Алхимистика Кости Жихарева Успенский Михаил

С моей ладьи выдачи нет!

– Что же мне с вами делать, неразумные?

Костя и Нил стояли перед капитаном насупившись, а Садко сидел за столом в каюте и задумчиво раскачивался из стороны в сторону.

Костя наконец решился: снял громадный свой рюкзак, добыл оттуда футляр с богатыристикой и попутно выпустил Колобка.

– А ты что тут забыл? – приветствовал круглого гостя Садко. – Водил бы мальчишек по своим сказкам, а у нас дела серьёзные. И притащил ты их, мякинная голова, на верную погибель!

«Мякинную голову» Виссарион Глобальный проглотил, но не растерялся:

– И ты, Садко, буди здрав! На погибель, говоришь? А ну, Костя, доставай свою грамоту!

Садко, подобно Джульверну в своё время, крутил богатыристику и так и сяк, выражение лица его менялось, губы шевелились…

– Да, это были славные люди, весёлые люди… Добрыня ведь мой учитель: показал, как на гуслях три лада брать. А с тремя-то ладами я любую песню спою – хош за варяжского гостя, хош за индийского, хош за веденецкого… Ага! Так… Освоил… Проявил себя старательным… Грамотен… К врагам отечества непримирим… Ого! Оторвал хвост у Змея Горыныча! Слыхал я про это славное дело, только не думал, что ты такой молодой… Эх, Костянтинушко! Зря ты потащил добычу ко князю Владимиру, что он в этом понимает! А у китайских купцов такой хвостик на вес золота! Дороже, чем бивень единорога!

– Вот за золотом мы и пришли, – сказал ботан, чтобы решить все вопросы разом.

– Беда у нас, – добавил Костя.

– Да ещё какая, – веско молвил Колобок и тут же изложил капитану и суть проблемы, и причины её возникновения.

Садко выслушал, не переспрашивая – всё ему тут было понятно, сам в долгах великих бывал, сам неправду терпел…

– Худо, что теперь Васька за нами увяжется со своими ушкуйниками, – сказал он после долгого раздумья. – А мне морские сражения устраивать нынче не с руки. Тут уж не до золота, хотя и у меня в нём нужда есть. Не по своим делам выхожу в море – нанял меня тот самый парень, которого ты, Костянтинушко, чуть насмерть не зашиб…

– Не зашиб же, – сказал Колобок. – А нечего на палубе торчать, коли не в команде! Что за парень?

– А, – сказал Садко и махнул рукой. – То ли принц, то ли герцог с Оловянных островов. Приезжал в Новгород купить наших финифтяных побрякушек невесте на свадьбу…

– Что ж – дело молодое, – солидно сказал Колобок.

– Да не такое и молодое, – возразил капитан. – Невеста-то не для парня, а для его старого дядьки-короля. И за этой невестой ещё придётся заехать на остров Иверния… А уж как доставим красную девицу к дедуле седому, тогда по погоде и определимся, куда далее идти…

– Нам всё равно, – сказал Нил Филимонов. – Нам нужно золото. Много золота…

– Отроки, – ласково сказал Садко. – Я вам что – морской разбойник на деревянной ноге и с перевязанным оком? Отродясь моя «Царевна Волхова» под чёрным прапором не хаживала! Нет, конечно, всякое бывает на море, когда и повезёт немножко: встретишь корабль с ценным грузом, но без моряков… Пропали таинственным образом… Вы не смейтесь: так бывает, что волной смывает! Да только торговый человек на везение не рассчитывает!

Капитан с тоской поглядел на гусли, что висели на стене каюты.

– Эх, может, зря променял я чёрствые корки певца на пышные пироги купца? – вздохнул он. – Насыпал бы я вам золота хоть целый рогожный куль, да у меня всё богатство в дело вложено, в корабли и товары… Только ведь торговля ныне под откос катится! Ганза окаянная в дружбе клянётся, а сама цены сбивает… Склады ломятся, трюмы трещат, наличности нет…

– Видимо, и до вас добрался всемирный экономический кризис, – важно сказал ботан. – Типичная панорама перепроизводства. Раньше надо было в кэш выходить…

Садко не стал спрашивать, что за непонятку выдал ему непрошеный пассажир, потому что хороший русский купец в те былинные времена просто обязан был понимать и варяжские, и греческие слова. Иначе не много бы он наторговал!

– Ну, может, найдёшь для парней какую ни на есть выгодную работёнку? – сказал Колобок. – Не высаживать же нашу дружинушку на пустой берег…

– Работёнку я найду, будь спокоен, – сказал капитан. – У меня на судне бездельников не бывает! Ну, кроме этого… принца-герцога…

А вот слова «пассажир» он не знал!

Школа юнгов по-новгородски

– …И всё-таки не пойму я, как ты с причала на корабль сиганул, – сказал Филимонов. – Ну, меня докинуть – ещё туда-сюда. Но чтобы самому… Человек так не может!

– Богатырский конь тоже сто пудов не может перескочить с берега на берег даже нашу Кислицу, – ответил Костя. – Однако через Днепр перескакивает, сам видел! Тут тебе не там! Наши законы физики здешнему пиплу глубоко фиолетовы…

– Ты прав. Наша посудина, по идее, вообще не должна держаться на плаву, однако держится! Ну, тогда я здесь развернусь! – посулил ботан.

…Садко не соврал – без дела на «Царевне Волхове» никто не сидел. Костя смолил канаты, поднимал и опускал парус, мыл палубу, крепил груз в трюме, по команде вставал к рулю и даже помогал рыжему повару стряпать!

Джульверн, как всегда, сачканул. Нашёл себе непыльное занятие – обучал новым песням капитана. Вдруг тому и вправду придётся после банкротства обратно в гусляры пойти, а свежий репертуар-то при нём!

Особенно полюбился предусмотрительному Садку шлягер про морского дьявола из старинного кинофильма «Человек-амфибия».

Зато седой кормщик Семейка недовольно морщился и вздыхал:

– Эх, не надо бы так: нам бы, нам бы всем на дно! Нельзя в море такие песни петь! Обидеться может батюшка морской, что его дьяволом-то ругают!

Не соврал капитан и о своём нынешнем финансовом положении – команда «Волховы» была весьма немногочисленна.

– Оптимизировал личный состав, нечего сказать! – вздохнул Колобок. – То все на вёсла, то все на парус! Вот настигнут нас Буслаевские ушкуйники, и не отобьёмся!

Все трое сидели на корме возле руля. Ветер гулял по морю и подгонял кораблик, как завещал ему великий Пушкин.

На рею надутого паруса уселась необыкновенно толстая чайка с большой круглой головой.

– Ушкуйники – кто такие? – спросил Костя.

Вместо обычной лекции Виссарион Глобальный проворчал:

– Вот догонят, тогда и увидишь – кто!

– Сто пудов отобьёмся, – уверенно сказал Жихарев. – Этот самый принц – мужик накачанный и, видно, опытный. Даже предъявлять не стал, что я его уронил. Наточи мой меч, сказал, и всё забудем. Наточить можно, дело знакомое. Только видно, что клинок он не для понтов таскает – весь в зазубринах! И щит порублен не по-детски! Словно он с великаном каким-то воевал…

– А вот против морской болезни не устоял, – сказал ботан, страшно гордый тем, что они, два простых кислорецких школьника-героя, не бегают то и дело к борту и не делятся с рыбами своим и без того скудным пайком. – Даже на палубу не выходит – страдает…

– В бою некогда болеть, – снисходительно сказал Костя. – Вот встанем с ним спина к спине у мачты – фиг кто подойдёт!

– Если Пыпа и компания потащились с ушкуйниками, – сказал Нил, – то они нас со своей ладьи перестреляют. В людей не попадут, так борта продырявят с тем же результатом… Автомат-то у Дрона с подствольником – вдруг у него и граната есть?

– Нештатная ситуация, – пронзительным голосом объявила с мачты странная чайка.

И тут «Царевну Волхову» крепко тряхнуло – словно корабль напоролся на мель. Но кормщик Семейка здешние воды наизусть выучил, так что…

– Понятно, – сказал Джульверн. – Читывали былины, знаем. Сейчас весёлые дела начнутся!

– Ушкуйники? – встрепенулся юный богатырь и хотел уже бежать за трофейным «червлёным вязом», но ботан остановил друга.

– Пока нет. Это Морской царь нашего кэпа к себе на корпоратив требует!

– Точно, – упавшим голосом сказал Костя. – Я же читал…

– Я тоже, – сказал ботан. – И кое-что предусмотрел на этот случай…

Морской царь, морской самозванец и принц Пичалька

…Море было совершенно спокойным, и парус по-прежнему полнился ветром, но неподвижную «Волхову» качало с борта на борт всё сильнее и сильнее.

Вся команда торгового судна собралась на палубе вокруг Садка. Друзья тоже хотели присоединиться, но капитан досадливо показал рукой: малы ещё, не вашего ума это дело!

Потом гусляр обвёл свою дружину вопросительным взглядом.

Дружина дружно закивала, сделав скорбные лица.

Садко вздохнул, развёл руками и сказал:

– Делать нечего – тащите сюда гусли, готовьте доску… Не обессудьте, отроки, что не сумел вам помочь. Поклонитесь, братие и дружина, Господину Великому Новгороду и лично нашему дорогому посаднику…

– Стойте, кэп! Не надо гусли! Не надо доску!

Кричал Нил Филимонов по прозвищу Джульверн. В руках ботан держал прозрачный ящик. В ящике помещался похожий на сплюснутую луковицу бумбокс и чего-то там себе напевал. По обе стороны проигрывателя размещались некие устройства, которые Костя и распознать не мог…

– Куда лезешь, окаянный? – сказал кормщик Семейка. – Хозяин за всех нас, грешных, на верную погибель идёт…

– Я замену нашёл, – важно сказал Джульверн.

– С ума сдурел! – возмутился Садко. – Чтобы я вместо себя отрока подставил? Я хозяин, мой и ответ!

– Вы меня не поняли, кэп, – сказал Филимонов. – Не надо никого в воду опускать: я вот эту штуку сброшу. Заодно и на Морского царя полюбуемся… Должны же мы хоть чем-то проезд оплатить!

– Это как понимать? – уставился Садко на Колобка, которого до этого ни в грош не ставил, как персону сказочную – и, следовательно, вымышленную.

Виссарион Глобальный сделал движение, заменявшее ему кивок:

– Доверься, дядя. Эти ребята молодые, да ранние: даже меня порой в тупик ставят…

Между тем Нил Филимонов подошёл к борту со своим ящиком и, разжав пальцы, уронил устройство в море. «Царевну Волхову» в этот момент так круто положило набок, что Костя едва успел схватить товарища за ремень.

А качка на другой борт не последовало. Палуба выпрямилась, и моряки поглядели на ботана пожалуй что со страхом.

– Ты что натворил? – шёпотом сказал Костя. – Ты былину-то читал? Морской царь теперь как начнёт зажигать, и поднимется это… вроде цунами… И кранты…

– Не поднимется, – сказал ботан. – Я туда диск с музыкой для релаксации заправил.

– Для чего?

– Это чтобы расслабиться и быстрей уснуть.

– И уснёт? Ты отвечаешь?

– Сам посмотри. Я ведь ещё видеокамеру туда приладил, соединённую с мобильником. Чего только нет у деда Европеича в сарайке!

С этими словами Джульверн извлёк из заспинного кармана джинсовой жилетки ноутбук и раскрыл его.

– Сейчас настрою…

Команда «Царевны» во главе с капитаном подошла поближе, чтобы посмотреть на чародейство. Колобок попробовал протиснуться, но не преуспел. Тогда Виссарион Глобальный стал теребить Костю за штанину, пока богатырь не подсадил вожатого себе на шею.

На дисплее возник картинный пейзаж морского дна – ярко-красные кораллы, колышущиеся водоросли, пёстрые рыбки…

– Ага, вот он…

И чуть не уронил компьютер. И старые морские волки, и сам Садко разинули рты. Не говоря уже про Костю Жихарева.

Костя-то надеялся увидеть бодрого старца в короне, с трезубцем в руке и с ластами на ногах – как на иллюстрации в сборнике былин или на празднике Нептуна в детском лагере. Надо думать, что и моряки ждали чего-то подобного. Они ничему не удивлялись, потому что в былинные времена люди твёрдо знали – чудеса случаются…

Но вместо весёлого Нептуна перед ними возникло жуткое и отвратительное чудовище – огромная бурая пупырчатая жаба. Только голова у неё была не жабья и напоминала скорее осьминожью башку с короткими щупальцами. И ноги у монстра росли не жабьи, а походили на колонны, обросшие морской тиной и моллюсками. Из-за спины твари торчали кожистые крылья летучей мыши – хоть и непонятно, зачем нужны под водой крылышки. Щупальца чудовища непрерывно шевелились, готовые хватать и присасываться. Под щупальцами чернела пасть со множеством острых клыков…

Внезапный ужас охватил юного богатыря – теперь даже Змей Горыныч вспоминался ему каким-то своим, родимым, близким, истинно русским. А с этакой бедой как управиться? Сомнительно, чтобы сие омерзительное диво морское расслабилось и улеглось дрыхнуть на песочке…

– Древний-то как сюда попал? – растерянно сказал Колобок. – Он же совсем из другой оперы…

– Кто это? – прошептал Костя. – Что делать будем?

– Потом разберёмся, – отмахнулся Нил. – Если у нас, конечно, будет «потом»… Правда, я там на всякий случай одну хитрушку поставил. Может, сработает…

Моряки «Царевны» отнеслись к увиденному намного спокойней.

– Что с нами годы-то вытворяют, как уродуют! – сочувственно вздохнул седой кормщик Семейка. – Совсем на себя стал не похож, бедолага!

– Захирел, запаршивел морской батюшка, – поддержал его рыжий повар. – Это сами мы виноваты – бросаем в воду всякую дрянь да отраву. С горя он и потерял человеческий облик, озверел. Сейчас утянет нас к себе да и сожрёт вместе с корабликом… Ништо! Дело привычное! Коли суждено нам в пучине сгинуть, тут уж ничего не поделаешь…

– Вот он, русский мужик-фаталист, – тихо проворчал Филимонов. – Тоже мне, гринписовец средневековый… Платон Каратаев…

– Да уж, Морской царь – это тебе не русалочка с тихой реченьки, – сказал Садко. – Манить да щекотать не станет. Может, и правильно я сделал, что в море не полез. Что этакое рыло может понять в моём искусстве-художестве? Шалишь! Помирать, так уж в сражении. На миру и…

Капитан не договорил, потому что тошнотворная морда приблизилась вплотную к объективу, а в жёлтых круглых глазах твари загорелась такая ненависть, что проняло даже самых заядлых фаталистов.

– К бою, – не крикнул, а тихонько сказал Садко – и сразу же оказалось, что все его люди вооружены – кто клинком, кто багром, кто топором, а кто и ведром с пожарного щита…

И даже болящий пассажир оказался на палубе – в полном доспехе и со сверкающим мечом. На мече и вправду красовалась здоровенная зазубрина – остался кусок металла во вражеском щите или даже черепе…

Костя хотел было бежать за Васькиной дубиной, но тут корабль содрогнулся – нет, само море содрогнулось! – а жёлтые вылупленные очи твари на экране затянуло белёсой плёнкой…

Царь-Жабу отбросило от объектива. Чудовище покачалось-покачалось – и медленно повалилось на спину, ломая крылья.

– Я худею! Получилось! Ай да я! Ни дня без подвига! – закричал Джульверн и запрыгал было от восторга, но крепкие моряцкие руки удержали их с ноутбуком на месте: всем хотелось посмотреть, что будет дальше.

– Я же говорю – отраву в море бросаем, вот они и дохнут почём зря, – гнул свою линию рыжий гринписовец. – Один вред всему живому от человека!

Монстр подёргался-подёргался, да и замер. Возможно, навсегда. Сейчас же к нему подплыла целая стая рыбьей мелюзги и начала клевать мерзкую плоть – в море падальщиков не меньше, чем в небе. Потом устало, словно нехотя, проскользила серая в яблоках акула. Супротив чудовища она была как кошка супротив человека. Мелкую рыбёшку словно водой смыло. Акулу, в свою очередь, прогнала чешуйчатая конечность с огромной плоской ступнёй. Следом нарисовался и владелец конечности – это как раз и был классический Морской царь в короне из кораллов, при бороде из водорослей и с позолоченным трезубцем в лапе.

– Ох ты! – сказал кормщик Семейка и перекрестился. – Ошибочка вышла. Здоров, значит, Морской царь-батюшка, во всей силе и славе… Так его, родимый! Так его, самозванца! Ножкой, ножкой по жабрам! А теперь ткни в пузо тройчаткой! В другой раз не будет людей пугать!

– Чего радуешься, дед? – оборвал его Садко. – Нам-то что за корысть? Эх, значит, всё-таки судьба мне на дно морское опуститься, на последнем на пиру трудить гусельки мои яровчатые, терзать струночки мои серебряные…

Водный владыка глянул вверх, словно услышав горькие слова капитана, покачал башкой и дал свободной верхней конечностью тмашку.

«Царевна Волхова» начала медленно-медленно двигаться вперёд.

– Всё под контролем! – хрипло доложила с мачты ненастоящая чайка.

Морской владыка на экране ухватил монстра за ноги и поволок по песку в сторону каких-то развалин.

– Отныне и до века спать ему, порождению Древних, мёртвым сном в руинах утонувшего Р’льеха, – торжественно, печально и загадочно провозгласил Колобок.

Потом по картинке забегали полосы – и всё растаяло.

– Звыняйте, хлопцы, вай-фаю ще нэма! – развёл руками ботан и закрыл ноутбук. – Я боялся, что здесь вообще ничего работать не будет…

Садко подошёл к Филимонову и крепко обнял.

– Да ты богатырь под стать товарищу, а то и шибче его! Костянтинушко своего Горыныча только покалечил, а ты вон какого зверя напрочь завалил! Смело требуй себе такую же богатыристику! Всей ватагой поручимся – ведь теперь Морской царь нашему кораблику везде дорогу даст, коли мы его супостата повергли!

Джульверн изобразил смущённую улыбку и лицемерно потупил глаза.

Владыка морей дал не только дорогу, но и попутный ветер – «Волхова» так понеслась по волнам, что дух перехватывало.

– По местам! – рявкнул Садко.

…Когда друзья устроились на своей любимой корме, Костя спросил:

– Чем ты его? Правда, что ли, отравой?

– Никакой отравы, – сказал Джульверн. – Я там электрошокер пристроил. Ну, пришлось начинку немножко модернизировать. Помнишь, когда собирались, днём свет погас?

– Ну, – сказал богатырь. – Это же деревня, обычное дело. Где-то провод оборвало…

– Нет, это я подключал свою хитрушку на подзарядку. Ну, она и шарахнула, когда чудище стало ящик ломать. Видимо, музыка моя ему не понравилась! Вот и напросился. Такой разряд, да ещё в солёной воде… У бедняжки не было шансов!

– Да что это за тварь, откуда?

– Сейчас вспомню, – сказал Филимонов. – Вот, на языке вертится…

– Тогда пусть там, на языке, и останется, – сказал Колобок, удобно примостившийся на бухте каната. – Ни к чему его лишний раз поминать. Мы и без того направляемся в места довольно мрачные и трагические. Переходим из Руси Былинной в Европу Легендарную…

К ним подошёл пассажир – всё ещё в латах и с мечом.

– Прекрасные сэры, – сказал он, подняв забрало. – Что здесь произошло? Я ничего не понял!

– Уж такие мы загадочные, – сказал Колобок. – Мы и сами-то себя часто не понимаем, отважный Тристан из Лионесса…

Кровь, любовь, яд и слёзы

Много поколений европейцы (а чаще европейки) грустили и даже плакали, внимая душераздирающей истории о рыцаре Тристане и королеве Изольде.

Да и как могло быть иначе? Ведь само имя рыцаря означало «рождённый в тоске и скорби». Принц Пичалька! Такое имя дала сыну его мать, прекрасная королева Бланшефлёр, умирая после родов. В Средние века подобная смерть была обычным делом, пока до лекарей и повивальных бабок (так называли тогдашних акушерок) не дошло, что руки надо мыть перед процедурой. После чего женская смертность резко пошла на убыль.

Ну, с таким-то имечком было бы нелепо рассчитывать на беспечальную жизнь. Папаша его немедленно женился снова, а уж мачеха попыталась отравить малыша, и пришлось его отправить во Францию с верным человеком.

Старый наставник Говернал воспитал Тристана отважным и умелым бойцом. И поехал юноша искать счастья ко двору корнуолльского короля Марка, что приходился ему родным дядей. Тем более что и мачеха к тому времени померла – лёгкая рука была у Тристанова папаши…

Но герой не ищет простых решений, а называется вымышленным именем. Только завоевав мечом кое-какой авторитет, он открывается родственнику.

Тристан победил в поединке ирландского великана Морхольта (как раз в великаньем черепе и застрял осколок меча), но клинок великана был смазан ядом. Настигла всё же его отрава!

Умирающего юношу положили в лодку и отправили в море на волю волн. Волны заботливо принесли лодку к дочери ирландского короля Изольде. К счастью, принцесса неплохо разбиралась в медицине и выходила Тристана. Он прикинулся было музыкантом, но кто-то опознал убийцу великана, и героя на пинках выгнали с острова. Но почему-то не убили – загадочна, оказывается, и кельтская душа!

А вернулся он в Ирландию уже в качестве свата – просить Изольду в жёны своему королю и родственнику Марку. Поскольку защитника страны, Морхольта, больше нет, владыка зелёного острова соглашается. Невесту сопровождают служанка Бранвен и бутылка с приворотным зельем, чтобы брак был не формальным, а по искреннему чувству.

Тут бы сказочке и хеппи-энд, да вмешалась судьба: по ошибке любовный напиток ещё на судне выпили заглавные герои – и сказочка превратилась в легенду о несчастной любви.

А легенда, в свою очередь, послужила основой для многочисленных стихотворных баллад, поэм, рыцарских романов, пьес, кинофильмов, мюзиклов и оперы композитора Вагнера, чьё творчество очень любил Гитлер.

Историю эту каждый рассказывал и пересказывал по-своему. Это как с нашими былинами – сплошные римейки, украшенные местным колоритом. Всякий бард и трубадур добавлял при этом свои детали, подробности и даже сюжетные ходы.

Оказывается, убиенный Морхольт был рыцарем Круглого стола, поэтому Тристан-победитель автоматически занял его место. Вот те на! А Голливуд-то нас убеждает, что рыцари короля Артура были братством единомышленников… Но слагатели легенд частенько проговариваются, и наружу высовывается кусочек суровой правды.

Например, в некоторых версиях влюблённая по уши Изольда, чтобы сохранить тайну, собирается убить оплошавшую служанку, но не может героиня быть злодейкой! Не полюбят её слушатели! И Бранвен остаётся жить. Более того, она подменяет хозяйку на брачном ложе. Король-то слепенький, а свечи-то дороги!

Далее следует череда любовных приключений – страшных, смешных, нелепых – герои не желают расставаться ни при каких обстоятельствах, так велика их страсть!

Король Марк слышать не хочет про измену, но придворные упорно капают ему на мозги: честь, предательство, интересы державы, и вообще, куда ты, надёжа-государь, смотришь! Сегодня этот выскочка на постель твою покусился, а завтра на трон залезет! И всех нас по шапке!

Чего они только не предпринимали, холуи, – и муку вокруг изольдиной постели сыпали для выявления отпечатков мужской обуви, и скрывшихся в лесу влюблённых выслеживали, и заявления в королевский суд на королеву подавали…

Тут как раз и случилась знаменитая история с мечом. Влюблённые заснули на лесной полянке, а меч Тристана (тот самый, со щербиной) по случайности оказался между ними, и (по случайности, конечно) сам вылез из ножен. Подходит к травяному ложу король Марк, ведомый лесником, и говорит: что вы на близких мне людей клевещете, али не видите – обнажённый клинок промеж ними лежит, чтобы лишнего себе не позволили! Тем более что молодые люди и сами всё отрицают!

Но таки достали Марка: выпер дядюшка в конце концов племянничка, отправил в изгнание лет на десять. Только опять же – не убил: своя кровиночка!

Зато королевский совет через голову монарха (вот они, истоки британской парламентской демократии!) приговорил иноплеменную Изольду к испытанию огнём и железом. Считалось, что невиновный может безо всякого для себя ущерба взять в руку раскалённый железный брус, а виновный заорёт от боли и тем самым себя обличит. А что? Ходят же люди босиком по углям, держат же на ладони лужицу жидкого азота!

Тут суровый боец Тристан повёл себя как герой сказки или плутовского романа.

Шествует королева в кузницу для испытания, а на пути – огромная грязная лужа. Изольда растерялась – и башмачки жалко, и вообще… Тут из толпы, всегда охочей до зрелищ, выскакивает чумазый оборванец, услужливо берёт королеву на руки и легко переносит через препятствие, после чего вновь скрывается в гуще народных масс.

Теперь Изольда может чистосердечно поклясться, что её после свадьбы не касался ни один чужой мужчина, кроме этого хорошо воспитанного нищего. И спокойно берёт в руки брус. И ничего не происходит.

В других вариантах советники-садисты отправляют королеву в колонию прокажённых на верную мучительную смерть, но Тристан и оттуда выручает любимую, после чего удаляется в изгнание за море, во французскую землю Бретань. Там он берёт в жены девушку по имени Изольда Белорукая (наша-то Белокурая была, а тут Белорукая – зацените старинную игру слов!). И продолжает обычную жизнь мелкого феодала: пиры, битвы, эксплуатация трудового народа.

Но от судьбы не уйдёшь, и Тристан снова получает удар отравленным клинком (ничего нового придумать не могли, а ещё барды называются). И посылает корабль за Изольдой – то ли хочет увидеть её напоследок, то ли надеется, что любимая вновь исцелит его, то ли всё вместе. А если любимая поехать не может, пусть поднимут на корабле чёрный парус (это вообще заимствование из древнегреческого мифа о Тезее)…

Королева, не колеблясь, всходит на корабль со всей своей аптекой, преодолевает пролив, но… Законная Изольда Б., ревнуя к незаконной Изольде Б., со мстительной улыбкой сообщает супругу-изменщику, что парус – чёрный. (Щадящий вариант: парус просто позабыли заменить в суматохе.)

Герой, лишённый надежды, уходит из жизни. Героиня принимает яд подле мёртвого тела возлюбленного. Занавес.

Мотивы роковой незаконной любви разбросаны по всему европейскому эпосу: Ланселот и Гиневра, Зигфрид и Брунгильда…

А в XI веке далеко-далеко от холодных северных морей, в Персии (зачем-то переименованной ныне в Иран, который постоянно путают с Ираком не только президенты США) поэт Фахриддин Гургани слагает на основе народных преданий поэму «Вис и Рамин».

Обе эти истории схожи по сюжету и совершенно различны по духу. Они разнятся так же, как английский серый гранитный замок с вечными сквозняками отличается от восточного дворца с кальянами, фонтанами, коврами и павлинами.

И там и там история запретной, предосудительной любви между женой владыки и его родственником – Рамин приходится падишаху Мубаду младшим братом. И там и там влюблённым приходится преодолевать множество препятствий, хитрить, притворяться, рисковать жизнью… Все сказки из одного мешка!

Но нет ничего общего между весёлым гулякой и пьяницей Рамином и суровым воином Тристаном, между нежной и внешне покорной шахиней Вис и по-европейски самостоятельной королевой Изольдой. Ничего – кроме любви, не знающей препятствий, и долга, ей противоречащего. И никакого приворотного зелья в персидской поэме нет – на Востоке хорошо понимали, что «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь». И кончается всё хорошо: помер престарелый падишах (а не женись на молоденькой!), остепенившийся Рамин занял его престол, и жили они с любимой до глубокой старости… Другая культура, другое восприятие мира!

И вообще – нечего слушателям, читателям и зрителям настроение портить!

…В грустной истории Тристана и Изольды можно при желании найти некую средневековую мораль: герои наказаны за нарушение супружеского и вассального долга, они преступили все тогдашние законы, их жалко, но… они сами выбрали свою судьбу.

А вот их литературные наследники, не менее знаменитые влюблённые из Вероны, вообще ни в чём и ни перед кем не виноваты! А виновата идиотская вражда между их семьями, причин которой никто уже и не помнит. Поэтому Шекспир понял, что переплюнул всех сказителей, и с полным основанием написал: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»…

Есть и в русской литературе свои Тристан и Изольда. Только зовут их Григорий и Аксинья. Надо называть роман и автора – или сами сообразите?

Кстати, наши академики Платонов и Невтонов тоже не могли пройти мимо Тристана с Изольдой. Скандальные мудрецы доподлинно установили, что сия трагедия проникла и в наши былины. Да-да! А древнерусского Тристана зовут… Тугарин Змеевич! Ведь его имя происходит от старинного слова «туга» – грусть, печаль. (На память о нём в русском языке остались «туго», «тугой» и «тужить».) И во дворец князя Владимира он вхож без доклада, как свой, по-родственному. И с княгиней Апраксией он крутит любовь. Только в Киеве мораль-то построже, скрепы-то подуховнее, вот и пришлось сыну священника Алёше-богатырю наказать негодяя лютою смертию…

У нас не забалуешь! Небось не Европа!

Наши пираты ненашего моря

– Колобок, – сказал Джульверн, – а как это получается, что Тристан с нами по-русски общается, а не по-английски?

– Конечно, по-русски. Ведь в России его историю переводили и печатали неоднократно и в разных вариантах. А если бы он заговорил на родном языке, мы бы вообще ничего не поняли: кельтская «мова» отличается от английской куда больше, чем украинский от русского…

– Жалко Тристана, – вздохнул Костя. – Как подумаю, что его все эти заморочки ждут…

– Я что-нибудь и на этот счёт соображу, – пообещал Джульверн. – А, Колобок? Верно я говорю? Спасём бедного рыцаря от несчастной любви?

Видимо, после победы над подводным чудищем ботан почувствовал в себе силы великие, узрел возможности неограниченные и возомнил о себе гораздо.

– Только попробуй, – сказал Виссарион Глобальный. – Таким, как ты, умникам чуть волю дай – вы нам живо всю мировую литературу изнахратите, все энды захэппите! А народу катарсис нужен, потрясение, чтобы за душу брало и слезищу выбивало…

– Да я пошутил, – быстро отыграл назад Филимонов. – Провоцирую тебя, Колобок, а то ты в последнее время грустный какой-то, молчаливый…

– Это так, – пригорюнился вожатый. – Во-первых, море – не моя стихия. По волнам не покатаешься. Во-вторых, сама обстановка способствует. Когда мы в последний раз солнышко видели? В европейском эпосе море всегда угрюмое, буревое, с молниями и штормами. Оно если и успокоится, то лишь для того, чтобы выкинуть героя на берег… Не зря же говорится – «мрачное Средневековье». В былинах-то наших повеселей живётся. Скоро Костя это почувствует, а ты, Нил, узнаешь…

– Мрачное ли, весёлое – нас финансовая проблема должна интересовать, – сказал ботан. – Вот я прикидываю, можно ли на Тристане с Изольдой чего-нибудь наварить… Король Марк – он богатый или у него тоже всё в дело вложено?

– Королям всегда денег недостаёт, – сказал Колобок. – Поэтому они всё равно что бедные. Ведь богатый не тот, у кого много, а тот, кому хватает… Они, монархи, ведь что делали? Обрезали золотые и серебряные монеты по краям. Обрезки отправляли на свой монетный двор – и вместо десяти дукатов получали одиннадцать, но денежка обесценивалась, экономику не обманешь…

– Это мысль, – сказал ботан. – Здешнее качество чеканки я уж как-нибудь обеспечу, а Костин кулак у меня вместо пресса будет… Над составом сплава тоже можно похимичить и сэкономить сырьё…

– И не мечтай! Я же тебе сказал: кража и грабёж отпадают! А фальшивые деньги – та же самая кража, только наказывают за это построже: льют химику в глотку расплавленный свинец! А отличать чистое золото от фальшака ещё Архимед научился! Ты в школу-то вообще ходил?

Будущий нобелевский лауреат обиделся, но глубоко задумался.

– Ну, можно ещё спорить, пари заключать на крупные суммы… Мы же можем наперёд предсказывать! Помазать, например, с королём Франции, что в 1081 году Вильгельм Завоеватель покорит Англию. Король, конечно, скажет: «Да иди ты!», а я ему – спорим на тыщу ливров!

– Ты у нас прямо Нострадамус, – похвалил Колобок. – А неплохо ещё помазать с Великим Инквизитором, что 12 апреля 1961 года в космос полетит Гагарин… Больно ты умный! Ведь мы находимся не в историческом прошлом, а в легендарном, которое календаря вовсе не знает. Годы событий в эпосах не указываются. В лучшем случае – «на Петров день», «в канун Святой Екатерины»…

– А если…

Но не удалось ботану развить очередную свою светлую задумку, потому что с мачты раздалось уже знакомое:

– Нештатная ситуация!

– Тревога! – закричал Костя. Богатырь давно научился доверять Кузьме-Демьяну (пусть и в костюме чайки) на сто процентов: старый филин зря не ухнет!

Команда «Царевны» мигом вся оказалась на палубе. Хоть моряки и мастера розыгрыша, но такими вещами не шутят.

– Догоняют всё-таки, – вздохнул Садко. – Много времени у нас отняла проклятая жаба…

– Я-то расчитывал, что дохлая туша всплывёт, – сказал Джульверн. – Тогда бы Васька со товарищи наверняка испугались бы и повернули назад. Но Морской царь всё испо… Молчу-молчу!

– Учишься помаленьку, – похвалил Садко. – Пригодилась бы нам помощь снизу… Ума не дам, что этому байстрюку от нас надо?..

– Это не ему надо, – сказал Костя. – Это им надо… Которые за мной гонятся…

– Чем же они Ваську за душу взяли? – продолжал рассужать капитан-купец. В руках Садко держал огромный топор, и было ясно, что не дрова им рубят. – Настоящему новгородцу никто не указ, это понятно, но ведь Васька однажды чуть мать родную не убил, когда попробовала старушка буйство его унять! Прямо так и сказал: кабы ты, матушка, со спины не подошла и не обняла – захлестнул бы я тебя на раз!

– Когда я былину читал, мне это странно показалось, – сказал Костя. – Вот как раз со спины-то и может подойти кто угодно…

– Не знаю, – сказал Садко. – Меня при этом не было, а люди сказывали.

– Не о том вы, коллеги, – чуть не заплакал ботан. – Вдруг у бандюков патронов немерено?

– Так говоришь, оно борт пробивает? – сказал Садко.

– Когда подойдут поближе, то и насквозь могут корпус прошить…

Джульверн достал из кармана маленький китайский бинокль и повернулся в сторону моря.

– Так и есть, – доложил он. – А летит их посудина словно на подводных крыльях! Неужели урки приволокли с собой лодочный мотор?