Мишаню за то, что он, ничего предварительно не взвесив, привел к ним в дом Дениса и, возможно, это привел тоже. Мишаня примолк. О том, что это могло и не быть привязанным к Денисовой квартире, он действительно как-то не подумал.

Словно в подтверждение правоты супруги, из другой комнаты послышался полный ужаса вопль, а потом – стук и топот. Мишаня поспешно нашарил выключатель и увидел, что в дверях стоит окровавленный и практически голый Денис. Его грудь, руки и правая щека были расцарапаны, как будто кто-то проехался по телу когтистой лапой. Денис размазывал кровь по лицу и кричал, что на него напало нечто покрытое шерстью и воняющее зверем. Он даже как будто слышал рычание.

Тут супруга Мишани визг все-таки подняла. Она зажгла все лампы в доме, вытащила из закромов иконки, свечки, крестики, четки, какие-то амулеты с иероглифами, здоровенный кулон «инь-ян», «ловца снов» и связанную из тряпок куколку без лица. Все это она пыталась разложить вокруг стонущего Дениса, пока Мишаня обрабатывал пострадавшего перекисью. Крики супруги и требования немедленно выгнать гостя, который привел с собой это, вконец разозлили и без того взвинченного Мишаню, и он, ненадолго оставив Дениса, увел жену в ванную для профилактической беседы. Там, под шум воды, Мишаня, в свою очередь, тоже накричал на супругу, и лицо у него при этом сделалось такое зверское, что перечить она почти не пыталась. От процесса воспитания Мишаню отвлек какой-то хлопок, прорвавшийся сквозь пение кранов.

Выбежав из ванной, Мишаня обнаружил, что Денис исчез, а хлопала, как он и предполагал, входная дверь. Оставив на вешалке куртку, у двери – ботинки, а на полу – кровавые следы босых ног, несчастный продавец-консультант ушел в ночь.

Мишаня вернулся к супруге и с облегчением, от души наорал на нее еще раз.

Окровавленным и босым гражданам без верхней одежды не стоит ночью бродить по городу. Уже через двадцать минут после побега из Мишаниного дома Дениса забрали в полицию. В полицейской машине Денис плакал и рассказывал, что его преследует огромный невидимый зверь. Сотрудники смеялись до слез и советовали ему сходить сначала в церковь, а потом – к психиатру, или наоборот. Продавца-консультанта отвезли в отделение, где над ним все тоже долго смеялись. Кто-то снимал Дениса, снова и снова рассказывающего про полтергейст и зверя, на телефон. Потом раскисшие от хохота полицейские над ним сжалились и отправили гулять дальше, посоветовав больше не пить.

Ночь еще не закончилась. Денис добрел до подъезда своего дома и обессиленно упал на скамейку. Царапины болели и зудели, запекшаяся кровь стягивала кожу. От страха и отчаяния он почти ничего не соображал, но знал – в квартиру возвращаться нельзя. Тем более что все ключи он забыл у Мишани вместе с курткой. Босые ноги совсем замерзли, но он даже в подъезд заходить боялся – ведь загадочный враг до сих пор преследовал его только в помещениях.

Уличный фонарь над головой Дениса игриво мигнул и со звоном разлетелся на мелкие кусочки, как Настенькин бокал. Денис зажмурился. За его спиной, в кустах, затрещали ветки. Что-то большое и тяжелое заворочалось там с негромким утробным урчанием. Потом все стихло. Денис приоткрыл глаза и, очень медленно повернув голову, покосился через плечо назад. В тот же миг откуда-то сверху раздался оглушительный рык, а макушку продавца-консультанта опалило раскаленное вонючее дыхание хищника.

Денис, вопя от ужаса, отскочил от лавочки, в темноте стукнулся о чью-то машину и чуть не упал. Сработала сигнализация, и в свете мигающих фар он разглядел, что это его собственный автомобиль. Паника мгновенно сменилась радостью, переходящей в эйфорию: хоть ключа и не было, Денис решил, что вой сигнализации разбудит кого-нибудь из жильцов дома, они выйдут посмотреть и помогут ему. Но машина быстро затихла, а из подъезда так никто и не вышел. Денис пнул ее по колесу, чтобы сигнализация сработала снова, но произошло нечто совсем иное.

