Власть будущего (сборник) Данилов Павел
Врач покинул шлюз и скомандовал открыть переборку, за которой простирался безграничный космос. Воздух, рванувший навстречу пустоте, подхватил тело бортинженера и унес его прочь от корабля.
Игорь вздохнул и пошел навестить Фридриха.
Капитан глубоко спал, его состояние перестало быть опасным. Игорь посмотрел на показания приборов и удовлетворенно кивнул – домой Фридрих вернется здоровым. А сейчас предстоял прыжок.
У Игоря было желание бросить трупы пиратов в утилизатор. Но, помня устав, он перетаскал их в герметичное помещение грузового отсека и выставил температуру в минус тридцать градусов по Цельсию. «Теперь они не пропадут», – цинично подумал врач.
Игорь перепроверил настройки «темного двигателя» и включил минутную готовность. Усевшись в кресло и пристегнув ремни, врач стал вместе с компьютером отсчитывать секунды до прыжка. За две секунды до перехода в гиперкоридор Игорь закрыл глаза.
И открыл их от сигнального писка компьютера. «Неверная траектория!» – гласила надпись на экране.
Система Mare argenteus оправдывала свое название. Космическая пыль, словно серебряное море, окружала три планеты, вращающиеся вокруг звезды солнечного типа. И Игорь летел прямиком в это море, хотя планеты находились в другой стороне.
Видимо, при выходе из гиперкоридора произошел микросбой. Ориентация корабля поменялась, а скорость упала до четырехсот километров в секунду.
Компьютер уже рассчитал оптимальный вариант. Игорь, зная, что не придумает ничего лучше, дал добро на выполнение маневра.
Слишком много раз за этот полет включались корректировочные двигатели. Чтобы направить «Гиппократ-4» в сторону планеты Spes и позже войти в зону ее жесткого притяжения пришлось израсходовать топливо почти полностью. Остались лишь жалкие крохи на пару тормозных маневров.
Выпив стакан воды, Игорь задумался, зачем он несется сквозь пространство, зачем погиб Александр, и почему страдают три города, в каждом из которых живет почти по сто пятьдесят тысяч человек.
Некоторые называли эту болезнь Дыханием галактики из-за того, что вирус приходил из космоса. Несмотря на то, что передача звука в безвоздушном пространстве невозможна, эпидемия приходила из космоса со звуковыми вибрациями, напоминающими вступление в симфонии номер три Рахманинова. Отсюда появилось еще одно название: эпидемия Рахманинова. Хотя кто-то слышал в этом звуке другое. Но, так или иначе, Дыхание галактики несло болезнь и смерть.
Игорь послал запрос на сеанс связи с медицинским центром Spes. Ответ пришел сразу.
– «Гиппократ-4»? – спросил оператор. – Приветствую. Как проходит полет? Где вы сейчас находитесь?
– До вас еще шесть миллионов километров и чуть больше четырех часов пути. А полет – ужасно. Бортинженер мертв, капитан ранен. Многие системы корабля повреждены пиратской глушилкой. Реактивное топливо на исходе, потому придется тормозить об атмосферу.
– Пираты? – голос оператора звучал непозволительно испуганно.
– Мы их убили, – устало произнес Игорь. – Приготовьте самолеты для перевозки лекарств. Передаю свои координаты. Следите за мной постоянно до самой посадки.
– Хорошо. Желаю мягкой посадки.
– Это вряд ли. Возьмите оборудование, чтобы вскрыть корабль. Вдруг я буду в отключке.
– Понятно.
«Понятно, – мысленно передразнил Игорь. – Сюда бы Джона. От этого, похоже, пользы не дождешься».
Игорь пошел навестить капитана. Фридрих безмятежно спал, полностью доверившись компьютеру. Капитан и корабль поменялись ролями.
По уставу в рубке постоянно должен присутствовать хотя бы один офицер корабля на случай возникновения проблем, требующих человеческого вмешательства. Отказ автоматики, астероидная опасность, нападение.
Игорь зашел в рубку и выбрал на пищевой панели тюбик с банановым пюре. Кроме фруктов в горло ничего не лезло, а подкрепиться было необходимо.
Игорь сидел в кресле, разглядывая приближающуюся планету. Spes почти полностью была укрыта белым одеялом облаков. Из обитаемых планет, на памяти Игоря, она была единственной, у которой не было ни одного спутника. Spes жила за счет полезных ископаемых: платины, иридия и гелия-3. Возле огромных месторождений этих веществ и образовалось три города. Первым колонистам было по двадцать лет, когда они прибыли в Mare argenteus, теперь им уже исполнилось по девяносто. Игорь пользовался благами их системы с детства, теперь пришло время жителям Spes ощутить, что и его система живет не зря.
Тревога росла с каждым ударом сердца, с каждой сотней километров. Теперь планета закрывала собой весь экран.
Игорь включил тормозные двигатели, выработав половину оставшегося топлива. Выпустив крылья, он вошел в верхний слой атмосферы.
Первый круг по высокой орбите занял всего лишь тринадцать минут. Игорь до крови закусил губу, боясь, что любое его неверное движение погубит всю экспедицию.
К концу второго круга, который занял полчаса, «Гиппократ-4» пролетал каждую секунду по девяносто километров.
Только на середине третьего круга, когда скорость значительно уменьшилась, а топливо вышло окончательно, Игорь решился войти в более плотные слои атмосферы.
Прошив белый кокон облаков, врач направил корабль под малым углом к поверхности. Температура корпуса росла, скорость падала. Компьютер словно взбесился, выдавая каждые три секунды чуть ли не противоположные советы.
Сесть на посадочную полосу Игорь не мечтал, но доставить лекарства в целости и сохранности был обязан.
Пролетев над городом, врач увидел довольно обширную равнину. Нужно было садиться. Скорость упала до критической, и «Гиппократ 4» в любую секунду мог просто-напросто рухнуть.
«Надеюсь, Фридрих выдержит», – подумал Игорь за миг до касания.
Обычно корабли такого типа садились вертикально, постепенно уменьшая мощность. Но из-за неполадок в термоядерном двигателе и отсутствия топлива Игорю пришлось пропахать брюхом не меньше полукилометра.
Ремни впились в тело, и корабль замер. Врач улыбнулся. Отстегнув ремни безопасности, он аккуратно спрыгнул на боковую стенку, которая стала полом, и неуклюже побежал в госпиталь – сказывалась возросшая в несколько раз гравитация.
– «Гиппократ-4», – позвал оператор, – как прошла посадка?
– Лучше не бывает.
– Самолеты взлетели.
– Жду.
Фридрих сдвинулся лишь на пару сантиметров – ремни держали надежно. Компьютер самостоятельно переориентировал кровать дном к источнику гравитации. Аппаратура работала исправно, и Игорь направился в грузовой отсек.
Все вертикальное стало горизонтальным. Врач двигался по скобам лестницы, словно по перекладинам мостика на детской площадке.
Лекарство пережило полет и надежно удерживалось ремнями. Игорь открыл широкий разгрузочный шлюз и вдохнул влажный воздух планеты Spes. Теперь, когда корабль лежал на боку, груз стал ближе к поверхности.
Через пятнадцать минут недалеко от корабля приземлились шесть самолетов, из которых выбежало человек двадцать и выехало полдюжины погрузчиков.
Машины приставили к кораблю раскладной трап, и Игорь спустился на планету.
– Здравствуйте, – поздоровался один из пилотов. – Я руковожу операцией.
– Мы бесконечно рады, что вы смогли добраться до нас, – сказал его помощник, держась рукой за темя.
– Я тоже, – скупо ответил Игорь. – В госпитале находится капитан. Пускай четверо перенесут его в самолет – его нужно доставить в вашу больницу. Остальные могут начинать разгрузку. Только очень аккуратно, лекарство висит на ремнях.
Через час три самолета разлетелись по городам, неся на своих крыльях половину лекарства. Пока люди продолжали разгрузку «Гиппократа-4», Игорь устроил конференцсвязь со всеми больницами планеты – в трех городах их набралось не так уж и много.
