До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник) Звягинцев Александр

– Тебя кто послал-то, друг? И что я тебе сделал?

Киллер косился на него громадным лошадиным глазом. Вряд ли, конечно, такой что-нибудь скажет…

Но тот вдруг прохрипел:

– Дочь…

– Так нет у меня дочери, один я на этом свете, – пожал плечами Иноземцев. – Может, ошибся ты, а?

– Не… ты… там…

Больше он уже ничего не сказал, лишь конвульсивно дернулся и замолк. Иноземцев встал и сунул пистолет в карман. Идеальный вариант – пусть полиция думает, что человек просто, спеша на унитаз, поскользнулся на мокром кафеле и в результате полученных травм отошел в мир иной. И никакого оружия…

Теперь самое главное было смотаться побыстрее, чтобы никому не попасться на глаза. Он ополоснул руки, поправил волосы и, что-то насвистывая, вышел из туалета.

Вернувшись в бар, Иноземцев уселся на прежнее место и молча уставился на Гаплыка. Когда тот пришел в нужное состояние и стал беспокойно ерзать в своем кресле, будто наделал в штаны, вежливо спросил:

– Ну и что же мы теперь будем делать?

У Гаплыка дрогнули щеки-мешки.

– Я не понимаю…

– Знаете, я тоже не понимаю, зачем вы решили меня убить? – недоуменно спросил Иноземцев.

– У… у…

– У… у… – передразнил его Иноземцев. – Чего вы на меня набросились, как ненормальный?

Да еще киллера из России выписали? Что случилось-то?

Лицо Гаплыка вдруг стало бледнеть, потом оно посерело и покрылось крупными каплями пота. Иноземцев без особого любопытства наблюдал за биохимическими реакциями в чиновничьем организме.

Потом Гаплык стал чернеть. «Как бы товарища удар не хватил! Только второго трупа тут не хватало!» – усмехнулся про себя Иноземцев и сказал:

– Да, кстати, ваш друг с пистолетом уже не вернется. Он покинул нас навсегда. Так что теперь вам придется решать ваши вопросы самостоятельно, без его квалифицированных услуг.

У Гаплыка принялась дрожать челюсть. Да, товарищ был явно не боец и в поле никогда не работал. Не полевой был командир, а кабинетный. Крови и физического контакта не пробовал.

– Не я! Это не я! – отчаянно прошептал он, прижимая руки к толстой бабьей груди. – Я ничего не знаю. Я действительно хотел про картины… Деньги вложить! Мне сказали, что очень выгодно. Поверьте!

Ну да, так мы тебе и поверили! Сейчас мы тебя будем пугать. До смертной икоты, до мокрых штанов. На всю оставшуюся жизнь.

– У меня в кармане пистолет вашего убийцы, – сказал Иноземцев. – С глушителем. Я сейчас выстрелю вам в брюхо, и никто ничего не услышит. И оставлю вас тут подыхать.

Теперь Гаплык принялся икать.

– Но я могу убить тебя, гнида, и голыми руками. И мне за это ничего не будет. Потому что я агент ДСТ… Знаешь, что это такое?

Гаплык испуганно кивнул. Строго говоря, агентом французской контрразведки Иноземцев, конечно, не был, но в данной ситуации некоторое преувеличение было простительно.

Потом он решил поддать пару и перешел на сиплый шепот:

– Я могу тебя оставить в живых, если ты…

Гаплык замер, как суслик – столбиком.

– …если ты, старый кретин, вообще забудешь о моем существовании. Еще раз появишься у меня на глазах, придушу сразу или в Сене утоплю… Или в контрразведку сдам – там из тебя весь жир вытопят.

Гаплык смотрел выпученными от страха глазами и только кивал башкой, как китайский болванчик.

– Обходи меня стороной и вообще забудь мое имя. Я сегодня добрый, а то бы положил тебя сейчас рядом с твоим дружком у одного унитаза…

Иноземцев встал, взял свой стакан с водой и медленно вылил ее прямо на светлые штаны Гаплыка. Если дядя не обмочился до этого, то теперь мог вдоволь насладиться соответствующими ощущениями…

Уже в машине Иноземцев вдруг подумал, что с Гаплыком он, пожалуй, перебрал. Тот, видимо, действительно не при делах. Все-таки самому демонстрировать жертву киллеру – это не его методы. Он на такое не способен. А значит, его, Иноземцева, просто выследили. Значит, за ним охотятся. И заказ остается в силе.

Он просто сидел, положив руки на руль, и даже не пытался завести машину. Ему теперь не спешить надо, а думать, пока не пристрелили или не взорвали. Так кто и почему его заказал? Что сказал киллер перед смертью? Во-первых, он ясно сообщил – ты… Значит, объект безусловно ясен. А еще он сказал – дочь… Что за дочь? Чья дочь? И при чем тут товарищ Иноземцев?

