Ночи Клеопатры. Магия любви Вяземская Татьяна
Зато слов хватило, чтобы заткнуть рот ближайшему другу, Донатусу, вздумавшему по дороге домой неудачно пошутить в адрес царицы. Лицо Антония сделалось белым, а глаза пылали таким гневом, что больше шуток в адрес Клеопатры никто из окружения Антония себе не позволил.
Клеопатра держалась, как любезная хозяйка, но – и только.
Оживилась она только один раз – когда Антоний поинтересовался, правда ли, что во время гражданской войны Цезарь чуть не утонул. Нет, оживилась – не то слово: на секунду она, казалось, вспыхнула и, может, даже хотела его ударить. Но ответила ровным тоном:
– Лодка перевернулась. Во время морских сражений это случается сплошь и рядом, ничего необычайного здесь нет. К тому же Цезарь отлично плавает, и тебе, Антоний, как его соратнику, следовало бы это знать.
Если такое ему сказал бы кто-то другой, он счел бы это оскорблением. Но эта милая женщина просто не способна была оскорбить кого бы то ни было. У нее такие удивительные глаза – как пронизанный солнцем янтарь!
Теперь он обязан устроить банкет в ее честь.
Конечно, таких изысков, какими вчера удивили повара Клеопатры, местным поварам не осилить. Во-первых, тут нет таких мастеров, во-вторых, он и пересказать не сможет, чего только не было на столе.
Отдать меню поварам на откуп? Сказать, чтобы приготовили не менее… боги, а сколько же там было блюд? Он и не запомнил, только глядел в золотистые глаза и, кажется, говорил глупости.
– Поплия сюда!
Поплий был одним из тех, кого Антоний вчера вечером взял с собой.
Спросить его, что вчера было на столе? Нелепо, а он, Марк Антоний, не любил выглядеть нелепо, хотя, признаться, с ним иногда это случалось.
– Поплий, я должен подготовить материалы…
Вот демоны, ничего в голову не лезет! Впрочем, он и не обязан оправдываться ни перед кем!
– И хочу, чтобы ты отдал необходимые распоряжения. Чтобы стол к вечернему приему египетской царицы был не хуже, чем вчера у нее.
Большие глаза Поплия были слегка навыкате; каждый раз, когда он удивлялся, казалось, что они вылезут из орбит, и Марк Антоний, когда был в хорошем настроении, не упускал случая подшутить над старым другом. Сейчас, как показалось Антонию, они вообще чуть не выпали, но полководцу было не до шуток.
– Но корабль Клеопатры ушел сегодня с восходом солнца!
– Как это – ушел? – не понял Антоний. – Куда – ушел?
– Домой… Ну, то есть, я имею в виду – в Александрию…
Костяной стилос в крепких пальцах Антония хрустнул; он в сердцах отшвырнул обломки прочь. Так его еще никогда не оскорбляли. Он пригласил, а она, ничего не сказав…
– Прости, Антоний, но ты вчера никого никуда не приглашал.
– То есть как – не приглашал? А… откуда ты…
– Если помнишь, на банкете мы занимали один клиний. Ты еще умудрился предоставить женщине locus consularis!
– Она не простая женщина, она царица, – пробормотал Антоний себе под нос. То, что Клеопатра за обедом находилась справа от него, он помнил, а вот воспоминания о Поплии отсутствовали напрочь.
– И я могу голову дать на отсечение: никакого приглашения ты не делал.
Антоний смутился, и очи Поплия хотя, казалось, это было уже невозможно, от удивления выпучились еще сильнее.
– Я… был пьян?
Поплий вздохнул. Нет, с этим решительно надо что-то делать! А не то его друг и командир попросту пропадет.
– Ты выпил только два бокала вина. Неразбавленного, правда. Но…
«Но» означало, что для Марка Антония, гуляки и пьяницы, два бокала вина – это все равно что ничего.
– Может, тебе эта женщина что-то подсыпала? Хотя – что я ерунду говорю, я же все время с вами находился. Впрочем, от такой женщины легко голову потерять…
– Вот еще! – Антоний фыркнул, но получилось несколько наигранно. Он и сам понял это. Неужели и вправду потерял голову?
