Распутин. Выстрелы из прошлого Бушков Александр
Получали английские денежки и другие видные деятели революции - Дантон, Эбер. Самое интересное, что каких-либо реальных услуг они при этом не оказывали ни эмигрантам, ни англичанам. И тем не менее немалые деньги им капают. Революционное бытие Франции было настолько пронизано английскими агентами и английским золотом, что еще один вождь революции Камилл Демулен незадолго до того, как товарищи по партии оттяпали ему голову на гильотине, в своей газете высказался вовсе уж шокирующее: «Наша революция в 1789 г. была делом, устроенным британским правительством».
Разгадка проста: за свои немалые деньги британцы вовсе не требовали предоставлять им секретную информацию, какую обычно требуют от шпионов, тем более высокопоставленных. Выгоды для Англии были гораздо более внушительные: англичане просто-напросто старательно финансировали состояние долгого, непрекращающегося, абсолютного хаоса в бывшем Французском королевстве. Снова все упиралось в скучную экономику. Таким образом бритты гробили конкурента. Чем больше экстремизма любых оттенков, тем сильнее неразбериха. Революция, например, в числе прочих «нелепостей старого режима» разогнала и таможни, все до единой. И несколько лет английские купцы ввозили во Францию массу разнообразного товара, не платя ни гроша пошлины, а раньше, при королях, ввозные пошлины были весьма велики. Новые порядки сулили - и принесли в реальности - такой доход, что всерьез англичане и не помышляли о восстановлении французской монархии. Им было хорошо как раз в хаосе, чертовски денежно. Через сто двадцать лет, кстати, они под маской «борьбы с большевиками» будут в точности так же поддерживать хаос в охваченной гражданской войной России - нет в этом мире ничего нового…
Кстати, британцы внесли свой вклад и в раздувание в России той самой шпиономании. Пока русская контрразведка шила из ничего насквозь дутые дела Мясоедова, Сухомлинова и прочих бедолаг, англичане старательно пытались состряпать дело против полковника Некрасова, главного инспектора закупочной комиссии при Артиллерийском управлении. Всерьез говорили, что Некрасов не только шпионит для Германии, но и пытается размещать военные заказы не в Англии и США, а в Германии - это в шестнадцатом-то году!
Шума и обвинений было много, но ни одно из них не подтвердилось.
И еще. О том, что с «делом Распутина» обстояло крайне нечисто, свидетельствует молчание Милюкова. Именно что молчание, а не какие-то сенсационные признания. П. Н. Милюков, политик крупный, обладал одной примечательной способностью: в своих обширных, обстоятельных, подробнейших мемуарах он попросту умалчивал о каком-либо событии или факте, который мог выставить в неприглядном свете «прогрессивную оппозицию» и спровоцировать неудобные вопросы…
Именно так случилось с так называемой «Конференцией представителей оппозиционных и революционных организаций Российского государства». Это весьма многолюдное сборище состоялось в сентябре 1904 г. И было там, по Библии, всякой твари по паре - и либералы Милюков со Струве, и два эсеровских лидера, Чернов и Азеф, и парочка революционеров-экстремистов Шаховской и Долгорукий (оба, между прочим, князья, из Рюриковичей).
Пикантность в том, что это мероприятие устроено было на японские денежки, которые через своего агента, финского социалиста Кони Цилиакуса выделил известный всем и каждому как разведчик военный атташе Японии в Лондоне полковник Акаши. И все участники об этом обстоятельстве знали заранее. А потому от участия в проплаченном японцами революционном шабаше уклонились социал-демократы - и большевики Ленина, и меньшевики Плеханова. Не хотели себя лишний раз компрометировать - выгоды мало, а неприятностей много…
Так вот, Милюков об этом совещании умолчал вообще. Логика поведения понятна: если врать или писать полуправду, есть риск, что нарвешься на кого-то осведомленного, который и на лжи поймает, и более точной информацией дополнит. Проще промолчать, как будто ничего и не было…
(Иногда мне приходит в голову, что именно из-за этой конференции, компрометировавшей немалое число «оппозиционеров», и расстался с жизнью Манасевич-Мануйлов. Он, как я уже писал, именно за Акаши присматривал в то время и наверняка накопал немало интересного на оппозицию. Манасевича как-то очень кстати расстреляли в первые дни Октября некие «моментально его опознавшие» революционные матросы, вроде бы балтийские братишечки. Учитывая, что Манасевич по роду своей деятельности не стремился к известности и снимков своих в светской хронике не публиковал, остается загадкой, почему это его «моментально» опознали в немалой толпе никогда его прежде не видевшие балтийцы…)
Так вот, в обширных мемуарах Милюкова о Распутине всего… несколько строчек. Буквально, да и то исключительно в связи с убийством - о всей прошлой деятельности Распутина Милюков ни словом не упомянул, как будто в светской и политической жизни России такой фигуры, как Распутин, не существовало вообще. Есть в этом некая искусственная неправильность. Плох Распутин или хорош, святой он или черт, но несколько лет занимал достаточно заметное место, и любой, кто писал историю России предреволюционных лет, просто не мог мимо этой фигуры пройти, неважно, хваля или ругая. А Милюков о Распутине молчит. Но, повторяю, если Милюков о чем-то хранит гробовое молчание, то дело тут весьма нечисто…
И наконец, люди, о которых мы как-то позабыли паши «ястребы» в эполетах и в цивильном. Уж без них такое просто не могло обойтись Распутин, стоявший за идею сепаратного мира, был им категорически поперек горла, и они наверняка не упустили возможности повторить то, что не удалось Гусевой в 14-м году…
Точных данных, понятное дело, нет. Потому что бумаг не писалось и планов не чертилось. Но устранение Распутина просто не могло не обойтись без военных. Которые даже в «классической» версии теснятся на первом плане. Дмитрий, Лазоверт, Сухотин - офицеры. Пуришкевич с военными теснейшим образом связан через свои военно-санитарные дела. Да и г-н Гучков признавался в своих мемуарах, что сотрудничество у всей и всяческой оппозиции с военными было теснейшее - просто штатские играли роли на переднем плане, а обладатели генеральских погон ради соблюдения приличий держались в глубине сцены, предпочитая не светиться…
За год до революции полковник Генштаба Энгельгардт в разговорах с единомышленниками не скрывал, что намерен бороться против «распутинско-сухомлиновской клики». А когда у него поинтересовались, каким способом, ответил: «Да, пожалуй, придется революционным. Только как бы „слева“ не захлестнуло».
Полковник был не простой собственно, военный во вторую очередь, а в первую политик, думский депутат, член партии кадетов. В отставку он вышел еще в 1905-м, и с тех пор сотрясал воздух в Думе - как впоследствии сотрясал его в Париже, куда удалось унести ноги, когда «слева» все же захлестнуло…
Уинстон Черчилль, деятель незауряднейший, но, как и подобает британскому политику, невероятно подлый, в одной из своих книг, не моргнув глазом, написал, будто Российскую империю-де уничтожил «страшный враг» в лице Германии. Сэр Уинни, разумеется, перекладывал с больной головы на здоровую. Что бы там ни было с пресловутыми «германскими деньгами на революции», февраль был делом рук никоим образом не германцев, а поддержанной англичанами русской военно-политической элиты, решившей наконец сбросить царя с «корабля современности». Командующие фронтами и флотами в компании с думской верхушкой вынудили царя отречься. Это был заговор, это был переворот. Кстати, бунты в Петрограде стали возможными исключительно благодаря одному из участников путча генералу Гурко. Протопопов, обеспокоенный надвигавшимся, как раз и убеждал царя усилить петроградский гарнизон надежными частями с фронта. Царь, прислушавшись, приказал генералу Гурко передислоцировать в столицу четыре надежных кавалерийских полка. Эта сила быстренько покончила бы со всеми бунтами при минимальной идеологической обработке, что-нибудь вроде: «Драгуны-молодцы! Вы в окопах кровь проливали, а эти тыловые засранцы бунтуют, чтобы на фронт не идти!» Примерно с теми же мыслями французские полки в 1871-м в два счета нанизали на штыки парижских коммунаров…
Однако Гурко приказа своего верховного главнокомандующего не выполнил — вместо надежных кавалеристов прислал три экипажа… матросов, из тех же тыловиков, всю войну без дела просидевших у причалов на линкорах. А потом события развернулись так, что царь уже не успел уволить Гурко, его самого уволили…
Англичане, разумеется, не хотели очень уж масштабных революционных потрясений. Они просто-напросто, высосав досуха золотой запас России и вдосталь использовав русское «пушечное мясо» в своих и французских интересах, решили заменить Николая более послушной и управляемой марионеткой. Николай все же проявлял известную самостоятельность по настоянию супруги, но какая разница? Требовалась вовсе уж откровенная марионетка. Чтобы и слова поперек пискнуть не смела. Вполне возможно, что эта роль как раз и предназначалась Дмитрию Павловичу.