Он посмотрел на часы и понял, что ему надо быстро и незаметно утопить пистолет в Сене. А затем отправляться в «Третий Рим», куда должен заехать школьный друг Валька Ледников, с которым они когда-то пережили все ужасы и прелести подросткового возраста в далекой, холодной и суровой стране, которая была их родиной. И то, что Ледников был еще недавно следователем по особо важным делам, в нынешнем положении очень кстати. Глядишь, поможет разгадать подкинутую киллером загадку.

Глава 8

Валентин Ледников

Vivre comme dieu en France

Жить, как бог, во Франции

Утром Немец показал Ледникову содержимое портфеля старика Будрийона… Но сначала поведал кое-что о самом Будрийоне.

Немец знал от своих знакомых во французской полиции, что коллеги старого следователя недолюбливали. Он был сварлив, высокомерен, дотошен до ненормальности и слишком много о себе думал – непрерывно всех поучал. В свое время все облегченно вздохнули, когда его отправили со специальным заданием в Колумбию – помогать тамошнему правительству бороться с бандитами.

Будрийон проторчал там почти два года, получил орден на грудь, но местные банды как свирепствовали, так и продолжали свирепствовать. Все понимали, что вины Будрийона в этом нет, никто на его месте не мог бы сделать большего. Ведь на место одного убитого или задержанного бандита тут же находились толпы других. Причем членство в банде надо было еще заслужить, там была целая очередь из безработных…

И хотя все было понятно, Будрийону намекнули, что результаты его деятельности не вдохновляют начальство, возраст приближается к пенсионному и потому пусть заканчивает свой славный путь полицейского на бумажной работе.

Будрийон и на новом месте пытался изображать из себя великого сыщика, но на него никто уже не обращал внимания, и при первой же возможности спровадили на пенсию. Для самолюбивого старика это был удар. Тем более что теперь он получил возможность ежедневно думать о горестной судьбе своей несчастной дочери Собин, выросшей без матери, – некрасивой, одинокой, отчаявшейся.

В Колумбии поначалу Будрийон работал вместе с неким Граном…

– Граном? – переспросил Ледников. – Это тот самый Гран?

– Тот самый, – без всякой радости подтвердил Немец.

Ледников достаточно много знал про этого человека. Гражданин Израиля, бывший полковник десантных войск, участник боевых действий и тайных операций. Уволившись из армии, занялся собственным бизнесом. Причем весьма своеобразным. Например, отправился в Колумбию – по договору с правительством обучать мирных скотоводов способам охраны своих пастбищ от набегов бандитов и членов всевозможных повстанческих армий, тоже промышлявших во имя революции элементарным разбоем. Но довольно скоро выяснилось, что бывший десантник обучал не столько мирных скотоводов, сколько боевиков и телохранителей колумбийских наркобаронов. В курс подготовки «скотоводов», оказалось, входили такие предметы, как закладка взрывчатки, минирование автомобилей и спецметоды ликвидации «объектов». Мало того, Гран сколотил там несколько вооруженных групп, которые занимались грабежом и разбоями то под видом повстанцев, то под видом бойцов наркобаронов – для него между ними не было никакой разницы. И долгое время никто не мог догадаться, кто стоял за неуловимыми бандитами.

Его хотели судить, но он бежал. Его приговорили заочно к двадцати годам заключения. Он вернулся в Израиль и скоро попал в тюрьму за «незаконный экспорт знаний, имеющих оборонное значение». Срок ему, правда, дали небольшой, учитывая прежние заслуги. Потом он объявился в Африке, где вооружал местных боевиков в обмен на алмазы. Его пытались схватить, но он опять сумел скрыться. Подделка документов и мошенничество, в которых его также обвиняли, на этом фоне выглядели безобидным баловством. Интерпол объявил его в розыск, однако схватить его никак не удавалось.

В общем, у Грана был свой почерк, вполне узнаваемый. Он обычно появлялся там, где пахло войной, сколачивал собственные вооруженные подразделения и начинал грабить всех, кто попадал под руку, пользуясь хаосом, который неизбежно сопровождает всякую революционную борьбу или гражданские беспорядки. И горе было той стране, где он объявлялся. Его привлекали не только деньги, ему надо было убивать и посылать людей на смерть, ему нужны были солдатики, которыми он мог бы командовать.

– В Колумбии Гран водил за нос именно Будрийона, – задумчиво сказал Немец. – Делал вид, что борется с бандитами, а сам занимался не охраной мирных тружеников, а грабежом, вымогательством и шантажом… А Будрийон честно считал его своей правой рукой.

Когда все это стало известно, Будрийон пришел в ужас от открывшихся обстоятельств – банды Грана действовали с умопомрачительной жестокостью, списывая собственные преступления на боевиков. Будрийона замучили стыд и уязвленное самолюбие – как же он мог так ошибиться! Но схватить Грана ему тогда не удалось, тот скрылся. И вот…

– И вот он встречает его в Париже, – закончил за него Ледников.

– Судя по всему, – согласился Немец. – И старик сразу воспарил – теперь он сможет дать ход тем страшным документам, которые вывез из Колумбии и хранил все эти годы…

Потом Ледников и Немец долго рассматривали выворачивающие душу фотографии, копии протоколов, в которых подробно описывались зверства, творимые выродками Грана, копии допросов и свидетельских показаний, и скоро просто отупели от обилия жестокой информации.

– Знаешь, на месте Будрийона я бы тоже свихнулся от ненависти, – признался в какой-то момент Ледников.

– Давай решать, что с этим делать, – задумчиво сказал Иноземцев, разглядывая фотографию, на которой была изображена счастливая, до встречи с Граном, колумбийская семья – улыбающийся мужчина, женщина с типичной индейской внешностью и двое маленьких детей. На первом плане девочка в белом платьице смотрела прямо в камеру неподвижными глазами, а мальчик испуганно прятался ей за спину. Надпись на оборотной стороне снимка гласила, что это семья учителя Мигеля Гурдадо. Следующий снимок был ужасен. Изуродованные тела учителя, его жены и сына во дворе сожженного дома… Тела девочки не было, и страшно было подумать, что с ней сделали обкуренные бандиты. Надпись на этом снимке объясняла: бандиты расправились с семьей учителя, потому что он пытался организовать отпор боевикам, формируя из крестьян отряд местной самообороны…

– А что тут решать? – пожал плечами Ледников. – Теперь понятно, почему Гран решил убрать Будрийона, почему его человек пришел к Собин. И почему теперь идет охота на тебя. Теперь ты понял, о какой дочери говорил тебе киллер?

– О дочери Будрийона…

– Вот именно. Для Грана эти документы – приговор. Если они попадут в полицию…

– Думаешь? – с сомнением сказал Иноземцев.

– А ты так не считаешь? – удивился Ледников.

– А я не знаю, что Гран делает в Париже. И по чьему приглашению? А может, полиция в курсе его пребывания? Более того, он с ней сотрудничает?.. Мало ли для чего он им понадобился! Ты знаешь, почему никто тут не трогает моего приятеля Клифта, за которым в России такие грехи числятся?

– Не интересовался, – пожал плечами Ледников.

– А зря… Сейчас я тебя просвещу на сей счет.

С Пашей Клифтом Иноземцев познакомился лет десять назад. Тот как раз решил обосноваться в Париже и через кого-то из бесчисленных знакомых вышел на Иноземцева. Первым делом провозгласил, что информация для него самое дорогое и ценное и потому он готов платить за нее не жалея. Иноземцев пожал плечами: «Моя информация не продается». «Ни за какие деньги?» – недоверчиво хмыкнул Клифт. «Ни за какие. Зато она обменивается». – «И на что же это?» – «На то, что ей равноценно. На информацию же…» Клифт помолчал, потом согласно кивнул: «Годится».

Они сразу поняли друг друга. Клифт, надо отдать ему должное, умел разбираться в людях.

Впрочем, иначе он вряд ли бы выжил. Вырос Клифт без отца, на улицах небольшого уральского поселка, откуда была прямая дорога в зону. По этому пути из года в год топала большая часть поселковых пацанов. Там он не только выжил, но и пробился в авторитеты. Как он сам рассказывал, лишь потому, что в юности попал в какой-то хитрый спортивный интернат, который якобы курировали спецслужбы. Там, по его словам, ребят готовили на все случаи жизни, воспитывали дух конкуренции и обучали боевым искусствам, лучших якобы потом рекомендовали для работы в органах. Правда это была или нет, сказать трудно. Мало ли где можно научиться драться? Но один момент в сей туманной и слишком уж похожей на кино истории Иноземцев отметил – КГБ…

В общем, Клифт в число «лучших» не попал, зато быстро угодил за решетку и провел в заключении более шести лет. В какой-то момент он понял, что больше сидеть не хочет. А на воле есть много способов иметь деньги без особого риска, действуя чужими руками. Например, можно опекать «цеховиков» – подпольных предпринимателей советских времен. Одновременно он «решал вопросы» между преступными группировками – за ним с зоны тянулась слава специалиста по таким делам. Когда накатила перестройка, он уже считал себя деловым человеком и ринулся в так называемый легальный бизнес. Совместно с тоже сидевшим Муромским, будущим олигархом, учредил один из первых частных банков. И понеслось! Началось разграбление грандиозного советского имущества, и Клифт в этом весьма преуспел. К тому же он оставался серьезным преступным авторитетом, что в те годы считалось очень романтичным и интересным.

Обзаведясь семьей, Клифт решил уехать из России. В детстве один из учителей много рассказывал ему о Франции, он и потом при случае любил полистать книги о прекрасной Франции и даже пытался учить язык. Он убыл в Париж, обосновался тут одним из первых новых русских и превратился в настоящего французского шовиниста – милая российская черта. Мог в каком-нибудь отеле или ресторане подойти к расшумевшимся туристам из Тюмени или Уренгоя и сказать, что если они не заткнутся, то им живо устроят место на загородном кладбище для бродяг. И вид у него был такой, что сразу верилось – этот точно устроит.

Когда потом Иноземцев наводил о нем справки, выяснилось много интересного. Одни говорили, что он «смотрящий» от российского преступного мира на территории Западной Европы, другие называли хранителем воровского «общака», третьи тайным агентом КГБ, а четвертые тоже агентом, но уже французской ДСТ. Иноземцев считал, он мог быть кем угодно – и тем, и другим, и всем вместе… Но связи у него были действительно обширные, особенно в финансовой верхушке России. И не только. Любимым развлечением Клифта во времена Ельцина было позвонить в присутствии других какому-нибудь высокому российскому чиновнику и обсудить с ним кое-какие вопросы… Причем действительно обсуждал.

А вот с французскими сильными мира сего у него мало что получалось. Его пасла ДСТ для своих нужд, и только. Так что связи Иноземцева его сильно привлекали. Как и совершенный французский – самому Клифту язык давался с великим трудом.

Однажды в комиссариате полиции, куда Клифт по прибытии во Францию ходил еженедельно отмечаться, его вежливо попросили зайти в кабинет комиссара. В кабинете комиссар представил его двум господам, одетым аккуратно, но не броско, с очень внимательными глазами. Комиссар тут же покинул кабинет, сославшись на дела, а тот из господ, что выглядел постарше и поглавнее, вдруг предложил говорить по-русски – для Франции дело необычное.

И первый вопрос, который задали Клифту, был таким: «Вы знаете, что такое ДСТ?» Клифт уже знал. ДСТ – «охрана национальной территории». То есть госбезопасность. Российскому человеку дополнительных объяснений тут не требуется. И Клифт понял, что сейчас он может сделать очень важный и выигрышный ход. Что-то они у него будут просить, и он должен их просьбу выполнить любой ценой, потому что тогда он получит охранную грамоту до конца своих дней.

– Скажите, вы хотели бы помочь Франции? – спросили его.

О, разумеется, он только и мечтает, как бы помочь прекрасной Франции, приютившей его после стольких страданий в ужасных российских тюрьмах и лагерях!

Тогда помогите освободить трех французов из гуманитарной ассоциации, работавших в Дагестане по оказанию помощи чеченским беженцам. У вас в России связи и авторитет. Похитители требуют миллионы долларов, их требования нереальны. К тому же, как вы знаете, выплата миллионов не гарантирует жизни заложников. Их все равно могут убить. Общественное мнение накалено, газеты сходят с ума! Франция всеми силами хочет освободить своих заложников…

А потом Клифт услышал заветные слова: «В случае успеха вы получите возможность спокойно жить во Франции». Если бы Клифт владел французским, он наверняка воскликнул бы: «Vivre comme Dieu en France». То есть «буду жить, как бог, во Франции». Или – как у Христа за пазухой. Но с французским у него всегда было плохо – comme une vache espagnole. Как у испанской коровы. Однако суть предложения он уяснил.

При этом Клифт как истинный блатной радости не показал, а стал тут же торговаться и набивать цену – дело сложное, а может, и нереальное, ничего не могу гарантировать, но попытаюсь, мне нужно время…

В общем, что-то он, конечно, предпринимал через знакомых чеченских авторитетов, о чем-то договаривался. Кто знает, может, эти авторитеты и были теми самыми похитителями. А может, Клифт и сам разыграл всю комбинацию – одни его знакомые французов похитили, другие пустили слух, что он может помочь. Кто знает, человек он рисковый.

– Хочешь сказать, что к Грану тоже пожаловали аккуратные мужчины из ДСТ и спросили, не хочет ли он помочь Франции? – предположил Ледников.

– Вот именно, золотой мой. Ничего не слышал про французских заложников в Колумбии? Или еще где-нибудь?

– И что же ты хочешь делать, умник? – поинтересовался Ледников.

– Понятия не имею.

– Хорошо бы тебе сообразить до того, как этот милый дяденька до тебя доберется.

– А может, попробовать добраться до него чуть раньше.

Ледников чуть не взбесился.

– Немец, ты соображаешь, что несешь! Это десантник, специалист по убийствам и городской войне. Ты что с ним, воевать собрался? Боюсь, шансов у тебя немного.

Немец задумчиво прошелся по кабинету.

– Знаешь, о чем я думаю? Вряд ли Гран пожаловал в Париж ради того, чтобы убрать Будрийона. Они с ним и столкнулись-то случайно. Значит, у него тут дело, и дело очень серьезное. Так что рисковать им он не будет. Убирать меня – это все-таки риск поднять шум, привлечь внимание полиции. Потому что я уже настороже. Зачем ему это? Нет, рисковать он не будет.

– Что ты себя уговариваешь? Зачем ему это? А зачем он к тебе киллера послал?

– Боялся, что я сразу побегу в полицию. И потом, если бы убрал быстро и незаметно, то никто бы и не понял что к чему. А раз не удалось сразу, он, пожалуй, затаится.

– Немец, ты такими вещами не шути, понял? Что ты себя успокаиваешь?

– А что мне еще делать?.. Интересно все-таки, что у него за дело тут такое? Что этот дяденька затеял? Чует мое сердце – что-то грандиозное по подлости и зверству.

Глава 9

Виталий Карагодин

Les portes d'enfer

Врата ада

Скутер выскочил из тьмы улочки прямо в тыл обороняющейся от погромщиков полицейской группы. И водитель, и седок за его спиной были в шапочках-масках. Скутер резко затормозил и развернулся к полицейским боком. Полицейские его не заметили – все их внимание было приковано к беснующейся среди горящих автомобилей толпе, из которой летели камни и бутылки с зажигательной смесью…

Человек, сидящий за спиной водителя скутера, поднял двуствольное ружье, лежащее у него на коленях, и дважды пальнул прямо в полицейских, которые, судя по всему, даже не расслышали звуков выстрелов в невообразимом шуме, царящем на площади. Но один из них схватился за плечо, а потом ничком свалился на старинную булыжную мостовую.

Стрелок, не торопясь, без всякой спешки, перезарядил ружье и снова разрядил оба ствола в полицейских. После этого скутер круто развернулся и пропал в темноте, которая казалась непроглядной рядом с площадью, где адским пламенем вспыхивали все новые и новые машины…

– Дробовик, – усмехнулся Тарас. – Для начала сойдет… А если бы у него был автомат? Или гранатомет, а? Представляешь? Нет, ты подумай, что тут можно будет натворить!

У Тараса от возбуждения даже зубы стучали.

– Кто же ему даст гранатомет? – поинтересовался Карагодин.

– Если понадобится – найдутся люди, – пробормотал Тарас.

Он просто не мог оторвать взгляда от пылающей площади, где темнокожие подростки, захлебываясь от ненависти и подстегиваемые ощущением безнаказанности, забрасывали полицейских камнями, громили железными прутьями все, что попадало под руку.

Карагодин смотрел на битву за окном как профессионал. Все его симпатии были, конечно, на стороне полицейских. Он слишком хорошо знал, каково это – стоять против обезумевшей от злобы толпы, которая ненавидит тебя до умопомрачения и, будь ее воля, разорвала бы тебя на кровавые куски… И еще он видел, что полицейские – и тут заложники политики: они связаны приказом быть максимально осторожными, чтобы их нельзя было обвинить в неоправданной жестокости или неоправданном применении силы.

– Козлы! – прошипел Тарас. – Вырядились, как космонавты, а с бандой щенков ничего поделать не могут!

Полицейские действительно выглядели пришельцами из иных миров и времен в своих черных рыцарских доспехах и шлемах с прозрачными забралами. То ли космонавты из будущего, то ли крестоносцы из сумрачного Средневековья. Кому что нравится, подумал Карагодин. Либо так будет выглядеть надвигающееся будущее, либо все стремительно и неумолимо возвращается в прошлое. И попробуй отыскать между ними много различий…

– Ничего, доиграетесь, свое получите! – погрозил кому-то Тарас.

Ишь, разошелся! Карагодин хотел сказать что-то язвительное, но тут ослепительный поток света ударил по глазам, так, что он инстинктивно отшатнулся от окна. Тарас тоже прикрыл глаза руками.

– Вертолет вызвали! С прожектором…

Тарас отвернулся от окна, но вертолет заложил вираж, и комната снова погрузилась в темноту. Зато площадь теперь была освещена ярко, как сцена. И было отчетливо видно, как уже на другой улице, выходящей на площадь, появился еще один скутер с двумя седоками в масках. Маневр был все тот же – скутер выскочил за спинами полицейских и на секунду остановился. Правда, теперь эти партизаны были без дробовика, но зато в руках у сидящего сзади были две бутылки. Он тут же швырнул их в полицейских. На сей раз им повезло – бутылки не долетели и разбились об автобус, который тут же вспыхнул, как спичечный коробок. Если бы зажигательная смесь попала на полицейских, никакие доспехи не помогли бы…

– Ладно, давай выпьем, что ли, – сказал Карагодин. – Еще насмотримся…

Тарас хитро глянул на него и вдруг проницательно спросил:

– Что, своих стало жалко, а?

– А твои-то тут кто? Шпана эта? – окрысился Карагодин, которого вдруг полоснула ненависть к Тарасу – в какую грязь его заманил!

Тарас, видимо, почувствовал опасность и сразу сбавил тон.

– Моих тут нет, – миролюбиво сказал он. – И наших тоже. Все они тут мне чужие. И тебе тоже. Так что расслабься… Давай накатим, старик, пока эти друг друга мордуют.

Они вернулись к столу, где стоял несколько бутылок вина, валялись куски сыра и ломти хлеба. В эту квартиру в пригороде Парижа Тарас привез Карагодина еще днем, когда на площади было тихо и пусто. Сказал, что с наступлением сумерек на площади начнутся интересные дела, за которыми им нужно проследить. И сделать свои профессиональные выводы.

В квартиру их впустила невысокая, смуглая молодая женщина, затянутая в черный комбинезон. Совсем молодая, почти подросток. Выглядела она неприветливо. В ее небольшой, ладно скроенной фигурке чувствовалась гибкая сила, как в стальном пруте. Не сказав ни слова, даже не подняв на них глаза, она провела их в комнату. Потом взяла огромный мотоциклетный шлем, лежавший на столе, и так же молча пропала.

– Вали, сука драная! – с ненавистью прошипел Тарас ей вслед.

Карагодин посмотрел на него с удивлением.

– Чего тебя так разбирает?

– Знал бы ты, что это за тварь! Держись от нее подальше, а если будешь рядом, спиной не поворачивайся – сунет перо между ребер. И даже не скажет почему…

– А кто она? – уже заинтересованно спросил Карагодин. – Ты можешь объяснить по-человечески?

– Палач! Людей она убирает… Правая рука босса – он ей одной доверяет, больше никому. Говорят, она сирота, он ее вырастил и научил всему…

– Чему всему?

– Чему? Людей убивать! Вот этому самому и научил. Тварь без жалости.

Больше Карагодину ничего выяснить не удалось. Тарас схватился за мобильник и стал изображать из себя большого начальника, раздающего указания. А Карагодин завалился в кресло и включил телевизор.

Шли новости. Красивая дикторша, пытаясь скрыть волнение, строгим голосом рассказывала о беспорядках, которые вдруг вспыхнули сразу в нескольких пригородах. Ничего нового от суровой красавицы Карагодин не услышал. Ну, большинство участников беспорядков – подростки из неблагополучных районов, в основном дети иммигрантов из Африки и арабских стран. Ну, разумеется, эту проблему нельзя назвать этнической или расовой. «Эти подростки выходят протестовать не против других национальностей, а против государства вообще! Они не признают его власть, разрушают все, что символизирует государство. Они нападают даже на пожарных!.. Но главный объект их ненависти – полиция. Власти недооценивают непонимание, существующее между национальными меньшинствами и полицией…»

Как мило! А может быть, есть такая новая национальность – полицейский. Который во всем и виноват. Так уберите полицейских, господа! Тем более был такой замечательный опыт в России – в семнадцатом году убрали городовых и великая империя слиняла в три дня…

А потом красавица-дикторша процитировала министра юстиции, заявившего, что «беспорядки носят организованный характер. В происходящем видна организованность, присутствуют стратегия и гибкая тактика». А дальше было уже совсем интересно. Появился сам министр и заявил: «Если бы я был в состоянии ответить на вопрос, кем они организуются, то эти люди уже сидели бы в тюрьме».

Милый, так если ты не в состоянии, может, пора другую работу поискать? Карагодин потянулся в кресле. «Способы действия этих организованных банд неоспоримо указывают на наличие координации между ними», – вполне жалобно доложил минстр. И добавил: «На некоторых интернет-сайтах появляются адресованные в другие города призывы присоединяться к движению в парижском регионе. Это движение направлено против республиканских институтов».

Когда же растерянный начальник объявил, что «беспорядки устраивают мобильные группы молодых людей или, возможно, не очень молодых – из-за масок разобраться трудно», Карагодин не выдержал и рассмеялся. Мсье стоило бы в следователи податься с такими аналитическими способностями. «Они приезжают на скутерах, нападают и уезжают. Задерживать их чрезвычайно трудно», – горестно вещал борец с преступностью.

Тарас, привлеченный смехом Карагодина, оторвался от мобильника и тоже уставился в телевизор.

– Чего ты развеселился?

– Да смешно все это слушать! Жалуется, что бандиты на скутерах приезжают, да еще в масках. И уезжают быстро. И потому, понимаешь, поймать их очень трудно.

Тут на экране возник человек с заклеенным белым пластырем носом, на больничной койке, и дикторша сообщила, что это доблестный комиссар местной полиции. Он попытался облагоразумить «разгневанных парней», а они сломали ему нос и несколько ребер. Эти «разгневанные парни» Карагодина совсем вывели из себя!

– Тебя бы, дамочка, к ним в лапы на часок-другой, посмотрел бы потом, что бы ты запела про этих «парней», – выругался он.

– Это что за жертва аборта? – загоготал Тарас, тыча мобильником в экран.

– Местный комиссар полиции, – нехотя объяснил Карагодин. – Он пытался вступить в переговоры, а ему переломали ребра…

– Вот идиот! Нашел с кем переговариваться!

Карагодин покосился на Тараса и хотел было напомнить ему, как он со своим начальником валялся, связанный, как баран, на загаженном полу санчасти Красноводской тюрьмы, а взбунтовавшиеся зэки, к которым они отправились на переговоры, демонстративно харкали на них, проходя мимо…

Но делать этого он не стал, потому что уже успел разобраться – Тарас обидчив, злопамятен, мстителен, а себя всегда и во всем считает правым. Даже не обиду, а усмешку над собой запоминает, чтобы потом обязательно отплатить сторицей.

Когда уселись за стол, Тарас жадно заглотнул сразу несколько бокалов вина не закусывая и заметно опьянел. Видимо, сказалось возбуждение, в которое он впал, наблюдая за битвой на площади. Можно было попробовать вызвать его на откровенность и попытаться выяснить, какие именно приказы он получил.

– Так чьи действия будем анализировать? – рассеянно поинтересовался Карагодин. – Полиции или «разгневанных парней»? На чьей мы стороне?

Тарас посмотрел на него с высокомерной усмешкой. Ясное дело – поучать да демонстрировать свое превосходство для него самое любимое занятие.

– Блин, ты что – совсем непонятливый? Я же тебе уже объяснил: мы с тобой на своей стороне! Наше дело – установить, как легко такая заварушка возникает и насколько она управляема. Понятно?

– Ну, организовать ее ничего не стоит. Эта вот из-за чего возникла? Два обкуренных молокососа угнали мотоцикл и гоняли на бешеной скорости по улицам, пока не врезались в полицейскую машину… А перед другой заварухой двое воришек спрятались от полицейских в трансформаторной будке, ну их там долбануло током…

– Ну и дальше? – начальственным тоном осведомился Тарас.

– Дальше распускается слух, что во всем виноваты полицейские – они специально загнали мальчуганов в трансформаторную будку, чтобы спалить током, они нарочно врезались в мотоцикл с детьми и уехали, не оказав им никакой помощи… И – погнали. «Разгневанные парни», которые нигде не работают, ничего не умеют, а жить хотят как кинозвезды, выходят на улицы. И все местные на их стороне. А газеты пишут о невыносимой жизни, на которую их обрекли, и о том, что власти о них мало заботятся… Так что нашел на улице двух малолетних наркоманов, которых здесь пруд пруди, натравил их на полицию – и смотри в окно, потирая руки.

Тарас согласно кивнул и выдул еще бокал вина.

– А управлять… Тоже все просто. Сунуть кому-нибудь в руки оружие… Сам говорил – а если бы у них был гранатомет…

Тарас согласно кивнул. Еще бы, это же он говорил!

– Чтобы не останавливалось раньше времени, нужны новые поводы для бешенства. Лучше всего, конечно, новые жертвы… Только ты скажи: нам-то с тобой это на кой? Что мы тут ловить можем?

Тарас с печальной улыбкой посмотрел на Карагодина – мол, несмышленыш ты…

– А ловить мы тут ничего не будем. Это не наша игра. Просто такое мероприятие может понадобиться в один конкретный прекрасный момент, и мы должны быть готовы его провернуть. В нужный момент! В самый нужный! – пьяно повторил он.

– Операция прикрытия? Чтобы отвлечь внимание?

– Ну… Это будет часть операции, после которой мы с тобой получим столько, что до конца жизни хватит. Понял? Ты мне еще спасибо скажешь!

– А что за операция?

Тарас покрутил головой.

– Извини, друг, пока сказать не могу. Но все наготове, и заваруха может начаться в любой момент. Если эти дураки, которых босс навербовал, сами все не испортят. Там же профессионалов, кроме нас с тобой, считай, нет. Им бы тоже, как вон той шпане на улице, лишь бы резать. Взяли девку, у которой нужная информация была, и давай сразу насиловать. Скоты, что ты хочешь! Теперь вот хотят ее самоубийство инсценировать.

Добро пожаловать, друг, усмехнулся про себя Карагодин, les portes d’enfer, врата ада, перед тобой. И уже распахнуты.

Глава 10

Юрий Иноземцев

Jus de chique

Ложный след

– Ну, как наши бараны?

Иноземцев обернулся. Паша Клифт приветливо улыбался ему с высоты своего огромного роста. Белые ровные зубы его так и сверкали на темном от загара лице. В руке с огромным перстнем он держал бокал шампанского, светлый костюм его, наверняка чудовищно дорогой, переливался немыслимыми цветами, как чешуя. В общем, Клифт был в своем любимом образе – настоящего мужчины, жизнь которого удалась на славу. И пусть все передохнут от зависти!

– Пасутся, – пожал плечами Иноземцев. – Как сказал один поэт, их можно резать лишь да стричь…

– Ну, не скажи, – засмеялся Клифт. – Тут такие особи есть – сами кого хочешь зарежут да обстригут…

Клифт встал рядом и тоже уставился на огни Сен-Тропе, хорошо различимые с холма, на котором располагалась огромная вилла, гудевшая от голосов множества гостей, прибывших на день рождения хозяйки не только из Франции, но и из Москвы, Лондона, Нью-Йорка.

– А ты тут как оказался? – рассеянно поинтересовался Клифт.

– Прилетел на денек-другой… Хозяйка пригласила.

– А она у нас кто? Что-то я забыл?

– Она у нас галерист. Так что мы с ней, считай, коллеги.

– И что там у нее в галерее водится? Есть что-то интересное?

– Боюсь, это не на твой вкус.

– А все-таки?

– У нее, понимаешь, альтернативное искусство, авангард, инсталляции… Новые формы. И смыслы, как она думает, тоже.

– А-а… – понимающе протянул Клифт. – Это набор унитазов, что ли?

– Ну, не только… Хотя не без этого. Без этого, без унитазов, у них, понимаешь, никак нельзя. Тут у них, в унитазе, все их смыслы и помыслы сходятся.

Клифт глотнул из бокала и недоверчиво покачал головой.

– Слушай, и что – кто-то это дерьмо покупает? На кой черт?

– Так ведь мафия. Художники, галеристы, критики, журналисты… На этих унитазах много народу кормится. Ребята свое дело знают. В Москве им на это дело миллионы выделяют, музеи на Красной площади, станции метро перекрывают, чтобы они могли свои унитазы в полной красе показать…

Клифт, прищурившись, посмотрел на рассыпавшихся по саду гостей. Публика была знатная. Все российские знаменитости, мелькающие по телевизору, а между ними стайки молоденьких девиц. Барышни все пытались привлечь внимание богатых господ. А местные светские львицы и дамы из Москвы, специально прибывшие на торжества по случаю дня рождения хозяйки, то кривили скучные физиономии, показывая, что их уже удивить ничем невозможно, в том числе и каким-то заезжим принцем, то пытались демонстрировать невыносимое веселье, как девицы-пэтэушницы.

– Н-да, – зевнул Клифт, – капелла та еще…

Судя по всему, сам он пожаловал для встречи с кем-то, а встреча не состоялась.

– Ну что, – прищурился Иноземцев, – махнем не глядя, как на фронте говорят?..

Это был пароль. Значит, никаких конкретных вопросов у них друг к другу нет и можно просто попробовать обменяться какой-то информацией. Главное – прежде надо было оценить, а есть ли интересная информация у противоположной стороны и что равноценного можно предложить взамен. Потому что не сказать после того, как пошел на обмен, ничего интересного, соответственно джентльменскому соглашению, было нельзя.

– Ну, поехали, – чуть подумав, согласился Клифт. – Банкуй…

– Человек, заваленный в туалете отеля «Георг»…

Иноземцев сделал паузу и посмотрел на Клифта. И хотя лицо у того было непроницаемым, ясно было, что речь идет о вещах, ему весьма интересных.

– …был киллером из России, – закончил Иноземцев.

– Вот суки! Оборзели, падлы!

Клифт теперь следил за порядком в Париже с усердием, которое никаким французским жандармам не снилось. И считал, что каждый, кто на этот порядок покушается без его дозволения, должен быть наказан. Погромщиков из парижских предместий он готов был душить собственными руками, ибо они должны ползать на коленях и благодарить, что им позволяют портить воздух прекрасной Франции…

– Придушил бы! – прошипел Клифт, раздражаясь все сильнее. Лицо его окаменело. И в такие мгновения вдруг становилось понятным, каким он был там, в лагере, и почему не пропал, не сгинул бесследно.

– А кто был объект? На кого он охотился?

Страницы: «« ... 1112131415161718 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Киллера международного класса трудно напугать, еще труднее УДИВИТЬ, и совсем уже невозможно – застав...
Схватка за власть над Тридевятым царством в самом разгаре. Всё новые силы вступают в большую игру, с...
Имя Свами Вивекананды (1863–1902) известно почти всем, однако в представлении большинства он остаетс...
Как правило, любая приличная сказка кончается свадьбой, после которой счастливая пара живет себе, ка...
Как говорится, из огня да в полымя. Едва Ника покинула стены строгого, опостылевшего пансиона, как с...
Бывает ли человек абсолютно одинок? Или даже после ухода любимых его продолжают окружать их общие ве...