Невеста по завещанию Куно Ольга

– Как сбежала?! – напустился на него один из тех, что вел меня.

– Я был уверен, что она без сознания, – виновато произнес тот, что сидел на козлах. – Разобрался со стражником, вернулся – а ее уже нет.

– Значит, уходим еще быстрее, – деловито подытожил третий.

Меня бесцеремонно запихнули в карету; все мои попытки упираться, ясное дело, никакого результата не дали. Пришлось позволить усадить себя. Один из нападавших сел рядом со мной, второй – напротив. Карета мгновенно тронулась с места, но уже через несколько минут остановилась. Если прежде меня отчаянно пугала собственная беспомощность и столь близкое соседство двух мужчин, то теперь я почувствовала себя совсем уж мерзко, потому что в распахнувшейся дверце кареты возникло торжествующее лицо Амандины. Она забралась внутрь и села на свободное место напротив меня.

– Ну вот ты и попалась, тварь. – Ее голос и взгляд были пропитаны злобой. – Не скрою, ты мне много крови попортила. Но теперь и сама заплатишь за все сполна.

Я, конечно, была не прочь ей ответить. Но, увы, мерзкая тряпка по-прежнему забивала рот. Был, правда, вариант просто ударить экономку ногой. Но последствия такого действия были уж очень непредсказуемы, поэтому я решила до поры до времени воздержаться. А Амандина продолжала – видно, давно готовила свой монолог:

– Я нашла человека, которому твоя кровь очень даже понадобится. А ты думала, я не знаю твой секрет? – оскалилась она, увидев, как я встрепенулась. – Отлично знаю. Когда Дамиана принесли раненого и ты осталась с ним наедине, я отослала всех слуг и наблюдала за тобой через замочную скважину. Думала, ты хочешь его извести, чтобы захапать себе все имущество. Но я ошиблась. Зато увидела твой мерзкий ритуал.

Ритуал? Впрочем, ладно, называй, как хочешь. Но я рада, что это все-таки не Дамиан рассказал тебе все как есть…

– А после я и лекаря как следует расспросила, – продолжала Амандина. – И он признался, что виконту грозил паралич, но он самым неожиданным образом исцелился. Должна сказать, между нами девочками, раз уж проболтаться у тебя все равно шансов не будет: твое появление спутало мне все карты. Но только в тот момент я поняла насколько. Если бы Дамиан остался парализованным, я стала бы за ним ухаживать и быстренько получила бы в замке роль фактической хозяйки. А он в благодарность еще и завещание бы в мою пользу переписал. Прожил бы он в таком состоянии недолго – такие, как он, неспособны быть беспомощными, – и кто знает, кем я могла бы в итоге стать.

М-да, мрачно думала я, губу так раскатывать вредно. Она же может потом не закататься, а передвигаться с такой губой неудобно. Вот интересно: ведь если рассудить, именно я была в определенном смысле заинтересована в болезни Дамиана. Если бы он остался без ног, то не кто-нибудь, а я, его жена, стала бы фактической хозяйкой в замке. Вот если бы он умер, тогда другое дело, ведь замок завещан не мне. А вот пока он жив, но функционировать не может, – для меня, можно сказать, самое раздолье. Вот только мне это даже в голову не пришло, когда я резала себе вену. А эта красавица успела и в голове все подробно прокрутить, и смертельно озлобиться за то, что у нее отобрали столь призрачное будущее.

– Так, на эти лирические отступления у нас нет больше времени, – оборвал Амандину один из напавших на меня мужчин. У него была густая рыжая борода, прятавшая добрую половину лица. – Ты хотела на нее посмотреть – посмотрела. Бери деньги и убирайся. Нам надо ехать.

– Верно, – согласно кивнул второй, долговязый, сидевший напротив меня. Он извлек из-за пазухи кошель и перебросил бывшей экономке. – И учти: наш приятель служанку упустил. Догонять нам некогда, да нам она и не нужна. Как выкручиваться-то будешь? А то смотри, если тебя поймают, деньги не понадобятся. Может, и не отдавать их тебе?

Он усмехнулся, второй тоже.

– Понадобятся, – заверила весельчаков Амандина. – Я знаю, где переждать, пока все поуспокоится. Есть в горах один домик. Заодно и покупателя найти успею. А как искать перестанут, выберусь из виконтства. С такими деньгами уж точно не пропаду.

– Ну смотри, – равнодушно пожал плечами рыжебородый. – Давай вылезай. Пора убираться отсюда, да и ждут нас.

Бросив на меня последний победоносный взгляд, Амандина полезла из кареты. Вот тут я не удержалась. Извернулась и со всей силы придала ей ускорение ногами. Экономка вылетела наружу носом о дорожку. Послышались нецензурные возгласы, которые я понимала лишь частично, но жажда мести была очевидна по интонации. Однако долговязый с громким смешком захлопнул дверцу, и карета сразу же тронулась.

Мы ехали долго, во всяком случае, так мне казалось. Выглядывать в окошко кареты мне не позволяли; оба окна были тщательно закрыты темно-синими занавесками. Кляп тоже не вытаскивали, и руки оставили связанными.

Первое, что я почувствовала, когда карета все-таки остановилась и долговязый распахнул дверцу, – это что стало ощутимо холоднее. А потом догадалась, в чем дело: мы подъехали к горам. Так оно и оказалось. Стоило мне выйти наружу, подталкиваемой рыжебородым, как я увидела перед собой подножие горы и резко уходящую вверх тропинку. Людей вокруг не было, пасшейся скотины тоже не видно. Да и немудрено. Склон крутой, почва каменистая, никаких домов здесь стоять не может.

– Все, теперь ножками, – заявил долговязый, подталкивая меня в спину.

Рыжебородый уже начал подниматься по тропе. Третий, который сидел на козлах, снова взялся за поводья, увозя карету. Правильно, нельзя же карету здесь внизу оставлять. Она бы привлекла внимание. А так кто догадается, куда меня увезли? Допустим, Мэгги добежит до замка. Расскажет обо всем Дамиану. Он отправит людей на поиски. А нас уже и след простыл. Откуда им знать, что мы поехали в горы? А если даже про горы догадаются, мало ли здесь укромных мест? Все равно не найдут. Я сглотнула, пытаясь избавиться от поселившегося в горле комка.

Сперва тропинка вела строго вверх, и я очень быстро выдохлась. Темп похитители задавали быстрый, а стоило мне замедлить шаг, как меч поднимавшегося позади долговязого недвусмысленно упирался мне в спину. Я споткнулась один раз, затем другой. Мелкие камешки сыпались из-под ног. Споткнувшись в очередной раз, я остановилась и настойчиво замычала. Рыжебородый обернулся, переглянулся поверх моей головы с приятелем.

– Да ладно, здесь кричи не кричи, все равно никто не услышит, – протянул тот.

Рыжебородый кивнул и вытащил у меня изо рта кляп. Сразу захотелось начать отплевываться, но воспитание не позволило.

– Я не могу так быстро идти, – заявила я. – И со связанными руками не могу. Здесь подъем крутой, я равновесие теряю и даже удержаться ни за что не могу!

Эти двое снова переглянулись.

– Да в общем все равно не убежит, – высказал свою точку зрения долговязый. – Ты впереди, я позади. Да и деваться ей некуда. А дальше дорога будет хуже, там со связанными руками и в пропасть свалиться недолго.

Рыжебородый извлек из-за пояса кинжал.

– Только учти, – сказал он мне, прежде чем перерезать веревки, – чтобы без фокусов.

Острие кинжала на мгновение приблизилось к моему носу.

Идти без веревок действительно стало легче. Вскоре подъем перестал быть таким уж резким, а потом тропа и вовсе побежала вокруг горы, параллельно тянущимся внизу лугам. Теперь я получила возможность в полной мере осознать, насколько узкой она была. Идти приходилось вплотную к каменистому склону, который возвышался сейчас по левую руку. Справа же сразу за тропинкой начинался обрыв. Мы резко снизили темп. Смотреть вниз было страшно: мы успели забраться довольно высоко, и я старалась глядеть исключительно под ноги. Но совсем уж не поворачивать голову направо не получалось. К горлу подступила тошнота. Время от времени тропинка чуть-чуть расширялась, тогда идти становилось полегче, но иногда, наоборот, для того, чтобы продвигаться вперед, приходилось огибать узкие выступы, прижимаясь к ним всем телом, чтобы не рухнуть в пропасть. Временами слева от тропинки также возникали небольшие пещерки естественного происхождения, то совсем крохотные, больше похожие на норы, то такие, где не слишком высокий человек вполне мог бы стоять в полный рост. Перед некоторыми пещерами были вполне широкие площадки.

Склон над нами стал более пологим, тропинка разветвилась: одна дорожка уходила выше, другая продолжила огибать склон. Оказавшись на очередном особенно узком участке, я схватилась рукой за горло, а затем и вовсе зажала ладонями рот. Как только тропа слегка расширилась, я опустилась на корточки и склонилась к земле.

– Эй, ты чего? – прикрикнул рыжебородый.

– Не могу… тошнит, – прохрипела я.

– Ну что ты будешь с ней делать? – раздраженно бросил он долговязому.

Тот обошел меня и сел на корточки напротив.

– Нам торопиться велели, не нянчиться же с ней целый день! – продолжал сетовать рыжебородый.

– А что ты предлагаешь, на себе ее тащить по такой дороге? – рявкнул в ответ долговязый. – Он сам виноват: раз нашел себе такое местечко, пускай терпит.

Я сделала глубокий вдох для храбрости, а потом резко толкнула полуотвернувшегося долговязого. Если свалится, то тем лучше, но, впрочем, проверять мне было некогда. Лишь бы хоть на долю секунды вывести обоих из строя. Резко подскочив, я бросилась бежать обратно. За спиной послышалась ругань. Кричали на два голоса; значит, не свалился. Жаль. Сосредоточенная на беге, я даже не успела попросить у богов прощения за такую мысль. Крики приближались. Большую часть слов я не понимала. Зато одно из них точно слышала от Дамиана в адрес жрицы из нашего пансиона.

Я старалась бежать все быстрее. Конечно, на такой дороге это очень опасно, но что я теряла? Ведь все равно меня вели на заклание. Кто знает, может, упасть в пропасть – оно и лучше?

Я бы и упала. Как раз споткнулась, но долговязый успел меня перехватить. Громко выругался, со злости толкнул меня так, что я больно приложилась спиной о скалу. Вытащил из-за пояса кинжал и прижал к моему горлу.

– Еще раз выкинешь что-нибудь подобное – пожалеешь, – процедил он. – Я привяжу тебя к веревке и поволоку за собой. Мне платят за то, чтобы доставил тебя на место живой, но в каком именно виде – не уточнялось. Я понятно выражаюсь?

Я кивнула, сжав зубы. Связывать мне руки не рискнули, иначе шансы упасть действительно были бы высоки. А я была слишком ценным товаром, чтобы вот так глупо его потерять. Но с этого момента следили за мной как следует, и никакой возможности усыпить их бдительность больше не представлялось. Я шла и думала о том, что, наверное, совершенно напрасно оставила там, на тропинке, недалеко от развилки серебряное кольцо со своего мизинца. Все равно его некому будет найти.

Мы поднимались еще час или полтора. Я успела окончательно вымотаться, но утешала себя тем, что скоро отдохну, притом капитально. А Дамиан, наверное, так даже и не узнает, кто меня увез, и куда, и что со мной сталось… Лучше бы я все-таки не побоялась обнять его в ту ночь. Будет ли он обо мне горевать? Злиться будет, это точно, и будет чувствовать вину, что нес за меня ответственность – и не уберег. Но это все не то… Будет ли ему действительно жаль? Или где-то глубоко внутри он испытает чувство облегчения от того, что волею богов избавился от навязанной ему жены?

Пещера появилась как-то резко, вдруг, словно из ниоткуда. Мы обогнули очередной выступ – и вот, перед нами зияет темнотой проход. От неожиданности я остановилась, но меня бесцеремонно подтолкнули в спину, и пришлось войти внутрь вслед за рыжебородым.

В отличие от остальных эта пещера была действительно просторной. Неровный потолок местами высокий, местами такой, что стоять можно, только пригнув голову. Сначала я подумала, что здесь поработали люди, но потом поняла, что навряд ли, и вернее всего, пещера все же естественного происхождения. А вот к внутреннему убранству человек, безусловно, руку приложил. К стене – казалось, что на ощупь она должна быть шероховатой, – были прикреплены горящие факелы, на земле лежало обструганное сверху бревно, по-видимому заменявшее скамью, а в глубине пещеры стояли многочисленные кувшины, чаши и мешки с неизвестным содержимым. Но главным, что притягивало здесь взгляд, было высокое узкое ложе, серое с вкраплениями красного, вероятно сработанное из изначально находившегося в пещере камня и неприятно похожее на алтарь.

Человека, склонившегося над одним из кувшинов, разглядеть в полутьме не удалось.

– Привезли? – спросил он, пересыпая из одного кувшина в другой какой-то порошок.

Поворачиваться к нам не спешил, тщательно отмерял нужную порцию.

– Насилу дотащили, – проворчал рыжебородый. – Добираться сюда, я вам скажу… – Он эмоционально махнул рукой.

– За то и деньги получаете.

Наниматель говорил спокойно, почти весело. До жалоб похитителей ему никакого дела явно не было.

– Что с ней теперь делать-то? – спросил долговязый.

Наниматель дважды махнул рукой в сторону «алтаря», по-прежнему не отрывая взгляда от струйки порошка, тянувшейся от одного узкого горлышка к другому. Необходимость все разъяснять своим подчиненным явно его раздражала.

Только теперь я разглядела приготовленные на алтаре веревки. Казалась, я уже была запугана до смерти, но нет, теперь испугалась намного сильнее. И потому пыталась отбиваться всеми силами, но эти двое все равно дотащили меня до алтаря. Я перестала сопротивляться лишь после того, как мои руки привязали к возвышавшимся с двух сторон от алтаря столбам, а ноги перехватили крепким кожаным ремнем. Рыжебородый и долговязый отошли от меня подальше; я мстительно подумала, что синяков у них обоих все-таки прибавится.

– Теперь покараульте снаружи.

Наниматель наконец распрямил спину. Мои похитители вышли из пещеры без лишних вопросов и, кажется, без малейших сожалений. Я понимала, что больше их уже не увижу, но не могу сказать, чтобы это обстоятельство сильно меня расстраивало. Поводов для сожаления было достаточно без этого.

Я изо всей силы дернула руками. Веревки держали крепко. Руки при этом оказывались изогнуты, так что кисти опускались ладонями вниз. А непосредственно под запястьями стояли глубокие чаши, в которых уже подрагивала какая-то жидкость. На первый взгляд она казалась фиолетовой, но, впрочем, в свете факелов можно было и ошибиться. Да и другое было важнее. Значение имел цвет той жидкости, которой предстояло окончательно заполнить чаши. И я догадывалась, каким он должен был быть.

Я перевела взгляд на единственного человека, оставшегося со мной в пещере. Нет, он не производил впечатления злодея. Нормальное лицо: не злое, не дикое, не мрачное. Дамиан мрачнее. Не отталкивающее, но и не сияющее обаянием. Рост не низкий и не высокий, скорее средний. И по комплекции мужчина был не толстым и не худым. А опять-таки средним. Он и казался мне сейчас эдаким усредненным человеком. Не личностью, а всей человеческой расой, напоследок сведенной в единый образ. Вот ведь забавно: в страшных сказках вампиры – это существа с особенными свойствами, которые могут пить кровь обычных людей. В моей жизни все было наоборот и куда как страшнее. Ибо рядом со мной все люди – вампиры. А вот кровь им подходит только особенная. Моя.

– Кто вы такой? – спросила я.

От того, что я держала голову приподнятой, в то время как все тело лежало на камне, у меня заболела шея.

Мужчина передернул плечом.

– Это не имеет значения. Можете звать меня доктор Крэйтон.

Доктор. Опять. Ненавижу лекарей! Хотя, наверное, это и глупо. Лекарство ненавидит лекарей. А кто я в сущности есть, как не ходячее лекарство? К которому боги зачем-то, не иначе шутки ради, приделали тело, и душу, и способность чувствовать боль… Я сжала зубы.

Крэйтон поднес кувшин к чаше, стоявшей под моей правой рукой, и вылил в нее какую-то жидкость, на сей раз зеленоватую. Послышалось шипение, в ноздри ударил резкий, чуть сладковатый запах, а рука ощутила тепло поднимающегося кверху пара. Лекарь неспешно обошел алтарь, и то же самое повторилось с другой стороны.

– Вы смертельно больны? – спросила я, снова поднимая голову.

Шея болит все сильнее. Неужели у меня такая тяжелая голова? И что за глупые мысли лезут в эту самую голову напоследок? Не иначе я начинаю сходить с ума; в моем положении это и немудрено.

– О нет, – покачал головой Крэйтон. – Я совершенно здоров, насколько вообще может быть здоров человек моего возраста.

Какой у него возраст? Сорок? Пятьдесят? Не пойму. Средний. Все среднее. Средний возраст, средний человек…

– Значит, болен кто-то из близких вам людей?

Настойчиво пытаюсь докопаться до правды. Не знаю зачем. Может быть, просто потому, что надо же цепляться хотя бы за что-то в этой жизни, после того как все, что у меня было, уже осталось позади. Вернее, внизу, там, на равнине, где тропинки не уходят в высоту и не петляют по краю пропасти.

– У меня нет близких людей.

Эти слова произнесены без малейшего сожаления. Не сетование, просто констатация факта.

– Тогда зачем вам все это нужно? – воскликнула я, действительно недоумевая.

– Я действую не из личных интересов. – Сказано, кажется, не без гордости. Возможно, даже с самолюбованием. – Скорее из общественных.

– Какой обществу интерес в моей смерти?

Я хмурюсь, искренне пытаясь найти хоть какую-то логику в разворачивающемся вокруг меня бреде. И, кажется, нахожу.

– Вам кто-то заплатил, да? Какой-то богатый человек умирает, и заплатил за то, чтобы вы принесли ему мою кровь?

Он криво ухмыльнулся.

– В некотором смысле можно сказать и так. Но только в некотором.

Мне не до того, чтобы разбираться в нюансах.

– Послушайте, мы ведь можем договориться. – Я снова приподнимаю голову. – Сколько вам заплатил тот человек? Вы знаете, что я – виконтесса? Уверена, я смогу дать вам больше. Вернее не я, а мой муж. Если вы оставите меня в живых, он заплатит столько, сколько вы скажете.

Не слишком ли я тороплюсь с подобными обещаниями? Заплатит ли? Так-таки сколько угодно? За жену, на которой он никогда не хотел жениться? За девчонку, с которой хлопот не оберешься? За женщину, с которой ему неприятно даже находиться в одной кровати? Впрочем, сейчас все это не имеет особого значения. Главное – отсрочка. Чтобы мне развязали руки. Чтобы сняли с этого проклятого алтаря. А дальше у меня появится время на то, чтобы подумать и найти выход. Или как минимум попытаться его найти.

– Все не так просто, как вы думаете, – поморщился Крэйтон. – И дело не в деньгах… Вернее, не только в них. Да, деньги имеют значение, и вряд ли ваш муж смог бы дать мне столько, на сколько я рассчитываю. Но кроме денег есть, как я уже говорил, общественный интерес. Продвижение науки, даже скачок. Спасение жизней.

– Жизней? У вас что, несколько больных?

– У меня вообще нет определенных больных – сейчас, – покачал головой лекарь. – Я собираюсь извлечь вашу кровь, чтобы с ее помощью лечить людей впоследствии.

– Но у вас ничего не получится! – воскликнула я, всей душой цепляясь за надежду, что он просто не в курсе подробностей и мне удастся его переубедить. – Мою кровь нельзя использовать по прошествии времени. Она ценна до тех пор, пока течет по моим жилам и сразу после этого. Потом же ее ценность быстро теряется. Пройдет четверть часа – и это будет самая обыкновенная кровь. Вы никого не сможете исцелить с ее помощью! Ну разве что вампира.

По глазам Крэйтона я ясно вижу: мне не удалось его убедить. Но, кажется, он даже доволен, что я затронула эту тему.

– Совершенно верно, – кивает он. – Именно так все и считают. И это приводит к массе неудобств, даже если человека с вашим видом крови удается найти, – а это большая редкость, один случай на тысячи. И именно в этом и заключается мое открытие. Я нашел способ сохранить действие вашей крови на долгое время. Если хотите, законсервировать. В этих сосудах, – он кивнул на алтарь, но я поняла: речь идет о тех чашах, над которыми зафиксированы мои запястья, – находится жидкость, которая, смешавшись с вашей кровью, впитает в себя ее свойства, а также поспособствует их продолжительному сохранению. Точный срок мне неизвестен – от нескольких месяцев до нескольких лет. Но так или иначе, это большое достижение. Таким образом я получу не только эффект консервации, но и куда большее количество лечебной жидкости, чем если бы извлек только вашу кровь саму по себе. Конечно, концентрация целительных веществ в такой жидкости будет немного ниже, чем в Живой Крови. Но тем не менее этого будет достаточно, чтобы исцелить сотни людей от легких болезней. Или около десяти человек – от заболеваний неизлечимых.

Я судорожно сглотнула. Надежда ускользала сквозь затекшие пальцы и тонула прямо там, в фиолетовой жидкости. Десяток богатых отчаявшихся людей, готовых отдать за возможность жить все свое состояние? Против такого куша мне действительно нечего предложить независимо от того, на что был бы готов ради меня Дамиан. В висках застучала кровь. А Крэйтон уже извлек откуда-то отвратительного вида нож и аккуратными, профессиональными движениями протирал его какой-то жидкостью. Не иначе для дезинфекции, чтобы я ничем не могла заразиться. Точнее сказать, чтобы моя кровь, не приведи боги, не испортилась.

– Отпустите меня, пожалуйста. – Я прекрасно осознавала, насколько нелепо и бессмысленно звучат эти слова, но не сказать их все равно не могла. – Как вы не понимаете, так же нельзя. Я же живой человек. В моих жилах – кровь, а не какая-нибудь руда, которую можно вот так просто взять и извлечь!

Мои слова не произвели на него никакого впечатления, да, конечно, и не должны были.

– Земля тоже живая, – развел руками лекарь. – Ей тоже может быть больно, когда из нее берут полезные ископаемые. Она может пострадать. Пересыхают реки, умирает растительность, гибнут животные. Но люди все равно добывали, добывают и будут добывать из ее недр то, что им нужно. Такова человеческая природа, таковы законы мироздания.

Человеческая природа… И вправду вампиры… Я смотрела на скрупулезно протирающего лезвие Крэйтона, а видела почему-то Эдмонда. Он неловко улыбался, заглядывал в глаза с извиняющимся видом и говорил: «Есть девушка, которую я люблю». Не глупо ли предаваться воспоминаниям в последние минуты жизни, секунды даже? Но в сознании снова всплыло отчетливое и неумолимое: так правильно, так и должно быть. Я одна. Я никому не нужна. Им всем нужна только моя кровь. И кому какое дело до того, что мне не хочется умирать? Законы мироздания куда как важнее. Десяток жизней. Любимая девушка. Родные и близкие. Прорыв в науке. А Крэйтон подошел совсем близко.

Я отвернула от него голову и закрыла слезящиеся глаза, не в силах отстраниться как-нибудь иначе. Я была не права насчет секунд. Смерть не придет мгновенно. Жизнь будет выходить из меня капля за каплей, в ужасающе буквальном смысле слова. Кровь будет вытекать, а я – постепенно слабеть, понимая, что в какой-то момент ослабну окончательно и тогда просто исчезну. Усну? Потеряю сознание? Какая разница?

Я все-таки не удержалась, открыла глаза, чтобы увидеть, как сверкнет лезвие хирургического ножа, которым перережут вену на моем запястье. А потом чьи-то пальцы перехватили запястье самого Крэйтона и сжали с такой силой, что нож выпал из его руки. Дамиан рывком развернул лекаря к себе лицом и отшвырнул в сторону с такой силой, что тот ударился головой о стену пещеры и сполз на землю. Выглядел Дамиан непривычно: одежда помята и перепачкана, рукава засучены, на рубашке подозрительного цвета пятно, а лицо такое злое, что впору было бы испугаться и мне. Вот только пугаться еще сильнее я уже не способна. Да и не напугает меня Дамиан после всего, что мне довелось пережить, даже если склонится над моей шеей и сверкнет ослепительно-белыми клыками. Уж лучше пусть он мою кровь выпьет, чем кто-то еще.

Между тем клыков Дамиан не обнажал, зато отлетевшего в сторону Крэйтона нагнал быстро, ударил лекаря сапогом по ребрам, прежде чем тот успел подняться, а затем, схватив за волосы, запрокинул ему голову. Но Крэйтон уже закатил глаза. Оставив его валяться на полу без сознания, Дамиан поспешил обратно ко мне.

– Тише, девочка, – сказал он, извлекая из ножен кинжал и перерезая стягивавший мои ноги ремень. – Сейчас.

Он зло пнул ногой стоявшую справа от меня чашу. Сосуд опрокинулся, жидкость, показавшаяся мне теперь черной, потекла по полу пещеры. Дамиан перерезал веревку, удерживавшую мою правую руку. Обходить алтарь не стал, просто перегнулся, перерезая вторую. И помог мне сесть, осторожно поддерживая спину.

– Цела?

Он вглядывался мне в глаза так, словно определить, цела я или нет, можно было исключительно по ним. Я вцепилась в его локоть, хоть моя собственная затекшая рука отозвалась на движение острой болью.

– Кажется. – Я улыбнулась сквозь слезы; впрочем, скорее это был истеричный смешок.

– Шшш. – Дамиан очень мягко высвободил руку и принялся осторожно перерезать веревки, которые по-прежнему были обмотаны вокруг моих запястий. – Сейчас я тебя отсюда заберу.

– Их тут трое, – взволнованно сказала я. – Снаружи были двое и этот…

– Тех двоих уже нет, – успокаивающим тоном ответил Дамиан. – А этот – тоже труп, – добавил он, резко оборачиваясь к поднявшемуся и шагнувшему в нашу сторону лекарю.

Дамиан вернул кинжал в ножны и выхватил внушительный меч. Внушительности ему добавлял тот факт, что свежая кровь, перепачкавшая клинок, еще не успела высохнуть.

– Лучше брось эту игрушку и не дразни меня, – посоветовал он, кивая на второй нож, обнаружившийся в руке у Крэйтона.

На сей раз не хирургический, а скорее охотничий. Лекарь облизал губы, поглядел на окровавленный меч Дамиана, правильно оценил свои силы и разжал пальцы. Нож упал на пол.

– Как вам удалось найти это место? – спросил Крэйтон, глядя на Дамиана скорее подозрительно, нежели испуганно.

По-моему, он еще не до конца осознал, что весь его грандиозный план провалился, да и шансы выжить близки к нулю.

– Тебе интересно, да? – презрительно отозвался Дамиан. – Ладно, будем считать это последним желанием приговоренного. Ты даже не счел нужным проверить, чью жену похищаешь.

– Я знаю, что вы служили в Ансилоне, – сказал лекарь, демонстрируя, что кое-какую информацию он все-таки счел нужным раздобыть. – Но разве это имеет отношение к делу?

– А кем конкретно я служил в Ансилоне, не в курсе? – отозвался Дамиан. – Тебе неизвестно, что я бессчетное число раз ходил в разведку за пределы контролируемой нами территории? Зачастую в одиночку. Через джунгли и каменистые холмы. И если наши ланрежские соседи ориентируются в подобных условиях не слишком-то хорошо, то аборигены приспосабливаются к ним с самого детства. Они передвигаются бесшумно, с легкостью уходят от слежки, а потом в самый неожиданный момент появляются у тебя за спиной, чтобы перерезать горло своими кашинами. Это оружие, сделанное не из стали, а из клыков водящихся там животных. Очень острое. Разыскать их временный лагерь и подобраться к нему незамеченным – почти невозможно, но на войне не существует таких понятий. Есть задание – и оно должно быть выполнено. Надо быть идеальным следопытом, чтобы ходить в разведку в тех местах и возвращаться оттуда живым. Твои же люди по сравнению с ансилонцами – малые дети, и след за собой оставляют, как от лесного пожара.

– Что ж, вынужден признать, тут я промахнулся. – Это было сказано тоном ученого, в формулах которого нашли ошибку, не слишком большую, но тем не менее могущую сорвать эксперимент. – Немного недоработал. Слишком поспешил, узнав о носителе Живой Крови.

Меня передернуло. Вот оно: носитель. Не человек, а сосуд.

– А… что вы сделали с моими людьми? – счел нужным уточнить лекарь.

– Пойди и посмотри, – предложил Дамиан, кивая на выход из пещеры.

– Что-то мне подсказывает, что выйти отсюда вы мне не дадите, – проговорил Крэйтон.

Дамиан усмехнулся его прозорливости.

– Послушайте, виконт, – проговорил лекарь, покачивая головой. – Вы – умный человек. Вы поймете, сейчас вам кажется, что я – злодей и убийца, а ваша жена – невинная жертва. Но постарайтесь на минуту абстрагироваться и посмотреть на ситуацию немного с другой стороны. Есть люди, рожденные с Живой Кровью. Их ничтожно мало. Они лишены тех проблем, которые всем остальным знакомы с детства. Они долго живут и никогда, до самой глубокой старости, не болеют. Не знают, что такое лихорадка, озноб, колики, даже насморк. Их жизнь, в сущности, безоблачна, ибо здоровье – это для человека самое главное. А теперь подумайте об остальных людях. Они знают, что такое боль. Умирают от оспы, от воспаления легких, от сердечных заболеваний. Да и зачем говорить о смерти? Просто всю жизнь страдают от всевозможных неизлечимых хворей: астма, больное сердце, паралич. И вот около сотни людей – понимаете, сотни! – могли бы выздороветь и перестать мучиться. Стать счастливыми. За счет жизни всего одного человека, даже не знающего, что такое боль. Неужели вы всерьез считаете это несправедливым?

– Мне только кажется или вы все больше говорили о помощи десятку смертельно больных и очень богатых людей? – вмешалась я.

Вот вечно я так. За то и в пансионе поначалу ругали. Человек говорит о высоком, о вселенской справедливости, о тонких материях. И тут я со своим грубым, приземленным комментарием.

– Пусть даже так. Пусть и десятку, – не стал обижаться Крэйтон. – Десять человек, которые хотят жить. Каждый – со своей историей, своими близкими, своей душой. Десять жизней – против одной. Разве выбор не очевиден?

Я слушала и непроизвольно сжимала руки в кулаки. Он говорил очень убедительно, этот усредненный человек, этот великий ученый. И мне казалось, что еще чуть-чуть – и Дамиан поверит. Согласится с тем, что слова Крэйтона справедливы. Они ведь и правда справедливы, а Дамиан неглуп…

– Очень трогательно, – кивнул Дамиан. – Одна неувязка: ты плохо выбрал аудиторию. Перед тобой – закоренелый безбожник. И мне глубоко наплевать на жизни тех гипотетических десяти человек. А вот на ее жизнь – не наплевать.

Я прикрыла глаза и выдохнула с облегчением. Лекарь укоризненно покачал головой.

– Вы меня разочаровываете. Я ожидал от вас большего понимания.

Дамиан не разозлился, не рассмеялся и тем более не расстроился. Его лицо вообще осталось бесстрастным.

– Обожаю разочаровывать людей. Занимаюсь этим регулярно.

Мне сразу же припомнилась Камилла. Это о ней он говорит?

– Ну хорошо, – проговорил Крэйтон, и теперь взгляд его стал по-настоящему напряженным. – Вам удалось нарушить мой эксперимент. Но есть одна вещь, которую вы не учли. Обратите внимание на раствор, который вашими стараниями растекся по полу.

Мы с Дамианом одновременно перевели взгляд туда, где темная жидкость успела почти полностью впитаться в песок и каменную крошку, покрывавшую пол пещеры. И в тот же самый момент Крэйтон бросился к выходу. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что про раствор лекарь заговорил просто для того, чтобы отвлечь наше внимание.

Но Дамиан сориентировался куда быстрее.

– Подожди меня, – бросил он, и спустя мгновение его силуэт уже возник в проходе пещеры.

Я снова сжала руки в кулаки, вглядываясь туда, где только что растворилась фигура Дамиана, и старательно ловя каждый звук. Мне опять стало страшно. Зачем Дамиан погнался за этим сумасшедшим? Пусть бы себе сбежал, и чем дальше от нас, тем лучше. А преследовать человека в горах, по таким тропам, как здесь, – очень опасно. Что, если Дамиан сорвется в пропасть? Я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох. Ты несешь чушь, Ника. Этого не может быть. Дамиан не сорвется.

А потом раздался крик, и все снова стихло. Я ждала. Вскоре Дамиан быстрым шагом вошел в пещеру.

– Что с ним? – спросила я.

– Больше никого не побеспокоит, – передернув плечами, ответил Дамиан.

Я никогда не спрашивала его о подробностях. Не знаю, убил ли он Крэйтона мечом или попросту сбросил со скалы. Лекарь в любом случае высоко взобрался, и ему пришлось расплатиться падением. Но мне до сих пор кажется, что Дамиан специально позволил Крэйтону сбежать из пещеры, чтобы не убивать его у меня на глазах.

Он подошел к алтарю, и я снова вцепилась в его руку, теперь боясь выпустить хоть на мгновение. Меня трясло, в глазах стояли слезы.

– Идем отсюда.

Дамиан взял меня на руки, я обхватила его за шею. Мы выбрались из пещеры. Снаружи было непривычно светло, и я прищурилась.

– Я могу идти сама.

– Уверена?

В том, что могу, – уверена. В том, что хочу, – нет. Я предпочла бы ничего не менять, оставаясь так же близко к нему, как сейчас, прижимаясь всем телом, чувствуя себя как никогда защищенной. Но не наглеть же в самом деле. Ему тоже достаточно досталось, а нам еще по узким тропкам спускаться.

– Да, – кивнула я, и он осторожно опустил меня на ноги.

Я огляделась. Справа от входа в пещеру лежал рыжебородый. Голова запрокинута, одна рука откинута в сторону, шея и верхняя часть рубашки залиты кровью. Меня передернуло, и я поспешила отвернуться. На это неприятно было смотреть. Но мне было его нисколько не жаль. Наверное, за это тоже надо будет попросить у богов прощения. Но как-нибудь потом. Сейчас нет сил.

– А… что со вторым? – зачем-то спросила я.

Долговязого нигде видно не было.

Дамиан лаконично махнул рукой в сторону обрыва. Я кивнула. И, не оборачиваясь на пещеру, зашагала вниз по тропинке. Нам еще предстояло возвращение домой. Небыстрое и нелегкое.