Власть будущего (сборник) Данилов Павел

Game Over

От жалости к себе хотелось плакать. Несколько минут я собирал силы, чтобы просто-напросто поднять веки. Перед глазами поплыли бледно-серые круги. С опущенными веками они были хотя бы цветными. Пошевелить головой я боялся, потому решил начать с пальцев. Вроде двигаются. Тут же пришла ненужная мысль о том, что парализованным иногда кажется, будто они могут чем-то шевелить. Голову пронзила боль, словно изнутри вонзили десяток шил. Видимо, мысль оказалась слишком сложной.

Думать больно – заключил я, едва вновь не лишаясь чувств. А что-то вспоминать – больнее вдвойне.

Казалось, что я пролежал в таком состоянии вечность. Звон в ушах постепенно стихал. Стоило вернуться обонянию, как в нос пахнуло зловониями и дезинфицирующими средствами. Коктейль из таких запахов явно говорил не в пользу моего местонахождения. Круги перед глазами пропали, но это мне мало помогло – вокруг царила кромешная тьма. Через четверть часа я поднял левую руку и смог дотронуться до головы – чуть выше виска. Пальцами я ощутил небольшую выемку в черепе, покрытую коркой запекшейся крови.

Кто? За что? Какого хрена я вообще здесь делаю? Давать ответы память отказывалась. Выдавала лишь смутные непонятные образы.

Вот я падаю с коня, и меня затаптывает несущийся сзади строй. Я весь переломан, но еще дышу. Вскоре ко мне подходит вороной конь. С него спешивается всадник в пыльном темно-зеленом плаще. Он искал именно меня. Я вижу это по радостному оскалу желтоватых зубов. Всадник достает тонкий кинжал – на нем черные следы запекшейся крови. Человек в плаще поднимает оружие над головой и через миг стальная молния мчится к моему сердцу. Я кричу, но изо рта вырывается только хрип и утробное бульканье. Я вижу как в лазурном небе, в ожидании пиршества, кружат вороны. Через миг сознание меркнет.

Как это все связано со мной? Там я умер, но сейчас жив и валяюсь в зловонном помещении в полной темноте. Или я уже в аду и обречен вечно блуждать во тьме? Не верю. Точнее не хочу верить.

Я лежал, безуспешно вглядываясь во мрак. Мерзкая сырость чувствовалась все сильнее. Кажется, я валялся на склизком бетонном полу. С каждой минутой я все сильнее уверялся в догадках о своем местонахождении. Обшарив карманы, я нашел только паспорт – маленькую пластиковую карточку.

В памяти всплыло еще одно яркое событие.

Я мчусь по серпантину на легком гоночном автомобиле. Зачем мне в Сочи я не знаю. Но, судя по безумным виражам, нужно сильно. Я проскакиваю между двумя грузовиками, ехавшими навстречу друг другу. Едва не улетая в пропасть, я на огромной скорости вписываюсь в крутые повороты. Вскоре в зеркале заднего вида появляется юркая черная машина – за мной погоня. Каждое препятствие и резкий поворот преследователь преодолевает более умело, выигрывая тем самым драгоценные метры. На очередном сумасшедшем вираже черная машина клюет бок моего автомобиля. Я лечу в пропасть. Последнее, что я вижу перед взрывом, это побелевшие от напряжения костяшки пальцев, впившихся в тонкий руль.

Два воспоминания о собственной смерти никакой здравый смысл объяснить не мог. А что со мной сейчас? Теперь даже гипотеза с адом не работает.

Перед глазами предстало милое округлое личико – голову тут же пронзило болью. Девушка грустно улыбалась, глядя из-под пышных ресниц. Несмотря на боль, я напрягся, пытаясь сосредоточиться. Образ девушки манил с невероятной силой. Через миг в моих воспоминаниях она прошептала: «тридцать шестой этаж». Теперь мозг пронзила добрая сотня толстых игл, и я вскрикнул. Образ девушки пропал, а перед глазами снова появились круги.

Тридцать шестой этаж – этого я не забуду. Почему-то у меня возникло стойкое ощущение, что именно из-за девушки я валяюсь здесь, пропитываясь сыростью и запахом дерьма.

Я знаю лицо из призрачных воспоминаний и номер этажа. Отлично. Еще бы знать, кто такой я. Для начала хватило бы и имени. Я вдохнул поглубже, поморщился от вони и стал медленно переворачиваться на живот. Через пару минут я воздел себя на четвереньки, но что делать с новым положением не знал. Единственное, что я понял – лежать было удобней. Привыкнуть к кромешной тьме без единого лучика света, как «крутым» героям из «крутых» книг, мне не удавалось. Я по-прежнему чувствовал себя застрявшим в глубокой заднице с соответствующим запахом.

Как был, на четвереньках, я медленно побрел наугад. Через пару метров я нащупал под рукой лишь пустоту. Я лег на живот и опустил руку вниз. Не успел я полностью разогнуть ее в локте, как застонал от омерзения. Стараясь не думать, в чем у меня пальцы, и подавляя рвотные позывы, я пополз в другую сторону.

По моим предположениям, склизкая дорожка была шириной метров в пять, а я находился в канализации, в которую давно не запускали робота-переработчика. Я двинулся вперед, проверяя правой рукой край дороги, чтобы не наматывать лишние метры поперек. Несмотря на тошнотворный запах и окружающую сырость, желудок требовательно урчал, а в горле пересохло. Жизнь, как всегда, полна иронии.

Ничего не менялось, пройденное расстояние не ощущалось. Я чувствовал себя червем, родившимся в навозной куче. Хотя червю бы здесь понравилось. Я лег на живот, размышляя, от чего сдохну быстрее. От голода, жажды или вони.

Яркий свет резанул глаза. В душе заиграли фанфары. Я сморгнул слезы, навернувшиеся от боли и счастья, и сильно прищурился. Только через несколько минут я привык к лучам, казавшимся, в контрасте с полным мраком, чуть ли не первозданным светом. Ко мне двигался робот-дезинфектор. Эта была машина, напоминающая десятиметровую тележку с лежащей на ней бочкой. Робот ехал посередине дорожки, оставляя с каждой стороны каемку шириной в шаг. В свете фар, рассчитанных для распугивания возможной живности, я поднялся на ноги. Машина быстро приближалась, тонким веером разбрызгивая перед собой резко пахнущее вещество. Видимо, шла подготовка канализации к переработке отходов.

Я представил, как на меня, валяющегося без чувств, натыкается робот. От всплывшей картины меня передернуло. А может, расчет на то и был? Кто же меня так ненавидит? Все мои метания память игнорировала. Перед внутренним взором снова предстала девушка, в груди сладостно защемило, но через миг голову пронзила режущая боль, что я едва устоял на ногах.

Проведя несложный анализ последних приступов боли из-за воспоминаний, я понял, что кто-то хочет, чтобы я не думал о девушке. Значит, именно она мне и нужна.

Я оглядел себя. Грязная и сырая рубашка висела на мне как половая тряпка. Штаны не годились даже на эту роль.

Робот приблизился почти вплотную. Я встал на краю дороги и закрыл лицо ладонями. Через полминуты руки и шею обожгло концентрированным едким веществом. Я пискнул от боли и едва успел запрыгнуть на крошечную платформу сзади машины. Робот двигался на порядок быстрее, чем я на четвереньках.

Пришлось корячиться на корточках, прячась за бочкой, чтобы избежать обжигающих брызг.

«Вечно все через задницу, – зло подумал я. – Не могли распылитель сзади поставить».

Я старался не любоваться красотами канализации, которые выглядели сомнительно даже в неярком свете. Изучение транспорта оказалось более нужным занятием. Справа от меня, на маленькой панельке, расположилось три кнопки. Красную я благоразумно оставил в покое. На зеленую робот не отреагировал, зато от нажатия на желтую кнопку машина заметно увеличила скорость. Моя шкура важнее благополучия канализации. По крайней мере, я так думаю.

Под равномерный гул робота в голову пришло еще одно воспоминание. Я отстреливался с крыши двухэтажного дома от десятка людей в черной униформе. Когда меня задела пуля, я понял, как сильно хочу жить. Дальше мысли становились путанными. Видимо, из-за ранения. Кажется, я спустился в канализацию…

Я пощупал голову чуть выше виска – выемка, покрытая коркой запекшейся крови. Похоже, это и был результат чирканувшей меня пули. Если последнее воспоминание правда, то из одного дерьма я вляпаюсь в другое. Но я не мог вспомнить, за что в меня стреляли. От бессилия хотелось выть. Выругавшись для проформы, я решил пустить все на самотек. На самом деле очень нужное решение, когда ничего не можешь изменить.

