Англичанка Силва Дэниел
— Почему? — спросил Габриель.
— Да потому, что Генка Лазарев работал на КГБ, — ответил Орлов. — Работал на гэбню, еще будучи ядерщиком, и после — когда управлял «Русойлом».
— Вы ничего не заподозрили?
Орлов покачал головой.
— Он был хорош… предан щиту и мечу, как любят говорить о себе головорезы КГБ. Само собой, Лазарев предал меня. Вручил комитетчикам горы наших документов, на основании которых прокуратура сфабриковала против меня дело. А стоило мне бежать из страны, и Лазарев прихватизировал компанию.
— Исключил вас из правления?
— Полностью.
— Что было, когда вы согласились отдать «Русойл», чтобы вытащить нас из России?
— Лазарев тогда ушел со сцены. Заправлял одной государственной нефтяной компанией. Президент, видимо, сам выбрал название для нее: «Волгатек-Нефтегаз». В Кремле еще шутили, будто он хотел назвать предприятие «КГБ-Нефтегаз», но на Западе этого не оценили бы.
«Волгатек», резюмировал Орлов, даже не собирался заниматься российской нефтедобычей, которая к тому времени достигла постоянного уровня. Через компанию намеревались вывести Россию на международный уровень, дабы расширить влияние Кремля. Спонсируемый правительством, «Волгатек» разгулялся в Европе: скупил цепь нефтеперерабатывающих предприятий в Польше, Литве и Венгрии. Затем, начхав на возражения американцев, подписал выгодный контракт на бурение с Исламской Республикой Иран, а также на подготовительные работы — с Кубой, Венесуэлой и Сирией.
— Видите закономерность? — спросил Орлов.
— Все это страны бывшей советской империи или просто враги США.
— Верно.
Впрочем, «Волгатек» не собирался останавливаться на достигнутом и расширил сферу деятельности на Западную Европу — подписав контракты на поставки и переработку нефти с Грецией, Данией и Нидерландами. Потом положил глаз на Северное море — на два новых месторождения недалеко от Гебридских островов. По расчетам геологов «Волгатека», ежедневная добыча должна будет в конечном итоге достичь сотни тысяч баррелей. Причем львиная доля прибыли потечет непосредственно в кремлевскую казну. За разрешением «Волгатек» обратился в британское Министерство энергетики и изменения климата. А там уж министр энергетики попросил Виктора Орлова заскочить к нему в офис — поболтать.
— Как думаете, что я им сказал?
— Что «Волгатеком» единолично владеет Кремль, и управляет им бывший агент КГБ.
— А что, по-вашему, министр сделал с обращением «Волгатека»?
— Спустил в шредер.
— У меня на глазах, — улыбнулся Орлов. — Ах, как упоительно жужжал измельчитель.
— В Кремле знали, что это вы саботировали сделку?
— Насколько мне известно, нет, но я уверен: Лазарев и президент догадались о моем вмешательстве. Оно им всюду мерещится.
— Что было дальше?
— «Волгатек» выждал год, затем подал второе прошение, и на сей раз все пошло иначе. На Даунинг-стрит у них завелся свой человек, которого они обрабатывали весь прошедший год.
— Кто?
— Я бы не хотел говорить.
— Ладно, я сам скажу. «Волгатек» завербовал Джереми Фэллона, самого влиятельного главу секретариата за всю историю Англии.
Орлов улыбнулся.
— Думаю, нам все же стоит распить бутылочку «Петрюс».
Они ступили на тонкий лед. Габриель знал это, как знал и Орлов — левый глаз олигарха бешено дергался. В детстве из-за тика его постоянно дразнили и задирали. Жгучая ненависть к врагам помогла добиться успеха. Виктор Орлов хотел побить всех.
Орлов смотрел в едва початый кубок с темно-красным вином. Он так и не ответил на прямой вопрос Габриеля: почему Джереми Фэллон?
— А почему нет? — произнес наконец русский. — Фэллон — мозг Ланкастера. Фэллон — кукловод. Фэллон дергает за ниточку, и Ланкастер машет рукой. Что еще лучше, к Фэллону оказалось легко найти подход.
— То есть?
— Ему, бедному как церковная мышь, даже помочиться не во что было.
— Кто выбрал его в качестве цели?
— Говорят, распоряжение исходило из лондонской резидентуры СВР.
Словом «rezidentura» российские шпионы называли местные отделения на территории посольств. Резидентом считался шеф отделения. Это, как и многое другое в СВР, был пережиток времен КГБ.
— С чего все началось?
— Лазарев стал пасти Фэллона везде: на вечеринках, в ресторанах, на конференциях, праздниках… Ходят слухи, будто Фэллон провел довольно длительный отпуск в особняке Лазарева в Гштадте, потом отправился в круиз по греческим островам на его яхте. Говорят, они чудесно поладили, что неудивительно: Генка, сволочь такая, при желании любого охмурит.
— Я так понимаю, Фэллон поддался не только на чары?
— О, понадобилось куда больше.
— Намного больше?
— Пять миллионов евро на счет в швейцарском банке — из барского кармана Кремля. Все чисто, никаких следов. СВР умеет тайно перевести деньги.
— А это кто вам сказал?
— Тот, о ком я вам не скажу.
— Да бросьте, Виктор.
— Мистер Аллон, у вас свои источники, у меня — свои.
— Хотя бы намекните, откуда информация.
— С Востока, — ответил Орлов, подразумевая один из многих источников в Москве.
— Продолжайте.
Орлов пригубил вино и лишь затем рассказал, как «Волгатек» подал второе прошение в Министерство энергетики и изменения климата, на сей раз при поддержке самого влиятельного человека в правительстве. Премьер-министр по-прежнему занимал нейтральную позицию, тогда как министр энергетики отрицательного отношения к проекту не изменил. Фэллон с трудом убедил его не рубить сплеча, и угроза повторного отказа едва-едва миновала.
— Потом, — Орлов воздел руку к потолку, — министр энергетики внезапно дает добро, Джонатан Ланкастер летит в Москву — раздавить бутылку шампанского с кремлевскими вождями, а человек с пятью миллионами евро на счету готовится стать следующим министром финансов Великобритании.
— Даю пять миллионов, и вы называете свой источник.
— Мы уже говорили об этом, — сдержанно ответил Орлов.
Габриель решил сменить тему.
— Каковы отношения между «Волгатеком» и вашим бизнесом в Лондоне?
— Война, что вполне логично. Холодная война, необъявленная, но жестокая.
— Как это понимать?
— Лазарев несколько раз перебивал мою цену на рынке. Для него это семечки, — возмущенно добавил Орлов. — Он ведь не своими деньгами сорит. Еще он ловит кайф, переманивая самых лучших моих специалистов. Осыпает их деньгами — из кремлевской казны, разумеется, — и они перебегают на пастбища позеленее.
— Вы поддерживаете с ним общение?
— Не так чтобы очень, — ответил Орлов. — Встречаясь на публике, вежливо киваем друг другу и обмениваемся ледяными улыбками. Войну ведем в тени, и, нельзя не признать, Генка меня в последнее время побеждает. Теперь он собирается бурить скважины в территориальных водах страны, которую я полюбил. Прямо тошно становится.
— Может, пора уже что-то сделать?
— Например?
— Помогите мне сорвать сделку.
Орлов перестал играть очками и молча уставился на Габриеля.
— А вам что за выгода? — наконец спросил он.
— Это сугубо личное.
— Какое дело человеку вроде вас до того, получит ли российская нефтяная компания доступ к североморской нефти?
— Все очень непросто.
— От вас я иного не ожидал.
Габриель невольно улыбнулся и тихо произнес:
— По-моему, Кремль шантажом и угрозами вынудил Джонатана Ланкастера дать «Волгатеку» добро на бурение.
— Как именно угрожали премьеру?
Габриель не ответил.
— Я ради вас и вашей супруги отдал компанию стоимостью шестнадцать миллиардов долларов, — напомнил Орлов. — Думаю, это дает мне право знать. Ну, как его шантажировали?
— Похитили его любовницу, когда та отдыхала на Корсике.
Орлов даже глазом не моргнул.
— Ну наконец-то, хоть кто-то все понял.
Они разговаривали, пока за окнами шикарного кабинета Виктора Орлова не стемнело, а потом поговорили еще немного. К концу беседы Габриель понял, что за игра ведется на склоне холма; не понял он, как распределились роли. Впрочем, в одном он был точно уверен: пришла пора переговорить с глазу на глаз с Грэмом Сеймуром. Старому другу Габриель позвонил с таксофона на Слоун-сквер и признался, что вновь проник в страну, не расписавшись предварительно в гостевой книге. Затем попросил о встрече. Сеймур, назвав время и место, сразу же повесил трубку.
Когда Габриель покинул будку, за ним — как и прежде, высматривая, нет ли «хвоста», — следовал Кристофер Келлер.
38
Хэмпстед-хит, Лондон
На углу Гайд-парка они спустились в метро и по ветке «Пикадилли» доехали до станции «Лестер-сквер», оттуда — медленно и долго — ехали по ветке «Нортерн» до Хэмпстеда. Келлер устроился за столиком в небольшом кафе на Хай-стрит, Габриель отправился дальше по Саут-Энд-роуд. Вошел на пустырь в Прайорс-Филд, обогнул по краю берега пруд и по отлогому склону поднялся на Парламентский холм. Вдали, скрытые пеленой тумана и низких облаков, горели огни лондонского Сити. Грэм Сеймур наслаждался видом, сидя на деревянной парковой скамье. Он пришел один, если не считать охранников в дождевиках — неподвижные, словно шахматные фигуры, они стояли позади шефа, у тропинки. Они притворились, будто не видят, как мимо проходит Габриель и садится рядом с Сеймуром. Сеймур — тоже притворяясь, словно Габриеля здесь нет, — курил.
— Тебе и правда пора завязывать, — сказал Габриель.
— А тебе стоило уведомить меня о визите в Англию, — ответил безопасник. — Я бы красную дорожку тебе постелил.
— Далась она мне, Грэм.
— То-то и оно. — Сеймур так и смотрел на огни Сити. — Давно ты в городе?
— Со вчерашнего дня.
— Зачем приехал?
— Закончить одно дело.
— Зачем? — с нажимом повторил Сеймур.
— Мадлен. Я здесь из-за нее.
Сеймур наконец соизволил взглянуть на Габриеля.
— Мадлен мертва, — медленно произнес он.
— Да, Грэм, я знаю. Сам все видел.
— Прости, — помолчав, произнес Сеймур. — Не надо было мне…
— Забудь, Грэм.
Двое мужчин угрюмо замолчали. Они оба поклялись защищать свои страны, а не интересы политиков. В том-то и была беда с делом Мадлен.
— Я так понимаю, ты нарыл нечто важное? — сказал наконец Сеймур. — Иначе бы не звонил.
— Ты как всегда сообразителен, Грэм.
— Не настолько, чтобы предотвращать твои нежданные визиты.
Габриель промолчал.
— Что у тебя?
— Кажется, я знаю, кто похитил Мадлен Хэрт. И, что куда важнее, знаю, зачем ее похитили.
— Ну и кто?
— «КГБ-Нефтегаз».
Сеймур резко обернулся.
— Ты что несешь?!
— Все дело в амбициях «Волгатека», Грэм. Русские похитили Мадлен Хэрт, чтобы вы разрешили им воровать у вас нефть.