– Даю последнюю инструкцию. Вы всё знаете, но хочу повторить, – произнес Игорь. – Взрослым колоть полную ампулу, детям до десяти лет – три миллилитра. И еще. Лекарство действует как сильное снотворное, потому не пугайтесь, что все пациенты будут засыпать почти мгновенно. Есть вопросы?
– А как насчет себя? – спросил один из врачей.
– Оставьте последнюю ампулу себе, – ответил Игорь. – Обслужите больных, введите лекарство себе и просыпайтесь на здоровой планете.
Послышалось несколько смешков.
– Все?
Динамик молчал.
– Тогда за работу.
Четыреста человек по всей планете взяли чемоданчик с тысячей ампул и рюкзак с многоразовыми шприцами, дезинфекторами и иглами. Одним из них был Игорь.
Первый симптом болезни, который мог продолжаться от нескольких часов до трех дней – это сильная боль в районе темени. Затем человек падал и несколько дней смотрел остекленевшими глазами в бесконечную даль, даже если перед ним была стена. Метаболизм замедлялся, словно больной погружался в анабиоз. Потом человек умирал.
Половина людей еще передвигались по дому, держась рукой за темечко. Остальные лежали на кроватях и смотрели в потолок глазами, полными мудрости и понимания.
Двери во всех домах были открыты. Лишь к одной семье Игорю пришлось пробираться через окно – все четверо лежали на полу и не могли пошевелиться.
Обход своего района Игорь закончил только к вечеру. Врач валился с ног от усталости, а боль в темени явно говорила о том, что он тоже заразился.
В последнем доме оказалась семья из трех человек: мама, папа и шестилетний ребенок. В чемодане – три ампулы. Отец еще пытался шевелиться, мать и сын лежали неподвижно и смотрели в бесконечность.
Игорь ввел взрослым по полной ампуле и достал последнюю. Врач видел, что малышу осталось жить считанные часы. Сердце билось не чаще двадцати раз в минуту.
Игорь вколол ребенку положенные три кубика, а себе – оставшиеся два. Хотя догадывался, что они его не спасут, а лишь замедлят развитие болезни.
Врач высшей категории победил пиратов и долетел до системы в шестнадцати парсеках от дома, спас капитана и почти полмиллиона человек. Осталось только вернуться к Сьюзан. Уверенность, что он возвратится, не покинула Игоря даже когда он упал рядом с детской кроваткой и забылся бредовым сном.
Игорь летел сквозь космос. Без корабля, без скафандра. Он сидел за столом с госпожой Бесконечностью и ее подругой Смертью. Затем Бесконечность заиграла на фортепиано симфонию, а Смерть закружила в дьявольском танце. В какой-то миг, когда Игорь готов был присоединиться к ним, рядом появилась фигура в белых одеяниях, сверкающая светом всех звезд Вселенной. Бесконечность сыграла фальшивую ноту, и Смерть растворилась, словно дым под порывом ветра.
Игорю показалось, что он не проспал и получаса. Над ним стояла Сьюзан. Жена улыбалась, хотя глаза покраснели от слез.
– Сьюзан …
– Помолчи, любимый, ты еще слаб.
– Я скучал.
– Я горжусь тобой, – сказала она спустя минуту. – Ты один спас целую планету.
– Ее спасли тысячи людей, – возразил Игорь. – Те, кто создал лекарство, построил корабль…
– Не уменьшай своих заслуг, – засмеялась Сьюзан. – Если б не ты, их работа стала бы космическим мусором.
– Это сделала ты, – не согласился Игорь. – Я все время думал о тебе, мечтал к тебе вернуться.
Сьюзан покачала головой и с теплой улыбкой ответила:
– Значит, это сделала любовь.
Июль 2012
Охотник за пузырями
– Молодые люди, можно забрать бутылочки? – спросил Иван, одетый в строгие потертые брюки и, несмотря на теплую погоду, плотную олимпийку. На ногах красовались старые белые кроссовки.
На мгновение шумная компания затихла. Три парня тупо уставились на кучу темно-зеленых бутылок, припорошенных пустыми пачками из-под сухариков, чипсов, фисташек.
– Да бери, – буркнул один из отдыхающих.
Второй, не найдя что добавить, глотнул из бутылки. Третий, сделав большую затяжку и отбросив окурок щелчком, медленно проговорил:
– Дед, а тебе не западло вот так корячиться? На че тебе деньги?
Иван, нагнувшийся и уже пронзенный болью в пояснице, выпрямился. В молодости худощавый старик был роста немалого, но возраст сделал свое. Дед поставил большую болоньевую сумку на захарканную землю и поправил лямки светло-зеленого походного рюкзака, откуда донесся характерный звон.
– А что мне? – хрипло проговорил Иван, прищурив тусклые серые глаза, – с голоду помереть?
– В молодости надо было чего-то добиваться, – наставительно заявил парень.
Дед обомлел от такой наглости, но внешне сохранил спокойствие.
– В молодости я был таким как ты, – сказал Иван, засовывая в рот, зияющий дырами недостающих зубов, сигарету без фильтра, – язвительным и знающим жизнь.
– Я бутылки собирать не буду, – поморщившись, презрительно заявил парень.
Старик пожевал губами, отчего сигарета метнулась вверх-вниз.
– Я тоже так думал, глядя на нищих. У меня было много друзей, мы разговаривали о жизни, ее смысле, перспективах.
Двое парней начали болтать о чем-то своем, третий же продолжал слушать.
– Но все высокие разговоры происходили на вот таких посиделках, – махнув рукой на лавочку, сказал дед. – Кто-то пошел в ПТУ, кто-то в техникум, некоторых родители заставили идти в институт. Кто успел повзрослеть – тот живет… ну или, по крайней мере, умер нормально. Я…
– А ты профилонил свое время, – перебил парень, затем добавил насмешливо, – неудачник.
– Мать твою, сучонок, – прохрипел дед и замахнулся на наглеца.
Парень легко увернулся и толкнул старика в грудь. Иван покачнулся, больную правую ногу свело, и он, с жутким перезвоном бутылок в рюкзаке, грохнулся на землю, ударившись головой об лавку.
Дед открыл глаза, рюкзак врезался в спину неровностями бутылок. Кое-как поднявшись, он потер голову – шишки не было. По-прежнему болела поясница и нога. Воздух из легких вырывался со свистом, сердце беспрерывно кололо. Парней как ветром сдуло. Только ворох мусора и бутылки напоминали о недавнем уличном пиршестве.
Мир посерел, как будто из него высосали часть красок. На улице повисло полное безмолвие. «Неплохо я об лавку приложился», – с грустью подумал Иван. Убогая жизнь, состоящая из сна и поиска бутылок, тускнела с каждым днем сильнее.
Иван подтащил болоньевую сумку, в которой красовались три темно-коричневые бутылки, поближе к добыче. Ноги слушались плохо, в глазах постоянно темнело. Старик нагнулся и едва слышно заскулил от боли в пояснице.
Иван поднимал бутылку, выливал из неё капли выдохшегося пива и клал в сумку. Первая, вторая, третья… Дед начинал однообразно материться, когда попадалась бутылка с засунутой в нее свернутой пачкой из-под закуски. Боль в пояснице пропала. «Неплохо ребятки погуляли», – кладя в сумку двенадцатую бутылку, подумал старик. Перестало колоть сердце. Иван разогнулся и обомлел. На клетчатом дне сумки мирно лежали три темно-коричневых бутылки.
– Что за черт? – вслух сказал дед.
Иван поднял сумку. Весила она как полтора десятка стеклянных пивных бутылок.
– Хренотень какая-то…
Старик подошел к лавке, на которой стояли две недопитые бутылки. Вылив содержимое, он отправил тары в сумку. Дыхание стало ровным. Бутылки исчезли, оставив от себя только вес.
Иван воровато огляделся. Вокруг, насколько хватало зрения старческих глаз, не было ни единого прохожего. Все так же царила гробовая тишина. Невдалеке виднелась аллея с рядами лавок по бокам. Старик отправился туда. Сегодня он там еще не охотился.
– Еще бутылок хочешь найти? – послышался гулкий голос. – Ты же обычно в это время уже дома.
Иван вздрогнул и закрутился на месте. Вокруг никого не было. Осматриваясь, старик заметил в траве добычу – бутылки, которые Иван искал изо дня в день последние пять лет и которые он так ненавидел. Дед сложил находки в сумку – нога прошла. Колено стало гнуться. «Да что же происходит?» – подумал он.
– Доволен? – вновь послышался голос из ниоткуда. Воздух стал непрозрачным, словно при легком тумане.
– Да, конечно… – пробормотал Иван.
Старик шел по аллее, подходя к каждой лавочке, заглядывая в каждую мусорку. Иван начинал счастливо улыбаться при виде каждой бутылки. Бешеный азарт завладел человеком, который недавно едва двигался. Морщины разглаживались, волосы начали темнеть. Сумка с тремя темно-коричневыми тарами становилась все тяжелее и тяжелее.
– Ты счастлив, собирая бутылки? – спросил тот же неизвестный.
Иван за неимением собеседника, задрал голову к небу.
– Я доволен оттого, что молодею. В меня рекой течет сила.
– Но раньше ты ее тратил бездумно.
После каждого слова туман становился плотнее.
– Я не знал, что стану настолько слаб. Я надеялся умереть раньше, чем стану развалюхой.
– Но когда пришла старость, захотелось прожить свой век заново. Почему ты злишься на свое занятие? Ведь когда многие работали, ты отдыхал.
Недавний старик остался на небольшой площадке. Остальной мир погрузился в плотный туман.
– Я достоин большего, чем собирать какие-то стекляшки ради куска хлеба! – выкрикнул в небо Иван, хотя голос доносился отовсюду.
– Но сейчас ты был счастлив, собирая бутылки.
– Ну ведь… – хотел оправдаться Иван.
– Ты причитал не на занятие, а на малое вознаграждение.
Последний клочок реальности накрыл густой серый туман. Тут деда затрясло, голова загудела от боли. Иван на секунду закрыл глаза и вновь открыл. Над ним склонился парень со встревоженным лицом.
– Дед, ты живой? – спросил он.
апрель 2009
Болото ненависти
Никита посмотрел на часы – семь минут до конца пары. Впереди парня две одногруппницы шепотом затеяли спор, почему в университете люди к ним относятся лучше, чем в школе.
– Наверное, здесь люди умнее и взрослее, – сказала первая.
Вторая девушка скептически скривила губы.
– Мы помогаем знакомым в учебе, вот они и общаются вежливо. А незнакомым – просто все равно.
– А меня и так все любят, – встрял Никита, – без всякой корысти.
Одногруппницы смерили парня, глаза которого светились добродушием и наигранной самоуверенностью, таким взглядом, что он сразу же засомневался в своих словах.
Тут громогласный лектор перестал диктовать определения. Утомленные страшными заклинаниями из курса химии студенты начали оживать в предчувствии перекура и штурма столовой. Никита отбросил ручку, размял пальцы и уставился на преподавателя, в ожидании слова «свободны».
– Электрохимия очень часто используется в производстве, – завершал тему профессор, – кстати говоря, по современным представлениям, мысли человека тоже входят в область электрохимии. Подробнее о применении электролиза поговорим на следующей лекции. Свободны.
Аудитория вмиг наполнилась жужжанием молний, треском липучек, стуком отодвигаемых стульев.
– Паш, в столовку идешь? – спросил Никита.
– Покурю и приду.
Никита кивнул и быстрым шагом двинулся к лестнице. Материал только что услышанной лекции был уже полностью забыт и юношу волновал только один вопрос – большая ли очередь в столовой?
Зайдя в «зал вдохновения», студент недовольно поморщился. Плотная и длинная очередь сулила серьезное опоздание на лабораторные по электричеству. Через несколько минут зашел Пашка и, со словами: «ф топку», покинул столовую. Желудок Никиты запретил последовать примеру товарища.
