Ночи Клеопатры. Магия любви Вяземская Татьяна

– Я ничего не рекомендовал, – растерялся Мардиан.

– Вот и впредь не стоит давать мне таких рекомендаций.

– Она стала слишком раздражительной, – посетовал Мардиан в разговоре с Аполлодором.

– Возможно, у нее снова будет ребенок?

Мардиан удивился. Об этом он как-то не подумал.

– Но, нося под сердцем Цезариона, она настолько раздражительной не была…

– Что же, – хохотнул главный советник, – возможно, сейчас она беременна девочкой. Или вообще двойней.

Еще через несколько дней Мардиан снова беседовал с Аполлодором о своей повелительнице.

– Беременна она или нет, раздражительна или разгневалась по делу, а ум у нее – дай боги каждому. Мне доставили сообщение, в котором говорится, что Марк Антоний хотел развестись с женой из-за того, что она от его имени объявила войну Гаю Октавию.

Аполлодор пожал плечами.

– С сожалению, друг мой, пока это не будет обнародовано официально, все это – не больше, чем досужие домыслы.

– Согласен. Но, на мой взгляд, это свидетельствует о том, что он все же полюбил царицу…

– Или о том, что его позиции становятся более шаткими.

Глава 28

– Ты понимаешь? Ты понимаешь, что он сделал? Он оболгал меня перед всеми! Щенок! Паскуда! Опозорил!

– Спокойнее. Расскажи мне все подробно, только, пожалуйста, без этих вскриков.

Она произнесла это с легким налетом брезгливости, но Марк Антоний, по счастью, был не настолько тонкой натурой, чтобы заметить это.

– Он раструбил везде, что я растратил деньги, которые Цезарь – божественный Юлий – оставил ему для того, чтобы раздать каждому римлянину по триста сестерциев!

– А куда ты дел деньги на самом деле? – спокойно поинтересовалась царица.

– Да взятки же! – в отчаянье прокричал Антоний. – Взятки! Сенаторы наши очень падки на деньги!

– Так прямо все и ушло на взятки? – невинно поинтересовалась Клеопатра.

– Ну, не все…

– А остальное ты просто прокутил, верно?

– Я не пропил эти деньги, если ты это имеешь в виду, – Антоний оправдывался, впервые в жизни оправдывался перед женщиной и не замечал этого. Когда от него требовала объяснений гордячка Фульвия, он выходил из себя, начинал орать. А эта вроде и не требовала ничего, а как-то самому хотелось все ей разъяснить.

– Солдатам я эти деньги роздал. Легионерам. На всякий случай…

Клеопатра догадалась:

– На случай, если возникнет вооруженный конфликт с Гаем Октавием? Ты думал таким образом обеспечить себе их поддержку?

– Глупо, да?

Она кивнула и вздохнула.

– Глупо. Купить любовь нельзя. А таким образом ты мог только потерять уважение своих солдат. А теперь потерял уважение еще и жителей Рима. Кстати, вряд ли твои легионы станут драться против легионов Октавия. Как и легионы Октавия – против твоих.

– Почему?

– Потому что и одни, и другие – это легионы Юлия Цезаря. А вы – оба! – его наследники, указанные в завещании.

– А что же мне делать? Вернуть деньги? – Антоний поглядел на нее с надеждой.

«Думает, дурачок, я дам ему на это денег. Как бы не так. На поддержку армии – дам, а на возврат Октавию – нет».

– Если ты сейчас вернешь ему эту сумму, получится, что ты просто украл ее и спрятал.

Он снова опустил голову.

– Верно.

Она осторожно погладила его по спутанным волосам.

– Ничего. Образуется.

– Но от меня люди шарахались! От меня, триумвира! А ведь они раньше обожали меня!

– Послушай, – Клеопатра присела около него на пол. – Все переменится. Если раньше обожали, а потом шарахаться стали, то скоро, может, снова обожать начнут.

– Но я не знаю, что мне для этого нужно сделать!

– Для начала тебе нужно как-то помириться с Гаем Октавием. Кстати, не называй его Октавием; называй его Цезарем. Ведь он носит это имя по закону.

Антоний удивленно отшатнулся.

– Это советуешь мне ты? Ты?

– Я. Для меня нет и не будет другого Цезаря, но я не римлянка. А ты – римлянин и должен как минимум исполнять римские законы, а как максимум – последнюю волю своего соратника и родственника. Он усыновил Гая Октавия в завещании, стало быть, ты должен с этим смириться.

– Но завещание вовсе не было его последней волей

Ну вот, сейчас и этот начнет о том, что Цезарь разрабатывал закон, который позволил бы ему жениться на Клеопатре…

– Завещание было его последней задокументированной волей. А все остальное – не более чем слухи. Я думаю, тебе надо приложить все усилия, чтобы помириться с Гаем Юлием Цезарем Октавианом.

– Я пытался договориться с сыном Помпея, – вздохнув, признался Марк Антоний. – Вернее, это он пытался договориться со мной. Но потом он же пытался договориться с Октави… Цезарем Октавианом.

– Младший Помпей умен. Если он рассорит вас и втянет в войну, у него есть шанс.

– Стать диктатором Рима?

– Как минимум выжить. Я бы на твоем месте в первую очередь рассказала об этом Цезарю Октавиану и предложила объединить усилия по поимке Секста Помпея.

– Я так и сделал, – Антоний, облегченно вздохнув, взглянул на Клеопатру. – Октавий… Цезарь Октавиан прислал мне письмо, и я отправил на переговоры свое доверенное лицо, Поллиона.

Как ребенок, честное слово. Ждет, пока его похвалят, что ли? Да, он не Цезарь, он нуждается в похвале…

Она одобрительно кивнула:

– Ты поступил очень разумно. Но, возможно, следовало бы отправиться на переговоры самому.

– Октавий тоже отправил вместо себя своего друга, Мецената.

Мецената Клеопатра видела дважды, и он произвел на нее весьма приятное впечатление. Убежденный сторонник диктатуры, при этом напрочь лишенный низкопоклонства. Его дружба с Октавием заставляла по-другому взглянуть на самого Октавия.

– Октавий трус! – вдруг выкрикнул Марк Антоний.

Царица погладила его по руке.

– С чего ты взял?

– Почему он вернулся в Рим только тогда, когда стало понятно, что Сенат не поддерживает заговорщиков?

– Он поступил разумно.

– Разумно?! Трус!

– Послушай, мой дорогой, – женщина взяла триумвира руками за щеки и посмотрела прямо в глаза. – Цезарь сделал Цезаря Октавиана своим наследником. Мало того, он сделал его своим сыном. Понимаешь? А я не знаю ни одного человека, который разбирался бы в людях лучше Цезаря.

– Но ведь ты и сама терпеть не можешь Октавия! – в отчаянье выкрикнул Марк Антоний.

– Не могу. – Клеопатра, в отличие от него, была абсолютно спокойной. – Но, наверное, потому, что ему досталось все то, что должно было достаться Цезариону. А может, еще потому, что он и в самом деле слишком похож на Цезаря.

Марк Антоний поднялся и, не говоря ни слова, важно прошествовал прочь из покоев, на выходе достаточно громко и достаточно красноречиво, как ему казалось, хлопнув дверью.

Эта женщина только что ясно дала ему понять, что по-прежнему любит Цезаря.

Ну и ладно! Ну и пусть!

В своей комнате он выпил вина. Неразбавленного. А что? Его обидели, и эту обиду необходимо запить.

Потом он выпил еще, потом вино кончилось, и он потребовал, чтобы принесли еще. Принесли, но мало. Потом, кажется, он отправился на поиски вина сам…

Утром он проснулся в изрядно смятой постели. Рядом лежала какая-то голая девка.

Боги, как же он напился, что даже не помнил, кто это. Служанка какая-то, скорее всего. Он напился и затащил в постель служанку. Правда, вчера Клеопатра ясно дала понять, что любит и всегда будет любить только Цезаря… Но ведь ему самому эта женщина была небезразлична! И он вместо того, чтобы доказать ей, что сможет стать достойной заменой Цезарю, пошел и напился! И еще переспал с какой-то девицей!

Боги, вразумите, подскажите, что делать дальше?

Он принял ванну, надел чистую тунику. Пожалуй, стоит надеть и тогу: если она не захочет с ним говорить, как женщина со своим мужчиной, он будет говорить с ней, как римский триумвир с царицей Египта.

– Ты отдохнул? – Клеопатра приветствовала его, как ни в чем не бывало.

Она либо не знала о его ночных подвигах, либо… знала, но ей было все равно.

– Голова не болит?

Знает! Огромные кулаки Марка Антония сжались. Он уедет, он сейчас же уедет!

– Я вчера не успела сказать тебе. Пока тебя не было, я родила от тебя двоих детей. Близнецов. Мальчика и девочку. Хочешь посмотреть малышей?

Марк Антоний возился с малышами. Какие они хорошенькие! Какие маленькие!

Клеопатра наблюдала за ним, сидя на низком стульчике. А из него получится хороший отец!

Интересно, почему он не рассказывает ей о своем браке с Октавией, сестрой Цезаря Октавиана? Просто забыл, потому что полностью поглощен малышами? Боится? Или считает стратегически неверным выдавать ей такую информацию?

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – поинтересовалась Клеопатра невинным тоном.

Марк Антоний нахмурился, словно пытаясь понять, что царица имеет в виду, потом вдруг побледнел. Осторожно положил сына, маленького Александра Гелиоса, в кроватку.

– Нам надо поговорить, – сообщил хриплым шепотом.

Значит, и вправду – просто забыл.

Она не видела Октавию, ставшую женой Антония, но пожалела ее. Ни одна женщина не заслуживает, чтобы мужчина по-настоящему забыл о своем браке.

– Я слушаю тебя.

– Я…

Похож на провинившегося мальчишку. Так выглядит Цезарион, когда она находит его на ветках какого-нибудь дерева.

– Да?

– Я… женился на сестре Октавия! Цезаря Октавиана…

Клеопатра подняла брови. На самом деле она узнала об этом достаточно давно и даже успела поразмыслить над тем, для чего это нужно самому Октавию. Ну, с Марком Антонием-то понятно: престиж потерян, сестра Октавия – богиня во плоти, говорят, брат понаставил везде ее статуй и чуть ли не молится на сестру; в случае с любым другим человеком неминуемо возникли бы слухи об инцесте между родными братом и сестрой, но почему-то не возникли, и это говорило о том, что народ любит Октавию-младшую и, видимо, уважает Цезаря Октавиана.

Марк Антоний надеется заполучить и себе частицу этой народной любви к своей жене.

Но Октавию, Октавию-то это зачем?

Можно, конечно, предположить, что Октавия-младшая влюблена в Марка Антония, но сомнительно: она – такая утонченная, он – грубый мужлан, к тому же еще и противник ее обожаемого брата. К тому же ее муж умер совсем недавно, она выходила замуж беременной от покойного супруга, что вообще противоречило всем римским законам.

Понятно, что Октавия сделала это по требованию брата, но вот для чего это Цезарю Октавиану?

– Твоя жена очень красива?

Марк Антоний хотел бы уловить в ее голосе нотки ревности, но их не было. Обычный вопрос.

– Она похожа на своего брата.

Исчерпывающий ответ. Особенно с учетом того, что Антоний ненавидит Цезаря Октавиана.

– «Женщины из рода Юлиев делают своих мужчин счастливыми, – когда-то, давным-давно, в прошлой жизни ей эту фразу сказал Цезарь. Ее Цезарь».

А сейчас вот вспомнилось.

– Она вовсе не из рода Юлиев, – резко сказал Антоний. – В ней, как и в ее братце, всего примерно одна восьмая крови рода Юлиев.

Он слишком сердится. Значит, на самом деле женщина его увлекла – пускай ненадолго, но увлекла, и, вполне возможно, у маленьких Клеопатры Селены и Александра Гелиоса может появиться единокровный братик или сестричка.

Она вспомнила свой разговор с Мардианом.

– Единственное, что я могу предположить, так это то, что Октавий хочет этим браком подложить Антонию большую свинью.

– Каким это образом? Говорят, он боготворит сестру… Если бы у тебя была сестра, ты выдал бы ее замуж в политических целях? Возможно, ей просто нравится Антоний.

– Антоний нравится многим женщинам, моя царица. Но женщина, которая только что схоронила мужа, беременная, вдруг срочно выходит замуж. Нет, здесь политика и только политика. Октавий любит сестру, сестра обожает брата и согласна ради него на любые жертвы. Только зачем эти жертвы брату? Вот в чем вопрос.

Клеопатра задумалась.

– Ничего не приходит в голову.

– Давай так: я сейчас буду предлагать варианты идей. А ты станешь их опровергать. Может, что и получится.

«Какое счастье, что у меня есть Мардиан. И что он способен так хорошо мыслить». Самой ей за несколько дней до родов – уже даже живот опустился – думалось как-то не очень.

– Он хочет помириться с Марком Антонием по-настоящему…

Царица фыркнула.

– Зачем бы это ему?

– Он по-настоящему любит Рим и не хочет гражданской войны…

– Это вариант, – кивнула она.

– А вот другой вариант. Октавий знает, что Марк Антоний бабник…

– Ну, кто же этого не знает! – засмеялась Клеопатра.

– …и что достаточно скоро он сбежит от своей Октавии к тебе.

– Ну, вот этого никто знать не может! Думаю, даже сам Антоний.

– Сам Антоний, может, и не знает, а Цезарь Октавиан такой вариант обязан был предусмотреть.

– И что?

– И то, что в глазах общества Антоний окончательно превращается в чудовище. Октавия – богиня, земное воплощение Весты или кого там еще, он ведь уже статуй понаставил везде, верно? И еще понаставит… А Антоний, изменяющий такой жене, становится изгоем. А она – невинной жертвой. К тому же после развода она ведь наверняка съедет к брату, именно он Pater Familias. И он будет защитником униженной и угнетенной Октавии…

Клеопатру передернуло: ради унижения Марка Антония поступить так с любимой сестрой? Для этого надо быть настоящим чудовищем. Нет, она легко могла представить, как брат убивает сестру или отец дочь (да что там представлять: она выросла в такой семье, где это было практически обыденным делом). Но чтобы обречь на такое – ради политической победы?! Нет, такого просто не могло быть…

Клеопатра хотела возразить Мардиану, но в этот момент у нее начали отходить воды, и разговор был прекращен, а после как-то так и не возобновился.

И вот сейчас, успокаивая Марка Антония, она снова вернулась к тем мыслям, к тому разговору, но ответа на вопрос, для чего этот странный брак нужен был Цезарю Октавиану, у нее так и не было.

Глава 29

Враги-соратники разграничили сферы влияния: Октавию полагался Запад, Антонию – Восток. Заключенное соглашение устанавливало, что Антоний должен предпринять поход против парфян.

На некоторое время наступило затишье. Антоний полагал, что навсегда.

Клеопатра сомневалась, но, поговорив с Мардианом и Аполлодором, пришла к решению не упоминать об этом вслух: Октавий казался вполне удовлетворенным своим положением, а «если постоянно говорить о войне, ее можно и накликать».

Первую парфянскую кампанию успешно провел Вентидий Басс, являющийся легатом Марка Антония, и благодарные римляне устроили молебствия в честь «победителя парфян», которые Антоний принял как должное, хотя его заслуга заключалась только в принятии капитуляции от правителя Коммагенского царства и получении от этого самого правителя трехсот талантов серебра.

Время от времени Антоний покидал Восток и возвращался в Рим, к жене.

Октавия не была противной ему, правда, после Клеопатры она не вызывала у него и особого желания. Правда, он, как и положено, исполнял свой супружеский долг, однако однажды оговорился и назвал Октавию в постели Клеопатрой.

Жена сделала вид, что не расслышала.

Словом, оба делали вид, что у них образцовая семья.

После окончания парфянского похода они все вместе – с детьми Октавии, сыновьями Антония, младшей сестрой Октавии, которая также воспитывалась у нее, – посетили Афины.

Считалось, что он обдумывает новую военную кампанию.

На самом деле Антоний скучал.

Он никогда не думал, что маленькая женщина – не красавица и даже не римлянка! – сможет стать настолько важной для него.

Он, конечно, оговорился случайно, но то, что Октавия сделала вид, что не расслышала, как муж назвал ее Клеопатрой, заставило его взглянуть другими глазами на жену. Так явно сделать вид, что не услышала, означает не уважать себя. А если Октавия не уважает себя, с какой стати должен ее уважать он, Марк Антоний?

Что она собой вообще представляет, Октавия?

Красива? Если разбирать по чертам лица, то – да, красива, гораздо красивее Клеопатры. Но Октавия пресна, Клеопатра же состоит из одних пряностей, которыми так славится Восток.

Октавия умна? Возможно. Она может обдумать как следует и даже дать толковый совет, сообразить же быстро, сразу, у нее не получается.

Марк Антоний, что бы о нем ни говорили и каким бы грубым мужланом он ни выглядел, умел ценить людей, чьи умственные качества превосходили его собственные. Именно поэтому он благоговел перед Цезарем. Именно поэтому он сейчас так тосковал о Клеопатре.

Фульвия? Фульвия была умна, но она – одновременно с этим – была дурой! Как она орала, отстаивая собственную точку зрения!

Октавия так никогда не делает – в лучшем случае выскажется тихонько, а если ее не услышат, то будет молчать. Клеопатра же… О, она всегда имеет собственную точку зрения! Но всегда прислушивается к другим. Ее можно убедить, но если она считает, что права, она легко убедит в своей правоте любого. При этом тот самый «любой» вовсе не будет чувствовать себя дураком.

Интересно, как поступила бы в такой ситуации сама Клеопатра, назови он ее другим женским именем?

Клеопатра знала, что он спит со своей женой. Она воспринимала это совершенно спокойно, что Антония даже несколько задевало: неужели она на самом деле абсолютно не ревнует его?

Предположим, Клеопатра – на месте Октавии, она его жена. И вот он заводит роман с другой женщиной и называет ее именем Клеопатру во время ночи любви… Как она поступит?

Боги, какие глупости! От таких женщин, как Клеопатра, не гуляют! Такая не может прискучить никогда! Она всегда разная! Как будто у него целый гарем…

В таком случае что он делает здесь, когда она – там?

– О чем ты задумался, муж мой? – Октавия подошла как всегда неслышно. Раньше это Антония в какой-то мере даже восхищало: как может существо из плоти и крови двигаться так тихо? Сейчас эта ее особенность просто раздражала. Крадется, как… убийца.

– Размышляю, – грубовато ответил он. – Размышляю над предстоящей военной кампанией. Видишь ли, я – военный, мое дело воевать, а не просиживать задницу в этом богами забытом месте. Вообще не понимаю, что я тут делаю, – продолжал он, распаляясь все больше и больше, как будто именно Октавии, а не ему принадлежала идея прожить зиму в Афинах. – Мое место – на Востоке. Твой брат выделил мне Восток…

Это прозвучало очень зло, и Октавии за все время замужества впервые захотелось спрятаться от мужа.

– …и я должен блюсти интересы государства именно там. Конечно, себе он оставил задачку попроще…

– Я беременна, – тихо сказала Октавия.

– …потому что твой брат – не полководец, это все знают…

Он еще долго продолжал распространяться о том, насколько несправедливым был раздел полномочий между ним и Цезарем Октавианом. Фразу жены о беременности Антоний попросту не услышал.

– …и вообще, иди спать, – зло окончил он. – А мне еще нужно работать.

Всю ночь женщина проплакала. Наутро на ее лицо невозможно было взглянуть без жалости; у Антония же ее внешний вид вызывал исключительно раздражение.

Через несколько дней семейство покинуло Афины.

Антоний сразу отправился в Египет. Он даже не стал сопровождать жену с многочисленными детьми в Рим.

Глава 30

Второй парфянский поход завершился разгромом армии Антония.

Самому Антонию казалось, что в этом виноваты погодные условия (в тот год стояла исключительная жара), и армянский царь Артавазд, который после первой же неудачи отказался принимать участие в походе и увел тринадцать тысяч своих бойцов (из них семь тысяч конников) обратно в Армению.

Больше, пожалуй, Антония задела не сама неудача, а то, как ее представили его противники.

– Ты представляешь! Они заявили, что я положил почти тридцать пять тысяч человек! А по моим подсчетам, погибло около двадцати семи тысяч!

– Двадцать семь тысяч – тоже немало, – спокойно ответила Клеопатра. – Ты допустил ошибку, Антоний, и ее надо как следует проанализировать, чтобы не повторять в будущем. Ты же наверняка соберешься предпринимать еще один поход против парфян, верно?

– Да, только сперва накажу этого спесивого Артавазда! Но ты пойми – двадцать семь тысяч и тридцать пять!

– Успокойся! Ты сам знаешь правду, а мнение твоих врагов тебя вовсе не должно интересовать. Знаешь, у индийских купцов есть поговорка: «Собака лает, а караван идет». Поистине великий человек не станет обращать внимания на слова завистников. Пойми, тебе не нужно доказывать что-то кому-то! Доказывай самому себе. Старайся превзойти самого себя.

«Именно так поступал Цезарь», – хотела добавить она, но решила, что, пожалуй, лучше не стоит.

– Ты ведь и сам знаешь, что допустил оплошность. Что погибнуть могло куда меньше людей. Сосредоточься на обдумывании следующей кампании. А когда завистники поймут, что тебе все равно, они перестанут о тебе говорить.

Но Антонию не было все равно. И подсознательно понимая свою вину, он все-таки продолжал считать, что если бы Артавазд не оставил его, то поражения бы не случилось.

– Я предложу армяшке выдать свою дочь за Александра Гелиоса, – сказал он Клеопатре.

– Не думаю, что это хорошая идея. Во-первых, мальчик еще совсем мал. Во-вторых, Артавазд не согласится. В-третьих – и это самое главное! – своего противника надо уважать. Возможно, еще больше, чем союзника. Никогда больше не говори «армяшка».

Антоний насупился. Клеопатра права, кругом права, но…

– Я и не хочу, чтобы наш мальчик женился на этой армянской девчушке. Мне нужно, чтобы ее отец отказал, и тогда я начну против Армении военные действия.

– А если он согласится?

Антоний, мерявший шагами кабинет, остановился. Об этом он как-то не подумал. А вдруг и вправду согласится?

– Будем решать проблемы по мере их возникновения! – бодро ответил он.

Клеопатра вздохнула. Он совсем не умеет просчитывать на несколько шагов вперед. Смелый человек, решительный командир, прекрасный тактик – но никакой стратег. Впрочем, ему везет. Фортуна любит своих не самых разумных сыновей. Впрочем, Гаю Юлию она тоже благоволила, а человека умнее его Клеопатра не знала. Хотя, пожалуй, это именно Гай Юлий заставлял Фортуну делать то, что ему нужно… А Антонию просто везет. И день, когда его везение окончится, будет последним днем его как полководца. Потому что он попросту сломается.

«Ты не права», – одернула она себя. Ведь поражение в войне с парфянами не сломило его! Хотя… Хотя, несмотря на количество погибших, это было вовсе не серьезное поражение. И его везение пока не кончилось – просто… ушло на каникулы.

С великой Арменией все вышло так, как рассчитывал Антоний: Артавазд отказался выдавать свою дочь за Александра Гелиоса, что послужило предлогом для начала войны.

Эта кампания была проведена Марком Антонием просто блистательно. Столица Армении Арташад была захвачена и разграблена; сам Артавазд, привезенный в Александрию, участвовал в триумфе Антония.

– Не нужно проводить триумф здесь, – сказал Мардиан царице. – Я все понимаю, но ведь он делается изгоем в римском обществе!

Клеопатра грустно усмехнулась.

– Он даже слышать не хочет о возвращении в Рим. Я сказала ему, что римляне никогда не признают триумфа, проведенного вне Рима. По римским законам, триумфатор должен получить право на imperium в городской черте, возможность перейти померий! А тут – ни померия, ни imperium, ни сената, дающего право на триумф. Но, понимаешь ли, после поражения в парфянской войне я сказала ему, что человек должен сам понимать, правильно он поступает или нет, и не оглядываться на завистников. Вот он и не оглядывается… именно таким способом.

Триумф был проведен; Артавазд прошел в цепях в качестве личного пленника Марка Антония.

А когда слухи о триумфе в Александрии достигли Рима, там почти не осталось людей, готовых поддержать бывшего триумвира. Мардиан оказался прав: в римском обществе Марк Антоний стал парией.

Глава 31

– Я не ожидал! Не ожидал от него такой подлости!

Под «ним» явно подразумевался Цезарь Октавиан, а вот о какой подлости шла речь, царица пока не понимала.

– Он вскрыл мое завещание! И зачитал его в Сенате!

Клеопатра пожала плечами. Что такого могло быть в завещании Марка Антония, что этот документ понадобилось зачитывать в Сенате?

– А чего ты ожидал, отправив Октавии письмо о том, что разводишься с ней? Что Октавий бросится тебе на шею и зарыдает от счастья? Ты прекрасно знаешь, как он относится к своей сестре. Поэтому мне лично было сразу понятно, что он станет мстить тебе.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Особый отдел канцелярии его императорского величества хранит секретные «файлы» Российской империи: м...
Содружество – мир звездных империй и высоких технологий. Множество населенных людьми и негуманоидами...
Первые дни Беды, полные ужаса и паники, миновали. Созданы анклавы, где люди могут почувствовать себя...
Шанель Таннер не считала себя красавицей и не имела успеха у мужчин до того дня, пока на пороге ее л...
Предлагаемая читателю книга продолжает серию «Россия – путь сквозь века». Она посвящена периоду с 17...
В пособии представлен системный и целостный охват теоретико-методических основ дошкольного, среднего...