Заурчал мотор, вспыхнули фары, и ошарашенный Денис, попятившись, не удержался на ногах и с размаху сел на асфальт. Машина, в которой никого не должно было быть, неторопливо двинулась на него. Денис довольно вяло попытался уползти, отказываясь верить своим глазам. Потом оцепенение наконец спало, он забил онемевшими от холода пятками по асфальту и тоненько крикнул:

– Помогите!..

Но если кто-то из жильцов и проснулся, то сделал вид, что ничего не слышал.

Машина надвигалась на Дениса, хищно урча мотором. А он все вглядывался в темноту салона, как будто самым главным для него было не спастись, а увидеть своего преследователя.

Его желание исполнили. В салоне зажегся свет.

И, разглядев ярко-желтые глаза и черную косматую шерсть того, что сидело на водительском месте и скалило клыки размером с карандаш, Денис вдруг замер. В чудовищно деформированных и увеличенных очертаниях ему почудилось что-то неуловимо знакомое. И он наконец вспомнил…

Вспомнил, как неделю назад придавил колесом разлегшегося посреди единственного парковочного места кота, а потом брезгливо отшвырнул ногой подальше обмякшее черное тельце.

– Из-за кота, сука?! – заорал продавец-консультант и, нащупав валявшийся на дороге камешек, изо всей силы запустил им в лобовое стекло. – Из-за кота?!

Мотор взревел, а огромная звериная морда ощерила клыки в чем-то до ужаса напоминающем улыбку.

Потом еще недели две любители всяческих баек обсуждали в Интернете загадочную историю о том, как одного мужика переехала машина, за рулем которой никого не было. И она не катилась, допустим, с горки, а просто ехала сама по себе. В доказательство к истории прилагалась запись с камеры видеонаблюдения, висевшей над дверью подъезда. Но знающие люди отвечали, что на записи, во-первых, ничего толком не видно, а во-вторых – она бракованная.

Потому что там постоянно мелькало какое-то большое темное пятно.

Белое, длинное

Студент малоизвестного вуза Валера однажды летом решил устроить на родительской даче шашлыки. Он закупил пива и на всякий случай водки, добыл на огороде юных огурцов, укрепил лавочку перед дачей и вытащил из сарая седой мангал. Также имелись два неестественно легких мешка с углем и бутылочка зажигательной жидкости, из которой обязательно кто-нибудь пустит огненную струю, когда мангал давно уже полыхает.

Правда, собственно шашлыка у Валеры было мало – всего одно пластмассовое ведерко, которое со вчерашнего дня занимало всю нижнюю полку в холодильнике и благоухало уксусом. Но Кирюха, приятель из соседнего дачного кооператива, сообщил, что его отец недавно купил пять кило свинины, мать уже не знает, что из этой свинины делать, и даже грозится сшить себе мясное платье, которое видела по телевизору на «одной педерастке». И обещал принести пару кило этого нескончаемого мяса.

Гости начали подтягиваться после обеда: летом всем студентам хочется поспать подольше. Первым приехал Валерин однокурсник Санек. Он привез кудрявую Светку, с которой они были в свободных отношениях: то жили вместе, то не жили, то бурно, с матерными визгами, ссорились, и только раз в год, обычно летом, Светка все-таки садилась Саньку на шею, а он начинал жаловаться на несвободу, женскую логику и заевший быт.

Пришел Кирюха с большим красным ведром, в котором под самодельным прессом из тарелки и плоского камня томился обещанный шашлык. Последним явился Виталик Блох, причем Блох в данном случае не какая-нибудь немецкая, например, фамилия, а прозвище, означающее именно блоху в мужском роде. Виталик был мелкий, кудрявый, с выпирающим дуэтом носика и кадыка и очень активный.