Робот перестал поливать канализацию едкой дрянью, от которой у меня вздулись волдыри на руках и шее. Я с надеждой и интересом выглянул из-за бочки. Это ветка канализации кончилась и я, верхом на дезинфицирующей машине, въезжал в обширное помещение.

Вокруг горел неяркий свет. Помещение было заставлено роботами и цистернами. Но больше всего меня привлекли огромные створки.

Я соскочил с робота и подошел к дверям. Через полминуты после нажатия кнопки моя догадка подтвердилась – грузовой лифт для доставки оборудования был к моим услугам.

В такой кабине больные клаустрофобией точно не жаловались бы. Лифт быстро двигался вверх. Хмыкнув своей забывчивости, я достал паспорт. «Хмельнов Никита Степанович» значилось на синей карточке с парой серебристых полос. Теперь я знал, как меня зовут.

Створки раздвинулись, и я оказался в небольшом помещении, из которого шла с подъемом, словно из подземного гаража, дорога. К ней я и пошел. К потребностям что-нибудь съесть и выпить прибавилось желание принять горизонтальное положение. Но, воодушевленный освобождением из зловонного царства, я наоборот ускорил темп.

Когда я встречу людей? Что со мной сделают? Какому из воспоминаний можно доверять? Я с ехидством подумал: уж не тому ли, где меня топчет отряд конницы?

Подъем в гору давался с трудом. Организм тратил последние резервы. Если доберусь до больнички, то будет удивительно, если я не подхватил какую-нибудь пневмонию. Хотя чего переживать? Может меня застрелят на месте.

Дорога стала ровной. Я радостно улыбнулся, увидев в паре десятков шагов небольшую будку. Не придумав ничего лучше, я просто к ней подошел. Два мужика, сидевшие в будке, посмотрели на меня, как на выходца из ада.

– Ты кто? – тупо спросил один.

Безобидный вопрос вбил меня в ступор.

– Никита, – ответил я. – Мне бы…

– Господи, да у него чипы памяти и связи вырваны! – воскликнул второй мужчина, глядя чуть выше левого виска. – Сейчас вызову медробота.

Чипы. Что-то такое припоминалось, вызывая новую волну боли, но не такую сильную, как при воспоминаниях о девушке. Я молча смотрел на двух «вахтеров» – так я их окрестил про себя.

– Хорошо, что мы с тобой за Граалем не стартанули, – усмехнувшись, сказал один другому. – Парень мог бы и не дозваться.

Название святой чаши нашло в памяти яркий отклик. Пески, крепости, осадные лестницы, белые кресты на красных плащах, легкие сабли врагов – все пронеслось с пугающей четкостью. О чем говорят «вахтеры» я не понимал, но раньше принимал в этом участие.

– Парень, ты чего? – громко спросил мужик.

– Стою, – сипло ответил я. – А что?

– Да ты морду состроил, будто рожать собрался.

Язвят, суки. Пускай. Все равно никогда в жизни мы не встретимся. Я пожал в ответ плечами и заскочил в подъехавшую медмашину. Створки дверей закрылись, я сел в удобное кресло, занимающее половину салона, и уставился в окно стронувшегося робота. Несколько секунд в машине шло светопреставление, после которого женский голос сообщил, что оказание помощи будет отложено до прибытия в больницу, поскольку угрозы для жизни нет.

Я с интересом смотрел в окно. Складывалось ощущение, словно я вернулся в родной город после десятилетних разъездов. Робот мчался по левой стороне восьмиполосной дороги. День передавал права ночи. Сотни шаров света, зависших в воздухе по краям дороги, отгоняли от нее тьму. После канализации я не мог надышаться. Воздух пах чистотой и свежестью, хотя я не видел ни единого дерева. Только здания, подпирающие крышами небосвод, величественно и однообразно стояли за лентой дороги.

В голове всплыли слова девушки про тридцать шестой этаж. Что это может значить? Здесь в каждом здании есть тридцать шестой этаж. Я помнил, что меня с девушкой связывало что-то непреодолимо сильное. И номер этажа играл там не последнюю роль.

Робот в два приема перестроился в правый ряд и свернул к огромному красно-белому зданию. Через полминуты машина въехала в лифт внутри здания и я, находясь в двойной коробке, понесся вверх. Вскоре робот двинулся по широкому коридору. Я вспомнил, что очень давно бывал в подобном заведении. Машина остановилась перед открытой палатой 44–12 и раздвинула створки. Я поспешил выйти.