За стол Никита сел с забитым тарелками подносом, когда пара уже началась. От горячего рыбного супа исходила волна характерного запаха. Никита принялся за макароны с куриными котлетами в надежде, что первое за это время остынет.
Через четверть часа осоловевший юноша медленно поднимался по ступенькам к лаборатории.
– Здравствуйте, Иван Вячеславович, – поздоровался Никита с длинноволосым аспирантом, преподающим физический практикум.
– Здравствуйте, – буркнул погруженный в чтение препод.
– Ты чего так долго? – набросился Паша, – не мог после лаб пожрать?
Никита покачал головой и с довольной улыбкой плюхнулся на стул напротив навороченного осциллографа.
– С этой установкой надо быть осторожней. Убить не убьет, но треснуть током может, – предупредил Павел.
Никита зевнул и неторопливо извлек из бежевой сумки методичку.
– Без паники, сейчас все будет, – сказал он.
Павел недоверчиво посмотрел на друга, но, осознав свое бессилие, сел рядом. Со всех сторон доносился возбужденный шепот одногруппниц, не понимающих, как пользоваться приборами.
Никита прищурил глаза и запустил ладонь в волосы. Весь его вид выражал крайнюю задумчивость. Через пару минут лицо студента прояснилось, как будто он постигнул важную истину мироздания.
– Понял? – с надеждой спросил Паша.
Никита поднялся и, победно глянув на напарника по выполнению лабораторных, принялся за собирание установки.
– Питание не включи, – еще раз предупредил Павел.
– Это в осциллограф, это в вольтметр, здесь шунт делаем, – бормотал юноша, – так, а это у нас заземление…
При последних словах, Никита задел локтем красный рычажок на блоке питания. Мелкая дрожь забила студента, заклацали зубы. Павел вскочил, чуть не перевернув стол с тяжеленными установками, и дернул рычажок в обратную сторону. Появились несильные, но едкие запахи горелой проводки и кожи. Никита, глубоко вздохнув, сел на стул. Павел, не произнося ни слова, посмотрел на товарища и подумал: «Вот дурак, разве нельзя быть аккуратней? Благо препод не заметил».
В голове пострадавшего появилось неприятное щекотание, парень ощутил тревогу. Новое чувство сильно напугало Никиту. «Наверное, галлюцинации после удара током», – подумал он.
– Куда провод заземления вставлять? – поинтересовался Павел.
Никита поднял глаза, ощущение не повторилось. Он с облегчением вздохнул и указал на отверстие в осциллографе. Павел поспешно вставил штекер.
Никита посмотрел на одногруппницу.
«Чего этот козел палит?» – подумала она.
Никиту снова пронзило неприятное ощущение, которое приносило ему не только духовное неприятие, но и реальную боль. «Да что за хрень», – подумал он. В голове начали всплывать гипотезы преподавателя по электрохимии…
На следующий день Никита рассказал о своих ощущениях Павлу. Болезненное покалывание появилось в тот же миг, когда напарник только начал говорить.
– Сказочник, снова бред несешь?
– Нет, все серьезно, – твердо сказал Никита, но боль от этого только усилилась. – Сейчас ты мне делаешь больно тем, что плохо обо мне думаешь.
– Я подумал, что ты достал бред нести, – прямолинейно заявил Павел.
– Вот поаккуратней с мыслями!
Паша захохотал.
– Если каждый третий умеет следить за словами – это уже хорошо, – сквозь смех заявил одногруппник, – а ты предлагаешь контролировать мысли! Ты не грузи никого, о тебе и не будут думать плохо.
– Надеюсь, – вздохнув, проговорил Никита.
Взгляд младшего брата наполнил голову такой болью, какая бывает с жуткого похмелья. «Видимо, негативные мысли еще и по силе различаются, – размышлял Никита, – сильно же меня братец любит. Хоть родители не мучают. И почему я не чувствую хороших мыслей?»
Бросив сумку на пол, парень упал на кровать. Никите нужно было все хорошо обдумать. Дар или проклятье? Как себя вести? Нужно использовать странное явление с пользой. Не зря же он второй день мучается?
Никита с грустью вспомнил спор, в который он влез на химии, что, мол, его все любят. Правильно говорят, что иногда лучше чего-то не знать…
Весеннее солнце приятно ласкало теплыми лучами. Город давно проснулся, люди спешили на работу, встречу, отдых… Никита стоял на остановке, в ожидании маршрутки до университета. Он все обдумал. Парень решил общаться только с теми, от кого не исходила волна негатива. А тех, кто приносил боль, он на подсознании начинал ненавидеть. «А сам буду больше молчать, чтобы не вызывать у близких негодования, – думал студент. – После окончания универа можно пойти в бизнес. Заключать сделки только с расположенными ко мне людьми». Раскрывающиеся перспективы радовали и пугали.
Вскоре Никита поймал маршрутку, где осталось единственное место. К нему парень и направился. Двоим он наступил на ноги, а какую-то объемную женщину, когда машина стронулась, пихнул задницей в плечо. Наконец-то усевшись и подняв голову, Никита едва сдержал предательский вскрик. Три человека одновременно стрельнули по нему недовольными взглядами.
– Извините, – пробурчал парень, – передайте за проезд, пожалуйста!
«Так с ума сойти можно», – с горечью подумал Никита и опустил глаза в пол, стараясь ни на кого не смотреть. Сразу стало легче. Видимо, при зрительном контакте боль усиливалась.
– Спасибо, – сказал водителю Никита, выходя из маршрутки.
Через дорогу переходил Пашка.
– Ты чего невеселый такой? – спросил он.
– Да с этими мыслями… помнишь, я рассказывал… – замямлил Никита.
– Так ты не прикалывался? Это из-за того разряда тока на лабах? – с интересом спросил друг.
Никита кивнул и произнес:
– Очень больно, когда обо мне плохо думают. Еще я начинаю этих людей ненавидеть.
– А я делаю больно?
– Редко, да и то по мелочи – легкое щекотание в голове. А в маршрутке совершенно незнакомые люди едва не убили меня.
– А ты думал, что мир полон добра? – ехидно спросил Паша. – Да каждый встречный поперечный видит в другом человеке соперника и урода, который о себе возомнил хрен знает что.
– Надо быть идеальным, чтобы перестало быть больно.
– Не поможет. Еще хуже будет. Лучше придумать, как убрать твои мутантские возможности, – серьезно проговорил Павел. – Может, снова тебя током долбануть?
– Да ну, страшно… и я уже почувствовал себя особенным… – сбивчиво сказал Никита.
– Много пользы от твоей особенности, – хмыкнул Павел. – Ты что-то про Катьку забыл, после того как тебя током шендарахнуло. Тебе же она сильно нравилась.
– И сейчас нравится. Сегодня вечером в «аське» с ней поболтаю, в кино приглашу.
– Давай, давай, – заговорщицки улыбнувшись, произнес Паша.
– А чего ты вспомнил?
Одногруппник пожал плечами.
– Да просто…
После нескольких дней передышки, переписка полилась нескончаемым приятным водопадом. «Какое же все-таки чудо – интернет, – думал Никита. – То, что я ей написал, не смог бы сказать даже по телефону. Наконец-то мы сходим в кино…»
Никита, в ожидании Кати, прохаживался взад-вперед возле входа в кинотеатр. Туфли блестели при каждом шаге, черная рубашка красиво переливалась в весенних лучах, а дополняли картину светло-синие джинсы.
Катя вышла из перехода в лиловом платье до колен. Распущенные светло-русые волосы красиво падали на плечи. Глаза скрывались за широкими солнцезащитными очками. Туфли и сумочка прекрасно гармонировали с платьем.
Никита стоял как столб, дожидаясь, пока она подойдет. Когда их разделяло пару десятков шагов, он спохватился и пошел навстречу, ощущая знакомое неприятное щекотание.
– Привет, Катя.
– Привет.
Щекотание перешло в небольшую боль. Похоже, девушка ждала хотя бы дежурного комплимента. Все, что Никита хотел сказать, вдруг показалось глупым, пафосным и стыдным.
Читать бесплатно другие книги:
