Расмус, Понтус и Растяпа Линдгрен Астрид
Расмусу было не смешно, но и не страшно, он только злился.
– Не надо мне никаких пирогов, мне нужен Растяпа!
Проморгавшись, Альфредо одним глазом выглянул из-под сливок.
– Детский попечительский совет повеситься от горя, если увидеть, как ты себя вести, – сообщил он.
Он достал носовой платок и вытер остатки сливок. Только у корней волос осталась белая полоска, да за ухом поблёскивало красное желе.
– И в таком виде я пойти на свой прощальный представление, тфа маленький негодяй, – произнёс Альфредо, с кислой миной глядя на Расмуса. Гнев у него уже поулёгся, и в душе он, пожалуй, признавал, что на войне все средства хороши, даже метание пирога.
Понтус продолжал тихо и безнадежно хохотать, и Альфредо посмотрел на него с обидой:
– Хорошо, что некоторый быть всегда в отличный настроение, – заметил он. – Верно, вас мало наказывать, маленький негодяй, вот в чём вся беда. Так и передать вашим родителям!
Он покачал головой:
– Вот если бы у вас быть такой мамочка, как моя… Уж она-то уметь наказывать детей! Ручки у неё быть маленький, но железный, и ох как они крутить уши всем её восемнадцать детей!
– Ну, тебе-то это не помогло, – заметил Понтус. – Хотя надеюсь, что она лупила тебя будь здоров!
– Боже упаси, как она меня лупить! Мамочка так натренировать на нас свои руки, что в тысяча девятьсот двенадцатый год на ярмарка в Кивикки стать чемпион Швеции по тяжба рук!
Расмус не слушал. Он стоял у окна и молча прикидывал, сколько метров до земли. Но Альфредо заметил это и предупредил:
– Даже не пытаться! – Он погрозил пальцем. – Не то сломать шею, как мой бедный мамочка!
– Да плевать мне на твою мамочку, – сказал Расмус.
Альфредо снова обиделся:
– Ах ты маленький упрямый негодяй…
– А твоя мамочка сломала шею, когда вылезала из окна? – участливо поинтересовался Понтус. Расмус явно что-то задумал, так что стоило отвлечь внимание Альфредо на себя.
Альфредо покачал головой:
– Нет, не так… хотя мамочка часто лазить из окна и обратно, но она быть ловкий, как кошачья макака! Нет, это случиться по пути на ярмарка в Сэффле, тогда она и сломать шею… ах, я всегда плакать, как только вспоминать об этом. Мой мамочка запеть её любимый песня «Плачет, плачет дикий гусь», а у мамочки быть такой сильный голос! Ах, зачем она это сделал? Лошади испугаться и понести, и наш вагончик свалиться с обрыва, а мамочка лежать внутри и сломать шею… И с тобой случиться точь-в-точь то же самое, если ты прыгнуть из этот окно.
– Тебе-то какая разница? – огрызнулся Расмус.
– Да никакой, ломать на здоровье. Маленьких негодяй и без тебя полным-полно. – Альфредо повернулся к Понтусу и продолжил: – Такой мамочка можно гордиться. Такой мамочка, как моя, родиться раз в сто лет, да и то не всегда. Я стоять рядом с ней на колени, вокруг хлестать дождь, завывать ветер, и я спросить её: «Мамочка, тебе очень больно?» – «Нет, – ответила она, – мне больно только когда я смеюсь». И это быть её последние слова!
Тут он хитро подмигнул Понтусу и вынул из кармана брюк ключ.
– Дорогие маленький негодяй, мне пора. Один добрый дядя подвезти меня на машине. Я ехать на ярмарка проглотить свой последний шпага. Но это не занять много времени…
Альфредо радостно подпрыгнул и повернулся к Расмусу.
– Вот тебе ключ от погреб, – сказал он. – Завтра у тебя будет твой Растяпа, а у меня больше не будет Берта, то-то начаться жизнь!
Он хотел было похлопать Расмуса по макушке, но тот уклонился.
– Я надеяться, мы больше не увидеться, маленький негодяи, – сказал Альфредо. – Но когда я сидеть и пить пиво в далёкий городок, о котором вы никогда не слышать, я иногда вспоминать о Расмус и Понтус, которые хотеть посмотреть на меня одним глазом…
– Ворюга, – сказал Расмус, – надеюсь, что никогда больше тебя не увижу.
Альфредо засмеялся:
– Я тоже надеяться.