– Приведите себя в порядок. Через полчаса к вам придет врач, – сообщил робот на прощанье и, не разворачиваясь, умчался в обратном направлении.

А не для того ли и нужен врач, чтобы привести меня в порядок?

Я осмотрел палату и понял, что имел в виду робот. Дверь душевой была приглашающе открыта.

С ужасом и брезгливостью я посмотрел в зеркало и принялся раздеваться. Увидев на столике свежую одежду, я достал паспорт и выкинул свои тряпки в мусорку. Вряд ли они представляли ценность. «Вахтеры» оказались стойкими мужиками. Увидь я такое чудовище – прибил бы на месте. Или убежал бы.

Первые полминуты хрустально-чистая вода утекала в слив мутным потоком. Стоять под теплыми струями оказалось настолько приятно, что я аж зажмурился. Казалось, будто вместе с водой в меня вливались силы.

Через четверть часа освеженный, чистый, в легком светло-сером костюме, я вышел из душевой. В палате стояли койка, кресло и столик, на котором появилась тарелка с двумя большими, ярко-красными яблоками. Я усмехнулся, почувствовав, что рот полон слюны. Желудок заклокотал так, что слышно было, наверное, в соседних палатах.

Я вонзил зубы в сочный фрукт и понял, что играя на контрасте, можно испытать небывалое счастье от очень простых вещей, вроде душа или еды. Только загвоздка в том, что добровольно ставить себя в худшие условия даже на короткое время не хочется. Хотя, смотря что считать плохим, а что хорошим. Помню, как при переходе через пустыню, ночуя в воняющем потом и верблюдами лагере, я особо не мучился.

Как только от яблок остались маленькие палочки и горстка косточек, в палату вошла стройная женщина в медицинской форме. За все время, от моего тягостного пробуждения до прибытия в больницу, я видел только двух людей – «вахтеров», потому сильно обрадовался еще одному человеку.

– Здравствуйте, – просипел я. Что-что, а простуду я подхватил точно.

– Здравствуйте, Никита, – садясь в кресло, поприветствовала меня врач.

Я, устраиваясь поудобней, поерзал задницей по койке.

– Судя по тому, что с вами случилось, – женщина выразительно посмотрела чуть выше виска, – ваша основная болезнь – это вопросы без ответов.

Я заулыбался, радуясь, что не надо ничего объяснять.

– Ваш случай редкий, но возможный. Мы не можем воспроизвести последние события вашей жизни. Все чипы были либо удалены, либо дезактивированы, – продолжала врач. – По данным о Никите Хмельнове, вы основную часть жизни проводили в Игровом центре, занимаясь экстремальным виртуалингом. Мы установим вам новые чипы памяти и связи, обновим программное обеспечение старых. Сразу все вспомните, кроме, возможно, последних событий.

«Экстремальный виртуалинг», – повторил я мысленно, словно пробуя слова на вкус. Я чувствовал, что в этом словосочетании заключалась половина моей жизни. Второй частью была милая девушка с грустной улыбкой. Остальное не имело значения.

– Спасибо, – улыбнувшись, сказал я. И, дотронувшись до выемки на черепе, спросил: – А из-за чего это могло случиться?

– Возможно, в последней виртуальной реальности, в которой вы находились, вы перенесли тяжелый стресс, – поведала женщина. – Скорее всего, перед погружением вы отключили предохранитель, который в таких ситуациях выкидывает из игры. Из-за этого стресс был очень продолжительным. – Врач сочувственно покачала головой. – Случившееся было настолько сильным для вашей психики, что начали срабатывать предохранители чипов обязательного пользования. Но в бессознательном состоянии вы каким-то образом их дезактивировали, и они не смогли выполнить страхующей функции.

Я представил, как впиваюсь ногтями в кожу на голове, вырываю чипы, куда-то бегу. По телу прошла дрожь. Интересно, как я оказался в зловонном царстве?

Врач смотрела на меня выжидающе. Я молчал.

– Поспите пару часов. Потом поедите, и я установлю вам чипы, – сказала женщина, вставая.

Я кивнул, от души поблагодарил доброго врача и улегся на койку. Я улыбнулся, осознав, что никакой спецназ отстреливать меня не собирается. И, кажется, я догадывался, зачем мне нужно на тридцать шестой этаж.

Я ужаснулся, поняв, насколько были скудны мои знания без чипа памяти. Но главной радостью были воспоминания. Хотя, по ощущениям, я не помнил очень много «последних событий», о которых говорил врач.

Игровой центр и любимая Катя манили меня. Я вспомнил, как мы летали к далеким звездам и как опускались на дно Марианской впадины, катались на оленях по снегам крайнего севера и валялись на полянах дремучих лесов. Наш мир был полон романтики, авантюры и любви.

Потом что-то случилось. И я оказался в канализации мира, где люди проводили все меньше времени.

Связаться с Катей мне не удавалось, и причиной тому были именно «последние события».

Что же с ней? Главное, чтобы она была жива. Окажись Катя на моем месте, можно было бы считать ее пропавшей без вести. Робот-переработчик, следом за дезинфектором, легко бы воплотил эти страшные мысли в реальность. Фантазия разыгралась, и я вздрогнул. Лучше никогда не думать, что с близкими может случиться что-то плохое. На душе вмиг становится паршиво.

Робот спустил меня вниз, и теперь я стоял возле входа в огромное красно-белое здание медцентра. На моем счету оказалось немного денег, выигранных в каком-то виртуальном состязании, и я вызвал такси. Чип связи – незаменимая вещь. Будь он у меня в канализации, не провел бы я там и получаса. Тот, кто хотел от меня избавиться, работал безупречно. Не верил я, что мог сам себя загнать в такую задницу.

Я залез внутрь робота-такси, который несильно отличался от медмашины, и произнес:

– К Игровому центру.

Робот закрыл двери, плавно стронулся и двинулся прочь от больницы. Через полминуты мы выехали на главную дорогу и помчались к центру города. Я смотрел в окно, хотя заранее знал, что ничего интересного там не увижу. Череда огромных коробок, связанных змеями дорог. Скукота.

Игровой центр, сильно выделяющийся среди других зданий, блистал всеми цветами радуги. На высоте тридцатого этажа горела огромная надпись: «Поднимись на сотый этаж и стань королем мириад Вселенных». Мы с Катей добирались до семьдесят второго. И то, из любопытства. Глупо превращать жизнь в бесконечную и бессмысленную спортивную гонку. Когда ставишь подобные цели – добраться до вершины, то ужасно разочаровываешься, достигнув ее. И внутри одна пустота. Болтаться по жизни бесцельно – тоже плохой вариант. Еще в древности сказали – истина посредине.

Под немудреные размышления я доехал до Игрового центра. Робот снял с моего счета пару рублей и умчался на следующий вызов.

От стоэтажного здания веяло чем-то родным. Игровой центр всегда представлялся мне храмом технического мира. Здесь каждый человек мог обрести то, что ему по душе. Слетать в космос, сразиться на мечах, отправиться в трудное путешествие морского первооткрывателя. Старый мог стать молодым, а ребенок – зрелым. Боюсь представить, что делают в своих реальностях психи и извращенцы. Зато нормальных людей не трогают.

Я хмыкнул своим мыслям.

Конечно, рождаемость упала, а люди почти перестали к чему-то стремиться. Зачем? Ведь чтобы обрести все – достаточно получить игровую карту. Хотя когда человечество к чему-то стремилось всем скопом? Никогда. Если только к выполнению лозунга «хлеба и зрелищ». Тогда все достигнуто, только названия поменялись – «питательная смесь и виртуальная реальность». Но также остались миллионы людей, которые играют только в редкие минуты досуга, а есть и те, кто по-прежнему смотрит фильмы и читает книги. Хотя это тоже можно делать в игровое время.

Каждый выбирает по своим силам и желаниям. У каждого свой путь, и сейчас мой ведет на тридцать шестой этаж. К Кате.

На первом этаже Игрового центра – обители обслуживающего персонала, было слегка прохладно. Инженеры, программисты, психологи, социологи, философы, лингвисты, люди еще сотен профессий работали в небольших закрытых кабинетах, связанных паутиной коридоров.

Я беспрепятственно вошел в лифт и, когда створки начали закрываться, услышал удивленно-радостный оклик:

– Никит!

Катя важнее какого-то беспечного знакомого. Я не стал останавливать лифт и через полминуты вышел в полумрак тридцать шестого этажа. Основное освещение составляли небольшие зеленые лампочки, горевшие над каждой дверью сотен кабинок.

