Бей врага в его логове! Русский десант в Америку Морозов Владислав

Поехали! Здравствуй, Ангола…

Луанда на меня особого впечатления не произвела. Здания португальского колониального стиля, которые когда-то давно, наверное, были белыми, теперь светились всеми оттенками серого и разномастно-неряшливо застеклёнными окнами и балконами. Попадались и выгоревшие строения. Над всем этим на фоне океана торчали обглоданные скелеты немногочисленных высотных зданий – видимо, офисов каких-то компаний, а может, отелей, которые, судя по всему, были окончательно разорены во время Долгой Зимы. Улицы грязны и местами откровенно превращены в помойки (вот откуда столь характерный аромат). По сторонам – редкие ржавые кузова машин и крайне немногочисленные полуодетые прохожие. Возможно, оттого, что здесь никогда не жили особо хорошо, Луанда не выглядела столь убито, как многие европейские города, в которых цивилизация очень быстро, что называется, «обнулилась» – обычный город третьего мира в довольно тяжёлое время, и только… Транспорта на улицах почти не было. Пару раз проехали обшарпанные пикапы с солдатами в разномастном камуфляже – местная полиция, не иначе.

Один раз на нашем пути оказался армейский пост с обложенной мешками с песком БМП-1. На местной набережной, где наша колонна разделилась («Лендровер» и два наших грузовичка свернули направо, а остальные грузовики налево), вид был несколько лучше, но и с этой стороны город всё равно не выглядел менее убогим. Среди росших у дороги пальм и прочих баобабов торчали многочисленные пеньки – остатки деревьев, которые то ли помёрзли Долгой Зимой, то ли были спилены на дрова примерно в это же время.

Нашей конечной точкой был, как я понял, посольский квартал (улица называлась что-то вроде «руа Ховари Боумедиенне». На въезде в квартал – баррикады из бетонных блоков и прилично одетые местные солдаты, даже в бронежилетах и касках, а на воротах консульства и вовсе европейцы в военной форме, может, даже соотечественники.

Как только мы заехали в довольно ухоженный двор консульства и разгрузились, Аргеев приказал местному персоналу проводить моих бойцов на кухню и накормить. Хорошо бы, чтобы не каким-нибудь дерьмом. А то будут всё время бегать какать в кусты, где поджидает противопехотная мина, чёрная мамба (змея, а не героиня Умы Турман с катаной наперевес) или, к примеру, прицелившийся в пятую точку скорпион. Оно мне надо? Хотя у меня здесь собрались, за редким исключением, не дети. Думаю, разберутся, что им есть, а что нет.

А мы с подполковником поднялись на второй этаж, в его кабинет.

Кабинет был вполне себе приличный, в дипломатическо-колониальном стиле, с винтажным письменным столом о двух тумбах, плетёными креслами, кондиционером и противомоскитной сеткой на открытом окне. Даже потолок был чистый – как видно, катаклизмы Долгой Зимы консульства почти не коснулись. Для полноты картины только портрета Вячеслава Михайловича Молотова на стенке не хватало…

– Садись, майор, – пригласил Аргеев и тут же спросил: – Слушай, друг Себастьян Перейра, вы действительно такие крутые спецы из отдельной инженерно-штурмовой бригады, как мне про вас расписали?

– Самые что ни на есть.

– А чего у тебя сплошной молодняк и рожи у них какие-то протокольные?

– Других нет. Поэтому работаем с тем, что есть. И ты за их боевые качества не сомневайся, они любого порвут напополам и съедят сырым, без соли и кетчупа.

– Да я и не сомневаюсь. Просто я, когда получил распоряжение насчёт вас, так и не понял, что вас здесь может интересовать в первую очередь.

– Не нас, а тех, кто нас сюда послал, ты мух с котлетами не перемешивай. Моя бы воля – я бы сюда вообще не совался, от греха подальше. А если не вдаваться в детали – нас здесь интересует нечто похожее на автоматизированные огневые точки или что-то вроде того.

– Понятно. О чём-то таком мне мои офицеры один раз докладывали.

– И о чём конкретно?

– Значит, давай по порядку. Американцы высадились трое суток назад. – И он развернул на столе перед собой карту. – На рассвете, без всякого предупреждения, как это у них сейчас принято. Луандские власти они даже по радио не оповестили. Высадились примерно вот здесь, в районе Мганбе, между Порту-Амбоин и Лобиту.

– Какими силам высадились?

– Разведывательной авиации у них здесь, по понятным причинам, нет. А наши дальники близко подлететь не могут, их там в случае чего собьют без лишних вопросов. Но, судя по тому, что видно на радарах (а их на местном побережье сохранилось аж две штуки, оба чуть ли не из 1960-х, да и те ещё живы только потому, что мы их регулярно чиним и обучаем персонал), и по данным радиоперехватов, километрах в сорока от побережья болтается их эскадра из десятка вымпелов, четыре довольно больших корабля, остальные поменьше. Численность высадившихся определили тоже весьма приблизительно, поскольку высаживались они с воздуха. Но за несколько сотен отлично вооружённых и подготовленных покемонов мои люди вполне ручаются.

Эскадра, блин. Прям Русско-японская война. Цусима. Броненосец «Самисуки» и миноносец «Ниибуки»… Хотя то, что они высадились с воздуха, это хорошо. А то, чего доброго, вылезет из моря пара-тройка каких-нибудь навёрнутых гусеничных бронемонстров последнего поколения в стиле древнего LVTP-7, только ещё мощнее и здоровее, и делай с ними тогда что хочешь. А их пока уконтропупишь – натурально запаришься. Ведь здесь не Северная Корея, и относительно исправные танки (пусть даже и старые) тут по заброшенным боксам явно не стоят.

– Так, – уточнил я, – значит, они высаживались с воздуха. И что у них там вообще летает?

– Докладывали про конвертопланы вроде «Оспри» и большие вертолёты, реактивных самолётов вроде не видели.

– Предположительно в составе их эскадры не может оказаться какой-нибудь большой и универсальной десантной лоханки типа «Тарава»? Не хотелось бы поганых сюрпризов.

– Нет. Скорее всего, у них там пара переоборудованных в импровизированные десантные вертолётоносцы контейнеровозов. По их недавнему проекту «Аропахо -21».

– Что за проект?

– У них сейчас полно заброшенных гражданских судов во вполне приличном состоянии, а терять настоящие боевые корабли пиндосам явно не хочется. Вот и переоборудуют, как могут, что получше, под нужды своего ВМФ. Такой кораблик может нести десяток вертолётов или «Оспри» и несколько десантных катеров. А ещё, судя по тем же радиоперехватам, за флагмана в американской эскадре какой-то новейший корабль-арсенал типа «Замволт», он же DD-21, 12 тысяч тонн, 210 метров, зенитные и крылатые ракеты и две 155-мм автоматические артустановки, которые способны палить чуть ли не на сотню миль и выпускать 12 снарядов в минуту. Конечно, сейчас, при отсутствии спутников и прочих средств точного наведения, палить они могут только по площадям, но, по-моему, тоже ничего хорошего…

Мне сразу стало нехорошо, как только я представил, что где-нибудь на побережье попадаю под обстрел корабельных главных калибров, да ещё из-за горизонта. Я за свою военную жизнь всего пару раз попадал под огонь дальнобойной артиллерии (правда, стреляли по нам тогда малограмотные идиоты, которые и прямой-то наводкой никогда не попали бы в цель, типа «отдельно стоящее строение-сарай», и исключительно по площадям) и доложу вам, что это то ещё, конкретно экстремальное «удовольствие»…

– Они из своих главных калибров уже лупили? – поинтересовался я.

– Пока нет, но мало ли…

– Ладно. Пусть лучше и дальше снаряды экономят. Ты мне вот что скажи – а чего там вообще может быть интересного для них, в этой сраной Мганбе?

– Да, по здравом размышлении, абсолютно ничего. Военных объектов, кроме полицейских участков, там никаких. Мелкий, полуразвалившийся, если можно так выразиться, рыболовецкий порт, оставшийся ещё от португалов, – десятка полтора местных шаланд-фелюг, и всё. В окрестностях четыре деревни – Баговеле, Ушве, Пикапа и Бандоа. Население – рыбаки и прижившиеся с зимних времён беженцы, в том числе довольно много европейцев. Плюс там, в Ушве, была больничка для беженцев по линии Красного Креста. А при ней ещё и что-то вроде исследовательского центра.

– Какого центра?

– Европейские биологи пытаются изучать долгосрочные последствия влияния Долгой Зимы и прочих негативных воздействий последних лет на местное население, птичек, рыбок, таракашек и даже на растения. Кстати, эти больничка и центр со всем персоналом тоже оказались в зоне высадки.

– Так, америкосы высадились – и что дальше?

– Ну, во-первых, они полностью блокировали район. Тех, кто пытался сопротивляться (а там было, как я уже сказал, полтора полицейских участка и армейские патрули, человек десять-пятнадцать с лёгким стрелковым), похоже, сразу уничтожили. К концу первых суток ангольцы кое-как перекинули туда сводную пехотную бригаду. Ну то есть как бригаду – с десятком древних танков, БМП и прочих БТРов, почти без артиллерии и боеприпасов. Интересно, что на марше бригаду словно не замечали и не трогали, а вот когда один батальон попытался двинуться за их периметр вокруг зоны высадки и войти в Баговеле, его сразу же чувствительно проредили.

– Чем проредили?

– С воздуха, ясен перец. Хоть у пиндосов там и нет бронетехники, у них тем не менее серьёзная поддержка с воздуха и хорошо налаженная авианаводка по радио. Да и солдаты они профессиональные, не чета ангольцам. Так что сейчас бригада просто сидит вокруг периметра и издали наблюдает за творящимся безобразием и изредка перестреливается с американским охранением. Что интересно, тамошние офицеры и наши советники из этой бригады докладывают, что из местных гражданских там уцелели только те, кто сбежал в первый момент. Потом оттуда уже никого не выпустили. При этом америкосы сами первыми не атакуют и плацдарм расширять явно не стремятся. Более того, Баговеле они вчера уже оставили, и именно там ангольцы как раз натолкнулись на что-то автоматическое…

Н-да, всё-таки сволочь эта наша драгоценная «Мадам Подпол»… Отправила нас воевать в эту дыру, а никакими дополнительными «бонусами», облегчающими нам жизнь, снабдить не догадалась. А ведь мы в Северной Корее добыли-таки ей блок памяти от этой хреновой «Системы ХХ22», и с тех пор почти полгода прошло. Выходит, наша тогдашняя операция ничего не дала, или российская военная наука таки не в силах постичь всех закидонов сумрачных заокеанских гениев? Хоть бы объяснили, в какое место этим железкам лучше стрелять, чтоб наверняка. Так нет же, опять иди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что…

– На что именно натолкнулись? – спросил я.

– Не уточнили. При этом сегодня они доложили, что эта угроза уже ликвидирована. Как именно – уточнить не удалось. Также ночью мне сообщили, что американцы практически оставили и Ушве. При этом наши советники и медики из приданного бригаде медсанбата передают, что, по их мнению, там творится что-то непонятное и неприятное. Радиосвязь с ними неустойчивая, то есть, видимо, всё-таки надо разбираться на месте…

– Надо значит надо. Сколько до этой Баговелы?

– По грунтовке километров около двухсот.

– Хоть какие-нибудь вертолёты здесь есть?

– Откуда?

– Я же в аэропорту, когда мы прилетели, вроде истребители и штурмовики видел?!

– А-а, эти. Ну, это несерьёзно. Фанера над Парижем и то лучше летает. У местных ВВС сейчас ровно полтора исправных самолёта на всю Анголу. Проблемы с запчастями, почти нет боеприпасов, особенно ракет «воздух – воздух», да и с лётчиками у них тут, откровенно говоря, большие проблемы. Вообще то, что ещё осталось от авиации, местное правительство держит на самый крайний случай, если будет реальная угроза столице.

– Ждут американский десант и на Луанду?

– Да нет, тут скорее возможен очередной бунт в армии или вторжение каких-нибудь очередных банд с севера, со стороны Конго.

– И часто у них тут такие вторжения?

– Культурно выражаясь – периодически.

– Понятно. Значит, с авиацией дело табак. Тогда как с прочим транспортом?

– Вообще-то здесь с любым транспортом хреново, как и с горючим. Но тем не менее могу дать пару БРДМ-2.

– Для хорошего человека говна не жалко?

– Окстись, майор! Они, конечно, старые и ржавенькие, но вроде ездят исправно, и пулемёты на них стреляют. Можно сказать, от себя отрываю.

– И на том спасибо. А где эти БРДМы?

– Здесь, в посольском гараже. Когда поедете?

– А прямо сейчас, чего тянуть. А то, чего доброго, пока мы доедем, американцы окончательно оставят район, поднимут якоря, и только мы их и видели. Только, поскольку мы здесь впервые и португальского не знаем, давай нам какого ни то проводника-переводчика. Ну и предупреди тамошнее командование, что мы к ним уже едем. А то начнут по нам палить сдуру. Но при этом о том, кто мы такие и зачем здесь, не трепаться, особенно по радио…

А то, чего доброго, догадаются, кто мы такие, и захотят устроить нам алаверды за своих побитых в Корее морпехов, а этого не хотелось бы… Вслух я последнюю мысль, разумеется, не высказал…

– Это, считай, уже сделал, – усмехнулся Аргеев. – Больше ничего?

– Разве что горючки и чистой воды с запасом. Ну и не мешать.

– Таким, как ты, майор, пожалуй, помешаешь…

БРДМки оказались действительно архидревними. Как бы даже не из первых партий, завезённых в Анголу нашими или кубинцами еще в конце 1970-х годов. Казалось что вся пыль и грязь нелёгких ангольских дорог за десятилетия въелась в них. Обе машины приобрели какой-то неопределённо бурый цвет, а их броня была местами вытерта до металла, видимо, задами многочисленных десантов. На борту одной из машин зияло несколько круглых дырок от калибра 12,7 мм, не меньше (из ДШК по нему палили, что ли?), но следов пожара не было. Правда, Аргеев, похоже, не врал – изрядно помутневшие прицелы были в рабочем состоянии, пулемёты броневичков выглядели вполне исправными, а башни вращались. Ходовая часть и двигатели тоже выглядели вполне работоспособными, несмотря на изрядный возраст. Раций на броневиках, естественно, не было. Как говорится, бывало и хуже.

Собрав вернувшийся из столовой личный состав, я приказал выгнать броневики во двор и грузиться, выезд по готовности.

Севшим за водителей Шухову и Зеленову я объяснил, что, хотя паспортная скорость у БРДМ-2 чуть ли не 90 км/ч, при их изношенности двигателей они явно выдадут от силы половину этого значения. В любом случае более полста в час нам разгоняться смысла не имело, поскольку движки у «бардадымок» почтенного возраста в жару имеют скверную особенность быстро перегреваться. Да и неизвестно, что тут за дороги…

Личный состав и груз мы рассадили и рассовали по машинам, стремясь к равномерному их распределению. На второй машине разместились Машка Тупикова с лейтенантом Симоновым и ещё семеро бойцов (водила и пулемётчик внутри, остальные на броне). На первую машину я, поближе к себе, посадил Георгиева с рацией. Зная, что парень классный радист и бегло говорит и понимает по-американски, я приказал ему сразу же, как выедем из Луанды, начинать слушать эфир и докладывать обо всём, заслуживающем внимания. Рядом на броню сели Рустик, Светка Пижамкина и ещё четверо (Шухов за водителя, Мамонтов за пулемётчика, остальные «верхами»). Плюс здесь же пришлось размещать и обещанного переводчика. Им оказался некий тощий (я бы даже сказал не тощий, а скелетоподобный) местный капитан в полосато-камуфляжной униформе, по имени Жозе Ферраз, хоть и с сильным акцентом, но довольно бегло говоривший по-русски.

В принципе доехать до места мы, наверное, могли бы и сами – Аргеев выдал мне два комплекта довольно приличной карты (один я запихнул себе в планшет, а второй отдал Тупиковой, как своему заместителю), но с проводником всё-таки как-то надёжнее. Тем более что карты были дозимние, а после неё вместо леса может образоваться пустошь, холмы и овраги вполне могут поменяться местами. Я такое в разных частях света уже видел…

В общем, явного перегруза у нас вроде бы не получилось. Мы затолкали в машины побольше канистр с чистой водой (в консульстве, оказывается, ещё работал водопровод и была своя очистительная установка) и тронулись в довольно неблизкий путь.

Я разрешил каски (а точнее – наши штатные титаново-кевларовые «сферы») пока не надевать, а вот голову, упаси боже, не оголять, а то, чего доброго, заработают тепловой удар, и что мне с ними потом делать? Однако, едва только мы выехали за пределы окраин Луанды, Тупикова, натянув на уши беретку защитного цвета и прикрыв глаза зеркальными солнцезащитными очками, расстегнула и спустила на пояс верх своего комбеза. Решила позагорать между делом, зараза такая. Лифчика и прочего бельишка на ней, разумеется, не было, и ангольский капитан Ферраз, невзначай обернувшись назад, тут же замер вполоборота, разинув рот и выпучив глаза. Как видно, давно он тут не видел такого кина… Глядя на Машку, обнажились по пояс ещё три бойца, сидевшие рядом с ней. Нашли тоже пляж, говнюки. Интересно, что Симонов, чья голова в такт ухабам покачивалась за Машкиным плечом, раздеваться не стал, а только понимающе усмехнулся. Уже послужил у нас в бригаде, успел понять, кто перед ним.

Воспитывать их словесно на расстоянии, да ещё и перекрывая шум моторов, смысла не имело, поэтому я молча показал экипажу второй БРДМ кулак. Машка состроила в ответ милую гримаску обделавшегося младенчика, который по малолетству ещё не осознаёт, что делает.

Сам-то я предпочитаю загар, называемый в народе «офицерским» (лицо, шея и кисти рук), а сейчас поверх штатной «Саламандры» натянул ещё и дополнительный бронежилет старого образца. Ничего, что жарко, – бережёного бог бережёт. В подобных местах имеет смысл свято соблюдать заветы японского капраза Окумия, который в 1943–1944 годах служил начштаба морской авиабазы в Рабауле. А он советовал в тропиках носить не сандалии, а армейские ботинки, длинные штанины и рукава и ни в коем случае не ходить под солнцем с непокрытой головой. Понимающий был чувак, раз умудрился остаться в живых и мемуары накатать…

Сначала мы резво ехали по оставшемуся опять-таки со времён португальского диктатора Салазара шоссе. Так сказать, африканский ленивый хайвей, который не любит больших скоростей. Но потом свернули на грунтовку, ведущую в сторону моря, и я понял, что здешняя шоссейка на её фоне ещё очень даже ничего. Красноватая пыль саванны полетела во все стороны из-под колёс, сбочь дороги (как написал бы, наверное, М. Шолохов) мелькал то тёмный пальмовый лес, то саванна, с редкими, отдельно стоящими разлапистыми деревьями и какими-то холмами (а может, и горами) на горизонте, а окружающий пейзаж по сторонам дороги чем дальше, тем больше открывался во всём своём поразительном убожестве.

Оно и понятно, до конца 1990-х здесь почти тридцать лет шла полномасштабная «гражданка», потом местные стали как-то отходить от неё, но мировой экономический кризис не дал им времени и средств хоть немного облагородить здешнюю жизнь. Поэтому Ангола – не то место, где можно, как, к примеру, в Европе, встретить на своём пути брошенные автозаправки, гостиницы, автобусные остановки и прочие придорожные следы цивилизации. Ту пару деревень, мимо которых мы проехали, можно было считать таковыми очень условно, поскольку состояли они из земляных (или саманных, уж не знаю, из чего именно здесь строят жилища) хижин, крытых пальмовыми листьями. Немногочисленные чернокожие пейзане из тамошнего народонаселения даже не посмотрели в нашу сторону.

За первые три часа пути мы встретили на дороге только две машины – мерседесовский грузовик, под завязку нагруженный каким-то барахлом, с набитым пассажирами кузовом. Грузовик мотало на ухабах так, что казалось – ещё немного, и он опрокинется. Потом навстречу попался древний джип «Тойота», разрисованный полосами диковатого охряно-яичного камуфляжа, с какими-то местными типами то ли в военной, то ли в полицейской форме.

Один раз на обочине мы увидели проржавевший насквозь танк Т-55, капитально заросший местной слоновой и прочей травой, лишнее напоминание о большой войне 1980-х.

Наши БРДМки шли на удивление хорошо, без перегревов с закипанием радиаторов и прочих отказов. Уже ближе к району высадки, километрах в тридцати-сорока от нашего пункта назначения, начал попадаться бредущий по обочинам народ – полуодетые (про некоторых из них, чей гардероб состоял исключительно из набедренных повязок, «полуодетый» – слишком уважительное определение) местные, тощие губастые мужики, женщины с узлами на голове, дети с раздутыми от голодухи и поедания всякой растительной дряни животами. Изредка попадались и европейцы, тоже донельзя тощие и оборванные, одетые в какие-то немыслимые лохмотья.

Потом впереди, по обочинам дороги, мелькнула пара каких-то палаточных городков с красными крестами на флагштоках, а затем мы наконец увидели первый армейский пост, в виде перегородившего дорогу БТР-70. За постом, по обочинам, стояло ещё с пяток БМП-1/2 и три танка, все еле дышащие и разнотипные – по одному Т-55 и Т-62, за которыми просматривался видавший виды Т-72.

Чем больше я разглядывал местное воинство, тем чётче понимал – никакая это вообще не армия. В Средней Азии разные басмачи и душманы и то лучше вооружены и организованы. Колёсная техника, в виде разномастных грузовиков – ГАЗ-66 (в кузове одного торчала ЗУ-23-2, но расчёт отсутствовал, а стволы чуть ли не упёрты в землю), «Уралов», ЗИЛ-131 и каких-то древних юаровских и европейских машин была беспорядочно расставлена (чуть не подумал – брошена) прямо по обочинам дороги. Вокруг слонялись без дела местные вояки в зелёной или камуфляжной форме. Вид у вояк был по большей части скучающий, а облезлые «калаши» они держали в руках словно палки. Видимо, это и были «главные силы» той самой бригады. Как говорится, хуже бывает, но очень редко. Тем более что до наших ушей уже вполне долетали отдалённые звуки редких выстрелов (даже не перестрелка, а так, что-то типа тупой «демонстрации присутствия») и характерный шум винтов чужих вертолётов, которые, похоже, болтались где-то у линии горизонта.

– С машин не слезаем, ждём! – объявил я своим бойцам. – Быть готовым в любой момент занять круговую оборону!

Подчинённые, кажется, прониклись, некоторые даже «сферы» надели.

Между тем наш проводник спрыгнул с брони и двинулся к посту. С тамошним начальником он довольно долго то ли гортанно переругивался, то ли просто разговаривал. Между тем черномазые солдатики с поста ошалело пялились на Тупикову, которая, совершенно никого не стесняясь, довольно-таки эротично натягивала на себя комбез и напяливала разгрузку. Повоспитывать её на предмет «облико морале» я опять не успел, поскольку за постом наконец появился обшарпанный ГАЗ-69 (господи, оно у них ещё ездит, ущипните меня!) с парой европейцев, направлявшийся в нашу сторону.

– Рустик, – сказал я Хамретдинову. – Ты камеры и флешки к ним захватил?

– Так точно.

– Тогда держи одну камеру всегда наготове, а лучше – хорошо закрепи её где-нибудь, хоть даже на своём «котелке». И с этого момента снимай всё вокруг. Понял?

– Понял, тарищ майор, а зачем?

– А для отчётности.

Компактную камеру, пригодную в том числе и для нашлемного ношения, мы на сей раз взяли на дело как раз по моему настоянию (в обычной нашей практике это особо не требуется – кому сейчас есть дело до просмотра и анализа видеозаписей, но сейчас-то случай явно особый), поскольку я закономерно не ожидал от предстоящей миссии ровным счётом ничего хорошего. А видеозапись – какое-никакое оправдание, особенно если лажанёмся…

– Капитан Барабанов, – представился вылезший из «газика» тощий загорелый брюнет в камуфле без знаков различия и тут же представил второго офицера, сидевшего за рулём: – А это старший лейтенант Пирогов. На период боевых действий прикомандированы к 3-й пехотной бригаде армии Анголы. Это о вас было радио из нашей военной миссии?

– Да, – ответил я и поинтересовался: – Вас тут что, всего двое?

– Целых двое!

– Ого! Серьёзный ты мужик, капитан. ВДВ? Как там у Леонида Соболева было? Один моряк – моряк, два моряка – взвод, три – рота, четыре – батальон. Вы, стало быть, взвод?

– Тут кроме нас ещё медик был, но он вроде уезжать собирается.

– Понятно. Получается, взвод плюс медсанбат… И как тут вообще?

– Вообще, что-то вроде войны. Если ты ещё не понял.

– Вас тут поймёшь, пожалуй, без пол-литра-то… Что значит «вроде»?

– Эти тормоза… То есть почти вся бригада, вместо того чтобы заниматься делом, валяет и к стенке приставляет. Приказа активно противодействовать противнику или атаковать нет, поскольку в Луанде боятся лишних жертв. А вас-то что конкретно интересует?

– Автоматические огневые точки и прочие боевые механизмы.

– Ну-у… – как-то замялся тот, что назвался Барабановым. А его напарник, сидевший за баранкой, отчего-то сразу начал смотреть в другую сторону.

– Что «ну-у»?

– Да как тебе сказать… Было тут что-то похожее, но… Короче говоря, поехали, сам увидишь…

Он вернулся на сиденье машины и наши БРДМки резво двинули за «газиком» (который при ближайшем рассмотрении оказался ещё и, судя по не нашим буквам над радиатором, румынского производства).

– Снимай! – приказал я Рустику, который уже успел закрепить камеру на шлем и молча кивнул.

Деревня перед нами открылась предельно убогая, как и всё в этих местах. Местные постройки под кровлей из пальмовых листьев и какие-то халупы, слепленные из откровенного мусора. На всём следы поспешного бегства жителей (несколько местных оборванцев, явно из числа вернувшихся, уже что-то активно искали среди покинутых жилищ). Трупов пока не просматривалось, как и, к примеру, воронок. О войне напоминали разве что следы гусениц на мягкой земле. Потом ощутимо потянуло горелой резиной и соляркой (без примеси аромата горелой человечины), и справа наконец открылись следы чего-то, отдалённо похожего на бой. Несколько воронок, разбитые хижины, сгоревшая БМП-2 с открытыми люками и перебитой гусеницей (от которой в основном и несло горелым), рама, кабина и ещё какие-то бренные остатки разбитого «Урала», сползшие в явно сточную канаву. Чуть дальше – ГАЗ-66, в кузов которого местные вояки грузили трупы в такой же, как у них, форме, в процессе погрузки снимая с покойников эту самую униформу. Десяток мёртвых тел лежал рядом с грузовиком, тут же тощий черномазый солдатик, сидя прямо на земле, торопливо примерял ботинки, тоже явно снятые с кого-то из убитых. Прям тридцатилетняя война какая-то…

Здесь мы, однако, не остановились. Вместо этого немного попетляли среди кустов, пальм и брошенных хижин, после чего выскочили на открытое пространство на самом берегу океана. В другие времена пляж тут был бы очень даже ничего себе, если бы не одно обстоятельство – на узкой песчаной полоске у самого прибоя лежали неряшливой кучей, вповалку друг на друге, трупы. Полураздетые скрюченные тела разных цветов кожи, пола и возраста, включая детей. Много, наверное, сотни четыре или пять. Сейчас, конечно, никого большим количеством убиенных не удивить, но уж как-то неправильно густо они тут лежали. Расстреляли их, что ли? Но крови или стреляных гильз вокруг видно почему-то не было. И, что самое интересное, пролежав на жаре не меньше суток, тела как-то не сильно испортились. То есть специфический запашок и насекомые вроде крупнокалиберных мух и прочей летающей и жужжащей мерзости присутствовали, куда же без них, но вот сильно раздувшихся трупов не наблюдалось. Интересно! Если вспомнить личный опыт, в пустынях и степях Средней Азии жмурики начинают смердеть и разлагаться очень быстро.

Возле кучи покойников стоял видавший виды мановский фургон с красным крестом на борту, а над трупами возились двое медиков в специфической полувоенной спецодежде, по виду европейцев. Они что-то командовали по-португальски двум местным солдатам, которые, кряхтя, тащили в фургон прорезиненный мешок, явно с телом убиенного.

«Газик» затормозил возле медиков, следом остановились и мы.

– От машин не отходить! – приказал я. – Наблюдать!

После чего спрыгнул с брони, разминая затёкшие от очень долгой дороги ноги.

– Что здесь случилось? – спросил я капитана.

Услышав русскую речь, к нам с Барабановым двинулся, снимая марлевый намордник, один из эскулапов – толстый, то ли слегка бородатый, то ли сильно небритый, потный мужик в очках.

– Здорово, Наумыч, – приветствовал бородача Барабанов. – А к нам тут товарищи из России прибыли.

Я козырнул и представился.

– Вышеградский Илья Наумович, – в свою очередь представился медик. – Кандидат медицинских наук и прочее. Из Луанды.

– Как-то вы на местного не очень похожи, – сказал я с ироническим сомнением.

– Что-что? А! Не, ну так-то я из Казани. В Луанде наш госпиталь располагается. Вообще-то мы тут последние недели две вплотную занимались изучением лучевой болезни и последствиями её воздействия на местных жителей. В плановом режиме, так сказать. А потом хлоп – и разом началась вся эта хрень. Так или иначе, пришлось впрягаться…

И он спустил краткое матерное слово.

– Что тут вообще было? – спросил я. – Выглядит всё как-то очень неправильно. По крайней мере, на мой взгляд.

– Вот то-то и оно, товарищ майор. Они, когда высадились, почти никого из населения не выпустили. Спасся или тот, кто в этот момент был за пределами поселений, или сразу, не задумываясь, побежал, бросив всё, куда глаза глядят. Но последних, похоже, было чертовски мало, народ здесь, как вы уже, наверное, успели понять, мягко говоря, ленивый. Да и истощены все до крайнего предела, а дистрофики, как известно, сильно далеко не бегают. А в общем, всё здесь похоже на очень качественную зачистку, когда не просто убивают, а откровенно заметают следы и никого в живых не оставляют. Только мне непонятно, зачем это американцам-то? Это здесь, в Африке, живого народу и нормальной пищи мало и какие-нибудь «добрые соседи» из того же соседнего Конго могут во время очередного набега не просто поубивать всех, до кого успеют дотянуться, но ещё и человечинки впрок навялить или насолить… И, что удивительно, огнестрелов тут почти нет.

– Что значит «почти»?

– Пристрелили только очень немногих, по-моему, в основном тех, у кого было оружие и кто пытался сопротивляться. А вот дальше – у меня впечатление такое, что народишко из двух или трёх деревень согнали всем скопом в одно место, какое-то время подержали, а потом, похоже, чем-то отравили. Но следов инъекций я пока не нашёл. Значит, их или чем-то напоили, или, что, по-моему, гораздо вероятнее, локально распылили здесь какое-то отравляющее вещество. И скорее всего в виде аэрозоля, а не газа. Кстати, возможно, именно из-за такого способа умерщвления трупы так хорошо сохранились на жаре. Но точнее это можно будет сказать только в лаборатории. Мы тут взяли несколько тел на исследование, отвезём в Луанду, вскроем и поглядим, где тут собака порылась… Но тут есть и ещё кое-что, что меня лично сильно насторожило…

– Что именно?

– Получается – убили не всех. Многих не хватает. Мы с военными уцелевших местных уже спрашивали. Они говорят, что минимум человек полтораста попросту пропало с концами. Потому что их нет среди убитых. То ли их увели или увезли с собой, то ли ещё чего. И ещё один момент – у меня сложилось такое впечатление, что захваченный народ тщательно осматривали и отбирали. А уничтожили тех, кто оказался явно старше 50 лет, мелких детей, младше 10 лет, сильно истощённых, с явными признаками увечий и разных хворей и прочее…

– Выходит, они пленных брали? Ну ни хрена себе. Интересно, зачем им пленные? В качестве заложников?

– Вот это-то как раз самое интересное, майор. Если они не собирались их есть или использовать как заложников, то напрашивается вывод – или в качестве дармовой рабочей силы, или, скажем, на запчасти. Чёрт его знает, может, в США нынче цены на донорские органы поднялись до откровенно заоблачных.

– Так, понятно. Давай-ка, герр доктор, быстро заканчивай и вали в Луанду. А то не нравится мне всё это…

Действительно, кто же сейчас поймёт, что у этих пиндосов на уме? Мы ещё с дозимних времён перестали получать какую-либо достоверную информацию с территории США. Сначала, как видно, обидевшись на весь остальной мир (они до этого лет двадцать тужились и напрягались, тщетно пытаясь по одному уничтожать своих «потенциальных противников» дистанционными и неядерными средствами и вести информационные войны практически против всех, но так ни разу и не смогли выиграть такую «войну в астрале» вчистую, вспомните хоть ту же Югославию, Осетию 2008 года или то, что было через пять лет), они наконец ввели жесточайшую цензуру на любую информацию. Глухие «фильтры» были поставлены на СМИ и Интернет, включая блоги собственных граждан. А иностранным СМИ вообще запретили работать на территории США, потому что иностранные журналисты, по их мнению, прямо или косвенно занимались шпионажем и содействовали террористам в подрыве безопасности самого «справедливого» и «мирного» государства в истории. Причём было это ещё до памятных терактов и начала Иранской кампании. А когда начались боевые действия, штатники вообще закрылись от всего мира, закономерно сделав ставку на изоляционизм. Потом Интернет и глобальные информационные системы в одночасье кончились, а ядерные удары и Долгая Зима довершили дело.

С тех самых пор о жизни в США мы почти ничего не знаем. Те сусальные ролики, что они иногда передают за рубеж по официальным каналам, проходят по категории оголтелой геббельсовской пропаганды, поскольку сводятся к одной-единственной, очень нехитрой, идее: «Мы лучше всех и ещё всем вам покажем». К тому же наши аналитики, изучавшие эти «новостные» материалы, в конце концов пришли к выводу, что эти «репортажи» по большей части представляют собой хитрые цифровые монтажи, в основе которых кадры, многие из которых, как оказалось, были сняты ещё в 1990-е. И зачем (и в расчёте на кого?) они это делают, совершенно непонятно, тем более что сохранившееся телевидение сейчас по большей части кабельное. При этом, как водится, вода всегда находит дырку, и информация, доходящая из Мексики и Канады, была, в общем-то, противоположна американскому официозу. По этим данным получается, что США в последние годы пострадали нисколько не меньше остального мира, и совершенно непонятным остаётся вопрос, а чем они, собственно говоря, так уж отличаются от всех остальных в лучшую сторону?

Так что, по здравом размышлении, пиндосы сейчас могут кого угодно неприятно удивить. Но то, что они начали активно брать пленных, – это, откровенно говоря, новость. Они что там у себя, вернули рабовладение, действительно разбирают захваченных людей на органы или получают из них вкусное и питательное протеиновое желе? Чёрт его знает, поскольку сейчас случается даже то, чего раньше и в пьяном бреду не могло быть…

– Что в эфире? – спросил я своего сержанта Георгиева, который в последнее время что-то активно колдовал над своей рацией. – Что-нибудь интересное есть?

– Я их, тарищ майор, слушаю с момента, когда мы сюда подъехали. Радиопереговоры идут всё время, но они короткие и односложные, а может, кодированные. Похоже, что их солдаты переговариваются между собой, а также с экипажами вертушек и штабами. Все солдаты друг друга называют исключительно по номерам. Все номера пятизначные, начинаются на «0» или «00», а команды они получают элементарные – типа, «номера такие-то, выдвиньтесь туда-то и усильте наблюдение». Ну и ответы идут соответственные, типа, «выполнил» или «выполняю». В стиле плохих роботов из старого кино, короче говоря.

– А штабы и вертолётчики?

– У тех кодовые имена, их главный именует себя «Янки-2», а пилоты – «Сокол-7», «Ястреб-11» и ещё что-то типа того. Они говорят побольше, но явно не хотят сболтнуть лишнего – в переговорах полно непонятных слов и кодовых обозначений.

– Про захваченных людей или пленных они что-нибудь говорят?

– Нет. Зато много говорят о погрузке какого-то продовольствия.

– Что именно?

– Всё время торопят с погрузкой. И отчитываются, типа, «Сокол номер такой-то» принял на борт тридцать контейнеров с продовольствием…

– Так. Помехи ставят?

– Да вроде нет. А зачем? У местных же и раций-то толком нет…

– Понятно, – сказал я, глядя, как фургон с медиками медленно разворачивается и уезжает восвояси. И тут же над кучей трупов замелькали чайки или ещё какие-то морские птицы вроде них, до того державшиеся на некотором расстоянии.

– Закопать бы покойников-то, – высказался я. – А то непорядок.

Барабанов на это только махнул рукой, мол, плюнь, майор, всех не зароешь, и сказал:

– Поехали. То, что вас интересовало, находится чуть дальше…

Мы попрыгали обратно на броню и двинулись за их «газиком».

На самом краю деревни, где уже начинались довольно густые джунгли, обозначились следы серьёзного боя – воронки, следы танковых гусениц, россыпи стреляных гильз от стрелкового оружия. Было и несколько трупов местных вояк, которые ещё не успели убрать.

– Вот тут, – сказал Барабанов, когда мы наконец подъехали к самой большой из воронок. Воронка была до боли знакомая – песок оплавился и потемнел, словно от ОДАБа. Знакомая картинка – в Сербии, на той мёртвой базе, была точно такая же. Неистовая Данка тогда ещё в ней долго ковырялась сапёрной лопаткой… Выходит, агрегат опять взял да и самоликвидировался… Зашибись…

– Как это всё было? – спросил я.

– Когда пиндосы уже отошли и бригада попыталась занять деревню, – сказал скучным тоном вылезший из-за баранки «газика» старлей Пирогов, – тут обнаружилось нечто подвижное и хорошо вооружённое.

– Как оно вообще выглядело? Скажем, боевого робота из старых фильмов напоминало?

– Да не, небольшое такое. Ежели, к примеру, боевой модуль с башенкой и стволом от БМП или БТРа поставить на пару костей, то есть, тьфу, опор, будет примерно то же самое.

– А как оно передвигалось?

– Оно вроде было ходячее. По-моему, передвигалось на двух или четырёх ногах. И лупило чуть ли не на триста шестьдесят градусов, очень точно, из чего-то автоматического. Прям не знали, что с этим делать.

– Вы на видео или хотя бы фотоаппаратом его заснять не пытались?

– Да нет, откуда тут исправная техника, да и зачем она нам…

– Ну и?

– Потом, – почесал в затылке Пирогов, – мы с местными помаленьку кое-что сообразили. Пара БМП и несколько грузовиков начали шуметь, якобы выдвигаясь к передней линии, а пехотинцы начали активно стрелять по этой штуке, имитируя атаку. Ну а попутно местные шуганули светошумовой гранаткой стаю очень кстати оказавшихся поблизости обезьян, которые уже явно ошалели от всей этой пальбы…

– Гаврилок?

– Чего-чего?

– Я говорю, стаю горилл шуганули?

– Не, какие, на фиг, гориллы. Мелких каких-то, чуть крупнее макак, их тут левее, по кустам, полно валяется, можешь глянуть, если сильно интересно. В общем, обезьяны всей толпой с воем рванули в сторону этой штуки. А местные солдатики кинули до кучи в её сторону ещё несколько светошумовок. Ну, понятно, целей много, эта штука явно растерялась, поскольку надо было одновременно палить направо и налево. В общем, железяка стала молотить обезьян. А тут я подъехал на Т-72 и под шумок влепил в неё из кустов пару-тройку раз. Оно сразу перестало стрелять, скисло и свалилось. Мы думали, что всё, а оно вдруг взяло и взорвалось, да так мощно, что тут почти всех контузило и ни хрена, кроме воронки, не осталось…

– Ты, старлей, прямо как комиссар Миклован, – вздохнул я, рассматривая Пирогова более внимательно. Плотный, ниже среднего роста, бритый, мордастый, глаза чуть навыкат. Ничем не примечательный, короче говоря…

– В каком смысле? – не понял Пирогов.

– Сперва стреляешь, а потом думаешь. Узнаю почерк расейского танкиста – сначала от души влепить бронебойным на звук, а потом уже смотреть, во что именно влепил…

– Это ты что угадал, то угадал, майор, я танкист со стажем.

– Повоевал?

– Ага.

– А где?

– Да много где. В Крыму был, например.

Да уж, там одно время действительно было до жути «весело». Это сначала всё было красиво, триумфально-горделиво, в воздух чепчики и крики «ура», вернули своё и дико обрадовались. Но в итоге-то всё вышло опять как всегда. Потому что потом, когда от Турции разом отложился Курдистан и она фактически развалилась на части и исламизировалась, да и местным татаро-османам в одночасье башню снесло, на полуострове стало очень невесело. Пришлось-таки и остатки флота выводить, и эвакуацию большей части населения обеспечивать. Как видно, у Севастополя судьба такая, несчастливая. Хоть он и считается за «гордость русских моряков», а во всех войнах его почему-то непременно сдавали – и в Крымскую, и в 1942-м, и в третий раз, уже когда зарубились с этими хреновыми «халифатистами»… Конечно, радикальные средства вроде боевой химии и Долгая Зима потом всё расставили по местам (смерть она вообще всех так или иначе примеряет). Сейчас там опять русская территория и можно жить, вот только это уже далеко не курорт. Особенно когда ветер с юго-запада сильно дует, заставляя счётчик Гейгера трещать весело и непрестанно…

– Ну, что тебе сказать, молодца, танкист. Красава. И что я теперь буду по начальству докладывать? Фото этой воронки предъявлю? Или песок из неё, который ситом просею? От неё при взрыве, часом, ничего такого не отлетело и на парашюте не опустилось?

Товарищи офицеры насупились.

– Не отлетало от неё ничего. Мы же не знали, что эта хрень нужна целиком, – сказал Барабанов несколько виноватым тоном. – Да и про то, что вы прилетите, нам заранее не сказали…

– Даже если про всё предупреждать заранее, всё равно в финале будет 22 июня 1941 года. Про товарища Рихарда Зорге по кличке Рамзай читал, капитан?

– Нет.

– Ну и не надо, раз не читал. Так где сейчас американцы? – спросил я.

Оказалось, что они в данный момент держат только Мбанге. Там были какие-то портовые сооружения и есть где сесть вертушкам. Судя по интенсивности полётов (а вертолёты активно шумели в небе всё время, пока мы разговаривали), они и там активно собирали манатки.

– Реактивные самолёты или хотя бы нормальные боевые вертолёты типа «Апача» они тут применяли? – спросил я.

Как оказалось, ничего такого и близко не было. Вокруг летали и летают только большие аппараты, вроде «Си Стеллиона» или «Оспри», и в транспортном, и в «ганшиповском» (то есть огневой поддержки) варианте. Я, честно говоря, опасался, что у них тут на кораблях могут невзначай оказаться или старые «Харриеры» AV-8B (если у них ещё сохранились их летающие экземпляры), или новые F-35 (эти у них до Долгой Зимы так и не были толком доведены и на вооружение поступали в количестве пары-тройки штук в год, но кто знает – вдруг довели-таки?). А отсутствие даже нормальных вертолётов огневой поддержки не то чтобы радовало, но как-то успокаивало. Поскольку как минимум это означало, что американская операция носит довольно-таки импровизированный характер.

– Так, – сказал я. – Связь с командованием бригады у вас есть?

– Есть, – Барабанов кивнул на древнюю рацию на заднем сиденье «газика».

– Тогда пусть срочно выдвинут к Мбанге пару БМП и несколько грузовиков. Короче, пусть наделают шума, чтобы нас на подходе не засекли. В Мбанге у ангольцев что-нибудь есть?

– Вдоль периметра сидит неполная рота с лёгким стрелковым.

– Маловато, но и то ладно.

– А что делать-то будем?

– Самое элементарное, капитан. Выдвинемся и атакнём.

– Зачем?

– Есть минимум две интересные темы – выяснить, есть ли у них тут ещё подобные «автоматки», и попытаться понять, что они делают с захваченными в плен людьми.

– А может, до темноты подождать?

– Ну, рубиться в темноте с американцами, да ещё здешнему феодальному воинству… Это же форменная мясорубка получится…

– Почему это?

– А у ангольцев хоть какой-то намёк на ночную оптику есть? Хотя бы бинокли, про прицелы я не говорю…

– Нет. Откуда?

– Вот видишь. У нас-то «ночники» есть, но нас мало, хоть мы и в тельняшках. А чернозадых, если те сунутся, они ночью и вовсе как в тире покрошат. Это сейчас этих детей джунглей за кустами и деревьями не видно, а ночью через тепловизор – милое дело. Так что, по-моему, надо их пощупать до того, как стемнеет. Тем более у меня такое чувство, что к вечеру пиндосы свалят и из Мбанге, не оставив нам на память ничего, кроме трупов. А у мёртвых уже ничего не спросишь… Так что, как говорил дедушка Ленин, вчера было рано, а завтра может быть поздно… В общем, выдвигаемся.

Барабанов полез к рации и начал что-то трендеть по-португальски. Кстати, а куда же наш прикреплённый переводчик, этот, мать его, Ферраз делся? Как у поста слез с БРДМ, так больше и не появлялся. Герой засратый…

Пока капитан трепался по радио, я попросил у Георгиева «портативку» – наушники с компактным приёмопередатчиком. Мы такими вещами пользуемся редко, из соображений скрытности, поскольку берут эти рации недалеко, от помех никак не защищены, а в местах с повышенной радиацией (которых сейчас, мягко говоря, немало) в их наушниках стоит такой вой и треск, что ничего в эфире невозможно разобрать. Да и демаскируют эти радиопереговоры сверх меры, так что от них больше вреда, чем пользы. Но сейчас я просто хотел лично послушать, что творится вокруг нас. Поэтому Георгиев настроил «портативку» на волну своей рации, а микрофон я, от греха подальше, не включал.

В этот момент, на наше счастье, в сторону Мбанге мимо нас протащилась пара «Уралов» с солдатами и патронными ящиками в кузовах.

– Быстро поехали за ними! – скомандовал я. Личный состав резво попрыгал на броню, и мы вслед за «газиком» пристроились в хвост к грузовикам.

Пока ехали, я успел послушать эфир. Не настолько хорошо я знаю английский, но все переговоры и команды действительно были несложные и, я бы даже сказал, элементарные. И своих наземных вояк металлические неживые радиоголоса действительно именовали, как и сказал Георгиев, цифровыми кодами, начинающимися на «зиро» или «зиро-зиро». Что характерно, отвечали вояки такими же мёртвыми голосами. Особенности связи через плохую аппаратуру или что-то ещё?

Наше передвижение, насколько я понял, никакого возбуждения у них не вызвало. Во всяком случае, я уловил только одну фразу, о движении «в обычном режиме» у западной окраины, которое никому не угрожает.

Потом мы наконец остановились в пальмово-травяных зарослях у этой самой Мбанге, где и была передовая ангольцев.

«Передовая» – это в данном случае очень громко сказано, поскольку редкая цепочка солдат пряталась за деревьями или окраинными строениями этого, с позволения сказать, поселения, ведя редкий беспокоящий огонь. Основная масса местных вояк, как обычно, ни хрена не делала и праздно кучковалась вокруг здешнего «штаба», который стихийно образовывали три грузовика (один ЗИЛ-131 был с КУНГом) и БМП-1, с башни которой некий толстый темнокожий офицер маленького роста, в крайне понтовом камуфляже (дикие цветовые сочетания в виде тигриных полос) и большой фуражке стоя обозревал в бинокль местность перед собой. Вид у него был донельзя значительный, словно у фельдмаршала Суворова перед форсированием Чёртова моста. Точнее сказать, мне этот офицерик скорее отчётливо напомнил Бокассу – императора Центрально-Африканской Республики, людоеда, большого ценителя бриллиантов и белых девок и сердечного друга румынского диктатора Николае Чаушеску из прошлого века…

Барабанов сразу же решительно направился к этому «полководцу», а я велел водителям на всякий случай развернуть «бардадымки» и не отходить от машин. Остальным бойцам я соответственно приказал спешиваться и занимать оборону.

– Чего дальше делать будем, тарищ майор? – спросила, подходя ко мне, Машка Тупикова.