– К тебе посланник от египетской царицы, Антоний!
Посланник? Какой еще посланник? Она ведь всего пару часов как уплыла…
Худощавый и гибкий египтянин, смуглый, одетый в гофрированную юбочку, поклонившись, молча передал ему свиток и вперился в него своими подведенными глазами.
Антоний аккуратно развернул послание.
– Она приглашает нас в Александрию.
На самом деле в письме, официально-любезном, говорилось: «Приглашаю тебя посетить Александрию». Но, во-первых, и ежу понятно, что сам он не поедет, лица такого уровня в одиночку не путешествуют. А во-вторых, – почему бы и не сделать Поплию приятное? Вон, зарделся, аки девица красная! Тоже, небось, голову потерял…
Эта мысль на мгновение неприятно кольнула, но быстро улетучилась. Поплий ему не конкурент. Так пускай теряет голову! Пускай все теряют голову от этой женщины, а достанется она ему.
О золоте Египта он даже не вспомнил.
Глава 26
– Антоний – грубый мужлан.
Клеопатра передернула плечами.
– Ты считаешь меня дурой? Антоний – грубый мужлан, и это ясно почти любому. Но он мне нужен. Мне нужен кто-то, кто наведет порядок среди легионеров, они в последнее время совсем распоясались. Мне…
– И еще тебе нужен мужчина.
– Не слишком ли хорошо для евнуха ты осведомлен о женских надобностях? – запальчиво крикнула Клеопатра и, тут же устыдившись, бросилась к старому другу: – Ну, прости, прости! Я сказала так, не подумав.
– Ты сказала так, потому что хотела меня обидеть, – спокойно ответил Мардиан. – И это – одно из следствий того, что у тебя долго не было мужчины. Знаешь, непокрытые быками коровы тоже… того, с ума сходят.
Краска бросилась ей в лицо. Мардиан посмел сравнить ее с коровой! Впрочем, корова – священное животное, а ей надо успокоиться, она и в самом деле стала слишком нервной. Конечно, причины совсем другие, но ведь так, как думает Мардиан, могут подумать и другие!
Клеопатра нахмурилась.
– Никто добровольно не станет делать вид, что глупее, чем есть на самом деле.
Евнух усмехнулся.
– Ой ли? Я, конечно, не присутствовал, когда ты принимала Антония, но почти уверен: порой тебе приходилось… делать вид, что вы находитесь с ним на одном уровне. Вообще странно, я тебе скажу: вот вас было четыре сестры. Клеопатру-старшую я почти не знал, она рано умерла. Но зато неплохо изучил Беренику за время ее правления, и Арсиною, твою младшую сестру, тоже достаточно хорошо… Вы такие разные! Береника была глупа, но она никогда не притворялась. Всегда была такой, какая есть на самом деле. Арсиноя пыталась притвориться умнее, а ты – глупее. В чем тут дело?
«Наша с Трифеной мама – это не твоя мама!» – всплыло вдруг в ее голове. Надо же, столько лет минуло, а помнится, как будто только вчера было! «Твоя мать была просто наложницей нашему отцу!»…
Как ей тогда было больно!
– Это потому, Мардиан, что и Береника, и Клеопатра Трифена, и Арсиноя – сестры мне только наполовину. По отцу. У меня была другая мать. Я никогда не видела ее или по крайней мере не помню этого. Я даже не знаю, когда она умерла, и умерла ли вообще: мне вот только сейчас пришло в голову, что отец мог отправить ее куда-нибудь подальше по требованию своей жены. Но факт остается фактом: мать у меня была другая. И если я и унаследовала хоть какой-то ум, то явно не от отца. Знаешь, я впервые поняла, что он глуп, еще тогда, когда правила Береника. Ладно, не хочу больше ни говорить на эту тему, ни думать…
– А вообще-то об Арсиное тебе не мешало бы подумать. Ты знаешь, что при храме ей порой воздают поистине царские почести?
Клеопатра махнула рукой.
– Долго они ее не выдержат. После триумфа Цезаря она жила в Риме. Сперва в одной семье, потом в другой. Потом была вынуждена уехать в Эфес. Ты же не хуже меня знаешь характер Арсинои! Глупость и самомнение. Возможно, она переспала с главным жрецом. Но жрец – это не военачальник, и раздобыть престол он ей не поможет.
– На твоем месте я все же поостерегся бы.
– У ехидны вырваны зубы…
– Клеопатра, у ехидны вообще нет зубов. Не бывает. А если ты имела в виду змею, то у них удаленные зубы вырастают снова. Гляди, я буду не я, если Арсиноя не попытается укусить снова.
Арсиноя попыталась. И эта попытка стоила ей жизни.
Марк Антоний решил проведать сестру царицы Египта в храме Артемиды, при котором она жила.
Арсиноя встретила его приветливо, однако выглядела она при этом, как дешевая римская шлюха: масса косметики, тяжелый аромат духов…
Здороваясь, она коснулась щеки Антония рукой, унизанной перстнями, и его передернуло. Во-первых, он вообще не терпел, когда кто-то касался его лица. Во-вторых, ладони у нее были потные. А в-третьих, она каким-то образом умудрилась оцарапать его одним из камней своих колец.
К тому же после этого царевна весьма недвусмысленно улыбнулась. И это в храме богини-девственницы, богини, покровительницы девичьего целомудрия! Марк Антоний чтил исключительно римских богов. Однако сам факт его возмутил.
– Приветствую тебя, царевна Арсиноя, – повторил Антоний. Он не знал о чем говорить с этой красивой, но уже выведшей его из себя женщиной, и не знал, зачем он сюда вообще приперся.
– Царица. Я полноправная царица Египта, моя сестра Клеопатра коварством лишила меня трона.
– Но твой отец, царевна, оставил завещание…
– Завещание было подделано! – Арсиноя сверкнула очами, и Антоний невольно сделал шаг назад. Кажется, царевна вообще не в себе. Вон, уже пена у рта…
– Подделано подлой Клеопатрой! Она отобрала у меня трон и законного мужа, моего брата Птолемея!
Угу, дядя Юлий рассказывал, насколько Птолемей «мечтал» жениться на своей сестре…
Антоний на всякий случай сделал еще шаг назад.
Арсиноя придвинулась ближе, схватила его за руку, потом за шею, пригнула его голову пониже.
– Клеопатра не может быть царицей, понимаешь? – горячо зашептала она, почти касаясь губами его уха. – Ее мать не была царицей, она была просто царской наложницей. Наши родители были братом и сестрой, урожденные Лагиды! А она – дочь шлюхи!
Марк Антоний дернулся. Он не привык воевать с женщинами, никогда ни на одну руки не поднял, но сейчас был близок к этому.
– Твой брат женился на Клеопатре. Кроме того, она фараон…
– Ах, так? – завизжала Арсиноя. – Я так и думала, что эта подлая римская подстилка уже успела очаровать и тебя! Тогда ты подохнешь! Подохнешь, ты, подлая тварь!
Откуда в ее руках взялся кинжальчик, Атоний не заметил, но ткнула она ему в руку очень болезненно. И тут же попыталась ткнуть в шею. Антоний схватил ее за руку, успев подумать, что царевна, наверное, и вправду сумасшедшая: говорят, они очень сильны! Он не справлялся с ней, с этой дикой кошкой! А рука тем временем начала неметь и приобретать странный оттенок. Кинжал оказался отравленным. Не помня себя, Антоний схватился за меч.
Одно движение – и египетская царевна лежит на ступенях храма с навсегда открытыми глазами.
Антоний схватился за голову. Что он наделал! Убийство на ступенях храма – что может быть хуже этого греха! Правда, он только оборонялся. А если бы не оборонялся, убили бы его.
К нему уже спешили жрецы.
Они притащили небольшую жаровню, какие-то инструменты, душистые травы. С его рукой что-то делали, один из жрецов озабоченно бормотал что-то непонятное. Антоний периодически слышал его бормотания, периодически проваливался в глухую вязкую тьму.
Потом он пришел в себя, и ему дали сперва выпить чего-то на редкость противного, от чего его сразу вырвало, а потом еще какое-то питье.
– Тебя перенесут в дом Пизагора, – сурово сообщил жрец. – Там за тобой будет надлежащий уход. Однако через четыре дня ты должен покинуть Эфес: убийство, совершенное на ступенях храма, тем более – человека, находящегося под покровительством богини, – страшное преступление, и, дабы гнев богини не пал на тебя, тебе следует покинуть Эфес и никогда сюда больше не возвращаться.
– Но я только защищался, – пробормотал Антоний. – Богиня не может этого не знать!
– Богиня все знает, – так же торжественно кивнул жрец. – Именно поэтому она не покарала тебя немедленно. Но закон есть закон.
Глава 27
Марк Антоний жил в Александрии уже пятый месяц, и Клеопатра потихоньку привыкала к нему.
К Антонию привязался маленький Цезарион – мальчик, замкнувшийся в себе после смерти дяди Птолемея, словно начал оттаивать. Антоний учил его стрельбе из лука, обращению с мечом.
По утрам они часто играли в солдатики – разыгрывали какое-нибудь знаменитое сражение.
Кроме того, Антоний учил мальчика ездить верхом.
У Клеопатры замирало сердце, когда она видела крохотную фигурку на огромной лошади (на самом деле лошадку для мальчика выбрали невысокую и довольно смирную, но Цезарион и по сравнению с ней выглядел совсем маленьким), но она понимала: мальчика должен воспитывать мужчина. Бабское воспитание годится только для девочки. Пускай Цезарион, когда вырастет, будет куда умнее Антония, это не важно. Главное, что Антоний проводит с мальчиком время и учит его таким вещам, которым ей бы просто в голову не пришло учить сына.
Именно то, что Цезарион как-то сразу воспринял Антония и довольно быстро привязался к нему, заставило и Клеопатру по-другому посмотреть на римлянина.
Антоний – хороший военачальник: порядок в египетских легионах он навел очень быстро. И солдаты к нему хорошо относятся – пускай не так, как к Цезарю (в него они вообще были все поголовно влюблены!), но с уважением.
Антоний – прекрасный любовник, хорошо чувствующий, чего ей хочется в данный момент. Конечно, не настолько, как Цезарь, но…
Антоний – интересный собеседник. Конечно, он не такой утонченный, как Цезарь, и говорит менее правильно, но…
Наконец, Антоний избавил Клеопатру от нависшего дамоклова меча – сестрицы Арсинои. Не побоялся, что его обвинят в убийстве на ступеньках храма. Впрочем, эта гадина его, скорее всего, сама спровоцировала. А то, что он сам не заговаривает на эту тему, только делает ему честь.
– Перестань сравнивать Марка с Гаем, – сказал ей как-то Мардиан. – Гай Юлий был первым твоим мужчиной, можно сказать – мужем, он…
– Он был для меня всем. Любовником. Отцом. Другом. А Марк…
– А Марк – просто мужчина, верно? Но ведь прошлого не вернешь. Отпусти Юлия.
– Куда отпустить? – не поняла женщина.
– Просто – отпусти. Я думаю, его душа не может попасть в Элизиум или куда ей там полагается, пока ты постоянно вспоминаешь его. Отпусти! И сама начни новую жизнь.
– С Антонием? – она усмехнулась.
Мардиан серьезно кивнул.
– С Антонием. Он подходит для этой цели не хуже других.
Не хуже. Но и не лучше. Но говорить это вслух она не станет. Она и так постепенно привязывается к нему. Правда, когда он уедет, тоскливо ей не будет. А как она тосковала по Цезарю! А ведь, дуреха, не понимала, что любит!
Да, Цезарь был ее единственной любовью: такая любовь бывает только один раз. Но она может постараться полюбить его по-другому.
Когда Марк Антоний уехал воевать с парфянами, многие вздохнули с облегчением, в большей мере – Сосиген и Аполлодор: свита Антония вела себя порой по-скотски.
Сам Антоний, поглощенный своими отношениями с Клеопатрой, этого не замечал, Клеопатра, по счастью, тоже всех этих безобразий не видела, а вся эта орава (какое счастье, что римлянин захватил с собой не так много народу!) жрала, испражнялась и совокуплялась практически непрестанно.
Количество дворцовых жителей обещало вырасти человек на тридцать – именно столько беременных служанок насчитал помощник Менсы, умеющий определять беременность на достаточно ранних сроках.
– Удивительно, как сам Марк Антоний держал себя в руках, – поделился с Сосигеном и Мардианом Аполлодор.
– Но мы ведь сами рекомендовали царице ответить на ухаживания Антония…
– Да, Антоний – один из триумвиров, да и Марка Лепида можно, похоже, вообще не брать в расчет. В результате власть будет либо поделена между Марком Антонием и Гаем Октавием…
– Его теперь нужно называть Гаем Юлием Цезарем, ведь Цезарь официально усыновил его.
– Знаешь, у меня язык не повернется называть Гаем Юлием Цезарем кого-то, кроме… настоящего Цезаря.
– У меня тоже. Иначе я не рекомендовал бы царице связываться с Антонием.
– Может, мы просчитались, и нам надо было делать ставку на… новоявленного Гая Юлия Цезаря?
– Он слишком молод!
– Он младше всего на шесть лет, а наша царица на свой возраст не выглядит.
– Антония было легче окрутить. И потом, здесь, в Азии, главенствует именно он.
– И Клеопатра не смогла бы воспринять Гая Октавия.
– Почему это? Он напоминает Цезаря куда больше, чем Антоний.
– Вот именно поэтому. Потому, что он напоминает Цезаря больше, чем кто-либо другой, если не считать маленького Цезариона. Потому что во время убийства Цезаря его не было в Риме.
– Но ведь сам Цезарь отправлял его в Иллирию с поручением!
– Да, Цезарь отправлял. Но ведь он вернулся не сразу. Выжидал. Выяснял, чем все окончится. Если бы Сенат поддержал убийц Цезаря, Октавий, может, и не вернулся бы.
– Он слишком осторожен.
– Да, в этом он не Цезарь.
– Откуда мы знаем, как поступил бы Цезарь в такой ситуации? У него всегда была поддержка его легионов, а Гай Октавий – гол, как сокол… Но он уже начал привлекать сторонников…
– Я все равно считаю, что от Марка Антония будет больше пользы. Во-первых, он постарше. Во-вторых, имеет военный опыт. И наконец, он первый взял в руки этот треклятый город, пока они там все телились и не знали, что делать дальше!
Пока трое самых преданных ей мужчин решали политические вопросы и раздумывали, не прогадали ли они с кандидатурой Марка Антония, Клеопатра разговаривала с сыном:
– Маленький мой, ты обрадуешься, если у тебя родится братик или сестричка?
– А если сестричка, я должен буду на ней жениться? – поинтересовался шестилетний ребенок.
Его мать побагровела.
– Нет! Нет, конечно!
– Это хорошо, – с серьезным видом кивнул малыш. – Я пока не собираюсь жениться. Это скучно.
Клеопатра взяла сына за мягкие ручки.
– А кто тебе сказал такую глупость?
– Няня Банафрит.
Нет, все же няню надо было брать гречанку.
– Мой дорогой, ты ведь любил своего дядю Птолемея? Так вот, дядя умер потому, что был слишком слабенький: он не мог сопротивляться болезни. Понимаешь? Твоя тетка Арсиноя была сумасшедшей. Старший дядя, тоже Птолемей… о нем я даже говорить не хочу…
– Он тоже умер, да, мамочка?
– Он утонул. Так вот, мальчик мой, мужчинам нельзя жениться на сестрах. Иначе у них будут получаться нездоровые детки. Сходи к главному смотрителю конюшен или к смотрителю дворцовых кошек, они объяснят тебе это лучше, чем я.
– Но ведь в нашей стране все всегда женились на сестрах!
– Не все и не всегда. Только цари. И я не знаю, откуда пошла… эта странная традиция. Возможно, она появилась потому, что мы, вернее, наши предки были здесь чужаками, пришлыми… Но ведь тебе Сосиген рассказывал, верно? Так вот, наверное, они таким образом хотели сохранить македонскую кровь, не знаю. Но детки рождались нездоровыми. Иногда… иногда цари заводили деток от других женщин. Как это, например, сделал твой дедушка: моя мама не была его женой. Иногда царицы… рожали не от мужей…
Боги, что она говорит? Разве можно такое рассказывать шестилетнему ребенку? Что он поймет? Хотя Цезарион такой умный, весь в отца…
– Мама, мамочка, не плачь! Ну, хочешь, я вообще не буду жениться! Я лучше буду полководцем! Как дядя Марк!
– Нет, сынок, жениться тебе придется обязательно. Иначе прервется наша династия.
Слово «династия» маленький царь знал. И даже понимал его значение.
Он сперва нахмурился, затем просветлел лицом:
– Мама, но если ты родишь мне брата, то продолжателем династии может стать он! А я буду военачальником!
Мать погладила сына по голове. Она редко позволяла себе ласку по отношению к нему: мальчика нельзя воспитывать, как девочку, особенно если он растет без отца. И особенно если ему предстоит стать властителем большой страны… а может, и не одной.
– Нет, сынок. Правителем Египта будешь ты. Это твой долг, а перекладывать свои обязанности на плечи других просто некрасиво. Твой брат, если у тебя родится именно брат, будет твоим лучшим другом, твоим помощником. Но владыкой должен быть ты. И… я могу говорить с тобой, как с совсем взрослым?
Мальчик кивнул.
– То, что я тебе сейчас скажу, нельзя говорить никому. Понимаешь? Вообще никому.
– Я понимаю, мама.
– Твой отец – Цезарь…
– Я знаю!
– Сынок, первое, чему должен научиться будущий царь – это выдержке. А ведь ты – не будущий, ты уже царь! Перебивать кого бы то ни было, кто дает тебе информацию, неприлично, а к тому же еще и глупо. Дослушай до конца, даже если тебе кажется, что ты все это уже знаешь. Возможно, тебе попадется маленькое зернышко нужной информации, и именно благодаря этому зернышку ты сможешь принять правильное решение.
Маленький Цезарион покраснел; эту особенность он унаследовал от матери. Только вот кожа у него была отцовская, гораздо более светлая, и поэтому краска смущения была видна на его лице сильнее. Ничего, станет постарше, будет больше времени проводить под солнцем, загорит, и это станет не так заметно.
– Так вот, сын. Твой отец, Гай Юлий Цезарь, был… Римляне назвали его богом, да он и был в своем роде богом среди людей. Ты должен был унаследовать его разум, и, судя по тем успехам, какие ты делаешь в науках, ты его унаследовал. А твой брат или сестра… Его отец – Марк Антоний. Он – хороший человек, но… но далеко не гений. Поэтому ребенок его не сможет стать таким царем, каким сможешь стать ты. Тебе все понятно?
Она задала вопрос и тут же вспомнила: «Если я тебе что-то говорю, предполагается, что ты меня понимаешь. Если ты не в состоянии уразуметь настолько элементарных вещей – какой смысл тебе что-либо объяснять?» Но Цезарион все-таки маленький…
– Думаю, да, мама. Только вот ты не думала о том, что новый ребенок может унаследовать и твой ум? Ты ведь у меня жутко умная.
Она благодарно улыбнулась.
– Спасибо, сын. Только твой отец был куда умнее. И я рассчитываю, что ты сможешь укрепить нашу державу, а, возможно, и расширить ее.
– Мама, и еще одно. Антоний уже знает?
Клеопатра качнула головой.
– Нет, мой мальчик. Я решила ему не говорить. Кто знает, когда он вернется, и вернется ли вообще?
Мальчик свел вместе брови.
– Он вернется, мама, вот увидишь.
– Марк Антоний развелся со своей женой, – сообщил Мардиан.
– Развелся? Я не слышала об этом. Когда он успел, Фульвия ведь умерла? Возможно, ты что-то перепутал…
– Об этом не говорят, царица моя, но я знаю точно. Ходили слухи, что она отравилась, но лекарь определил причину смерти как естественную. Но Антоний отправлял ей письмо, в котором сообщалось, что он с ней разводится.
Она равнодушно качнула головой.
– Во-первых, не думаю, что Фульвия способна отравиться из-за кого бы то ни было. Я принимала ее несколько раз. Фульвия – это мужчина в платье, она куда более мужчина, чем все ее мужья, вместе взятые.
– И Марк Антоний? – поднял брови Мардиан.
Клеопатра хмыкнула.
– Марк Антоний – самец, а я говорю о мужчинах. Она даже немножко больше чем нужно мужчина… была. Мне жаль ее. Она была очень красива. Такая величественная! Нет, не думаю, что что-то могло сломить ее настолько, чтобы она покончила с собой.
– Обстоятельства бывают разные, моя царица. Говорят, ее дочь, падчерица Антония, вернулась к своей матери. Ее муж, Гай Октавий, усыновленный Цезарем, вернул ее после двух лет брака. При этом в письме написал, что она остается девственницей.
– Ну, насколько я знаю римлян, то в этом нет ничего позорного.
– То есть ты считаешь, что если за два года супруг ни разу не выполнил свой супружеский долг по отношению к молодой и красивой женщине, то это не позорно для нее?
– О, у этих римлян все достаточно сложно. Юлий много раз объяснял мне, но я так и не смогла найти логики во многих вещах, а понять то, в чем нет логики, мне не под силу.
– Прибавь к этому известие о разводе…
– Да с чего ты взял, что оно было?!
– У меня есть свои источники, моя царица. Ты же знаешь!
Клеопатра вздохнула.
– Почему тогда об этом не говорили? Фульвия – известная и влиятельная особа, да и Марк Антоний тоже не последний человек в Риме.
– Поскольку она умерла, решили не предавать гласности.
– Ох, да какое мне дело до того, развелся он или нет.
– Помнится, ты мечтала в свое время, чтобы Цезарь развелся с Кальпурнией…
Лицо царицы побледнело; она низко наклонилась к сидящему в кресле Мардиану:
– Никогда, ты слышишь – никогда не сравнивай Гая Юлия и Марка Антония! Иначе мы с тобой всерьез поссоримся.
Мардиан склонил голову.
– Но, может, тебе будет интересно, что Марк Антоний отправил жене письмо с сообщением о разводе в тот день, когда ты впервые возлегла с ним на ложе? Я думаю, он все-таки хочет жениться на тебе.
Боги, о ней всё всем известно! Даже когда она переспала с Антонием. Впрочем, Мардиан – это не все. А вот эти разговоры о разводе с Фульвией следует прекратить раз и навсегда.
Лицо царицы приобрело жесткое выражение:
– Хотела бы я, Мардиан, чтобы мне это было интересно. Но я бы на твоем месте не обольщалась. Вполне возможно, что он в этот день просто получил какие-то известия из Рима, которые заставили его поступить именно так. Фульвия… была абсолютно непредсказуемой женщиной. И часто действовала во благо мужа… так, как она понимала это самое «благо». Совершенно при этом не интересуясь тем, понимает ли муж под «благом» то же самое. Антоний вполне мог психануть. И потом, его положение в стране сейчас не самое устойчивое. Вполне возможно, что он собирался развестись для того, чтобы заключить новый политический союз.
Мардиан покачал головой.
– Думаю, тебе не слишком легко живется на свете, моя царица, верно? Такой ум достался женщине… Женщине, которой, чтобы добиться своего, порой приходится делать вид, что она глупее…
Клеопатра резко обернулась к старому другу, и он непроизвольно отшатнулся: лицо у нее сейчас было на редкость неприятным:
– Послушай, друг мой. Я не подлаживалась к Марку Антонию и не собираюсь этого делать. Если… если нам с ним суждено быть вместе, я постараюсь… подтянуть его вверх, насколько это будет возможно, опускаться вместе с ним вниз я не собираюсь. Понятно? Ты когда-нибудь видел семьи, где муж – пьяница? Так вот, то, что ты мне сейчас рекомендуешь, равносильно рекомендации жене такого мужа-пьяницы пить вместе с ним.
Читать бесплатно другие книги:
