Иконы Штоль Маргарет

Они передо мной, позади меня, с обеих сторон. Они придвигаются, толкаясь, они все ближе и ближе, и вот наконец я ощущаю тепло их пота и дыхания, их адреналин и страх – и уже не могу дышать.

Симпы увлекают меня в коридор с жужжащими голыми лампами и рядами запертых серых дверей из оргстекла. Здесь всё заперто. Здесь всё предназначено для того, чтобы запугать.

Меня впихивают в маленькое, почти пустое помещение с небольшим простым столом и двумя серыми стульями. Стены отражают – меня, пустоту, небытие комнаты.

Я одна.

Меня вдруг поражает мысль, что я не могу сделать или сказать что-то такое, что вытащит меня из этой неприятности, в то время как в Посольстве могут говорить и делать все, что им вздумается, пока держат меня здесь. Не понимаю, почему это меня удивляет.

Почему меня удивляет то, что я бессильна, как всегда.

Я разжимаю пальцы, чтобы посмотреть на крошечный золотой крестик и тонкую цепочку.

Моя мать.

Сначала родные, потом падре. Я гадаю, в самом ли деле выжила лишь я одна, как говорила Посол, выжила для того, чтобы рассчитаться за их смерть.

Я кладу цепочку с крестом на металлический стол перед собой.

Здесь, сейчас, когда рядом никого нет, меня переполняет тоска по родителям… по маме.

Сотни и тысячи утраченных моментов, того, что никогда не произойдет между нами, мучительно корчатся вокруг маленького креста, вокруг меня, пока комната не наполняется ими до отказа.

Я вижу младенца, хнычущего в колыбели. Вижу маму, смотрящую на умолкнувшее радио. Отца, падающего с лестницы.

Я закрываю глаза, но все равно вижу их. Я не могу избавиться от этой картины. Воспоминания завладевают мной, и я не в силах отогнать их, как ни стараюсь. Не сейчас. Они возвращают меня в прошлое, и я чувствую, как что-то ломается у меня внутри.

Я подхожу к двери и колочу в нее. Я не могу остановиться, пока не начинают болеть покрасневшие, распухшие руки, пока не хрипну от крика.

Вы не можете так со мной поступать вы не можете вот так обращаться со мной я ничего вам не сделала я человек…

Поток слов сам собой изливается из меня. Я не осознаю, что именно говорю, я лишь знаю, что чувствую.

Дверь вдруг плавно уходит в сторону, и я обнаруживаю, что луплю кулаками полковника. Его лысая голова блестит в резком свете ламп, и на мгновение неровный шрам, окольцевавший ее, становится похожим на черный нимб.

– Кричать совершенно не нужно. Все эти комнаты снабжены связью. Мы отлично тебя услышим, если ты будешь говорить нормальным голосом.

Я тупо таращусь на него. Комнаты снабжены связью…

– Мне хотелось кричать.

Это все, что я в состоянии произнести. Это непохоже на меня, но я и не чувствую себя самой собой.

Я слишком обозлена.

– Ну, значит, все в порядке. Полезные сведения. Я надеюсь, ты будешь с нами сотрудничать, мы ведь здесь именно для этого. – Он бросает на меня многозначительный взгляд.

– Полезные сведения? О чем вы говорите? – Я смотрю на него весьма недоброжелательно.

– Пожалуйста, сядь. Совершенно незачем утомляться. Мы получили вполне достаточно сведений о тебе, вот что я имею в виду. Спасибо за это маленькое представление.

Мне хочется швырнуть в него стул, но вместо этого я сажусь.

– Меня зовут полковник Каталлус. Я глава Службы безопасности и советник Посла.

Глава симпов-убийц.

– Я расспрошу тебя… – Мужчина поднимает немного вверх нечто вроде тонкой дощечки и помахивает ею передо мной. – Это просто цифровое устройство. Не приспособление для пыток. – Он улыбается, и зубы у него неестественно белые, белые, как кости. – Итак. Расскажи мне о твоей матери. То, что ты знаешь, пусть это совсем немного. Потому что она, похоже, и есть спусковой механизм.

– Спусковой механизм? – хмурюсь я.

Мне не нравится, как он это говорит. И его лицо мне не нравится. Я смотрю на его мундир, украшенный военными эмблемами. И медалями. Звездами. И снова – парой маленьких бронзовых крылышек.

– Все эмоциональные состояния имеют нечто вроде спускового крючка. Мы нажимаем на триггер – и ты загораешься. Именно так это работает.

Он улыбается, но не ради того, чтобы я почувствовала себя лучше. Ему что-то нужно. Вот только я не понимаю, что именно.

Пока не понимаю.

Я всматриваюсь в крылышки, наверное, целую вечность и лишь потом отвечаю:

– Я не ружье.

– Я этого и не говорил. – Он снова улыбается.

– У меня нет курка.

– Отлично. Ты не веришь в то, что он есть. Это тоже полезное знание. – Он опять улыбается, постукивая пальцами по цифровой дощечке, и мне хочется ткнуть ею ему в лицо. – Давай поговорим о твоем ожерелье.

Ожерелье. Я засовываю крестик в карман:

– Нет.

– Со стороны Посла было весьма добрым поступком устроить так, чтобы ты его получила. Как думаешь? – (Я не произношу ни слова.) – В Тот День ты потеряла обоих родителей. Я видел это в твоем файле. И еще вот это.

Он чем-то щелкает на своей дощечке и поворачивает ее ко мне. Там, на экране размером десять дюймов я вижу фотографию своего дома.

Того, что когда-то было моим домом.

И того, что когда-то меня окружало.

Когда-то я видела фотографии этой комнаты. Снимки больших рук, держащих в воде маленькую меня, темноволосого розовокожего младенца, больше похожего на лягушку. Но на этом кадре младенца нет. Нет резиновой уточки. Здесь вообще нет людей, по крайней мере, их невозможно увидеть.

Я вижу лишь край брезента, прикрывающего тела, и то мне приходится очень пристально всмотреться в черное пятно в нижней части снимка. Пятно почти сливается с темным рисунком порванных синих обоев.

Я отвожу взгляд.

Мои глаза наполняются слезами, и я ненавижу себя за то, что позволяю им течь. Слезы обжигают, сползая по моему лицу.

– Это ведь твой дом, так? Там ты жила со своими матерью и отцом?

– И с моими братьями, – машинально уточняю я, прежде чем успеваю себя остановить.

Полковник Каталлус широко улыбается, и я понимаю, что сказала что-то не то.

– Ну разумеется. У тебя ведь было два брата, верно? Пепи и…

– Энджел, – говорю я, закрывая глаза.

Я вижу их перед собой, их грязные коленки и нестриженые волосы, как на фотографии, но не могу рассмотреть их лиц. Уже не могу. Там, где следует быть лицам, видны лишь пустые черные пятна. И такие же черные тени – над их головами, над нашим домом, над нашим городом. И точно такая же тень – над всем миром, тень, что упала на нас однажды и так и не растаяла.

Эти тени подавляют меня. Я не желаю больше их видеть. Я не желаю говорить о них. Я хочу, чтобы Бронзовые Крылышки замолчал.

Я должна его остановить.

Я должна это сделать, и я могу это сделать.

Я снова внимательно всматриваюсь в сидящего передо мной мужчину. Мысленно изучаю его, проталкиваясь мимо холода, который возникает там, где я его касаюсь. Это некая стена из чистого льда, но должно же быть внутри нечто живое, и я ищу трещинку, что-нибудь такое, что позволит мне пробраться внутрь.

Как я и подозревала, лед этот ненастоящий, это просто фасад, и он отступает, как только я сосредоточиваюсь. Один толчок – и бумажная кукла, которая скрывает его сознание, падает, словно осенний листок, словно снежинка.

Она улетает прочь, и я остаюсь наедине с уродливой истиной уродливого ума. С уродливой жизнью.

Я ощущаю, как проникаю вверх и вниз, мимо него, сквозь него… Он мал и испуган, он сжался в комочек. Он скользкий и закомплексованный. Внутри, когда я добираюсь до самой глубины, нет ничего. Пустое пространство с маленьким камушком, что катается туда-сюда, издавая дребезжащий звук, – и это там, где бы следовало быть чему-то другому.

Сердцу. Душе. Но там ничего нет.

Кроме меня самой в настоящий момент.

– Что ты делаешь? – В голосе полковника звучит удивление.

Я не отвечаю.

– Долория!

Теперь он предостерегает, но я не останавливаюсь. Я делаю то, чего никогда не делала прежде. Я нашла новое оружие и хочу его использовать. Я хочу поразить им полковника.

Я вижу лица его мертвых матери и отца. Его кошек. Он тайком покупает для них еду на рынке Блэкхоул.

Бутылка крепкого алкоголя. Пустое кресло.

Но есть и что-то еще… Ну же, давай! Покажи мне! Я хочу увидеть все до конца.

И я вижу.

– Довольно!

Я открываю глаза:

– Какая-то девушка. Вы дали ей умереть. Почему?

Мысленным взором я вижу лицо мертвой девушки, ее язык вывалился изо рта, и я уже ни о чем другом не могу думать. Она умерла не так, как умер падре, – тихо, в церкви. Нет, ее сердце остановилось не потому, что кто-то его остановил. Кто-то причинил ей боль, намеренно. Чтобы заставить ее кричать. Страдать. Просто из жестокости.

Это сделал он. Вот этот человек. Ему нравится причинять людям боль, такую, что я и вообразить не могу. Теперь я увидела достаточно.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Он протягивает руку и нажимает какую-то кнопку на панели, отключая механизмы комнаты и, как я догадываюсь, отрезая нас от всего Посольства.

Теперь может произойти что угодно. Мы наедине в этой комнате. Он может меня убить, если захочет. Но я все равно не останавливаюсь. Я не могу.

– Кто она? Случайная знакомая?

– Никто, – отвечает он. – Ничто.

– Вроде меня?

Бронзовые крылышки вспыхивают, когда полковник Каталлус встает. Он побледнел от ярости, он так дрожит, что почти не в состоянии говорить.

– Прекрати, Долория! Я не Дитя Икон. Я здесь не для того, чтобы ты меня изучала. – Он глубоко вздыхает и скалит зубы, изображая улыбку. Так вот что он делает в гневе, этот полковник Каталлус. Он улыбается. – Если ты встанешь у меня на пути, я тебя убью. Мне это не составит труда.

Я внутренне содрогаюсь, потому что знаю: он говорит правду. Но я не желаю, чтобы он увидел это и порадовался.

– Так же, как вы убили падре.

– У тебя много спусковых механизмов, Долория Мария де ла Круз. Но ты не беспокойся. Я уверен, мы их все выявим. Так или иначе. – Его губы кривятся.

Пожалуйста, не улыбайся.

– Это будет веселая игра, разве не так?

Я таращусь на него.

Он наклоняется вперед, повышая голос:

– А теперь убирайся из моей головы!

– Заставьте меня.

– Убирайся! Ты меня этим не запугаешь! Я человеческое существо.

На мгновение он застает меня врасплох. Потом я осознаю, что он просто насмехается. Он повторяет мои слова, ну, как бы повторяет.

– Хватит. – Полковник пожимает плечами. – Я не знаю, что тебе там кажется, будто ты увидела, Долория, но ты никогда больше не будешь говорить об этом.

– Или что? – ровным тоном произношу я.

Полковник Каталлус опять улыбается, и мне хочется закричать. Он нажимает на кнопку сбоку от стеклянной двери. Стена прямо передо мной скользит вверх, и я вижу, что это вовсе не стена, а окно.

А по другую сторону окна – Ро.

– Или вот это.

Он нажимает на другую кнопку, и я вижу, как на длинном окне в комнате Ро проецируется мое собственное лицо. Я вижу, как бьюсь в дверь, изрыгая поток почти неразборчивых слов.

– У всех нас есть свои спусковые крючки, – выдыхает полковник Каталлус, явно снова чувствуя себя в своей тарелке.

Лицо Ро краснеет и покрывается потом.

– Ну, Долория? Я почти уверен, что он некое оружие.

Руки Ро сжимаются в кулаки.

По лицу стоящего у двери симпы видно, что ему отчаянно хочется очутиться вне этой комнаты. У него такая экипировка и вооружение, каких я прежде не видела. Но я знаю, почему он там, почему должен находиться внутри.

В пределах досягаемости Ро.

Нет!

Полковник Каталлус улыбается, сильнее нажимая на кнопку. Он наслаждается всем этим, я чувствую.

Долория в комнате Ро кричит все громче и громче. Ро зажимает уши, раскачиваясь взад-вперед на стуле.

Ро, не надо! Со мной все в порядке! Я здесь, рядом!

Стул летит через комнату, потом и стол тоже. Руки Ро уже сжимают горло симпы. Теперь и солдат взлетает в воздух. Он так надежно защищен, что его будет трудно убить. Думаю, это лишь сильнее бесит Ро.

Окно моей комнаты дрожит, когда симпа ударяется об него. Я морщусь, но окно выдерживает. Полковник Каталлус лишь еще шире улыбается.

– Прекратите это! Ро убьет его!

– Это наука, Долория. Ты знаешь, как много времени нам понадобилось, чтобы найти тебя?

– Нет.

Я не могу отвести глаз от Ро. Все остальное кажется незначительным, по крайней мере в этот момент.

– Ты просто не представляешь, какие ценные научные сведения даете нам ты и твой друг.

Объектив камеры, расположенной в углу потолка, следит за Ро, пока полковник Каталлус говорит. То есть я думаю, что он говорит, но я не слушаю его. Я наблюдаю за тем, как умирает симпа. Ро не понимает, что он делает, и остановиться не может.

Может быть, он и в самом деле – какое-то оружие.

Может быть, я действительно спусковой крючок.

Симпа снова ударяется о стену. Она вздрагивает так сильно, что мне кажется – стена вот-вот рухнет. Кровь брызгает на стекло между нами.

Даже полковник Каталлус выглядит слегка удивленным.

– Как я и говорю. Весьма ценно. Определенно того стоит.

Ро. Ради Пресвятой Девы, возьми себя в руки…

– Пожалуйста, – смотрю я на полковника Каталлуса, – остановите его. Я что угодно сделаю.

– Что угодно? – переспрашивает он с мрачным видом.

Я киваю. Конечно. Его ведь заботит только собственная шкура. Он хочет быть уверенным, что ему не нужно меня бояться.

– Я никогда больше не заговорю о вашей личной жизни. Клянусь, полковник!

Он открывает дверь, и я выбегаю наружу.

– Ро! – кричу я.

Солдат застыл в углу комнаты, давясь собственной слюной, хотя Ро к нему не прикасается. Да ему и не нужно это делать. Я вижу алые волны, исходящие от него, энергию, которая заполняет помещение.

– Ро!

Симпа переводит выпученные глаза на меня. Он издает булькающий звук. Полный отчаяния.

Я резко разворачиваю Ро лицом к себе. Из глаз симпы сочится кровь.

– Фьюро Костас!

– Долория… – выдыхает Ро.

Он повторяет мое имя как заклинание, снова и снова, концентрируя алые волны на мне.

Но я даже не вздрагиваю. Я никогда этого не делала.

Я обнимаю Ро, прижимаюсь к его рассвирепевшему сердцу, хотя оно обжигает нас обоих.

ОТЧЕТ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ:

Проект «Человечество»

Гриф: Совершенно секретно / Для Посла лично

Кому: Послу Амаре

Тема: Дети Икон

Подтема: Генетика

Список приложений: Свидетельства, обнаруженные во время рейда в убежище бунтовщиков

Записки, сделанные от руки. Перевод прилагается:

ГЕНЕТИКА ЭМОЦИЙ:

Все эмоции контролируются и сдерживаются лимбической системой.

Но наш мозг в процессе эволюции создал некий защитный механизм.

Поэтому наша способность ощущать сдержана, подавлена по причинам, которые ныне устарели.

Лимбическая система определяется нашей ДНК.

Это некая заданная схема.

Если я могу подправить ДНК, заставить ее слегка изменить лимбическую систему, я могу отключить тот механизм, что сдерживает нас.

Сломай тормоза. Открой шлюзы.

Выпусти на свободу истинный потенциал.

Нам он может понадобиться.

Глава 11

Снова вместе

В полной темноте я слышу какой-то звук, что-то постукивает в дверь. Я пытаюсь ответить, пытаюсь просто открыть глаза, но не могу.

Это падре. Я проспала. Свиньи, должно быть, проголодались. Потом я снова погружаюсь в темноту, зная, что иногда даже свиньям следует подождать.

Ро их накормит.

Я могу положиться на Ро.

Тьма густа, и мягка, и тепла. Она твердит мне, что я права, и я засыпаю.

Немного позже я чувствую, как кто-то трясет меня. Должно быть, это Биггер. Я уже должна быть возле плиты.

Я открываю глаза. Я вовсе не в миссии. Я таращусь на дверь Исследовательского отдела № 9В. Я на полу, одной рукой вцепилась в решетку вентиляции. Ро стоит на коленях, глядя на меня сверху вниз, держа меня обеими руками.

– Дол, проснись! С тобой все в порядке?

Он одет, по крайней мере на нем штаны. Волосы стоят торчком. Под глазами у него синяки, а руки перевязаны.

– Должно быть, они тебе что-то подсунули. Я уж думал, ты никогда не очнешься.

Он выглядит больным. Я всматриваюсь в его глаза, пока он ждет, чтобы я все вспомнила. Того охранника, и ту комнату, и чудовищного полковника Каталлуса. Но я все помню.

Мне даже известно кое-что такое, чего не знает Ро. Они меня не одурманивали. Им это было ни к чему. То, как я сейчас себя чувствую – сломленной, опустошенной и истощенной, – пришло из-за того, что я допустила к себе чувства. Мои руки, и рот, и желудок, и глаза – все пересохло и горит. Я пытаюсь заставить взгляд сфокусироваться, но вижу только провода, снова соединяющие меня со стенами палаты.

Я медленно поворачиваю голову.

Поднос с едой стоит на столике рядом с кроватью.

Я поднимаю руку. И вижу повисшую между пальцами тонкую золотую цепочку моей матери.

Но это не имеет значения.

Я не чья-то дочь. Больше – нет, и только не в Посольстве. Я некое оружие, точно так же, как и Ро.

Одна-единственная слезинка выкатывается из уголка моего глаза. Я закрываю глаза, мне незачем видеть, как она упадет.

Потом я чувствую Ро, теплого, как утраченная печь в моей утраченной кухне, он опускается на пол рядом со мной, прижимается головой к моей спине.

– Тсс… Я здесь, Дол. Все в порядке. Мы с этим справимся. Я найду способ, мы вернемся домой.

Его большая ладонь сжимает мою, его крепкая рука прикасается к моей. Сегодня на его лице нет грязи, в волосах нет сора.

И снова я позволяю себе раствориться в далеком мире, где дети не плачут в колыбелях, где нет умолкнувшего радио, нет отцов, превратившихся в тряпичных кукол, нет лишенных крестов матерей.

И где все сердца бьются. Все до единого.

Я слышу, как щелкает дверной замок, и резко выпрямляюсь.

У меня есть всего одно мгновение на то, чтобы осознать: Ро спит, уронив руку на мой живот, придавив меня половиной своего тела.

Потом дверь отворяется и над нами встает Лукас:

– Ох… Виноват. Не думал, что помешаю.

Я вижу, как он беспомощно взмахивает рукой.

Тру глаза.

– Лукас? Что ты здесь делаешь?

Я растерянно смотрю на него, потом перевожу взгляд на Ро.

Ро похрапывает, одна его нога слегка дергается. Наверное, он во сне гоняется за кроликами или симпами. Я ощущаю запах Ро, запах пота, и грязных волос, и коричневой загорелой кожи. Неважно, каким чистым теперь стал Ро, он все равно пахнет как земля, как трава и как океан.

Я снова медленно поворачиваюсь к Лукасу, который отчаянно покраснел. Мне не хочется смотреть ему в глаза.

– Ты ничему не помешал. Мы просто крепко заснули. После… всего. – Я не могу заставить себя упомянуть о разговоре с полковником Каталлусом и обо всем прочем. Я лишь чувствую, как прищуриваюсь. – Но полагаю, ты и сам это знаешь.

Мне незачем объяснять свои слова. Я напоминаю себе, что у Лукаса нет никаких причин заботиться обо мне, точно так же, как у меня нет причин заботиться о нем.

Ро поворачивается, всхрапывая, и это совсем не помогает делу.

– Верно. Все очевидно. Он ведь не мог спать. – Лукас смеется, но не улыбается.

Я понижаю голос. Никому не пойдет на пользу, если Ро проснется прямо сейчас.

– Лукас, я могу тебе чем-нибудь помочь? Ты сюда пришел по какому-то делу?

– Я хочу сказать, что очень сожалею. О том, что было. – В голосе Лукаса звучит настоящая боль. – Просто я знал, что остановить ее невозможно.

Страницы: «« « 345678910 » ... »»