Англичанка Силва Дэниел

48

Москва

В Шереметьево Михаил спустился по трапу самолета. Полминуты спустя самолет покинул и Габриель. У паспортного контроля он заметил мужчину в пошитом на заказ костюме, а рядом с ним — худощавого пограничника в поношенной форме. Мужчина в костюме дважды сверился с фотографией и, подойдя к Михаилу, сказал ему что-то по-русски. Михаил улыбнулся, пожал мужчине руку и вместе с ним ушел через дверь без таблички. Габриель в одиночестве предъявил паспорт неулыбчивой пограничнице; та неприятно долго сравнивала лицо Габриеля с фотографией в паспорте, потом с силой поставила печать и махнула рукой: проходите, мол. Добро пожаловать в Россию, подумал Габриель, входя в зал прибытия. Хорошо было вернуться сюда.

Снаружи, стоило вдохнуть вонь сигаретного дыма и выхлопных газов, у Габриеля закружилась голова. Над аэропортом нависло тяжелое безоблачное небо вечерней Москвы; морозный воздух царапал горло. Глянув налево, Габриель заметил, как Михаил вместе с волгатековским сопровождающим садятся в уютный теплый салон поджидавшего их «мерседеса». Холод от асфальта просачивался сквозь тонкие подошвы лоферов, и когда Габриель садился в такси, челюсти свело так, что он едва мог говорить. Водитель спросил, куда ехать, и Габриель с трудом выговорил: «В отель «Метрополь», что прозвучало как «вопль не тролль».

Покинув зону аэропорта, водитель выехал на Ленинградское шоссе и начал долгий неспешный путь к центру Москвы. Было семь вечера, самый час пик, местный кошмар. Водитель попытался разговорить Габриеля, однако его английский был еще непроходимее пробки. Время от времени Габриель многозначительно и согласно мычал, а сам глядел в окно, рассматривая город.

Наконец они пересекли Садовое кольцо и оказались на Тверской улице, московской версии Мэдисон-авеню. По отлогому спуску такси миновало сверкающий огнями новый штаб «Волгатека», выехало к красным стенам Московского Кремля, где улица вылилась в восьмиполосный Охотный Ряд. Свернув налево, такси промчалось мимо здания Госдумы, старого Дома Союзов и Большого театра. Габриель ничего этого не заметил; его взгляд был прикован к залитой светом желтой крепости, восседающей на верхушке Лубянской площади.

— КГБ, — сказал водитель, указав на нее.

— КГБ больше нет, — отстраненно ответил Габриель. — КГБ давно в прошлом.

Водитель пробормотал что-то себе под нос и свернул к подъезду «Метрополя». Внутренний декор тщательным образом восстановили, приведя его в соответствие с изначальным видом. Молодая дама за стойкой на ресепшене встретила Габриеля вежливой улыбкой, поинтересовалась о цели его поездки и вручила регистрационную форму. Габриель наскоро заполнил бумажку от имени Джонатана Олбрайта из «Маркхэм кэпитал эдвайзерс» и получил ключ от номера. Носильщик предложил помочь с багажом и явно испытал облегчение, когда Габриель отказался. На чай за беспокойство пареньку, впрочем, перепало. Причем столько, что сразу стало понятно: курса местной валюты гость не знает.

Номер Габриелю достался на четвертом этаже, с видом на Театральный проезд. Комнату скорее всего нашпиговали «жучками», поэтому Габриель даже не стал ее обыскивать. Только позвонил двум подложным клиентам и принялся разбирать гору почты, что скопилась в электронном ящике за время перелета. Было среди писем предупреждение от нью-йоркского юриста о том, что сомнительные инвестиции сулят неприятности с налоговой службой. Прислал его Эли Лавон, засевший в номере чуть дальше по коридору, и подлинную суть письма раскрыла запароленная шифровальная программа. Похоже, Геннадий Лазарев повел нового работника пить и есть в бар-салон «О2 лаундж» при отеле «Ритц-Карлтон». К ним присоединились Дмитрий Бершов, Павел Жиров и четыре русские цыпочки. К письму Лавон прикрепил фотографии — спасибо Йосси и Дине, устроившимся в кабинке на противоположном конце бара.

Габриель повторно ввел пароль, и программа вернула письму первоначальный замаскированный вид. Затем надел наушник и подключился к передаче с «жучка» в сотовом Михаила: звенели бокалы, смеялись и щебетали русские красавицы (даже не зная языка, Габриель раскусил бессодержательность их разговора). Потом Геннадий Лазарев пробормотал на ухо Михаилу: «Поберегите силы этим вечером. У нас обширная программа на завтра».

В баре просидели до одиннадцати вечера, потом Михаил удалился к себе в номер в компании чудовищной головной боли. Несмотря на предупреждение Лазарева, этой ночью он не сомкнул глаз: в голове у него, словно подборка документальных кадров о величайших катастрофах эпохи, проносились воспоминания о прошлых операциях. Хотелось двигаться, но Михаил знал: нельзя. В номере наверняка установили камеры наблюдения. Так он и лежал на кровати, завернувшись во влажные простыни, неподвижно, словно труп, пока наконец — слава богу — не прозвенел в семь утра будильник.

Минуту спустя принесли кофе, и Михаил выпил его, просматривая деловые новости из Лондона. Потом спустился в фитнес-зал и выложился на тренажерах так, что сильно впечатлил наблюдавшего за ним работника российских спецслужб. Вернувшись в номер, принял ледяной душ, чтобы хоть немного оживить утомленное тело. Потом надел самый лучший костюм из своего гардероба: серый, в узкую белую полосочку (тот, что выбрала Дина в фирменном магазине «Энтони Синклер»[13] на Сэвил-Роу[14]). Саму Дину Михаил встретил в утренней столовой: она и Кристофер Келлер глядели друг другу в глаза так, словно познали тайну вечного счастья. Через несколько столиков от них Йосси ругался с официантом:

— Я просил яйца всмятку, а эти — хоть из стакана пей.

Впрочем, силы он тратил впустую.

Ровно в девять утра, прочитав утренние газеты и завершив по электронной почте кое-какие дела в Лондоне, Михаил вышел в ультрасовременный вестибюль «Ритца». Там его дожидался волгатековец, забравший его вчера в Шереметьево. Улыбка провожатого обладала привлекательностью разбитого окна.

— Выспались, мистер Эйвдон?

— Спал как младенец, — искренне соврал Михаил.

— Офис тут неподалеку. Надеюсь, вы не против пешей прогулки?

— А мы ее переживем?

— Шансы есть, однако в это время года Москва гарантий не дает.

Сказав это, провожатый вывел Михаила на Тверскую. Поднимаясь вверх по улице, сгибаясь под сильным встречным ветром, Михаил разглядел в паре шагов позади себя комок шерсти и меха, а точнее Эли Лавона. Комок проводил Михаила до самого подъезда штаб-квартиры «Волгатека», будто напоминая: ты не один, — и пошел дальше, навстречу яркому московскому солнцу на утреннем горизонте.

Если у кого-то и были сомнения относительно подлинной миссии «Волгатека», они развеивались, стоило взглянуть на металлическую скульптуру в вестибюле московской штаб-квартиры компании: планета Земля, в центре которой располагалась непомерно раздутая Россия, качающая живительную нефть во все четыре стороны. Под ней, будто миниатюрный улыбающийся атлант в пошитом на заказ итальянском костюме, стоял Геннадий Лазарев.

— Добро пожаловать в ваш новый дом, — сказал он, пожимая Михаилу руку. — Или стоило сказать просто: домой?

— Давайте потихоньку, Геннадий.

Лазарев сильнее сжал Михаилу руку, как бы давая понять: темп событиям здесь задает он. Потом отвел Михаила к служебному лифту, который ракетой взмыл на самый верхний этаж. В фойе висел баннер «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, НИКОЛАЙ!». Лазарев довольно взглянул на приветственную надпись, словно вложил немало творческой энергии в ее создание. Затем проводил Михаила в просторный кабинет с видом на Кремль. В придачу к рабочему месту шла опасно привлекательная секретарша по имени Нина.

— Ну, что скажете? — порывисто спросил Лазарев.

— Мило.

— Идемте. — Лазарев взял Михаила под локоть. — Всем не терпится с вами познакомиться.

Говоря «всем», Лазарев нисколько не преувеличивал. В течение следующих двух с половиной часов Михаил пожал руки всем работникам компании (и нескольким посторонним, для верности). Там была дюжина президентов всех мастей, а еще похожий на труп мужчина по фамилии Ментов — этот занимался неким анализом рисков. Михаил даже не стал притворяться, будто понял, в чем эта деятельность заключается. Далее его представили научному отделу: геологам, занятым поисками новых месторождений нефти и газа по всему миру, инженерам, разрабатывающим новые способы добычи ископаемого топлива. Потом Михаил спустился на нижние этажи, где познакомился с мелкой сошкой — молодыми делопроизводителями, мечтающими однажды оказаться на его месте, ходячими мертвецами, цепляющимися за свои столы и красные кофейные кружки с символикой «Волгатека». Михаил невольно задумался, какая отставка ждет работника кэгэбэшной компании. Наверное, ему полагаются золотые часы и пенсия… хотя вряд ли.

Наконец он вернулся на верхний этаж, в кабинет-атриум Лазарева, где глава компании разродился длиннющей речью о том, каким он видит будущее «Волгатека» и какая роль в его планах отводится Михаилу. Для начала его поставят шефом «Волгатек Ю-Кей», дочерней компании, управляющей североморским проектом. Когда забьет нефтяной фонтан, Михаилу дадут больше полномочий; главным образом работать ему предстоит в Западной Европе и Северной Америке.

— Этого хватит, чтобы вас заинтересовать? — спросил Лазарев.

— Возможно.

— Как вас окончательно убедить перебежать от Виктора ко мне?

— Деньги, Геннадий. Хочу много денег.

— Уверяю вас, Николай, деньги — не вопрос.

— Тогда считайте, что полностью завладели моим вниманием.

Лазарев открыл кожаную папку, из которой извлек один-единственный лист бумаги.

— В качестве компенсации вы получите квартиру в Абердине и в Москве, — начал он. — Само собой, перемещаться по миру будете на частном самолете. В вашем распоряжении окажется корпоративная вилла на юге Франции. Плюс к основной зарплате вам будут выплачивать премии и поощрения, дабы итоговая сумма достигла примерно вот такой величины.

Лазарев положил лист перед Михаилом и указал на цифру в самом низу страницы. Михаил взглянул на нее, почесал бритую голову и нахмурился.

— Ну? — поторопил его Лазарев.

— Холодно, очень холодно.

Лазарев улыбнулся.

— Я предвидел такой ответ, — сказал он и снова полез в папку, — и потому взял на себя смелость подготовить альтернативное предложение. — Положив второй лист бумаги перед Михаилом, он спросил: — Ну как? Уже лучше?

— Теплее, — улыбнулся в ответ Михаил. — Намного теплее.

49

Красная площадь, Москва

К четырем часам они набросали примерный текст договора. Лазарев составил предварительное соглашение на одну страницу, заказал кабинет-библиотеку в «Кафе Пушкинъ» — отпраздновать — и отправил Михаила назад в «Ритц», чтобы тот мог отдохнуть пару часиков. Михаил пошел в отель пешком; тенью за ним, по противоположной стороне улицы, следовал Габриель, подняв воротник пальто и надвинув на глаза кепку. Проследив, как Михаил вошел в гостиницу, Габриель пошел дальше по Тверской. На Манежной площади двойник Ленина призывал обалдевших японских туристов раскулачить хозяев, отнять у них заводы и фабрики.

Через Воскресенские ворота Габриель прошел на Красную площадь.

На город опускалась ночь, и ветер, видимо, решил не дать москвичам мирно приступить к вечерним делам. Ссутулившись, Габриель быстро шел вдоль северной стены Кремля — ни дать ни взять усталый москвич, — мимо застывших истуканами часовых при Мавзолее. Впереди, омытый белым светом, стоял похожий на пряничный домик собор Василия Блаженного. Габриель взглянул на куранты Спасской башни и двинулся дальше, к могиле Сталина, загубившего при жизни миллионы людей. Чуть погодя к Габриелю присоединился Эли Лавон.

— Что скажешь? — спросил по-немецки Габриель.

— Его стоило зарыть где-нибудь посреди поля, в безымянной могиле, — ответил Лавон. — Однако это лишь мое мнение.

— «Хвоста» нет?

— Так-то вроде нет, но мы же в Москве, не забывай.

Не говоря ни слова, Габриель свернул в сторону и пошел через площадь ко входу в ГУМ. До распада СССР это было единственное место в стране, где человек мог гарантированно купить себе зимнее пальто или пару туфель. Теперь оно превратилось в торговый центр западного образца, набитый всякими безделушками, какие только может предложить обществу капитализм. Стеклянный потолок вибрировал от царящего в помещении гула. Шагая рядом с Габриелем, Лавон пялился в дисплей коммуникатора. Это было очень даже по-русски, сегодня-то.

— Секретарь Геннадия Лазарева отправил е-мейл вышестоящему руководству, насчет ужина в «Кафе Пушкинъ», — сообщил Лавон. — Павел Жиров — в числе приглашенных.

— Я так и не услышал его голоса сегодня, когда Михаил заглядывал в гнездо «Волгатека».

— Просто Жирова там не было, — ответил Лавон, не отрывая взгляда от «блэкберри». — Из дома на Воробьевых горах он отправился прямиком в Ясенево.

— Почему сегодня? Почему он не встретил новичка в офисе?

— Может, у него нашлись срочные дела?

— Например?

— Ну, готовится еще кого-то похитить?

— Это-то меня и беспокоит.

Габриель остановился у витрины ювелирного салона и взглянул на ряд сверкающих швейцарских часов.

— Только не говори, что у тебя поджилки трясутся, — сказал Лавон.

— Мы в Москве, на дворе декабрь — у меня все трясется.

— Что будешь делать?

— Пусть администрация отеля окажет Николасу Эйвдону особые услуги немного раньше запланированного.

— В «Кафе Пушкинъ» на такие услуги косо смотрят.

— Уважающий себя человек в «Пушкинъ» без оружия не суется.

— Рискованно.

— Без оружия еще рискованней.

— Почему бы не пропустить ужин и сразу перейти к десерту?

— С удовольствием, — сказал Габриель, — но пробки в час пик не позволят. Придется ждать до десяти вечера, иначе из города Жирова так и не вывезем. Застрянем.

— В лучшем случае.

— Сделай заявку, Эли.

Лавон набрал короткое сообщение на коммуникаторе и отправил его по назначению, а после вывел Габриеля наружу, на Ильинку. Снова задул ветер, температура резко упала. У Габриеля вовсю слезились глаза, когда они с Лавоном шли мимо похожих на пасхальные яйца фасадов имперских построек. В наушнике он слышал, как Николас Эйвдон мурлычет себе под нос, принимая ванну в номере.

— Следите за ним неотрывно и докладывайте мне, — сказал Габриель. — Мы едем с ним в кафе, сидим в кафе и после провожаем в отель. Тут-то и начнется веселье.

— Только если Павел согласится прийти Михаилу на помощь.

— Он главный безопасник «Волгатека». Если новый менеджер решит, что ему грозит опасность, Павел примчится как миленький, а уж мы заставим его об этом пожалеть.

— Мне было бы гораздо спокойней, если бы мы вывезли его в другую страну.

— Куда, Эли? В Украину? Беларусь? Или нет, как насчет Казахстана?

— Вообще-то, я думал о Монголии.

— Там скверно кормят.

— Отвратительно, — согласился Лавон, — но там хотя бы не Россия.

В конце улицы они свернули налево и стали подниматься вверх по улице Лубянке.

— Думаешь, до нас этим никто прежде не занимался? — спросил Лавон.

— Этим — это чем?

— Похищением кэгэбэшника в пределах России.

— КГБ больше нет, Эли. КГБ остался в прошлом.

— Никуда он не делся, просто называется теперь ФСБ. И сидит вон в том здании, прямо по курсу. Комитетчики здорово огорчатся, обнаружив, что один из их братьев пропал.

— Возьмем его чисто — они даже рыпнуться не успеют.

— Если возьмем его чисто, — поправил Габриеля Лавон.

Габриель не ответил.

— Сделай одолжение, Габриель: если шанса сегодня не представится, то не рвись в бой. — Помолчав, Лавон добавил: — Не хотелось бы упустить возможность поработать на такого шефа, как ты.

На вершине холма Лавон остановился и взглянул на огромную желтую крепость по ту сторону площади.

— Как думаешь, зачем они ее сохранили? — на полном серьезе спросил он. — Почему не снесли и не поставили памятник жертвам репрессий?

— По той же причине, по которой кости Сталина все еще в могиле у Кремлевской стены.

Выдержав небольшую паузу, Лавон произнес:

— Я это место ненавижу и в то же время горячо люблю. Может, я дурак?

— Не исключено, — ответил Габриель. — Однако это лишь мое мнение.

— И все же было бы лучше вывезти Жирова из России.

— Я бы тоже не прочь, Эли. Однако не выйдет.

— А до Монголии далеко?

— На машине пилить и пилить. К тому же там кормят скверно.

Пять минут спустя, когда Габриель вошел в перегретый вестибюль «Метрополя», Йосси Гавиш покинул свой номер на четвертом этаже «Ритц-Карлтона», одетый, как банкир, — в серый костюм и серебристый галстук. В левой руке он сжимал золотую плашку с именем «АЛЕКСАНДР» — личину студента исторического факультета Йосси выбрал себе сам, — а в правой нес глянцевый подарочный пакет с логотипом отеля. Бумажный пакет был тяжелее, чем выглядел со стороны: все потому, что Йосси положил в него девятимиллиметровый «макаров», приобретенный на местном черном рынке агентами Конторы. Три дня пистолет дожидался своего часа под матрасом кровати в номере. Само собой, Йосси торопился избавиться от оружия.

Убедившись, что в коридоре никого, Йосси прикрепил плашку с именем себе на лацкан пиджака и направился к номеру 421. Слышно было, как внутри мужским голосом довольно прилично напевают «Пенни-Лейн». Йосси, словно завзятый консьерж, дважды — учтиво, но уверенно — постучался. Когда ему не открыли, он постучался еще, уже настойчивей. На сей раз ему открыли — мужчина в белом махровом халате, высокий, накачанный, распаренный после ванны.

— Я занят, — резко ответил он.

— Простите, что отвлекаю, мистер Эйвдон, — ответил Йосси с неразличимым акцентом. — Администрация хотела бы выразить свое уважение и вручить вам небольшой презент.

— Нет уж, благодарю. Так и передайте.

— Администрация будет разочарована.

— Это ведь не икра? Видеть ее не могу.

— Простите, мне не сказали, что внутри.

Распаренный мужчина в белом халате выхватил подарок из рук Йосси и захлопнул дверь прямо у него перед носом. Продолжая улыбаться, подложный менеджер отеля развернулся и, сняв с лацкана плашку, поспешил к себе в номер. Там быстро переоделся в джинсы и толстый шерстяной свитер. У изножья кровати стоял чемодан; если все пройдет по плану, через несколько часов курьер из местного отделения заберет его и уничтожит содержимое. Костюм банкира Йосси сунул в боковой карман чемодана и застегнул его на «молнию». Потом протер платком все, к чему прикасался, надеясь, что больше ни к чему прикасаться здесь не придется.

В вестибюле он заметил Дину — та недоверчиво листала англоязычный выпуск местной газеты. Йосси прошел мимо, как будто они не были знакомы. Снаружи у тротуара ждал «рейндж-ровер»; из выхлопной трубы в морозный воздух вырывались клубы дыма. За рулем сидел Кристофер Келлер. Не успел Йосси закрыть за собой дверцу салона, как Англичанин уже выехал на переполненную машинами Тверскую. Прямо перед ними маячила Угловая Арсенальная башня Кремля; красная звезда на ее верхушке горела предупредительным знаком. Келлер насвистывал нечто невнятное.

— Дорогу знаете? — спросил Йосси.

— На Охотном Ряду свернуть налево, на Большой Дмитровке — налево, и еще раз налево на Бульварном кольце.

— Долго жили в Москве?

— Вообще тут не был ни разу.

— Можете хотя бы притвориться, что нервничаете?

— А чего мне нервничать?

— Нам предстоит похитить агента КГБ, посреди Москвы.

Келлер улыбнулся и сделал первый поворот налево.

— Это как два пальца об асфальт.

У Келлера и Йосси на то, чтобы добраться до точки на Бульварном кольце, ушла добрая часть двадцатиминутного интервала. Йосси отправил Габриелю зашифрованное сообщение, которое Габриель тут же перенаправил на бульвар Царя Саула. Там, в оперативном центре, оно высветилось на экране состояния операции. Сидя на своем обычном месте, в кресле, Узи Навот смотрел на экран с прямой трансляцией из вестибюля «Ритца», благо у Дины в сумочке имелся скрытый миниатюрный передатчик. В Москве было 19:36, в Тель-Авиве — 6:36. В 6:38 зазвонил телефон. Шеф степенно поднес трубку к уху и буркнул в микрофон фразу, в которой с трудом угадывалось его имя. На том конце провода заговорила Орит, его секретарь; в Конторе ее наградили позывным «Железный купол»,[15] а все потому, что она обладала неподражаемой способностью предупреждать и пресекать просьбы даже о коротенькой встрече с шефом.

— Ну уж нет, — сказал Навот. — Ни за что.

— Уходить он не собирается.

Навот тяжело вздохнул.

— Ладно, — произнес он. — Впусти его, если по-другому никак.

Навот снова перевел взгляд на изображение из вестибюля отеля. Минуты две спустя за спиной у шефа открылась и затворилась дверь. Уголком глаза шеф заметил, как рука в печеночных бляшках положила на стол две пачки турецких сигарет и старую зажигалку «зиппо». Чиркнуло кремниевое колесико, вспыхнул крохотный огонек, и экран скрылся за облаком дыма.