Раздули угли, открыли пиво. Светка начала готовить салат. Когда она сидела у Санька на шее, ей отчаянно хотелось по любому поводу демонстрировать свои кулинарные навыки и вообще домовитость. Валера, который лучше бы съел огурцы так, без салатного обрамления, с неодобрением смотрел на Светкину потную мордочку и думал, что Санек-то, пожалуй, дурак.

Компания была крепкая, дружили давно и плотно. Хорошая была компания, стабильная, можно сказать.

– Вы такого шашлыка никогда не жрали, – доказывал Кирюха, любовно нюхая свое ведро. – Мариновать надо в кефире. Говно ваш уксус.

– А я люблю с уксусом! – игриво возразила Светка.

– Да-ача-а… – пропел Виталик по кличке Блох и, раскинув руки, повалился в траву. Корень древней яблони больно ткнулся ему в копчик. Виталик подскочил, держась за зад, и Санек с готовностью загоготал – басовито и раскатисто. У соседей собака заметалась по участку, хрипя от распирающего шерстяную грудь чувства долга. Дачка Валериных родителей стояла на отшибе, у леса, и шуметь тут можно было беспрепятственно – бесилась от этого только собака и иногда – ее толстая хозяйка.

Уже была съедена половина заготовленного мяса, оценена разница между уксусным и кефирным маринадом, рассказаны все последние новости. Светка сидела у Санька на коленях и чесала его за ухом – по привычке, наверное, потому что Светка была кошатница и любила, разумеется, «британцев».

И тут Валере захотелось огурцов – нормальных, целеньких, без противной масляной пленки. И петрушка закончилась – точнее, ее почти единолично уничтожил Кирюха, обкладывавший каждый кусочек своего хваленого шашлыка зеленью.

Поднявшись и весело удивившись неустойчивости ног, Валера отправился на огород. Огород был на задах участка, у забора. За забором начинался лес – обычная дачная рощица, с грибами, сетью тропинок и помойками под каждым вторым деревом.

Валера присел на корточки и начал старательно собирать маленькие еще, колючие огурцы. Перед глазами немного плыло, и даже лес за забором как будто колыхался слегка. Особенно молодая березка, которая росла у самой калитки, так и кланялась туда-сюда, точно ее сгибали резкие порывы ветра.

– И что характерно!.. – взметнулся у Валеры за спиной тенорок Виталика, и все захохотали.

Валера горкой сложил огурцы на землю и потер глаза: все-таки рябило в них неприятно, особенно эта мельтешащая березка раздражала.

Лес снова слился в темно-зеленую массу. Вообще Валера был близорук, очки презирал, а от линз у него чесались глаза.

Быстро выщипнув пучок обильно разросшейся петрушки, Валера пошел обратно, теряя по дороге огурцы.

Стемнело, рядом с мангалом развели костерок – «для подсветки», как сказал Санек, и тут же получил в ответ пронзительный вопль Виталика: «Га-а, это ж ты – подсветка!»

Грянул гогот – сначала не очень дружный, потому что не все поняли шутку сразу.

– Мальчики, ну вы вообще… – капризно протянула Светка и положила себе еще ложку салата. Она пришла в чисто мужскую компанию, чтобы стать объектом всеобщего внимания и комплиментов, а не всяких там дурацких шуток.

Кирюхе вдруг приспичило послушать музыку – причем громко, чтоб лес дрожал и все завидовали. Освещая себе путь мобильным телефоном и оступаясь с дорожки то в цветы, то в кусты, Кирюха направился к воротам, чтобы включить магнитолу в Валериной машине. То есть машина изначально, как и дача, была родительская, а Валере разрешали безвозмездно пользоваться.

– Кирюх, не надо, – дожевывая шашлык, увещевал его Валера. – Кирюх, поздно уже, бабка ругаться прибежит, – он не знал, что соседка, не такая уж, кстати, и старая, осталась сегодня в городе.

– Да ну нах, – отмахнулся Кирюха, и голубоватое мерцание его телефона скрылось за домом. Затем раздался треск и матерное шипение – Кирюха, очевидно, забрел куда-то не туда.

