Летняя королева Чедвик Элизабет
Алиенора протянула к нему руку.
– Нам незачем просить друг у друга прощения, – промолвила она, – мы слишком давно для этого знакомы. Прошу вас, присядьте.
Опершись на стол для поддержки, Жоффруа опустился на стул, стоявший рядом, и вздохнул. Его сын поставил для Алиеноры мягкое кресло напротив отца.
– Почему вы не сказали мне, что так больны? – первое, что спросила Алиенора.
Жоффруа вяло махнул рукой:
– Надеялся, что мне станет лучше. Я до сих пор надеюсь, что с Божьей помощью мне удастся выздороветь. Иногда наступает время, когда можно только надеяться на выздоровление или спасение. А если нет надежды, что остается, кроме пустоты? Я знал, что вы приедете, и молился, чтобы мне была дарована милость снова вас увидеть.
У Алиеноры сжалось горло. Это было невыносимо. Ей хотелось обнять его, но она не могла – вокруг слишком много глаз.
– Теперь я здесь. – Она накрыла его руку своей – сочувственно и встревоженно на посторонний взгляд, но для них двоих этот жест значил гораздо больше.
– Мой сын будет хорошо вам служить. Я начал учить его сразу, как вернулся из Антиохии, и за это время он многое освоил, проявив прилежность.
Алиенора бросила взгляд на юношу, и тот поклонился, побагровев от смущения.
– Я уверена, вы сделаете честь своему отцу и Аквитании, – сказала она, а потом, повернувшись к Жоффруа, добавила, понизив голос: – Мне нужно кое-что вам сказать в приватном порядке, по-дружески.
Жоффруа махнул рукой сыну:
– Оставь нас. Я позову, если понадобится.
Поскольку господские покои в течение дня были открыты для всех, юноша не вышел из комнаты, а просто отошел подальше.
– Не знаю, с чего начать. – Она продолжала говорить очень тихо, с ужасом сознавая, что их могут услышать. – Душу наполняет огромная печаль. Я надеялась, что ты будешь рядом еще много-много лет.
Он слабо улыбнулся.
– Я останусь рядом, – пообещал он. – Ничего не изменилось. Мы же всегда проводили больше времени врозь, чем вместе, разве нет?
– Но не по собственной воле.
– Так устроен мир.
Алиенора обратила внимание, как холодны его руки, с каким усилием он дышит.
– Мне от этого не легче. – Она опустила глаза, прикусив губу. – Я получила предложение заключить второй брак, когда этот расторгнут. – Она помолчала, стараясь успокоиться, затем подняла голову и продолжила: – Генрих, герцог Нормандии, просил меня принять его ухаживания.
Жоффруа уставился на нее больными глазами, но выражение его лица не изменилось.
– И что ты ответила?
– Я пока не дала ответа. Хотела обсудить это с тобой, но вижу, что тебе нужен отдых.
Жоффруа приосанился.
– Мне хватит сил поговорить с тобой, пусть даже дни мои сочтены, – произнес он с достоинством и откинулся на спинку стула. – Он гораздо моложе тебя.
– Да, – согласилась она. – Совсем недавно стал мужчиной, хотя успел побывать на войне. Генрих приехал в Париж вместе с отцом. – Упоминание о графе Анжуйском добавило печали в атмосферу. – Я так и не поняла, каков он. Почти все время он держался скрытно и тихо, но, думаю, это была лишь маска. Слухи о нем ходят совершенно другие: по мнению многих, он действует энергично во всех случаях. Я в нем не уверена, а потому колеблюсь. – «Я думала, что ты будешь рядом и дашь мне совет, но теперь вижу, что этого не случится». – Его отец стремился нас сосватать, но ему также хотелось объединить Анжу и Аквитанию. Действовал он очень осторожно, как ты можешь себе представить. Если бы Людовик уловил хоть слово, он бы заживо содрал кожу с обоих.
Жоффруа с трудом вздохнул:
– Если ты выйдешь замуж за молодого человека, то король не простит вас до конца жизни.
– Меня не волнует мнение Людовика в этом вопросе. – Алиенора вздернула подбородок. – Когда я считалась женой короля, то боялась его настроений и меня возмущало то, как он со мной обращался, но как политический противник он меня не пугает. Людовик мне не чета.
– Совершенно верно. – Жоффруа криво усмехнулся. – У тебя еще будет время обдумать это дело и понаблюдать за герцогом.
Алиенора кивнула. Слово «время» тоже добавляло ей печали.
– Тебе придется заключить брак с кем-то, – продолжил Жоффруа. – А кандидатов соответствующего положения не так много.
Она сглотнула.
– Ты знаешь мои мысли об этом.
– Это правда, но мы оба понимаем, что это был бы неверный путь для Аквитании, тем более что сейчас мы все равно не можем его выбрать. – Голова его поникла, словно отяжелев, к желтизне на лице прибавился серый оттенок.
– Я позабочусь, чтобы твоему сыну оказали внимание и поддержку, какие только понадобятся, – произнесла Алиенора, стараясь сохранить твердость голоса. – Сделаю для него все, что в моих силах, так как знаю, что и он будет стараться изо всех сил как ради меня, так и ради своего отца. – Она мягко отняла руку. – Думаю, тебе следует немного отдохнуть.
Жоффруа с трудом поднял голову:
– Ты еще раз навестишь меня перед отъездом?
– Конечно. Мог бы и не спрашивать.
Алиенора встала и слегка дотронулась до его лица, и всем, кто это видел, показалось, что это был всего лишь ласковый жест герцогини, благоволившей к верному вассалу в трудной ситуации, но в ее душе появилась глубокая рана. Совсем не так она хотела бы с ним проститься.
Он взял ее руку и удержал.
– Если бы я мог вернуться в одно весеннее утро твоей молодости и увезти тебя навсегда, я бы так и сделал, – хрипло прошептал он.
– Не нужно… – Голос ее дрогнул.
– Я хочу, чтобы ты сохранила эту мечту и превратила ее в воспоминание. Того, чего никогда не было, но всегда будет.
Ее сердце обливалось кровью.
– Да, – прошептала она. – Всегда.
Он замолчал, чтобы отдышаться.
– Ступай. Я тебя догоню. Теперь, когда мы увиделись, я здоров.
Жоффруа отпустил ее руку, и Алиенора вышла из комнаты, словно ничего не случилось, но, закрыв за собою дверь, она прислонилась к стене и дала волю слезам, которые обжигали как огонь.
У него не было сил скрыть собственное горе, когда он глядел вслед Алиеноре. Казалось, будто от его сердца к ее руке протянулась нить. Ему было все равно, кто видит его слезы. Он понимал, что соглядатаи воспримут это за глупость больного человека, не имеющего больше сил служить своей госпоже и Аквитании. А правда уйдет с ним в могилу; и эта правда будет его сокровенным утешением.
Глава 42
Божанси, март 1152 года
Алиенора вцепилась в подлокотники кресла и, глубоко вдохнув, вздернула подбородок. Она вернулась в Божанси и теперь сидела на возвышении в большом зале, ожидая, что собравшиеся епископы объявят ее брак с Людовиком расторгнутым. Документ о разводе был уже готов, оставалось только дать просохнуть чернилам на пергаменте и поставить печать.
Она прибыла накануне из Пуатье, чтобы выслушать решение церкви и получить документ о разводе. Это были ее последние часы в статусе королевы Франции и окончание пятнадцатилетнего брака, который вообще не следовало заключать. Людовик сидел на троне рядом с ней, его лицо ничего не выражало. Застенчивый светловолосый юноша превратился во вздорного, одержимого религией мужчину тридцати двух лет, с вечно нахмуренным лбом. И все же он казался по-прежнему красивым в приглушенном свете, да и сила была на его стороне. Алиенора понимала, что отцы, у которых незамужние дочери, будут кидать жадные взгляды на него, стремясь взобраться по спицам на колесо Фортуны. И да поможет Господь той бедняжке, которая победит в этой гонке.
С места поднялся епископ Лангра, раздувая грудь, словно павлин, сверкая острыми глазками. Как раз сейчас он вперил взгляд в лист пергамента с висящей на плетеном шнуре печатью. Алиенора заподозрила, что это всего-навсего его записки, но епископ делал вид, будто это важный документ.
– Я, право, не знаю, – сказал он, потирая скулу, – могу ли я поднять вопрос о неверности королевы. – Произнеся эти слова, он оторвался от чтения и оглядел собравшихся священников. – Оно было задокументировано в нескольких случаях, и у нас есть свидетели, готовые все подтвердить.
Наступила напряженная, зловещая тишина. Алиеноре показалось, будто ее желудок прилип к позвоночнику. Она сосредоточилась на том, чтобы сохранить на лице непроницаемую маску, но мозг лихорадочно работал. «Что он узнал? Что собирается сказать?»
Епископ повернулся к столу и достал одну из золотых застежек, которыми она имела обыкновение подкалывать свои платья.
– Вот что было обнаружено в спальне дяди королевы в Антиохии – не просто в спальне, а в самой его кровати! – Он выразительно поднял брови. – В доказательство у меня есть показания свидетелей!
Маска Алиеноры соскользнула, ее губы скривились в отвращении. Эту заколку она лично подарила супруге Раймунда. Тоже мне новость – нашли заколку в спальне Раймунда! А замечание, что заколку обнаружили в его постели, – сплошной идиотизм, поскольку никто не станет предаваться любви в таких драгоценностях, а если бы ее сняли, то не оставили бы между простыней. Тем не менее королева поняла, куда клонит епископ. Сумей он обвинить ее в прелюбодеянии и представить при этом доказательства, то она теряет все.
Сидевший за столом Жоффруа де Лору, епископ Бордо, поднялся с места и громко прокашлялся.
– Господин епископ, поводом для расторжения брака служит близкое родство короля и королевы, и другой причины нет. Вам это известно.
Епископ Лангра повернулся к де Лору:
– Мне также известно, что мы должны выяснить правду, а не скрывать ее за попустительством и посторонними темами.
– Попустительство? – Де Лору расправил плечи. – Эту даму оговорили! – Голос его гремел от возмущения. Он широким жестом указал на Алиенору, которая тут же опустила голову и скромно уставилась на руки, сжимавшие четки. – Ей пришлось выслушать оскорбительные обвинения, не имеющие под собой никаких оснований, сколько бы вы ни бушевали. Перед вами набожная особа, которая соблюдает Божьи законы и уважает церковь. Я ее друг и наставник уже много лет и готов поручиться за ее добродетель в той же степени, в какой вы клевещете на нее. То, что злобная клевета прозвучала здесь из уст якобы божьего человека, не только несправедливо, но и идет вразрез с учением Христа, Господа нашего. Правда восторжествует. Она прозвучит на Божьем суде, где всем нам придется держать ответ перед нашей совестью, ибо кто, как вопрошал Господь, бросит первый камень? Мы не вправе судить по тому вопросу, а должны рассматривать только один – родственную близость. Именно эта проблема стоит перед нами сегодня – и никакая другая. Эта женщина не в суде!
За спиной послышался рокот одобрения. Алиенора подняла руку и украдкой вытерла глаза. Ей не пришлось притворяться.
– Вы говорили красноречиво, архиепископ, – вмешался Людовик. – Так давайте же решать этот один вопрос.
Он склонил голову и посмотрел на жену. В его взгляде не было доброты, и Алиенора не ожидала ее увидеть, кивнув ему в ответ. Просто в интересах Людовика не трогать прогнивший труп Антиохии, чтобы не вылезли личинки, – у него тоже были свои секреты.
Стоя у окна своей спальни, Алиенора передала связку писем молодому Жоффруа де Ранкону. Новый господин Тайбура и Жансе прибыл в Божанси в составе ее свиты: ему было поручено благополучно сопроводить герцогиню в Пуатье, когда все завершится.
– Вы проследите, чтобы это вручили Сальдебрейлю? Он знает, с каким гонцом их отослать.
– Мадам… – Юноша поклонился и выпрямился, хмуря лоб. – Когда говорил епископ Лангра, я не поверил ни одному его слову.
– Надеюсь, что не поверили.
Он зарделся как маков цвет и принялся бормотать, пока она не сжалилась над ним.
– Епископ Лангра не мог не выступить. Обвинение в прелюбодеянии устроило бы его гораздо больше. Мы никогда не были с ним единомышленниками. Если подвернется возможность навредить мне, он обязательно ею воспользуется. Но это не важно. В ближайшее время я не собираюсь иметь с ним никаких дел.
Молодой человек снова поклонился и поспешил уйти. Алиенора печально улыбнулась. Юный Жоффруа очень напоминал ей своего отца – и тем, как стоял, и тем, как одно выражение на его лице сменялось другим, но между ними была огромная разница. Он был все еще мальчик, который только учился делать шаги во взрослой жизни. Но присутствие сына позволило ей пережить смерть отца. Вместе с Бертой и Бургундией он был частью Жоффруа, оставшейся в этом мире, и она поможет ему жить дальше, облегчив тем самым собственное горе.
Не успел уйти Жоффруа, как явился архиепископ Бордо. Он по-прежнему был в епископальной сутане, но митру заменил на маленькую шапочку. Высокая фигура устало сутулилась, голова поникла.
Алиенора поцеловала его перстень, а он опустил ладонь на ее голову в благословении. Она велела оруженосцу налить гостю вина и подвела его к накрытому столу, предлагая угоститься сочным припущенным лососем и свежим хлебом. Де Лору взглянул на нее с благодарностью и сел за стол. Вымыв руки в миске, поднесенной оруженосцем, он благословил пищу и охотно начал подкрепляться.
Тактично выждав паузу, Алиенора бросила на гостя вопросительный взгляд.
– Дела продвигаются, как я и предполагал. – Епископ прополоскал рот вином, прежде чем сглотнуть. – Французы попытались сохранить за собой Аквитанию с помощью сегодняшних уловок епископа Лангра, но это у них не пройдет.
– Как только Лангра смел предположить, что между мною и дядей могло что-то быть? – с гневным презрением произнесла она. – Мы прибыли в Антиохию после сложнейшего морского путешествия и прожили там меньше двух недель. Я искала защиты у дяди, потому что еще тогда, как вы знаете, хотела добиться развода. – Она скривила рот. – До меня также доходят гнусные сплетни, будто я спала с прежним графом Анжуйским. Разве такое возможно? Это все грязные слухи, цель которых – отобрать у меня земли, очернив мое имя.
– Всегда найдутся те, кто источает яд, – ответил архиепископ. – Будьте спокойны, епископ Лангра не одержит победу. У него самого рыльце в пушку, и сохраняет он свое положение только потому, что Бернар Клервоский, приходящийся ему кузеном, дискредитировал кандидата-соперника. Основанием для расторжения этого брака является лишь вопрос родства, и ничего больше.
– Будем на это надеяться. – Алиенору передернуло. – Если я останусь женой Людовика, то, клянусь, меня уже не будут обвинять в измене, а потащат в суд за убийство.
Архиепископ кисло улыбнулся:
– Думаю, этого не произойдет. Слишком далеко зашло дело, чтобы теперь провалиться. Людовик не меньше вашего стремится к разводу. – Покончив с трапезой, он снова вымыл пальцы в розовой воде.
– Я хочу поговорить с вами о будущем… – Алиенора подлила вина в кубки. – Об одном решении, которое мне нужно принять.
Де Лору вытер руки о салфетку и устремил на нее немигающий взгляд голубых глаз, так что она снова почувствовала себя ученицей, сидящей перед строгим, но доброжелательным наставником.
– Я понимаю, что мне нельзя оставаться незамужней. – Она крутила кубок за ножку. – Мой долг перед Аквитанией – править и родить наследников, которые сменят меня на троне.
– Да, в самом деле, дочь моя, так и есть, – осторожно поддакнул архиепископ.
– Вам следует знать, что я получила предложение заключить брак с Генрихом, герцогом Нормандским.
Архиепископ вскинул брови:
– И когда же это случилось?
– Когда он с отцом приезжал в Париж обсудить перемирие. Предложение имеет свои плюсы, как мне кажется.
– Герцог Генрих сам заговорил с вами об этом браке?
Алиенора покачала головой:
– Думаю, это была целиком инициатива его отца. Я едва обменялась с молодым герцогом парой слов, и вел он себя очень осторожно из-за сложившейся ситуации. Аквитания стала бы для него огромным призом, но что получу я? Вы, наверное, понимаете мои опасения.
Де Лору сделал глоток вина, давая себе время подумать. Неразумно выбирать мужа среди аквитанских баронов. Лучше бы ей выйти замуж за человека со стороны. Генрих, сын императрицы, безусловно, подходил. Пятнадцать лет назад архиепископ Бордо сообщил Алиеноре, что она должна выйти замуж за Людовика Французского. Он до сих пор видел в этой образованной молодой женщине, сидящей перед ним, испуганную девочку, и это причиняло ему боль. Алиенора доверяла ему, и он хотел для нее самого лучшего, как и для Аквитании.
– Я лично незнаком с молодым человеком, о котором идет речь, но его репутация растет с каждым днем, а происхождение у него блестящее. Было бы хорошо, если бы вы вышли замуж за того, кто впоследствии может стать королем.
– Да, я тоже так думаю, – призналась Алиенора, – но пока не решаюсь сделать шаг. Он молод, и, возможно, я смогу на него влиять, но в таком случае он, как и Людовик, будет открыт влиянию и других людей. Когда я вышла за Людовика, мне пришлось бороться с его матерью. Императрица Матильда, по всеобщему мнению, грозная женщина, к словам которой ее сын прислушивается. Как мне уцелеть на этом поле брани?
Де Лору погладил бороду.
– Вы мудро поступаете, проявляя осторожность, но, полагаю, таких трудностей уже не будет. Вы взрослая женщина в полном расцвете. Императрица Матильда стареет и живет теперь в аббатстве Бек. Может, она и правит Нормандией, но в другой котел свой палец не сунет. Генриха в юности не готовили в монахи, хотя он хорошо образован, так что в этом направлении вам тоже будет легче.
– Вы повторяете мои мысли. – Одобрение архиепископа подействовало на Алиенору благотворно, но на ее лице промелькнуло задумчивое, почти печальное выражение. – Если все-таки я приму предложение, то в большой степени это будет выбор, рожденный отсутствием выбора.
Беседу прервало появление Сальдебрейля де Санзе.
– Мадам… – Он приблизился к столу, тяжело дыша после подъема бегом по лестнице, и опустился на одно колено.
Алиенора жестом велела ему подняться.
– Есть новость?
Он поморщился, тряхнув головой так, что темные кудри упали на лицо.
– Я узнал, что есть план схватить вас, как только вы уедете отсюда, получив развод.
– Схватить? – Она похолодела. – Чей план?
– Информаторы уверяют, что вам следует опасаться Тибо, графа Блуа. Будьте особо начеку, когда поедете по его территории, избегайте всех приглашений переночевать в любом из его замков.
Алиенора перестала дышать. Ну вот, началось, уже кто-то задумал схватить ее и заставить заключить брак, надругавшись над ней или заточив в темницу, когда тюремщик сможет забрать ее земли себе, сделать ее беременной и, получив наследника, предъявить права на Аквитанию. Тибо, граф Блуа и Шатре, был постарше Генриха Нормандского и Анжуйского, но ненамного, так что разницы почти никакой. Просто очередной амбициозный молодой охотник, преследующий лань любыми средствами.
– В таком случае мы должны принять соответствующие меры. Сальдебрейль, я верю, что вы обеспечите мою безопасность в пути, и даю вам полную свободу действий. Если появился первый «поклонник», появятся и другие. Проверьте, чтобы наши лошади были хорошо подкованы и быстры, что все оружие наточено… и щедро заплатите информаторам.
– Мадам… – Он поклонился и ушел.
Архиепископ тоже поднялся с места, собираясь уйти.
– Вот видите, какой я теперь приз, – мрачно заметила Алиенора. – На документ о разводе еще не поставлена печать, и сам он не отдан на хранение в церковь, а амбициозные мужчины уже планируют мое будущее.
– Господь следит за вами и защищает вас. – Де Лору поцеловал ее в лоб.
– Но Ему помогают бдительный коннетабль и люди, которым хорошо платят за то, что они держат глаза и уши открытыми, – строптиво возразила она. – Бог имеет обыкновение помогать тем, кто помогает себе сам.
Глава 43
Божанси, апрель 1152 года
Свершилось. Алиенора получила свободу, что бы эта свобода ни означала в новых обстоятельствах. Жоффруа де Лору объявил брак расторгнутым, и она теперь могла вернуться в Пуатье. Стоя перед открытым окном в спальне, отведенной ей на время рассмотрения дела, она застегивала накидку, разглядывая, что творится внизу этим свежим апрельским утром.
Оттуда, где она стояла, можно было разглядеть отъезжающих – свиты различных епископов с доверху груженными багажными обозами. Бернар Клервоский собрался в путь на белом муле, привязав сбоку простой мешок с пожитками. Алиенору передернуло. Хорошо хоть больше ей не придется иметь дело с этим стариком. У нее были сильные подозрения, что это он стоял за нападками епископа Лангра. Для человека, исповедующего любовь к Богу, он был полон желчной ненависти и убежденности в своей правоте.
Алиенора чувствовала себя скорее обездоленной, чем воодушевленной полученной свободой: столько лет потрачено впустую, а за плечами лишь боль и потери. Положительное во всем этом лишь одно: дело закончено и отрезано, как кусок ткани с ткацкого станка, и теперь его можно свернуть и убрать подальше, с глаз долой.
– Мадам, лошади оседланы, – объявил молодой Жоффруа де Ранкон, заглянув в дверь. – Если сейчас поторопимся, то сможем проехать Блуа при лунном свете.
– Я готова. – Алиенора повернулась к нему. – Поехали домой.
Она ждала во дворе, чтобы привели ее кобылу, когда появился Людовик, одетый и обутый для возвращения в Париж. Увидев ее, он замер.
– Все кончено, – бесстрастно сказала Алиенора, чтобы развеять неловкость. – Да хранит вас Господь в пути, сир.
– И вас также, – натянуто ответил он.
– Больше мы не увидимся.
Алиенора об этом позаботится. Были моменты в их браке, когда она любила Людовика, но гораздо чаще осыпала его бранью и ненавидела, однако в эту секунду ничего не чувствовала. Только пыль под ногами. Она уедет и не оглянется.
Из вестибюля появился Тьерри де Галеран, придерживая рукой эфес меча, и уставился на Алиенору, словно на грязное пятно на тунике. Она ответила ему таким же взглядом. Без этого человека, отравлявшего жизнь Людовику, без Бернара Клервоского с его пагубными проповедями, без всех жалких, жаждущих власти церковников и придворных, грызущихся за влияние над Людовиком, их брак мог бы иметь шанс сохраниться.
– Мадам… – Де Галеран отвесил ей поклон, умудрившись совместить в нем чрезвычайную любезность и в то же время насмешку.
Пришел Сальдебрейль, привел лошадь – гнедую кобылу с мягким шагом и выносливостью, которая без усилий проскачет много миль подряд. Лошадку нагрузили легко, и шерсть ее лоснилась от ухоженности. Обходительный Сальдебрейль, услужливо подсадивший ее в седло, уничтожил неприятный осадок от Галерана. Путь предстоял долгий, и потому Алиенора предпочла мужское седло, как на охоте. Она соблюла приличие, надев пышные юбки, но под ними были кожаные лосины, заправленные в крепкие сапоги. Все было очень достойно, когда Сальдебрейль помог ей взобраться на лошадь, но тем не менее она уловила неодобрительный взгляд Людовика и сразу вспыхнула. Его следующей жене придется стать монахиней, чтобы не вызвать у мужа недовольства.
Молодой Жоффруа де Ранкон развернул ее знамя с орлом. Утренний ветер подхватил шелк, и тот заиграл, переливаясь. Алиенора пришпорила кобылу, щелкнула языком и покинула Божанси рысью. Между нею и Пуатье лежало сто тринадцать миль: более трех дней непрерывной скачки. При обычных обстоятельствах время в пути могло растянуться почти на неделю, но Алиеноре хотелось как можно скорее оказаться за надежными стенами своего дома, поскольку когда это путешествие закончится, может начаться новое.
Гнедая преодолевала милю за милей ровным ходом. В полдень Алиенора со своим отрядом остановилась у дороги. На траве расстелили белую скатерть и разложили нехитрую снедь – хлеб и сушеное мясо, что запивали слегка подкисшим красным вином. Потом снова отправились в путь и ехали уже без остановок до темноты, когда Луара, по которой пошла рябь, стала похожа на темно-серый шелк. С севера подступали облака, начал моросить дождь. Алиенора накинула капюшон, но все равно с удовольствием вдыхала свежие ароматы зелени, разбуженные влагой. Дрозд заливался трелями, и ему вторили другие птицы, обозначая свои территории в темноте. Капли дождя становились тяжелее, покрывая реку мелкими ямочками.
– Прислушайтесь! – внезапно произнес Сальдебрейль.
Алиенора наклонила голову. Птичье пение превратилось в тревожные крики, когда из темноты выехали четверо. Судя по одежде, обычные люди, но кони под ними были отменные.
Охрана Алиеноры потянулась к мечам, а она приготовилась удирать. Тогда первый из всадников поднял руку и откинул капюшон, продемонстрировав взъерошенную шевелюру золотисто-каштановых волос.
– Мир всем вам. Не бойтесь, я здесь, чтобы помочь вам, – произнес он. – Меня зовут Амлен Фиц-Каунт, я сводный брат Генриха, герцога Нормандии и графа Анжу. Я пришел, чтобы благополучно провезти вас через территорию Блуа.
Алиенора уставилась на него, немало изумившись. Красивый юноша, похож на Генриха, хотя чуть светлее. Такой же решительный рот и расправленные плечи.
– Весьма похвально, – ответила она, – но почему я должна вам доверять?
Он развел руками:
– Нас всего четверо. Вряд ли мы представляем для вас угрозу, да и не в наших интересах завести вас в ловушку, расставленную Блуа. Я служу своему брату и верен ему. – Юноша спешился и отвесил низкий поклон, хотя на колено становиться не стал. – В Блуа устраивают прием в честь вашего приезда, но, подозреваю, вы не пожелаете почтить его своим присутствием. Кроме того, они выслали за вами поисковые отряды, и мимо них вы не пройдете. Их цель – силой захватить вас и выдать за графа Тибо этой же ночью.
Алиенора не усомнилась в его сведениях, но все еще опасалась ему доверять.
– Что вы собираетесь делать? Повезти нас другой дорогой в темноте? – Она махнула в сторону его людей. – Вы плохо оснащены для боя.
– Мы поедем не по дороге, – быстро ответил Амлен, – а по реке до Тура. Я договорился с парой владельцев барж принять на борт людей, но они не знают, кого именно. Вы должны переодеться, мадам, или держаться в задних рядах. И лучше, если они не узнают в вас королеву Франции. – Он начал озираться. – Нам следует поторопиться.
– Что будет с лошадьми?
– Несколько верных людей отведут их в Тур другим маршрутом и встретят вас там.
– Вы имеете в виду, что нужно разделить отряд? – Сальдебрейль покачал головой.
– Так будет лучше всего, – кивнув, подтвердил Амлен.
Алиенора посмотрела на четырех всадников. Инстинкт ей подсказывал довериться Амлену, поскольку он ничего не выиграл бы, а потерял все, если бы выдал ее Блуа. Приняв решение, она повернулась к Сальдебрейлю:
– Одолжите мне тунику и запасной налатник.
Сальдебрейль выгнул темные брови.
– А что, если это ловушка? – пробормотал он.
Она покачала головой:
– Сводный брат Генриха Анжуйского не станет затевать нечестную игру – это не в его интересах. Он рожден вне брака, а потому не имеет ни связей, ни ресурсов продолжать войну, которую бы затеял. Забирайте бульшую часть отряда, она послужит приманкой. Если Тибо намерен выследить нас, то пусть преследует ваш отряд, а не меня.
Все еще терзаемый сомнениями, Сальдебрейль тем не менее потянулся к седельному мешку и достал оттуда одежду.
Алиенора спешилась. Свита выстроилась в круг спинами к ней, она сняла платье и с помощью Амарии переоделась в тунику и накидку-налатник. Свободная накидка скрывала фигуру. Кожаный ремень с ножом в ножнах, короткий серый плащ с отдельным шерстяным капюшоном, что прятал волосы и лицо, завершили маскарад. Она сняла кольца и спрятала в кисет у пояса, потом нагнулась, чтобы измазать руки грязью. Ее платье набили тряпками и насадили на древко копья. Алиенора поморщилась.
– Издалека сойдет, но если кто присмотрится поближе, то вряд ли обманется, – сказала она.
– А нам только и нужно что расстояние да темнота, – отозвался Амлен.
Основная часть ее отряда вместе с придворными дамами готовилась к отъезду под предводительством Сальдебрейля. Тот по-прежнему был недоволен, но прикусил язык. Он оставался рядом с Алиенорой, пока Амлен вел их по грязной тропинке к берегу реки, где стояли на якоре две баржи в ожидании пассажиров. Поскольку это сразу бросилось бы в глаза, Алиенора тоже приняла участие в погрузке, все время отворачиваясь от капитана и скрывая лицо под капюшоном. Она слышала, как Амлен тихо переговорил с владельцами барж, намекая, что это секретная миссия от имени короля, а потом донесся звон монет, когда серебро перешло из одних рук в другие.
Алиенора устроилась на мешках шерсти, подтянув колени к подбородку и завернувшись в плащ. Команда взялась за весла и вывела баржу в канал. Сальдебрейль с большей частью отряда поехал в другую сторону, уводя за собой освободившихся лошадей и придворных дам в качестве приманки. Женщина пригнула голову к коленям и попыталась прогнать страх. Рядом на гору мешков уселся Амлен Фиц-Каунт и громко выдохнул.
– Я доставлю вас благополучно до самой границы, мадам, – сказал он очень тихо, повернув лицо к ней, чтобы больше никто не услышал. – Мой брат высоко вас ценит.
– Ваш брат высоко ценит Аквитанию, – резко парировала Алиенора, но потом смягчилась. – Он, наверное, так же высоко ценит вас, раз дал такое поручение.
Амлен пожал широкими плечами:
– Мы не питаем друг к другу любви, но оба мыслим практически. Он знает, что может рассчитывать на мое умение, а я знаю, что из трех законных сыновей моего отца он единственный, за кем я могу пойти.
– Почему так?
– Потому что он видит горизонт, тогда как остальные видят не дальше собственного носа. Я тоже вижу горизонт, и если останусь верен Генриху, то обеспечу себе надежное будущее.
– По крайней мере, вы честны, – пробормотала Алиенора.
– Ничего другого сыну-бастарду не остается, – ответил Амлен с кривой усмешкой.
Команда натянула большой холщовый парус, ветер дул попутный, и неуклюжие баржи двинулись живее, оставляя за собой серебристую рябь.
Через несколько минут со стороны берега до них донеслись крики, топот копыт и звон сбруи. Алиенора прижалась к борту, натянув капюшон, сердце ее громко стучало, но всадники не обратили никакого внимания на баржи и промчались мимо, размахивая фонарями.
– Они преследуют ваш отряд, – предостерег Амлен. – Но взглянуть на реку не догадываются. Даже если поймут, что случилось, мы уже будем далеко.
Алиенора напряженно вслушивалась, не донесется ли шум боя, но топот копыт затих, и наступила тишина. Сальдебрейлю хватит благоразумия вести отряд на хорошей скорости, к тому же у них был выигрыш во времени. Она прикрыла глаза и вздрогнула, но не позволила тревоге возобладать. Наоборот, заставила себя рассмеяться.
Амлен искоса посмотрел на нее.
– Не прошло и дня, как я сидела во дворце Божанси, все еще королева Франции, одетая подобающим образом. А теперь плыву по Луаре ночью, под дождем, в запасной тунике моего сенешаля, с грязным лицом и руками, и за мной гонятся, как за преступницей.
У него дрогнули губы.
– И какое положение вам больше по душе, мадам?
– Я думаю, ответ очевиден, – усмехнулась она, но не стала уточнять.
Дождь продолжался, холодные капли, подгоняемые ветром, били в лицо. Алиенора отыскала еще одну овечью шкуру, залезла под нее и задремала, крепко обхватив себя руками.
На рассвете они прибыли в Тур и воссоединились с отрядом Сальдебрейля. После путешествия по реке Алиенора чувствовала себя окоченевшей и усталой, так как спала плохо, но настроение у нее было приподнятое. Она решила не переодеваться в дамское платье, пока не пересечет границу, поскольку легче передвигаться под видом юноши. Они сочинили историю, якобы Амария и Мамиля, ее горничная, в сопровождении отряда направляются в монастырь, где Амария намерена обрести покой как почтенная вдова.
– Слава богу, с вами все в порядке, мадам, – пробормотал Сальдебрейль, когда отряд подкрепился и отдохнул в гостинице для паломников, перед тем как снова отправиться в путь.
– На барже было холодно и сыро, зато спокойно, – ответила она. – Но я беспокоилась о вас. Мы слышали и видели, как за вами поехал отряд.
Сальдебрейль мрачно усмехнулся:
– Этим глупцам из Блуа меня не перехитрить, мадам. Они преследовали нас полночи, но в конце концов отстали.
– Я буду рада, когда мы достигнем Пуатье. – Ее передернуло. – Я мечтаю сейчас об одном – выспаться в собственной постели и делать то, что вздумается.
Вскоре после полудня они приблизились к переправе через реку Крёз в Пор-де-Пиль. Алиенора насторожилась, поскольку эта переправа была лучшим местом, чтобы подстеречь тех, кто направлялся на юг в Пуату. Разведывательный отряд, включая Амлена Фиц-Каунта, поехал вперед разузнать обстановку. Основной же отряд остановился недалеко от дороги, чтобы наскоро перекусить хлебом и сыром.
Вскоре отряд вернулся быстрой рысью.
– Мы были правы в наших опасениях, мадам, – мрачно сообщил молодой Жоффруа де Ранкон. – У переправы поджидают вооруженные люди. Как только мы там появимся, они нас схватят.
Кто-то из свиты крикнул, указывая на дорогу. Оказалось, они не единственные выслали разведчиков: Алиенора увидела, как двое всадников развернулись и галопом помчались к переправе, чтобы поднять тревогу. Сальдебрейль выругался.
– Поезжайте назад, мадам. На развилке выберите левое ответвление! – И он хлопнул ее кобылу по крупу.
Алиенора припала к шее лошади, когда та пустилась вскачь. Боже, этому не будет конца! Она уже почти на собственных землях, а по-прежнему не знает покоя.
Следующие несколько часов Алиенора со своим отрядом скакала не останавливаясь, попеременно сменяя галоп на рысь. Она все время бросала взгляды через плечо, но, даже видя пустую дорогу, представляла, что там полно преследователей с копьями наперевес, верхом на неутомимых лошадях, которые мчатся вдвое быстрее ее лошадки.
– Кто это был? – спросила она в короткую минуту передышки, устроенную для лошадей.
По спине у нее бежали мурашки. Сальдебрейль покачал головой:
– Не знаю, мадам.
– Я вам отвечу, – хмуро произнес Амлен. – Их возглавлял мой сводный брат Жоффруа. Отсюда меньше дня пути до Шинона, который принадлежит теперь ему по условию отцовского завещания. Генрих предполагал, что Жоффруа попытается выкинуть что-нибудь подобное.
Алиенора скривила рот:
– Младшие сыновья, возможно, смотрят на меня как на добычу, способную удовлетворить их амбиции, – с презрением произнесла она, – но я ценю себя гораздо больше и не собираюсь служить им ступенькой, чтобы подняться в этом мире. Я считаю позорным, что не могу спокойно проехать туда и обратно по своим делам.
Все эти попытки похищения заставили ее понять – оставаться без мужа нельзя. Каждый раз, как она осмелится покинуть одну из своих крепостей, решительно настроенные поклонники будут уже поджидать в засаде, чтобы схватить ее и доставить к алтарю. Правда заключалась в том, что у нее не было выбора.
Глава 44
Читать бесплатно другие книги:
