Лондон – лучший город Америки Дейв Лаура

Я хотела предупредить Джоша, но он меня перебил:

– Ты будто все еще ждешь Мэтта. Надеешься, что он приедет и заберет тебя.

У меня перехватило дыхание, я сидела не в силах сглотнуть или пошевелиться. Первое время я и правда надеялась, что раздастся стук в дверь и я увижу на пороге Мэтта. Да, я хотела вернуть прошлое – только не с того момента, когда мы расстались, а немного раньше, когда между нами все еще было хорошо. Джошу этого не понять, хоть Мэтт ему тоже нравился. А было так хорошо, когда Мэтт приходил к нам домой! Парни играли в баскетбол, однажды мы устроили марафон, а как здорово мы все съездили в Чикаго на мамин день рождения. У меня целый альбом счастливых воспоминаний, но Джош видит только, что Мэтта с нами больше нет, и хочет, чтобы я все забыла, вычеркнула из своей жизни. Целую жизнь вычеркнула!

– Эмми, я не понимаю, ведь это ты его бросила. Почему же ты продолжаешь цепляться за него?

Мне хотелось огрызнуться: а он, что ли, не цепляется за Элизабет? Вряд ли он сумел ее отпустить, раз мчится к ней накануне свадьбы.

Слезы стояли комком в горле. Джош прав. Я не крутая, это в прошлом. Меня легко задеть, я превратилась в комок нервов, в мячик, который срывается с места и пускается вскачь от малейшего прикосновения.

Джош глянул на меня, и у него опустились плечи. Он понял, что зашел слишком далеко, и сменил тон:

– Слушай, я не хочу на тебя давить, мне просто не нравится, что ты застряла. У тебя столько возможностей: ты можешь вернуться в киношколу или хотя бы съездить в Лондон. Помнишь, как ты хотела в Лондон? Попробуй найти там работу. Или где-нибудь еще, но только настоящую работу. Я что хочу сказать: выходов несколько, а ты видишь один.

– Прекрасно, что выходов несколько, – хрипло выдавила я. – Ты как раз пропустил развязку. Но ничего. Впереди их еще миллион, только жаль, что время потеряем.

После девяти мы остановились позавтракать в забегаловке для дальнобойщиков. До Наррагансетта оставалось минут пятнадцать, до Паскоага – девяносто километров, около часа пути. Завтракать в Наррагансетте было бы чересчур. Я представила себе, как захожу с братом в единственную на весь городок столовку: на стенах картинки с цветами, у прилавка постоянные посетители, которые каждое утро заказывают одно и то же. Завтрак № 1 – два блинчика, три яйца, сок; № 2 – солонина с луком, большой кофе; № 3 – банановые вафли со взбитыми сливками и яблочным соусом. Джош постоянно оглядывался бы на входящих. Если бы он увидел моих знакомых, то удостоверился бы, что у меня тут своя жизнь, и я знаю, что ему это было бы неприятно, но еще больше он бы разочаровался, если бы никто не пришел.

Поэтому мы остановились по дороге. Забегаловка буквально ломилась, но моих знакомых быть не могло. Мы сели за столик в углу, Джош заказал яйца с копченой индейкой. Я сначала решила, что есть не хочется, а в итоге умяла половину порции Джоша и еще попросила блинчики с малиной. Будто меня не кормили целую вечность.

Когда блинчики принесли, зазвонил мой мобильный. Мама. Я показала экран Джошу: у нас неприятности, мама что-то подозревает.

– Отвечай, – сказал Джош.

– Нет, ты отвечай, – заявила я и попыталась вручить ему телефон.

– Нет. Чего ты боишься? Ответь на звонок, спроси, что ей надо. Скорее всего, она звонит, чтобы пожаловаться, мол, организаторы банкета опоздали или кто-то из гостей не придет. Или что у тебя в комнате бардак.

Четыре гудка – а Джош продолжает сидеть, предоставив мне разгребать все самой. Я скорчила недовольную рожицу и ответила на звонок.

Мне едва удалось вклинить приветствие.

– …Мойниганы-Ричардсы жарят курицу. Прямо у нас во дворе, – горячим шепотом доложила мама. – На гриле организаторов банкета. Я подглядываю из кухни.

Я попыталась представить себе картину: мама в своем зеленом костюме забилась в уголок у окна и, отодвинув занавеску на пару миллиметров, напряженно следит за развитием событий, стараясь сохранить инкогнито.

– Да ну. Не может быть, – пробормотала я.

– Стала бы я придумывать! Как ты думаешь, где они взяли курицу?! Точно не у нас.

Я не знала, что сказать. Мама продолжила:

– Ну, кто ест курицу? На завтрак?!

Я прикрыла трубку и попросила брата:

– Пожалуйста, поговори с ней. Пожааалуйста.

Джош покачал головой и кивнул в сторону туалета. И удалился.

Я снова приложила мобильный к уху.

– А тут еще твой отец вчера напился, как сапожник, – послышалось из трубки. – Чем вы его напоили? На завтрак он выпил пива и заявляет, что это противоядие!

Через час мы с Джошем будем у Элизабет. Как там все сложится? Что его там ждет?

– Вы с Джошем лучше побудьте где-нибудь до вечера, хорошо? – продолжала мама. – После пяти уже можете возвращаться. Чем меньше народу в доме, тем лучше.

Я вздохнула с облегчением. По крайней мере, наше отсутствие не будет вызывать подозрения. Мы просто делаем то, что сказано.

– А у вас как дела? – спросила мама. – Как вы там? У Мерил все хорошо?

– Мам, ну ты же знаешь Мерил, она всегда держится отлично.

– Как интересно. Она мне именно так и сказала. Позвонила пару минут назад выяснить, куда вы запропастились.

Я замерла в панике. Невероятно. Мама знает, что мы не с Мерил. Она-таки узнала! Джоша не было видно, и я подумала притвориться, что связь оборвалась. Но мама все равно будет звонить. И если не дозвонится, оставит на голосовой почте десяток сообщений.

– Не могу поверить, что вы меня обманули, – сказала она.

Мне захотелось свалить все на Джоша, хотя момент был неудачный. Это ведь он написал записку, это он все придумал. Мне было двадцать шесть – а в душе я оставалась все той же маленькой ябедой.

– А знаешь что? – объявила мама. – Мне неважно, можете не рассказывать. Я и сама догадываюсь. Конечно, догадываюсь. Джош – мой сын. Я не могла не почувствовать, что что-то происходит. И не надо мне говорить, что он не хотел, чтобы я волновалась. Я рожала его двадцать один час с половиной. С тех пор я не знаю ни минуты покоя!

Чувствуя приступ дурноты, я отодвинула тарелку подальше: запах сиропа только усиливал ощущения.

– Ой, мам, не надо таких подробностей.

– Я что хочу сказать. Если бы Джош действительно не хотел, чтобы я волновалась, разве он стал бы разъезжать по автотрассе?

– Мам, ты чего?

– Да, разве он стал бы гонять на мотоцикле?

Я в недоумении посмотрела на телефон.

– Извините, с кем я говорю?

– Эмми, позавчера вечером мы смотрели кино, и Джош с такой тоской глядел на мотоциклы. Мы смотрели фильм с Джулией Робертс «Эрин Брокович». Джош как увидел ее бойфренда-байкера, сразу заговорил про «харлеи»: будто починить их двигатель так же сложно, как вылечить пациента. Мне что ли радоваться тому, что он так хорошо знает мотоциклы? По нему все было видно – сидел и думал, вот бы прокатиться на «харлее».

Джош вновь уселся за стол с таким видом, будто не понимает, почему я все еще вишу на телефоне. Я приложила палец ко рту.

– Эмми, обещай только одно. Не соглашайся ехать вместе с ним. Это преступное потакательство. Без тебя он, может, не поедет. Попытайся его отговорить. Продержись еще денек, а потом это будет забота Мерил, я точно знаю, что она справится. Эмми, брат тебя послушает. Пожалуйста, меня он совсем слушать не хочет.

– О чем она говорит? – в недоумении прошептал Джош.

– Мам, я поняла, – ответила я, глядя на брата.

– Вот и хорошо. Потому что если ты ему скажешь, что не надо ехать, он тебя послушает, – заключила мама.

В Паскоаг мы приехали к одиннадцати утра. Солнце палило нещадно, мы ехали с открытыми окнами: кондиционер уже не справлялся. Мелькнула голубая стрелка с надписью «Собачий питомник Хэмилтонов». Дорога пошла через лес. Еще две голубых стрелки: поворот налево и потом направо, – и мы выехали к воротам. Лес остался позади, мы оказались на большой поляне, залитой солнцем.

Слева было ограждение, справа – белый деревянный дом, за ним – озеро, покрытое дымкой. При виде машины из конур с лаем выскочили огромные псы. Я в жизни не видела бульмастифов, а тут их была целая стая. И они яростно защищали свои владения. Разъяренные собаки размером с лошадку.

– Она здесь живет? – спросила я Джоша.

– Да, здесь, – ответил он и важно кивнул, как будто это и его владения.

Я думала, на месте он начнет нервничать, однако впервые за сутки брат улыбался. Просто сидел и улыбался, забыв обо всем.

– Ну что, я пока поеду назад в поселок? – предложила я. – Найду кафе – мы как раз проезжали, поем и потом вернусь за тобой?

– Не надо, – ответил Джош, вылезая из машины. Может, он не услышал, что я сказала?

На собачий лай из дому вышла молодая светловолосая женщина в мешковатых джинсах и белой майке, с длинной косой. Даже издалека было ясно, что ей нет и двадцати. Увидев Джоша, девушка перестала кричать на собак и бросилась к нам, Джош побежал навстречу и подхватил ее в объятия.

Я не знала, что делать, поэтому просто вышла из машины и направилась к ним. Вблизи стало очевидно, что девушке на самом деле лет пятнадцать, шестнадцать, максимум семнадцать. Наивные голубые глаза, нежная кожа. У меня было чувство, что это происходит не со мной, мне просто снится, что я в Род-Айленде в окружении огромных псов, а их хозяйка, красивая малышка Элизабет, радостно хохочет в объятиях моего брата-извращенца. Я остановилась в некотором отдалении, скрестив руки и ноги и балансируя на ребрах стоп.

– Эмми, это Грейс Хэмилтон, также известная как принцесса Грейс, – представил нас Джош.

Принцесса Грейс рассмеялась и протянула мне руку.

– Очень приятно познакомиться.

Я пожала ей руку и с трудом выдавила из себя что-то наподобие «тоже пзнакомиться» – у меня в горле пересохло.

Джош с улыбкой смотрел на девушку, радуясь ее смеху.

– Грейс – дочь Элизабет, – уточнил он.

Дочь Элизабет. Дочь. Я вспомнила, как дышать. Слава богу, эта девочка – не любовница моего брата, а дочь его любовницы. Переваривая информацию, я на минуту выпала из реальности. У Элизабет есть дочь, я жму ей руку. Значит, и без того запутанная ситуация на деле еще сложнее.

Времени на осознание я получила немного. Из дому вышла еще одна женщина, та же Грейс – джинсы, коса, – только постарше.

Элизабет. Кожа темнее, чем у дочери, жесткий взгляд. Не такая красавица, как Грейс и даже Мерил, но в ней есть что-то свое. Уверенность. Да, в первую очередь в глаза бросалась ее уверенность. Казалось, она с ходу начнет нас воспитывать. Увидев Джоша, Элизабет не побежала навстречу. Она застыла, и он тоже застыл.

Грейс стояла между ними и вопросительно поглядывала то на одного, то на другого. Она не отпускала руки Джоша, а он так и стоял, улыбаясь, как сумасшедший.

– Привет, – сказала Элизабет.

– Привет, – ответил Джош.

При виде меня ее лицо немного смягчилось, и Элизабет стала настоящей красавицей. А я чуть было не решила, что она другая.

Не зная, как поступить, я скромно помахала, почти не поднимая руки. Она ответила.

– Привет, Эмми.

– Да, спасибо, – пробормотала я не совсем к месту; впрочем, я была ей действительно благодарна.

Потом Элизабет помахала Джошу, и на долю секунды стало заметно, как она рада его приезду. Почти так же, как он сам.

– Переставь машину за дом. К нам скоро приедут смотреть щенков, – сказала она и направилась к загону.

– Скоро – это когда? – поинтересовался Джош.

Элизабет обернулась.

– А ты куда-нибудь спешишь?

– Нет, – покачал он головой.

– Точно?

Я не знала, куда спрятаться в ожидании его ответа.

– Точно, – сказал Джош.

Она посмотрела недоверчиво, но все равно кивнула и ушла к собакам. А Джош направился в другую сторону – делать то, что его попросили.

Я видела собачий питомник только раз в жизни – в Делавэре, когда мы с Мэттом гостили у его друга по колледжу. Парни разбирали хлам на чердаке, а я ждала их на заднем крыльце и увидела во дворе у соседей специально огороженную территорию, конуры, поводки, горки. Выяснилось, что там разводят очень дорогих терьеров – крошечных таких пупсиков, которые умещаются на ладони.

Поначалу бульмастифы Элизабет показались мне полной противоположностью тем терьерам. Бульдоги-переростки весом от 45 до 60 килограмм, злые и щекастые, со злобными глазками. Поначалу я их испугалась, однако вблизи мордашки у них оказались очень милыми, и я вспомнила, что при правильном воспитании у бульмастифов лучший в мире характер, лучше даже, чем у терьеров. По отзывам некоторых владельцев, в лице бульмастифа находишь себе самого верного друга и защитника.

Грейс провела меня в дом и дала почитать информацию о питомнике, там как раз упоминалось, что бульмастиф – лучший друг человека. Сине-золотая брошюрка показалась мне смутно знакомой. Возможно, я видела ее у Джоша, когда он жил в Бостоне, но не придала особого значения. С какой стати допрашивать брата, откуда у него листок рекламы? Может, положили на лобовое стекло. Я и представить себе не могла, куда ведет эта брошюрка.

Я отогнала дурные мысли и дочитала до конца. Разведение собак не приносит большого дохода, если заниматься этим непрофессионально, из любви к животным. В лучшем случае владельцы таких питомников едва сводят концы с концами, хотя некоторые бульмастифы стоят около полутора тысяч долларов. Лучшей наградой за работу по воспитанию и уходу за бульмастифами являются сами бульмастифы. Владельцу приятно заниматься такими чудесными животными и пристраивать их в хорошие руки, к тем людям, которые действительно смогут о них позаботиться.

На обороте была фотография Элизабет и краткая биографическая справка, из которой я узнала, что Элизабет – ветеринар и придерживается холистических взглядов в отношении здоровья. Позже я узнала, что ей было девятнадцать, когда она стала заниматься разведением бульмастифов, так как этим увлекался будущий отец Грейс. Потом он ушел, а Элизабет с дочерью остались и жили долго и счастливо. С понедельника по среду Элизабет принимала пациентов и их родителей в Провиденс, а остальное время проводила в питомнике.

В тот день я еще не знала этих подробностей, мне просто очень нравилось на ферме у Элизабет. Я будто попала в другой мир. Здесь все выглядело необыкновенным, почти сказочным. Конечно, я склонна идеализировать то, чего не знаю, и все же это место было более реальным, чем остальной мир.

Кухня напоминала каюту корабля: деревянная обшивка, фотографии. На столике стоял проигрыватель. Кухонька была очень уютной, но запах в ней стоял немного странный, как будто что-то пригорело.

– Извините за запах, – сказала Грейс, словно услышав мои мысли. – Вчера я выполняла задание по химии. Нужно было сделать клей из подручных материалов.

– И как, получилось?

– Да, если клей не должен клеить, то все получилось.

Я улыбнулась. Вышло немного натянуто: Элизабет с Джошем ушли на прогулку, и я не знала, сколько времени мы просидим вдвоем. Не то чтобы я была против компании Грейс, напротив. К тому же Джошу и Элизабет требовалось поговорить без свидетелей, разговор им предстоял нелегкий. Я поняла, что Элизабет знает о предстоящей свадьбе. Знала ли она, что он приедет? Может ли это хоть что-нибудь изменить?

– Давайте приготовим поесть, – предложила Грейс, доставая из холодильника овощи, мясо и хлеб. – Как насчет сэндвичей с индейкой?

Я наелась индейки за завтраком; с другой стороны, делать нам было больше нечего. Все лучше, чем сидеть и молчать. Или расспрашивать девочку о маме. К чему подробности, если неясно главное: у Джоша завтра свадьба, а он все еще здесь.

– Отлично, – согласилась я.

– Хорошо. – Грейс с улыбкой протянула мне хлеб и желтый перец. – Так вы приехали из Нью-Йорка? В смысле, вы ехали без остановок, за один день?

Я открывала упаковку и не успела ответить, как Грейс заговорила снова:

– Просто мы с Джошем как-то ездили в Нью-Йорк и попали в ужасную пробку у Нью-Хейвена: чудовищная авария, столкнулось несколько грузовиков или что-то вроде этого. В итоге мы опоздали на спектакль, ради которого, собственно, и поехали. Съездили в Нью-Йорк за чизбургером.

Я замерла с упаковкой индейки в руках.

– Вы ездили вдвоем? – вырвалось у меня помимо воли, и мне сразу же стало неловко.

Как будто мне требовалось лишнее напоминание, как далеко все зашло между Джошем и Элизабет. Он возил ее дочь на спектакль в Нью-Йорке. Отвез туда и обратно, точнее, вернулся вместе с ней домой. В спальне наверху стоят его крем и зубная щетка.

Грейс достала разделочные доски и огромные ножи.

– А чизбургер был классный, – сказала она с сожалением.

Я попыталась убрать с лица выражение озабоченности, чтобы Грейс не подумала, что я ее осуждаю. Винить нужно было другого человека, но что это могло изменить?

– А давайте не будем больше о них, а то я снова что-нибудь ляпну, а вы изменитесь в лице, и снова станет ясно, что вам тяжело это слышать. Похоже, Джош обо мне ничего не рассказывал. Вот и хорошо, оставим, как есть.

– Договорились, – сказала я. Меньше всего мне хотелось взваливать на нее вину за то, что происходит между Джошем и Элизабет и что я чувствую по этому поводу.

Грейс с улыбкой протянула мне доску и нож. Я стала нарезать продукты, стараясь, чтобы кусочки получились одинаковые, как в кафе, что помогало отвлечься от мыслей, однако мой взгляд то и дело возвращался к Джошу и Элизабет. Они сидели на холме, не касаясь друг друга. Джош подался вперед, внимательно слушая. Самое удивительное, что он выглядел старше. Даже не старше, а взрослее. С его лица исчезло беспечное выражение, а он всегда вел себя так, как будто его ничего не касается. Он привык воспринимать внимание и заботу как должное.

Мерил часто говорила, что с Джошем она стала мамочкой, еще не родив ни одного ребенка. Ей приходилось все делать самой, впрочем, она и не возражала. А у Элизабет уже был ребенок, и с ней Джош вел себя иначе. По крайней мере, мне так показалось. Может, он сейчас женится на Мерил, потому что сомневается, сможет ли быть тем, кто нужен Элизабет?

На сковороде зашипело мясо.

– Как там мясо? – поинтересовалась я.

– Нормально.

– Вот и отлично.

Брат часто меня выручал. Он приехал, когда я ушла от Мэтта: привез из Нью-Йорка мою одежду, фотоальбомы, любимые книги и фильмы, помог обустроиться на новом месте. Он не лез с вопросами и советами. Он просто побыл рядом, пока не убедился, что дальше я справлюсь сама. Разве мне его судить? Не мне, даже если бы он ничего для меня не сделал.

– Эй, достаньте, пожалуйста, из холодильника арахисовое масло. Нужно смазать сковороду, – попросила Грейс.

– А разве так можно?

– Растительное масло у нас закончилось, а в супермаркет поедем только завтра, так что остается только арахисовое масло. Или неклеящийся клей.

– И выбор за мной?

– Ага.

За сэндвичами и жареной картошкой Грейс рассказала мне, что закончила школу в этом году, хоть ей только шестнадцать. Дело в том, что она пошла сразу во второй класс, а потом перескочила из седьмого в девятый. Теперь Университет Род-Айленда принял ее на углубленный курс морской биологии и предоставил стипендию. Она может заниматься исследованием любой темы на свое усмотрение.

– Я пока не хочу селиться в общежитие, буду ездить на учебу из дому, – добавила Грейс. – Не вижу смысла в этой учебе.

– По тебе заметно.

– В питомнике или на берегу океана я могу узнать гораздо больше, чем в университете. Просто мама говорит, что нужно получить диплом, и я с ней согласна.

Я слушала, жуя сэндвич и кивая головой, но стараясь не слишком сильно поощрять вольные мысли, чтобы не ставить под сомнение слова ее матери. Я очень хорошо понимала Грейс. Мне не нравилось в школе, я училась, только чтобы от меня отстали, однако никогда не стремилась запомнить то, что мне пытались «преподать». Получив задание на одну тему, я увлекалась другой. Так, моя письменная работа по иммиграции обернулась изучением конструкции лифта, а эссе на тему экспериментов Павлова – поиском информации о бальных танцах в Китае. В школе я занималась чем угодно, только не тем, чего от меня ожидали.

…А теперь я учусь у жен рыбаков. Чему? Я опять не слушаю? Хотела услышать одно, а они, видно, говорят совсем другое. Неужели я что-то упустила?

– Между прочим, если надоест ездить туда-сюда, можешь остановиться у меня, – предложила я. – Я как раз живу рядом с университетом. Минут пятнадцать на машине, не больше.

– Правда?

По ее реакции было видно, что она и так знает, где я живу. Я перевела взгляд на сэндвич, стараясь не думать, что еще Джош обо мне рассказывал. А также что там происходит на холме и что случится после.

– Я немного волнуюсь, получится ли найти друзей на новом месте, – сказала Грейс, краснея. – Вы мне покажете, куда у вас там ходят по вечерам?

– Я бы с радостью, но…

– Вам не нравятся местные развлечения?

– Нет, я хотела сказать, что сама не знаю мест, потому что у меня нет друзей.

Грейс улыбнулась и начала убирать со стола.

– Знаете, ваш брат часто шутил, что если не говорить летом о школе, то и время идти в школу так и не придет. Просто игнорируй напоминания, что пора готовиться к учебе и тому подобное.

Я вставала со стула и так и замерла на полусогнутых ногах. Наверное, мой вид немного испугал Грейс. Вряд ли она поняла, что дело не в ней, что я злюсь не из-за того, что она снова упомянула Джоша. Она ведь не сказала ничего такого, да и мне уже было неважно, что нового я узнаю от нее о своем брате. Внезапно все мое внимание переключилось на нечто совсем другое.

Я постаралась сгладить впечатление и выпалила первое, что пришло на ум:

– Я видела, у вас там озеро. Издалека оно похоже на кусок фольги. А вблизи?

– Ну, может быть, – захихикала Грейс, – образ ей показался странным. – Хотите, сходим туда? И пару булликов с собой возьмем.

– Нет, с этими громилами я не пойду, – сорвалось у меня. – Знаешь что? Давай просто погуляем.

В брошюрке говорилось, что в каждом помете есть альфа-самец или альфа-самка – самый крупный и сильный щенок, другие во всем ему подражают и ищут его покровительства. Обычно такие щенки рождаются первыми. А есть еще самый мелкий щенок, которого все обижают, не дают сосать молоко. Он полная противоположность альфа-самцу, но именно самый мелкий щенок считается самым агрессивным. Он огрызается и кусается чаще остальных, ведь ему постоянно приходится защищаться.

Я прочитала эту информацию, когда мы вышли на прогулку, но в итоге она мне не помогла. Я все равно потянулась к самому маленькому щеночку. Звали его Ганнибал, но имя, похоже, не сделало его храбрей. Грейс взяла Сэма, альфу. Ганнибал был уменьшенной копией Сэма.

Может, поэтому я не побоялась зайти к нему и взять его на руки. Не успела Грейс вмешаться, как новый приятель вцепился мне в руку.

– О боже, – воскликнула я, уронив щенка на землю.

Грейс прибежала посмотреть, что у меня с рукой. Я думала, там будет видно мясо, но на коже осталась всего лишь царапина.

– Ничего страшного, – заключила Грейс. – Могло быть намного хуже. – Она протянула мне пластырь и строго посмотрела на Ганнибала. – Аяяй!

– Он тебя точно понимает? – спросила я, не отрываясь от созерцания ранки.

Грейс взяла щенка на руки и погладила.

– Ее нужно чаще гладить и держать на руках. Ей нужно привыкнуть к контакту.

Я удивленно замерла.

– Ганнибал – девочка?

Грейс кивнула и достала из кармана овсяное печенье. Я отказалась от угощения.

– Да нет же, это для Гани. Покормите ее, и она станет вам больше доверять.

Грейс показала мне, как покормить щенка, и я неохотно повиновалась, с опаской глядя на острые зубки.

– Самым мелким щенкам нужно уделять много внимания и заботы, – пояснила Грейс. – Иначе от них будут одни проблемы.

– С людьми то же самое, – заметила я и с облегчением спрятала руку за спину.

Мы пошли к озеру. Грейс несла Ганю на руках, Сэм плелся за мной. Грейс выглядела более счастливой, более уверенной в себе, – наверное, дело в собаках. У озера она села на берег и опустила ноги в воду. Я тоже. Стало не так жарко, по спине впервые за день пробежал холодок. Хорошо.

– Ничего, если я расскажу вам один секрет? – спросила Грейс. – Это не совсем секрет, это настоящая причина, почему я не хочу отсюда уезжать.

– Все дело в парне, не так ли?

– Откуда вы знаете?

– Я не такая уж и старая.

– Ну, вообще-то вы старая.

– Ну да. – Я покачала головой и закрыла лицо руками. – И как так вышло?

Грейс рассмеялась. Глядя на нее, улыбнулась и я. Мне было почти столько же, когда мы с Мэттом начали встречаться. Я отчетливо помню то невероятное ощущение, что со мной впервые в жизни происходит что-то настоящее. Мне хотелось говорить о нем всем: маме, друзьям, почтальону. Наверное, я думала, что так делаю наши отношения еще более реальными, не даю им исчезнуть.

– Он заканчивает школу только в следующем году, – сказала Грейс. – Этот год он будет еще здесь, но хуже всего, что и потом он не хочет уезжать отсюда. Он или вообще не будет учиться, или пойдет в местный колледж, а там ничего хорошего.

Колледж назывался то ли Барух, то ли Барак… Я видела его по пути сюда: три маленьких здания, круглая площадка. Океаном там и не пахнет.

– Его все устраивает, у их семьи два цветочных магазина, один тут, другой – в соседнем городе. Он не хочет ничего менять, ему и так хорошо.

– А ты чего хочешь?

– Я хочу, чтобы ему было хорошо.

Я стала смотреть на воду. Сэм готовился к прыжку, видно, тоже хотел искупаться. Ганя уткнулась мордой мне в бок, словно хотела туда зарыться. Я осторожно ее погладила.

Когда я училась в Университете Нью-Йорка на первом курсе, Мэтт участвовал в конкурсе на место стажера в архитектурной компании в Чикаго. Его не останавливало то, что нам придется на время расстаться, он бы уехал… Его не взяли. Тогда я впервые пожалела, что стала учиться в Нью-Йорке, а не в Калифорнии, как хотела раньше. Я не собиралась его отговаривать, но мне было обидно, что я-то отказывалась от своих планов ради него, а он нет. Потом я часто задумывалась, почему, когда он строит свои планы, совсем не думает о нас, и поняла, что в отношениях всегда один любит больше и старается больше: он боится потерять другого. Это дает другому свободу – ему можно не бояться за отношения.

– Вот я и думаю, что мне лучше остаться здесь на год. Может, тем временем он поймет, что учиться в университете – это классно. Может, он поступит в мой универ. – Грейс сердито тряхнула головой. – Никто не понимает тех, кто любит по-настоящему. Все думают, что любовь – это далеко не самое важное в жизни. А я не собираюсь от него отказываться, «ставить себе другие приоритеты». Вы меня понимаете?

Я ее прекрасно понимала и поэтому не знала, как ей объяснить, что любовь… это далеко не самое важное в жизни. С другой стороны, откуда мне знать? У нас с Мэттом ничего не вышло не потому, что я его любила так сильно. Просто он почему-то меня разлюбил. Ну и что с того? Совсем необязательно было рвать отношения из-за его равнодушия. Можно было жить так и дальше. Я бросила Мэтта, потому что боялась, что дальше будет только хуже. Я не хотела, чтобы наша жизнь стала лишь жалким напоминанием о том, что было. И что я получила? Я сама стала тенью, жалким напоминанием о той, кем я была.

Видя, что я молчу, Грейс спросила:

– А у вас в школе были серьезные отношения? – и принялась поливать водой Сэма, чтобы ему стало прохладней.

– Не совсем.

Она удивленно на меня посмотрела.

– Как это?

– Не совсем в школе. Когда мы встретились, он уже учился в Нью-Йорке. Впрочем, история долгая.

– И чем все закончилось?

Не успела я и рта раскрыть, как Грейс нервно нахмурилась. Теперь она думала не обо мне и Мэтте, а беспокоилась, как избежать повторения такого финала у себя.

– Вы по нему скучаете? – прошептала она.

«Каждый день», – хотелось мне ответить.

– Знаешь, я не думаю, что у нас было то же самое, – сказала я. – У вас все иначе и будет иначе. Я просто хотела, чтобы ему было хорошо.

– О боже. – Грейс облизнула пересохшие губы и усмехнулась. – Я что, попалась на ту же удочку?

– Да нет. Может, именно у вас все получится. Ведь никто на самом деле не знает, как сложатся отношения. Может, именно у вас все будет замечательно. Может, вы еще отметите золотую свадьбу, прямо здесь, у озера. Так бывает, и тогда неважно кто что сделал, а что не сделал – такая пара все равно в итоге живет долго и счастливо.

– Так бывает… А хотите, я вас познакомлю? Их магазин совсем недалеко. Мы можем к ним заехать, или давайте я попрошу его заглянуть к нам. Он будет рад познакомиться с сестрой Джоша…

Джош. Где он? Я совсем о нем забыла. Как я могла? Сейчас решается его будущее, и я поняла это только здесь, сейчас. Я посмотрела на часы. Почти два. Если мы выедем прямо сейчас, успеем домой тютелька в тютельку, хватит времени переодеться к приему. Если, конечно, Джош захочет вернуться. Если захочет, нужно выезжать прямо сейчас.

– Ой, извините, – сказала Грейс. – Сейчас, наверное, не самое лучшее время.

– Нет, это ты меня извини. Я была бы очень рада познакомиться с твоим парнем, но я не знаю, какие планы у Джоша.

– А кто их знает? – пожала она плечами и вытерла мокрые руки о джинсы. – Ну ничего. И правда, разве можно по-настоящему узнать человека, только познакомившись? Например, что вы могли понять про мою маму? Я знаю, вас это не обрадует, но мне хочется кое-что вам рассказать. Вас не стошнит, если я заявлю, что у Джоша с моей мамой любовь, то же самое, что у меня?

– Нет, не стошнит, – улыбнулась я.

– Точно?

– Точно.

– Тогда слушайте. Когда они думали, что я уже сплю, они спускались сюда, к озеру – и танцевали. Без музыки. Ни плеера, ни радио, только они одни на берегу ночного озера. Я знаю, у них все сложно, Джош давно встречается с другой и не может ее бросить. Я знаю, что он нечестно поступил с моей мамой. Я все это прекрасно понимаю, но они так танцевали… Не просто красиво, а так, будто слышали одну и ту же мелодию.

У меня было ощущение, что мой привычный мир очень далеко, что его нет. Только озеро и этот дом казались настоящими. Я уже начала кое-что понимать про свое прошлое, однако старалась об этом не думать, чтобы не испортить прекрасные мгновения, чтобы они остались в памяти как есть и не показались потом фальшивыми.

– Если у них в голове звучит одна и та же мелодия, – продолжала Грейс, – разве это не любовь? Если нет, то что? Почему они слышат одно и то же?