Расмус, Понтус и Растяпа Линдгрен Астрид
Но тут он словно окаменел:
– Слышал?
Понтус так испугался, что и Расмусу стало страшно, хотя он и не слышал ничего.
– Что?
– Шаги, – ответил Понтус. – Там кто-то ходит.
Кто, кроме барона или Юакима? Да пусть уж лучше это будет Юаким! Барон точно не поймёт, что понадобилось «Союзу спасения» в его доме в два часа ночи.
Они застыли как вкопанные и прислушались, холодея от ужаса. Но ни барона, ни Юакима больше слышно не было. Всё было тихо.
– Может, показалось?
Со страху и не такое покажется. Ребята решили больше не бояться и осмелели почти до неприличия – всё-таки хорошо, когда барон не стоит за углом!
– Как ты думаешь, где комната Юакима? – спросил Понтус.
– Наверное, наверху. Пойдём!
Они взбежали по широкой дубовой лестнице, точно жили в этом доме всю жизнь.
Но наверху было много дверей. За какой же из них спит Юаким? Расмус осторожно подошёл к ближайшей… Может, здесь?
В комнате стояла большая кровать. Оттуда доносился храп. И редкий храп, надо сказать!
– Хрр-пс-пс… Хрр-пс-пс…
Так храпят только старые бароны. У Юакима бы точно ничего подобного не вышло.
Расмус уже открывал следующую дверь. За ней никто не храпел, в комнате стояла тишина, зато по подушке были разбросаны чёрные кудри. Юаким спал как младенец, и его совершенно не тревожило, что он сломал Приккен жизнь. Расмус посветил на него фонариком:
– Маленький глупый баронишка, где же твоя дурацкая тетрадка?
Ведь не под подушкой он её хранит? Свет фонарика обежал всю комнату. А в комнате у юного барона было шикарно! Серебра, правда, не водилось, зато стоял большой письменный стол, роскошные стулья, на стене висели книжные полки, гитара, картины… Никаких плакатов с кинозвёздами, как у Приккен. Ну правильно, зачем ему кинозвёзды, если у него столько девчоночьих фотографий?
Расмус пробежал фонариком по книжным полкам – тетрадки не было. Значит, теперь стол: общая история для школьников, история шведской литературы, французская грамматика… Да, Юаким прилежный ученик! Упражнения по английскому… «Формуляр ненужных вещей»! Вот оно! Расмус набросился на тетрадку, точно ястреб.
Он вернулся к Понтусу:
– Есть!
Но Понтус, весь белый от страха, еле слышно выдохнул Расмусу на ухо:
– По дому кто-то ходит. Тут есть кто-то ещё!
Вот тут-то и пригодилась лестница, слава малярам! Ребята в несколько секунд спустились на землю и пронеслись по саду, точно у них под ногами горела земля.
– Думаешь, там и вправду кто-то был? – с беспокойством спросил Расмус.
Они уже были на своей улице и переводили дыхание под фонарём, в безопасности, счастливые и довольные.
Понтус начал смеяться:
– Не знаю. Я что-то слышал!
Но Расмуса уже был увлечён другим – своей драгоценной добычей, похищенной у Юакима.
– Ну, значит, у них там живёт фамильное привидение, вот оно и шатается по дому!
– Или это тени страдающих невест!
Да уж, это была целая галерея симпатичных улыбающихся девчонок, ещё не знающих, что они «ненужные вещи». Но где же Приккен? Где светловолосая курносая девочка с ямочками на щеках?
Расмус долго искал и наконец удивлённо повернулся к Понтусу:
– Её здесь нет!
Расмус стоял расстроенный и размышлял:
– Придётся вернуться, – наконец заключил он. – Без Приккен я домой не пойду.
Понтус захихикал так, точно его щекотали:
– Ты с ума сошёл? Мы что, всю ночь будем бегать по их дому?
Но Расмус ему всё объяснил: просто у бедняжки Юакима ещё не было времени наклеить фотографию Приккен. А если Расмус унесёт только сам формуляр, Юаким завтра же заведёт второй том, с Приккен на первой странице. Но этому не бывать, пока её младший брат жив, здоров и способен взбираться по приставной лестнице!
– Ты со мной?
Понтус кивнул:
– Ясное дело.
Они галопом промчались той же дорогой. Улица, колючая изгородь, вот и калитка, и лужайка, и лестница… В этот раз они полезли сразу на второй этаж, поскольку уже знали, где комната Юакима.
Малыш Юаким всё так же безмятежно спал. Его куртка висела на спинке стула.
Как там Приккен сказала утром? «Сначала он носит тебя рядом с сердцем, а потом ты попадаешь в “Формуляр ненужных вещей”».
Раз наклеить Приккен Юаким не успел, значит, она до сих пор рядом с сердцем – в нагрудном кармане, в бумажнике, это и ежу понятно. Расмус спокойно и деловито подошёл к куртке и вынул оттуда бумажник.
– Ну, что я говорил?
Он взял фотографию двумя пальцами и показал Понтусу. Бумага поблёскивала в свете фонарика. Они стояли и смотрели на весело прищурившуюся Приккен. С обратной стороны Юаким написал: «Ты – навсегда» – небось всем девчонкам так пишет, султан несчастный! Расмус сердито помахал тетрадкой перед носом спящего Юакима:
– Передай привет своей невесте, как только она появится! А Приккен ты никогда больше не увидишь!
Наконец-то! Наконец-то мстители могли с чувством выполненного долга пойти домой спать.
– Пока, Юаким! – шепнул Расмус. – Спасибо за приятный вечер!
Расмус стал спускаться по приставной лестнице, Понтус следом за ним.
И вдруг оба они, помертвев, застыли на перекладине, точно воробьи на вершине сосны. Они сидели так, не двигаясь, и не отрывая глаз смотрели вниз, где происходило интереснейшее действо.
Всё это походило на кино, и события сменяли друг друга с невероятной скоростью. Из окна выпрыгнул человек с большой сумкой, за ним второй. Но это был не фильм! Всё происходило на самом деле, уже почти на заре нового майского дня, под утреннее щебетание птиц в саду барона фон Ренкена. Ребята смотрели друг на друга во все глаза, точно желая убедиться, что оба видят одну и ту же картину.
Но тут картина сделалась совсем уж невероятной. Расмус и Понтус узнали этих двоих, совершавших под яблоневым цветом такое ужасное злодеяние.
– Альфредо, – шепнул Расмус. – А второй – Пугало! Бежим!
Расмус не зря был сыном полицейского. Он умел действовать быстро. Если люди вылезают ночью из чужого окна, это наверняка грабители… если только они не принадлежат к какому-нибудь «Союзу спасения» и не охотятся за «Формуляром ненужных вещей». Но у этих в сумке наверняка было бароново серебро – тут Расмус готов был побиться об заклад.
– Вот они, наши привидения, – радостно зашептал Понтус. – Их я и слышал. Бежим к твоему папе?
Но Расмус покачал головой. Надо было сначала проследить за Альфредо и узнать, куда он денет сумку. Воры вышли уже за калитку и торопливым шагом уходили вдоль колючей изгороди. Верно, они очень спешили, если не заметили, что за ними по пятам следовали два мстителя в джинсах и кедах, два маленьких негодяя, которые больше не собирались смотреть на них одним глазом, напротив – теперь они смотрели во все глаза.
Разве не этого они хотели накануне на ярмарке – заглянуть через маленькое окошко внутрь вагончика? Именно этим они теперь и занимались: заглядывали в вагончик Альфредо – и, ах, что они там видели! Между красными клетчатыми занавесками была щель, и в неё отлично просматривался Альфредо, если только смотреть одним глазом. Но этого было вполне достаточно! К тому же окно за занавесками оказалось открыто, и мальчишки слышали весь разговор, хотя отчаянное биение их сердец едва не заглушало голоса.
В комнате находились трое: Альфредо, его приятель и та полная женщина, которая зазывала на представление. Правда, теперь она была не в красном шёлковом платье, а в обычном жакете, но ребята её узнали. А между ними… Святой Моисей, если бы это увидел барон фон Ренкен! Его серебряная посуда огромной грудой лежала на полу и сияла вовсю. Глаза Альфредо тоже сияли. Он потирал крепкие ладони, глядя на кучу серебра и поблескивая белыми зубами. Потом хлопнул женщину по спине и сказал:
– Берта, малышка, видала ли ты такое?
«Нет, малышка Берта никогда такого не видала, – подумал Расмус, – да и я тоже».
У Берты был довольный вид.
– И где это вы нашли столько добра? Чашку кофе точно заслужили!
Ещё бы, с усмешкой подумал Расмус, за такую-то «находку».
Второй, большеротый, так нервничал, что даже на месте стоять не мог и всё время притопывал:
– Кофе мы заслужили как пить дать. Мы в этот раз чуть с ума не сошли!
