До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник) Звягинцев Александр
«Сука сказала, что она не позволит тратить деньги на идиотские проекты!» – злобно прокричал Рафа.
Муромский что-то объяснял сыну, сначала терпеливо, а потом все более резко… Рафа же просто бесновался.
«Я отравлю эту гадину!» – проорал он.
А потом: «Ты переписал из-за нее завещание!»
Муромский что-то глухо ответил. На что Рафа взвизгнул: «Еще нет! Значит, ты уже готов отдать ей все, а меня сделать нищим! Они тебя сделали! Ты меня сдал!.. Ты же обещал перевести на мое имя…»
«Еще ничего не решено, – донесся до Лени голос Муромского. – Я делаю, что возможно…»
«Я тебе не верю!»
«Как хочешь!»
Муромский опять плюхнулся в воду и поплыл на другую сторону бассейна.
Видимо, Рафа уже тогда разнюхал, что сеньора Франциска и ее любимый адвокат Хесус Навас приперли Муромского к стенке и принуждают изменить завещание… Если он изменил его тогда, то он уже был просто не нужен этой сладкой парочке… Более того, опасен. А если еще не изменил, то Рафа должен был что-то срочно предпринять, чтобы не стать нищим, лишенным наследства. Ему надо было во что бы то ни стало удержать отца.
Ледников мгновенно просчитал в уме эти варианты. К сожалению, до сих пор неизвестно, изменен ли текст завещания…
Оставшись в одиночестве, Рафа задумчиво оглядел стол, зачем-то вынул из ведерка шампанское, покрутил в руках, сунул обратно и побрел к дому, не оглядываясь.
Вскоре к бортику бассейна подплыл Муромский. Он тяжело выбрался из воды, налил себе полный фужер шампанского, выпил, потом тут же налил еще один и снова выпил… С облегчением вздохнув, он растянулся в шезлонге. Ноги его свешивалась над водой.
Пора, решил Леня, а то сейчас еще кто-нибудь явится за деньгами. Он вышел из-за пальмы и пошел к бассейну.
Муромский лежал с закрытыми глазами и ничего не слышал. Голова его свесилась набок, слышалось тяжелое, похожее на стоны дыхание. Не мог он заснуть так быстро, подумал Леня. А потом понял, что Муромский не просто спит – он без сознания… Он быстро осмотрел Муромского, поднял веки – сузившиеся зрачки, редкий и слабый пульс, отсутствие реакции на внешние раздражители…
– Типичная картина отравления клофелином в смеси с алкоголем, – констатировал Ледников.
– Да, – согласился Леня. – Я таких у нас в Майском насмотрелся. Мужики искали развлечений с девочками, а потом приходили в себя несколько суток. Некоторых находили черт знает где – в сортирах, подвалах, на железнодорожной насыпи… Как они туда попали, никто не помнил. Я сразу понял, что попал. Вызывать врачей? Меня сгребут первого, и поди потом докажи, что это не твоя работа. Кто мне поверит? Испанская полиция? Иностранцу, которого нашли рядом с отравленным олигархом? В общем, я понял, что пора скрываться. Махнул через забор и – огородами, огородами… В гостинице позвонил своим: что будем делать? Они позвонили из уличного автомата в полицию, сказали, что на вилле какие-то крики… А через пару часов по телевизору уже показывали тело Муромского, плавающее в бассейне лицом вниз…
– Он мог сам туда свалиться? – поинтересовался Ледников. – Вообще-то люди под клофелином передвигаются. Некоторые даже до дому добираются… Конечно, от дозы зависит…
– Черт его знает! Вообще-то двигаются, но только когда немного очухаются – наутро уже после веселой ночи, – согласился Леня. – А тут и пары часов не прошло… Но спихнуть его в воду ничего не стоило: чуть шезлонг наклонил вперед – он и поехал прямо туда…
– И кто же это был? Такой умный?
– Только не я. Мне это было ни к чему. Видимо, тот, кто подсыпал…
– А может, и нет, – прищурил глаз Ледников. – Один подсыпал, другой, вернувшись, обнаружил Муромского в отключке, ну и воспользовался моментом… Так что разделение труда получается. Игра на фортепьяно в четыре руки.
А про себя подумал: смерть Муромского могла быть нужной и жене, и сыну. Если сеньора Франциска знала, что завещание после угроз изменено в ее пользу, муж становится ей только помехой: вдруг придет в себя и снова его изменит? А Рафа мог считать, что Муромский завещание еще не изменил, но уже готов сделать это в любой момент, и тогда…
После смерти Муромского-старшего Валерий Олегович решил перенести направление главного удара на Рафу. Наезжать на испанскую сеньору было опасно. Да и плевать она хотела на детей бывшего мужа, если даже родного сына была готова упрятать куда угодно – хоть за решетку, хоть в сумасшедший дом… Судя по тому, как активно Рафа лез в RWG, Муромский успел выделить ему деньги на сделку. До обнародования завещания – кто его знает, что в нем! – надо было забрать у Рафы для начала эти деньги. Пусть делится с братом! А для страховки надо сорвать сделку вообще…
– Полетишь в Лондон, там тебя встретят мои люди. Явишься к нему, предъявишь требования, – инструктировал Валерий Олегович. – Этот выродок рода человеческого нормального языка не понимает. Так что придется действовать жестко. Чтобы до него дошло…
Он как в воду смотрел. Рафа разговаривать вообще не пожелал, сказал, что детям лейтенанта Шмидта не подает, а в следующий раз вообще сдаст его в полицию. Пришлось действовать по жесткому варианту. В театре сыпанули ему азелептин в бокал, а когда его повело и он перестал соображать, подхватили под руки, погрузили в машину и отвезли на квартиру неподалеку от кладбища, в которой жил Леня…
– А Валерия? Его экономка? – решил сразу уточнить Ледников. – Она была с вами?
– Нет, – покачал головой Леня. – Зачем?
Рафу они приковали к батарее. Леня был скорее охранником – работали с ним агенты Валерия Олеговича. Они приезжали и требовали от него подписать документы о переводе денег. Но он оказался тем еще перцем – визжал и обделывался от страха, но деньги отдавать не хотел. Все на лорда надеялся, пугал, что тот ради него всех на уши поставит. Иногда Леня подмешивал ему еще дозу азалептина, чтобы он не очень дергался и не мешал ночью спать. Когда приезжали мужики, он уходил из дома…
– А кто работал с журналистом? С господином Энтони Кросби?
– Я ему только материалы передавал. А работали с ним люди Валерия Олеговича. По-моему они давно его подкармливали. Газеты я приносил Рафе, чтобы он не питал иллюзий, будто его ищут, и знал, что его похоронили, а лорд уже на сделку не рассчитывает…
– А газ в квартире Кросби кто пустил?
– Нет, это не я.
– Но вы там были?
– Был. Заехал вечером, надеялся, он немного протрезвеет и можно будет поговорить спокойно. Да куда там… Он даже дверь в квартиру не закрыл. Я вошел – он дрыхнет прямо на кухне. Я ушел. Он, видимо, когда очнулся, решил кофейком побаловаться, газ зажег и опять заснул…
– То есть Валерия не знала о похищении Рафы? – рассеянно переспросил Ледников.
– До вчерашнего дня ничего конкретного. Могла только гадать… Вчера я позвонил ей и предложил встретиться. Потому что Рафа в бреду стал бормотать, что денег у него нет, что они зря его мучают… Я решил у нее уточнить. Позвонил, назначил встречу, но за ней увязался ваш коллега, пришлось его ненадолго отключить…
– Если бы с ним что-то случилось, мы бы с вами не разговаривали, – холодно сказал Ледников.
– В общем, мы с ней встретились…
– Не боялись, что она полицию приведет?
– Нет. Мужики говорили, что она всю семейку Муромских ненавидит. В общем, она мне сказала, что вы были у нее и тоже считаете, что денег у Рафы теперь нет. Ну, рассказала кое-что про вас… В основном хорошее. Оказывается, она вас по Москве знает.
– Адрес квартиры, где вы держали Рафу, она знала?
– Я ей сказал…
– Зачем?
– На всякий случай, – пожал плечами Леня. – Откуда я знаю, что на уме у этих мужиков, которые с Рафой работали? Может, у них приказ нас обоих ликвидировать – и меня, и Рафу. Кладбище-то рядом – ночью вынесли и закопали в заброшенной могиле… Их тут много.
– Не боялись, что она в полицию про вас сообщит?
– Не-а, что ей это дает?
Ледников подумал, что Леня быстро разобрался в Валерии. Впрочем, приличному оперу это и положено.
– И что было потом, когда вы расстались с Валерией?
– Я вернулся в квартиру. Рафа спал. Я решил, что хватит с него азалептина, еще свихнется брат мой от таких доз… Даже наручники с него снял. И сам заснул. Проснулся – а его нет. То ли на него какое-то просветление нашло, то ли он в последнее время догадался, что я ему подмешиваю… Куда он в таком состоянии мог попасть? Не знаю. А тут полиция стала ломиться в дверь. Ну, я пальнул пару раз в дверь выше голов, а сам в окно…
– Ну и куда ты теперь собрался?
– В Эдинбург.
Ледников удивленно посмотрел на Леню.
– Чего так?
– Мне подлечиться надо, а в больницу я с огнестрелом не пойду, сразу загребут.
– А в Эдинбурге что – полиции нет?
– Есть. Но там мой армейский товарищ живет, он туда давно уже уехал.
– Он что – врач?
– Ветеринар, домашних собак лечит, так что с моей дыркой разберется… И потом…
Леня замялся, покрутил в сомнении головой, но наконец выдавил:
– Вы этого Рафу давно видели?
– Я его вообще только по фотографиям знаю.
– Повезло вам… Потому что сейчас он – вылитый Литвиненко на той фотографии в больнице…
Леня внимательно посмотрел на Ледникова, явно пытаясь установить, какое впечатление произвело на него это известие. Ледников расхохотался:
– Еще одна жертва полония! Тоже крыша поехала от страха?
Леня надулся.
– Вам хорошо смеяться. А я с ним столько дней в одной квартире провел. Ели вместе…
– Так ты что – серьезно думаешь, что у него волосы от полония вылезли?
– Нет, он сказал, что постригся наголо, потому что волосы сыпаться стали, а ему сказали, мол, это помогает… Но вид у него!
– Ну, если тебе скормить столько азалептина, у тебя тоже вид будет тот еще!
– Но я с людьми, торгующими полонием, не встречался, – многозначительно выдал Леня.
Ледников в изумлении уставился на него. Ничего себе сюжеты!
– А Рафа что – встречался?
– Как-то сказал, что у него были дела с местной публикой, с которой общался и Литвиненко, так они говорили, что этого полония достанут сколько захочешь.
– И ты поверил?
– Я тогда подумал, что это он с азалептина заговаривается… Но, понимаете, мне сразу стало казаться, что азалептин как-то уж слишком сильно на него действует. Я ему давал-то ерундовые дозы, а у него сразу башню сносило. До меня только теперь дошло – может, это потому, что одно на другое накладывается? Он в последние дни только и твердил, что его отравили. Телевизор смотрел и просто дрожал от страха.
Ледников не знал, что сказать. Ситуация бредовая, отдает нынешним лондонским сумасшествием, но… Рафа мог уже разнюхать, что наследство отца, судя по всему, уплыло из его рук, и пока это не стало известно всем, надо попытаться на чем-то сделать деньги… На чем угодно. А в Лондоне нынче в темных личностях всех мастей недостатка нет… Даже английские газеты пишут, что сегодняшний Лондон вполне мог стать местом, где террористические организации могут использовать тот же полоний для создания грязных бомб…
– А если он все-таки встречался с этими, которые полоний предлагают? – продолжал терзать себя Леня. – Они же вполне могли заразить его… А он – меня…
– Телевизор надо поменьше смотреть. И не читать английские газеты, если нервы не в порядке, – наставительно сказал Ледников. – А теперь еще два вопроса, и будем трогаться. Зачем ты напал на меня у ресторана? Чего ты хотел этим добиться?
– Да это не я, это мужики эти, от Валерия Олеговича, предложили. Давай, говорят, маленько этого фраера шуганем, что он тут у нас под ногами вертится? Настучи ему по шее, а потом пушку покажи, может, поймет, что надо быть скромнее.
– Допустим. А здесь, на кладбище, ты чего забыл? Другого места для встречи не нашел?
– А у меня здесь тайник был, – несколько смутился Леня. Чуть подумал и прибавил: – Мы с Русланом, в Майском еще, тоже тайник на кладбище завели, когда пацанами были. А когда меня тут рядом поселили, я почему-то вспомнил, ну и…
– Ясно, воспоминания босоногого детства одолели. А тайник тебе зачем понадобился?
– Зачем!.. Откуда я знаю, что у этих мужиков от Валерия Олеговича на уме? Что они со мной сделают, когда все закончится? Вот я тут пистолет и свои документы припрятал на всякий случай. А вчера пушку достал, потому что понял: дело катится к финалу и как бы мне не угодить под раздачу.
– Так ты что, собираешься с пушкой, из которой в полицейских стрелял, по Лондону разгуливать?
– Нет, пистолет я опять спрятал, только документы взял.
– Ладно, давай убираться из этой юдоли скорби, которую ты кощунственно превратил в перевалочную базу, – неодобрительно сказал Ледников. – Раз ты собрался в Эдинбург, нам с тобой на Кингс-Кросс. Оттуда идет куча поездов до Эдинбурга. Шесть часов, и ты на месте. Дотянешь?
Леня вздохнул:
– А куда деваться? Ничего, бывало и хуже.
В такси он затих. Видимо, пока выбирались с кладбища, нога сильно разболелась. Поглядывая на его осунувшееся, посеревшее лицо с закрытыми глазами, Ледников вспомнил слова из бодрой песни, которые он часто обращал и в свой адрес: «Куда вас, сударь, к черту, занесло?» Леня явно подписался на работенку, которая была рассчитана не на такого человека, как он. В нем не было необходимой для этого дела злобы, которую он испытывал бы по адресу своих новообретенных «родственников», не было тупой беспредельной жестокости, которая нужна, чтобы хладнокровно выбивать всеми способами из человека что-то нужное тебе, не было ослепляющей страстной веры в свою правоту, которая заставляет творить черт знает что… В нем не было даже того патологического легкомыслия и безответственности, с которыми Ледников не раз сталкивался в годы работы в прокуратуре, когда люди шли на преступления, ничуть не задумываясь ни о последствиях, ни о расплате. Может, им двигал страх, который мог внушить ему этот самый Валерий Олегович, привыкший, судя по всему, распоряжаться чужими судьбами и жизнями?
Однако, как бы то ни было, но Ледников ни разу не испытал желания сдать Леню полиции. И не потому, что это повредило бы Гланьке, а потому, что Леня был ему просто симпатичен. И скорее представлялся жертвой, чем злодеем. Вопрос – чьей жертвой? Собственного отчаяния или чужой воли? А может, просто безотцовщины?
Леня открыл глаза, страдальчески поморщился.
– Подъезжаем, – сказал Ледников.
Впереди уже действительно маячила махина вокзала Кингс-Кросс, который с некоторых пор стал известен всему миру прежде всего тем, что именно отсюда отбывал в школу волшебников сам Гарри Поттер.
Расплатившись с таксистом, Ледников довел Леню до ближайшего кресла в зале ожидания, а сам отправился к кассам за билетом.
Он уже торопливо шел обратно, когда позвонила Гланька. Ледников остановился и отошел к ближайшей колонне – он терпеть не мог разговаривать на ходу. Да и спешить было некуда – до отправления эдинбургского поезда оставалось еще почти полчаса.
Гланька сообщила, что они уже в Лондоне и на завтра масонская родня Седрика организовала ему встречу с высоким полицейским чином.
– Ледников, тебе надо улетать, – торопливо сказала Гланька. – Седрик в плохом состоянии. Я ему объяснила, что он должен молчать о тебе, но, боюсь, в полиции его раскрутят и он выложит им все… И тогда они наверняка заинтересуются тобой.
– Но я ничего им не сделал, – попытался успокоить ее Ледников.
– Что-то ты же делал! Вспомни эту драку у «Бельведера». А дискета с твоим досье, которая может быть у Кросби? Им сейчас не до шуток! А твои встречи с бывшим полицейским? Скажут, что ты его вербовал, и испортят старику жизнь…
Тут она была права. Если полиция каким-то образом выйдет на него, то Крейг молчать не будет. Совесть и честь старого полицейского не позволят. И чем это для него обернется, никому сейчас не известно. Ясно только, что ничем хорошим…
– А что с Седриком? Чего он поплыл? Из-за завода? – полюбопытствовал Ледников.
Гланька помолчала, а потом нехотя сказала:
– Не только. На него произвело слишком сильное впечатление то, что ему Алекс рассказал про нас с тобой. Он вбил себе в голову, что ничего с тех пор не изменилось… В смысле – у нас с тобой.
– Понятно.
Больше Ледникову сказать было нечего. Не убеждать же Гланьку, что у них действительно все в прошлом! Это будет глупо, пошло и… все-таки будет неправдой.
Ледников повернулся и увидел, что кресло, на котором сидит Леня, окружили несколько вооруженных полицейских. Один из них наклонился над Леней и что-то настойчиво спрашивал. Остальные внимательно контролировали каждое его движение.
– Глань, извини, я тебе вечером перезвоню, – торопливо сказал Ледников, невольно перейдя чуть ли не на шепот.
– Ледников, что случилось?
– Пока. Я перезвоню.
Ледников отключил телефон и сунул его в карман.
Он еще не решил, что ему делать, когда Леня вдруг вскочил и, тяжело ковыляя, бросился бежать. Один из полицейских достал пистолет и хладнокровно, словно в тире, всадил несколько пуль ему в спину. Леня упал, дернулся несколько раз и затих.
Глава 21
A man can die but once
Человек может умереть лишь один раз
«Как мы помним, 22 июля 2005 года английские полицейские застрелили на станции лондонского метро Stockwell бразильца Жана-Шарля де Менезиша, приняв его за террориста. Он вышел из дома на улице Tulse Hill, за которым после терактов в Лондоне в июле 2005 года сотрудники правоохранительных органов установили наблюдение в связи с тем, что там могли скрываться террористы. На Менезише было подозрительное длинное пальто, а за его плечами был рюкзак. Когда полицейские потребовали, чтобы он остановился, бразилец побежал. Скрываясь от 20 полицейских, он перепрыгнул через турникеты и спустился вниз к поездам. Полицейские открыли огонь на поражение, и он был убит. Как выяснилось, он находился в Великобритании по просроченной студенческой визе и поэтому попытался избежать встречи с полицией.
Родственники убитого тогда заявили, что полицейские действовали некомпетентно, по-любительски. Говорят, английские полицейские готовы к борьбе с террористами, но они просто паникуют и подозревают всех подряд…
Однако власти поддержали действия полиции. Премьер-министр тогда сказал, что если полицейские не готовы стрелять в подозреваемых на поражение, то террористическая угроза существенно возрастает.
Британская прокуратура провела расследование инцидента и не нашла состава преступления в действиях полицейских, застреливших бразильского электрика. С главы Скотленд-Ярда были сняты все обвинения. Приказ английским полицейским стрелять на поражение в каждого, кто, по мнению стража порядка, «представляет реальную террористическую угрозу», остался в силе.
Однако правительство Великобритании принесло официальные извинения Бразилии в связи с этим инцидентом».
«А недавно полицейский снайпер застрелил 37-летнюю Энн Сандерсон. Это случилось ранним утром в маленьком городке Севенокс. Друзья и коллеги описали Энн как «миролюбивого, преданного и полезного человека, который, возможно, страдал психическим расстройством».
По утверждению полиции, Сандерсон размахивала огнестрельным оружием и отказалась сдать его в ответ на требование офицера. Позже выяснилось, что пистолет, который был у Сандерсон в руках, всего лишь муляж. По словам следователей, Сандерсон фактически спровоцировала снайпера на убийство. В юридической практике для подобных случаев существует специальный термин – «самоубийство с помощью полицейского».
Соседка покойной Вивьен Бэйн рассказала: «Она была очень хорошим человеком, всегда мне помогала, если я в чем-то нуждалась. Она была похожа на юношу – брила голову, носила брюки в стиле милитари. Думаю, что она занималась боевыми искусствами. Возможно, она страдала психическим расстройством, поскольку в доме, где она жила, размещали пациентов с подобными отклонениями». Энн Сандерсон – первая женщина, преднамеренно застреленная британской полицией».
«Сегодняшнее происшествие на вокзале Кингс-Кросс, когда на глазах у пассажиров был застрелен при попытке к бегству молодой мужчина, полиция объясняет тем, что сегодня утром в Лондоне мужчина, личность которого пока не установлена, стрелял в полицейских и ранил одного из них…
У полиции есть основания считать, что убитый на вокзале Кингс-Кросс и есть тот самый мужчина. И потому полицейские убеждены, что их действия были абсолютно правомерными…»
Этот текст повторялся по всем новостным программам и сопровождался весьма сдержанной телекартинкой, сделанной общим планом. На экране мелькали люди, полицейские, и где-то в глубине кадра можно было различить темное пятно у стены – все, что осталось в Лондоне от хорошего парня Лени Горегляда, уроженца затерянного в южных степях России поселка Майский, где жизнь текла по своим особым законам и порядкам.
Ледников прикончил еще один стакан виски. В голове его было пусто. Думать о произошедшем на его глазах не хотелось. Но сознание, вопреки его желаниям и настроению, продолжало привычно и деловито оценивать то, что случилось.
Можно, конечно, считать свою лондонскую миссию выполненной. Человек, преследовавший Гланьку, лежит в лондонском морге и уже не сможет доставить ей никаких неприятностей. Правда, остались те, кто стоял за ним, но вряд ли они будут угрожать Гланьке – слишком много шума теперь будет вокруг бедного Лени и, скорее всего, эти люди предпочтут уйти в тень. Но есть еще Рафа Муромский, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. Впрочем, есть ли он? А может, он уже успокоился в какой-нибудь заброшенной могиле кладбища или тело его равнодушно влечет вода Темзы, в которой нашли свое пристанище множество бренных останков… Или игра с наследством Муромского-старшего, в которой он активно задействован, еще не окончена?
Неторопливый и, пожалуй, чрезмерно поэтический ход его мыслей прервала Гланька.
– Ледников, ты что, там был?
– Где?
– На вокзале.
Ледников медлил с ответом – как всегда, ему хотелось уберечь Гланьку от лишних знаний, но потом сознался. Сознался потому, что невыносимо хотелось сказать ей, что она – его спасительница.
– Помнишь у Пушкина? При мыслях о повешенных декабристах? И я бы мог, как шут…
– Ты это к чему?
– К тому, что если бы не твой звонок, не знаю, что бы со мной было… Если бы не ты…
И это была истинная правда. Если бы Гланька не остановила его своим звонком, он добрался бы до Лени раньше полицейских, плюхнулся бы на сиденье рядом с ним и… И полиция занялась бы ими обоими. И кто знает, чем бы это все закончилось. Запросто замочили бы обоих… С другой стороны, если бы он был рядом с Леней, тот вполне мог быть сейчас живым… Так что Гланька своим звонком спасла его от очень больших неприятностей, но тем же звонком определила судьбу Лени. Но говорить ей об этом он не стал. Ей и так достается.
– Ты решил, когда летишь? Или будешь дожидаться, когда на тебя выйдет полиция?
– Глань, тут у меня еще одно дело и… махну серебряным тебе крылом.
Они помолчали, и у него вдруг вырвалось:
– Пора мне убираться из твоей жизни.
Гланька сразу поняла: это уже не шутка. Но, умница, она знала и другое – сейчас говорить об этом не время и не место.
– Это дело, о котором ты говоришь, его нельзя отложить?
– Можно. Но я хочу прояснить что-то важное для себя. Мне, как герою Достоевского, надо мысль разрешить. У меня есть кое-какие соображения…
– Ледников, я тебя умоляю!
– Да не беспокойся ты. Это дело умственное, пальбы не намечается. А завтра ты доставишь меня в аэропорт и отправишь на родину.
Глава 22
He isn’t what he pretends to be
Он не тот, за кого себя выдает
Она сразу открыла дверь и молча пропустила его в квартиру. Выглядела она рассеянной и одновременно сосредоточенной на чем-то. Видимо, какая-то сильная и глубокая мысль владела ею, и все остальное рядом с ней казалось не важным и не нужным. Ладно, это ее проблемы, решительно подумал Ледников, у нас своих хватает. И перешел к делу.
– Валерия, вы уже знаете, что произошло?
– Да, я смотрела телевизор, – бесстрастно ответила она.
– Я был на вокзале, когда его убили. Собственно, я его туда и привез. Он был ранен… Его ранили еще утром, когда пришла полиция.
– Да, они сказали… по телевизору… – по-прежнему рассеянно кивнула она.
– И мы с вами имеем к этому прямое отношение, – с нажимом сказал Ледников. – Ведь это вы звонили мне и сообщили адрес квартиры, где держали Рафу…
Она никак не отреагировала на это. Просто все так же безучастно слушала.
– Послушайте, Валерия! Мне Леня вовсе не показался законченным злодеем. Ни тем более организатором всего этого мероприятия по исчезновению вашего патрона, – уже несколько раздраженно сказал Ледников. – На мой взгляд, его только использовали. Вопрос – кто? Кто эти люди? И представляют ли они по-прежнему опасность для моих друзей?
Она бросила на него несколько удивленный взгляд.
– Леня рассказал мне про некоего Валерия Олеговича и его подручных, но я не успел узнать у него, где их искать. Вы что-нибудь знаете о них? Ведь они и с вами поработали? Или вы имели дело только с Леней?
Она вдруг усмехнулась. А потом сказала нечто совершенно неожиданное:
– Господи, а ведь я была уверена, что вы давно уже все поняли! А вы ни о чем до сих пор не догадались…
– Валерия Олеговна! – повысил голос Ледников. Ему уже надоела эта игра в спящую царевну. – Может, вы будете выражаться более понятно? О чем я должен был догадаться?
– Валерия Олеговна! – передразнила она. И повторила: – Валерия Олеговна… Ну же, господин Ледников! Включите, наконец, ваши хваленые аналитические способности.
И вот тут до Ледникова дошло. Господи, неужели все так просто? Все откровенно, словно в насмешку, лежит на поверхности…
– Вы хотите сказать, что нет никакого Валерия Олеговича, а есть… Валерия Олеговна?
– Наконец-то сообразили! Эх вы, сыщик!
Обижаться Ледников не стал – не до того. К тому же если подследственный искренне убежден, что он умнее следователя, то следователю это только на руку. Если он, разумеется, на самом деле не глупее.
– Вы знаете, я давно подозревал, что ваша роль в этой истории значительнее и серьезнее. Но вот на такую незамысловатую шутку, как переименование Валерии Олеговны в Валерия Олеговича, не рассчитывал. Как-то все это слишком легкомысленно, игриво и… чересчур откровенно.
– А это и была игра, – грустно сказала Валерия. – Однажды Леня вдруг спросил: а что делать, если его задержат? И я сказала в шутку: говори тогда, что тебя принудил к этому Валерий Олегович, по твоему мнению, бывший сотрудник КГБ. Ну и рассказывай, какой он ужасный злодей… Англичанам такая сказка будет только в радость, потому что она очень удачно ложится в их схемы. И вообще, это как раз то, что им нужно! Не правда ли?.. Мы потом часто веселились, придумывали: а что сделал бы Валерий Олегович? А как бы посмотрел на это Валерий Олегович?.. Мы даже придумали ему внешность – вылитый Пол Ньюмен! – манеры, словечки…
– Типа атамана Кудеяра?
– И это тоже. Значит, Леня рассказал вам эту мистерию, а вы поверили? Ну, господин Ледников, не ожидала! Не рассчитывала, что мои скромные фантазии произведут такое впечатление даже на вас.
В ее голосе прозвучал некоторый избыток превосходства и насмешки, и это уже нельзя было оставить без последствий. К тому же она дама впечатлительная и «чувствительная», настоящая героиня готического романа, и потому надо попробовать как раз на ее чувствах и сыграть. Пришла пора пробежаться и по этим струнам, решил Ледников. Посмотрим, как вы держите удар, дорогая Валерия Олеговна. Вряд ли нервишки у вас железные.
– Да, Леня вас не выдал, – многозначительно сказал Ледников. – Во всяком случае, он очень старался, чтобы я ни о чем не догадался. Он вас очень любил, Валерия Олеговна. Любил по-настоящему. А вот вы? Вы к нему как относились? Любили хоть немного? Или просто использовали в лучших традициях семейства Муромских? Использовали, не брезгуя никакими средствами? Включая постель?
Ледников сразу понял, что просчитал все правильно. Валерия явно смутилась, ей уже было не до торжественных усмешек. Удар пришелся в самое болезненное место.
– Боюсь, вы не поймете, – пробормотала она.
– А вы расскажите… – сбавив тон, почти миролюбиво предложил Ледников. – Уверяю вас, я не настолько тупой и бесчувственный тип, как это может показаться. К тому же нам с вами надо договориться о том, как мы будем жить дальше. Но для этого я должен знать правду. Попробуйте-ка не лгать. Правда бывает выгоднее и полезнее.
Валерия задумалась. Ледников спокойно ждал. Он видел, что она не колеблется, а просто решает, с чего начать.
– Хорошо, я вам все расскажу… Черт, умеете вы влезать в душу… Так вот. Однажды я случайно услышала разговор Муромского с сыном. Он был пьян, а потому всячески задирал Рафу, тупо, однообразно и монотонно издевался над ним.
– Он что – очень его не любил?
– Тогда они уже все ненавидели друг друга. К тому же в пьяном виде Муромский был омерзителен, ему надо было кого-то обязательно обидеть, оскорбить. А в Рафе он тогда уже стал видеть черты его матери, с которой давно был на ножах.
В тот раз он неожиданно стал пугать Рафу тем, что у него может быть старший брат, с которым ему придется по-честному поделиться… Сначала я решила, что это просто пьяные фантазии, но Муромский как-то уж очень слезливо рассказывал о своей юношеской любви в родном городе, о том, как нехорошо он себя повел тогда, соблазнив и бросив замечательную чистую девушку…
– Как говорил Валерий Олегович, прямо раскаявшийся атаман Кудеяр, – не удержавшись, опять зацепил ее Ледников.
Валерия не стала реагировать на его колкости. Ей было не до них.
– Рафа тогда пришел в бешенство, а Муромский просто заснул и, судя по всему, утром совершенно забыл, что рассказывал сыну. А вот Рафа не забыл… На него перспектива делить деньги не только с матерью, но и с неведомым братом произвела неизгладимое впечатление. Однажды он даже пристал ко мне с расспросами: не знаю ли я чего о прошлом отца? Про каких-то там чистых девушек и сопливых детишек?.. Так что он эту сказку воспринял всерьез. И даже прошипел что-то вроде того, что, может быть, есть смысл во всем этом окаменевшем дерьме покопаться. А вот это уже не забыла я… И обратилась к своему приятелю, работающему в частном сыскном агентстве.
– И каков же был заказ?
– Отправить человека на родину Муромского, чтобы он провел основательные раскопки в его прошлом. Причем не брезговал и разными слухами. Человек съездил. Так я узнала про Леню Горегляда. Потом я нашла время и поехала туда сама.
– План уже был готов?
– Нет. Для начала я должна была посмотреть на Леню. А вдруг он оказался бы каким-нибудь тупым продажным ментом или вовсе бандитом?.. Но он оказался очень симпатичным парнем, с которым вполне можно было иметь дело. Мы познакомились и…
– И он влюбился в вас до безумия. Потому что таких женщин, как вы, в его жизни до этого не было и не предвиделось.
– Думаете подействовать на меня лестью? – осведомилась Валерия.
– Да нет, я действительно так считаю.
– Да, это было несложно… В постели он просто светился от счастья. Это было даже трогательно.
– А вы? Что вы испытывали к симпатичному, но безнадежно провинциальному милиционеру?
– Он уже работал в службе безопасности местного банка, – уточнила Валерия. – А я… Вы не представляете, в каком я была тогда состоянии. Я уже точно знала, что Муромский способствовал смерти отца и обобрал его. Я уже знала, что он приложил руку к гибели матери. А еще я поняла, что он никогда не даст мне денег на собственное дело и уже готов выкинуть меня из компании ради какой-то совсем юной девицы… Он предложил мне ехать в Лондон к его сыну в этой оскорбительной, унизительной роли. А Рафа при встрече потирал ручонки и говорил, что в Лондоне нам никто мешать не будет, что хозяин – барин… Я привезла Леню в Москву, заставила провести генетическую экспертизу и, когда заключение было у него на руках, сказала, что надо действовать, если он хочет, чтобы мы были вместе и жили где-нибудь в Европе, не нуждаясь в деньгах.
– И что, он сразу согласился?
– Как это говорится в романах… Ради нее он был готов на все. Это как раз про него. Знаете, я даже иногда побаивалась этой его преданности… Я купила ему билет в Мадрид, а сама улетела в Лондон. Через месяц прилетела в Испанию, встретила его в аэропорту и поселила в гостинице. На виллу Муромского, где бывала много раз, отвезла его тоже я, предварительно нарисовав ему подробный план поместья. Я отвлекла охранника, который меня хорошо знал, и Леня проскользнул в это время внутрь.
– Послушайте, вы же разумный и деловой человек. Неужели вы рассчитывали, что Муромский ему что-то вот так возьмет и отдаст?
– Дело в том, что он сильно переменился в последнее время…
– Это я уже слышал в исполнении Валерия Олеговича – в старом разбойнике «совесть Господь пробудил».
– Насчет совести говорить не буду, поскольку не знаю… Там возникло новое обстоятельство. У Муромского обнаружился рак. Причем уже в последней стадии. Узнав об этом, семейство начало черную войну за наследство. На его глазах и не стесняясь в средствах. Я подумала, что в таком состоянии он, узнав о Лене, мог повести себя, так сказать, нетрадиционно… Но, как вы знаете, смерть ему пришлось принять то ли от яда, то ли от воды…