– Все поломает, – закатила глаза Светка.

– Чего это у вас растет перед воротами? – спросил из-за дома Кирюха.

– Розы, – под очередной взрыв смеха объяснил Валера.

– Да не, я про дерево. Выезжать не мешает?

– Какое дерево? – не понял Валера.

– Да перед воротами же. Белое, длинное… Береза, что ли…

Валера тоже обогнул дом, посветил телефоном и увидел Кирюху, стоящего посреди маминого цветника. Потом подошел чуть ближе к воротам, посветил на забор. Никакой березы там, конечно, не было. Перед воротами у них деревья никогда не росли.

– Пошли, Кирюх, – веско сказал Валера, выволакивая приятеля обратно на дорожку. – Не лезь к машине, тебе уже березы в чистом поле мерещатся.

– Не, ну было дерево, – широко разводил руками Кирюха, послушно следуя за ним. – Чесслово, дерево. И качается так. Чесслово. Белое такое дерево…

Наконец все утомились и решили идти спать. Соленый-перченый, сожженный на углях шашлык лежал в желудках тяжелыми комьями.

Из-за присутствия Светки тлеющий мангал и костерок залили просто водой. Виталик героически опустошил оставшуюся банку пива, сказал «ой» и сел на дорожку. Кирюха потащил в дачу ведро, в котором погромыхивал камень и нестерпимо благоухали остатки правильного кефирного маринада.

– Завтра помою, – пояснил Кирюха, установив ведро посреди веранды и глядя на него с удовлетворением.

Валера молча взял ведро и засунул в один из рассохшихся шкафчиков. Кирюха икнул, выражая то ли согласие, то ли неодобрение.

Через несколько часов Светка проснулась, потому что ей срочно надо было в туалет. Пару минут Светка еще полежала в постели, тщетно надеясь как-нибудь переждать свою потребность и заснуть обратно. Но пиво настойчиво просилось наружу, и Светка, шлепая незастегнутыми босоножками, побежала во двор.

Ночь была прохладная, луна уже закатилась, и только на кусты перед забором еще падал белесыми пятнами ее свет. Лес шевелился черной массой, в нем что-то шуршало и вскрикивало.

Светка семенила по дорожке, быстро переставляя тонкие голые ноги и одергивая просторную Санькову футболку, которую надела вместо ночнушки. Светке было страшновато, ей казалось, что в каждом темном углу дачного участка ворочается что-то жуткое, а за забором, возможно, притаились дикие звери. Добежав до туалета, обычного деревянного «домика раздумий» с дыркой и ведром, Светка шарахнулась от особо громкого шороха, стриганув в воздухе ногами, и влетела внутрь. Поискала на стенах выключатель, но его не было – Валерин папа уже много лет собирался провести в туалет электричество, и наконец сделал это только через год после описываемых событий.

– Фу-у, – сказала Светка, засовывая в петельку ржавый дверной крючок.

Пахло тут как-то особенно противно, густой гнилью и тухлятиной, и даже как будто дохлыми кошками. Брезгливо кривясь, Светка задрала футболку повыше и начала пятиться в сторону «пьедестала».

И спустя секунду модельный Светкин зад уткнулся во что-то прохладное, мягкое, но при этом достаточно упругое, вроде туго набитого тряпками мешка. Светка застыла, выпучив глаза в темноту и пытаясь понять, что же это такое. Тут загадочное препятствие шевельнулось, и что-то сухое, шершавое потрогало Светку за правую ягодицу.

Светка заорала благим матом, выбила головой дверь и побежала к дому, задыхаясь от ужаса.

Если бы в даче спали трезвые, Светка, конечно, всех бы перебудила. Но компания была погружена в тяжелый пивной сон, и выползти на Светкин плач смогли только Санек и Валера. Ее умыли, дали попить. Санек покараулил на крыльце, пока Светка, всхлипывая и озираясь, журчала под кустом жимолости у самой веранды. Толком объяснить, что произошло, Светка никак не могла.

– Там что-то… – твердила она, икая и остервенело вытирая нос. – Сидит что-то. Меня потрогало. Холо-одное!.. – взвизгивала Светка напоследок и начинала плакать, чтобы потом, успокоившись, завести сначала: – Там что-то…

Валера нашел в шкафу дедушкин фонарик, включил, пятно слабого света скользнуло по черноте сада.

– Живем, – обрадовался Санек.

И они направились к туалету, поеживаясь и стараясь не смотреть за пределы движущегося перед ними светового кружка. В лесу за забором происходили какие-то ночные события, не предназначенные для человеческого глаза. В траве на участке тоже что-то шуршало, пищало, копошилось, пряталось, охотилось и ело.

Деревянный сортир был пуст. Воняло там и впрямь, на удивление, противно, но вовсе не «трупом», как уверяла плачущая Светка.

Пока Валера с фонариком инспектировал туалет, Санек ждал снаружи, то поднимая голову к пьяно плывущему небу, то оглядываясь по сторонам.

– Бабы – дуры, – закончив осмотр, сказал Валера.

– Посвети-ка вон туда, – попросил вдруг Санек.

Валера направил фонарик в указанный угол, к забору. Там был малинник, который давно не плодоносил, а только мстительно царапался. В малиннике мелькнули, отражая свет, чьи-то маленькие красные глазки и тут же исчезли.

– Зверек какой-то, – предположил Валера.

– Не, не то, – мотнул головой Санек и развернулся, чтобы идти обратно к даче.

Когда они вернулись, Светка уже почти успокоилась. Сидела на веранде и хлюпала, слегка подрагивая кудрявой легкой головой. Светке было стыдно – за истерику, за густые прозрачные сопли, за журчание у крыльца. Но она твердо знала – в туалете кто-то сидел, кто-то ее трогал, и это оправдывало весь дальнейший позор.

Санек с Валерой не стали говорить Светке прямо, что она дура и истеричка, а просто предложили высморкаться и идти спать.

– Показалось тебе, – лежа в постели, успокоительно бурчал Санек, стараясь гладить Светку так, чтобы под руку почаще попадала прохладная грудь.

– Не показалось.

– Заснула небось на толчке.

– Не заснула! – шипела оскорбленная подробностями Светка.

– Тихо, Виталика разбудишь.

Компактный Виталик спал за стенкой, в закутке под лестницей.

– Да ему хоть из пушки…

Светка не успела договорить – раздался шум, который все-таки разбудил Виталика, а ее саму заставил взвиться к потолку. Не то чтобы действительно палили из пушки, но грохот был такой, что теперь уже проснулись, кажется, все. Впрочем, Виталик Блох, за которого Санек так волновался, похлопал выпуклыми глазками, невнятно выругался и снова уснул.

Гремело на веранде. Санек с Валерой взяли с собой Кирюху, который бурно негодовал по поводу прерванного сна, и снова отправились проверять.

Как выяснилось, на веранде сорвалась со стены сушилка для тарелок. Белые крупные осколки разлетелись по всему полу. Вдобавок сушилка каким-то образом задела в полете один из шкафчиков, и теперь его дверцы были распахнуты, красное ведро из-под Кирюхиного шашлыка валялось под столом, а рядом лежал благоухающий кефирным маринадом плоский камень-пресс.

Валера притащил швабру и веник, стали сметать осколки в кучку. Кирюха, которому не хватило орудия уборки, поднял с пола ведро, бросил внутрь гулко загремевший камень и поставил все обратно в шкаф. От назойливого запаха специй снова захотелось есть.

Кирюха рассеянно глянул в окно. За пыльным стеклом, в темноте сада, шевелилась какая-то белая полоса, не похожая ни на отблеск света с веранды, ни на забытую на веревке тряпку. Кирюха прищурился, пытаясь разглядеть, что это, и сделал шаг вперед.

Произошли одновременно две вещи: Кирюха наступил голой пяткой на острый осколок, а белая полоса за окном, качнувшись, растворилась в темноте. Впрочем, Кирюха этого не заметил: он упоенно ругался, окропляя кровью дощатый пол.

Кирюхе выдали йод, вату, пластырь и даже рюмку водки, после которой он сморщился так, будто глотнул уксуса.

Собрав почти все осколки, они выключили на веранде свет и разбрелись по дачным комнатушкам досыпать.

У Санька разболелась голова. Он ворочался в постели, толкая бесшумно спящую Светку, и с огорчением понимал, что спать ему, кажется, расхотелось. Потом переполз поближе к окну и выглянул в щель между пыльными занавесками, надеясь выяснить, наступило уже утро или нет.

За окном было белое. Не белое утреннее небо, не туман – просто белая вертикальная полоса, которая пересекала часть окна и загораживала обзор. Санек подцепил пальцами занавеску, отодвинул. Полоса как будто шевельнулась, а Санек, приглядевшись, понял, что она объемная и напоминает ствол березы, непонятно откуда возникшей у самого окна.

Тут Санек, невзирая на все свое недоумение, почувствовал, что его опять клонит в сон – пиво и усталость взяли верх над измученным шашлыками организмом. Решив выяснить природу непонятной белой штуки завтра, прямо вот с утра, он перевернул подушку прохладной стороной вверх, умостил на ней все еще гудящую голову и бросил прощальный взгляд на щель между занавесками. И, уже проваливаясь в сон, то ли увидел, то ли вообразил, что из-за стекла на него смотрит что-то грязно-белое, скомканное, как старый платок, несколько складок которого образовали вмятину рта, еще несколько – нечто вроде запавших щек, только очень уж несимметричных. И две черные дырки как будто бы уставились на Санька с этого мятого «лица».

Он бы, наверное, заснул и благополучно забыл о видении. Но тут опять загремело, только уже не на веранде, а наверху. Как будто что-то упало на втором этаже.

– Я там видел!.. – торопливо сообщил Санек, налетев в коридоре на Валеру, который тоже вышел на шум.

– Кошка забежала, – уверенно сказал Валера, глядя на подсвеченный одинокой лампочкой потолок.

– Рожу в окне видел! – не сдавался Санек.

– Я тебе говорю – недавно соседская кошка забежала, полдома разнесла, всю ночь гремела, а найти не могли, – гнул свою линию Валера. – Рыбу сперла. Ловить надо сволочь!

Санек посмотрел на него, помолчал, перекатывая непослушные мысли в сонной голове, и неожиданно согласился:

– Давай ловить.

Валера взял швабру.

– Постучим – она выскочит.

Прислушались. В доме опять стало тихо, только Виталик всхрапывал. Санек заунывно зевнул.

– Тс-с! – шикнул Валера. – Слышишь?

Что-то как будто зашебуршилось на втором этаже – тихонько, осторожно, очень по-кошачьи.

– Я ж говорил! – торжествовал Валера.

Они прошли на цыпочках через коридор, поочередно споткнулись о тазик, который, по счастью, был пластмассовым и особого шума не произвел. Мучительно, до боли в пятках стараясь не скрипеть и не топать, поднялись по лестнице. На втором этаже было темно и тихо. Валера никак не мог решить, включать свет или нет – ведь если спугнуть проклятую кошку, она спрячется.

И вдруг прямо перед ними швырнули на пол что-то тяжелое – по крайней мере звук был именно такой. Весь старый, пропахший плесенью и мышами дом вздрогнул. Валера, тихонько вякнув, попятился и наступил Саньку на ногу. Снова загремело, откуда-то потянул сквозняк. Зашевелился рваный тюль на маленьком окошке, и за окошком мелькнуло что-то белое. Саньку даже чуть было не показалось, что он снова видит краем глаза скомканную рожу. Но определиться он не успел, потому что в темноте раздался глухой топот.

– Это что?! – заорала снизу Светка.

– Дайте спать! – поддержал ее Кирюха.

Санек и Валера скатились с лестницы, причем Валера успел остановиться буквально в паре сантиметров от батареи трехлитровых банок, предназначенных для маминых солений.