Улыбка Альфредо застыла. Он вытаращил глаза и воздел руки вверх, точно призывая высшие силы услышать то, что он сейчас скажет:
– Если мне ещё попадаться те тфа маленький негодяй – убью!
Четыре внимательных глаза по ту сторону окна испуганно переглянулись. Но и Берта испугалась!
– Какие негодяи? Ты о чём, Альфредо?
– О чём я говорить? О тфа негодяй, которые крутиться вокруг меня с тех пор, как я здесь появиться! Ещё хотеть посмотреть на меня одним глазом!
Берта перепугалась до смерти:
– Вы их встретили?
– Встретили! – рявкнул Альфредо. – Да они быть в доме, спроси старина Эрнст!
Тут Берта чуть сознание не потеряла от страха.
– Вы с ума сошли? Теперь жди полиции с минуты на минуту.
Но Альфредо успокаивающе поднял руку:
– Ruhig![2] Они не видать нас, только мы видать их.
За окном снова переглянулись, на этот раз торжествующе.
– Да расскажите же, что случилось, – взмолилась Берта.
– Мы рассказать, – начал Альфредо. – Ещё как рассказать! Едва мы с Эрнст войти в дом помочь барону избавиться от всё это серебро, тут мы услышали сзади… бом!.. И Эрнст побежать и спрятаться за шкаф, а я залезть под стол и лежать там, и представлять, как расстраиваться малышка Берта, когда узнать, что я откинуть копыта от сердечный приступ под столом…
– А мальчишки? – нетерпеливо перебила Берта.
– Подождать, – сказал Альфредо. – Сейчас ты понять. Обе ноги у меня затекать, и я решить, что сейчас вылезать из-под стол и наплевать, что там будет делать «бом» хоть сто раз. Но тут в комната, где мы лежать, заходить те тфа негодяй…
Берта в ужасе выругалась.
– Да уж, – подхватил Эрнст. – Клянусь фараоном, это нам совсем не понравилось. К тому же эти мерзавцы светили фонарём во все стороны.
Альфредо сокрушённо покачал головой:
– Итак, я очень печалиться, когда лежать под столом. Тфа такой маленький негодяй – и уже воровать серебро! А мои ноги… О, мои ноги!
Эрнст задумчиво поковырял в носу:
– Чудн! Не пойму я, что их туда принесло. Им не нужны были ни мы, ни серебро.
– Болваны, – воскликнула Берта. – Конечно же они пришли за вами и сейчас приведут сюда полицию!
– Нет, Берта, – повторил Альфредо. – Они нас не видеть. Хотя мне думаться, что эти тфа мерзавец меня за версту чуять.
Эрнст снова задумался.
– Я ведь следил за ними. Они полезли в другую спальню, но чёрт их знает, что они там искали. Я подглядывал в дверную щель, а потом они спустились по приставной лестнице и смылись.
– Прямиком в полицию, – зловеще кивнула Берта.
Но тут Альфредо стукнул кулаком по столу:
– Заткнись, Берта! И не слушать Эрнст, он всегда иметь слабые нервы. Лучше приносить нам кофе!
Берта замолчала. Она послушно сняла со спиртовки кофейник и разлила кофе по большим розовым кружкам. Потом принесла булочки. Вообще вся эта троица выглядела очень по-домашнему. Берта, по-видимому, любила создавать вокруг себя уют. Скамьи были накрыты клетчатыми покрывалами, а в маленькой некрасивой вазочке на столе стояла ветка сирени. Вдруг Альфредо встал и выбрал из кучи серебра на полу большой сосуд.
– А это быть вазочка для тебя, Берта, – сказал он, взял ветку сирени, воткнул её в серебряную посудину, а потом снова сел на место с довольным видом.
– Подумать только, мои глаза видеть такой кувшин! Я всю жизнь воровать серебро, но такого никогда не видать!
Но Эрнст снова занервничал:
– Надо сложить серебро обратно в сумку и унести отсюда, пока все не проснулись. Здесь мы его не спрячем.
– Это уж точно, – замахала руками Берта. – С утра придёт полиция с проверкой.
– Да, они с начала ярмарки что-то вынюхивать, – подтвердил Альфредо, беря новую булочку. – Верно, думать, что кто-то здесь откуда-то сбежать, – добавил он с обиженным видом.
Эрнст злобно кивнул:
– А это так и есть, ну надо же, какое совпадение! Короче, надо всё уносить в верное место до завтрашнего вечера, пока не придёт Антиквар. – Он начал собирать серебро в сумку. – Чёрт-те что, ждать до завтра… Клянусь фараоном, мне это не нравится! Но раньше Антиквар не появится.
Альфредо спокойно запивал булочку кофе:
– Ты иметь плохие нервы, старина Эрнст, ты всегда иметь плохие нервы. Клянусь, мы находить подходящее место!
– И где?
Альфредо поскреб в ухе:
– Что ты сказать, малышка Берта? Ты же иметь сестру в этот городишко.
Берта кивнула.
– К сестре в подпол, что вы об этом думать?
– К сестре в подпол… – с сомнением повторил Эрнст. – А потом сестра приползёт в подпол за картошкой и всё это найдёт!
Берта злобно сверкнула на Эрнста повлажневшими синими глазами:
– Не приползёт, подлец, она сломала ногу и сейчас в больнице!
Альфредо не выразил ни малейшего сочувствия, наоборот, довольно ухмыльнулся:
– Сестрица сломать ногу как раз вовремя! Теперь она не забрать из подвал даже одна маленькая картошка!
Эрнст с недоверием перевёл взгляд с Берты на Альфредо и обратно:
– Не пойдёт. Кое-кто здесь ещё вполне на ногах.
– Ах вот что тебе не нравится, – колко заметила Берта. – Ну, тогда прячь сумку где знаешь. Кстати, у меня есть ключ от погреба, и я как раз собиралась туда за соком – отнести сестрице в больницу. Но ты иди, прячь барахло куда хочешь!
– Успокойся, Берта, – сказал Эрнст. – Отнесём всё в подвал. Но имей в виду, сумку я опечатаю! Опечатаю большой свинцовой печатью, и вскроем мы её, только когда придет Антиквар, ясно?
Берта злобно посмотрела на него:
– Ты подозрителен как чёрт. Не доверяешь нам с Альфредо?
Но Альфредо примирительно махнул булочкой:
– Берта, ты не хотеть замолчать? Доверять есть хорошо, но запечатать есть ещё больше хорошо, как говорить моя бедная матушка. – Он повернулся к Эрнсту: – Ты можешь запечатать своя печать хоть вся сумка. Завтра вечером приходить Антиквар, и все печать убирать прочь. Но клянусь, нынче он не приходить зазря!
Эрнст кивнул.
– Это уж точно. Не то что в прошлый раз, когда он скупил у нас по дешевке всё барахло, а потом перепродал в своей лавчонке в десять раз дороже! – Он с беспокойством глянул на наручные часы: – Четвёртый час. Если собираемся перетаскивать, сейчас самое время. Так где живёт твоя сестра?
И вот теперь… Теперь пора было убегать! Ребята притаились в кустах сирени. Воры должны были выйти с минуты на минуту. Скорей, скорей! Понтус пойдет за нии, чтобы посмотреть, куда они всё спрячут, а Расмус побежит домой и приведёт папу!
Но всё вышло иначе.
Вшивый рынок был объят дрёмой. Все обитатели маленьких вагончиков сладко спали – кроме тех троих в зелёном вагончике, притаившемся за кустами сирени. Наступал рассвет, самое тихое и спокойное время суток. И вдруг эту тишину разорвал громкий, весёлый и отчаянный лай. Это лаял маленький пёсик, страшно довольный, что нашёл своего хозяина и что наконец наступило настоящее утро!
– Растяпа, – обречённо выдохнул Расмус. – Только тебя тут и не хватало.
Глава шестая
За триста лет своего существования Вшивый рынок Вестанвика повидал многое: и отчаянные цыганские драки, и стычки пьяных деревенских парней. Но сцены, подобной той, что разыгралась этим ранним майским утром перед восходом солнца, здесь ещё не бывало. В кустах сирени смешались в кучу воры, воровки, дети, собаки – да уж, такое на Вшивом рынке случалось разве что раз в триста лет, если вообще случалось.
– Беги, Понтус, беги, – пронзительно крикнул Расмус, и Понтус рванул так, что забрызгал грязью все кусты. Эрнст пустился вдогонку.
Расмус бежать не мог, потому что крепкая рука Альфредо вцепилась в его загривок, точно тиски.
– Молчать, – рявкнул шпагоглотатель, – не то я свернуть тебе шею!
Похоже, он не шутил. Расмус застыл от страха. Тут вмешался Растяпа. Никто не смел так обходиться с его хозяином! Конечно, сейчас хозяин сам разберётся с этим здоровенным бродягой, который держит его за шиворот, но на всякий случай Растяпа всё-таки решил помочь. Он с громким лаем рванулся вперёд, делая вид, будто вот-вот укусит Альфредо. Именно так Альфредо и подумал, поскольку понятия не имел, что Растяпа в жизни никого не кусал, кроме разве что маленького безобидного цыплёнка, который как-то раз попался ему на пути. Злодей дал Растяпе пинка, и тот с визгом отлетел в кусты сирени. Расмус пришёл в ярость. Когда кто-то прикасался к его собаке, он терял всякий контроль над собой. С быстротой молнии он впился зубами в голое запястье Альфредо. Рассуждал он примерно так: раз уж ты, скотина, пинаешь мою собаку, которая сама не может тебя укусить, я сделаю это за неё! Вообще-то Расмус, как и Растяпа, не привык кусаться, но какое-то чутьё подсказало ему, что если речь идёт о ворах, не стоит особо церемониться.
Альфредо выругался и на мгновение выпустил ворот Расмуса. Большего и не требовалось: одним рывком Расмус освободился, выскользнул из рук Альфредо и сломя голову рванулся к сиреневым кустам. Альфредо пустился вдогонку, рыча, как разъярённый носорог, но ловкие мальчишечьи ноги явно бегали быстрее толстых старых Альфредовых ножищ. И Расмус бы убежал, если бы не споткнулся о старую лохань, коварно притаившуюся в кустах сирени. Это была та самая лохань, которая накануне спасла их от когтей Альфредо – но теперь она, видимо, перешла на вражескую сторону. Расмус упал на четвереньки в мокрую траву, больно ударившись о край лохани. Брызги полетели во все стороны. В следующее мгновение Альфредо оказался рядом. Расмус решил, что теперь ему конец, и отчаянно швырнул горсть мокрой земли прямо в физиономию Альфредо.
– Рр-ш… – задохнулся Альфредо.
Он ругался и плевался, точно взывая к небесам, только не очень громко, чтобы не потревожить утреннюю тишину. Вшивый рынок ещё спал, в вагончиках не слышно было ни звука. Напрасно Расмус высматривал людей, которые могли бы прийти ему на помощь.
Правда, из тира высунулась сердитая барышня, разбуженная шумом, и крикнула:
– Опять коты дерутся! Да что ж это такое, и ночью покоя нет!
Расмус не мог даже кричать: одной железной рукой Альфредо держал его за шкирку, а другой зажимал ему рот.
– Фот так, – деловито сказал Альфредо. – Негодяй думать, что люди работать на ярмарка до поздней ночи, а потом негодяй прийти с его собака будить их в три часа? Нет уж, теперь негодяй пойти со мной, и его дрянная собака тоже.
Барышня из тира захлопнула дверь, и Расмус остался наедине со злодеем. Подгоняя мальчишку пинками и толчками, Альфредо в конце концов дотащил его до зелёного вагончика.
– А теперь мы поговорить, – сказал Альфредо и втолкнул Расмуса внутрь. Там уже сидел, повесив нос, побледневший Понтус. При виде Расмуса он рванулся было к другу, но Эрнст удержал его, и тогда Понтус крикнул взволнованно:
– Смотри, что они сделали с Растяпой!
Берта держала пса на руках: она замотала Растяпу в войлочное одеяло и зажимала ему пасть, так что бедняга мог только слабо повизгивать.
– Отпустите мою собаку, – вне себя от горя крикнул Расмус.
Он бросился к Берте, но Альфред удержал его и толкнул на скамью, к Понтусу.
– Если вы не замолчать, на свете стать на тфа маленький негодяй меньше, – сказал Альфредо и рухнул на лавку напротив них.
– Что я говорила, Альфредо! – запричитала Берта. – Я говорила, что мальчишки вас видели! Вот беда-то, что же теперь делать?
– В первую очередь замолчать, – тихо сказал Эрнст. – Я всё устрою.
Неужели совсем недавно вагончик казался уютным и домашним? Теперь здесь царили только злоба и страх. Альфредо, Эрнст и Берта были похожи на злобных и испуганных крыс, они с ненавистью смотрели на двух «маленьких негодяев», испортивших им столь хорошо начатое дело.
– Отпустите Растяпу, а то я не знаю, что сделаю! – закричал Расмус.
Эрнст нехорошо засмеялся. Он был испуган, но внутри оставался всё тем же безжалостным и наглым злодеем. Глаза его блеснули. Он наклонился к Расмусу так близко, что тот почувствовал запах кофе.
– Послушай-ка, эта твоя дворняжка… Как её зовут, Растяпа?
– Да, Растяпа! Отпустите его, я сказал!
Эрнст коротко и зло усмехнулся:
– И что же, ты очень любишь своего Растяпу?
Расмус глянул на него с ненавистью:
– Отпустите сейчас же!
Эрнст присел и задумался. Он нервно грыз ногти, а глаза его беспокойно бегали по комнате: он смотрел то на мальчишек, крепко прижавшихся друг к другу, то на Берту с Растяпой, то на Альфредо, который в изнеможении откинулся назад и стирал пот со лба.
– Слушай, дружок, – сказал он Расмусу. – У меня есть к тебе одно маленькое дельце… Вы, конечно, можете сдать нас полиции…
– Да, можем, – крикнул Расмус. – Именно так мы и сделаем!
Это была хорошая идея. Понтус осмелел:
– Так и сделаем, – подтвердил он. – У него родной отец – полицейский, – указал он на Расмуса.
– Да, мой папа – полицейский, если вы не знали! Вот здорово будет привести его сюда!
В глазах Альфредо мелькнуло что-то похожее на сочувствие:
– Ай, бедный ребёнок, – вздохнул он. – Подумать только, отец – полицейский! Но даже если твой отец быть фараон, из тебя ещё может выйти порядочный человек… Я надеяться.
Эрнст повернулся к Расмусу:
– Послушай, дружок, тебе ведь не понравится, если я сверну твоей собачке шею?
Расмус так заплакал, что даже не пытался успокоиться. В горле жгло, а слёзы сами набегали на глаза, пока он подыскивал достойный ответ:
– Если вы… – начал он, но продолжить не смог, только тихо и горько всхлипнул. Понтус прикусил губу и молча положил руку другу на плечо.
– Так вот, если вы сдадите нас полиции, твоя собачка тут же отправится к праотцам, – сказал Эрнст. – Уже за то, что вы сунули клювики в наше логово, я попаду за решётку на пару лет. Так что даром вам это не пройдёт.
Альфредо злобно кивнул:
– А может, мы свернуть шею и этим тфум негодяй?
– Так вот, послушай, – продолжал Эрнст, толкая ногой сумку, стоящую на полу. – Что, если мы сменяем твою собачку на всё это добро?
Расмус вопросительно глянул на него заплаканными глазами.
– Мы тоже хотим жить, – сказал Эрнст. – А вам до баронского барахла что за печаль? Он-то с голоду не помрёт. Понимаешь, куда я клоню?
Расмус помотал головой.
– Вы влезли во взрослую игру, – зло прошипел Эрнст. – Так что запомните: если проболтаетесь, я тут же сверну собаке шею, и плевать мне, что потом. А если будете держать язык за зубами, получишь свою дворняжку назад… Ясно?
Расмус заплакал. Он слышал, как скулит Растяпа, но ничем не мог ему помочь.
– Отличный идея, – сказал Альфредо, – замечательный идея. Если вы проболтаться, мы убивать псина, если вы держать язык за зубов, мы не убивать псина. Отличный идея!
– Ну, по рукам? – спросил Эрнст.
Расмус всхлипнул. Ему было стыдно идти на такую сделку, но Растяпе угрожала смертельная опасность, а Расмус очень его любил. Он вопросительно посмотрел на Понтуса, и тот кивнул, он был совершенно согласен, что собака куда важнее серебра фон Ренкенов.
– Теперь отпустите Растяпу, – пробормотал Расмус.
Альфредо резко повернулся к нему:
– Вы обещать? И держать обещание? Запоминать, уговор дороже деньги, как говорить мой бедный мамочка!
Расмус не слышал его. Он обернулся к Берте:
– Отпустите Растяпу!
– Минутку, – вкрадчиво проговорил Эрнст. – Ты же понимаешь, дружок, что свою собачку ты получишь только завтра вечером?
Расмус онемел от такого низкого коварства.
– Мы не успеем избавиться от всего этого, – пояснил Эрнст. – Почему, вам знать необязательно. Но пока мы не заметём следы, собаку мы вам не отдадим.
– Но мы же пообещали, – горько сказал Расмус.
Эрнст снова подошёл так близко, что Расмус ощутил запах кофе, и сказал с угрозой:
– Я не верю обещаниям. Я запру собаку в таком месте, где никто её не найдёт и не услышит лая. Если вы проболтаетесь и нас накроют, можешь распрощаться со своей дворняжкой. Она сдохнет с голоду взаперти.