Самое страшное для бывалого шпиона — когда зарубежный коллега сообщает нечто, что полагалось выяснить самому. Грэм Сеймур постарался достойно принять профессиональное унижение. Затем, просчитав в уме последствия, попросил объяснений. Габриель поделился нарытой на Фэллона инфой: как он был влюблен в Мадлен Хэрт и как осточертел всем на Даунинг-стрит, что его должны выгнать из правительства до следующих выборов, что на его счет тайно перевел пять миллионов евро некто Геннадий Лазарев, дабы воспользоваться влиянием Фэллона на министра энергетики. И наконец Габриель рассказал о русскоговорящей женщине, которую дважды видел в старинном соборе, а после — в заброшенном жилище Хэртов.
— Кто рассказал тебе о Джереми Фэллоне и пяти миллионах? — спросил Сеймур.
— Если не возражаешь, я бы попросил не затрагивать этот момент.
— Я-то не возражаю, но кто источник?
Габриель ответил, и Грэм Сеймур медленно покачал головой.
— Виктор Орлов генетически неприспособлен говорить правду. Он то и дело скармливает МИ-6 инфу о России, и ни один из доносов еще не подтвердился.
— Если бы не он, нас с Кьярой сейчас не было бы в живых.
— Это не значит, что надо верить ему во всем.
— Он лучше кого бы то ни было знает изнанку российской нефтяной промышленности.
Сеймур остался непреклонен.
— Насчет пожилой пары на «мерседесе» ты тоже уверен? — спросил он. — Ты точно видел их в галерее?
— Грэм, — устало протянул Габриель.
— Время от времени мы все ошибаемся.
— Кто-то реже, кто-то чаще.
Сеймур зло бросил в темноту окурок.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? Почему ты не позвонил вчера, когда засек этих стариков?
— Что бы ты сделал? Известил шефа контрразведки? Или своего директора? — Габриель помолчал немного. — Приди я к тебе вчера ночью, это вызвало бы цепочку событий, которые привели бы к краху Джонатана Ланкастера и его правительства.
— Тогда зачем ты пришел ко мне сейчас?
Габриель не ответил. Сеймур хотел было закурить еще сигарету, но одернул себя.
— Ирония судьбы, не находишь? — произнес он.
— В смысле?
— Я просил тебя разыскать Мадлен Хэрт, чтобы спасти от скандала нашего премьер-министра, а теперь ты приносишь вести, которые его уничтожат.
— Не по своей воле.
— Сам понимаешь, доказательств нет. Никаких.
— Понимаю.
Сеймур тяжело выдохнул.
— Я замдиректора Службы безопасности Ее Величества, — сказал он в пустоту. — Замдиректора МИ-5 не уничтожает британское правительство, он защищает его от внутренних и внешних врагов.
— А что, если правительство погрязло в коррупции?
— На то оно и правительство, — быстро парировал Сеймур.
Габриель промолчал. Ему было не до теоретических споров о политической этике.
— Если попрошу все забыть и уйти, — заговорил Сеймур, — ты послушаешься?
— Я вернусь домой в Иерусалим.
— И что будешь делать?
— Кажется, у Шамрона на меня виды.
— Поделиться не хочешь?
— Пока нет.
Заинтригованный, Сеймур все же заставил себя сменить тему.
— А обо мне что подумаешь? — спросил он чуть погодя.
— Какое тебе дело до моего мнения?
— Мне дело есть, поверь, — горячо проговорил Сеймур.
Габриель сделал вид, что задумался.
— Изволь: остаток жизни ты проведешь гадая, на что СВР тратит прибыль от вашей североморской нефти. И еще ты будешь сожалеть, что не помешал им.
Сеймур смолчал.
— Мои коллеги, Грэм, любят повторять: карьера без скандала — не карьера вовсе.
— Мы англичане, — ответил Сеймур. — У нас нет поговорок, и мы не любим скандалов. Мы вообще живем в страхе перед малейшей ошибкой.
— Потому и нуждаетесь во мне.
Сеймур пристально посмотрел на Габриеля.
— Что конкретно ты предлагаешь?
— Позволь биться с «Волгатеком» от твоего имени. Получишь доказательство, что они крадут вашу нефть.
— А дальше что?
— Верну вам украденное.
Следующие полчаса Грэм Сеймур и Габриель обсуждали детали самой, наверное, нестандартной совместной операции двух не всегда союзных спецслужб. Позднее ее окрестят Соглашением Парламентского холма, хотя кое-кто из британской разведки будет называть ее Кайт-Хиллским договором — по имени небольшой возвышенности в южной оконечности Хэмпстед-Хит. Сеймур предоставил Габриелю полную свободу действий на британской земле — при условии, что национальная безопасность Великобритании не пострадает. Габриель, в свою очередь, обязался передавать Сеймуру всю добытую информацию, чтобы Сеймур и только Сеймур решал, как ею распорядиться. Сделку скрепили рукопожатием. После Сеймур, сопровождаемый охранниками, удалился.
Габриель задержался на пустоши еще на десять минут и отправился за Келлером. Вдвоем они поехали на метро в Кенсингтон и оттуда пешком прошли до израильского посольства. В отделении Конторы никого не было, разве что один мелкий служащий; стоило живой легенде неожиданно войти через парадный вход, и он вскочил по стойке «смирно». Оставив Келлера в вестибюле, Габриель направился в святая святых — кабинку безопасной связи. Домашний номер Шамрона все еще был в базе данных, в списке уведомляемых при ЧП. Шамрон ответил после первого же гудка — будто сидел у телефона.
Линия считалась безопасной, однако двое шпионов разговаривали на конторском жаргоне, который ни один переводчик или даже суперкомпьютер не сумел бы расшифровать. Габриель кратко доложился: что узнал, что собирается делать и что ему требуется. Предоставить необходимые ресурсы Шамрон был не в состоянии, он даже не мог легально одобрить запрос. Это было под силу лишь Узи Навоту, да и то с благословения премьер-министра.
Так была запущена цепочка действий, которая позже войдет в анналы Конторы как самая худшая. Все началось в 10:18 по израильскому времени, когда Шамрон позвонил Навоту домой и сообщил, что Габриель намерен пойти войной на «КГБ-Нефтегаз» и что он, Шамрон, дает добро. Навот дал ясно понять: подобные авантюры — не в планах судьбы. Ни сейчас, ни когда-либо вообще. Шамрон повесил трубку и быстро, пока Навот не опередил его, набрал номер премьер-министра.
— Зачем мне начинать войну с российским президентом? — спросил премьер-министр. — Бога ради, это же просто нефть.
— Не для Габриеля. И потом, вы хотите видеть его начальником Конторы?
— Сам знаешь, Ари. Хочу.
— Так дайте ему свести старые счеты с Россией, и он — ваш.
— Кто скажет Узи?
— Если я позвоню — он трубку не снимет.
И так премьер-министр, действуя по распоряжению Ари Шамрона, позвонил шефу своей внешней разведки и приказал одобрить операцию, о которой сам шеф и слышать не хотел. Очевидцы потом утверждали, что разговор велся на повышенных тонах, и Навот даже грозился подать в отставку. Но то были просто слухи, ведь Навот обожал командовать Конторой — почти так же, как некогда обожал командовать ею Шамрон. Предвидя грядущие последствия, Навот отказался звонить Габриелю в Лондон и благословлять его. Эту честь он предоставил простому диспетчеру. Одобрение Габриель получил чуть за полночь по лондонскому времени: звонок длился всего десять секунд. Повесив трубку, Габриель покинул кабинку и вместе с Келлером вышел из посольства. Вдвоем они отправились тихими улицами к «Гранд-отелю Беркшир».
— Что насчет меня? — спросил Келлер. — Мне остаться или вернуться на Корсику ближайшим рейсом?
— Решайте сами.
— Останусь, пожалуй.
— Не пожалеете.
— Я не знаю иврита.
— Вот и хорошо.
— Почему?
— Мы с коллегами будем шутить над вами.
— Куда планируете меня пристроить?
— По-французски вы говорите, как француз, у вас есть чистые паспорта, и вы прилично стреляете. Уверен, без дела вам сидеть не придется.
— Хотите совет?
— Ну, если только один.
— Вам понадобится россиянин.
— Не переживайте, один у меня есть.
39
Грейсвуд, Суррей
Разросшийся за счет пристроек тюдоровский дом стоял в миле от грейсвудской приходской церкви, на краю Нобби-Коупс. К нему вела изрытая колеями дорога, обрамленная буками и скрытая из виду массивной живой изгородью. Там был запущенный сад, где хорошо обдумывать сложные мысли: восемь акров частной земли, отведенной для борьбы с собственными демонами, — и сточный пруд, в котором годами никто не рыбачил. Окуни в нем выросли до размеров акул. Домовладельцы — отдел Конторы, что покупал недвижимость и следил за явками и убежищами, — называлэтот пруд Лох-Несс.
Габриель с Келлером прибыли на явку на следующий день в первом часу, на предоставленном транспортниками Конторы «лэнд-ровере» с полным приводом. На заднем сиденье в салоне лежало два ящика из нержавеющей стали, набитых оборудованием для шифрованной связи — его Габриель позаимствовал в посольстве, — а еще пакеты с продуктами. Загрузив продукты в кладовую, Габриель и Келлер сняли брезент с мебели, смахнули паутину с карнизов и прошерстили старинный дом на предмет подслушивающих устройств. Затем отправились в сад и встали там на берегу пруда, темную воду которого вспарывали спинные плавники.
— А они не шутили, — произнес Келлер.
— Отнюдь, — сказал Габриель.
— Чем эти рыбы питаются?
— Последний раз, когда я здесь был, они сожрали одного из моих лучших людей.
— Снасти рыболовные есть?
— В прихожей.
Келлер вернулся в дом и нашел в углу, рядом со старым расщепленным веслом, пару удочек. Пока он искал приманку, раздался глухой звук — вроде щелчка ветки. Снаружи Келлер уловил в воздухе знакомый запах пороха. Тут на тропинку из сада вышел Габриель: в одной руке он нес «беретту» с глушителем, в другой — двухфутовую рыбину.
— Как-то это не спортивно, — попенял ему Келлер.
— На спорт нет времени. Надо еще придумать, как запустить крота в российскую нефтяную компанию и прокормить кучу голодных ртов.
Позднее тем же днем, когда живая изгородь таяла во тьме, а воздух сделался колючим от холода, к уединенному тюдоровскому дому на трех совершенно разных легковых автомобилях подъехала не менее разношерстная компания: девять агентов израильской разведки. Усталые после длительного и тайного путешествия, они выбрались из салонов. В коридорах и конференц-залах Конторы этих оперативников именовали «Барак», что на иврите значило «молния»: агенты могли быстро собраться в нужном месте и нанести удар. Американцы, роняя слюну над списком их успешных операций, называли команду «Божий отряд».
Первой в дом вошла Кьяра, за ней — Римона Штерн и Дина Сарид. Дина — миниатюрная брюнетка — служила главным аналитиком в контртеррористическом отделе, однако блестящие аналитические способности делали ее незаменимой в любых операциях. Римона — рубенсовская дама с волосами цвета песчаника — начинала карьеру в военной разведке, потом перешла в отдел Конторы, который специализировался исключительно на иранской ядерной программе. А еще она приходилась племянницей Шамрону. Габриель до сих с теплотой вспоминал образ из прошлого: маленькая Римона бесстрашно мчится на самокате вниз по крутому склону у знаменитого дома Шамрона в Тивериаде.
Следом вошли универсальные полевые специалисты: Одед и Мордехай, за ними — Яаков Россман и Йосси Гавиш. Яаков — плотно сбитый, темноволосый, рябой был вербовщиком и занимался сетью шпионов-арабов, Йосси — старшим офицером из Исследовательского центра, аналитического отдела Конторы. Рожденный в Лондоне и получивший оксфордское образование, он до сих пор разговаривал на иврите с четким британским акцентом.
Читать бесплатно другие книги:
