У Сталина танков было в несколько раз больше, чем у Гитлера.
И цифры — штука упругая.
Потому защитникам гитлеровской «готовности» надо было придумать какую-то гадость, какой-то штрих, какую-то характеристику, не содержащую цифр, чтобы сказать: подумаешь, семикратное превосходство, да они же!..
Долго коммунисты думали, додумались и объявили: советские танки были огнеопасными, горели, как спички!
Стремление красной пропаганды выпячивать «неготовность» к войне понятно. Но решительное бесстыдство удивляет.
И пошли красные историки повторять: пожароопасны, пожароопасны, как спички в коробке! А за экспертами пошли повторять широкие народные массы Быстро эта ложь за пределы государственные выскользнула и пошла гулять по свету…
Однажды выступаю по французскому телевидению, рассказываю о готовности Сталина к войне, а мне ведущая с вежливым ехидством: ох, знаем мы эти русские танки, горели, как спички…
Эта тетя явно отвертку от разводного ключа не отличает, а вот о том, что танки у Сталина были пожароопасны, она знает твердо. Усвоила. Запомнила.
И все знают.
В Лондоне меня судьба свела с главным редактором одного московского, очень популярного и с детства мною любимого технического журнала. Я встрече рад, он рад. Обнялись. Выпили по рюмке чая. О том, о сем. А потом он мне тихонько, по-дружески: ты вот все про подготовку рассказываешь, народу лапшу на уши вешаешь, но мы-то люди грамотные, нас не проведешь, мы-то знаем, что наши танки были… того… огнеопасные.
Вот и все. И семикратное превосходство списано.
Что толку, что их было много? Горели, как спички…
2
Меня давно вопрос занимал о первоисточнике. Ясно, слух распространяет красная пропаганда. Но должен, видимо, быть и какой-то еще источник, который люди считают серьезным. Не могли же люди умные просто так повторять чепуху. Откуда же это идет?
И каждого спрашиваю: где ж ты такое узнал? А в ответ: да это все знают.
А когда все знают, до источника не докопаешься.
И вот однажды в американской газете «НРС» (25 мая 1990 г.) выступает историк Иосиф Косинский, разоблачает меня, рассказывает, что численное превосходство ничего не означало: что толку от сталинских танков, если они горели факелами!
И меня озарило: да это же он Жукова начитался!
Потому как ничего, кроме Жукова, не читал, то ничего и не понял.
А дело обстояло как раз наоборот. Одна из самых замечательных характеристик советских танков периода Второй мировой войны — они плохо горели. Поджечь их было труднее, чем танки любой другой армии.
Объяснялось это просто: все страны использовали танки с карбюраторными двигателями, а Советский Союз был единственной страной мира, которая использовала на танках дизельные двигатели. Были попытки использовать их на некоторых японских, итальянских и американских танках, но это были маломощные и примитивные двигатели. Вдобавок это были не специальные танковые дизели, а тракторные или автомобильные. Карбюраторный двигатель работает на бензине, часто — на авиационном. Пары бензина — штука опасная. В бою достаточно причин, которые могут вызвать воспламенение паров. Например, искрит что-нибудь в силовом отделении. Бывают случаи, когда бронебойный снаряд не пробивает броню, но сила удара такова, что внутри танка сыплются искры… Если вместо карбюраторного двигателя поставить дизель, то искры не страшны, пусть себе сыплются.
Преимущество дизеля можно подтвердить простым опытом. Налейте в ведро авиационного бензина и поднесите горящий факел. Будьте осторожны: взрывоподобное возгорание происходит еще до того, как факел коснулся бензина. Прикиньте, как это смотрится в танке, когда в бою у вас в силовом отделении полыхнули сотни литров. Теперь налейте в ведро дизельного топлива и суньте в него факел. Огонь погаснет как в воде.
Эксперимент с двумя ведрами создатели советского танкового дизеля демонстрировали Маршалу Советского Союза М.Н.Тухачевскому. На Тухачевского это впечатления не произвело, и он упорно настаивал на использовании бензиновых двигателей. После расстрела Тухачевского советские конструкторы повторяли простой эксперимент перед многими большими начальниками. Преимущество дизеля удалось доказать, и Советский Союз стал первой страной мира, которая начала массовый выпуск дизельных двигателей для танков. До самого конца Второй мировой войны Советский Союз так и остался единственной страной, в которой подавляющее количество танковых двигателей были дизельными. Все остальные страны перешли на дизельные двигатели через 1015 лет после войны.
Понятно, танк с дизельным двигателем тоже можно поджечь, но это совсем не так просто, как танк с карбюраторным двигателем.
3
В пожароопасном отношении советские танки двадцатых-тридцатых годов ничем от танков других стран не отличались. И не могли отличаться. Весь мир использовал карбюраторные двигатели, и все они горели в боях ярким пламенем. Это считалось неизбежным злом. С этим мирились. Советские танки в этом отношении были не хуже и не лучше других. На них стояли такие же двигатели, как на британских, французских, германских и американских танках. Самыми распространенными танковыми двигателями Красной Армии в те годы были британский «Армстронг-Сйддли» и американский авиационный двигатель «Либерти-Аэро», который и мы, и они ставили на танки. Понятно, мы басурманским двигателям свои пролетарские названия давали.
Но не мог наш родной «Либерти-Аэро» гореть ярче, чем какой-нибудь американский «Либерти-Аэро». Не мог при всем желании. Ибо горит не двигатель, а бензин в нем. А они, басурмане, бензин делали чище нашего. Именно для того чище делали, чтобы он горел ярче.
Россия — родина слонов.
Но дизельный двигатель придумал Рудольф Дизель.
А был он из немцев. Заслуга советских конструкторов не в том, что они дизельный двигатель придумали, а в том, что оценили. Германия своего гения не признала. А наши поняли преимущества, и в 1932 году в Советском Союзе были начаты работы по созданию быстроходного танкового дизеля БД-2. В 1935 году работы были завершены. Готовый двигатель получил индекс В-2. Преимущества дизеля были очевидны. При той же мощности он потреблял почти на треть меньше топлива, а возможность пожара резко снижалась. Дизель был проще по конструкции, не нуждался в сложной и капризной системе зажигания с ее прерывателем, распределителем, свечами, высоким напряжением. И дизельное топливо дешевле.
В-2 устанавливались на некоторые образцы танков БТ-5. Экзамен они выдержали. Но.
4
Но Красная Армия готовилась воевать на территории противника. Вероятные противники до нашего уровня развития боевой техники никак не дотягивали, дизели не использовали и даже не планировали. Советский Генеральный штаб сделал расчеты, которые не радовали. Если пятнадцать-двадцать тысяч советских танков бросить в Западную Европу, то потребуется очень быстро подавать наступающим армиям десятки тысяч тонн дизельного топлива. При отходе противник будет взрывать мосты и железнодорожные пути. Подвезти топливо в таких количествах будет трудно, захватить в Западной Европе — невозможно: противник дизельным топливом не пользуется и о том не помышляет.
Потому вопрос: переходить Красной Армии на дизельные двигатели или не переходить? Если не переходить, то танки будут такими, как у всех, — пожароопасными. Зато в случае нашего наступления не будет проблем с топливом, его можно будет захватывать у противника. В Западной Европе на каждом перекрестке — бензоколонка. А если перейти на дизели, то танки станут лучше, но из-за отставания всех других стран в этом вопросе мы рискуем остаться без топлива в самый драматический момент освободительного похода.
Один из замечательных исследователей истории развития советских танков Василий Вишняков сообщает: «Раздавались и принципиальные возражения, из которых едва ли не самым веским считалось то, что на всех зарубежных танках ставятся бензиновые моторы, а значит, наши танки с дизелем потребуют особого обеспечения горючим, при необходимости не удастся воспользоваться бензином со складов противника…» (Конструкторы. Изд. ДОСААФ. 1989. С. 27).
Принципиальный противник дизелей — Маршал Советского Союза М.Н.Тухачевский. По этому поводу он писал: «Механизированная армия, которая особенно в первый период войны вырвется далеко вперед на территорию противника, несмотря на очень большие потребности в снабжении, как правило, на железнодорожный транспорт рассчитывать не может. Снабжение ее будет опираться на быстроходный тракторный и автомобильный транспорт, а также на захват складов противника, особенно в части горючего» (Избранные произведения. М.: Воениздат, 1964. Т. 2. С. 192.) Если бы война готовилась на своей территории, то дизели были бы приняты без колебаний.
Но Красная Армия готовила вторжение.
Красная Армия серьезно готовилась воевать на территории противника, советские штабы планировали глубокие операции в Западной Европе в расчете на захват топлива для танков на складах супостата. Потому советские конструкторы были вынуждены искусственно сдерживать наш прогресс, равняясь на отстающих, на устаревшие двигатели Германии, Франции, Британии, США.
Но в нашей стране спор продолжался. В конце концов сторонники дизеля победили. Это не означало отказа от планов вторжения, просто были разработаны методы подачи большого количества топлива вслед наступающим войскам — трубопроводы подтянули к границам и создали запасы труб для быстрого наращивания магистралей на захваченных территориях. В 1939 году начался серийный выпуск танков БТ-7М с дизельными двигателями В-2.
В 1940 году генерал армии Г.К.Жуков прибыл из Монголии и на докладе Сталину поставил последнюю точку в споре: танки с карбюраторными двигателями легко загораются…
Были взвешены плюсы и минусы, и предпочтение было окончательно отдано дизелю.
5
24 июня 1945 года Маршал Советского Союза Г.К.Жуков выехал на Красную площадь на великолепном белом жеребце по кличке Кумир.
Так его и отлили в бронзе. И скачет бронзовый Кумир по Москве…
Но сказано: не сотвори кумира.
Но нам без кумиров не живется. Не можется. Ударил Хрущев по культу Сталина, и вопрос: а на его место — кого?
Кого угодно. Любую мразь. Хоть самого Стукачевского, который загубил цвет нашей стратегической мысли. И начали культ Стукачевского раздувать. Тухлый культ тухлого Тухачевского. Доходило до того, что чуть ли не памятник ему предлагали ставить!
Удивительное предложение. Но уж если ставить, так в тамбовском лесу. В противогазе. Чтобы не только люди, но и тамбовские волки, которых он заодно с людьми газами душил, его не забывали. Этот выродок применил боевые отравляющие вещества против своего народа. Так объясните же мне принципиальную разницу между Тухачевским и изобретателями газовых камер.
Да ведь и неизвестно, кто их первым применил. Ох, боюсь напишет кто-нибудь книгу о том, что Россия — родина газовых камер. Уж очень много на то указаний.
А пока лепим кумиров.
Только зашевелился народ — пора отходить от поклонения трупу, Ленина надо похоронить, и сразу вопрос: а кого же на его место? И «Красная звезда» выступает: помимо прочего, сохранение трупа — научный эксперимент! Нельзя эксперимент прерывать!
Возразим: товарищи коммунисты, при всем вашем зверстве, при всей вашей ненависти к Ленину, пожалейте его труп. Вы Ленина превратили в собаку. В собаку для экспериментов. Почему бы вам Ленина не зарыть, а на его место не положить…? И продолжайте эксперимент. Был бы от него толк.
А пока разговоры о Ленине шли, уже нового идола на коне отлили и поставили.
Хороший был маршал. Но только во всей человеческой истории более кровавого полководца, чем Жуков, не было. Ни один фашист не загубил зря столько своих солдат. Надо было для пущего реализма бассейн кровью налить вместо постамента, чтобы скакал кумир по колено в крови. А еще лучше — озеро на Манежной площади вырыть, символизирующее океаны крови, в которых Георгий Константинович бродов не искал. И изобразить его плывущим. Вразмашку. Чтобы только голова выглядывала. И руки махали.
Мы лепим из Жукова идола, и это мешает нам задать простой вопрос: а почему его не судили?
В любой нормальной стране его бы за 1941 год отдали под трибунал и задали бы вопросы, много вопросов. Зачем трубопроводы к самым границам подтянул? Зачем танки к границам собрал? Зачем мосты не минировал? Зачем все приграничные аэродромы самолетами забил? Зачем топливо, снаряды десятками тысяч вагонов к границе подогнал?
У нас на все объяснение: просчеты, просчеты, просчеты.
Но за просчеты судить положено. Если взрывом у 45-мм пушки колесо оторвало, одного убило, двоих ранило, то все равно пушку спасать надо. Не спасли — взводного Ванечку под трибунал. Просчет — не просчет, а головушкой отвечай.
А Жукова к ответу не призвали.
Почему?
Да потому, что мы и после войны все так же аэродромы у границ строили и склады боеприпасов и топлива. И штабы, и узлы связи. Когда приперло, из Восточной Германии запасы четыре года вывезти не могли. Ушли из Германии, Польши, Венгрии — и снова без аэродромов остались. Как в 1941 году.
Если действия Жукова перед германским нападением объявить неправильными, то тогда всю советскую военную науку переписать пришлось бы, и сменить программы всех военных академий, и армию строить как-то иначе.
Жукова не судили, ибо в мае 1941 года он делал все правильно и именно так, как делал раньше — перед нанесением внезапного удара по 6-й японской армии на Халхин-Голе, как делал позже — перед нанесением внезапного удара по 6-й германской армии под Сталинградом.
Жукова не судили потому, что режиму вовсе не надо было разбираться с причинами разгрома 1941 года. Причины надо было замять, замазать, затереть. Сам Жуков этим и занимался: «Работали танки на бензине и, следовательно, были легковоспламенимы» (Воспоминания и размышления. С. 137). «Танки БТ-5 и БТ-7 слишком огнеопасны» (С. 170).
Зачем повторять?
Чтобы все усвоили. Надо один раз сказать, потом в другом месте повторить. Тогда тетя с французского телевидения запомнит.
Жуков правду пишет (не всегда), но забывает сказать, что во всем остальном мире были точно такие же бензиновые двигатели.
Оттого, что Жуков о наших огнеопасных танках говорит, а о зарубежных помалкивает, создается впечатление, что у нас танки были хуже, чем в других армиях.
Ситуация: только в Советском Союзе была осознана необходимость иметь сверхмощный скоростной танковый дизель. Задолго до войны он был создан, отработан, поступил на вооружение. Только Советский Союз на момент начала войны имел дизельные двигатели. (Читатель меня простит, если японские однорядные дизельные двигатели мощностью 110 л.с. и итальянские мощностью 125 л.с. пропущу. Это были несовершенные, автомобильные двигатели вовсе не танковой мощи. Они выпускались ограниченными сериями для танков, которые вообще никакой роли в войне не играли.) Только Советский Союз производил танковые дизели, которые были не просто лучшими в мире, но уникальными, ибо никто другой до этой степени развития тогда не дошел.
И вот после всего этого над нашими танками, над нашими двигателями смеются. Весь мир смеется. А мы сами — громче всех.
Какой-нибудь Иосиф Косинский рассуждает так: писал Жуков, что танки с карбюраторными двигателями огнеопасны? Писал. А генералы других армий писали? Нет. Следовательно…
Генералы других армий действительно ничего не писали об огнеопасных танках. Не писали потому, что вопрос о переходе на дизельные двигатели во всех остальных странах не решался, а в ряде случаев и не ставился.
К лету 1941 года сложилась следующая ситуация: все армии мира были вооружены танками только с карбюраторными двигателями, а Красная Армия имела тысячи ранее выпущенных танков с карбюраторными двигателями, кроме того, пять типов советских танков (БТ-7М, Т-34, КВ-1, КВ-2, Т-50) имели дизельные двигатели. Это был гигантский качественный скачок.
Советский Союз накануне войны развернул массовый выпуск танковых дизелей и создал мощности, которые позволяли в случае войны производить танковые дизели в любых потребных количествах.
x x x
Мы сотворяем нового кумира.
И за это сразу получаем по мозгам. Кумир извернулся: танки были огнеопасными, в том причина разгрома.
Нашего кумира издают миллионами на всех языках. Кумира читают. Кумиру верят.
Кумир извернулся, а над нами смеются. Кумир извернулся, а мы — в дураках.
ГЛАВА 14
ПОЧЕМУ ТОВАРИЩ СТАЛИН НЕ РАССТРЕЛЯЛ ТОВАРИЩА КУДРЯВЦЕВА?
Войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника.
Полевой устав РККА. 1941 года (ПУ-41). С.9
1
До двадцатого века место командира батареи в бою было на огневых позициях своей батареи. Где же еще? Помните у Льва Толстого батарею капитана Тушина?
А в начале двадцатого века полевая артиллерия передовых в военном отношении государств освоила стрельбу за горизонт по целям, которые с огневых позиций видеть невозможно. Это называется стрельбой с закрытых огневых позиций. Этот способ стал основным: он давал возможность прятать артиллерийские батареи за складками местности, за строениями, за деревьями, в естественных и искусственных укрытиях или просто за линией горизонта. Живучесть батарей резко возросла, их стало трудно находить и уничтожать.
Но спрятанная батарея слепа: наводчики целей не видят. Поэтому при стрельбе с закрытых позиций место командира батареи — не на своей батарее, а там, откуда он может видеть противника. Командный пункт батареи стали выносить вперед и в сторону на много километров от огневых позиций. С командного пункта командир батареи видит цель и передает указания, куда и как стрелять.
Каждый из нас в детстве играл в морской бой — чертил сеточку с координатами и наносил удары: А-1, Б-2 и т.д. Так примерно делается и в артиллерии: одна карта у командира батареи, который противника видит, другая — у старшего офицера на батарее (это командир первого огневого взвода), который противника не видит. Командир издалека подает команду, старший офицер на батарее команду дублирует, батарея приказ выполняет. Дистанционное управление, так сказать. Это в принципе. А на практике будущим офицерам-артиллеристам нужно три-четыре года учить математику, топографию, баллистику, метеорологию и другие науки, чтобы овладеть элементарными основами стрельбы с закрытых огневых позиций. Такая стрельба требует умения, навыков, точных приборов, сложных вычислений, устойчивой непрерывной связи и полноценного топографического обеспечения.
Все это долгое вступление, к тому, что боевое применение артиллерии без топографических карт невозможно, как невозможно играть в морской бой без сеточки с координатами. На каждой батарее должно быть на самый крайний случай два комплекта топографических карт: у командира батареи, который видит противника, и у старшего офицера на батарее, который противника не видит. Есть способы стрельбы с закрытых огневых позиций без топографических карт, но эффективность боевого применения артиллерии резко сокращается. В принципе можно и автомобиль без мотора использовать по прямому назначению — впряг пару коней и знай себе хворостинкой помахивай да на коней покрикивай. Артиллерия без карт — это автомобиль без мотора. По прямому назначению использовать можно, но…
Так вот: на каждой батарее желательно иметь два комплекта топографических карт. На крайний случай. А в лучшем случае карты должны быть еще и у командира взвода управления, у командира второго огневого взвода, у передовых артиллерийских наблюдателей, у вычислителей, у артиллерийских разведчиков, у старшины батареи и у командира отделения тяги. А если у командира отделения артиллерийского снабжения нет карты, то и снаряды могут не подвезти. Кому тогда нужны все ваши вычисления?
Артиллерия — сводный оркестр. Бывают сольные выступления батарей, но чаще батареи поют и играют дуэтом, трио, квартетом… Для управления огнем двух-трех батарей командир дивизиона должен иметь карту, и его заместитель, и начальник штаба, а в их подчинении — собственная батарея управления со взводом артиллерийской разведки. И всем нужны карты, как дирижеру и музыкантам ноты. А стрельбой дивизионов руководит командир артиллерийского полка. И он без карт воевать не может сам, как не могут подчиненные ему артиллерийские разведчики, корректировщики огня, вычислители…
Имея все это в виду, вернемся в 13 июня 1941 года. Под прикрытием Сообщения ТАСС миллионные массы советских войск устремились к западным границам. Тысячи войсковых железнодорожных эшелонов от Дальнего Востока до самого Бреста заполнили железнодорожную сеть страны, парализовав все остальное движение. Ночами дивизии, корпуса и армии тайно выгружаются в приграничных лесах. Советские командиры пока не знают, что им предстоит совершить. Каждый видит только свою роту, батарею, батальон, дивизион, полк, бригаду, дивизию, корпус, армию, но не представляет всей глубины и размаха сталинского замысла. И вот тут советских командиров настигает страшная весть: Гитлер нанес упреждающий удар, внезапно начав превентивную войну.
Стандартная картина из 22 июня: в белорусских лесах разгружается 22-я армия, тайно переброшенная с Урала. Как и все другие советские армии, она готовилась к вторжению. Но 22-й армии ставят неожиданную и совершенно необычную задачу: готовить оборону и контрудары на своей территории. Генерал-лейтенант Н.И.Бирюков в то время был генерал-майором и командовал 186-й стрелковой дивизией 62-го стрелкового корпуса 22-й армии. Вот его рассказ: «Единственный экземпляр карты, который мне удалось выпросить у начальника штаба 21-го механизированного корпуса, забрал у меня командир нашего корпуса генерал-майор И.П.Карманов» (ВИЖ. 1962. N 4. С. 82).
186-я дивизия генерала Бирюкова укомплектована почти полностью. В дивизии — 13 000 солдат, сержантов и офицеров, 144 орудия, 154 миномета, 558 пулеметов, 13 бронемашин, 16 плавающих танков, 99 тракторов, 558 автомобилей, 3000 лошадей и… ни одного комплекта карт. Одну карту генерал Бирюков выпросил у соседей, но вышестоящий командир ее отобрал. У советских генералов отношения как в сталинском уголовном лагере. Кстати, забравший карту Карманов только что выпущен из тюрьмы, и вся уральская 22-я армия обильно укомплектована «спецконтингентом» — зеками уральских лагерей. Генерал Бирюков в данном случае проявил непростительное легкомыслие: есть одна карта, так и не показывай ее никому, даже своему командиру, а то окаэачат, отныкают. Но не позавидуем и вышестоящему командиру, который карту отнял: он командует 62-м стрелковым корпусом, а это три дивизии (153-я, 174-я и 186-я), два отдельных артиллерийских полка, зенитно-артиллерийский дивизион, батальон связи и саперный батальон, авиационный отряд. Стрелковый корпус — 50 000 солдат и офицеров. Всего в корпусе 17 полков, из которых 8 артиллерийских. В корпусе 966 орудий и минометов.
Мы уже знаем, сколько комплектов карт надо иметь на одной батарее. Но в стрелковом корпусе не одна батарея, а 173 артиллерийские и минометные батареи (включая батареи управления). В каждом стрелковом корпусе для корректировки артиллерийского огня имеется собственная авиация. Только куда самолеты полетят без карт и как им корректировать огонь батарей? Да и не одной же артиллерии карты нужны. Карты нужны и пехоте, и саперам, и тыловикам. Если артиллеристам дать карты, а пехоте не дать, то как организовать взаимодействие? А штабы батальонов, полков и дивизий вообще без карт работать не могут. 186-я стрелковая дивизия и 62-й стрелковый корпус — это только примеры. В 21-м механизированном корпусе — та же картина. Корпусом командовал генерал-майор Д.Д.Лелюшенко — человек широкой души. Взаимная выручка в бою — главный принцип войскового товарищества. В ходе войны генерал Лелюшенко был одним из самых ревностных приверженцев этого принципа. Он завершил войну генерал-полковником, командующим 4-й гвардейской танковой армией. На всех постах, во всех ситуациях Лелюшенко поддерживал своих соседей огнем, смелой атакой, стремительным маневром. И если в начале войны генерал Бирюков вынужден выпрашивать у генерала Лелюшенко карты и получает один лист, то, видно, у Дмитрия Даниловича Лелюшенко в 21-м мехкорпусе карты — не в изобилии. Но речь не о дивизиях, не о корпусах и даже не об армиях: Второй стратегический эшелон в составе семи армий и многих отдельных корпусов оказался без карт. В Первом стратегическом эшелоне (пятнадцать армий вторжения и десятки отдельных корпусов и дивизий) карт тоже нет. Позади них идет развертывание третьего, а потом и четвертого эшелонов, но управлять ими невозможно: там тоже нет карт.
Вот пример о положении в Первом стратегическом эшелоне советских войск. Свидетель — генерал-майор Д.И.Осадчий. В то время он был старшим лейтенантом, командиром танковой роты в 3-м танковом полку 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса 11-й армии Северо-Западного фронта. Это в Литве. Перед войной дивизию подняли по боевой тревоге, выдвинули в приграничные леса. Танки КВ-2 загрузили бетонобойными снарядами. Логично: впереди Восточная Пруссия, на ее территории
— сотни мощных железобетонных оборонительных сооружений. Чтобы их ломать, нужны именно бетонобойные снаряды. Но война началась не так, как планировали: железобетонных укрепленных полос прорывать не пришлось, бетонобойные снаряды не потребовались, пришлось защищать свою страну, воевать на своей территории. И тут возникла проблема: у командиров нет топографических карт. Статья генерала Осадчего совсем короткая, но на отсутствие карт генерал указывает несколько раз (ВИЖ. 1988. N 6. С. 52-54).
Из документов того времени следует, что не только во 2-й танковой дивизии не было карт, но и во всех других танковых дивизиях. 5 августа 1941 года помощник командующего бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-майор танковых войск В.Т.Вольский направил заместителю Наркома обороны генерал-лейтенанту танковых войск Я.Н.Федоренко доклад об использовании советских танковых войск в первые дни войны. Среди выводов: «Командный состав карт не имел, что приводило к тому, что не только отдельные танки, но и целые подразделения блуждали» (ЦАМО. Фонд 38. Опись 11360. Дело 2. С. 13).
А вот свидетель высокого ранга — Ф.И.Голиков. Перед войной — начальник ГРУ, в конце войны — заместитель Наркома обороны (т.е. заместитель Сталина), после войны — Маршал Советского Союза. В ноябре 1941 года Голиков был генерал-лейтенантом, командовал 10-й армией. Кадровая Красная Армия уже погибла. У самой Москвы противника сдерживают остатки Третьего стратегического эшелона Красной Армии, а Сталин тайно сформировал десять армий из необученных резервистов и готовит контрнаступление. Но проблема остается: «Имелось лишь два экземпляра карты. Один находился у меня, другой — у начальника штаба армии» (ВИЖ. 1966. N 5. С. 74).
10-я армия Голикова в ноябре 1941 года имела более 100 000 солдат. Два листа карты на сто тысяч солдат… Пропорция, как в 62-м стрелковом корпусе 22-й армии: один лист на пятьдесят тысяч бойцов и командиров. Не густо у товарища Сталина с картами.
Из свидетельства маршала следует, что в оперативном отделе штаба 10-й армии (отдел занимается планированием боевых действий) карт нет. Ни одной. В разведывательном отделе штаба 10-й армии карт нет. У командующего артиллерией армии — карт нет. У начальника тыла — нет. А ведь это не штаб дивизии и не штаб корпуса. Это штаб армии. Поди повоюй, если начальнику оперативного отдела план операции рисовать не на карте, а на листочке. Это примерно то же, что хирургу делать операцию не хирургическим инструментом, а вилкой и столовым ножом.
Но допустим, план кое-как изобразили на листочке. Как его довести до нижестоящих командиров? На пальцах ситуацию объяснить? У нижестоящих генералов и их штабов карт и вовсе нет. А как артиллерии стрелять? В 10-й армии, как в любой другой, артиллерийских и минометных батарей — сотни. Как управлять их огнем? Никак. Невозможно. Как снабжать дивизии, если тыловикам расположение дивизий на карте показать невозможно? Как организовать взаимодействие с авиацией? Как организовать разведку? Получили сведения от партизан о положении противника, что с этими сведениями делать? На листочек записать?
В моем архиве свидетельств о дикой нехватке карт собралось более трехсот. Свидетели — офицеры, генералы, маршалы. Думаю, четырех примеров достаточно. А если нет, могу продолжать. Если угодно, могу целую книгу написать о том, что топографических карт НЕ БЫЛО.
2
Отсутствие карт в подразделениях, частях, соединениях и объединениях Красной Армии имело катастрофические последствия. Управление войсками без карт невозможно. Как вы ни вооружайте дивизию, каких грамотных командиров над нею ни ставьте, какими храбрыми и опытными солдатами ее ни комплектуйте, дивизия — стадо неуправляемое, если нет карт. Дивизия такая ляжет бесславно и откроет путь противнику в тыл других таких же мощных, крепких, но неуправляемых и потому бесполезных дивизий. Советская полевая артиллерия имела лучшие в мире артиллерийские орудия, а по количеству артиллерии Красная Армия превосходила все армии мира вместе взятые. Но из-за отсутствия карт использовать эту мощь в первые месяцы войны было невозможно. А неуправляемая и артиллерией не поддержанная пехота отходила (т.е. бежала), оголяя фронт. Оголив фронт, пехота отдала противнику и командные пункты, и стратегические запасы, и приграничные аэродромы, и артиллерию, которая без пехотного прикрытия беззащитна. А танки без карт блуждали… И это конец кадровой армии, а без нее государство потеряло большую и лучшую часть военной промышленности. И получилось: у Гитлера — и кадровая армия, и резервисты, и военная промышленность, а у Сталина — ни кадровой армии, ни военной промышленности, — одни резервисты, которых еще надо собрать, обучить, вооружить, развернув на Урале и в Сибири новые центры военной промышленности.
Вот тут и надо искать ответ на вопрос, почему Красная Армия сумела дойти всего лишь до Одера, Дуная и Эльбы: катастрофическое начало войны означало и катастрофический ее конец. Понятно, силищи у сталинских резервистов было столько, что они переломали хребет германской кадровой армии и германским резервистам, которых снабжала промышленность всей Европы. Но захватить в Европе Сталину почти ничего не удалось.
Удивительное дело, но ни один из кремлевских историков не обратил нашего внимания на отсутствие карт как на причину поражения Советского Союза во Второй мировой войне. Официальная историческая наука обошла вниманием столь интересные сведения. И если бы кто-то из кремлевских историков вспомнил о картах, то непременно, уверен в этом, использовал бы факт отсутствия карт в качестве доказательства «неготовности» Сталина к войне.
А мы не будем спешить с выводами. Прежде всего выясним имена тех, кто в Красной Армии отвечал за топографическое обеспечение войск и штабов. Найдем виновных. И только после этого вынесем приговор.
3
Виновных легко найти и назвать по именам.
На каждом листе советской топографической карты — надпись: «Генеральный штаб». Это указана та организация, которая отвечает за подготовку планов войны и обеспечение войск планами, а также картами, на которых эти планы изображены. В 1941 году в составе Генерального штаба было восемь управлений. Одно из них называлось Топографическим и ведало всеми вопросами топографического обеспечения войск. На 22 июня 1941 года Топографическое управление Генерального штаба возглавлял генерал-майор М.К.Кудрявцев. Он подчинялся непосредственно начальнику Генерального штаба генералу армии Г.К.Жукову.
Вот они — два главных виновника.
Правильно было бы расстрелять генерала Кудрявцева за отсутствие карт, а генерала Жукова — за то, что не направлял работу Кудрявцева должным образом.
Расстрелял ли их Сталин? Повесил ли?
Нет, не расстрелял и не повесил.
Тут сразу возникает подозрение: может, товарищ Сталин был мягок характером, прощал ошибки и промахи?
Сталин действительно был мягок характером, но не очень и не всегда: предшественника Жукова на посту начальника Генерального штаба генерала армии (и будущего Маршала Советского Союза) К.А.Мерецкова в эти самые дни следователи НКГБ поили мочой, зажимали ему половые органы дверью и рвали плетьми куски мяса со спины и других мест.
А как с Жуковым поступил товарищ Сталин? Жукова товарищ Сталин вскоре назначил своим заместителем, навешал на него орденов больше, чем на кого-либо, доверил ему принимать так называемый «парад победы» вместо себя и никогда не упрекнул за отсутствие топографических карт.
Ну а тот, который? Да-да, главный топограф, как с ним обошлись?
Не беспокойтесь, и его не обидели. Он закончил войну генерал-лейтенантом. На его груди десять боевых орденов и множество медалей. Он принял топографическую службу Генерального штаба в 1938 году, когда ему было 36 лет, и оставался на этом посту 30 (тридцать) лет при Сталине, при Маленкове, при Хрущеве, при Брежневе. Менялись начальники Генерального штаба, наркомы и министры, менялись генеральные секретари, а Кудрявцев оставался. И десятилетиями в советской топографической службе было нормой вступить в ее ряды зелененьким курсантом военного училища при Кудрявцеве и завершить службу седым полковником или генералом при том же Кудрявцеве. 30 лет на должности главного армейского топографа — это рекорд. Это действительно рекорд. Выяснял у британских, французских, американских и германских военных историков. Никто на подобной должности ни в одной армии мира тридцать лет не держался. Во всей мировой истории. Он ушел с почетом и дожил до 82 лет. Ему не угрожали тюрьмы и лагеря. Его уважали все. Вот бывший начальник ГРУ и начальник Генштаба генерал армии С.М.Штеменко: «Топографическую службу Генштаба возглавлял блестящий знаток этого дела генерал М.К.Кудрявцев» (Генеральный штаб в годы войны. С. 128).
А вот еще похвала генералу Кудрявцеву и возглавляемой им топографической службе: «Оказалось, что в Советской России было создано картографическое производство, которое по своему размаху, организации, объему и качеству работ превосходит все то, что до сего времени было где-либо осуществлено».
Похвала тем более ценна, что исходит от противника, причем в ходе войны, которую противник еще надеется выиграть. Это из германского журнала «Petermanns geographischen Mitteilungen» (1943, Heft 9/10). Это не просто один противник признает превосходство другого. Тут больше. Тут высшая раса признает превосходство над собою тупых и ленивых русских, которые вообще людьми не являются. Такую оценку надо заслужить.
После выхода «Ледокола» на немецком языке я получил действительно много писем от бывших германских солдат и офицеров. Разбирать их мне до конца жизни. И нет ни одного письма о неготовности Красной Армии к войне. Все письма — о готовности. Пишут обо всем, встречаются упоминания и о советских топографических картах. Чаще всего — о задержании накануне войны советских артиллерийских разведчиков, умышленно или по ошибке попавших на германскую территорию, и об изъятии у них топографических карт высокого качества. А еще письма — о захваченных в приграничной полосе в первые дни войны советских топографических складах. Например, об огромном хранилище в Тирасполе, где хранились карты удивительного качества, в том числе и карты Галацкого прохода, о залитом бензином и сожженном подвале на окраине города Шяуляя. Подвал был забит картами, от которых остались только обгоревшие уголки. Старый солдат пишет, что весь его взвод был потрясен качеством бумаги и четкостью рисунка: «Лучше, чем на немецких деньгах».
4
Нам осталось самое простое — связать вместе факты. С одной стороны — лучшая в мире топографическая служба, с другой — отсутствие карт. С одной стороны — блистательная карьера главного советского топографа, с другой — советский генерал выпрашивает карту у соседей, а вышестоящий генерал эту карту отнимает. Как все это подвести под общий знаменатель?
Может, кто-нибудь найдет другое объяснение, но мне кажется, что есть только одно удовлетворительное: Советский Союз готовил агрессию.
Подготовка началась еще с двадцатых годов. Готовились к войне и советские военные топографы. Топографическая служба наготовила карты в огромных количествах. Но все они были сосредоточены в приграничных районах СССР, и там их пришлось уничтожать при отходе. Факт истребления сотен и тысяч тонн топографических карт подтвержден многими германскими источниками.
И советские источники говорят о том же: карты были вывезены в приграничные районы страны и там потеряны или преднамеренно уничтожены при вынужденном отходе. Генерал-лейтенант А.И.Лосев объяснил причины нехватки топографических карт: «Склады топографических карт, неоправданно расположенные вплотную к границе, были либо захвачены противником, либо уничтожены противником во время первых бомбежек. В итоге войска лишились 100 млн. карт» (ВИЖ. 1992. N 10. С. 82).
Итак, карты были заготовлены, но все погибли на границе в первые дни войны.
В пяти приграничных округах Советского Союза на 21 июня находились пятнадцать армий Первого стратегического эшелона, прибывали и разгружались еще семь армий Второго стратегического эшелона, кроме того, формировались три армии Третьего стратегического эшелона. После внезапного советского удара и объявления Дня «М» количество армий в западных районах СССР планировалось увеличить до пятидесяти. Так вот, на каждую из существующих и даже планируемых к развертыванию армий на границах уже было заготовлено по два миллиона карт.
А воевать пришлось, имея в каждой армии не по два миллиона карт, а иногда по две карты, как в 10-й армии генерал-лейтенанта Голикова.
Разница — в миллион раз.
Это, однако, современная заниженная оценка. А чуть раньше потери топографических карт оценивались выше. Сам главный военный топограф генерал-лейтенант Кудрявцев свидетельствует, что в первые дни войны только в Прибалтийском, Западном и Киевском округах советскими войсками было уничтожено около двухсот вагонов топографических карт (ВИЖ. 1970. N 12. С. 22). В 1941 году в Советском Союзе самый малый вагон — 20 тонн. Если предположить, что использовались только малые вагоны, то и тогда получим четыре тысячи тонн уничтоженных карт.
Генерал-лейтенант Кудрявцев дает еще один ключ к оценке количества истребленных карт: в среднем в каждом вагоне было по 1,033,000 экземпляров. Двести вагонов — это двести миллионов карт.
Сейчас генерал-лейтенант Лосев сообщает: потеряно сто миллионов во всех приграничных округах. А много лет назад генерал-лейтенант Кудрявцев, непосредственно за эти карты отвечавший, давал другую цифру: только в трех округах было потеряно двести миллионов карт.
Но не будем мелочными. Не будем спорить, кто прав: если принять одну точку зрения или другую — разницы нет, в любом случае мы говорим о чудовищных количествах, о количествах астрономических, которые невозможно представить. Никто никогда столько не терял. Укажите мне другую страну, которая потеряла хотя бы десять миллионов карт. В три дня. Так вот: я другой такой страны не знаю… Кто знает, укажите..
И если Красная Армия теряла карты в таких количествах, если сами начальники Военно-топографической службы между собой расходятся в оценке потерь, если разница в оценках — сто миллионов, а то и больше, то давайте же согласимся: наготовили много, Столько наготовили, сколько никто никогда не готовил. Давайте же согласимся, что кое-что и у нас к войне готовили…
5
Итак, проблема описана с разных точек: германскими военными экспертами-топографами во время войны, бывшими германскими солдатами через много десятилетий после войны, советским генералом, который непосредственно сам руководил топографической службой во время войны, и другим генералом через полвека после случившегося. Результат один: нигде в мире не было ничего подобного ни по организации, ни по объему, ни по размаху, ни по качеству. Советский Союз имел лучшую в мире топографическую службу, которая наготовила просто невероятное количество карт для грядущей войны. Генерал Кудрявцев и все подчиненные ему топографы готовились к войне так, как никто в мире не готовился, они запасли с только карт, сколько никому даже и не вообразить.
За это у Сталина не могло быть претензий к генералу Кудрявцеву, и расстреливать за предвоенную работу его нельзя. Награждать надо.
Но возникает вопрос: зачем же вывезли карты в приграничные районы?
За то, что заготовил столько карт, расстреливать генерала нельзя, но за то, что вывез их к границам, — расстрелять! Велика ли разница: ничего не делал перед войной и карт не заготовил, или карты заготовил, но разместил там, где они сразу все погибли? Результат один: карт нет, и потому катастрофа наплывает на катастрофу, потому войска гибнут миллионами, потому город за городом сдаем, потому территорию отдаем миллионами квадратных километров и население — десятками миллионов.
Отчего же Кудрявцева не расстреляли за столь неразумное размещение карт?
Ужасно люблю наших генералов и некоторых военных историков. Это удивительные люди. Самые сложные проблемы могут объяснить просто, понятно, доходчиво: «неоправданно разместили». И все. И снята проблема. И дискуссия не разгорается.
А я зову своего читателя представить ситуацию, вообразить, как такое могло случиться. Итак, приходит перед самым германским нападением генерал-майор Кудрявцев к своему непосредственному начальнику генералу армии Г.К.Жукову:
— Георгий Константинович, я решил все наши запасы карт прямо на германскую границу двинуть!
— Ух ты! Здорово. А зачем, Марк Карпович?
— Да просто так, Георгий Константинович, ударило в голову.
— И никакой причины не придумал?
— Затрудняюсь, Георгий Константинович, днями думаю, ночами думаю, никак причину придумать не могу. Просто решил их все туда отправить и там держать. Без всякой надобности. Без причины. Все двести миллионов. Немец ударит, все карты разом и попадут к нему в лапы. Правильно?
— Правильно, Марк Карпович.
— Ну так я приказ отдаю, Георгий Константинович?..
— Валяй, Марк Карпович. Вывози все наши запасы карт прямо на самую границу. В непосредственную близость!
Смешно?
Но не я придумал такую ситуацию. Этот, мною выдуманный, диалог прямо следует из официальной версии нашего родного Генерального штаба: вот просто так взяли и просто так неоправданно все карты на границу вывезли. Без причины.
Большие начальники в Министерстве обороны, в Генеральном штабе, в высоких научных учреждениях сами пятьдесят лет дурачками прикидываются и нам предлагают поверить в то, что генерал Кудрявцев был полным идиотом. Глава самой лучшей военно-топографической службы мира, сам — лучший военный топограф в мировой истории, наград вешать некуда, на груди не умещаются, и вдруг с бухты-барахты взял и все результаты многолетних трудов загубил, все запасы карт прямо к германским границам задвинул. И даже причину забыл придумать, зачем это нужно.
Хорошо, поверим официальным историкам: Кудрявцев — идиот.
Но они предлагают нам поверить в то, что и Жуков был полным идиотом. Именно начальник Генштаба Жуков отвечал за все карты. Без его разрешения ни одной тысячи тонн карт, ни одного эшелона, ни одного вагона с картами на границу не двинешь. Нужна подпись Жукова. Или, в крайнем случае, — устное распоряжение. Но Кудрявцев все карты Красной Армии на границу отправил, а Жукову и дела нет. Жуков понятия не имеет, чем занимаются непосредственно ему подчиненные генералы. Ладно, поверим и в это.
Кремлевские историки нам предлагают поверить в то, что Жуков был мягкотелым, слабохарактерным человеком. Все карты на границе погибли, из-за отсутствия карт армия гибнет и отдает противнику полстраны, а Жуков Кудрявцева за это не то что не расстрелял, но даже и выговора не объявил, и даже в своих мемуарах плохим словом не помянул.
Ладно, поверим: Жуков был слабохарактерным.
Официальные историки нам предлагают поверить в то, что и товарищ Сталин был добрым, ласковым дяденькой. Из-за отсутствия карт в 1941-м гибнет страна, мировой коммунизм и великое дело Мировой революции, гибнет сталинский режим, судьба самого Сталина — на волоске, а у Сталина ни к Кудрявцеву, ни к Жукову претензий нет.
А ведь командиры полков, бригад, дивизий, корпусов, командующие армиями и фронтами требуют, кричат, настаивают, вопят: товарищ Сталин, дайте карты! Без карт воевать невозможно!
А товарищ Сталин Кудрявцева не расстреливает и Жукова не трогает. И товарищ Берия не спешит. А товарищ Сталин на Кудрявцева и на Жукова знай ордена вешает.
И все это у нас просто объяснено: ошибка, просчет. Не подумали. Неоправданно разместили…
Интересно, что сам Жуков в своей книге описал массу всякой чепухи, привел тысячи имен, дат, фактов, которые можно было смело опускать: они никому не интересны и к делу отношения не имеют, но вот вопрос о топографических картах, за которые Жуков отвечал лично, он обошел лихим кавалерийским маневром. В представлениях к награждению полководческими орденами это формулируют так: смело и решительно обошел очаг сопротивления, не ввязываясь в затяжные бои.
И ни один официальный историк не осмелился при жизни Жукова задать ему неудобный вопрос о топографических картах. Но и после смерти Жукова вопрос не поднят. Сколько благородной ярости доктора и кандидаты обрушили на меня и мой «Ледокол», а вам бы, товарищи, эту ярость вложить в вопросы к великому полководцу. Не я, а он десятки миллионов народу перемял-перепортил просто из-за того, что не было карт, просто из-за того, что топографические склады «неоправданно расположили в непосредственной близости»…
6
Никто Жукову не досаждал, никто ему вопросов неудобных не задавал. А Жуков, естественно, на них не отвечал. И потому позор сорок первого года Жукова как бы не коснулся: он велик, он мудр и могуч. Он Москву отстоял. И Ленинград… На Георгия Константиновича Жукова никто плохого не подумает: он чист.
Но позор разгрома не смыт. И если этот позор не пал персонально на чью-то голову, то пасть ему куда-то было надо. И он пал на все наши головы. И гуляет по миру мнение: ах, как глупы эти русские! Ни на что они не способны. И воевать неспособны. И пусть не обольщаются украинцы, казахи, евреи или татары: когда иностранец говорит про глупых русских, он всех остальных тоже в виду имеет, позор пал не только на русские головы, но и на головы всех народов бывшего Союза.
Все подвиги нашего народа заслонены тысячами позорнейших фактов начала войны, которым нет объяснения, кроме нашей всеобщей фантастической тупости и глупости. Над нами смеется мир. Над всеми.
Но не мы все отвечали за расположение топографических складов (аэродромов, командных пунктов, запасов жидкого топлива, сотен тысяч тонн боеприпасов и пр., и пр., и пр.). Отвечал за все это Генеральный штаб, и персонально — его начальник генерал армии Г.К.Жуков.
Потому предлагаю: либо давайте Жукова Георгия Константиновича публично назовем идиотом, сдернем с постаментов его изваяния и расшибем их в куски, либо давайте вместе искать причину, ради которой хранилища карт (а также штабы, узлы связи, горы кожаных сапог, эвакуационные госпитали и все прочее) оказались в «непосредственной близости», оказались там, где были потеряны при первом соприкосновении с противником.
Одно из двух: найдем объяснения непонятных действий Жукова (Кудрявцева, Сталина, Ватутина, Василевского, Берия и пр.) и объявим его злым гением или не найдем причины его действий и объявим дураком, но в любом случае пора позор разгрома снимать с головы нашего народа. И если все упирается в глупость, то пора позор возложить на какую-то глупую голову персонально. Не можем мы позволить кремлевской пропаганде чей-то персональный просчет (или преступный замысел) перекладывать на наш народ, на всех нас и наших потомков.
Если мы не разберемся, кто именно виновен в позоре и ужасе сорок первого года, то так всем нам и ходить в дураках, и детям нашим, и их внукам.
ГЛАВА 15
А КАКИЕ ТАНКИ БЫЛИ У ГИТЛЕРА?
Дороги труднопроходимы. Большое количество машин вышло из строя в результате аварий. Штаб танковой группы Гота доложил, что в строю осталось лишь 50% штатного количества боевых машин… Наши танки Т-1 являются обузой для войск.
Генерал-полковник Ф.Гальдер. Военный дневник. Запись 4 июля 1941 г.
1
На 21 июня 1941 года у Сталина 24000 танков.
Вопрос выпускнику трехмесячных курсов младших лейтенантов: какое превосходство должен иметь наступающий?
Ответ: трехкратное.
Правильно. Следовательно, для нападения на Сталина Гитлер должен был иметь 72 000 танков.
Однако противники находились в неравных условиях. Известно, что наши дороги — противотанковые. Наши дороги имеют подкидывающую силу. Дороги сами истребляют танки, машины, тягачи, бронетранспортеры противника. Посему Гитлеру надо было иметь не 72 000 танков, а больше. Где-то за 100 тысяч.
Кроме того, территория у нас бесконечная. Для захвата такой территории надо иметь беспредельное количество танков.
Но у Гитлера не было беспредельного количества танков. У Гитлера не было даже и 100 000 танков. У него не было ни 72 000, ни 24 000.
На 22 июня 1941 года на Восточном фронте Гитлер имел 3350 танков.
Всего в Вермахте танков было чуть больше, но они были заняты на других фронтах, потому мы их учитывать не можем.
Любой выпускник трехмесячных курсов может сделать расчет потребностей и для другой стороны. Не надо быть генерал-полковником, профессором и доктором наук, чтобы знать, что наступающему требуется втрое больше сил, а обороняющемуся — втрое меньше: у наступающего Гитлера 3350 танков, следовательно, обороняющемуся Сталину для равновесия надо было иметь 1127 танков.
У Сталина танков было в 21 раз больше, чем это необходимо для обороны.
А если Сталин решил на Гитлера напасть, то против 3350 гитлеровских танков троекратное превосходство — 10 050.
Так что и для нападения у Сталина танков было более чем вдвое больше того, что требовалось.
Задача для Сталина упрощалась тем, что перед ним лежала маленькая уютная Европа с хорошими дорогами, с курортным климатом, с запасами картошки в каждом погребе, с головками сыра в каждом чулане, с копчеными окороками над каждым камином, с населением, которое в своем большинстве считало Сталина освободителем и ждало прихода его танков.
А задача Гитлера усложнялась тем, что перед ним лежали бесконечные просторы, дикое бездорожье, непроходимые леса, Полесские болота размером с хорошую европейскую страну. Четыре месяца — с середины мая до середины сентября — в этой стране можно воевать, а потом — дожди, распутица, зима, снег, мороз и снова грязь.
И мужики с топорами.
2
И вот после войны собирают кремлевские вожди доблестных советских маршалов, генералов, профессоров и академиков и ставят боевую задачу: доказать, что 3 Тысячи гитлеровских танков — это больше, чем 24 тысячи сталинских, доказать, что Гитлер к войне был готов, а Сталин — нет.
Как подбирали ученых товарищей на такое дело, я не знаю. Не знаю, что им сулили. Может быть, обещали каждому бочку варенья и корзину печенья, может быть, обещали по десять миллионов долларов на брата, может быть, квартиру на Арбате в шестьсот пятьдесят метров и дворец в Крыму, может, кому полосатые штаны, а кому маршальские звезды… Не будем гадать. Ясно одно: на такое грязное дело подбирали людей, готовых торговать не только совестью…
И они торговали.
И они сумели доказать, что все мы, жители бывшего Союза, полные идиоты. Они сумели доказать, что мы по умственному развитию никак до германских стандартов не дотягивали, что лень и глупость — главные характеристики наших народов.
Как же такое удалось доказать полковникам Мерцаловым и Анфиловым, генералам Гареевым, Жилиным, Волкогоновым, маршалам Куликовым и Огарковым?
Все просто: в своих научных изысканиях они просто умолчали о 24 тысячах сталинских танков. За 50 лет в официальных изданиях эта цифра не появлялась. Она выплыла только в девяностых годах, хотя на Западе она всегда была известна.
Но откроем «Воспоминания и размышления» Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, пролистаем от начала до конца, но главного не найдем. Георгий Константинович — все больше о пустяках.
Вспомнить о семикратном превосходстве в танках Жукову не позволили и размышлять на эту тему не велели. Вот бы Георгию Константиновичу и хлопнуть дверью: не буду писать, и баста!
Но уж очень ему хотелось получить те самые бочки варенья и корзины печенья…
3
А Институт военной истории работал. Под руководством Главпура и Идеологического отдела ЦК КПСС. И военных историков у нас числили по ведомству пропаганды. Из пропагандного ведомства они в основном и происходили, из УСП — управления спецпропаганды Главпура, которым руководил некто Волкогонов. Военную историю пропагандисты не изучали, а лепили ее. По заданным параметрам.
И родилась в недрах пропагандистского ведомства формула: «В Красной Армии на 21 июня 1941 года — 1861 новейший танк Т-34 и KB, а также — много устаревших и легких танков».
Так сказать, формула с присказкой. И всем приказали повторять эту формулу и присказку: «а также много легких и устаревших».
Формула эта насквозь фальшивая. Как и присказка.
Во-первых, Красная Армия кроме Т-34 и KB имела на 22 июня 1941 года новейшие танки Т-40 и Т-50. Наши пропагандисты «забыли» эти танки включить в статистику.
Во-вторых, 1861 Т-34 и KB — это заниженная цифра. Два мужественных, т.е. настоящих, историка Н.П.Золотов и С.И.Исаев провели огромную работу по изучению танкового парка СССР на момент начала войны. Они пишут: «До середины 80-х годов те, кто писал об этой проблеме, придерживались строго установленных цифр, заложенных в фундаментальные издания. Согласно официальной версии в Красной Армии накануне войны на вооружении состоял 1861 танк KB и Т-34… Уже тогда многие исследователи владели более точными данными, но опубликовать их было практически невозможно» (ВИЖ, 1993. N11. С. 75). Цифра 1861 — правильная, но это по состоянию на 30 мая 1941 года. На 21 июня 1941 года в Красной Армии было 1363 Т-34 и 677 KB, т.е. 2040 новейших танков только этих двух типов, не считая Т-40 и Т-50.
Присказка про «устаревшие и легкие» тоже выдает лукавство. Даже если согласиться, что все остальные танки, кроме Т-34 и KB, были действительно устаревшими и легкими, то все равно интересно узнать, сколько же их было. Но молчали генералы и маршалы, доктора и кандидаты.
И когда за 25 послевоенных лет нас приучили к ложным цифрам, из ЦК КПСС в Академию наук СССР поступил приказ обман углубить и расширить. Академики ответили: «Есть!»
Источник — журнал «Вопросы истории» (1970. N 5. С. 25). Издатель — Академия наук СССР. Читаем: «В германской армии было 3712 танков, в Красной Армии — 1800 (тяжелых и средних)».
О «большом количестве легких и устаревших» — ни слова. Присказка про «большое количество» отпала, отвалилась, как хвостик у ящерки.