В коридоре беспокойно переминались с ноги на ногу теплые со сна Виталик, Светка и охромевший Кирюха. Шарили руками по стенам в поисках выключателя – предмета, в чужом доме неуловимого. На втором этаже продолжало грохотать. То потолок сотрясался от шагов неизвестного, но, судя по всему, крупного существа, то словно большой тяжелый шар катился из одного угла в другой, то раздавался мелкий дробный топот.

– Ма-ама… – кривила большой рот Светка. – Я же говорила, в туалете кто-то был. Теперь сюда пришел…

– И в окно зырили, – подхватил Санек. – Мятая такая рожа.

– Бомж, что ли? – спросил Валера. Свет он включать побоялся, чтобы не привлекать внимание того, что буйствовало на втором этаже, и в моменты затишья опасливо подсвечивал перепуганную компанию фонариком, а потом прикрывал его ладонью. Розовая ладонь светилась.

– Сам ты бомж! – зашипел Санек. – Рожа! Мятая! Стремное что-то… монстр, понял?

– Найду, кто шутит – ноги вырву, – с чувством и даже некоторым надрывом пообещал Валера.

На втором этаже почти успокоились, только изредка что-то шуршало. Вооружившись шваброй, секатором и фонариком, компания переместилась на веранду. Как на многих старых дачах, веранду в свое время пристраивали отдельно, и страшного, захваченного неизвестно кем второго этажа над ней не было. Все решили, что там будет поспокойнее.

Зажгли свет. Санек и Валера были бледные и очень недовольные тем, что это заметно. Светка, разумеется, хлюпала. Виталик нервно хихикал, отчего тряслись тугие кудряшки на его маленькой голове, и повторял:

– Ничего себе дачка!

Только Кирюха, невзирая на полученную травму, бодрился. Залез в холодильник, впился в кусок сыра, достал бутылку и прямо с сыром в зубах разлил всем по полстопки оставшейся водки.

– Для храбрости, – строго сказал он, увидев скривившиеся лица. – А потом найдем этих мудаков и ноги вырвем.

Выпили, не чокаясь, и запоздало вспомнили, что нет закуски – Кирюха свой сыр успел дожевать. Валера полез в холодильник и приступил к активным поискам.

– Да хорош греметь, – нервно сказал Санек.

Валерина нижняя часть, торчавшая из холодильника, послушно замерла. И локти перестали деловито двигаться туда-сюда. Однако шум продолжался.

В течение нескольких секунд, глядя на застывшую заднюю часть товарища, компания боролась с чудовищной догадкой: холодильник сожрал остального Валеру и теперь громко чавкает. Но тут Валера бодро выпрямился и развернулся, держа в руке кусок копченой колбасы.

А мгновение спустя дверцы рассохшегося кухонного шкафчика сами собой распахнулись и оттуда вылетело красное ведро, как будто его с силой пнули. Из ведра, в свою очередь, вылетел плоский камень, которым был придавлен правильный шашлык, и приземлился прямо на голые пальцы правой Валериной ноги.

Валера взревел, а вслед за ним тоненько заголосила Светка. Она первой заметила, как за окнами веранды, в густой садовой темноте, что-то ходит. Что-то белое, длинное двигалось за стеклом, покачиваясь, и ветки сирени вздрагивали, когда оно их задевало. Высотой оно было метра два с половиной, а то и больше, и на всем его то ли теле, то ли стволе не было ни сужений, ни расширений, ни каких-нибудь отростков, хотя бы отдаленно напоминающих конечности.

– Да я им… – кратко пообещал Кирюха, но бросился почему-то не к двери, а к окну, грозя белому и длинному шваброй.

Валера наконец вспомнил о камне, который все еще лежал у него на ноге, и отшвырнул его, попав точно в ведро.

Белое за окном согнулось, как гусеница-пяденица, меряющая листок своим тельцем, и в стекло ткнулась смятая морда с двумя черными дырочками. Ткнулась мягко, словно тряпичная. Немного отстранилась. Снова ткнулась. Опять отстранилась. И еще. Она билась в окно со слабым постукиванием, как мотылек, рвущийся к лампе.

Как и когда все убежали с веранды, толком никто не запомнил. Кажется, Светка удрала еще до того, как появилась рожа. А Валера, наоборот, все стоял и смотрел, как рожа прижимает к стеклу свой тряпичный лоб, точно ребенок, прильнувший к аквариуму. Валера сбежал последним, зачем-то прихватив валявшееся на полу красное ведро.

Забились в комнату, где до этого спали Кирюха и Валера. Там было самое маленькое окно, вдобавок наполовину заставленное старым платяным шкафом (его Валерин отец много лет собирался либо привести в порядок, либо распилить на дрова). Штору на оставшемся кусочке окна плотно задернули. Одну кровать придвинули к двери, на другую уселись – Виталику места не хватило, сдвигаться потеснее никто не захотел, и Блоху пришлось устраиваться на полу.

– Яйца бы им поотрывать, – буркнул, помолчав, Кирюха.

– К-кому? – вытаращился на него Виталик. – Думаешь, прикалывается кто-то? Видал, какая рожа?!

– Это полтергейст, – свистящим шепотом сказала Светка.

Что-то протопало по второму этажу, прямо у них над головами. Грохнуло, заскрипело. Стихло. Светка запустила когтистые пальчики в свои негустые кудри и всхлипнула.

– Оно вот это ищет, – неожиданно подал голос Валера, до этого молча разглядывавший ведро.

Отталкивая друг друга, все кинулись смотреть на то, что он держал в руках – это был камень, которым Кирюха придавливал шашлык. Плоский, размером с блюдце, похожий по форме на доисторическое рубило. Камень пах кефирным маринадом, приправами и сырым мясом. К нему прилипло колечко лука.

– Оно голодное, что ли? – не понял Санек.

Валера подсветил камень фонариком и показал, куда смотреть. И все охнули, увидев наконец на камне полустершиеся, еле различимые среди естественных выщерблин и трещинок буквы. Получались три строчки: верхняя покороче, нижняя подлиннее, в центре, как полагается, нечто среднее:

«…ва

…лья

…евна».

– Так он же с могилы, – громко и как будто с облегчением объявил Санек.

Светка раскачивалась из стороны в сторону и возбужденно шептала, испытывая острое удовольствие от значимости и правильности того, что говорит:

– …а ты его к мясу положил. В крови измазал. И в молоке тоже – кефир же из молока делают…

– Хватит, помолчи, – не вытерпел Санек.

– И что оно… – Виталик мотнул беспокойной головой в сторону окна. – За камнем?

Валера кивнул:

– Оно туда зырило. Дырками своими. Я сразу понял – прямо на камень зырит.

– Пришло бы да забрало, – вздохнул Санек. – И отвязалось наконец.

– А вдруг оно без приглашения не может, как вампир? – встрепенулась Светка, а Кирюха у нее за спиной показал всем, что он думает о Светкином интеллекте.

– Ты точно хочешь, чтоб оно пришло? – выразительно глянув на Санька, спросил Валера.

На веранде зазвенело стекло – судя по звуку, разбилось сразу несколько тарелок или чашек. Потом как будто покатились по полу шары. Включился старенький отцовский радиоприемник, зашипел по-кошачьи, выключился.

– Мальчики, отдайте ему… – проныла Светка, на всякий случай отодвинувшись от лежащего на полу камня подальше.

– Я с болота шел. Которое за прудами. Там подберезовиков много… – вспоминал Кирюха под испытующим взглядом Валеры.

– Ты не про грибы, ты про камень давай. – У Валеры было такое лицо, будто он собирался Кирюху бить.

– Я и рассказываю!.. Уже почти к шоссе вышел, там березнячок, а дальше, у шоссе, елки. И смотрю – подберезовики, три штуки. А посередине камень. А мать как раз грузди солить хотела, там гнет нужен. Да и шашлыки, а груза подходящего нет. И взял, – уже с вызовом закончил Кирюха и набычился. – Я ж не с кладбища взял!