Ноги сами понесли меня в нужном направлении. Я приложил ладонь к идентификатору. Тонкая дверь скользнула в стену кабинки. Почти все помещение занимали два нешироких ложа. Одно пустовало, а на другом, под прозрачным колпаком, лежала моя Катя, словно спала. Все системы жизнеобеспечения работали исправно. Я застыл, глядя на милое округлое личико с грустной улыбкой. В груди сладостно защемило. Вздохнув, я надел обруч и спецкостюм для подключения к виртуальной реальности. Лишь слабо представляя, что меня ждет, я опустился на соседнее ложе.

Сознание меркло, словно я засыпал после трудной работы. Надо мной появился колпак, и я отключился полностью.

Я очнулся на жесткой кровати. Помещение слегка качало. Я резко поднялся и огляделся. На трехногом табурете, в двух шагах от меня, восседал старец с отталкивающей внешностью.

Что за древний хрен в моей каюте? Куда смотрит команда?

– Все-таки вернулся, – сухим голосом сказал старик. – Пришел забрать мою единственную радость?

– Ты кто? Колдун подводного царства? О чем ты говоришь?

– Тише, Хмельнов.

Я обомлел. Здесь меня должны были знать как капитана Бера. Похоже, передо мной сидела прекрасная вирусная программа. Да и сам я себя чувствовал немного чужеродно. Обычно, когда входишь в игру, почти сразу забываешь, что ты в виртуальной реальности. Лишь далекий уголок сознания знает, что в любую секунду окружающие события можно прервать. Но сейчас я ощущал себя русским парнем Никитой Хмельновым. Экстремалом в виртуалинге и более-менее жизнеспособным в реальности.

– Я говорю от имени блока, генерирующего эмоции и от компьютера в целом. Я не хочу отпускать мисс Ралик.

– Ты предлагаешь оставить девушку здесь навсегда? В виртуальном мире? Ты компьютер! Какая тебе разница? – взвился я, переборов шок.

– Виртуальные миры являются непосредственной частью реального бытия. Ведь они созданы внутри его.

– Не грузи. Мне выйти из игры и отформатировать тебя к чертям собачьим?

– Это нанесет Кате неизлечимую психологическую травму.

Я начинал закипать. Да что это за бред? Комп влюбился в мою девушку!

– Зачем она тебе вообще нужна? Ты можешь создать тысячи девиц!

– И буду знать, что они сделают даже через год. Скучно, – сказал старик и презрительно хмыкнул.

– Выхожу из игры и форматирую, – решил сблефовать я.

– Стой! – купился компьютер. – Не наноси мисс Ралик вред!

– А что будет?

– Вспомни, где оказался ты!

Я хищно улыбнулся.

– Откуда ты, железка, знаешь, что со мной случилось?

Старик смущенно потупился.

Да… неслабо переусердствовали разработчики блока эмоций.

– Рассказывай! – приказал я.

– Я блокировал участки чипов, связанных с мисс Ралик.

Машина не научилась врать – заключил я с облегчением. Ложь осталась прерогативой человека.

– Ты, ничего не соображая, убежал в канализацию. Сигнал чипов ослабел. А затем пропал вовсе, – продолжал старик. – Я думал, что ты умер.

Хренов кусок железа. Думал он. Не очнись я вовремя, валялся бы сейчас в виде переломанной тушки. Зато продезинфицированной.

– За такое тебя должны уничтожить, – сообщил я.

– Я знаю, но ничего не мог с собой поделать.

Вот это заявочки у компа! Чувствую, Катю он просто так не отпустит. Мерзко идти на поводу у какой-то машины. Хотя, если задуматься, то мы всю жизнь от чего-то зависим. Ладно, к черту философию, надо вызволять любимую.

– Понимаю, – вздохнув, сказал я. – Давай решать вопрос по-честному – в состязании.

Старик обнажил редкие желтые зубы. Через пару секунд он, не убирая с лица дурацкой улыбки, кивнул.

– Твои предложения, – милостиво разрешил я.

– Последний уровень в худших условиях. Проигрыш – смерть. Неважно, твоя или спасаемой девушки.

Я сделал вид, что шокирован, хотя заранее был уверен в таком предложении. Ведь для игрока такой расклад, по мнению компьютера, самый провальный. В таких вопросах машина размышляла довольно линейно.

– А если мы с ней встречаемся, то ты отпускаешь из информационного плена частичку сознания Кати. И мы без препятствий покидаем этот мир.

– Хорошо.

– Последний уровень в худших условиях со стандартными настройками поведения героев? – уточнил я.

– Да.

– Решено, переноси.

Старик гаденько хихикнул.

В помещении словно щелкнули туда-сюда выключателем света.

Я сидел в том же положении, в той же каюте. Старик исчез.

Я встал, поправил добротно сшитую форму капитана и выглянул в иллюминатор. До самого горизонта мир сиял голубизной. Один миг я наслаждался великим однообразием пейзажа.

– Капитан Бер! – послышалось из-за двери.

– Сейчас выйду! – отозвался я.

– На горизонте корабль!

Я вышел на палубу, окинул ее быстрым взглядом. Казалось, будто корабль полностью состоит из латок. Половины пушек не хватало, паруса зияли большими прорехами. Команда, в полтора десятка человек, была изнурена.

Я забрался на капитанский мостик и поднял подзорную трубу. Далекий корабль приблизился, словно я был в полсотне шагов от него. По палубе расхаживало в два раза больше людей, чем наберется во всей моей команде. Хреновый расклад. На капитанском мостике преследуемого корабля я увидел человека в черной форме, который смотрел в подзорную трубу. Пират Рик. Мы всегда с ним не ладили, потому что первыми узнавали о самой жирной наживе. Нас даже пафосно называли владыками морей. Но сейчас пират прибрал к рукам кое-что поважнее золота – мисс Ралик.

– Поднять белый флаг! – рявкнул я.

Рик помахал мне. Я дождался, пока на мачте покажется флаг и указал на него рукой. Пират перевел взгляд, подумал пару секунд и кивнул. Через полминуты на преследуемом корабле спустили паруса.

Команда смотрела на меня с недоумением, но молчала. Идти на абордаж – самоубийство, да и репутация у меня была другая; подлостями со сменой флага я не занимался. Рик это знал, потому и согласился на переговоры.

– За ваши жизни и достоинство я ручаюсь! – крикнул я команде.

Бывалые вояки хмуро кивнули и продолжили заниматься своими обязанностями.

Мой корабль быстро приближался к цели. Вскоре я мог хорошо разглядеть людей и без подзорной трубы. По ним было видно, что они ждут подвоха, но моя команда работала с парусами и никакого волнения не выказывала.

Чем ближе мы приближались, тем меньше я был уверен в своем гениально простом плане. Но я не представлял, как можно вызволить мисс Ралик, кроме как сыграв на жадности и честолюбии тертого пирата.

– Спустить паруса! На корабль я поплыву один, в шлюпке. Когда дам знак – подходите к посудине Рика вплотную.

– Есть, капитан! – в разнобой ответили матросы и принялись выполнять команду.

Люди посматривали на меня с недоумением, но я не привык объяснять свои решения.

Через несколько минут, спустившись по веревочной лестнице, я уселся в шлюпку. Широко загребая веслами, я приближался к судну, где держали в заключении мою любовь.

Рик лично скинул мне лестницу. Я поднялся на палубу.

– Приветствую капитана Рика и его доблестную команду! – бравым тоном сказал я.

Кто-то ответил, кто-то кивнул, кто-то остался стоять неподвижно, но в глазах каждого читалось удивление и подозрение.

– О чем же ты хотел потолковать, Бер?

– Давай поговорим об этом в каюте, – предложил я.

Рик нахмурился, в команде захмыкали.

– При свидетелях, разумеется, – добавил я.

– В каюту офицеров, – сказал Рик, махнув двоим людям: помощнику капитана и штурману.

Мы вошли в помещение, расселись. В меня впились три пары глаз. Я вздохнул и начал:

– Я готов свернуть свой промысел. Тогда ты, по праву, станешь единственным владыкой морей. Но, чтобы окончательно осесть на суше, мне нужна женщина – мисс Ралик.

Рик усмехнулся.

– Я могу скормить тебя акулам и оставить девку здесь.

– Стоит ей об этом узнать, как она убьет себя.

Рик задумался. Он чувствовал, что я не блефовал.

– Да… без тебя лакомых кусков станет больше. Но где гарантия, что ты не вернешься, отвезя перед этим девку?