Французские разведчики, действовавшие в Петрограде, в своих донесениях на родину подробно изложили, что, как и почему (англичане, конечно, были союзниками, но еще и исконными конкурентами). Представитель разведки Генштаба Франции капитан де Малейси так и писал в Париж: Февральская революция произошла благодаря заговору англичан и либеральной буржуазии. Вдохновителем был британский посол Бьюкенен, «техническим директором» - Гучков. Они планировали именно что возвести на трон монарха-марионетку, но лодка раскачалась, ситуация вышла из-под контроля.
Генерал Жанен уточнял информацию младшего коллеги: англичане рассчитывали, приведя к власти либералов из оппозиции, получить в России крупные концессии: северные леса, нефть и г. д.
Но Временное правительство оказалось скопищем ничтожеств, власть валялась на дороге, как пьяный в канаве, и ее рискнули поднять большевики, которых никто не принимал всерьез…
В общем, хотели, как лучше, а получилось, как всегда.
Ну а потом англичане хладнокровнейшим образом, трезво и осмысленно угробили царскую чету вместе с детьми. То, что императорское семейство расстреляли большевики в Екатеринбурге, не должно никого вводить в заблуждение: в расстрельном подвале Николай, Александра и их дети оказались как раз потому, что английский король отказался их принять у себя.
Сначала Лондон соглашался. Царскую семью должны были отправить в Англию морем, причем германское командование открытым текстом сообщило, что препятствовать не будет: «Ни одна боевая единица германского флота не нападет на какое-либо судно, перевозящее государя и его семью». Но потом британский король передумал, он был хозяином своего слова, хотел - давал, хотел — брал обратно. Принято считать, будто на такой шаг короля подтолкнуло «лейбористское правительство»: лейбористы - сущие революционеры, едва не марксисты, вот они и настояли…
Однако из работ в первую очередь английских историков недвусмысленно следует: правительство отказалось принять царскую семью, получив на то прямые указания короля. Английские монархи даже теперь никоим образом не являются чисто декоративными фигурами, держат в руках немаленькие рычаги влияния (другое дело, что особо это не афишируется). Нy а уж в первой половине XX века и вовсе нельзя говорить о «марионетке на троне», о бедном бессильном короле, вынужденном подчиняться чумазым, от станка, лейбористам…
Вздор. Установлено точно: сам король надавил на министра. И они, как добрые верноподданные, выполнили приказ…
Видимо, все дело в том, что Георг V, потомок германских Ганноверов, хотел быть в данной ситуации большим католиком, чем сам папа римский. Ему никак не нужен был кузен Мики, покрытый родимыми пятнами легкого германофильства и уж тем более не нужна была Александра, в глубине души скорее германофилка, нежели «проантантовская» особа.
Гораздо больше сил, энергии и трудов англичане приложили для спасения «германофобской» ветви российского императорского дома, начиная со вдовствующей императрицы Марии Федоровны и кончая се родней. Вот тут англичане старались всерьез и со всем усердием. Помянутая ветвь как-то ухитрилась благополучно ел сидеться в Крыму, пережив без всяких для себя последствий красный террор - нам объясняют, будто все оттого, что нашелся некий дружелюбно настроенный красный комиссар, в одиночку героически противостоявший и крымским коллегам, и красной Москве. Исключительно из-за стараний этого светлого рыцаря-одиночки якобы и уцелела «германофобская ветвь». А потом приплыли английские военные корабли и увезли всех на свой уютный остров. Чует мое сердце, что за кулисами «чудесного спасения» происходило много интересного, нам пока неведомого…
Между прочим, и в связи с этой историей всех собак пытались вешать… на немцев. Немцев обвиняли в том, что они не проявили достаточной твердости, не нажали сразу и как следует на большевиков, чтобы те отправили в Лондон Марию Федоровну с ее стаей.
А почему, собственно, немцы должны были озабочиваться судьбой этой старой вороны? Напомню, датской принцессы, которая чуть ли не полсотни лет была в российском императорском доме главным поджигателем антигерманского пожара? В своих дневниках, кстати, лившей грязь на императрицу, которая, вот ужас, «посмела» после убийства Распутина взять под домашний арест невинного агнца Митеньку всего-то за соучастие в убийстве какого-то мужика…
Ну а поскольку Божий суд все же существует, что бы там ни думали атеисты, английский король Герцог V, двоюродный брат Николая II, похожий на него как две капли воды, был, как оказалось… убит!
Он не умер естественной смертью в 1936 г. Он был убит.
Правда, кинжал убийцы или бомба анархиста тут ни при чем.
Король умирал от бронхиального катара точнее говоря, сердце у него было слабое, он впал в кому, и впереди была агония, которой суждено было растянуться на много часов.
Лорд Пени: «Примерно в 23 ч стало очевидно, что последняя стадия может продлиться много часов, о чем сам пациент знать не мог, но что едва ли соответствовало тому достоинству и спокойствию, которыми он был так щедро одарен, и которые требовали краткой финальной сцены».
Другими словами, его величеству, королю английскому и прочая и прочая, владыке империи, над которой никогда не заходит солнце, было как-то и неприлично умирать много часов, корчась в агонии, словно какой-нибудь плотник из плебейского Сохо. Да и о чувствах родных следовало побеспокоиться: «Часы ожидания конца, который был бы чисто техническим (хороши термины у эскулапа! А. Б.), поскольку вся реальная жизнь и так отлетела, только истощили бы силы присутствующих, держа их в таком напряжении, что они не смогли бы найти утешение в размышлениях, общении и молитве».
Дальнейшее произошло, боже упаси, не по инициативе самого медика-лорда еще за день до смерти жена и сын умирающего прямо сказали Пену, что и они не против…
Вот и набрал лорд Пенн в шприц лошадиную дозу морфия и вкатил бесчувственному королю. А через пару минут ввел еще не менее убойную дозу. Минут через сорок король Георг V, так и не приходя в сознание, отошел в мир иной…
Плюрализм плюрализмом, но с христианской точки зрения насильственное прерывание жизни человека по каким бы то ни было мотивам считается как раз убийством, хоть ты тресни…
Эпилог
За Февралем пришел Октябрь, но еще много десятилетий распутинская «черная легенда» торжествовала. Та же ложь, навороченная вокруг начала Первой мировой войны, преспокойным образом перекочевала из писаний «столпов империи» в советские исторические труды. Монархии не стало, но упорно продолжали сохраняться и лелеяться иные штампы, порожденные ею ради собственного обеления. По-прежнему считалось, что это злая Германия коварным образом напала в четырнадцатом году на беззащитную, белую и пушистую Россию.
Почему так было сначала ответить легко. Очень многие из российских «ястребов», старательно, долгие годы разжигавших европейский пожар, уютно устроились и при большевиках, да не просто устроились - занимали серьезные посты. И генерал Поливанов, и генерал Бонч-Бруевич, и генерал Брусилов, и многие другие, которых просто невозможно перечислить. Вполне естественно, им никак не хотелось вспоминать о своей роли поджигателей войны, гораздо выгоднее было предстать жертвами тевтонской злобы. Да и собственную бездарность, собственные промахи и откровенное головотяпство очень удобно было сваливать и на тевтонов, и на черного монстра Распутина. Один-единственный пример: генерал Поливанов, еще будучи царским военным министром, приказал военному интендантству привезти из Сибири огромное количество мяса — но не позаботился предварительно выяснить, хватит ли в столице холодильников. Холодильников не хватило, чертова уйма необходимого фронту мяса протухла. Тогда Поливанов, чтобы не оказаться крайним, поднял адский шум: мол, во всем виноваты немецкие агенты, устроившие диверсию…
Ну а потом пришел сорок первый год - и после Отечественной стало даже как-то и неудобно говорить во всеуслышание, что в Первой мировой русские виноваты даже больше, чем немцы. Две войны поневоле изменили в русском массовом сознании образ немца, отныне «тевтон» представлялся вечным агрессором, историческим противником, якобы только и порывавшимся столетиями сокрушить Россию. И никто уже не старался специально поддерживать миф об «извечном враге» - люди и в самом деле забыли, что с немцами наши предки как раз и находились столетиями в особых отношениях добрососедства, что долго, очень долго не было у нас никого ближе немцев. И только в 1914 году, целенаправленными трудами «ястребов», обе монархии столкнулись в кровопролитной бойне, которая их и погубила. Столкнулись ради миражей, ради насквозь вымышленной идеи «славянского братства», ради шкурных целей Англии и Франции, ради мастерски наловчившихся эксплуатировать высокие словеса сербов-захребетников…
Ну а правдочка все же видела свет иногда, но малыми тиражами. Как это было с работой академика Тарле «Европа в эпоху империализма», где попадаются прямо-таки еретические фразы вроде «долгих и прямых сербских провокаций к войне» и проводится абсолютно правильная мысль: «Все виноваты», нет ни безвинных страдальцев, ни злых агрессоров…
Правда, вплоть до недавнего времени у нас не издавались воспоминания великого князя Александра Михайловича. Человек как раз из тех, кого примято называть «неоднозначными». Казнокрад, прямо скажем, был фантастический, даже на тогдашнем общем фоне миллионы из казны военно-морского ведомства присвоил. Но, с другой стороны, был, пожалуй, самым трезвым и не поддававшимся штампам исследователем. Именно он, кстати, категорически выступал против сказочки о «кучке большевиков», якобы разваливших сытую, веселую и довольную жизнью Российскую империю. Главную вину великий князь возлагал как раз на «элиту», «образованное общество», дворянство российское. Себя, правда, к виновникам не причислял и про забавы с казной умалчивал — ну, все мы люди, все человеки.
Великий князь о причинах Первой мировой:
«1. Причиной мирового конфликта являлись соперничество Великобритании и Германии в борьбе за преобладание на морях и совокупные усилия „военных партий“ Берлина, Вены, Парижа, Лондона и С.-Петербурга. Если бы Принцип не покушался на жизнь австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, международные сторонники войны изобрели бы другой повод. Вильгельму II было необходимо, чтобы война началась до выполнения русской военной программы, намеченной на 1917 г.
Император Николай II сделал все, что было в его силах, чтобы предотвратить военные действия, но не встретил никакой поддержки в своих миротворческих стремлениях в лице своих ближайших сподвижников - военного министра и начальника Генерального штаба.
До полуночи 31 июля 1914 г. британское правительство могло предотвратить мировую катастрофу, если бы ясно и определенно заявило о своем твердом намерении вступить в войну на стороне России и Франции».
И в заключение о Распутине. Даже в самые что ни на есть оголтело-большевистские времена, в 1924 г., появилась книга, явно отклонявшаяся от могучих штампов «черной легенды».
«И Распутин, при всем своем распутстве, был не хуже, а лучше, даже честнее и умнее тех, которые толпились в его передней, всячески унижались и заискивали у него… Этот темный мужик своим немудреным крестьянским умом понял, что за мразь эти сановники и министры, все эти дамы и государственные люди. И он по праву презирал и третировал их, видя, какая гниль скрывается за всем этим блеском и треском чинов, положений, родовитости, внешней культуры и „образованности“. Презирал он, надо думать, и Николая, и Александру Федоровну. Ибо он все же был умнее».
Собственно говоря, что же мы наблюдаем в случае Григория Ефимовича Распутина?
Да просто-напросто очередную не особенно оригинальную, немудреную историю о том, как пахнувший разложением мегаполис, столица догнивающей империи, набитая вовсе уж сгнившей «элитой», сожрал, погубил и после смерти ославил потоками лжи очередного приезжего из провинции, вначале преисполненного самых благих намерений…
До самого конца Распутин не был ни святым, ни демоном. Сначала в его характере и душе вообще не было ни малейшей червоточинки: классический деревенский «ходок за правду», хлопотавший и о «мирских делишках», и о «притесняемых жидках». В юности нагрешивший, но после искренне обратившийся к Богу.
Огромный город его сломал. Его пытались использовать в своих целях прохвосты и политические авантюристы, казнокрады и великосветские мистики. Распутин, конечно, не стал тем монстром, каким его до сих пор малюют, но вся эта поганая коловерть, в которую он оказался затянут, не могла не впустить изрядно гнили в его душу. Он не отверг нахлынувшей на него камарильи, наседавшей, как нечистая сила на Хому Брута - он поддался. С одной стороны, явно сопротивлялся в душе «городской гнили», с другой - стал ее частичкой.
Он сломался и в чем-то изменился. В этом и только в этом заключается реальная, а не мнимая трагедия Григория Ефимовича Распутина - он поддался дьяволу, как Фауст поддался Мефистофелю. Дьяволу в лице холодного Санкт-Петербурга последнего десятилетия российской монархии, и тех мелких бесов, что щеголяли в раззолоченных мундирах, бальных платьях и безукоризненных фраках. Ну, а выиграть у дьявола нельзя изначально, во что бы ни играли. И, когда Распутин в последний раз попытался стряхнуть этот морок, совершить что-то доброе, прекратись войну, было уже поздно. Дьявол пересилил. Игра, вдобавок ко всему прочему, шла не только собственными картами дьявола, но и в его обиталище. Так что шансов не было ни малейших, перехитрили и переиграли. А напоследок еще и оклеветали безмерно.
Вот и вся разгадка, если не обращать внимания на «черную легенду»: трагедия незаурядной личности, оказавшейся не в том месте и не в то время — и не нашедшей в себе сил уйти.
И потому мне Григория Ефимовича Распутина по-человечески жаль.
И что-то, подозреваю, осталось недосказанным, но мы не знаем что…
Красноярск, август 2005