Он повернулся и вышел, и Расмус с Понтусом услышали, как он поворачивает в замке ключ и спускается по ступенькам, довольно мурлыча себе под нос: «Плачет, плачет дикий гусь».
Потом хлопнула входная дверь, и они уже ничего больше не слышали. Они бросились к окну и увидели, как Альфредо проходит под яблонями в вечерних сумерках. Он остановился возле погреба, повернулся и помахал им. И пропал за каменным забором.
Было тихо. Они стояли у окна и прислушивались, ожидая хоть какого-нибудь шороха, знака того, что на земле есть люди. Но никто не тревожил тишины, даже Растяпа не лаял. Вечер стоял спокойный и безветренный, солнце только что зашло, на небе алела широкая полоса. Воздух после дождя был свеж и сладок, опускался вечерний туман – он окутывал старый заброшенный домик, неслышно ступал между такими же старыми серыми постройками, стелился, как вата, по цветам камнеломки за забором.
– Ну что, спокойной ночи, – сказал Понтус. – Вообще-то жаль пирога. Часа в три ночи он бы нам очень пригодился.
Расмус покачал головой:
– Ты что же, собираешься сидеть здесь всю ночь?
– А что, есть выбор? – удивился Понтус. – Кто нас отсюда вытащит?
Расмус поглядел на него с жалостью, но Понтус ничего не заметил.
– Думаешь, здесь хуже, чем в палатке? – продолжал он. – Вот только спальники мы зря оставили на багажниках…
– Забудь про спальники, – сказал Расмус. – Когда Эрнст и Альфредо вернутся, спальник тебе уже не понадобится.
Понтус недоумённо глянул на него:
– Вернутся?
Расмус твёрдо кивнул:
– А куда они денутся? Откроют утильную лавку?
Понтус расхохотался:
– Святой Моисей, я и не подумал…
– А вообще-то приятно об этом подумать. – Тут и на Расмуса напал смех. – Я прямо вижу, как они открывают сумку! И слышу Альфредо: «Запечатать есть хорошо, как говорить моя мамочка…»
– А потом Эрнст снимает пломбу… – подхватывает Понтус.
– И у этого парня, который пришёл за товаром, глаза на лоб лезут…
– Ага, а потом Альфредо протягивает лапищу за кофейником…
Расмус прямо заикал от смеха.
– И достаёт мамину железную ступку… То-то обрадуется!
– А потом они найдут записку!
Тут Расмус посерьёзнел.
– А вот если мы дождёмся их возвращения, нам будет не до смеха. Понимаешь, во что бы то ни стало надо отсюда выбраться.
Понтус понимал.
И тут Растяпа снова гавкнул – отрывисто и тихо, точно понял, что этого будет достаточно.
Расмус высунулся из окна.
– Тяпа, я сейчас! – крикнул он что было сил и тихонько добавил: – Даже если придётся сломать шею.
Потом ещё немножко подумал и с надеждой взглянул на Понтуса:
– Если связать наши брюки вместе, может, получится.
– Ну давай, – откликнулся Понтус. – Хотя я не уверен, что мои выдержат. Но попробовать стоит.
Он выпрыгнул из брюк – ради Растяпы стоило пожертвовать джинсами, даже если потом придётся топать домой в одних трусах всему Вестанвику на потеху.
– Хорошо хоть ноги у нас длинные, – одобрительно заметил Расмус, глядя на Понтуса, по-жеребячьи переступавшего голыми ногами.
– Ну да… Авось хватит длины на спасательный трос, – фыркнул Понтус.
После он уже ничего не говорил, только смотрел, как Расмус связывает джинсы крепким узлом и прикрепляет спасательный трос к окну. Брюк хватило ровно на половину расстояния.
– Ну, пролетим метра два, уж наверное не разобьёмся, – прикинул Расмус.
Понтус тоже так считал.
Расмус решительно подошёл к окну.
– Малыш Расмус пошёл, – проговорил он и взялся за трос. Тот затрещал, но выдержал, и Расмус спустился до самого конца, потом закрыл глаза, отпустил руки и приземлился так мягко, как только мог. Пятки заныли от удара о землю, но ногу он не сломал, даже не поцарапался.
– Ловкий, как кошачья макака! – крикнул Понтус. – Совсем как Альфредова мамочка.
Он уже стоял на подоконнике.
– Малыш Понтус пошёл! – крикнул он.
Расмус глянул вверх.
– Можешь не прыгать, я сейчас поднимусь и открою дверь снаружи… Только сначала освобожу Растяпу.
– Да щас. Надо же и мне поразвлечься, – сказал Понтус и полез вниз.
А Расмус уже бежал к погребу.
– Тяпа! – кричал он. – Я уже иду!
Только увидев ещё новенький замок на двери, он вспомнил про ключи, которые ему дал Альфредо. Они остались в кармане брюк, а брюки преспокойно свисали вдоль стены, покачиваясь на ветру.
Расмус разозлился на себя. Бедный Растяпа, для которого важна каждая секунда!
– Бестолковый, как старый козёл, – в сердцах пробормотал он и побежал назад. – Бедный Тяпа!
Он взлетел на чердак, открыл дверь, так тщательно запертую Альфредо несколько минут назад, дверь, которую Берта придёт открыть завтра утром, подбежал к окну, подтащил к себе спасательный трос и сунул руку в карман. Ключа не было! Расмус высунулся в окно:
– Понтус!
Тот удивлённо поднял голову:
– Эй, у нас что, сегодня физкультура? Имей в виду, второго раза мои джинсы точно не выдержат!
– Понтус, ключ! Он выпал из кармана, поищи, он должен быть внизу!
Понтус зашарил в траве и через пару секунд с победным видом поднял руку с ключом:
– И что мне за это будет?
– Твои штаны! – крикнул Расмус и сбросил Понтусу его джинсы.
И вот он снова стоит перед дверью погреба и слышит лай Растяпы. Вставляя ключ в замок, Расмус расплакался. Наконец он распахнул тяжёлую дверь и ринулся внутрь, в пахнущую землёй темноту. Ничего не было видно – только послышался радостный визг, и маленький комочек с жёсткой шерстью бросился к нему. Расмус заревел ещё сильнее, он плакал тихо и отчаянно, изо всех сил прижимая этот комочек к груди.
– Тяпа, Тяпочка, живой, – повторял он дрожащим голосом. – Как же я по тебе соскучился… Тяпа, живой!
– Да уж конечно живой, – здраво заметил Понтус.
Расмус обнимал Растяпу и глотал слёзы. Можно ещё плакать, когда у тебя забрали собаку, но уж совсем глупо реветь, когда получаешь её назад, и Понтусу этого показывать не стоило.
– Бедный мой Тяпа, – пробормотал он и уткнулся лицом в жесткую шерсть.
Растяпа отчаянно вырывался. Ему хотелось скорее покинуть ужасное место, так что освободившись из объятий Расмуса, он пулей вылетел на улицу и остановился только тогда, когда отбежал от своей тюрьмы на безопасное расстояние. Там он встал и сердито залаял. Он должен был объявить во всеуслышание, что этот мрачный погреб – совершенно неподходящее место для собаки!
А после этого Растяпа обо всём забыл. Он был не из тех, кто без конца вспоминает о своих печалях, когда они уже позади. Нет, теперь он снова был свободным и весёлым псом, который ждёт: что-то ещё придумает его хозяин!
А хозяин вытер слёзы и натянул брюки:
– Теперь пусть за дело возьмется полиция Вестанвика, – твёрдо сказал он. – Понтус, идём! – Он посвистел Растяпе. – Тяпа, ко мне! Мы спешим, пора бежать!
Глава десятая
Наступила светлая майская ночь, и брошенная избушка под яблонями задремала и поникла. Маленькие серые домики спокойно спали. Всё укрыла тишина.
Но не обманчиво ли это спокойствие? Если бы домовой, спящий в брошенном доме, вдруг проснулся, он бы сразу почувствовал, что по комнатам крадётся тревога, а воздух полон таинственных мрачных предчувствий.
Но ведь внутри нет никого, стало быть, это лишь ожидания? Ни маленькой собачки в погребе, ни двух юных негодяев на чердаке…
А всё-таки они там – на чердаке, заляпанном взбитыми сливками, сидят двое мальчишек! Расмус и Понтус сидят там, закрытые на замок, и прямо вздрагивают от нетерпения, и поглядывают на часы, и ждут не дождутся: когда же, когда?
Впрочем, они здесь не одни. Бдительный домовой уж наверняка заметит, что не тени ушедших скользят по дому, нет, это живые молчаливые люди стоят в карауле повсюду: в старом хлеву у окна, в погребе, где уже не лает маленький пёсик… Да что там, в каждом тёмном углу притаился готовый к решительным действиям человек, поглядывающий на часы и спрашивающий: ну когда же?
С каждым «тик-так» приближается развязка преступления, крупнейшего в истории Вестанвика, предчувствие витает в воздухе, и только точного момента никто не может предсказать.
Вообще-то очень страшно сидеть на чердаке под замком и ждать двух разъярённых воров – пусть даже папа и старший комиссар рядом, в чулане, начеку. Страшно всматриваться в темноту, которая всё сгущается, так что под конец не разглядеть ничего, кроме открытой печи, едва белеющей в сумраке. Страшно прислушиваться к шорохам и тиканью часов, страшно знать, что, может быть, как раз в эту секунду Антиквар что есть силы жмёт на газ…
– Понтус, слышишь? – шепнул Расмус.
Нет, Понтус слышал только шёпот старшего комиссара в приоткрытую дверь чулана, ничего больше.
– Я уже становлюсь как Эрнст, – заметил Расмус. – Не то что у меня нервы сдали, просто и вправду страшно.
Конечно, он сам предложил так поступить. Это когда дядя старший комиссар рассказал, как трудно «взять воров с поличным».
Бедняга старший комиссар схватился за голову, когда до него наконец дошло, что говорит Расмус:
– Вы были у фон Ренкенов в четверг ночью? И ты не бредишь? А у Понтуса в подвале всё серебро… Боже правый, я же обязан задержать вас!
Тут он и объяснил, что значит «взять с поличным». По словам Расмуса выходит, что Альфредо и Эрнст собираются сбежать с целой сумкой железного лома – но их нельзя арестовать только за это. Они ведь не оставили в доме барона ни отпечатков пальцев, ни каких-то других улик. Если их сейчас объявить в розыск и задержать, они начнут отпираться, и кто тогда докажет, что именно они украли серебро? Уж точно не Расмус с Понтусом, у которых на руках всё краденое.
– Понимаешь, – продолжал старший комиссар, – даже если мы с твоим папой верим тебе, этого мало. Мы можем задержать их, допросить, но, если они не признаются, придётся их отпустить.
– Ну да, отпустить, а потом они вернутся и убьют Растяпу!
Расмус задумался:
– А если они вернутся… а они вернутся… и начнут выпытывать у нас, куда мы дели серебро, а вы это услышите, тогда это будет «взять с поличным»?
– Тогда – несомненно, – ответил старший комиссар. – Тогда им не отвертеться.
Вот поэтому они и сидели сейчас на чердаке, а папа со старшим комиссаром прятались в чулане, поэтому все углы в доме и были заняты полицейскими, а брошенная избушка затаила дыхание, охваченная мрачными предчувствиями.
Да, Расмусу было страшно. И всё-таки в душе он был доволен, вспоминая, как они с Понтусом и Растяпой подняли самую большую суматоху в полицейском участке за всю историю Вестанвика, ворвавшись к папе в отделение пару часов назад. Правда, сначала было очень трудно привлечь папино внимание к делу, потому что он никого, кроме Растяпы, не замечал. Но как только он уловил смысл слов, которые выкрикивал Расмус, дело стало набирать обороты. И всё отделение, до последнего малюсенького полицейского, бросилось сюда, а папа со старшим комиссаром побежали на ярмарку и задержали Берту… минут через десять после того, как Альфредо проглотил последнюю шпагу и пустился в бега вместе с Эрнстом на автомобиле Антиквара. Берта только-только сняла красное платье и начала складывать вещи, как к ней пришли. Бедная Берта, которая должна была утром выпустить их, сидит теперь в полицейском участке, и её-то оттуда никто не выпустит!
Расмус взглянул на часы. Непослушные стрелки совсем не хотели двигаться, когда он смотрел на них… Но было уже больше двенадцати. Неужели Альфредо так и не сунет нос в мамину железную ступку?
– Ёлки-палки, вот они разозлятся! – Расмус аж дрожал. – Небось с лестницы слышно будет, как они скрипят зубами в темноте.
Понтус нервно хихикнул:
– Ничего, скоро все их тёмные делишки закончатся! А зубами они будут скрежетать за решёткой ещё года два!
– И сами виноваты, – заметил Расмус. – Я ведь предупредил Альфредо, что беру назад все свои обещания, ты сам слышал.
Понтус кивнул.
– Я считаю, воры тоже должны держать слово, – продолжал Расмус. – Они ведь обещали, что вернут Растяпу сегодня вечером. Так что пусть теперь пеняют на себя.
Он зевнул, несмотря на волнение. Всё-таки утомительное это дело – ловить воров по ночам!
Понтус тоже зевнул. Потом они оба замолчали и, прислонившись к стене, стали ждать.
Вдруг Расмус вздрогнул и вскочил на ноги… Идут! Неужели он задремал? Светало… а на лестнице слышались шаги и злющие голоса, и сердце билось как бешеное. Понтус тоже вскочил. Они стояли рядом и с ужасом смотрели на дверь. В чулане было тихо – может, папа и старший комиссар заснули? Ребятам вдруг показалось, что они снова остались с врагом один на один.
Но, как говорил Альфредо, ни собакам, ни фараонам нельзя показывать, что боишься. Верно, то же касалось и воров. Расмус взял себя в руки и подмигнул Понтусу.
В тот же миг распахнулась дверь. В комнату с рёвом влетел Альфредо, а за ним бледный от ярости Эрнст. Но Расмус вдруг успокоился. Куда страшнее было сидеть и ждать неприятностей, чем встретиться с ними лицом к лицу.
– И чего вы так носитесь? – спросил он. – Что, и здесь не дадут поспать спокойно?
Альфредо остановился посреди комнаты, потрясая кулаками и яростно рыча:
– Ах, змеёныши… Ах, тфа гадюкин дети…
Расмус сурово посмотрел на него.
– Разве твоя мамочка никогда не говорила тебе: не ори, а то лопнешь!
Альфредо снова взревел, а Эрнст подскочил к Расмусу.
– У тебя одна минута! – рявкнул он. – Где серебро? Минута, слышишь? Потом я иду в подвал и клянусь, твоя псина будет мертвей, чем мой прадедушка!
Альфредо зарычал:
– ОАО «Объединённый утиль»… Я погибнуть, совсем погибнуть!
Эрнст метнул на него бешеный взгляд:
– Заткни пасть! Минута, ясно? Где серебро?
Он так тряс Расмуса, точно хотел вытрясти серебряный слиток прямо из него и прямо сейчас.
– Пусти меня, – выговорил Расмус, – здесь его точно нет.
Альфредо протянул лапищу, схватил Понтуса за волосы, дёрнул к себе и закричал:
– Это ты зашивать сумку? Боже правый, в ваша школа хорошо учить рукоделие… – И он толкнул Понтуса так, что тот отлетел к стенке. Альфредо вытер лоб и снова завопил: – Ах, я погибнуть!
Эрнст продолжал трясти Расмуса, точно хотел оторвать ему голову.
– Мне плевать, где его нет, я спрашиваю, где оно есть!
– В городе, в одном доме, – ответил Расмус. – Пусти, говорю!
– В каком доме? В твоём? Где ты его держишь, под кроватью? Где?!
– Я не знаю, как объяснить! Пойдёмте, мы вам покажем!
Эрнст задумался, грызя ноготь.
– Ну да, сейчас мы согласимся, а там… Впрочем, это тоже опасно.
Он нервно забегал по комнате, а потом с ненавистью взглянул на мальчишек.
– Чёрт побери, видеть вас не могу!
– Ах вот как, – фыркнул Расмус. – Думаешь, нам очень приятно видеть тебя?
Эрнст не слушал. Он повернулся к Альфредо:
– Ты, кажется, жаловался, что ноги устали? Так вот, отправляйся-ка в машину и успокой Антиквара.
Альфредо взглянул на Эрнста, потом на свои усталые ноги.
– Это всё ты с твоя печать! Нет уж, Эрнст, я пойти с тобой, я быть твой ангел-хранитель, который следить, чтобы ты не влипнуть в ещё какая-нибудь неприятность… Жаль только, что у меня нет крыльев, не то бы я полететь на них в город, эти ботинки быть такой тесный!
– Цыц, – бросил Эрнст. – Ты слишком много болтаешь.
– Нет, я не пойти один к Антиквар… Чтобы его успокоить, надо целая куча серебра. Боже правый, как быстро некоторые терять хорошее настроение и разносить всё в пух и прах!
Его собственное настроение, кажется, уже улучшилось. Он был как вулкан, который успокаивается после взрыва. Надежда снова увидеть серебро радовала его жадную душу.
– Мы торопиться, – сказал он. – Антиквар ждать нас всего час, так что мы очень спешить!
Расмуса подтолкнули в спину:
– Ну так что?
Эрнст торопил его. Он развернул их обоих к двери.
– Видеть вас не могу, – повторил он. – Хорошо хоть мы догадались закрыть вас здесь.
Расмус с Понтусом тоже так считали.
Из чулана не слышно было ни звука, да и остальные полицейские затаились в своих углах, выжидая подходящего момента. Старший комиссар запретил вмешиваться в происходящее, если только в этом не будет крайней необходимости. Надо было поймать воров с поличным.
– Идёмте, – весело сказал Расмус, когда Альфредо закрыл за ними дверь. – А Берта, должно быть, удивится, когда придёт и не найдёт нас здесь!
– Да уж, когда придёт Берта, – подхватил хитрый Понтус.
От этой мысли настроение у Альфредо поднялось ещё на градус, и он довольно заухмылялся:
– Бедняжка Берта оказаться в дурацкая ситуация. Ни тфа маленький негодяй, ничего, только ненаглядный дом детства, да и он того гляди превратиться в куча дров.
А ненаглядный дом детства стоял красивый и спокойный под яблоневым цветом, в лучах восходящего солнца – никому бы и в голову не пришло, что там прятался и выжидал удобного момента почти весь полицейский участок Вестанвика. На каменной изгороди сидела белочка, поглядывая блестящими глазами на Альфредо и идущих следом, а больше не было ни одной живой души. В погребе тоже было тихо.
– А у кого из вас ключ? – спросил Эрнст, вдруг остановившись перед дверью погреба.
Расмус и Понтус переглянулись… Неужели Эрнст сейчас полезет в погреб и всё испортит?
Расмус неторопливо сунул руку в карман.
– Ключ? А разве он не останется мне? – удивлённо спросил он. – Я же приду завтра за Растяпой, разве нет?
– Дай сюда, – зло сказал Эрнст. – Зависит от того, как вы будете себя вести в ближайшие полчаса.
Он выхватил ключ.
– И не вздумайте опять выкинуть какую-нибудь шутку, клянусь, не стоит! Не забывайте, что дворняжка здесь под замком… Ясно?
– Ясно, – сказал Расмус. Знал бы Эрнст, какая дворняжка прячется в погребе! Не маленькая короткошёрстная такса по имени Растяпа, а пожилой коротко стриженный полицейский по имени Сёдерлунг, да и замок на двери только для виду, это Эрнст мог бы заметить, если бы повнимательней присмотрелся.
– Ну, ноги в руки, – скомандовал Эрнст.
И они пустились в путь.
Пустились в путь и все прятавшиеся по углам. Беззвучно, никем не замеченные, они шли следом, ни на мгновение не выпуская из виду торжественную процессию с Расмусом во главе, только что вышедшую за каменную изгородь.
– Через лес идёт тропинка, – сообщил Расмус. – А по шоссе будет почти в два раза дольше. Мы как пойдём?
– Чем короче, тем лучше, – отозвался Альфредо. – Пойти по короткой.
И прийти прямо в полицейский участок, – подумал Расмус. И представил, что стало бы с Альфредо, скажи он это вслух.
Вообще-то странно было идти по лесу в компании с двумя отъявленными злодеями и целой толпой полицейских за спиной. По этой самой тропинке они хоть раз в год да гуляли с мамой, папой и Приккен как раз такими солнечными майскими утрами, когда птицы щебечут на все лады. Они брали с собой кофе и приходили послушать утреннюю кукушку. В лесу была славная полянка, и там они обычно сидели, слушая птиц, а кукушка вечно упрямилась и не куковала, когда её об этом просили.
Правда, сейчас, когда они с ворами шагали через лес, она раскуковалась вовсю.
Альфредо передразнил её:
– Ку-ку, глупый птица, ку-ку? Сколько лет… мне дадут, как ты считать?
Кукушка прокуковала три раза.
– Три года, – подытожил Альфредо. – А я освобожусь досрочно, ку-ку!
– Да заткнись хоть раз в жизни, – взорвался Эрнст. Он шёл впереди, быстро, стиснув зубы, за ним ковылял Альфредо, спотыкаясь о камни и корни. Он явно не привык ходить пешком.
– Я погибнуть, – причитал он. – Да ещё этот ботинки трут, так трут!
– Ах, ботинки, – язвительно произнёс Эрнст. – Если бы это была моя самая большая неприятность, я был бы счастлив!
Читать бесплатно другие книги:
