Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота Шульте Бриджид
Основатели группы, посвященной проблемам матерей, знают, что отчаянная нехватка времени постоянно преследует молодых родителей. Они не организовывают митинги и масштабные протестные акции, они дают людям возможность менять мир другим путем – молниеносным. Занятые молодые родители могут с помощью нескольких кликов отправить петиции законодателям. Они также могут делиться комментариями в Twitter, отвечать на посты других участников сообщества, а также добавлять на сайт собственные истории. Все это делается за несколько секунд. «Мы знаем, что матери и отцы очень заняты, – говорит Блэйд, – между домом и работой у них остается очень мало времени. Мы позволяем им обращаться к законодателям и рассказывать о своих проблемах неравнодушным людям в течение буквально нескольких секунд. Причесаться или почистить зубы займет больше времени, чем написать пост на нашем сайте».
Организаторы движения MomsRising надеются, что настало время перемен. Их программа амбициозна. Препятствия, признает Блэйдс, огромны. Политика на национальном уровне раздроблена, противоречива, в ней нет общего видения и согласия. Экономика находится в застое. Федеральный долг и дефицит бюджета слишком велики. Американцы ненавидят налоги и выражают недоверие правительственным социальным программам, особенно тем, которые поднимаются на волне борьбы за семейные ценности. Взгляды в обществе на проблему, что лучше для детей и матерей, слишком разнятся.
Поэтому движение MomsRising использует другую тактику. Оно не будет участвовать напрямую в политике. «Оплачиваемый отпуск по уходу за детьми существует в более чем 170 странах, но положения соответствующих законов везде отличаются, – говорит Роу-Финкбайнер. – Мы не против того, чтобы заимствовать чужой опыт. Но мы должны создать такую социальную политику, которая подходила бы именно нашей стране».
Каким образом?
Начиная с малого.
Вместо того чтобы напрямую бороться с федеральным законодательством, общественное движение MomsRising стремится к тому, чтобы городские советы и администрации штатов приняли местные законы об оплачиваемых больничных листах, как это уже удалось сделать в Сиэтле, Вашингтоне, Портленде, Орегоне, Нью-Йорке, Сан-Франциско и Коннектикуте{254}. Они пишут письма и онлайн-петиции в поддержку принятия местных законов, направленных на оплату отпусков по семейным обстоятельствам и внедрение удаленной работы для сотрудников. Такая деятельность сейчас активно проводится в Атланте, Далласе, Фениксе, Филадельфии и Чикаго{255}. Они надеются, что эти меры помогут снизить проблему сверхзанятости и нехватки времени и люди поддержат их инициативы. Блэйдс смотрит в экран своего компьютера и улыбается: «Вы просто должны начать и делать, если есть хотя бы небольшая вероятность успеха».
Глава 7
Когда работа работает
Что бы было, если бы я не работал так много? Что бы было… если бы я на самом деле старался быть примером для подражания тем, кто работал со мной? Делай я это сознательно, мог бы я больше времени проводить с семьей и лучше концентрироваться на работе? Быть более креативным? Более эффективным? Только последняя, неоперабельная стадия рака мозга позволила мне увидеть все эти вещи с другой стороны.
Юджин О’Келли, бывший CEO KPMG[34]
Работая над полотном «Тайная вечеря», Леонардо да Винчи постоянно отвлекался от рисования, иногда даже на несколько часов, и казалось, что он бесцельно о чем-то мечтал. Это не понравилось его заказчику, настоятелю храма Санта-Мария-делле-Грацие, и он попросил писать картину быстрее. Да Винчи ответил нескромно, но точно: «Великие гении иногда достигают большего, когда меньше работают».
Тони Шварц, Be Excellent at Anything
Компания по разработке программного обеспечения Menlo Innovations[35] в Энн-Арбор в штате Мичиган. На часах чуть больше 10:00. Пятница. Грег Хаскинс и его напарник-программист сидят за одним монитором. Они должны написать сложный код для проточного цитометра, который очень важен для исследований в области СПИДа и онкологических заболеваний. Программа должна с легкостью выполнять 180 тысяч измерений клеток в секунду и быть простой, чтобы с ней могли работать даже студенты. Хаскинс одет в джинсы и голубую клетчатую рубашку. На его плече висит слюнявчик. На коленях он качает маленькую дочь.
Хаскинс передает ребенка напарнику и, не прерывая разговора, подходит к доске для записей, висящей на стене. Его коллега, пожилой седовласый мужчина, забирает слюнявчик и дает ребенку бутылочку.
В огромном помещении площадью 1500 квадратных метров Кристи Трейдер сосредоточенно работает за компьютером, пока ее сыновья восьми и девяти лет играют в хоккей с мячом на отполированном бетонном полу. На соседнем столе мальчишки, у которых сейчас летние каникулы, выложили свои поделки, мелки и электронные игры, написав на листке бумаги: «Девочкам запрещено входить на территорию лагеря мальчиков. Мамам можно». Три собаки тихонько дремлют в сторонке.
Рич Шеридан, сооснователь и CEO Menlo, сидит с довольным видом в центре шумного офиса. На его визитке написано: «Главный сказочник и экскурсовод в Menlo». Он высокий блондин с глубоким, низким голосом. Он улыбается. Все время. Шеридан говорит, что он совершенно точно знает, какую рабочую культуру хочет создать в противовес тем несчастным местам, которые вынимают всю душу и выжимают все силы. Большую часть карьеры он провел именно в таких местах. Он говорит, что его компания была основана только на одном принципе – получать удовольствие.
Шеридан утверждает, что в корпоративной Америке «все не так». По его словам, большинство руководителей не понимают, что креативность и эффективность работы людей достигаются предоставлением им независимости и возможности оказывать влияние на происходящее. Сотрудники должны понимать цель своей работы, а не просто сидеть долгие часы в офисе и отвечать на телефонные звонки до середины ночи. «Мы все время погружены в работу и забываем о том, что все мы люди. Что у нас есть дети и стареющие родители, – говорит Шеридан. – Для меня лично это очень важно: у меня растут три дочери. Я провел много времени в “корпоративном рабстве”. Это было ужасно. Я любил свою работу, но она полностью меня изматывала. Мой босс распоряжался моим временем и делал это крайне нерационально. Я так страдал, что хотел вырваться из этого рабства». Он настолько устал, что после «краха доткомов»[36], когда Шеридан все-таки лишился работы, первой его мыслью было открыть станцию проката каноэ в Миннесоте.
Он достает лист бумаги и проводит жирную диагональную линию из левого нижнего угла к правому верхнему. «Это моя карьера», – объясняет Шеридан. За почти двадцать лет работы на крупные корпорации он добился большого успеха. У него были власть, престиж и деньги. Затем он проводит прямую линию внизу. «А это – насколько я был счастлив», – говорит Шеридан.
Итак, он и двое других «беглецов» из «идеальной» корпоративной культуры сели за кухонным столом и стали обсуждать новый бизнес, который сделал бы их счастливыми. Во время обсуждения Шеридан и его партнеры пришли к выводу, способному окончательно победить агонизирующую корпоративную культуру Америки, оставшуюся нам с 50-х годов прошлого века: не нужно писать должностные инструкции или непонятные «миссии», которые по-прежнему существуют лишь для того, чтобы ежедневно «выжимать из сотрудников все соки». Не нужно разрабатывать гибкие рабочие графики или придумывать сокращенный рабочий день, для того чтобы якобы помочь работающим семьям. Не стоит при этом рассматривать женщин с детьми, которые воспользуются данными привилегиями, как обузу для компании и не давать им продвигаться по службе. Вместо этого следует мыслить масштабно. Начать все заново. Все имеют право на самореализацию. Работа XXI века означает отказ от консервативного отношения и совершенно новый подход к делу. «Если у вас есть время жить, вы наслаждаетесь жизнью. И когда вы с утра приходите на работу, у вас появляется больше мыслей и идей. Вам нравится работать, – объясняет Шеридан. – Счастье можно выразить в материальном аспекте: будучи счастливыми и довольными, вы лучше устанавливаете деловые связи. Качество работы повышается. В итоге улучшается эффективность всего бизнеса. Я могу привести пример: программное обеспечение зачастую “глючит”. А наше нет. И это результат той рабочей среды, которую мы создали. Мы не используем страх как средство управления. Мы снижаем риски недопонимания. Мы делаем все прозрачно. Жизнь коротка. Это наш безумный эксперимент – все делать по-другому, не так, как остальные».
За стеклянными дверями, ведущими в подвал бизнес-центра в самом центре Энн-Арбор, Menlo Innovations выглядит как большой, шумный и беспорядочный муравейник. Компания разрабатывает программное обеспечение для исследований в области неврологии и человеческой мотивации, поэтому здесь все подчинено максимальной концентрации внимания, творчеству и совместной работе. Никаких отдельных кабинетов. Никаких наушников. Все, начиная от людей, «решающих проблемы», вроде Хаскинса до «высокотехничных антропологов» вроде жены Хаскинса Кэтлин, работают в командах по двое, погружаясь в «креативный хаос», постоянно что-то обсуждая и смеясь друг над другом. Каждую неделю Шеридан составляет новые пары и дает им новые задания по одному из проектов по разработке программного обеспечения. Люди работают только над одним заданием, это позволяет им полностью концентрироваться на своих задачах. В Menlo не существует многозадачности. По утрам пары выбирают себе любой свободный компьютер. Рабочие места напоминают столики на колесах, такие же, как в кафе, – сотрудники могут их передвигать по желанию, чтобы им было удобнее работать. Владельцы бизнеса любят повторять: «Меняя рабочую обстановку, вы меняете мышление». Возникают новые идеи. Сегодня столы выстроились в две параллельные линии, которые напоминают их расстановку на очень большом семейном празднике.
Шеридан говорит, что работа в парах и распределение задач позволяют сотрудникам Menlo чувствовать «свободу через тиранию»: сотрудники не тратят время и энергию на то, чтобы решать, что им делать, когда и с кем: их головы свободны от ненужной «усталости от принятия решений»{256}. Они более творчески мыслят, охотнее берут на себя ответственность и проще относятся к неудачам. Вы никогда не знаете, чему новому и классному научитесь в процессе работы. «Делайте ошибки быстрее!» – говорит большой плакат на стене. Работа в парах также всем освобождает время. Шеридан объясняет: «Поскольку люди работают с напарниками и постоянно трудятся над различными проектами и задачами, никто не может быть незаменимым. Поэтому если сотрудник хочет взять отпуск, посидеть один день с заболевшим ребенком или просто прокатиться на лодке с друзьями, то ему всего-навсего нужно внести это в рабочий график. Компания все согласует, и работа продолжится как ни в чем не бывало».
Самое длительное совещание не превышает здесь десяти минут. Каждую пятницу в 9 утра все сотрудники встают в круг. Каждый из напарников, держа рог смешного шлема викингов, который стал неофициальной эмблемой Menlo, выступает с коротким обзором своей работы. Другие встречи еще короче, они больше напоминают режим диалогового окна. «Эй, Menlo!» – говорит кто-нибудь. Весь офис затихает, и тот, кто произнес приветствие, встает и делает короткий доклад окружающим.
Конец рабочего дня – это именно конец рабочего дня. Начинается личное время. Проверка корпоративной почты, звонки по вечерам или по выходным – все это строго-настрого запрещено. В 18:00 того дня, когда я посетила офис Menlo, он был уже пуст. Лиза-Мари Бабик привыкла к семидесятичасовым рабочим неделям, так свойственным «корпоративному миру». Ей было нелегко принять правила Menlo. «Я привыкла работать очень много, не считаясь со временем, – говорит она, – но владельцы компании мне объяснили, что если я не буду уходить вовремя домой и буду продолжать работать в таком же темпе, то они меня уволят». Во время разговора Бабик протягивает мне визитку, на которой написано: «Евангелист Menlo». Она продолжает: «Мне пришлось заново учиться и привыкать к тому, что у меня есть нерабочее время».
Усевшись в круг за одним из столов в кафетерии и разложив перед собой огромные обеденные сэндвичи, сотрудники говорят, что не перестают удивляться, насколько этот эксперимент Шеридана изменил их жизнь. Одна женщина призналась, что у нее снова появилось время, чтобы заниматься спортом: играть в софтбол и хоккей. Другая рассказала, что смогла поехать с сыном в зоопарк, провести прекрасный день и не испытывать при этом чувства вины за то, что она не на работе. Третья смогла навещать мужа в больнице после серьезной операции. А молодой человек по имени Нат рассказал, что берет отгулы по пятницам для работы над собственным стартапом – компанией по разработке видеоигр.
Menlo – обладатель множества наград за инновационный, демократичный и креативный подход к работе сотрудников. Компания считается одним из лучших работодателей. Американская психологическая ассоциация назвала Menlo одним из наиболее «психологически здоровых» предприятий. Компания при этом достаточно прибыльная. Она находится в числе самых быстрорастущих в США. Все началось с трех сотрудников-сооснователей в 2001 году; теперь здесь трудятся пятьдесят человек, часть из которых работает в штате, а остальные – по договорам. Несмотря на то что деньги очень важны для движения вперед, Шеридан измеряет настоящий успех по-другому. «Вы слышите телефонные звонки?» – спрашивает он меня. Я напрягаю слух и отрицательно качаю головой. «Вы видите, никто не обращается с жалобами или вопросами о работе наших программ, – продолжает он, – а если нам и звонят, то только для того, чтобы поблагодарить».
Продолжая экскурсию по офису, Шеридан с гордостью показывает мне детскую комнату рядом с кухней. Там есть колыбель, детская кроватка и светильники с приглушенным светом. Дети постарше могут поиграть в хоккей. Улыбаясь, Шеридан говорит, что все это появилось благодаря ребенку Хаскинса. Несколько лет назад Трейси Бизон, одна из наиболее ценных сотрудников, ушла в декретный отпуск. В то же время компания подписала большой контракт, выполнение которого во многом зависело от нее. Бизон тоже хотела скорее выйти на работу после рождения ребенка, но ей не на кого было оставить дочь. «Это был последний день Рича, который мыслил корпоративными мерками, – смеется Шеридан. – Мне пришлось избавиться от старых стереотипов. Я посмотрел на нее и предложил брать ребенка с собой на работу. “На весь день?” – спросила она. “На весь день”. – “Каждый день?” – “Каждый день”. Мы же, в конце концов, инновационная компания! Так почему бы не поставить и такой эксперимент?»
Бизон присаживается за стол и продолжает рассказывать свою историю. Она говорит, что до Menlo ей приходилось работать в высокотехнологичных компаниях, где проведенное на работе время ценилось больше, чем настоящие результаты. Когда рос ее старший сын Чарли, она каждый вечер работала допоздна. Приходилось трудиться и по выходным. И это продолжалось до того момента, пока ее боссы при оценке деятельности в конце года не решили, что она слишком мало работала: «Они сказали, что я недостаточно много работала сверх нормативных часов и не заслужила премию по итогам года». Предложение Шеридана она восприняла с опаской, но все же решила попробовать. Она взяла с собой на работу четырехмесячную дочку Мэгги и положила ее в плетеную корзинку рядом с рабочим столом. Сначала никто не знал, что делать. Потом ее коллеги в течение рабочего дня стали соперничать друг с другом в желании понянчить Мэгги. Потом присутствие ребенка на встречах с клиентами уже перестало всех смущать. Даже Шеридан отвечал на телефонные звонки, усаживая ребенка к себе на колени. Мэгги была первым «ребенком Menlo». С ребенком Грега и Кэтлин Хаскинс теперь их уже восемь. Лиза-Мари Бабик наклоняется ко мне и добавляет: «Если честно, присутствие детей на работе влияет на людей в лучшую сторону».
Для шумных мальчишек придуман «летний лагерь Menlo». Когда Кристи Трейдер со своим мужем, которые живут в одном часе езды от офиса, не смогли рано забирать своих детей из летнего лагеря, Шеридан также предложил им брать их с собой на работу.
В 18:30 пятницы Трейси Бизон уехала на велосипеде домой, помогла мужу быстро приготовить ужин и проводила его с сыном на игру «Маленькой лиги». Мы сидим на скамейке у двери их дома, построенного в деревенском стиле среди деревьев, и пьем лимонад. Мэгги уже пять лет. В зелено-голубом шлеме она катается на маленьком красном велосипеде по дорожке вдоль домов, от усердия высунув язык. Бизон рассказывает, как ей нравится ее работа. Сегодня она занималась разработкой программы, которая должна помочь делать протезы, более соответствующие контурам человеческого тела. Она говорит, что руководство и сотрудники стали для нее большой семьей, а компания – по-настоящему чудесным местом. Она больше не задерживается на работе до бесконечности. И имеет возможность наблюдать, как Мэгги растет у нее на глазах. С Чарли все было наоборот. Она говорит: «Кажется, Menlo – это единственное место из тех, где я работала, в котором к людям относятся по-человечески».
– Мама! – возбужденно кричит Мэгги. – Мама! Мама! Смотри на меня!
Девочка балансирует на велосипеде.
– Ты видишь? – спрашивает она.
– Да, я вижу, – улыбается Бизон. – Я здесь.
Когда я стала искать хорошие примеры того, как меняются рабочие места и как люди стараются избавиться от давления стереотипа «идеального работника», выбираясь из трясины сверхзанятости, чтобы нормально жить на работе, в любви и в игре, я с радостью обнаружила, что таких мест, оказывается, достаточно много. И их количество растет. Конечно, они отличаются друг от друга в зависимости от отрасли, людей и культурных особенностей. Некоторые компании, такие как Menlo, экспериментируют. Другие стараются привить себе новую культуру. Некоторые, опять же возьмем в качестве примера Menlo, требуют присутствия сотрудников в офисе, но строго ограничивают их время пребывания на рабочих местах. Другие выстраивают процессы в виртуальном пространстве – там сотрудники не ограничены ни в выборе места, ни во времени. Многие компании озаботились переменами после того, как их стали покидать женщины, вышедшие замуж. Другие хотят привлечь в свои ряды настоящих профессионалов, создавая для этого, как написал Дэниел Пинк в книге Drive[37], «мотивацию 3.0» – культуру, построенную на независимости, мастерстве и цели.
Путь вперед не зависит от «высших сил», как люди раньше думали. Он не зависит от правительств, корпоративных норм или законодательства. Все вполне приземленно, и эта земля начинает колебаться под ногами. Дело не только в работающих матерях, которые отчаянно хотят хлеба и роз, а также времени, которого им не хватает на жизнь вне работы. Дело в поколении двухтысячных – многомиллионной армии людей от восемнадцати до тридцати пяти лет, которые находятся в самом трудоспособном возрасте. Это поколение не только хочет нормально работать и отдыхать: его представители предпочтут начать собственное дело, если работодатели не оценят должным образом их навыки и старание. И кто знает, как меняющаяся на глазах глобальная экономика, технологии, старение трудоспособного населения, изменение климата, ухудшение погодных условий и страхи перед болезнями изменят сегодняшнюю политику работодателей? Когда ураганы, снежные бури, эпидемии гриппа и непредвиденные погодные катаклизмы делают невозможной нормальную работу федерального правительства и местных компаний, патентное ведомство США, расположенное в Александрии в штате Вирджиния, продолжает работу в обычном режиме. Две трети из одиннадцати тысяч сотрудников этой организации работают удаленно как минимум раз в неделю. Данетт Кэмпбелл, директор направления дистанционной работы, говорит, что сотрудники на удаленке обрабатывают в среднем за одно и то же время на 3,5 заявки больше, чем их коллеги из офиса. Собственные исследования показали, что удаленная работа сотрудников позволяет ежегодно сэкономить 22 млн долларов из денег налогоплательщиков за счет снижения затрат на содержание недвижимости и другие офисные нужды. Текучесть кадров значительно сократилась, потому что сотрудники чувствуют себя намного лучше. Дороги не забиты машинами, потому что сотрудникам не приходится ездить в офис. И работа идет в любую погоду{257}.
Элисон Мэйтленд, британская журналистка и автор книги Future Work («Работа будущего»), предсказывает скорую революцию равенства в работе. Как она сказала мне, эта революция станет логическим продолжением индустриальной, вызвавшей массовое переселение людей из деревень в города с развитым производством: «Если работа может быть выполнена в любое время и в любом месте, то у нас не будет необходимости отсиживать определенное количество часов в офисе. И больше никаких пробок на дорогах!»
У положительных примеров много общего: они глубоко проникают в культуру компаний и, как в случае Menlo, меняют их «ДНК». Эти перемены происходят осознанно, намеренно и затрагивают все уровни. Лучшие работодатели признают, что работа по-новому требует и получения новых навыков, а не просто осведомленности, что можно что-то делать более гибко. Сотрудники учатся понимать свой собственный стиль. Получается ли у них лучше работать, если руководство четко разделяет границы между рабочим и нерабочим временем? Могут ли они заниматься одной задачей в компании с напарником? Менеджеры учатся измерять эффективность труда, а не затраченные часы. Миссия компаний, а также объем и качество работы, ожидаемые от каждого сотрудника, четко определены и указаны – никаких больше «мы узнаем, когда увидим». Такая размытая постановка задач, как утверждают психологи, вызывает на работе наибольший стресс{258}. Ясность целей дает людям возможность ответить на три вопроса, которые могут помочь избавиться от вечной сверхзанятости:
• Каких результатов будет достаточно?
• Когда этого будет достаточно?
• Как я это узнаю?
Перемены всегда сложны. Сама наша природа толкает нас назад, возвращая в предыдущее состояние. Не потому что оно лучше, а потому что мы к нему привыкли. И все же, начав изучать «светлые пятна» на рынке труда, я узнала кое-что новое насчет перемен. Негласная культура компании не зависит от написанного или сказанного руководителем. Мы создаем ее историями, которые рассказываем сами себе. Перемены происходят намного легче, когда есть ощутимые результаты. Если мы видим, что кто-то способен добиться лучшего, мы начинаем думать, что сами тоже сможем это сделать. Мы начинаем искать подобных себе и заводить новые знакомства, чтобы создать свой собственный положительный пример перемен.
И именно это я собираюсь сейчас сделать. Расскажу о хорошем. Поделюсь историями. И вы увидите, что будет дальше.
Подъем поколения двухтысячных
Лесли Заикис – одна из тех представительниц поколения двухтысячных, с которыми я общалась и которые хотят прожить жизнь со смыслом. Она прошла через весь «ад корпоративного мира» и теперь стала одной из первых сотрудниц стартапа Levo League в Нью-Йорке. Это женская социальная сеть для представительниц ее поколения. Она сама определяет для себя рабочее время, рассчитывая сделать всю работу качественно и вовремя. Утром, когда мы с ней общались, Лесли приехала в офис в 11 часов после тренировки, на которой она готовится к полумарафону. А рабочим проектом она планирует заняться ближе к вечеру. Лесли отправила мне результаты исследований, показывающих, что двухтысячники предпочтут скорее лишиться работы, чем остаться в том месте, которое ненавидят. Они лучше будут часто менять место работы и трудиться в демократичной обстановке, предполагающей вовлеченность всего коллектива, чем в «офисном рабстве», требующем наличия «идеальных работников».
Международная консалтинговая компания Accenture обнаружила, что молодые люди обоих полов не хотят довести себя работой до гроба и делить свое время по принципу «сначала карьера, потом семья», в отличие от представителей старших поколений. Двухтысячники хотят всё и сразу. Все большее число представителей этого поколения заявляют о своей готовности завести семью параллельно с восхождением по карьерной лестнице{259}.
«Мое поколение на самом деле отрицает принятые нормы, – говорит Заикис. – Студенты выбирают не престижные крупные корпорации с хорошей стартовой зарплатой, а небольшие перспективные стартапы с гибким подходом. Главное, чтобы там было прикольно работать».
Технологии – это круто
Я общалась с преподавателем математики и кандидатом наук Терезой Дав в то время, когда она только что получила престижную награду «Учитель года» за свою работу во Флориде. Она живет в городке Тазвелл в штате Вирджиния, в Аппалачских горах. Дав – участница быстрорастущего движения за преподавание в режиме онлайн с применением инновационного программного обеспечения, интерактивных электронных школьных досок, видеоконференций и индивидуального обучения с использованием телефонной и электронной связи. Дав всегда хотела жить в родном городке и при этом преподавать высшую математику, поэтому она ездила на работу и обратно по четыре часа в день – школа находилась через несколько округов от ее города. Теперь она работает дома, и у нее есть время не только на занятия с учениками в интернете, но и на собственных детей и семью.
В то утро, когда мы разговаривали по телефону, она только что вернулась домой из детского сада, куда ходил ее сын и где она украшала зал к выпускному вечеру. «Если бы я работала в обычной школе, у меня не получилось бы это сделать, пришлось бы брать отгул», – говорит Тереза. Вместо этого она просто немного изменила рабочий график. «Я счастлива, – продолжает Дав. – Я могу проводить время со своим сыном: для него в его возрасте это очень важно. И я могу распределить свое время таким образом, чтобы работа с учениками не страдала и я успела вовремя проверить их контрольные работы». Пока мы говорили по телефону, она гуляла в парке со своими двумя детьми, решив немного отдохнуть от контрольных. Я же в это время сидела у врача на сеансе акупунктуры с пучком игл в больном колене. Мы с ней согласились друг с другом, что работа может отлично выполняться везде, в любое время и практически в любом виде.
Сила слов «Почему бы и нет?»
В то время как некоторые организации внедряют новую рабочую культуру с нуля, другие пробуют изменить уже сложившиеся традиции, что, конечно, сложнее. Ernst & Young, международная консалтинговая компания, впервые предложила гибкий рабочий график в 80-х годах прошлого столетия ради улучшения качества жизни своих сотрудников. Но в большинстве случаев такое послабление рассматривалось как приемлемое только для работающих матерей, которые в итоге чувствовали к себе недоброжелательное отношение коллег. А коллеги жаловались, что им приходится работать больше только потому, что у кого-то слишком гибкий график. «Это не выглядело справедливым», – говорит Мариэлла Гокель. Сейчас Гокель руководит организацией рабочего времени в компании, а тогда, двадцать пять лет назад, она была одной из первых сотрудниц Ernst & Young, которые стали работать по гибкому графику в офисе в Нью-Джерси. Тогда же она усыновила первого ребенка. По ее словам, в то время идея гибкого рабочего расписания была поддержана ее руководителем. «Он уходил в три часа дня на прогулку по пляжу и возвращался с великолепными мыслями, – вспоминает она. – Он был твердо убежден, что, куда бы вы ни пошли, мозг всегда с вами, поэтому и работать вы можете везде – работала бы хорошо голова».
Однако системные изменения в работе организаций стали происходить только тогда, когда их руководство увидело слишком явный отток молодых талантливых сотрудниц. Гокель сказала, что в компаниях стали замечать, что эти женщины вовсе не оставались дома с детьми, как принято было считать. Они продолжали работать, но в других местах, где обстановка была более благоприятной. «Таким образом, мы изменились», – написал CEO Ernst & Young Джеймс Терли в предисловии к книге Future Work. Терли сам использовал преимущества гибкого графика, чтобы водить своего малыша в детский развивающий центр каждую неделю. Еще одна цитата из его книги: «Если сотрудники хотели работать по другому графику, мы перестали их спрашивать: “Почему?” Мы стали спрашивать их руководителей: “Почему нет?”»{260}
Изменить культуру
Ханна Вэлантайн, старший замдекана и профессор сердечно-сосудистой медицины Стэнфордского университета, знала, что рабочая культура в академической медицине должна меняться. Несмотря на щедрую политику в отношении семейных сотрудников, лишь несколько женщин занимали руководящие должности, и спустя десять лет почти половина женщин-докторов, а вместе с ними почти одна треть их коллег мужского пола, ушли с работы{261}. У нее не было ответа на вопрос «что нужно сделать, чтобы изменить положение дел», поэтому Вэлантайн обратилась в консалтинговую компанию.
Компания Jump Associates отправила видеооператоров и исследователей-этнографов, чтобы они смогли проследить за обычным днем из жизни некоторых врачей. И те обнаружили интересную вещь. Оказывается, по мнению этих докторов, лояльная политика Стэнфорда в отношении семейных сотрудников на самом деле входила в противостояние с культурой этой организации, которую можно было выразить следующей фразой: «Успех приходит только тогда, когда вы работаете 24 часа в сутки без выходных и карабкаетесь вверх по очень узкой карьерной лестнице». Теперь в Стэнфорде ищут пути изменения этого убеждения, пытаясь предложить другую формулу успеха. У университета есть амбициозные планы по изменению рабочей культуры. Его руководство хочет консультировать сотрудников и предлагать им различные варианты продвижения по службе. Университет решил начать с изменения ролевой модели, наглядно показывающей жизнь успешного научного сотрудника. В помещениях научного заведения и на его сайте были размещены фотографии сотрудников, сделавших хорошую карьеру и в то же время живущих полноценной жизнью вне стен университета, например самой Ханны Вэлантайн. «Людям нравится Ханна, – говорит Удайя Патнаик, сооснователь Jump. – Она родилась в Гамбии, училась медицине в Великобритании и двадцать четыре года назад приехала в Стэнфорд. Здесь она стала хирургом высочайшего класса по пересадке сердца{262}. Вы можете себе представить афроамериканку в самой “мужской” отрасли хирургии? А ведь она еще и мать двух очаровательных девочек. Ее муж тоже занимается медициной. Она с большим трудом достигла успеха и не всегда все делала правильно. Но она смогла найти способ красиво совмещать работу и семейную жизнь. Молодым врачам полезно рассказывать историю Ханны: она вдохновляет. Они будут уверены, что и им удастся достичь таких высот и при этом жить полноценной жизнью. Им нужна надежда».
Стратеги Jump разработали комплексную программу, которую назвали «Практические меры помощи в домашних делах». Она была предназначена для снижения нагрузки на сотрудников Стэнфорда. Вэлантайн организовала на территории кампуса парк арендованных автомобилей, чтобы сотрудники факультета могли легче добираться в детские сады или на родительские собрания. Факультет мог распоряжаться сэкономленными средствами, чтобы покупать еду для сотрудников или оплачивать услуги по домашнему хозяйству, включая садовые работы, уход за престарелыми членами семьи или уборку дома. «Мы решили включить работы по дому в пакет премий, – говорит Вэлантайн, – потому что молекулярный биолог Кэрол Грейдер узнала о том, что стала лауреатом Нобелевской премии по медицине, в тот момент, когда она занималась стиркой»{263}.
Гибкий график работает
Энтони Курчио, руководитель быстрорастущей компании по сбору и анализу данных Summit Consulting, расположенной в Вашингтоне, говорит, что у него есть сотрудники, работающие по гибкому графику, а также удаленно – даже в других штатах. Он сам всегда планирует время на обед с сыном, который учится в начальной школе, и возит по пятницам дочь на уроки игры на скрипке.
«Я иногда читаю о компаниях, которые не разрешают своим сотрудникам работать по гибкому графику, и это вызывает у меня огромное недоумение, как будто я нахожусь на другой планете, – говорит он. – Я думаю, что они плохие менеджеры и не самым правильным образом стараются получить максимальную прибыль. Профессионалов нужно ценить. Когда кто-нибудь приходит ко мне и говорит: “У меня есть все требуемые вами знания, и, кстати, я хочу оставаться дома и работать удаленно один день в неделю”, я отвечаю: “И это все?”»
Инновационный центр Кембриджа в Массачусетсе – крупнейший коворкинг-центр в районе Бостона, в котором практикуется гибкий график работы. В нем размещается более четырехсот стартапов, малых предприятий и высокотехнологичных компаний. Их сотрудники работают в удобное для них время, а иногда и вовсе не приходят в офисы. Ни у кого нет «рабочих часов». Да и офисов как таковых там тоже нет. Те, кто хотят максимально сконцентрироваться на работе, сидят в тихих уголках. А те, кому интереснее поделиться идеями, вдохновить других или поискать вдохновения, работают в открытых помещениях вместе с сотрудниками других направлений. Все вместе это выглядит как перемена в университете, когда в коридоре собираются студенты разных факультетов, изучающие различные дисциплины. Все со всеми общаются. Тим Роу, основатель и CEO Инновационного центра, сказал мне: «Люди работают в удобное для них время. Им важен результат, а не вечные указания руководителей. Это дает свободу». И дело здесь не только в работе. Накануне нашего разговора Роу сидел в офисе допоздна, потому что ему пришла в голову замечательная идея по работе. Но сегодня он уезжает с сыном в музей и откладывает все дела на следующий день.
Прервитесь на минутку
Google, 3M и другие инновационные компании разрешают своим сотрудникам немного отвлекаться от основной работы и выбирать проекты, которые им больше нравятся. На это уходит 20 % их рабочего времени. Именно такой подход позволил корпорации Google выпустить ее лучшие продукты, среди которых Gmail, Google News и автоматический переводчик текстов Google Translate{264}.
Элисон Грегори, мать троих детей, работает в лондонском офисе IBM три дня в неделю и говорит, что компания использует все преимущества как посменной работы, что позволяет сотрудникам лучше контролировать свою работу и получать хорошие результаты, так и небольшого отдыха: «Очень мудрый клиент однажды сказал мне: “Я оплачиваю вам три дня, но работать над решением задачи вы будете все пять”. И это правда. Что-то приходит мне в голову, когда я принимаю душ: “О! Как насчет этого?” Я записываю свои мысли и позже начинаю над ними работать. Я убеждена, что перерывы в работе просто необходимы».
Хиллари Хардинг работает в наружной рекламе, там вы редко встретите женщин с детьми. Ей очень нравится девиз основателя компании по производству спортивной одежды и снаряжения Patagonia, альпиниста Ивона Шуинара: «Пусть мои сотрудники займутся серфингом». Я встретилась с ней в один из дней, когда она «работала» – поднималась на гору Грин-Маунтин недалеко от Денвера. Такие еженедельные прогулки уже стали традицией. Она объясняет это тем, что ей лучше думается, когда она надевает лыжную или горную экипировку: «За одно такое восхождение мне обычно удается решить одну задачу, – говорит Хардинг. – Я начинаю мыслить стратегически, не погружаясь в мешающие мне подробности дела. Мне хватает этого времени и пространства для того, чтобы “отключить” мозг от всего ненужного». Приближаясь к вершине, Хиллари сказала мне, что эта прогулка в гору была ей необходима, чтобы подготовиться к совещанию с коллегой, которое она собиралась проводить следующим утром. Кстати, и само совещание пройдет точно так же – во время восхождения.
Отказ от концепции «идеального работника» полезен для вашего здоровья
Работа в месте, где исповедуется идеология «идеального работника», отрицающая жизнь вне офиса, приводит к повышению содержания гормона кортизола, хроническим стрессам и, как следствие, к ухудшению здоровья. К таким выводам пришли ученые, осуществившие масштабное исследование по заказу Национального института здравоохранения. Бюджет исследования составил 30 млн долларов. И это касается не только самих «идеальных работников». Дэвид Алмейда и его коллеги из Университета Пенсильвании взяли образцы слюны у гостиничных служащих и членов их семей и обнаружили, что высокий уровень кортизола влияет не только на тех, кто пребывает в вечном стрессе, но и на других членов семьи, включая детей. Переизбыток кортизола приводит к ослаблению иммунной системы, беспокойству, депрессии, полноте и сердечно-сосудистым заболеваниям. Алмейда объясняет: «Вот почему мы стараемся объяснить руководителям компаний, что изменение рабочей среды – самое важное, что они могут сделать».
Исследователи Национального института здравоохранения также обнаружили, что люди, работающие на идеальных менеджеров, спят меньше, чем те, у кого есть более понимающие и гибкие руководители. Стремление добиться идеала повышает риск возникновения сердечно-сосудистых заболеваний{265}.
Как этого избежать? Обучать менеджеров. Исследователи, изучающие вопросы психологии организаций, Лесли Хаммер и Эллен Эрнст Коссек создали обучающую программу для Национального института здравоохранения, в частности разработали тренинг для руководителей сети продуктовых магазинов, расположенных на Среднем Западе. Он предполагал обучение менеджеров созданию рабочей атмосферы, поддерживающей сотрудников, имеющих семьи. В итоге ученые пришли к выводу, что работники этой сети стали лучше спать, их давление и сердцебиение нормализовались и в целом физическое и психическое состояние значительно улучшилось. На работе они стали чувствовать себя намного спокойнее. «Самое главное – изменить мышление руководителей, – сказал мне Хаммер, – и они сами сделают все остальное».
Выбросить все ненужное
Исследователи Национального института здравоохранения сравнили две группы сотрудников штаб-квартиры сети Best Buy[38]: одна из них работала в традиционной «идеальной» корпоративной атмосфере, а члены второй группы стали участниками экспериментальной программы «Рабочая среда для достижения результатов» (РСДР). Эта программа предполагала наличие достаточной независимости участников эксперимента. Они могли работать где, как и когда угодно при условии, что их деятельность будет давать своевременные результаты. Социологи Эрин Келли и Филлис Моэн обнаружили, что у сотрудников, работавших по программе РСДР, не было проблем со сном, они были более энергичными, не испытывали стрессов или беспокойства. А самое главное – они испытывали большую лояльность к компании, чем те, кто, по словам Моэн, работал в «клетках времени» традиционного рабочего графика. Сотрудники – участники эксперимента отметили, что у них не было проблем с перегрузкой: им удавалось выполнять всю работу и еще оставалось время на личные дела, семью и досуг. Ученые называют это трудное для понимания состояние «временной достаточностью»{266}.
Как открыть «клетку времени»? Выбросить все ненужное. «О людях принято судить по тому, как они тратят свое время, – говорит Джоди Томпсон, одна из первых адептов РСДР и соавтор книги Why Work Sucks[39]. – Когда кто-нибудь вас спрашивает: “Еще три часа дня, куда вы уходите?” – на самом деле имеется в виду: “Почему вы так рано уходите, вместо того чтобы продолжать работу? Вы должны оставаться здесь до вечера, точно так же как я”». Но в системе РСДР время не имеет значения. Только работа и результаты. Поэтому Томпсон, бывшая сотрудница Best Buy, которая теперь руководит консалтинговой компанией CultureRx, внедряющей принципы РСДР, учит своих клиентов трем волшебным словам: «Вам что-то нужно?» «Вот вам вся прелесть этого вопроса. Если мне нужно что-нибудь от вас, я просто подхожу к вам и спрашиваю об этом. Согласитесь, что это делается с уважением и по-человечески, – объясняет она. – А если мне ничего от вас не нужно, то я промолчу. Я не сторожу вас. Мы все здесь, чтобы делать свою работу. РСДР – это работа в чистом виде. Здесь не возникает вопроса: “А где это вы были сегодня в восемь утра?”»
Кто сказал, что у «синих воротничков» не может быть гибкого графика?
Hypertherm – компания из Нью-Гэмпшира. Она занимается разработкой сложного производственного металлорежущего оборудования, в том числе для судостроительных, производственных и автосервисных предприятий. Более половины персонала Hypertherm получает заработную плату в зависимости от количества отработанных часов. Помимо самой рабочей культуры, которая позволяет сотрудникам гибко выстраивать рабочий график, чтобы, например, иметь возможность пойти к врачу или на родительское собрание, в компании существует программа, предусматривающая право любого работника на альтернативный рабочий график, точно так же как это действует в Великобритании и других странах на законодательном уровне. Компания даже предоставляет сотрудникам образец такого заявления, чтобы им было легче его заполнить.
Защищенное программное обеспечение, с помощью которого можно шифровать финансовые транзакции даже при его использовании на домашних компьютерах, позволило таким компаниям, как TeleTech, перенести рабочие места кол-центров в дома американцев из других стран, где они ранее размещались. Теперь в организации удаленно работают более пяти тысяч человек, которых остальные сотрудники называют «домашними коллегами». Среди них жены военнослужащих, женщины с грудными детьми и пенсионеры. Все они устанавливают собственный график работы. «Мы предлагаем прекрасную альтернативу людям, у которых по какой-либо причине нет возможности каждое утро садиться за руль и ехать в определенное место», – говорит CEO TeleTech Джуди Хэнд{267}.
Внутренние исследования, проведенные в финансовой компании BDO, показали, что у большинства сотрудников существуют противоречия между рабочими и домашними делами, но наибольшему стрессу подвержены отцы и сотрудники, не имеющие детей, а не матери, как вначале предполагалось. Руководство BDO внедрило во всех подразделениях компании политику гибкого подхода к рабочему времени. Сотрудники имеют право обратиться к руководству с просьбой об изменении своего графика, а также выбирать постоянное удобное рабочее время. Причем эта политика применяется ко всем сотрудникам. Одна группа административных помощников объединилась в отдельную команду и стала работать четыре дня в неделю по плавающему графику{268}.
Сотрудники медицинской компании WellStar Health System, расположенной в штате Джорджия, вместо обязательных двенадцатичасовых смен, назначенных руководством, могут сами выбирать рабочие часы на следующий месяц в онлайн-календаре. «Наши медсестры любят, сидя дома в тапочках, просматривать календарь и размышлять: “Так, у меня будет родительское собрание в третий четверг июня, поэтому в этот день я не работаю”, – рассказывает один из директоров компании Карен Мэтьюз. – Другие хотят, чтобы их дети учились на дому, поэтому могут перестроить свою работу соответствующим образом и взять более поздние часы. Если гибкий график не мешает или даже помогает достижению хороших результатов, то мы готовы рассматривать любые варианты работы».
Философия «независимости сотрудников» распространилась на все подразделения WellStar, в том числе и на больничную прачечную. Работавшие там выходцы из Латинской Америки постоянно жаловались, что им приходится работать по воскресеньям в то время, когда они должны быть в церкви на службе. Тогда сотрудники прачечной разработали план: подготовить в течение недели запас чистых простыней и полотенец, чтобы им разрешили не работать по воскресеньям. «Они в восторге, что все получилось», – улыбается Мэтьюз.
Результат важнее процесса
В 1914 году Генри Форд, известный своими консервативными взглядами капиталист, снизил количество рабочих часов на конвейере до восьми в день. Его коллеги из Национальной ассоциации производителей выразили громкий протест. В то время на фабриках в США и Великобритании рабочие трудились по 60–70 часов в неделю{269}. Но Форд провел исследование, которое показало, что после восьми часов непрерывного труда рабочие уже не могли выполнять свои задачи хорошо, следовательно, они работали менее эффективно и могли допустить ошибки, которые дорого бы обошлись хозяину завода. После сокращения рабочего времени количество ошибок снизилось, а эффективность работы повысилась. Как и прибыль. По тем же причинам в 1926 году Форд сделал воскресенье выходным днем. А в 1938 году рабочая неделя стала сорокачасовой в соответствии с федеральным законодательством.
Но время и работа изменились. В отличие от тех, кто стоит на заводе у конвейера, работники умственного труда занимаются напряженной работой около шести часов в день. Такой вывод делает футурист Сара Робинсон из исследований о труде и рабочем времени. Она пишет: «Работа, длящаяся слишком долго, утомляет людей и снижает их умственные способности… Они делают ошибки, которых можно было бы избежать, если бы они отдыхали. А исправление этих ошибок занимает длительное время, потому что люди слишком устают»{270}. Опросы молодых медицинских сотрудников показали, что те, кто работал в более длительные смены, допустили на 36 % больше потенциально серьезных ошибок, чем те, кто работал в коротких сменах{271}. Робинсон напоминает об исследовании, проведенном Business Roundtable еще в 80-х годах прошлого века. В его выводах содержится информация, что компании могут получить лишь краткосрочную выгоду от работы сотрудников по 60–70 часов в неделю. После двух недель, проведенных таким образом, у сотрудников наступал полный упадок сил. Microsoft, как и большинство других высокотехнологичных компаний, поощряла трудоголизм (а компания Apple даже как-то раз выпустила футболки для сотрудников с надписью «90 часов в неделю – вот что я люблю!»). Но по итогам опроса, проведенного в 2005 году, оказалось, что из всей 45-часовой рабочей недели сотрудники Microsoft эффективно проводили лишь 28 часов. Это 5,6 часа в день{272}.
Перемены даются нелегко, так что есть темные пятна и в самых светлых историях. В Menlo в дополнение к постоянным штатным сотрудникам нанимают временный внештатный персонал, которому не выплачиваются премии. Ernst & Young не может добиться стопроцентного гибкого графика работы, и никогда не бывает такого, чтобы мужчины и женщины работали одинаково. В августе 2012 года в сеть Best Buy пришел новый CEO Хуберт Джоли. В марте следующего года он положил конец практике РСДР, назвав ее «в корне ошибочной». Вместо этого он заставил сотрудников вернуться в офис на полный рабочий день{273}.
В самых быстрорастущих секторах экономики количество компаний, которыми владеют и управляют женщины, растет в два раза быстрее, чем число компаний, которыми владеют или управляют мужчины{274}. Пример такой компании – агентство по подбору персонала, основанное и возглавляемое Дженнифер Фольсом. Ей, как и многим другим женщинам, пришлось пройти через все «прелести корпоративного мира». Она столкнулась с непониманием руководителей-мужчин, которые не раз отказывали ей в повышении, поскольку сомневались в ее способности успешно совмещать работу и заботу о семье. Поэтому Дженнифер основала компанию по подбору персонала, чтобы помогать близким ей по духу людям – профессионалам, которые хотели трудиться по гибкому графику, – находить работу. Но компании женщин-собственников не очень большие, и им достается лишь 10 % всего венчурного финансирования{275}. Многих из таких предпринимательниц высмеивают за то, что они создают собственное дело, чтобы обеспечить свою занятость, пока их дети спят. И все же хронометрические исследования показывают, что женщинам, работающим дома, гораздо тяжелее, чем мужчинам, распределять время между рабочими и домашними делами и уходом за детьми{276}.
Иногда плохая реализация даже самых хороших идей губит все дело. Новый CEO Yahoo! Марисса Майер запретила удаленную работу в компании, посчитав, что она ведется крайне небрежно. Никто не измерял производительность труда. Никто не представлял себе, чем занимаются другие. Вся компания чувствовала раздробленность и отсутствие четких целей, все просто плыли по течению{277}.
Компании вроде Google и Apple поощряют офисную работу, чтобы укрепить взаимодействие сотрудников, улучшить инновационную составляющую и таким образом добиться прорывных результатов{278}. Но офисная среда бывает шумной, отвлекающей внимание, и на самые простые задачи может тратиться слишком много времени. Независимая удаленная работа позволяет лучше концентрироваться, не тратить время на ненужные вещи и воплощать креативные замыслы в жизнь. Конечно, работники, оставшиеся без присмотра, могут тратить свое время совсем не так, как предполагает работодатель. Но ключевыми факторами здесь являются четкое определение миссии, тщательная проработка мотивационной среды для ее достижения, четкое измерение результатов и наличие обратной связи, позволяющей корректировать работу.
Зайдите во время рабочего дня в роскошные, оборудованные по последнему слову техники офисы Clearspire, инновационной юридической компании на Пенсильвания-авеню в самом центре Вашингтона, и вы увидите приветливого секретаря и триста квадратных метров почти пустого офисного пространства со стеклянными перегородками. Но самое главное заключается в том, чего вы не увидите. Большое количество хорошо образованных и опытных юристов, многие из которых «беженцы» из лучших юридических фирм с их тиранией находиться по 2200 учетных часов в год в офисе, работают удаленно в комфортных домашних условиях.
Они встречаются с клиентами и коллегами в «коридорах» современного виртуального офиса Coral. Это «облачная» рабочая среда – центр управления компании. Как и в Facebook, вы увидите фотографии сотрудников на их виртуальных страницах. Если сотрудник разговаривает по телефону, то он появится на фото с телефоном в руке. Если встречается с клиентом, то в верхней части снимка отобразится значок «стоп». Юристы компании общаются между собой при помощи сервиса мгновенных сообщений, веб-конференций, работают в Google Docs и программе-планировщике совещаний в «офисе». В рабочей среде Coral есть даже «кнопка вызова лифта». Сотрудник может вызвать «лифт» и «доехать» до, например, «пятого этажа», где проводятся совещания по обращениям в суд, или «десятого этажа», на котором расположен отдел корпоративного права.
Сидя в переговорной комнате практически пустого офиса, сооснователь компании Брюс Эрровуд рассказывает, что задания клиентов разделяются на части. Каждый из юристов, работающих над проектом, оценивает время, которое ему необходимо. Clearspire рассчитывает общую стоимость работ и выставляет клиенту счет на оплату услуг. Этот подход отличается от существующего в других крупных юридических компаниях, которые выставляют загадочные астрономические счета на этапе завершения проектов. Если какой-либо проект Clearspire требует изменения или увеличения объема работ, то компания пересчитывает время и бюджет. Работа полностью прозрачна. Клиенты всегда могут открыть Coral и посмотреть, на каком этапе она находится в данный момент.
Во время работы у каждого юриста в правой части монитора находятся маленькие песочные часы, заполненные красным песком, которые отсчитывают, сколько времени уже потрачено на проект и сколько еще остается. Если сотрудник тратит на выполнение задачи незапланированное время, то он лишается премии. Но если работа выполняется раньше срока, то сэкономленный бюджет делится на три части и распределяется между юристом, компанией и клиентом. Этот новый подход позволяет заказчикам экономить немало денег. Джордж Каппаз, CEO Astrata Group (быстрорастущей международной телекоммуникационной компании, внедряющей технологии GPS и спутниковой связи и систем отслеживания), говорит, что благодаря сотрудничеству с Clearspire его компании удалось сэкономить до 25 % бюджета, выделенного на юридическое сопровождение, при сохранении высокого качества обслуживания – такого же, какое предлагают крупные известные юридические фирмы{279}. Эрровуд отмечает: «Мы ломаем существующие стереотипы. Они не работают в юридическом бизнесе. Исследования показывают, что именно юристы больше всех предрасположены к депрессиям и суицидам. Это невероятно сложная работа. В нашей профессии все слишком консервативно, и люди не могут даже подумать, что у них может быть больше свободы в работе. Клиенты также переплачивают слишком много денег, зачастую получая услуги низкого качества, и ничего не могут с этим поделать. И мы подумали, что нужно действовать совершенно иначе».
Эрровуд, выпускник бизнес-школы Гарварда и обладатель диплома MBA, объединился со своим другом, известным адвокатом Марком Коэном. В 2011 году они открыли Clearspire на 5 млн долларов собственных и привлеченных средств. Законодательство США запрещает людям без юридического образования владеть или руководить юридическим бизнесом, поэтому Эрровуд отвечает за развитие компании, а Коэн непосредственно управляет рабочим процессом, помогая сотрудникам сосредоточиться на главном – юридической практике. Компания растет, открывает новые представительства в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Штат постоянно увеличивается. Клиенты Clearspire – известные компании из списка Fortune 1000 и крупные международные организации. По словам Эрровуда, выручка в 2012 году выросла на 85 % – до семизначного числа{280}.
Юристы Clearspire не страдают от переработок и нехватки времени. Они живут полноценной и насыщенной жизнью. Некоторые из них – впервые. Сам Эрровуд работает так же, как и все его сотрудники. Он возит троих детей в школу, ходит в спортзал и организует свое рабочее время так, чтобы можно было работать максимально эффективно и удобно. Его жена Ли – исполнительный вице-президент компании. Она начинает работу рано утром, чтобы иметь возможность забрать детей из школы.
Сейчас около трех часов дня, я стою у дверей «офиса» Кэтрин Гутман-Маккейб – дорогого дома в Арлингтоне в штате Вирджиния. Она одета в деловой костюм и туфли на каблуках, точно так же как одевалась на предыдущем месте работы в должности главного юрисконсульта Университета Страйера, одного из первых клиентов Clearspire. Она что-то записывает в органайзер, заходит в систему Coral, чтобы проверить свое рабочее время, которое отображается в виде маленького красного термометра, и ставит в профайле статус «недоступна». Затем она выходит из дома и идет до конца квартала, чтобы встретить дочку-третьеклассницу, только что приехавшую на школьном автобусе. «Все организовано справедливо, – говорит она о Clearspire. – Я делаю работу, которую хочу делать, и могу встретить днем дочь из школы». Возможность распоряжаться собственным временем и работать там, где удобно, позволила Кэтрин высыпаться, ходить с друзьями в библиотеку, читать юридическую литературу и заранее планировать поездку на месяц всей семьей в Италию. Месяц работы и игры.
Ее дочь выпрыгивает из автобуса и бросается на руки Кэтрин. «Чем вы сегодня занимались?» – спрашивает ее мать. По пути домой девочка весело рассказывает о тесте по грамматике, домашнем задании по математике и о том, о чем они с подружками разговаривали за обедом. Большинство работающих родителей знают, что к шести вечера эмоции улягутся и на вопрос, как прошел день, они услышат скупое «нормально». Дети живут моментом. Он проходит – и все забывается.
Гутман-Маккейб чистит и нарезает манго. Няня приводит ее старшую дочь из драмкружка. Они начинают обсуждать хореографическую постановку, которую сейчас готовят шестиклассники. Потом дети уходят делать домашнюю работу. Гутман-Маккейб возвращается в свой домашний офис и вешает на дверную ручку знак, нарисованный младшей дочерью: «Пожалуйста, соблюдайте тишину. Идет встреча. Спасибо! Тс-с-с-с-с, ха-ха-ха!» Весь перерыв составил двадцать минут. Выпускница юридического факультета Гарварда возвращается к работе. В Clearspire она главный консультант по обучению персонала. Кэтрин говорит: «В Clearspire очень просто быть самой собой».
Возможность полноценно жить вне работы привлекла Билла Хагедорна, старшего консультанта по юридическим спорам и управлению рисками в головном предприятии Clearspire, поэтому он ушел из известной юридической фирмы и работает в вашингтонском офисе, хотя живет в Портленде в штате Мэн. Когда я ему позвонила, то услышала собачий лай. Он прислал сообщение по электронной почте, в котором попросил подождать несколько минут, потому что он ждет мастера по ремонту холодильников, который еще не подошел. Билл сказал, что старается выдерживать обычный рабочий график, сидя в своем домашнем офисе, но модель компании позволяет ему менять режим дня: ездить за покупками в магазин в обеденное время, присутствовать на школьных мероприятиях у детей и учить сына игре в детский бейсбол. И все это без стресса, говорит он, без возмущенно приподнятых бровей и недовольного лица босса, как это принято в большинстве компаний: «Даже если я очень занят, то практически этого не чувствую».
Когда он был маленьким, оба родителя работали в сфере школьного образования и летом всегда были дома по вечерам. Это было очень важно для него, и Хагедорн всегда знал, что хочет быть не только хорошим юристом, но и мужем, и отцом. И он поступил неслыханным образом: Билл стал первым сотрудником юридической компании, где тогда работал, который взял четырехнедельный декретный отпуск по уходу за каждым из своих детей. Он говорит: «Вы всегда в подобных случаях испытываете стресс. Люди начинают странно смотреть на вас, как будто вы просто пытаетесь улизнуть от своих обязанностей. Если нет такого давления, то это просто замечательно».
Мелвин Уайт, старший адвокат, эксперт по интеллектуальной собственности, антимонопольным делам и преступлениям топ-менеджмента компаний, был партнером крупной международной юридической фирмы McDermott Will & Emery. В Вашингтоне он был председателем местной коллегии и считался одним из «суперадвокатов». После восемнадцати лет традиционной практики не нашедший времени, чтобы жениться, Уайт пришел в Clearspire. «Одинокие люди тоже хотят жить», – говорит он.
Пока Уайт проводил бесконечные, но «плодотворные с точки зрения финансов» часы в юридической фирме, у него не оставалось времени ни на что остальное. «Я думаю, что люди, которым хватает времени на все, довольны собой. А довольные люди выполняют свою работу намного лучше, – размышляет он, – у них лучше складываются личные отношения, и они могут участвовать в жизни общества». После прихода в Clearspire Уайт, выпускник юридических факультетов Университетов Вирджинии и Морхауз, смог опять заниматься йогой и медитацией по утрам. На предыдущем месте работы он и подумать об этом не мог. А в конце дня у него хватает сил для ужина с друзьями и общения со своей большой семьей. Уайт также проводит много времени, занимаясь общественной работой: дает бесплатные юридические консультации, заседает в местных советах, занимается волонтерской и наставнической деятельностью. Теперь он на самом деле знает своих соседей. «Люди, которые знают меня по обеим фирмам, говорят, что сейчас я выгляжу более спокойным и расслабленным, – говорит он, – хотя я выполняю такую же работу».
Положительный момент: если Пентагон может, почему вы нет?
Когда Роберт Гейтс[40] в 2009 году назначил заместителем министра обороны по информационной политике Мишель Флорной, которая стала первой женщиной за всю историю военного ведомства, занявшей подобный пост, она открыто задала ему вопрос о рабочем времени. Флорной, выпускница Гарварда и Оксфорда, до рождения детей была убежденным трудоголиком. И она хорошо знала, что полная отдача работе была в Пентагоне сродни высоким военным знакам отличия. Там все работают, не глядя на часы. Все работают на виду друг у друга. Много ездят в командировки. Вы не видитесь со своей семьей? Никто не видится. Чувствуете усталость? Ничего, говорят морские пехотинцы, это закаляет тело. Смиритесь.
Флорной предложила другой подход. «На собеседовании я сказала, что я мать троих школьников. Я сделаю все что угодно, чтобы выполнить свою работу. Но мне нужен гибкий график! – говорит мне Флорной во время нашей встречи за завтраком. – И я хочу видеть своих детей по вечерам, когда они ложатся спать. Мне очень нужно время на общение с ними».
Флорной пятьдесят один год, это высокая, худая, атлетически сложенная брюнетка с волосами, собранными в хвост, одевающаяся в строгую деловую «двойку». Она лишний раз не упоминает, что ее работа – это «мозг» Пентагона. Заместитель министра обороны по военно-политическим вопросам отвечает за стратегическое планирование, предупреждение угроз и анализ конфликтов – как потенциальных, так и требующих немедленного вмешательства. Также заместитель министра распоряжается военными силами в случае возникновения угрозы государству. Предшественник Флорной Дуглас Фейт отвечал за вторжение США в Ирак. Другими словами, эта должность – одна из самых важных и ответственных. А Флорной рассказывала Гейтсу, что должна быть вечером дома с детьми.
На что Гейтс ей ответил: «Очень хорошо».
Он распорядился, чтобы в доме Флорной были установлены все необходимые защищенные информационные системы, с которыми она работала в «аквариуме» – своем кабинете в Пентагоне. Ночами, после того как дети засыпали, Флорной возвращалась к работе дома. Сам Гейтс старался правильно распоряжаться собственным временем и часто уходил домой в шесть вечера, показывая всем сотрудникам, что рабочий день подходит к концу и пора домой. Флорной платила за машину с водителем: так ей было легче работать по пути в Пентагон и обратно. Она рассказала мне, что договорилась с каждым из своих детей о времени, которое она будет проводить с ними. Затем она составила график работы и четко распределила свое время, чтобы ее дети были уверены, что мама всегда уделит им достаточно внимания. «То, насколько серьезно руководитель подошел к моей просьбе, заставило меня больше думать о том, что я должна поддерживать своих подчиненных», – говорит Мишель.
Вскоре Флорной поняла, что такие политические назначенцы, как она, всегда старались успеть сделать больше в кратчайшие сроки. Следуя своим амбициям, они сводили в могилу непосильным трудом рядовых военных и гражданских чиновников, которые работали до них и будут работать после их ухода. «В политике ваш единственный актив – люди. Я сказала Гейтсу, что нужно заботиться о персонале. Думать о будущем и находить время на людей. Если они работают из последних сил, то едва ли у них получится выполнять свои задачи хорошо», – говорит Флорной.
Из бизнес-учебников она узнала, что наибольшая эффективность достигается не усилением контроля над работой сотрудников и последующими попытками увеличить их продуктивность, а путем изменения самой рабочей среды и вложений в «человеческий капитал». Она начала прислушиваться к людям. Она посещала различные подведомственные учреждения и внимательно наблюдала за тем, как их сотрудникам было сложно работать из-за отсутствия правильного баланса между рабочим и личным временем. Флорной была вдохновлена тем, как технологии помогают сберечь время: один из руководителей Государственного департамента, имеющий детей, всегда очень внимательно относился к тому, чтобы вовремя приехать домой на ужин, поэтому часто использовал видеоконференции для общения с подчиненными. «Я знала, что что-то нужно менять, – говорит она. – Но не представляла себе, что и как».
Флорной наняла консалтинговую компанию, которая начала работать с двумя самыми загруженными подразделениями Пентагона. Консультанты не просто писали новую концепцию на бумаге, но и прививали культуру на местах, создавая альтернативные рабочие графики для всех сотрудников. Флорной попросила двух молодых людей, имеющих семьи, помочь в распространении нового подхода и увидела, что мужчины стали самыми большими энтузиастами этого начинания. «Я представила перемены не как решение женских проблем, а как комплексный подход к изменению рабочей среды. На самом деле это никогда не было проблемой одних лишь женщин», – объясняет она.
Мишель сама стала активно работать по внедрению новой стратегии «человеческого капитала», которая должна была изменить мышление сотрудников и их устоявшиеся привычки. Руководителям подразделений она объяснила: если кто-нибудь отсутствует на рабочем месте, коллеги не должны автоматически думать, что у «прогульщика» нет уважительной причины. Правильный подход к работе не означал, что ее станет меньше. Просто ее следовало выполнять по-другому. Руководителям было объявлено, что они не должны рассылать электронные письма по ночам: для этого есть рабочее время. Может быть, какой-нибудь менеджер и не ожидал немедленного ответа на свое сообщение в три часа ночи, но молодые сотрудники могли начать переживать из-за того, что они «плохо справляются с работой». Лесли Перлоу, профессор бизнес-школы Гарварда и автор книги Sleeping with Your Smartphone («Засыпая со смартфоном»), называет это беспощадным «циклом немедленной реакции», который дает ощущение интенсивной, бесконечной и всепоглощающей работы.
После внедрения системы альтернативных рабочих графиков все руководители и подчиненные стали совместно вырабатывать цели и задачи на каждом участке работы. Сотрудники несли ответственность за выполнение каждого задания в четкие сроки, но у них появилось больше свободы в отношении того, где и как их работа будет выполняться. Они смогли самостоятельно определять свою нагрузку. С управляемым рабочим временем они могли, не опасаясь санкций со стороны начальства, уделять время семье, помогать в школах, посещать праздничные мероприятия в детских садах, возить родителей по врачам, заниматься спортом, и в целом у них появилось больше свободного времени. Если кто-нибудь в течение десяти дней задерживался на работе, то такому сотруднику стал полагаться выходной день. Если раньше для выполнения какого-либо задания назначалось только одно ответственное лицо, то теперь Флорной настояла, чтобы руководители подразделений распределяли такие задания между сотрудниками – это позволило снизить нагрузку и продолжать работу, даже если кто-нибудь из отвечающих за проект не мог выйти на работу. Больше никто не судил о ценности сотрудника по количеству отработанных часов. Вместо этого, говорит Флорной, работу людей стали оценивать по результатам. А она сама стала измерять эффективность новой работы, регулярно проводя рабочие встречи и анализируя результаты деятельности каждые шесть недель. В итоге стало понятно, какие изменения пошли на пользу, а какие нет. «Некоторым руководителям потребовалось пройти дополнительное обучение. Кого-то мы перевели на другие места, – рассказывает Мишель. – Мы провели аудит работы сотрудников и выяснили, что люди тратят часы на малоценные вещи, такие как форматирование отчетов или исправление опечаток в документах». Поэтому она пересмотрела некоторые требования к сотрудникам. Если отчеты были правильно составлены, то она не обращала внимания на некоторые ошибки, называя это «милым несовершенством». Флорной говорит об этом так: «Я хотела, чтобы они тратили время на стратегические задачи, а не на исправление опечаток. Если это отчет для министра обороны, то да, исправьте. Если он для меня, не надо».
Новая атмосфера прижилась в организации достаточно быстро. Настрой сотрудников улучшился, качество работы тоже. «Люди стали лучше решать свои задачи. Мы создали новую рабочую среду, в которой сотрудники стали больше отдыхать, и это самым благоприятным образом отразилось на их результатах. И Гейтс тоже это заметил», – подчеркивает Мишель.
Флорной окончательно поняла, что перемены укоренились в организации, когда на одном из совещаний спросила сопровождавшего ее отставного полковника морской пехоты, хотел ли он в тот день поехать обратно в Пентагон. Он очень вежливо отказался и объяснил, что отработал достаточное количество часов по альтернативному графику на той неделе и хотел остаток дня провести, катаясь на санях со своим сыном. «Вот тогда я поняла, что это работает! – сказала мне Флорной. – Вы не представляете себе, что значит для военного не только признаться в том, что он хотел провести вторую половину дня со своим ребенком, но сообщить об этом “через голову” вышестоящему начальству. Но он сказал это абсолютно спокойно. И я поняла, что не зря старалась».
До ухода из Пентагона Флорной хотела окончательно закрепить альтернативный рабочий график как неотъемлемую часть внутренней политики организации{281}, чтобы он продолжал использоваться и дальше. Она была убеждена, что если ей удалось полностью изменить подход к работе двух крупнейших и самых загруженных подразделений, позволив их сотрудникам нормально работать и отдыхать, то это могло бы стать хорошим примером и руководством к действию для всех остальных. Позже я расскажу о встрече с доктором Кэтлин Хикс, которая работала вместе с Флорной в министерстве обороны. Она сказала, что выполнение даже самых сложных рабочих задач оказалось более легким делом, учитывая новый подход руководства. Хикс, мать троих детей, говорит о том, что изменения, ставшие следствием деятельности Мишель Флорной, позволили поколебать культ работы от звонка до звонка, и с помощью высоких технологий лично она смогла чаще приезжать домой к ужину и проводить больше времени с семьей по выходным дням. Даже если ей приходилось постоянно носить с собой включенный смартфон, то, по крайней мере, она не просиживала лишнее время в кабинете.
Когда я встретилась с Флорной за завтраком летом 2012 года, она только что ушла из Пентагона, чтобы больше времени проводить с тремя детьми и отдохнуть от работы. По словам Мишель, ее работа всегда была связана с перенапряжением и отсутствием какого-либо свободного времени, но она никогда не позволяла себе требовать того же от подчиненных. После небольшого отдыха от дел в кругу семьи Флорной вернулась в наблюдательный совет Центра новой американской безопасности, влиятельного оборонного научно-исследовательского центра, который был создан при ее активном участии. Она была советником Обамы во время президентских выборов и стала работать старшим консультантом в консалтинговой компании, занимающейся вопросами управления. Флорной также почетный профессор Школы государственного управления имени Джона Кеннеди в Гарварде.
После работы в Пентагоне она может жить по собственному графику. «У меня по-прежнему достаточно дел, но я справляюсь, – говорит Флорной. – Не забывайте, что я мама футболиста, выступающего за команду университета. Этой осенью я буду регулярно ездить на сборы команды, это время уже отмечено в моем календаре. Работая в Пентагоне, я, конечно, не смогла бы себе этого позволить при всем желании». Флорной всегда была уверена, что сможет вернуться к активной работе после некоторых перерывов. И она всегда поступала именно так. На самом деле с ее прагматичным подходом и готовностью применить силу многие коллеги считают ее хорошим кандидатом на пост министра обороны. Однако уход с должности заместителя министра, объясняет Флорной, был просто еще одним шагом в карьере.
Несмотря на то что концепция альтернативного рабочего графика оказалась успешной и даже была принята Пентагоном как часть внутренней политики, Флорной признает, что эти возможности ограниченны. Мир непредсказуем. Кризисы возникают неожиданно, и в этом случае ее прямая обязанность – служить президенту. «Что для меня представляло сложность, – говорит она, – так это то, что Белый дом и весь остальной мир не работают по гибкому графику».
Флорной пришла в Пентагон, став первой женщиной, занявшей такой высокий пост, и она надеялась, что тем самым откроет двери большой политики молодым девушкам, сказала она The New York Times в 2009 году. Она ушла из министерства обороны, показав всем, что карьера не всегда строится «по прямой». И какой бы важной ни была карьера, счастливая жизнь намного важнее. Она ушла, но оставила Пентагону новую рабочую культуру, которая помогает не только женщинам достичь карьерных высот, но и всем сотрудникам работать так, чтобы у них оставалось время на самые важные вещи в их жизни.
Часть третья
Любовь
Глава 8
Тупик гендерной революции
В течение многих лет я гнала поэзию прочь: «Уходи, у меня нет времени… Я вычищала до блеска дом, и все такое».
Элеонор Росс Тэйлор, поэт и жена Питера Тэйлора, новеллиста, обладателя Пулитцеровской премии
Говорят, что феминизм только добавил нам работы.
Хайди Хартман[41]
День благодарения, два часа после полудня. Через три часа у нас дома за праздничным столом соберется компания из восемнадцати друзей – это давняя традиция. Всю последнюю неделю я, работая полный рабочий день, искала кулинарные рецепты, думала, что приготовлю, составляла длинный список продуктов и три раза ездила в магазин. Мне нужно было купить новую скатерть, и я тратила обеденные перерывы на ее поиски. Поздно вечером я таскала из подвала подруги складные столы и стулья. Я пекла пироги, чтобы их хватило на всех ребятишек, которые тоже будут на празднике. Ночами я резала овощи и готовила сложные блюда, за которые берусь только раз в год. Этим утром я сделала быстрый завтрак, и мы поехали за индейкой, – я даже не успела переодеть спортивный костюм. Девятикилограммовая розовая индейка уже была готова отправиться в духовку. Столы еще не были собраны, на кухне царил полный беспорядок: везде стояли кастрюли, сковородки, на столе лежали горы нарезанных овощей, где-то просыпалась мука – как будто только что взорвалась бомба.
Том подходит к холодильнику. Я думаю, что он хочет помочь мне приготовить индейку. Но он достает трехлитровую упаковку пива.
– Я пойду к Питеру, помогу с индейкой, – заявляет он.
Я в недоумении поднимаю брови.
– Питер готовит индейку в коптильне. Ты собираешься к нему, чтобы сидеть в саду, греться на солнце, пить пиво и смотреть, как коптится индейка? – изумленно спрашиваю я. Том виновато улыбается и выскальзывает за дверь.
От возмущения я не могу пошевелиться.
Я ни на что не жаловалась всю неделю. Я люблю готовить и приглашать друзей к нам в гости на День благодарения. Я не просила мужа помогать мне, потому что двадцать лет брака показали, что жалобы и настойчивые просьбы никогда не приводят ни к чему хорошему. Я привыкла устраивать праздники сама. Ученые утверждают, что подготовка к праздникам и сбор всей родни для укрепления семейных уз всегда были женским делом{282}. И Марта Стюарт[42], признанная икона домашнего совершенства, с ее эксклюзивными уникальными резными подсвечниками из тыквы, которые выглядят как лампы Tiffany, и куколками из початков кукурузы, которыми она украшает свой праздничный стол на День благодарения, лишь подтверждает ощущение того, как далеко нам, женщинам, до идеала.
Я поставила индейку в духовку и стала готовить остальные блюда. Слава богу, моя сестра Клэр здесь, мне ее помощь просто необходима. Так и суетимся женским коллективом в кухне. Я думаю о прошлом. Мы с Томом очень хорошо делили обязанности по дому, когда нас было двое. Но с того момента, как появились дети, это равновесие пошатнулось. И хотя мы прикладывали все силы, чтобы исправить положение, меня не покидало ощущение, что я несу ответственность абсолютно за все. Я все делала сама, и это стало настолько естественным, что я перестала обращать на это внимание. Хотя мы оба работали полный рабочий день и зарабатывали примерно одинаково. «Ты не Король Лев!» – иногда кричала я мужу, усиленно оттирая на кухне печь от скопившейся копоти, пока Том смотрел телевизор. «Не бездельничай, я и так делаю всю работу», – продолжала я, но он отвечал лишь, что я слишком много требую. Он говорил мне в таких случаях: «Ты как Мардж Симпсон. Когда ее дом горел, она нашла грязную посуду, встала у раковины и стала ее мыть». «Наши дети не должны жить в такой грязи!» – возражала я.
Если бы вы спросили Тома, когда дети были у стоматолога, он бы вам ничего не ответил. Я могу пересчитать по пальцам случаи, когда он возил их к педиатру. Я была тем человеком, который менял свой график и пытался работать из дома, чтобы оставаться с детьми, когда они болели или школа была закрыта из-за снежных бурь. Предполагалось, что муж должен был ездить в магазин за продуктами, но он отказывался брать с собой список того, что нужно купить, забывая в итоге о самом необходимом, например туалетной бумаге. И я каждую неделю ездила в магазин, чтобы купить то, о чем он забыл. Одно время мы решили, что Том будет отвечать за оплату счетов, но он никогда не оплачивал их вовремя, что портило нашу кредитную историю. Я обвинила его, что он безобразно отнесся к своим обязанностям, и снова взяла это на себя (хотя нельзя сказать, что я справлялась с этим делом намного лучше). Когда подходила его очередь делать уборку в кухне, мне приходилось напоминать, что кастрюли и сковородки не моются волшебным образом сами по себе. Конечно, он помогал, но мне постоянно приходилось ему об этом напоминать, что отнюдь не освобождало мой и без того загруженный мозг. Дело дошло до откровенных обид и недопонимания. Мне этого совсем не хотелось, и я предложила Тому сделку, хотя и не очень выгодную для себя: я готова взять на себя ответственность за детей, домашнее хозяйство, оплату налогов и всю остальную рутину. «От тебя мне нужно только одно, – сказала я мужу, – чтобы ты замечал мои старания и говорил “спасибо”».
По большому счету, эта сделка и стала причиной того, что моя жизнь перестала приносить мне былое удовлетворение и разбилась на мелкие кусочки – «конфетти времени». Однажды я сделала комплимент коллеге за блестящую статью, которую можно было подготовить, только располагая большим количеством времени, которого, кажется, у меня никогда не было. Она посмотрела на меня сочувствующе, как бы говоря: «Как мне жаль вас, бедных матерей». И вот однажды, когда Тома отправили на месяц в командировку в Афганистан, он прислал мне по электронной почте свою фотографию, сделанную в пустыне недалеко от Кандагара, где находилась военная база Рамрод. Он сидел в не очень чистой одежде, держа в руках чашку с растворимым кофе и ноутбук. Моя реакция меня потрясла: я испытала зависть. Конечно, я скучала по нему и беспокоилась о его безопасности. Но в моем мире вечных дедлайнов, звонков учителей, поисков формы для девочек-скаутов, неоплаченных счетов, больных детских животов и пустых шкафов единственное, о чем я в тот момент могла думать, было: «Бог мой, все, что требуется от него, – это лишь ходить каждый день на работу».
Однако сегодняшний случай с подготовкой к празднику показал, что наш «неравномерный» подход к домашним обязанностям перешел на совершенно иной уровень. Когда Том закрыл за собой дверь, я почувствовала такую ярость и такое разочарование, что они отдались физической болью в теле. Когда мы женились, то клялись, что будем помогать друг другу. Но, как в том эксперименте с лягушкой, которая может выпрыгнуть из горячей воды, но не замечает медленного нагревания и в итоге варится заживо, наше разделение домашнего труда постепенно дошло до этой точки кипения и стало смехотворным, нелепым, абсурдным, нерациональным и безнадежно несправедливым.
Как мы дошли до этого?
Если честно, до того как я решила разобраться в себе и начать писать эту книгу, у меня просто не было времени подумать об этом. Но меня всегда окружали единомышленницы. Как мало мужья делают по дому – предсказуемая тема для разговоров. «Когда я работаю дома, то успеваю заняться детьми и сделать все по дому, – сказала мне одна из подруг. – Когда он работает из дома, он даже не думает об этом». «Как только мы достигаем некоторого баланса, у него случается командировка или его заваливают работой, и все откатывается назад, – говорит другая. – Домом начинаю заниматься только я. И этому замкнутому кругу, кажется, нет конца». Хронометрические исследования показали, что замужние женщины выполняют от 70 до 80 % работы по хозяйству, несмотря на то что большинство из них не сидят дома. А как только у женщины появляется ребенок, то объем ее домашней работы и по уходу за новорожденным начинает в три раза превышать объем, выполняемый ее мужем{283}. И это происходит отнюдь не из-за женского героизма. Но поиски ответа на вопрос «почему так происходит?» заняли у меня больше года. В итоге я смогла подавить в себе гнев и научиться понимать причины. Но все это произошло не раньше, чем я познакомилась с Джессикой Дегрут.
Через несколько недель после злополучного Дня благодарения, когда я стала исследовать то, что социологи называют «тупиком гендерной революции», я позвонила Джессике Дегрут – основательнице ThirdPath Institute («Третий путь»)[43] в Филадельфии. Дегрут работает над решением семейных проблем уже больше десяти лет. Она помогает выработать совершенно новый подход к организации внутрисемейных отношений. Это должны быть не консервативные отношения «кормилец и домохозяйка», характерные для 50-х годов прошлого века, когда у людей не было выбора и они не могли поступать иначе. Это должны быть не ставшие традиционными семьи с кормильцем-мужчиной и его женой, работающей неполный рабочий день и занимающейся домашним хозяйством и воспитанием детей. Есть третий путь, объясняет Дегрут, когда партнеры делят между собой все обязанности, становясь равными во всем. У них должно оставаться время на работу, любовь и игру. Она не отрицает, что это сложно. «Перемены всегда сложны. Ответы не даются легко. Они требуют работы и времени, – говорит Дегрут. – Но есть семьи, которые делают это по-разному, и у них это получается».
Я позвонила Дегрут, чтобы задать несколько вопросов о ее работе. В отличие от других организаций и сообществ, борющихся за гибкий рабочий график или внедрение новой социальной политики, как, например, MomsRising, Дегрут – одна из немногих, кто рассматривает обе части уравнения «работа = жизнь». За более чем десять лет исследований ее организация разработала программу обучения, чтобы помогать людям, желающим изменить свою жизнь. Ближе к концу беседы я попросила ее помочь мне с Томом, потому что у меня уже нет никаких идей, как спасти наши отношения. И однажды утром у нас состоялся телефонный разговор на троих. Для начала Дегрут спросила, что мы любим друг в друге. Это хорошая отправная точка при работе с людьми, у которых возникло множество вопросов друг к другу. К концу разговора нам напомнили, почему мы вместе, но мы так и не подошли к теме неравномерного распределения домашних обязанностей. Дегрут спросила Тома, который всем видом показывал отсутствие интереса к разговору, считает ли он полезным продолжение тренинга.
– Нет, – ответил он, – нам просто нужно проводить больше времени вместе. Но я думаю, что у нас и так все в порядке.
Он повесил трубку.
Я расплакалась.
Получая MBA в Уортоне, Джессика Дегрут поняла, что она хочет жить точно так же, как ее родители. Ее отец – заслуженный эндокринолог, автор учебника, который широко используется до сих пор. Мать вырастила пятерых детей, прекрасно готовила, создавала в доме уют и атмосферу любви и активно занималась общественной работой. Дегрут хотела жить так же, но без излишней загруженности, которая все это могла бы сопровождать. Она решила изучать не просто вопросы занятости, не отдельно мужской и женский подход к ней, а все в комплексе. Дегрут стала заниматься изучением причин нехватки времени у семей и помогать людям найти их собственный путь к преодолению этой проблемы и восстановить нормальные отношения.
Она поняла, что и мужчинам, и женщинам необходимо менять взгляды на отношения, работу и свободное время, чтобы иметь время на все. Но не имея реальных примеров для подражания, она не знала, как это сделать. Тогда она начала рассуждать логически. А если не только женщины, а представители обоих полов стали бы работать по-другому, по более гибкому графику? Если бы рабочие места не были такими консервативными рассадниками культа идеального работника со всеми вытекающими последствиями, а могли бы предложить большие возможности? Если рабочая культура была бы основана на результативности, а не на обязательном просиживании положенных часов в офисе? В этом случае и мужчины, и женщины могли бы сбавить обороты и выделить себе время на уход за детьми, личную жизнь и домашние дела. А не жалеть потом, что время прошло так бездарно. И наконец, если бы люди отвечали за воспитание детей и работу по дому вместе, разделяя работу, любовь и игру? Могли бы они в этом случае жить полной жизнью?
Она экспериментировала с собственной жизнью. Когда Джессика вышла замуж за Джеффа, оба супруга хотели работать и ухаживать за новорожденной дочерью. Они поменяли рабочие графики, чтобы каждый по очереди мог полноценно сидеть дома с малышкой, пытались прийти к общему мнению относительно работы, детей и дома. Джессика и Джефф старались распределить обязанности по дому именно так, как это казалось им справедливым. Двадцать лет спустя бизнес небольшой компании, где Джефф был совладельцем, вырос до производственного предприятия, в котором работали триста сотрудников, а некоммерческая организация ThirdPath Institute Джессики Дегрут стала важной частью общественного движения, борющегося со сверхзанятостью и помогающего улаживать разногласия между работой и личной жизнью. У супругов очень хорошие отношения с детьми, которым сейчас семнадцать и двадцать три. А совместное ведение домашнего хозяйства позволило им находить время на регулярные романтические вечера. «Мы думали, что наше решение было продиктовано заботой о детях, но оказалось, что равенство в семье также полезно для брака, работы и нас самих, – говорит Дегрут. – Это такой подарок».
Путешествие по «третьему пути» помогло ей осознать, насколько другие семьи привыкли к стереотипам и как им сложно меняться, восстанавливая необходимый баланс. Это требует от людей осознания того, кто они на самом деле и как должны действовать: быть ли им идеальными работниками, жертвующими собой идеальными матерями или отцами, которые зарабатывают деньги, но редко видят семью. По ее словам, к сверхзанятости и невозможности найти время на жизнь вне работы и хлопот по дому нас ведут социальные нормы. А это, в свою очередь, парализует наше воображение, и мы не можем найти выход из тупика. «Когда муж и жена ссорятся, выясняя отношения и пытаясь возложить вину друг на друга, они не замечают присутствия невидимых сил рядом с ними, – говорит Дегрут. – А это “идеальный работник”, “идеальная мать” и “отец-добытчик”. И именно эти персонажи накаляют всю обстановку. Они отбирают время. И они же рождают стресс».
Поговорите с отцом семейства о сокращении количества рабочих часов и большем внимании, которое он должен уделить домашним делам. Вы увидите, что «идеальный работник» сразу же возьмет верх. И мужчины, и женщины на подсознательном уровне знают, как это нам показали социологи в главе 5, что мужчина будет намного сильнее «наказан» на работе за просьбу о сокращенном рабочем дне или изменении графика, чем женщина. А для многих людей, живущих в рамках очень скромного бюджета и опасающихся финансовых потрясений, такой разговор с работодателем закончится не начавшись. Попробуйте предложить какой-нибудь матери отстраниться и дать возможность отцу больше заниматься детьми, и вы сразу увидите действие трех социокультурных норм, которые не дадут ей этого сделать. Разве не женщина лучший родитель? Разве не эгоистично желание матери работать? А если его работа пострадает, то как он сможет обеспечивать семью? Нам нужно оплачивать счета! «Поэтому люди предпочитают идти по пути наименьшего сопротивления. Они застревают в тупике, – продолжает Дегрут. – Люди ощущают, что у них нет выбора, потому что выбор предполагает наличие значимых альтернативных путей, а большинство пар считают, что их нет».
Чтобы встать на правильный путь, Дегрут советует людям побороть в себе «благие намерения», когда сверхзанятость подступила уже очень близко – при рождении первого ребенка. Это событие, как я узнала из всех международных хронографических исследований и социологических опросов, полностью меняет жизнь женщины и до недавних пор практически не меняло жизнь мужчины. Дегрут знает, что это очень сложная задача. «Я прошу пары в самые трудные моменты их жизни начать мыслить по-другому, – говорит она. – Прошу не обращать внимания на мнение соседей, коллег, членов семьи и сложившиеся социокультурные нормы. Я прошу их включить воображение и представить свой путь».
Я подумала о наших друзьях – Питере, который коптит индейку, и Дженни, одной из моих лучших подруг и партнере по утренним пробежкам. Они встретились и поженились, когда жили в Голландии, где писали и защищали кандидатские диссертации. Там же у них родились двое сыновей. Вдали от семьи и пресловутых американских культурных норм, но еще не полностью погрузившись в голландское общество и не зная другого пути, они создали то, что я с легкой белой завистью называю их «собственной маленькой Голландией». Поскольку гибкий рабочий график в Нидерландах – дело распространенное, они работали в лаборатории по четыре дня в неделю, меняя друг друга таким образом, чтобы кто-нибудь из них мог целый день сидеть дома с детьми. Няня приходила к детям три раза в неделю. Но она была с детьми недолго, потому что рабочее время в Голландии проходит интенсивно, но быстро. Питер и Дженни уходили из лаборатории еще до наступления вечера; один шел по магазинам, которые закрывались в пять часов, а второй – домой, чтобы выпить с няней чашку чая и уже заниматься детьми самостоятельно. Все выходные дни семья проводила в полном составе. Но все это «равноправие» закончилось, когда они вернулись в США. Питер и Дженни часто чувствовали себя в ловушке культуры «идеальных работников». Однако когда они поняли, что все зашло достаточно далеко, то стали искать разумные пути выхода из сложившейся ситуации.
Ключевая миссия института Дегрут – помощь парам в поиске их «собственной маленькой Голландии». Ее подход включает три основных элемента: видение, пространство и истории успеха. Когда Дегрут просит людей побороть стереотипное восприятие, она использует проверенные инструменты, дающие возможность увидеть влиятельные невидимые силы, мешающие нормальной жизни. Это «идеальный работник», «идеальная мать» и «отец-добытчик». Затем, во время сессий «активного слушания», как она это называет, Дегрут помогает парам создать нормальное, предсказуемое пространство, хотя уставшим и сверхзанятым людям сделать это бывает очень непросто. Но они постепенно начинают понемногу осознавать свое положение и то, как в него попали. Это время для паузы, время остановки и размышлений о собственном отношении к работе, подсознательных ожиданиях и «танго марионеток» – том влиянии, которое оказывают на них невидимые и вредные «идеальные» образы. Дегрут просит партнеров из пар говорить друг с другом, чтобы выяснить, чего они действительно хотят в совместной жизни. Она просит их включить воображение и представить себе не только будущее, но и то, как они к нему придут. Затем Джессика предлагает им начать экспериментировать, чтобы в скором времени увидеть результаты. Снова и снова. До тех пор пока их видение и способы его достижения не станут достаточно четкими. А когда ее клиенты теряются и утверждают, что перемены невозможны, у Дегрут, точно так же как у движения MomsRising, готов целый ряд мотивирующих историй успеха о парах, семьях, компаниях, которым удалось изменить свою работу и жизнь по этой методике. Дегрут помогает избавиться от социокультурных норм, которые мешают современным людям.
Некоторые пары постигают это сами. Но только не мы с Томом. Поняв, что мы в тупике, я попросила Дегрут познакомить меня с людьми, которые смогли добиться перемен.
Анна и Джеймс: непреднамеренное соскальзывание к традиционным ролям
К тому времени, когда Дегрут стала работать с Анной и Джеймсом, парой из Миннесоты, они, несмотря на все благие намерения, все-таки перешли к традиционным гендерным ролям. Анна с детства была эмоционально неустойчива из-за раннего развода родителей. Она выросла с мыслью, что ей необходимо уделять все внимание семье, хотя бы на первом этапе. Джеймс стал единственным кормильцем. Когда у них родился ребенок, он взял максимально возможный в его компании отпуск по уходу за младенцем – одну неделю. Когда появился второй малыш, Джеймс хотел поступить так же. Но после первого же дня отпуска его начальник позвонил и на повышенных тонах потребовал возвращения на работу, иначе он не гарантировал Джеймсу сохранение рабочего места. Большой дом и растущие расходы требовали принятия быстрого решения – и оно нашлось. Джеймс стал опять много работать и даже клал по ночам смартфон рядом с подушкой. Анна выполняла родительские обязанности за двоих. Домой Джеймс приезжал уставшим и раздражительным. Он стал избегать общения с детьми, ссылаясь на сильную занятость. Когда они просили рассказать сказку, он выбирал самую короткую. Джеймс был на грани нервного истощения, а Анна чувствовала себя одинокой и несчастной. Это явно была не та жизнь, о которой они мечтали.
Когда Дегрут создала им «буферное пространство» и попросила подумать о жизни и работе, Анна осознала, что чем больше она хотела, чтобы Джеймс тоже был хорошим родителем, тем чаще она перечеркивала все его усилия, ругая за то, что он сделал, и за то, что не сделал. Социологи называют это «материнским контролем». Это распространенное и часто подсознательное поведение женщины, которое выражается в том, что она считает, что не только лучше знает, что и как делать, но и несет ответственность всегда и за все.
Анна сильно удивилась, узнав, что муж на самом деле хотел снизить количество рабочих часов, чтобы проводить больше времени с семьей. «Его отец умер рано, в пятьдесят пять лет. Джеймс стал беспокоиться, что если он будет работать так же напряженно, то его может постичь та же участь, – говорит она. – И я поняла, что мы с ним никогда не говорили откровенно о том, чего на самом деле хотели».
Потребовались годы небольших, но последовательных шагов, проб и ошибок, постоянных разговоров, но они наконец продали дом и переехали в меньший. Джеймс нашел работу с гибким графиком и возможностью заниматься ею удаленно. Он больше проводил времени с детьми, на школьных мероприятиях и стал гораздо активнее как родитель и партнер. Спустя какое-то время Анна решила стать наставником для таких же запутавшихся пар и пошла волонтером в институт Дегрут. Супруги теперь стараются работать не больше тридцати часов в неделю. Джеймс готовит еду, Анна стрижет газон. У них есть время на прогулки, романтические вечера и общение с детьми. «Конечно, странное у меня резюме. Я все шел вверх-вверх-вверх и внезапно стал младшим инженером. Но однажды, когда дети слушали какую-то песенку, я заметил, что подпеваю. Тогда я понял, что поступил правильно и не нужно ни о чем жалеть. Пару лет назад я даже не знал бы слов этой песни», – рассказал мне Джеймс.
Марси и Джон: выдавить из себя «идеального работника»
Несмотря на взаимные обещания делить все домашние обязанности и жить полноценной жизнью, Джон и Марси оказались под сильнейшим давлением стереотипа «идеального работника». Когда у них родилась дочь, Марси взяла шестимесячный отпуск, а Джон – одну неделю. Марси все время проводила с малышкой и изучила все тонкости ухода за ребенком, поэтому она стала главным экспертом в семье, а Джон лишь немного помогал ей. Когда Марси вернулась на работу в международную финансовую корпорацию, то ей предложили гибкий рабочий график: каждую пятницу она могла сидеть дома. Почти в это же время Джон получил повышение по службе, и семья перебралась из Сан-Франциско в Нью-Йорк. Джон стал работать семь дней в неделю без отдыха, стараясь оправдать новое назначение. Без родных и друзей в большом городе Марси была вынуждена работать и одна заниматься ребенком. «Так мы ступили на скользкий путь возвращения к традиционным гендерным ролям», – говорит Джон. У Марси начались проблемы со сном. Она стала сильно уставать. В итоге она сказала: «Я так больше не могу. Это не то, под чем я подписывалась».
Пара пошла на прием к Дегрут. Работа по дому не доставляла много хлопот: Марси покупала все продукты через интернет и занималась готовкой, Джон делал уборку в доме, оплачивал счета и планировал семейные отпуска. Стиркой они занимались вместе. Но проблема заключалась в ребенке. Марси считала, что только она воспитывает дочь. Джон признался, что он даже не догадывался, что недостаточно заботился о ребенке, до тех пор пока жена ему прямо об этом не сказала. Они обсудили проблему и составили план действий. Начали с малого, с небольших шагов по созданию нового порядка в семье. Теперь Джон и Марси по очереди дежурили у кроватки дочери – это дало Марси возможность высыпаться и ходить по утрам в тренажерный зал. Джон согласился приезжать домой пораньше, один вечер сидеть с дочерью вместо няни, чаще бывать дома во время ужина и укладывать малышку спать перед тем, как опять приниматься за работу. Он согласился работать по выходным только во время послеобеденного сна ребенка. По субботним утрам Джон занимается дочерью самостоятельно. Но стереотип «идеального работника» все еще мешает этой паре жить полноценной жизнью. «Мне больно признаться, но профессиональный успех сделал меня эгоистом. Это не означает, что я хочу быть плохим отцом. Но успех на работе стоит мне других ценных вещей в жизни. Я постоянно борюсь с этим», – говорит он.
Их жизнь налаживается. Но они оба признают, что еще далеки от идеала, о котором мечтали.
Лора и Джим: сбежать от «идеальной матери»
Эта пара, с которой Дегрут познакомилась в Филадельфии, стала жертвой стереотипа «идеальной матери» благодаря Лоре. «Было время, когда мне казалось, что я должна делать все-все-все: ездить по магазинам, готовить, воспитывать детей. И, конечно, работать, – признается Лора. – Это сводило с ума. Но в какой-то момент меня остановил Джим». Он сказал, что постоянная мойка посуды и уборка дома не делают меня самой замечательной матерью на свете и добавил: «Хорошая семья – это семья, где супруги помогают друг другу».
Лора – партнер в бухгалтерской фирме. Она знает все преимущества гибкого рабочего графика с того времени, когда ей приходилось ухаживать за старенькой мамой. «Когда мы с Джимом поженились, нужно было честно и откровенно поговорить с руководством по поводу гибкого графика, мы же его заслужили, в конце концов, – вспоминает Лора. – Джим, старший вице-президент Citibank, сам составил для себя расписание, пошел с ним к руководителю и сказал, что работа для него очень важна, но его детям четыре и два года, и он очень хочет видеть, как они растут».
Теперь они оба работают из дома по два дня в неделю, успевая заботиться о двух малышах, которые остальное время проводят в детском саду или с няней. Дома супруги выполняют ту часть работы, которая требует максимального внимания и тишины. Связь с внешним миром и коллегами поддерживается с помощью телеконференций. В те дни, когда Джим работает в манхэттенском офисе, он занимается планированием и встречается с коллегами и клиентами. Джим и Лора составляют свое расписание как минимум на месяц вперед и посылают друг другу напоминания по электронной почте по поводу поездки в детскую поликлинику или посещения родительского собрания. Они постоянно устраивают себе романтические вечера и несколько раз в год куда-нибудь уезжают вдвоем. «Мы с Джимом стали очень внимательно относиться к тому, что на самом деле представляет для нас огромную важность», – говорит Лора.
Путь к гармонии, тот самый «третий путь», нелегок, по словам Дегрут. Но никто не хочет жить с ощущением постоянной нехватки времени. «У вас всегда будут конфликты между работой и жизнью вне ее, – утверждает она. – То, что вы можете иметь все, не более чем миф. Не можете. Но у вас может быть время на те вещи, которые представляют для вас наибольшую важность».
Результаты международных социологических опросов показывают, что большинство мужчин и женщин в странах, где преобладают ценности западной культуры, говорят, что они удовлетворены равноправием в семейной жизни, если оба партнера работают, вместе воспитывают детей и выполняют домашние обязанности{284}. Ученые напрямую связывают вовлеченность обоих супругов в работу по дому и хорошую половую жизнь{285}. Также разделение домашних обязанностей влияет на ощущение счастья в семейной жизни{286}. И все же гендерное разделение труда существует и, кажется, не собирается сдавать позиций. Оно минимально в семьях с высокими доходами, где супруги могут нанимать других людей для выполнения работы по дому, и максимально в семьях с низким уровнем дохода{287}. Несмотря на то что современные мужчины уделяют воспитанию детей и работе по дому больше времени, чем их отцы, все же на долю женщин выпадает в два раза больше подобной работы. И хотя зарплата женщин в последнее время значительно выросла, в целом ее невозможно даже близко сравнивать с мужской. А с середины 90-х годов прошлого века так ничего и не изменилось: отцы не стали делать больше домашних дел или сидеть с детьми. Количество работающих матерей снизилось, несмотря на то что все больше женщин получают высшее образование и научные степени. А разговоры о том, должны ли мужчины больше помогать по дому и могут ли работающие женщины сохранять тесные контакты с детьми, плавно сошли на нет. Социологи назвали это тупиком гендерной революции{288}.
И никто не счастлив. Результаты опросов показывают, что домашние дела остаются самой распространенной причиной внутрисемейных конфликтов{289}. Британские социологи сообщают об интересных итогах одного исследования: оказывается, женщины могут проводить три часа в неделю за переделыванием какой-либо работы, которую, по их мнению, мужья выполнили плохо{290}. Хронометрические исследования показывают, что женщины в два с половиной раза чаще мужчин вынуждены просыпаться по ночам, чтобы подниматься к детям{291}. Другие изыскания демонстрируют, что у женщин, которые приходят вечером с работы домой, уровень гормонов стресса снижается в два раза, если мужья помогают им в домашних делах. А как обстоят дела у мужчин? Те же исследования говорят, что уровень гормонов стресса у мужчин снижается только тогда, когда все домашние дела выполняют их жены, а они только отдыхают{292}. Хронометрические изыскания показывают, что во время кризиса, когда многие мужчины остались без работы и женщинам пришлось кормить семьи, разделение домашних обязанностей стало чуть-чуть справедливее. Но это произошло потому, что женщины стали выполнять меньше домашних дел, а не потому, что их мужья стали делать больше. А что делали неработающие главы семейств в свободное время? Они отдыхали{293}.
Это подтверждает выводы психолога и хронометриста Михая Чиксентмихайи, что мужья чувствуют себя лучше в присутствии жен, но их жены не обязательно чувствуют себя лучше в присутствии мужей{294}. Он также утверждает, что мужчины чувствуют себя лучше дома, а женщины – в тот момент, когда уходят из дома на работу. Также, по его словам, лучше всего женщины чувствуют себя около полудня, когда они больше всего заняты рабочими делами, а хуже всего – между 17:30 и 19:30, когда они возвращаются к детям, хозяйству, ужину, неоплаченным счетам и прочим накопившимся делам, которые им нужно успеть сделать за несколько часов. И наоборот, мужчины хуже всего чувствуют себя по утрам перед работой, и лучше – вечером, когда они возвращаются домой{295}. СМИ использовали результаты этого исследования, чтобы показать, насколько эгоистичны те матери, которые занимаются карьерой, забыв о детях. Но давайте остановимся и подумаем. Если мужчины должны зарабатывать деньги на содержание семьи и предполагается, что каждый нормальный мужчина это делает, то для них работа – это основное. Они почти всю жизнь проводят там. Понятно, что они устают и дом для них – убежище. Исследования Чиксентмихайи показывают, что мужчины сами выбирают, какие домашние дела им по душе. Дома они делают только то, что им нравится, и ухаживают за детьми только находясь в хорошем настроении. Понимаете? А для женщин дом, независимо от того, насколько он пропитан атмосферой любви и счастья, остается еще одним местом работы.
Получается, что мужчины и женщины не только по-разному проводят время, но и по-разному его ощущают. Новаторское исследование, посвященное этому феномену, ввело новое понятие – «расходящиеся реальности»{296}. Например, семья занята одним и тем же, скажем, ужинает. При этом женщины ощущают беспокойство из-за того, что они в этот момент ничего не делают, а их мужья – наоборот. Они рады, что уехали вовремя с работы и могут отдохнуть{297}. Используя метод выборочной проверки, который предполагает опросы людей не только по поводу того, что они делают в течение дня, но и на тему их мыслей и ощущений, Чиксентмихайи оказался одним из первых, кто обнаружил, что время у женщин более «загрязнено». Вне зависимости от того, чем занимаются женщины, они постоянно держат в голове все вопросы, связанные с детьми, домом, работой, делами и семьей. И, как пишет Чиксентмихайи, этот напряженный «умственный труд» лишь усугубляет у женщин ощущение вечной нехватки времени{298}.
Ничего удивительного, что, как показывают исследования во всем мире, у женщин чаще, чем у мужчин, встречаются хронический стресс и чувство, что жизнь выходит из-под контроля{299}. Ничего удивительного, что экономисты Бетси Стивенсон и Джастин Волферс выяснили, что женщины сейчас намного более несчастны, чем сорок лет назад, а мужчины – наоборот. Они и в зрелом возрасте чувствуют себя замечательно, в то время как женщины остаются с нереализованными мечтами{300}.
Чтобы разобраться, что происходит в моей собственной жизни, я как журналист поступила вполне естественным образом: взяла блокнот с ручкой и стала задавать вопросы. За одну неделю «активного слушания» с Джессикой Дегрут я заново прожила все двадцать лет своей семейной жизни. Я много гуляла и разговаривала с Томом. Постепенно мы пришли к выводу, что никогда не разговаривали откровенно о своих желаниях. Когда мы говорили, что хотим быть равными в семейных делах, мы имели крайне смутное представление о том, что это такое.
Если честно, Том всегда очень дисциплинированно относился к рабочему времени, работал эффективно, никогда не засиживался в офисе без причин, старался приезжать домой вовремя, находил время на семью и не пытался стать идеальным работником даже там, где эта культура процветала. Зато у меня постоянно был непонятно какой рабочий график.
И мы оба пришли к выводу, что все проблемы со временем и распределением обязанностей начались, как правильно отметила Дегрут, с момента рождения первого ребенка. Мы не старались перебороть себя, а жили своими предположениями, которые глотали как горькое лекарство. Я предполагала, что Том возьмет отпуск по уходу за новорожденным, чтобы нам было проще вместе справляться со всеми делами. Он всегда говорил, что хотел быть хорошим родителем и заниматься детьми больше, чем его отец. Вместо этого он брал короткий отпуск после рождения детей. И, возможно, чувствуя некоторую степень вины, он всегда уходил от ответа на вопрос, почему не взял более длительный отпуск тогда, когда мы оба в нем нуждались. И вот наступил день, когда я взяла блокнот и подошла к нему, чтобы узнать истинные причины случившегося.
– Я очень хотел делить все обязанности с тобой, – сказал он мне, – но пойми, в том месте, где я тогда работал, взять отпуск по уходу за ребенком было не самое лучшее, что я мог сделать. Только один новоиспеченный отец мог это себе позволить: он был «звездой». Я, честно говоря, опасался за свою должность. Конечно, сейчас я бы поступил по-другому. Теперь это больше распространено, и я вижу, как молодые отцы этим пользуются.
– Я из-за этого с ума сходила. Все эти годы, – ответила я, – ты не замечал?
– Да, но рабочая обстановка была ужасной. На нас давили, чтобы мы работали еще больше, – сказал Том.
Поэтому я взяла длительный отпуск по уходу за новорожденным. Я старалась узнать обо всем, что касается заботы о маленьких детях. Я стала родителем «по умолчанию», и мы оба предполагали, что так и нужно, – об этом я расскажу в другой главе. Я изменила рабочий график, сделала его более гибким и стала оставаться дома гораздо чаще. Соответственно, все домашние дела стали моей обязанностью. Дальше больше: наша дочь не спала ночами почти до двух лет и не подпускала никого, кроме меня. Когда дети подросли, они пошли в школу с углубленным изучением испанского языка, и только одна я могла им помочь с домашними заданиями. Том начал ездить в заграничные командировки каждый год. Мы поняли, что и его не миновала участь идеального работника. В то же время я стала идеальной матерью – вспыльчивой, вечно невысыпавшейся и стремящейся делать все дела самостоятельно. Том занимался с детьми, когда это приносило ему удовольствие, он с ними играл, дурачился перед камерой и иногда менял памперсы. Я никогда не попадала в кадр, меня едва можно найти на фотографиях в альбоме. Но я всегда была занята невидимой работой. Эта работа была настолько незаметной, что позже Том действительно стал думать, что мы распределяли домашние обязанности практически поровну. Он злился, что я злилась, и очень обижался, когда я, по его мнению, недооценивала его вклад в работу по дому. Ведь он старался делать гораздо больше, чем в свое время делал его отец.
– А то, что ты не знаешь, где детский стоматолог? Ты никогда не ездишь с ними в поликлинику. А то, что я оставалась с ними, когда они болели? Занималась с детьми, возила их в летний лагерь, – не выдержала однажды я.
– Но этим же всегда занимаются матери, не так ли? – ответил Том. – Ты знаешь хотя бы одного мужчину, который бы это делал?
В тот День благодарения, с которого я начала эту главу, «идеальный работник» и «идеальная мать» встретились в одной кухне. «Давай разберемся, – сказал Том. – В принципе, мужчины ожидают, что женщины будут вести домашнее хозяйство и ухаживать за детьми. Это просто их роль. Женщины всегда этим занимались. Возможно, в моем сознании это тоже сильно укрепилось».
И я поняла, что в моем подсознании существовала та же картинка. Я никогда не просила о помощи, потому что была уверена, что все должна сделать сама. Я всегда думала, что его карьера важнее. Я всегда предполагала, что хозяйка должна стыдиться неубранного дома – иначе какая она хозяйка? Я с непониманием и раздражением смотрела на Тома, когда он уезжал в спортивный зал, читал газеты или долгими часами работал, предварительно попросив его не беспокоить. Я никогда не понимала, что для того, чтобы выбраться из этого замкнутого круга, требуются усилия с обеих сторон.
– Оглядываясь назад, – сказал как-то Том, – я понимаю, что нам нужно было разобраться с этим давно.
Наконец мы попробовали.
Теперь мы возим детей к стоматологу и педиатру по очереди. Мы по очереди доставляем Лайама на уроки игры на барабане и забираем Тессу из бассейна. Том оставляет также и свой электронный адрес для связи с родительским комитетом, командой гонок по пересеченной местности, отрядом девочек-скаутов и копирует все информационные рассылки, чтобы мы оба знали о предстоящих событиях. Мы по очереди проверяем домашние задания у детей. Даже если это уроки испанского, Том может увидеть, выполнено ли домашнее задание. Каждый вечер он готовит, а я навожу порядок. С утра я достаю из посудомоечной машины чистую посуду, а он по вечерам складывает туда грязную. Мы договорились, что тот, кто встает последним с кровати, заправляет ее. У детей тоже есть домашние обязанности, поэтому мне не нужно держать много бесполезной информации в голове. Мы регулярно проводим время всей семьей. Каждый записывает предстоящие мероприятия в семейный календарь. Если что-то пропускаем, это очень плохо, значит, в следующий раз нужно быть внимательнее. Каждый из детей может запланировать одну экскурсию раз в полгода, чтобы его сопровождал кто-нибудь из родителей, и это мы тоже записываем. У нас больше нет никаких непредвиденных дел или просьб, которые могут внести сумятицу в хорошо распланированный день.
Том по-прежнему ездит за продуктами, но я уже редко что-либо докупаю за ним. Если у нас что-нибудь заканчивается, то пусть заканчивается. Даже если это туалетная бумага. Я стираю и разбираю одежду, но потом уже каждый складывает свою. Я сделала свою невидимую работу очень заметной: однажды оставила все счета и документы на обеденном столе на целую неделю, а потом показала Тому, где лежат все папки с документами, какие у нас есть пароли для удаленного управления счетом и как все нужно оплачивать. Теперь мы оба оплачиваем счета. Я перестала пропалывать и стричь растения, чтобы Том понял, что, если не прилагать усилия, наш сад, который он так любит, легко превратится в неаккуратные заросли. Теперь он и дети тоже ухаживают за садом.
Мы выработали собственные стандарты – «не мыть посуду в горящем доме» и не строить из себя «Короля Льва». Заправлять постель означает не оставлять подушки на полу. Мыть посуду означает мыть все кастрюли тоже и вытирать за собой раковину. Когда Том нарушил нашу договоренность, я просто не стала делать это за него. Раньше я бы сама все сделала, ошибочно полагая, что у меня это получится лучше. А теперь я сфотографировала это безобразие на смартфон и послала ему сообщение. И мы нашли время, чтобы наконец обсудить, чего мы по-настоящему хотим: как нам стать полноправными партнерами и честно делить все домашние обязанности, потому что соблюдение элементарных правил поможет нам избежать ненужных ссор и разговоров и даст возможность стать ближе друг другу. Так будет лучше всей семье. Тогда у нас будет время для игры. Мы прекратили делать обычные подарки на Рождество. Вместо этого мы дарим друг другу маленькие «дары времени». Том и Тесса провели вместе время в парке, а после обеда – на мастер-классе в студии по изготовлению витражных стекол. Лайаму я подарила день под девизом «Всегда да!», когда он мог выбрать, что хочет делать. На годовщину нашей свадьбы я попросила Тома воздержаться от покупки цветов и захотела, чтобы он написал мне любовное письмо. Теперь у нас с Томом есть «минутка на коктейль» (эй, у кого найдется лишний часик?), чтобы в конце дня остаться наедине. Мы разговариваем. Ссоримся. Ошибаемся. Исправляемся. Жизнь меняется. Мы продолжаем жить. Мы выучили несколько уроков. Кто знает, сколько еще жизненных уроков нам предстоит усвоить? Но мы делаем это вместе. И я готова привести несколько примеров.
Урок с печеньем. Как и всякая идеальная мать, я пообещала Лайаму принести в школу печенье, чтобы продавать его приглашенным на концерт музыкальной группы сына. Но я забыла его испечь! И вспомнила об этом только тогда, когда мы уже ехали в школу на представление. Мы остановились у ближайшего продуктового магазина, и Том побежал за печеньем. Но он купил не маленькие симпатичные кексы из местной пекарни, о которых я просила, а две коробки фабричного печенья. Моя внутренняя Марта Стюарт возмутилась: «Ты что, шутишь?» Том посмотрел на меня и сказал: «Это же средняя школа. Они распродадут все в один момент». И они это сделали. Больше я не живу с Мартой Стюарт внутри себя.
Иногда лучше просто уехать. Поездки, связанные с написанием этой книги, наверное, стали лучшим из того, что я когда-либо предпринимала. Для всех. Дети смогли жить самостоятельно. Том научился быть «хорошим родителем» без моей поддержки. А я оставила стереотип «идеальной матери» где-то дома и на время стала самой собой. Я оставила папку со всеми телефонными номерами и расписанием детских занятий дома. Понятно, что на нее никто не обратил внимания (а что я могла поделать?). В Копенгагене во время интервью я получила сообщение от Тома с просьбой прислать телефон учителя игры на барабане. Но он остался дома, в нераскрытой папке. Со временем Том стал увереннее вести домашнее хозяйство, даже если ему приходилось одному выступать на родительских собраниях. Я отпустила ситуацию. Если Тесса пропустила занятие игры на флейте, значит, она его пропустила. Если кто-нибудь не поменял кошачий наполнитель, кот это переживет. Зато дети увидят, что мама может не только сидеть дома. Лайам потом мне сказал: «Это же круто! Ты уехала навстречу приключениям!»
Что придумать вместо летнего лагеря. Этим летом пять семей из нашего района решили найти альтернативу летнему лагерю. Отчасти это произошло из-за повышения цен, отчасти из-за того, что график его работы не всех устраивал. И мы решили собрать группу из пяти девочек, которую каждая семья могла бы на целый день размещать у себя. Таким образом, все остальные родители могли бы спокойно работать четыре дня в неделю. Меня удивил Том. Он, который никогда не прерывал работу на домашние дела, сам вызвался сидеть с детьми один день в неделю. Том договорился с родителями. Он потратил время на переписку по электронной почте. Он сводил девочек на экскурсии на Национальное радио и в Newseum[44], а потом они вместе ездили на обед. А у меня появилось время для работы над этой книгой.
Глава 9
Культ всепоглощающего материнства
Я всегда думаю, что хорошая мать – это кто-нибудь, но только не я.
Джин-Энн Сазерленд, Guilt and Shame: Good Mothering and Labor Force Participation
Только в одиннадцать часов утра Карен Граф поняла, что сегодня, проспав всего пять часов, она вышла из дома, забыв про дезодорант. Все утро она была очень занята тремя детьми: Карен их разбудила, одела, накормила завтраком, приготовила им с собой обеды, отвезла в школу, заехала в магазин, чтобы купить пластиковую коробку для обеда, потому что ее сын уже потерял целых две, заехала в магазин канцтоваров, чтобы купить чернила для принтера, потом направилась в химчистку. А еще она должна была разместить объявления о выборах в попечительский совет школы и уже готовилась стучаться в двери к соседям, собирая их голоса и краснея из-за того, что почти забыла об этом важном мероприятии.
Забежав на минутку домой, Граф затем провела почти весь остаток дня в своем серебристом минивэне. Она называет себя гиперродителем. У сорокадвухлетней Граф каштановые волосы до плеч и темные круги под глазами. Она объясняет их наличие генетической предрасположенностью и говорит, что макияж помог бы скрыть их, но только ей вечно не хватает времени на это. Она одета в белую футболку, кроссовки и джинсы с искусственными порезами на коленях. К концу дня, который мы провели с ней вместе, она успела забрать детей из школы, отвезти их к репетиторам и стоматологу, поиграть с ними на детской площадке и вернуться домой. Вечером мы опять поехали на детский праздник. Столбики с объявлениями о выборах в попечительский совет школы болтались в багажнике ее машины, издавая лязгающие звуки на каждом резком повороте. Граф забыла о детской еде, оплате яслей и услуг репетитора, а также о том, что нужно было достать из холодильника замороженные продукты для ужина. По пути она вспомнила о просроченном транспортном налоге. Карен извинилась за «ужасное» состояние дома – с немытой посудой, оставшейся после завтрака, разбросанными куклами, настольными играми, формой бойскаутов и пластмассовыми солдатиками. Между поездками она читала дочери книжку и играла в компьютерную игру с младшим сыном, склонившись над столом и устало поддерживая голову руками. Граф говорила мне о своем постоянном желании давать детям больше свободы и переживаниях, что они могут с ней не справиться. «Мама! – крикнул с заднего сиденья ее старший сын. – Совершать ошибки просто необходимо! Именно так мы учимся!» Карен предложила подруге, которая была в тот день очень занята, посидеть с ее дочерью до вечера и даже ухитрилась забрать моего сына со спортивной тренировки. Вместе с дочкой они приготовили на ужин куриное филе. Потом она уложила детей спать, посмотрела телешоу, не забыв при этом изучить программу выборов в школьный совет, распечатала новыми чернилами еще стопку объявлений и около полуночи, полностью обессиленная, легла спать. Ее ждал непродолжительный пятичасовой сон. До того как окончательно заснуть, Граф думала, ничего ли она не забыла сделать и можно ли было успеть сделать еще больше дел.
«Я все время чувствую, что делаю недостаточно, – говорит она мне. – У меня постоянное ощущение, что я что-то не успеваю. Я говорю о делах вслух, и это звучит странно. Я смотрю на детей. Они, кажется, всем довольны. Но я почему-то думаю, что мало с ними занимаюсь, мы мало ходим по музеям. Когда я сегодня была у соседей, мне на глаза попались милые домашние украшения, и я вспомнила, что дочка тоже хотела вместе со мной украсить дом. Я постоянно себя укоряю, что не успеваю делать больше. Постоянно требую от себя еще чего-то».
У Граф есть диплом магистра. До рождения детей она сделала успешную карьеру, а потом сидела с ними дома на протяжении семи с половиной лет. Пытаясь уделять им больше внимания, она работала волонтером в школе, принимала активное участие в делах родительского комитета, занималась школьной библиотекой и сейчас добивается места в попечительском совете школы. «Я знаю, что делаю даже больше, чем нужно, – сказала она с некоторым расстройством в голосе. – Иногда я думаю, свойственно ли другим матерям такое поведение, или это только моя особенность?»
Или она просто старается успеть сделать все, чего ждут от сегодняшнего поколения матерей? Ведь от них требуется слишком многое.
Я решила провести с Граф один день не потому, что она такая необычная, хотя, вне всяких сомнений, она очень хорошая мать, а потому что Граф олицетворяет собой собирательный образ современной «везде успевающей» матери из числа представительниц среднего класса.
Американки, независимо от их рабочего статуса и семейного положения, не только увеличили время, которое проводят с детьми, по сравнению с 60-ми годами прошлого века, но и стали проводить это время более насыщенно, затрачивая в три раза больше времени на игры и обучение детей. Чем образованнее мать, тем больше времени она проводит с детьми. Причем это произошло в тот момент, когда число работающих мам возросло почти вдвое. Почти все матери работают на полную ставку и даже берут дополнительные часы. Исследования показывают, что женщины вроде меня проводят с детьми около одиннадцати часов в неделю. Это сопоставимо с аналогичным показателем в 60-е годы ХХ века, только с одной поправкой: тогда женщины в США в основной массе все же были домохозяйками. А такие, как Граф, проводят с детьми до семнадцати часов в неделю (отцы за тот же период увеличили количество часов, проводимых с детьми, с двух до семи в неделю). И это мы говорим о чистом времени, которое матери тратят на заботу о детях. Работающие женщины проводят сорок два часа в неделю с детьми – это больше половины того времени, когда они не на работе. А у домохозяек этот показатель составляет шестьдесят четыре часа в неделю{301}.
И все же, согласно результатам опросов, матерям этого недостаточно.
Газеты и журналы переполнены историями о мамочках, вечно трясущихся над своими маленькими гениями: взять, например, историю, когда мать подала иск к яслям в Нью-Йорке (кстати, стоимостью 19 тысяч долларов в год), считая, что там недостаточно хорошо обучали ее четырехлетнего ребенка{302}. Конечно, любой из нас может прочитать эту историю и облегченно вздохнуть с мыслью: «Ну, по крайней мере, я не так уж плоха». Но дело не в том, что вы не собираетесь так «заботиться» о своем ребенке. Дело в том, что такая сверхзабота становится устойчивым трендом во всем обществе. И я не исключение из правил. Я тоже читала о «культе совершенной матери» в книге Джудит Уорнер[45] Perfect Madness («Совершенное сумасшествие»). Я тоже просматриваю блоги других мамочек и знаю буквально взрывающие мозг результаты исследований о том, какими перфекционистками бывают матери. Я каждый день сталкиваюсь с «соревнованиями» мам на звание лучшей и самой заботливой на детской площадке и в интернет-форумах: «Кто-нибудь подскажет, как мне найти художественную школу для малыша?», «Стоит ли мне начать учить трехлетнего ребенка китайскому языку?» Даже случайные разговоры подтверждают эту тенденцию. Однажды подруга рассказала мне, что отдала сына в известную школу фехтования. Она гордо сказала: «Он же сможет принимать участие в Олимпийских играх!» Я сразу же подумала о своих детях, которые явно не готовятся к Олимпиаде, и начала ругать себя за это, гадая, не поздно ли еще начать.
Гиперопека начинается рано, с ясельного возраста. Мы не даем детям далеко убегать во время прогулок, стараемся удержать их от падения. В школе мы загружаем их дополнительными занятиями и спортивными секциями. Они занимаются с лучшими преподавателями и ездят на экскурсии. Интенсивность занятий только возрастает при начале подготовки к колледжу. Моя подруга из Сент-Луиса рассказывала, как она общалась с консультантом достаточно дорогого вуза, который посоветовал ей не медлить с подготовительными занятиями, чтобы потом у девочки была хорошая успеваемость. А девочке в тот момент было двенадцать лет. Занятия в колледже – отдельная тема для разговора. Они требуют огромного напряжения сил. Но и на этом гиперопека не заканчивается. Известны случаи, когда в отделах кадров компаний, принимающих выпускников на работу, висели объявления, где в максимально корректной форме родителей просили не помогать детям составлять резюме. И не сидеть вместе с ними на собеседованиях{303}.
Ученые утверждают, что такой интенсивный подход к родительским обязанностям – особенность среднего класса. Исследователи говорят, что матери из среднего класса инвестируют время в детей, как будто покупают облигации с высокими процентными ставками на долгосрочный период. Матери из рабочего класса позволяют детям расти в более «естественных» условиях{304}. Но исследования не показывают полной картины. Я общалась с Элизабет Спрейг, разведенной матерью четверых детей тридцати одного года из Фредерика в штате Мэриленд. Она получала продуктовое пособие и выплаты по уходу за детьми, все в сумме составляло около 1700 долларов в месяц. Она также зарабатывала небольшие суммы, размещая рекламу в интернете, пока ее дети спали днем. Спрейг пробовала устроиться на работу, но ее отпугнули не столько «безумные» цены на услуги няни, сколько ее сомнения в том, должна ли хорошая мать работать. «Все хотят жить по-человечески, никто не желает быть бедным, – сказала она мне, – но мне не хочется оставлять детей без присмотра, пока я буду работать целый день». Однажды, когда она пришла с работы домой и почувствовала, что от ее ребенка пахнет духами другой женщины, то испытала сильнейшее чувство вины. И после этого уволилась.
На встрече Mocha Moms (общенациональной группы матерей, принадлежащих к другим расам) я познакомилась с еще одной мамой. Кеша, обладательница диплома MBA, на время ушла с работы, чтобы быть дома с детьми. Она пострадала от жесткой корпоративной культуры компании (опять возвращаемся к вопросу об «идеальных работниках»), где у нее не было возможности использовать гибкий график и надлежащим образом заботиться о детях. При этом она отмечает, что у многих ее коллег-мужчин жены не работают. Кеша говорит, что временами она испытывала давление, «не совместимое с выполнением материнских обязанностей». «В течение последних двадцати лет все только и повторяют, что быть матерью – это самая тяжелая, самая важная и самая лучшая работа в мире, – говорит она мне во время встречи. – Я не знаю, откуда это взялось. Послушайте, что говорят люди: лучшая мать – это та, которая доказывает своим детям, что женщина может все; лучшая мать – это та, которая полностью отдает себя детям, которая заботится о них; лучшая мать кормит грудью своих детей до двух лет – это позволяет им впоследствии иметь сильную иммунную систему. И любая нормальная женщина будет стараться вести себя именно так».
До этого она разговаривала со своей матерью. Они обсуждали, почему в наше время к женщинам предъявляются такие повышенные требования и становится все больше стандартов, которым они должны соответствовать: «Когда я рассказала ей, что требуется от женщины, чтобы вырастить нормального, всесторонне развитого, успешного ребенка, моя мать в недоумении посмотрела на меня и ответила вопросом на вопрос: “Да кто же придумывает все эти новые стандарты?”».