Обман Инкорпорэйтед (сборник) Дик Филип

Прежде чем ответить, портье досконально его изучил. Это был высокий молодой человек с желтоватым, прыщавым лицом и копной густых и жирных черных волос, зачесанных за уши, в грязной голубой рубашке и заляпанных едой слаксах.

– Похоже, с вами что-то стряслось, – апатично сказал он.

Хедли промолчал.

– Три доллара, – ответил портье. – Багажа нет?

– Нет.

– Оплата авансом.

Сумма оказалась больше, чем он ожидал. Но Хедли расписался в реестре и протянул банкноты. Выверенным жестом портье передал ключ с тяжелым прямоугольником из красной пластмассы, на котором были выбиты название и адрес гостиницы, а также номер комнаты. Презрительно изогнувшись всем телом, портье указал на пролет широкой деревянной лестницы и пристально следил за Хедли, который повернулся спиной к вестибюлю и поднялся на второй этаж.

Номер был просторным, тоскливым и нечистым. Хедли тотчас открыл окно и впустил поток сырого послеполуденного воздуха. Серые тягучие шторы гнетуще заколыхались. За окном несколько грузовиков шумно проехали по мокрой дороге, траурно шелестя шинами. День выдался мрачным, свинцово-серым. Людей на улице было немного: они шныряли в тяжелых дождевиках, под зонтиками. От промозглого холода у Хедли заныла челюсть: вокруг сломанного зуба медленно распухала и гноилась десна.

Хедли не мог находиться в этом номере.

Вскочив на ноги, Хедли поспешно вышел в коридор, захлопнул за собой дверь и спустился в вестибюль. Там он увидел лишь регистратора. На полке над его головой стоял желтый пластмассовый переносной радиоприемник, откуда раздавались визгливые звуки гавайской гитары из какого-то вестерна. Портье склонялся над книжкой карманного формата, раскрытой на стойке. Хедли сделал бесцельный, отчаянный круг, после чего плюхнулся на ветхий плетеный стул у окна.

Он задумался: что ему дальше делать? Куда направиться, да и каким образом? От его плана не осталось камня на камне. Вообще ничего больше не осталось.

Некоторое время Хедли таращился на автомат по продаже сигарет в углу вестибюля. Вынул мелочь, но затем спрятал. Все оставшиеся деньги должны пойти на ужин: его желудок уже начал тошнотворно урчать. Но какой еды он мог купить на семьдесят пять центов?

В зеркальное стекло гостиничного вестибюля барабанил дождь. Плеск воды под ногами прохожих отражался эхом через открытую дверь. Хедли сгорбился с жалким видом, почувствовав настойчивые толчки паники.

Пока он сидел и размышлял, вошел человек и сел на продавленный диван напротив. Лысый пожилой мужчина с густыми черными усами, в помятом коричневом пальто и сером спортивном свитере, в вельветовых брюках и черных кожаных модельных туфлях.

Человек кивнул.

– Добрый день.

– Добрый, – буркнул Хедли.

– Вы повредили себе челюсть, мой друг, – торжественно заявил мужчина.

– Да, – ответил Хедли.

Человек достал изогнутый портсигар под золото, вынул оттуда сигарету с пробковым фильтром и протянул портсигар Хедли.

– Спасибо, – поблагодарил Хедли, взяв одну.

– Послушайте, – сказал мужчина с легким акцентом, подался вперед и подкурил сигарету Хедли боком коробки: это оказался комбинированный портсигар-зажигалка. С широкой зубастой улыбкой человек откинулся назад и подкурил собственную сигарету. – Весьма недурно, вам не кажется?

– Ну да, – безразлично сказал Хедли.

Человек окинул взглядом вестибюль. Его глаза расширились и округлились, а рот распахнулся в удивлении.

– Какая кошмарная гостиница, – сказал он с благоговейным страхом.

Хедли кивнул.

Мужчина обмяк, криво ухмыльнулся и пожал плечами.

– Я – ее владелец, – он протянул широкую, мягкую ладонь, в мясистые пальцы которой впивались два золотых кольца. – Вы слышали обо мне? Я – Преоволос. Джон Преоволос, – он дернул головой. – Я владею магазином сигар и магазином подержанной мебели вон там, – мужчина снова дернул головой. – Ресторан на той стороне… обслуживает гостиницу. Правда, замечательно?

– Ну да, – ответил Хедли: этот упитанный грек слегка развеселил его.

– Послушайте, – напряженно сказал Преоволос, подавшись вперед и низко наклонив лицо к Хедли. – Это захудалая гостиница, да? Выскажите свое мнение.

– Да, – признался Хедли.

Преоволос вздохнул.

– Так и я думал, – он воспринял новость с философским спокойствием, а минуту спустя горестно поинтересовался: – Номера тоже? По-вашему, они такие же?

– Боюсь, что да, – ответил Хедли. – Возможно, хуже.

Преоволос тяжело осел.

– Именно так я и думал. Едва вошел в дверь, тут же сказал себе: «Номера еще хуже», – он выжидающе взглянул на Хедли. – Судя по вашему виду, вы из хорошей семьи. Это правда?

– Да, – подтвердил Хедли. – Я из хорошей семьи. Мои родственники живут в Нью-Йорке. У них куча денег.

– Ваш отец – бизнесмен?

– Он был врачом.

– Профессионал, – с довольным видом кивнул Преоволос. – Я так и подумал, когда вас увидел. «Семья этого молодого парня занимается бизнесом или какой-нибудь профессией, например, медициной либо юриспруденцией». Послушайте, – серьезно сказал Преоволос, – я вам кое-что скажу. Эта гостиница – ерунда, – он отмахнулся от нее, сердито насупившись. – Я расскажу вам о том, о чем думал все утро. Этот город мертв. Ему конец. Вы знаете, где что-то действительно происходит?

– Где?

– В Милпитасе.

– И что же происходит в Милпитасе? – спросил Хедли, невольно улыбнувшись.

Преоволос глубоко взволновался.

– Послушайте, – произнес он, задыхаясь. – Там в Милпитасе одна крупная корпорация – я не могу сообщить вам ее название – скупает землю. Тысячи акров за бесценок. Крупная корпорация выжила из ума? После дождичка в четверг. Эта корпорация – я не могу сообщить вам ее название – собирается в ближайшие месяцы подготовить торговые операции. Милпитас станет крупным городом. Милпитас разрастется.

– И вы собираетесь в этом участвовать? – спросил Хедли. – Собираетесь перебросить эту гостиницу туда?

С обрюзгшим от самодовольства лицом Преоволос торжественно изрек:

– Эта гостиница – ерунда. Я уже купил землю для новой. Когда открою ту, снесу эту. Даже не стану ее продавать: просто сдам в утиль. Раздам доски бесплатно. Видеть ее больше не желаю, – его лицо засветилось восторгом, каким-то религиозным экстазом. – Моя гостиница в Милпитасе, – прошептал грек, зажмурившись. – Какое место! Когда я построю ее… – Неожиданно он вскочил и похлопал Хедли по колену. – Приятно было познакомиться, – бодро сказал мужчина. – До встречи! Дайте мне знать, если вас обслужат без должного уважения. Я приложу все усилия, чтобы сделать ваше пребывание приятным.

Преоволос раскланялся и скрылся в служебном помещении. Вестибюль опустел: лишь Хедли сидел на плетеном стуле, да регистратор за стойкой читал книжку Микки Спиллейна[99] карманного формата.

Немного спустя Хедли встал и вышел из вестибюля на темный, мокрый тротуар. Джон Преоволос вселил в него некоторую беспечность. Он прошел мимо кафе Преоволоса: оно было таким же убогим и захудалым, как его гостиница – по всей вероятности, как и все, чем владел грек. Хедли задумался, где же находится этот Милпитас? И почему грек выбрал его как иллюзорное царство грез… Название не возбуждало особого интереса.

Хедли вошел в здание автозаправки «стэндард ойл» и спросил:

– Какие у вас есть географические карты? Мне нужен весь комплект.

Техник неприязненно вытаращился на Хедли, после чего показал на стеллаж.

– Сами смотрите.

С минуту Хедли перебирал их: нашел карту Области Залива, карту округа Сан-Матео, план города Сидер-Гроувс.

– Это все? – спросил он.

– А что вам нужно? – брюзгливо сказал техник. – Пиратская карта?

– Мне нужны карты каких-нибудь стран. Есть карта Мексики? Канады?

– Нет даже Калифорнии, – ответил техник и встал, когда у бензоколонки остановилась машина.

Хедли вышел из здания заправки и побрел прочь. На Хай-стрит свернул направо. Невдалеке был припаркован большой четырехдверный «бьюик» бело-голубого цвета, с опущенными окнами. На полке под задним стеклом лежала груда карт. Хедли пошел дальше, заглядывая в каждую припаркованную машину. Подойдя к автомобилю с мэрилендскими номерами, остановился и попробовал дверную ручку. Дверца открылась, и он быстро проскользнул в салон: это был старомодный «олдсмобиль» – как минимум, двенадцатилетний. Порывшись в бардачке, Хедли нашел кипу засаленных, помятых карт разных стран.

Закрыв дверцу, он поспешил обратно тем же путем, каким пришел, крепко сжимая в руках карты. Поднялся по гостиничной лестнице, перескакивая через ступеньку, вошел в свой номер и захлопнул за собой дверь. А минуту спустя разложил карты на кровати.

Пока Хедли изучал их, его сердце мучительно билось. Карты Колорадо, Юты, Техаса… штатов, где он никогда не был, областей, достигнутых и пересеченных довоенным «олдсом».

Хедли не мог справиться с волнением. Он с дрожью встал и заходил кругами в нервном нетерпении. Рассмотрел свое лицо в зеркале над туалетным столиком. Поврежденная челюсть покрылась сизоватым налетом: нужно было побриться. Волосы мокрые и непричесанные. Одежда в безнадежном состоянии: костюм порван, а рубашка изодрана и замарана. Губы распухли, щеки исполосованы порезами, но и тут ничем не поможешь. Во всяком случае, можно хотя бы привести себя в порядок.

Собрав все свои деньги, Хедли поспешил вниз и вышел на тротуар. В аптеке на углу приобрел дешевую безопасную бритву и десятицентовую упаковку лезвий. Сколько осталось? Девятнадцать центов… Он купил еще кусок душистого мыла и вышел.

В общей ванной, расположенной дальше по коридору, Хедли принял основательную, роскошную ванну. Холодный дождь барабанил в окно, а капли стекали на подоконник, пока Хедли лежал и дремал в огромной железной ванне, погрузившись до подбородка в горячую, как кипяток, воду. Высокий, унизанный паутиной потолок казался очень далеким. Приспособления были допотопные и вычурные. На вешалке висело пожелтевшее полотенце, протершееся от непрерывного использования. Хедли сбросил свою одежду грудой на единственный стул.

Когда он закончил мыться, в комнате потемнело от пара. Выдернув затычку, Хедли вылез из ванны и принялся осторожно вытирать свое саднящее тело. Тяжелый теплый воздух благоухал мылом – резким древесным ароматом, который расслаблял и вгонял в сон. Хедли побрился, склонившись голым над раковиной. Волосы на теле взмокли от пара и пота. Затем Хедли плеснул в лицо холодной водой, бережно обращаясь с ушибленной челюстью, причесался и оделся. Он распрямил и разгладил, как мог, одежду, стараясь не задеть сломанное ребро. Вытерев зеркало полотенцем, Хедли увидел, что, учитывая все обстоятельства, выглядит он не так уж плохо.

Когда Хедли проходил мимо портье, тот подозрительно зыркнул. Стюарт широко ухмыльнулся в ответ и, не останавливаясь, пересек вестибюль и вышел прямо под дождь. Впрочем, он уже перестал: над унылыми тротуарами и припаркованными машинами лишь кое-где моросило. Широким шагом Хедли направился по улице к железнодорожным путям и рядам зданий за ними.

Первая автостоянка оказалась закрыта: меж двумя столбами виднелась провисшая цепь, а приземистая оштукатуренная контора была наглухо заперта. В тумане стояли ряды молчаливых, тускло блестевших машин – железные звери, дожидавшиеся выходных. Хедли замешкался, любуясь громадиной красно-кремового «кадиллака», а затем перешел на другую сторону улицы, где находилась вторая стоянка.

Цепь там была опущена: между рядами припаркованных машин робко ступали мужчина и женщина, дотрагиваясь до них и запальчиво перешептываясь. Мужчина проверял ногой шины, поглядывал на счетчики пробега, садился на корточки и проводил руками по брызговикам и бамперам. Женщина хмуро шагала следом, скрестив на груди руки. В паре футов стоял рыжеволосый человек без пиджака, наблюдая за ними с отрешенно-веселым видом. Лицо его обгорело, и кожа слазила: это был продавец.

Хедли шагнул на стоянку и приблизился к первому попавшемуся автомобилю – голубой «меркьюри». Хедли поразили ее размеры, и он обошел машину кругом, потрогав гладкий капот, вытерев капли воды с зеркала заднего вида, заглянув внутрь и испытав благоговейный страх перед обивкой салона и множеством круговых шкал, ручек, рычагов на приборной доске.

Хедли попытался представить, сколько она стоит. На ветровом стекле плакатной краской были размашисто написаны слова:

«СПЕЦИАЛЬНЫЙ АВТОМОБИЛЬ-МЕЧТА!!!»

Дверца была не заперта. Хедли казалось невероятным, что столько огромных, блестящих автомобилей собрано на одной стоянке. Да еще и с незапертыми дверьми… к тому же он видел ключи в замках. Машина была готова к поездке. Просто чудо.

Фланируя вдоль вереницы машин, Хедли рассмотрел «бьюик», «форд», еще два «бьюика», «олдсмобиль», зеленую «десото» и наконец громоздкий «хадсон», похожий на танк. «Хадсон» сверкал пушечной бронзой: его мокрые бока блестели, словно он поднялся со дна океана – оскаленное морское чудище из стали, хрома и стекла. Хедли боязливо открыл дверцу и взглянул на приборную доску, руль, сияющие круговые шкалы и кнопки. Он никогда в жизни не видел столько кнопок.

Пока Хедли заглядывал в салон «хадсона», рыжеволосый человек подошел и остановился в паре футов.

Хедли неуклюже отступил от автомобиля.

– Классная тачка, – в замешательстве сказал он.

Человек кивнул в терпеливом согласии.

– Да уж.

Скрестив руки, он прислонился к крылу «крайслера» с откидным верхом. Рубашка продавца намокла от мороси, а лицо было безучастным и добродушным: его вовсе не беспокоил побитый вид Хедли. Парочка ушла вдоль по улице, советуясь: Хедли был единственным покупателем.

– Сколько? – спросил он, напрягая голос.

Человек почесал подбородок большим пальцем, словно тут же совершая вычисления, но вместо ответа стал обходить машину по кругу.

– Он заботился о шинах, – сказал продавец.

– Кто? – с сомнением в голосе спросил Хедли.

– Прежний владелец. Вице-президент здешнего филиала «Банка Америки». Он изредка выезжал на ней за город. Банк предоставил ему в распоряжение «шевроле», выписал счет на представительские расходы, – человек засунул руку с рыжеватыми волосами в кабину «хадсона» и нажал кнопку: капот поднялся, и человек зафиксировал его. – Конечно, покупая этот «хадсон», он не знал, что его обеспечат служебным автомобилем. Он покатался на нем около года, а затем передал нам. Взгляните на масляный фильтр.

Хедли посмотрел.

– Видите? – человек показал на запутанный лабиринт деталей. – И бензонасос абсолютно чистый. – Он с отвращением добавил: – Только представьте себе: владеть такой машиной и прятать ее в гараже. Это преступление.

Хедли покорно следовал за ним, пока он перечислял различные особенности автомобиля.

– Гидропривод, разумеется, – сказал он, отпуская муфту. – Вторичные камеры, радио, печка, ну и так далее. Он включал все это и никогда не замечал разницы, – продавец захлопнул капот ладонью. – Антикоррозийное покрытие. Планируете ездить по городу?

– Нет, – запинаясь, ответил Хедли. – Скорее, по автостраде.

Человек никак не отреагировал.

– Для вас это будет просто находка. Она буквально взлетает над землей… как ошпаренная кошка, – не меняя интонацию, он продолжил: – Садитесь и покатайтесь немного. Не стесняйтесь – ключ в замке.

У Хедли затряслись поджилки, он распахнул дверцу и уселся за руль, напротив сверкающей панели управления.

– Нет, – хрипло сказал он. – Но все равно спасибо. Во сколько… обходится такая машина в наши дни?

Человек сосредоточился, уставился в небо, насупился и наконец зашевелил губами. Хедли напрягся, но так и не расслышал сумму.

– Сколько? – повторил он.

– Ну, скажем, можно сбросить четыре сотни. Около сорока пяти в месяц, – не желая называть цену, человек просто тянул время.

Хедли подергал за рычаги управления.

– Конечно, классная тачка, – наконец сказал он. – Обалденная.

– Она довезет вас, куда захотите, – сдержанно подтвердил продавец, и оба усмехнулись над ложной скромностью этого замечания.

Вымученно улыбаясь, Хедли вылез из машины.

– Хорошо, – сказал он. – Я получил представление о том, что меня интересует. Я подумаю над этим. Я еще вернусь.

Не моргнув глазом, человек сказал:

– Когда вы вернетесь, этой машины здесь уже не будет.

– Не будет? – удивился Хедли.

– Да, одна пара придет за ней сегодня во второй половине дня, – он оглянулся, словно рассчитывая увидеть ее приближение. – Это ходкий товар.

– Придется испытать судьбу, – сказал Хедли. Сколько раз он говорил клиентам то же самое? Каждое слово, каждый оттенок интонации в небольшой речи продавца были взяты из учебников: Хедли занимался этой рутиной шесть дней в неделю, из года в год. Но ему захотелось машину, страшно захотелось. Он облизнул распухшие губы и нехотя двинулся к краю стоянки.

– Я вернусь, – пылко пообещал он.

Сдерживая презрение, человек кивнул, помахал и отвернулся, затем перешел на противоположную сторону стоянки и остановился вдалеке от Хедли.

Хедли поспешил по тротуару. Куда он поедет для начала? Невада, Орегон, возможно, даже Канада. Мир лежал перед ним, как на ладони: такая машина довезет куда угодно – никаких ограничений. Но Хедли сомневался, что раздобудет достаточно денег для покупки «хадсона»: он замедлил шаг – волнение постепенно спадало. Сбросить четыре сотни… Полная стоимость, наверное, доходила до тысячи восьмисот долларов.

Все зависело о того, сколько у него будет денег.

Хедли постарался вспомнить, как обычно поступал Фергессон… По крайней мере, часть субботних квитанций он уносил в конце недели домой, но даже в самом худшем случае в магазинном сейфе должно оставаться четыреста-пятьсот долларов.

На углу Хедли достал бумажник и заглянул туда. Ключ от магазина, медь и мелочь лежали рядом с ключом от машины Марши. Хедли вытащил его и зашагал, крепко сжимая в кулаке. Чем ближе он подходил к магазину, тем легче становилось на душе. Свернув на Сидер-стрит, Хедли уже почти побежал. Он дышал с присвистом, сердце колотилось.

Улицы были безлюдны. Хедли остановился на минуту, чтобы оглядеться: никто не наблюдал за ним. Да это и не важно. Люди привыкли видеть, как он заходит в магазин. Хедли мельком взглянул на хорошо знакомый старомодный фасад, витрины и выключенную неоновую вывеску.

«ПРОДАЖА И ОБСЛУЖИВАНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕЛЕВИЗОРОВ»

Хедли хорошо помнил комбинацию цифр для сейфа: он узнал ее много лет назад, заглянув Фергессону через плечо, когда тот прятал деньги.

Сквозь зеркальное оконное стекло виднелся плохо освещенный интерьер с неясными силуэтами. Ряды телевизоры лениво тянулись в глубь помещения. Дежурная лампочка мигала призрачно-голубым светом. Стюарт Хедли наклонился и выверенным жестом вставил ключ в замок.

Но ключ не повернулся. Он даже не вошел в замок до конца. Хедли долго стоял в оцепенении, ничего не понимая… пока его столбняк не перерос в недоверчивое возмущение.

Фергессон сменил замок. Вокруг его лицевой панели виднелся ободок чистой, свежей, недавно обнажившейся древесины. Сам замок был блестящим, металлическим, только что установленным. Видимо, Фергессон сделал это в субботу вечером после игры в покер, перед тем как пойти домой.

Хедли не мог попасть внутрь – его не пускали. В приступе гнева и разочарования он повернулся и со всей силы зашвырнул ключ в канаву. Тот подпрыгнул и упал в мусор и траву, смываемые темной струйкой воды в канализацию.

Потрясенный Хедли отошел от двери, отвернулся и бездумно устремился по улице, как вдруг краем глаза уловил какое-то движение. Он крутанулся на месте, подпрыгнул к окну и прижал к нему ладонь. В конторе на верхнем этаже сидел Джим Фергессон, перед которым были разложены груды ценников. Он смотрел на Хедли с каменным выражением, сурово и бесстрастно. Ничего не говоря, ничего не делая. Вскоре Фергессон встал и остановился у письменного стола с охапкой счетов и документов, по-прежнему не спуская глаз с Хедли.

В тумане отчаянно закипающей ярости Хедли заколотил в стекло.

– Впусти меня! – заорал он, затем вбежал на крыльцо и стал дубасить в дверь. – А ну открывай! Впусти меня!

Но Фергессон не шелохнулся.

В то воскресенье, вскоре после полудня, Джим Фергессон сам пришел в «Современные телевизоры». Когда он отпер входную дверь, его поразила полнейшая тишина: он чуть было не развернулся и не пошел обратно.

Фергессон не выносил эха собственных шагов, не выносил света дежурной лампочки. Наклонившись, он вставил в розетку вилку роскошной витрины с иглами «уолко», после чего мучительно распрямился: Фергессон старел. Он включил настольный приемничек, и через минуту оттуда послышались пронзительные звуки бейсбольного матча.

Из принесенной под мышкой картонной коробки Фергессон достал новый автоматический замок, нашел под прилавком молоток и отвертку и вскоре принялся за работу. Потребовалось не больше пятнадцати минут, чтобы снять старый замок и поставить новый. Фергессон перепробовал все ключи из связки – как изнутри, так и снаружи. С довольным видом он запер дверь, выбросил старый замок в мусорную корзину под прилавком и медленно побрел наверх.

Контора была захламленной и запущенной. Повсюду лежала пыль, валялись кучи стаканов и чашек, грязной посуды, скомканной вощанки; корзина для бумаг переполнилась и была окружена мусором. Письменный стол усыпан карандашной стружкой, заставлен пепельницами, полными окурков; рядом – отраслевые журналы и счета, записки, сложенные стопкой под телефоном, карточки, бумажки, книги и накарябанные телефонные номера.

Фергессон сдвинул все вбок и выдвинул ящики с дебиторкой.

На улице лил холодный дождь, а внутри магазина было сыро и немного зябко. Там никогда не бывало светло и сухо: старое здание с единственным световым люком, витринами и входной дверью, через которую поступал солнечный свет. У Фергессона пересохло в горле, и страшно захотелось горячего черного кофе.

В углу, под столом для пишмашинки, стояли бутылочки с сельдерейным экстрактом и шипучкой – обе пыльные и оплетенные паутиной: они находились там с самого первого раза, как Хедли их принес. В магазине оставались и другие вещи Хедли – его последние нестираемые следы. Где-то в ящике стола – его журнал учета продаж. А сверху на столе лежали груды выписанных им ценников. В чулане Хедли оставил галоши и галстук. Внизу в туалете, в аптечке, стояли пузырек «эррида», какие-то капли для носа, «анацин» и тюбик зубной пасты, которой он чистил зубы после обеда. Ну, и все эти бесконечные затеи Хедли: мелкий ремонт, кучки проводов и болтов, с которыми он возился непрерывно, до бесконечности. Подправлял, проверял, улучшал.

Напоминания были повсюду. Хедли проработал на него много лет. За такое время человек способен наследить по всему розничному магазинчику. Фергессон схватил обе пыльные бутылочки и попытался втиснуть их в корзину для бумаг, но та была переполнена. Наконец он взял ее, сунул бутылочки под мышку и отнес все в подвал, где стояли огромные картонки для мусора.

В подвале было холодно и страшновато. Отдел обслуживания погружен в кромешный мрак: единственная желтая лампочка на потолке слабо мигала. Фергессон высыпал мусор, помыл руки и отравился обратно наверх. Темнота, упадок и тишина. В его мироздание вновь проникал первобытный хаос. Повсюду хлам и грязь: верстак окружен старыми батареями для приемников, мотками проволоки, грудами выброшенных радиоламп. Кладовка завалена пустыми упаковочными ящиками, древесной стружкой, досками, погнутыми гвоздями, бутылочками с политурой, старыми инструкциями, молотками, отвертками. Ни у кого нет времени убираться. Всем некогда поддерживать в магазине надлежащий порядок.

Фергессон принес метлу и совок и начал подметать демонстрационную комнату. Телевизоры запылились, и старшеклассники вывели на них свои имена и непристойные словечки. На большом комбинированном «ар-си-эй» была нарисована раздутая женская грудь. Первобытную пыль потревожили недоразвитые создания, к которым сам Фергессон не имел никакого отношения. Он в ярости стер рисунок: они никогда не жили и не пробуждались от спячки. Отыскав засаленную тряпку, Фергессон принялся энергично полировать телевизоры.

Где-то в столе наверху, среди вороха бумаг, заметок и ценников, лежала записка с фамилией продавца телевизоров, которого изредка присылали из «ар-си-эй». Высокий, худой человек с невыразительным лицом казался вечно простуженным. Неряшливый и неразговорчивый, с вымученной улыбкой и скачущим кадыком. Кого бы еще могла прислать «ар-си-эй»? Улитка, черепаха, ползающая с тупой ухмылкой. Посредственность без каких-либо перспектив. Парочка приемов, бесконечное терпение, невосприимчивость к оскорблениям – идеальный современный продавец. Отличная замена Стюарта Хедли.

Еще Джо Тампини, но в нем этого нет. Тампини – вовсе не прирожденный продавец. Он слишком робок и застенчив с людьми. Тампини не умеет действовать нахрапом. Бросаться в бой и цеплять людей. Он лишен способности плести грандиозные небылицы, манипулировать телом и умом клиента: Тампини не околдовывает свою жертву волшебными чарами. Он так навсегда и останется ходячей книжкой ценников с карандашом, позволяя клиентам самим принимать решения.

В глубине души Стюарт Хедли кое-чем обладал. У него были перспективы. Достанься он Фергессону пораньше… будь у него возможность обучить Хедли по-своему, правильно воспитать с самого начала… Но четыре-пять лет – слишком мало. Тут нужна целая жизнь.

Фергессон задумался, что если бы Хедли достался ему лет в пятнадцать? Когда Хедли учился в старших классах и был парнем в джинсах и белой рубашке. Или еще раньше – лет в десять. Когда он учился в начальной школе и был совсем мальчишкой. Фергессон тщательно контролировал бы весь процесс обучения, наставил бы Хедли на путь истинный. Следил бы, чтобы он не нахватался всей этой дури, которой нахваталась нынешняя детвора.

Хедли двадцать пять. Родился в 1927-м. Если бы только Хедли попал к нему еще до Франклина Делано Рузвельта… до «Нового курса». Все эти безумные годы прекраснодушного либерализма страной правили фантазеры, и они до сих пор ею правят. Этот русский еврей Сидни Хиллман. Моргентау – еще один еврей. А хуже всех – Гарри Хопкинс[100].

В памяти Фергессона, полировавшего большой телевизор «филко», всплыл образ Хопкинса. Сутулая, угловатая фигура. Кривая усмешка. Впалые щеки, лихорадочный взгляд. Болезненная походка «недочеловека». Что-то вроде того продавца, что присылала «ар-си-эй». Их становится все больше и больше. Высокие люди с рассеянным взглядом и глупой, добродушной улыбкой, скроенные по рузвельтовскому лекалу. Исчезли расчетливые, приземленные, маленькие люди – прежняя раса, пришедшая первой и построившая страну. Мужчины с сигарами. Суровые практичные человечки, которые наплодили этих мечтателей с отсутствующим взглядом.

Родись у него сын, он стал бы таким же? Фергессон бешено полировал телевизор. Нет, уж его-то сын таким бы не стал. Его сын быля бы другим. Будь у него сын, он вырос бы таким, как надо.

Закончив полировку, Фергессон швырнул засаленную тряпку под прилавок, выключил бейсбол и поднялся в контору. Стянул чехол со счетной машины и принялся просматривать ленту дебиторской задолженности. Пока он сидел за столом, проверяя ленту, послышался слабый, гулкий щелчок, прозвучавший звонко и резко в тишине магазина.

Кто-то возился у двери. Фергессон поднял взгляд, удерживая карандаш над лентой. В дверном проеме замаячила темная, непрозрачная фигура. Фергессону потребовалась всего минута, чтобы узнать ее: поначалу он решил, что это какой-то запутавшийся клиент пытается войти, чтобы починить приемник или проверить радиолампы. Но потом Фергессон с болезненной дрожью осознал, что это Стюарт Хедли.

На минуту он встал и начал следить за тем, как Хедли безуспешно пытается открыть замок, багровеет от ярости и швыряет ключ в канаву. Фергессон видел, как Хедли направился прочь, а затем вдруг развернулся и двинулся назад, после чего прижал ладонь и лицо к окну.

Послышался голос Хедли, приглушенный толстым небьющимся стеклом.

«Впусти меня!»

Голос призрака. Фергессон прислушался, расслышал слова, затем откинул ленту счетной машины на стол… и она начала скатываться. Он попытался игнорировать Хедли, сделать вид, будто никто не кричит и не стучит на улице. Тяжелые удары кулака о стекло разносились эхом по магазину – зловещий грохот, мешавший работать и заниматься привычными делами.

Стук прекратился. Хедли стоял, тупо заглядывая в окно: инертный и беспомощный. От такого зрелища Фергессон занервничал: неужели этот придурок не понимает, что не сможет войти? Фергессон попытался продолжить работу, но это было бесполезно. За запертой дверью по-прежнему высилась темная фигура, заслоняшая серый тротуар и припаркованные машины.

– Впусти меня! – заорал Хедли.

Фергессон поморщился: лента выскользнула из руки, и он остался сидеть неподвижно, склонив голову, в ожидании следующего удара. Фергессон понял, что он обязательно последует, и в оцепенении замер.

Он даже не догадывался, что в Хедли столько неприязни. Фергессон никогда не понимал подлинных масштабов его ярости: теперь же, когда все вышло наружу, изумился и испугался. Он вновь попытался вернуться к работе, но безуспешно. Совершенно невозможно было игнорировать то, что происходило снаружи: нельзя было делать вид, будто ничего этого нет.

Магазин сотрясался от гулких раскатов: Хедли всем весом навалился на стекло. Потрясенный Фергессон непроизвольно поднял глаза. Лицо Хедли потемнело и исказилось, взгляд затуманило отчаянное, звериное бешенство, а щеки болезненно раздулись. Он плотно прижимался к двери, невидящими глазами заглядывая внутрь, стараясь отыскать хоть какое-то живое существо, чтобы сосредоточить на нем внимание.

Уходить он не собирался.

Фергессона охватили страх и стыд – не за себя, а за Хедли. Ведь за спиной у парня уже собралась горстка прохожих, привлеченных шумом. Они бросали быстрые, довольные взгляды… Фергессон униженно отвернулся, задумавшись, вынесет ли он неминуемую развязку? Есть ли хоть какой-то смысл или резон в мире, где возможны подобные вещи?

– Впусти меня! – завопил Хедли.

Незачем говорить «нет» – это настолько очевидно, что слова излишни. Фергессон даже не потрудился поднять голову, а сконцентрировался на пресс-папье, стоявшем на краю стола. Пресс-папье представляло собой полый шар с миниатюрным пейзажем внутри: крошечный домишко, дерево, посыпанная гравием дорожка. На крыше домика лежали какие-то белые частички: стоило повернуть шар, они всплывали и кружились.

Тишина.

Фергессон настороженно всмотрелся. Хедли исчез. Он ушел? Сдался? Наконец-то понял, что больше не попадет внутрь, что сам, собственноручно лишил себя права доступа?

Как только Фергессон задышал спокойнее, Хедли появился вновь. Он нес что-то в руках. Кирпич.

Фергессон тут же вскочил, схватил телефон и набрал номер.

– Пришлите полицейского, – сказал он телефонисту из муниципалитета.

– Да, сэр, – спокойно ответил мужской голос. – Какой адрес?

Фергессон назвал адрес и бросил трубку. Он уже наполовину спустился по лестнице на главный этаж, когда кирпич с грохотом разбил стеклянную дверь. Фергессон не видел этого, а только услышал оглушительный звон посыпавшегося стекла. Добравшись до входа в магазин, Фергессон обнаружил, что Хедли удалось пробить дыру размером с баскетбольный мяч. В нее таращилось его разъяренное, перекошенное лицо, покрытое кровавыми царапинами от разлетевшихся осколков.

Хедли просунул руку в отверстие и стал нащупывать внутреннюю дверную ручку. Все напрасно: замок был закрыт, а ключ лежал в кармане у Фергессона. Хедли продолжил обследовать внутреннюю сторону двери, выдергивая и осматривая неровные осколки стекла, преграждавшие путь, а затем он вдруг вставил плечо в дырку и пихнул дверь.

Стекло ввалилось внутрь и с шумом посыпалось на пол. Обрушился целый кусок, а отверстие превратилось в зияющую наклонную прорезь размером один на два фута. Пальто Хедли распоролось и свисало клочьями на руках и плечах. Кучка людей у него за спиной разрослась до большой толпы. Никто не шевелился и не предпринимал попыток приблизиться к сумасшедшему. Люди с бледными лицами зачарованно и испуганно наблюдали, как Хедли отступил от двери и встал, широко расставив ноги, задыхаясь и вытирая кровь со щеки.

– Впусти меня! – взмолился он. Теперь его голос слышался четко – резкий, агонизирующий, уже какой-то нечеловеческий. Но Фергессон даже не шелохнулся, чтобы открыть то, что осталось от двери. Напряженно, неподвижно прислушиваясь, он задавался вопросом, где же полиция, почему она до сих пор не приехала?

Фергессон понял, что собирается сделать Хедли, еще до того, как тот задвигался. Секунду Хедли постоял на цыпочках, покачиваясь и стараясь обрести равновесие, а затем, наклонив голову и выставив вперед плечи, с грохотом влетел в неровное отверстие. Он ударился с ошеломительной силой: осколки разлетелись повсюду, осыпав дождем Фергессона, впившись в пол, в телевизоры, в прилавок. Люди на улице в ужасе разинули рты.

Хедли втиснулся в отверстие и бесцельно забарахтался – изуродованное, гротескное, истекающее кровью существо. Его тело беспорядочно трепыхалось, точно сгусток рефлексов и мышц, лишенный центральной нервной системы. Сломанные пальцы ощупали края оставшегося стекла: Хедли вздрогнул и затем стал постепенно просачиваться внутрь. Из спины и рук торчали осколки, вонзившиеся в плоть. Скулы влажно блеснули ужасающей белизной. Левый глаз на ниточке свисал на щеку, часть нижней челюсти была срезана.

Когда судорожно извивавшееся существо ринулось головой вперед, к обочине с заунывным воем подкатила полицейская машина скорой помощи. Толпа расступилась перед полицейскими, и они быстро подошли к двери.

Фергессон пробрался вперед и открыл дверь. Он успел распахнуть ее до конца, прежде чем его страшно вырвало у края прилавка, где одиноко мигала призрачно-голубым светом дежурная лампочка. В магазин вломилась бригада медиков и столпилась вокруг Хедли. Спустя долгое время они уложили его на носилки и отнесли к карете скорой помощи. Минуту спустя снова завыла сирена, и санитарная машина аккуратно вписалась в поток транспорта.

– Это вы звонили? – обратился полицейский к Фергессону. – Вы владелец этого магазина?

– Да, – насилу вымолвил Фергессон и опустился на подоконник, между картонными стендами и тряпками для пыли, рядом со степлером. – Он серьезно ранен? Выживет?

– Все будет нормально, – ответил полицейский. – Его залатают. Во всяком случае, большую часть, – он достал блокнот и карандаш; тем временем другой полицейский разгонял напуганную, любопытную толпу. – Вы знакомы с этим человеком?

– Да, я знаком с этим человеком.

– Вы хотите предъявить уголовное обвинение или хотите спустить все на тормозах? – полицейский перевернул страницу в блокноте. – Возможно, вам следует спустить все на тормозах.

– Я спущу все на тормозах, – сказал Фергессон. – Я не хочу предъявлять никаких обвинений.

– Вы застрахованы? – спросил полицейский, указав на раскуроченную стеклянную дверь, пока другой полицейский неуклюже пытался закрыть дверную раму.

– Да, я плачу страховку уже двадцать лет.

Сквозь зияющее рваное отверстие в двери проникали звуки – шум автомобилей и приглушенные голоса. Ночной ветер доносил эти неравномерные звуки с улицы, смешанные голоса людей и машин.

– Я позвоню его жене, – сказал Фергессон, нетвердо встав на ноги.

– Мы сами можем позвонить, – произнес полицейский.

– Это моя вина, – возразил Фергессон, подойдя к телефону и взявшись за трубку. – Я и позвоню.