Нашествие с севера Юрьев Сергей

Глава 12

В том, что всё сложилось именно так, а не иначе, никто не повинен или повинны все.

Летопись Холм-Ала. 9-го дня месяца Опаднялета 502 г. В.П. Слова приписываются лордуОту Тарлу, и сказаны они после поражениявойск Холма от лесных варваров

Мир на мгновение перевернулся, а потом исчез совсем – тоже на мгновение. Оказавшись вновь в каменном мешке с ледяным сводом, Ос ощутил в груди тот же холод, который не оставлял его все те долгие дни, что провел он в узилище. Это было страшнее того холода, который снаружи, и даже голода, который чуть не убил его здесь. Он вдруг подумал о том, что они не взяли с собой никакой еды, но потом попытался обнадежить себя мыслью о том, что Герант всё предусмотрел и знает всё, в том числе и то, что они будут кушать. Хотя здесь можно погибнуть, не успев проголодаться.

– Фертин, ты помнишь, как добраться до основания черной скалы? – спросил Герант спокойно и буднично, как будто спрашивал дорогу до овощной лавки.

– Смутно… Но найдем, – ответил Фертин не слишком уверенно. – А может, сперва кузнеца отыщем, и я с ним поквитаюсь.

– Забудь о нем, – посоветовал Герант, но, заметив, что благородный эллор намерен вспылить, добавил: – Пока сам не попадется…

– А к скале всё равно без толку идти, – сообщил Фертин. – Там наверху воздуху глотнешь, и можно ставить себя вместо памятника. Холодно тут у них… И всё равно я только от кузни дорогу найду, так что пошли…

Он подошел к одной из многочисленных нор, неведомо кем продолбленных в камне, и, встав на четвереньки, двинулся в темноту, которая казалась тем непроглядней, чем уже были стенки лаза. Но Миня в прошлый раз здесь пролазил. Правда, это был сильно отощавший Миня… Два раза налево, затем вниз и снова налево – они тогда целые сутки потратили на то, чтобы отыскать этот ход, и был момент, когда надежда найти выход почти угасала.

Фертин прислушался, не отстали ли остальные, но позади него явно кто-то еще протискивался вперед. Он подумал, что зря пошел первым, надо было Оса вперед пустить, а самому ползти замыкающим, но было уже поздно что-либо менять – не возвращаться же. Стало заметно холоднее, а значит, вход в лабиринт был уже недалеко, хотя в этом и была-то одна радость, что простору побольше. В бесконечных коридорах царили разруха и запустение, стены местами были покрыты грязно-зеленой плесенью и копотью давних пожарищ. Фертин вдруг подумал о том, что, скорее всего, теперешним хозяевам лабиринта это грандиозное каменное подземелье досталось случайно, возможно, через тысячи лет после того, как сами строители и их потомки ушли из этого мира.

А вот вылез он вовсе не там, где в прошлый раз – всё-таки не дело воина считать да пересчитывать повороты в какой-то норе… Нора выходила в грандиозный круглый зал, в центре которого стояла бронзовая чаша, наполненная холодным огнем. Поначалу она показалась Фертину не слишком большой, но когда он прикинул расстояние до нее, оказалось, что огонь полыхает в кольце диаметром в две дюжины локтей, и примерно такой же высоты постамент подпирает днище чаши, а пологая лестница с широкими ступенями, такая, по которой не взбираются, а восходят, вела прямо к основанию пламени.

Фертин вылез из норы, чтобы освободить путь тем, кто следует за ним, и пристроился на узком уступе, в пяти локтях поднимающимся над полом. Но он уже слегка устал ждать, прежде чем из темного проема высунулся Ион. Чувствовалось, что путь дался ему нелегко – белая мантия, в которой он пустился в опасное странствие, стала серой, а местами протерлась. Впрочем, Фертин, оглядев себя, заметил, что и его кафтан не вполне цел.

Ион посмотрел на Фертина, потом на чашу и сразу как-то погрустнел.

– Мы заблудились? – спросил он, явно надеясь на отрицательный ответ, и осторожно нащупал ступней каменную полку, на которой сидел в задумчивости благородный эллор.

– Раз уж мы здесь, нам нечего бояться заблудиться, – ответил Фертин. – Здесь, по крайней мере, мертвяки не бродят.

Герант, точнее, сначала его посох, показался из совсем другого отверстия – тремя локтями выше. Отверстие было для него тесновато, и он никак не мог протиснуть в него свои плечи. Но кто-то подтолкнул его сзади, и края норы начали осыпаться, обсыпав стоящего внизу Иона каменной крошкой.

– Эй, Святитель, – не слишком почтительно обратился к нему книжник, – позволь, я подержу твой посох, а то он тебе, наверное, мешает.

Герант глянул на него почти свирепо и посоха, конечно, не выпустил, а Фертин, встав на цыпочки, схватил его за руку, потянул на себя и подставил плечо под его широкую грудь. Когда Святитель наконец выбрался, почти сразу вслед за ним выбрались и мальчишки, и только Ион заметил, как Герант вздохнул с облегчением, когда увидел взлохмаченную голову Оса, где-то по пути потерявшего шапку. Постепенно выползли и все остальные, правда, Сольвей и Олф, который полз последним, слегка задержались. Ведунья нашла что-то по пути, но в темноте не разглядела, что именно. И только при не слишком ярком свете холодного пламени она разглядела горсть алых кристаллов, которые вдруг начали переливаться изнутри тусклым свечением.

Герант взял с ее ладони один из камушков, пригляделся к нему и брезгливо бросил вниз.

– Зачем?! – спросила Сольвей, направив на Святителя ледяной взгляд.

– А тебе они ничего не напоминают? – мрачно отозвался Герант. – Ты же ведунья, ты же должна догадаться.

– Камни оборотней, – подсказал Олф. – Здесь, наверное, копи, где их добывают.

– Для меня важно не догадаться, для меня важно понять… – Она все-таки наклонила ладонь, и остальные кристаллы тоже посыпались вниз.

– Чаша Цаора! – вдруг сказал Ион, глядя на холодное пламя. – «Чаша Цаора вновь голодна, Владык Цаора поразила праздность, и никто не ведет на юг великие армии. Иссяк поток пленников из варварских пределов, никто не восходит к Чаше в жертвенном венце, и Када вновь пьет тепло земли, утоляя голод и жажду восшедших в лучший мир по его милосердной воле. Забыв обычаи предков, всё больше людей умирает, не успев погрузиться в пламя Чаши, дарующее вечность и блаженство…»

– Что это? – одновременно спросили Герант и Сольвей, настороженно посмотрев на книжника.

– Пока вы все пировали и бездельничали, я читал летописи кадаров, – ответил Ион. – Хотя мне казалось, что легенда о Цаоре – всего лишь выдумка, грезы о прошлом величии.

– Расскажи. Расскажи всё, что ты знаешь о Чаше. – Чувствовалось, что Герант взволнован.

– А может, Творец подскажет, – совершенно беззлобно съязвил Ион.

– Книжник, у нас нет времени для склок, – вмешался Нау. – Назад вернемся, тогда и пособачимся.

– О Чаше я уже почти всё сказал, – сообщил Ион, присев на булыжник. – Это был главный жертвенник кадаров в те времена, когда здесь еще не было ледяного безлюдья. Когда-то давно, возможно, не одно тысячелетие назад, здесь располагалась империя Цаор, которая долгое время держала в страхе всех, до кого могла дотянуться. Владыки были беспощадны и к своим, и к чужим, а целью их жизни было кормление Чаши. И стоило уменьшить число жертв, как небо над Цаором покрывалось льдом. Этот огонь поглотил несметное число пленников, а порой даже обедневшие семьи продавали жрецам Чаши своих детей. Это не считалось жестокостью, потому что каждый здесь верил, что тело жертвы поедает Када, но он за это расплачивается с душой тем, что принимает ее в лучший мир, где нет предела покою… Цаор стал бедствием для всего мира, и мир объединился против Цаора. Империя рухнула под ударами варваров, Чаша осталась без пищи, и тех, кто остался в живых, погнал на юг невыносимый холод, уничтожающий всё живое. В летописи говорится, что кадары одичали, оставшись без Чаши, хотя на самом деле именно Чаша делала из них дикарей. И еще – может быть, переписчик ошибся, но в свитке сказано, что пламя должно быть кроваво-красного цвета…

– Оно изменило цвет, потому что его давно не кормили человечиной. – Герант сдвинул брови и стиснул посох в побелевших пальцах.

Все умолкли, вглядываясь в холодное ровное свечение пламени, и стало слышно негромкое гудение пламени.

– Ну, не век же здесь торчать! – вдруг заявил юный лорд и начал спускаться вниз по щербатой стене, и Ос последовал за ним.

– Может, не стоит дозволять мальчишкам своевольничать, – обратился Ион к Геранту, и тот после недолгого раздумья ответил:

– Никто из нас пока не знает, что делать дальше. Не стоит друг другу мешать.

Мальчишки тем временем набрали на полу камней, поднялись по лестнице к самому краю Чаши и начали швырять их в огонь. С уступа было видно, как булыжники, долетая до центра чаши, вдруг взмывают вверх и исчезают где-то под потолком. Когда камни кончились, Юм швырнул в Чашу монету, и пламя, как-то скособочившись, несколько раз дернулось короткими всплесками. Только после того, как серебряная молния ударила в потолок и исчезла, оно вновь стало ровным.

– Мы должны погасить его, – предложила Сольвей и достала из своей сумки кошель с серебром. – Оно не выносит серебра.

Не говоря ни слова, все полезли в карманы, в поясные и заплечные сумки, Фертин начал срывать с себя многочисленные бляхи, а Олф и сотник Дан стянули друг с друга серебряные налокотники. А когда Герант решил, что серебра достаточно, все спустились вниз, к основанию чаши. Два Служителя, сгрузив всё серебро на подол рясы Нау, поднялись к самому краю Чаши и начали сначала понемногу, а потом всё чаще и чаще швырять серебро в пламя. Огонь начал трещать, корчиться, завывать, гаснуть внизу и длинными языками взмывать под потолок, а куски серебра, покружившись со свистом в вихрях пламени, взлетали вверх и растворялись в каменном своде. Пламя почти погасло, когда Нау швырнул в него последнюю монету, лишь одинокий язычок, оторвавшийся от Чаши, одиноко трепыхался где-то вверху. Но вот он начал потихоньку разрастаться и подтягиваться вниз. Еще мгновение, и холодный огонь вспыхнул бы вновь, но Олф, стоявший вместе с остальными возле самой нижней ступеньки, сорвал с плеча лук и пустил стрелу с серебряным наконечником. Раздался слабый хлопок, и Чаша окончательно опустела. А стрела, поразив последний сполох огня, вдруг как будто споткнулась обо что-то, дернулась назад и, развернувшись наконечником к потолку, устремилась вверх…

– Ну, теперь можно и нам туда… – Герант сказал это так, чтобы услышать мог только Нау, но его слова, отраженные сводом, дошли и до остальных.

– А мы? – тут же спросил Ос с некоторой обидой.

– Там всё равно не хуже, чем здесь, – заметил Юм и слегка поежился.

Герант подумал, что если первым ступит на Чашу, он всё равно не сможет воспрепятствовать остальным сделать то же самое, и, махнув рукой, сделал шаг…

Резчик опять провалил дело, но теперь это уже не имело никакого значения. Великолепному просто нужна была передышка, чтобы смириться с прошлым и подумать о будущем, а Избранных нельзя было оставлять без дела, чтоб не расслаблялись. На то, что мор начнет косить земных тварей, Великолепный и не надеялся – два раза одна и та же шутка обычно не срабатывала. Но Резчику было невдомек, что главное он сделал, когда, еще перед началом представления затерявшись в толпе, незаметно засунул книгу в заплечную сумку какого-то подмастерья цеха переписчиков. Может быть, не скоро (спешить-то некуда) кто-то ее прочтет, кто-то перепишет, а потом она пленит чьи-то юные сердца, жаждущие новизны и свободы, и найдутся те, кто ступит на путь истины, прочитав «Путь истины» (славный каламбурчик).

Брик оказался более гостеприимным хозяином, чем Хомрик, и сейчас они втроем – Проповедник, Резчик и бочонок какого-то пойла из старых запасов Писаря – сидели в трапезной замка и расслаблялись, а потом хотели податься в Корс, зайти к Хачу, пройтись по кабакам и борделям. А Щарап куда-то пропала – еще третьего дня прислала недопырька с вестью, что она свою работу сделала, и с тех пор ни слуху ни духу. То ли она почуяла что-то, то ли и впрямь перетрудилась, развалина. Кабатчик еще вчера появлялся, всё на хомриков жаловался, мол, мало им других забегаловок или собственных домов добропорядочных Собирателей Пены, нет – они норовят всё больше в его погребе размножаться, среди бела дня по стенам бегают, а от этого посетители трезвеют раньше положенного, и в подвал к чудным наливочкам теперь никого не заманишь. А кому, спрашивается, его наливочки сейчас нужны – новая эпоха на пороге, а он всё по старинке соображает. Не оборотней строгать надо, не оборотней – сейчас и людишки попадаются почище любых лохматиков. Пора, пора нового человека воспитывать, такого, чтоб мог за медную деньгу бабушку свою зажарить, чтоб за себя, родимого, себя не жалел… Взять, к примеру, того же Кузнеца – не понимает он своего великого предназначения, всё золотишко тачками вывозит, а предложи ему серебро – и серебро бы взял, не побрезговал. Вот и пусть теперь в Цаоре взаперти посидит, пока нового дела ему не найдется…

Морох тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. Он стоял посреди Рубинового зала, своей мастерской, и пришел он сюда, чтобы предаться сладострастию Творения. На алом полированном полу лежала груда ошметков плоти инферов – гарпии накануне натаскали. От инферов не убавится – если гарпия у такого кусок мяса выкусит, ему это что укус комариный, да и того он не учует, потому что спит.

Настала пора закладывать первые камни в основание новой эпохы, когда по земле будут бродить чудовища, подобные людям, и люди, подобные чудовищам. Создание должно стать неимоверно могучим и абсолютно покорным, стремиться во Тьму и не бояться Света… Правда, нелегко будет подобрать на складе хорошенько выдержанную душонку, которая устроила бы подобную тварь, но запасы делались тысячелетиями и еще будут пополняться, пока людишки воздвигают кумиров…

Сиятельный Морох поднял вверх растопыренные пальцы левой руки, а правой начал выводить знаки зеркального письма, и алые пылающие строки начали возникать прямо в воздухе над кучами мертвой плоти, и в тот же момент откуда-то донесся короткий истеричный женский вопль. Надпись тут же осыпалась черным пеплом, испоганив мясо инферов, а сам Морох испуганно оглянулся, лишь в следующее мгновение поняв, что же, собственно, произошло.

Он всё-таки ее недооценил… Гейра выбралась оттуда, откуда нет выхода, и это могло оказаться не последним сюрпризом. Начало новой эпохи пришлось отложить на некоторое время, а сейчас следовало вытрясти душу из Дряни, пока она не успела напакостить. Хотя что она может, разве что сдаться и постараться убедить, что еще пригодится. Может, и пригодилась бы, если б не совалась куда не надо и хотела бы в меру…

Морох неторопливо, стараясь ступать неслышно, направился туда, где под черным сводом висели на цепях заточенные Владыки, и когда до цели остался один лишь поворот, он услышал голос, нет – голоса.

– Может, лучше всё-таки просто смыться. Старичок нас искать не будет – о тебе он вообще не знает, а про меня не скоро вспомнит… – Гейра говорила как-то сдавленно и торопливо.

– Молчи, Дрянь! – кто-то грозно пискнул в ответ. – Я-то, может, и скрылся бы – все хомрики одинаково пахнут, а тебя любая гарпия унюхает, любой недопырек настучит, любой из Избранных заложит. И я бы на тебя настучал, только стук мой никому не нужен. Давай я вставлю ключик в замочек, а ты повернешь, или наоборот – ты вставишь, хотя вставлять – не бабское дело…

Послышался какой-то шлепок, длинная тирада пискуна прервалась слабым вскриком, а до Мороха дошло, что дело приобретает настолько серьезный оборот, что у него даже не хватило бы воображения представить, что будет, если… Для начала он пихнул ногой пол, выложенный обшарпанной плиткой. Каменная волна побежала вперед по коридору и свернула за угол, шелестя спокойно и неотвратимо. На этот раз Гейра, падая, не успела даже вскрикнуть, а Великолепный уже поставил колено на ее грудь, а в его длинных пальцах копошился и верещал Хомрик.

– Так, значит, этот мелкий пакостник, – Морох помахал Хомриком у носа Гейры, – ухитрился туда пробраться и оттуда выбраться… А как ты думаешь, показал бы он тебе выход, если бы у тебя не было вот этой штучки? – Гейра не сразу поняла, о чем это он, но Великолепный, схватив ее за волосы, развернул лицом в сторону ключика, который всё еще торчал в замке.

– Пусти! – пищал Хомрик. – Пусти, а то палец откушу!

Морох сдавил его чуть посильнее и тут же забыл о нем навсегда. Он смотрел на Гейру, которая уже перестала сопротивляться, а просто смотрела на него то ли с ужасом, то ли с отвращением, то ли с вожделением… Выражение ее взгляда уже не имело никакого значения…

– Как тебе не повезло, – посочувствовал он ей напоследок, убрал колено с ее груди и сделал пару шагов назад, не отрывая от нее взгляда.

Гейра поднялась, еще не понимая, что происходит, и вдруг сорвалась с места, надеясь, что Великолепный замешкается. Только бы домчаться до того места, где она оставила гарпию, и тогда у Мороха будет время, прежде чем он настигнет ее когда-нибудь, понять, что она ему еще вполне может пригодиться. Но она не услышала топота за спиной, Сиятельный Морох лишь протянул далеко вперед свою руку и железной хваткой вцепился в ее плечо. Он развернул ее к себе лицом, пробормотал что-то невнятное, и перед глазами Гейры, Дряни, а для кого-то и Хозяйки, заплясали рубиновые символы, а через мгновение на нее обрушилось всепоглощающее Ничто.

Она не обратилась в бесформенный камень… В дверном проеме застыла, испуганно оглядываясь через плечо, прекрасная бегущая фигура. Мороха и раньше частенько раздражало то, что Гейра слишком красива, и теперь он вдруг понял почему. Сама она была доступна, слишком доступна… Но чем пристальней он рассматривал ее, чем тщательней ощупывал выпуклости и впадины этого тела, тем недоступнее, непостижимее становилась ее красота. Он пытался слепить что-то подобное из плоти инферов, но всё, что он творил, почти немедленно отправлялось в океан отбросов, который временами начинал выходить из берегов, и берега приходилось раздвигать.

Великолепный вырвал из пола тяжелую плиту и швырнул в изваяние. Плита рассыпалась на мелкие осколки, а фигура только покачнулась. Ему вдруг показалось, что выражение ее глаз изменилось и стало слегка насмешливым. Волна гнева, потихоньку вскипавшая в нем, поднялась в полный рост. Низвергнуть! Немедленно!

Рукава его мантии превратились в два смерча, которые тут же метнулись к изваянию и начали вырывать каменную Гейру друг у друга, а потом подхватили ее и понесли за пределы Алой звезды, сквозь Несотворенное пространство, мимо черной скалы, а потом сбросили где-то в диких лесах у восточного побережья Великих вод.

Морох отер пот со лба обрывком рукава и поднял глаза навстречу странному свисту, донесшемуся со стороны черного свода, и тут же из его глубин вырвался оплавленный булыжник. Удар пришелся прямо по лбу, и пока оглушенный Морох соображал, что же происходит, на него один за другим упало еще несколько камней. Несколько мгновений он провел в беспамятстве, а когда очнулся и начал собирать свое покореженное тело, на него обрушился серебряный дождь, и каждая дождинка пронзала его насквозь, поражая уже не тело, а само его существо. В груду истерзанного мяса, которая еще недавно была Сиятельным Морохом, Великолепным, вонзилась стрела с серебряным наконечником, и на этом его воля, еще державшаяся за сознание, иссякла. Черный свод властно призвал к себе его сущность, остатки его души. Черное клубящееся облако отделилось от кровавых останков и впиталось во тьму…

А потом с потолка, задев плечом один из прикованных шаров, изо всех сил держась за свой пылающий посох, прямо в кровавую лужу упал Герант.

Глава 13

Больше всего меня страшит то, что переписчики в угоду грядущим владыкам исказят истинный ход событий.

Ион. Летопись похода за Северную Гряду

Сразу же вслед за Герантом, ступив на центр Чаши, исчез Нау. Это было похоже на ветер, но не было ветром… Ряса на нем колыхнулась, а через долю мгновения Чаша опустела. Юм вдруг представил себе, будто он стоит на стене замка и собирается прыгнуть в ров, заполненный водой. Прошлым летом он дважды хотел сделать это и дважды не решился. А потом он спросил у Сольвей, как перебороть свой страх перед мутной водой, которая далеко внизу. Она сначала взяла с него слово, что он больше не будет рисковать понапрасну, а потом сказала: «Иногда не стоит оставлять себе времени задуматься…» Он пошел вверх по ступенькам, и Чаша казалась ему с каждым шагом всё страшней и страшней. Она вдруг стала похожа на раскрытую пасть чудовища, и Юм Бранборг, сотник армии Холмов, закрыл глаза и сделал последний шаг. Взлет сменился падением, а когда он раскрыл глаза, ничего не изменилось – темнота осталась темнотой, и ему вдруг показалось, что он уже умер. Тогда Юм ущипнул себя за нос, пытаясь убедиться в обратном, и вовремя – внизу показался пол, выложенный щербатой каменной плиткой, и он едва успел развернуться так, чтобы упасть на ноги.

Рядом стоял Герант и стряхивал с себя ошметки кровавого мяса, а сверху раздался крик «Па-берегись!». Юм едва успел отпрыгнуть, и рядом с ним приземлился Ос. Потом Герант взял их обоих за плечи и отвел в сторону, а сверху, из глубин черного свода, посыпались люди – Фертин и Элл Гордог, затем Сольвей и Ион, держась друг за друга. Олф по пути столкнулся с одним из странных шаров, и его чуть не вышвырнуло обратно в черноту, которая снизу казалась вязкой, как болотная жижа, но он успел ухватиться за цепь, а когда вихрь, едва не подхвативший его, иссяк, спрыгнул вниз. Последним из черного купола вывалился сотник Дан. На его поясе болтались пустые ножны, но и в руке меча тоже не было, и приземлился он как-то странно – поджав под себя левую ногу. Когда Олф и Герант помогли ему подняться, на его бронзовом нагруднике обнаружилась вмятина.

– Что ж ты так неловко… – посочувствовал ему Олф.

– Кузнец этот, Клешня который… – начал объяснять Дан. – Как только я на Чашу ступил, он как выскочит, будто из-под земли, и давай молотом махать. Сперва меч у меня выбил, а потом как по краю Чаши шарахнет. Когда я взлетал, Чаша набок свалилась, и меня и понесло вкривь и вкось…

– Ой! Как это?! – вдруг раздался крик Сольвей. Она смотрела на Геранта, а с его рясы сами собой стирались пятна крови, да и куски плоти вместе с кровавой лужей на полу начали сами собой исчезать.

В ножнах сотника Дана вдруг возник меч, а на шлеме Фертина вдруг возник герб с изображением куницы и надписью: «Холм-Дронт». Возле стены, на которую смотрел Ион, выстроился стеллаж с книгами…

– Остановитесь! – резко сказал Нау. – Здесь опасно чего-либо хотеть! Затаите свои желания… Мы угодили в Несотворенное пространство, и здесь не работают законы, данные миру Творцом.

– Ого! Значит, тут любые желания исполняются! – восхитился Ос, но Герант тут же схватил его за плечо, развернул к себе лицом и сказал так, чтобы слышали все:

– Мой мальчик, это опасно, это страшнее полчищ Нечистого. Мы всего лишь люди, и как только нам достается больше силы и власти, чем способна вынести душа, враг, который внутри каждого из нас, становится сильнее.

– Я могу стать лордом! – вдруг воскликнул Фертин.

– Я могу получить знания, и это пойдет на пользу всем! – вторила ему Сольвей.

– Я получу книги и несколько лет жизни, чтобы их прочесть! – Ион уже стоял возле стеллажей и ощупывал корешки фолиантов.

– Королева признает, что ее наследница – моя дочь! – торжественно изрек Элл Гордог.

– Я уничтожу остатки нечисти! – неожиданно громко рявкнул Олф.

– У меня будет самый лучший корабль! – Ос не хотел до поры говорить о своей сокровенной мечте, но слова сами вырвались на волю.

– Сольвей! – только и смог выдохнуть Юм.

Герант заметил, что Нау, побледнев, обеими руками держится за цепь, к которой прикован один из шаров, а на лице его написано, что он хочет немедленно умереть, лишь бы…

«…и, сокрушив идолов, заставлю варваров поклоняться Творцу Единому и исполнять неукоснительно заповеди Его. А тех, кто будет упорствовать в своих пагубных заблуждениях, постигнет кара земная и небесная…» – Голос звучал где-то внутри, постепенно просачиваясь из каких-то темных закоулков сознания. Герант еще не понял, его ли это голос, а он уже рвался наружу, и Святитель плотно сжал губы, чтобы только не выпустить его. Посох жег пальцы, сердце то замирало, то взрывалось тяжелыми частыми ударами. Герант знал несколько оберегов, хранящих разум от вторжений, и достаточно было лишь начертить посохом прямо в воздухе знаки Силы, но у него самого сил едва хватало только на то, чтобы не выпустить посох, в котором сейчас видел последнюю надежду на спасение.

Все с беспокойством смотрели на Служителей, с которыми творилось что-то неладное, и никто не ощущал, что голоса, овладевающие их разумом, пришли извне…

Собрав последние силы, Герант выкрикнул:

– Бегите! Бегите отсюда! – Но разум его понимал, что бежать некуда и нет времени искать дорогу назад, а Восставшие Духи, Плененные Духи, Безумные Духи, Гордые Духи, в узилище которых они попали, получат новых исполнителей своей воли… Медленно, но верно надвигалось затмение то ли разума, то ли мира, то ли просто затмение… Враг уничтожен… Его нет… Победа обернулась катастрофой… Сознание скоро померкнет, и, очнувшись вновь, он перестанет быть самим собой…

Негромкий почти детский голосок пел эту старинную песенку, с которой во всех селищах и замках укладывали детей спать, которая защищала от ночных страхов, дурных воспоминаний и предчувствий. Казалось, что песня звучит где-то далеко-далеко и доносится сквозь неведомые страшные мрачные бездны. Герант открыл глаза и только тогда заметил, что он идет по какому-то замшелому каменному коридору, и все, кто отправился с ним сюда, за пределы мира, тоже идут рядом с ним, а впереди, то и дело оглядываясь, движется какая-то конопатенькая девчушка. Оглядывается и поет, поет и оглядывается. А когда коротенькая песня кончается, она начинает ее снова, и с каждым разом ее голос звучит всё чище и яснее, яснее и чище…

Герант первым понял, в чем дело, но это уже не имело значения. Даже если они не найдут дороги назад, даже если эта дорога продлится целую вечность, они всё равно спасены. Коридор кончился, и теперь они шли по лестнице, свисающей над бездной. Какая-то крылатая тварь, мирно дремавшая на ступеньках, оскалила пасть и встала на дыбы, но к ней, обнажив мечи, кинулись Олф, Гордог и Нау. Тварь, громко каркая, свалилась вниз, и хлопанье ее крыльев вскоре затихло.

– Лиска… Да это же Лиска! – вдруг воскликнул Дан. – Ты-то здесь откуда?

– А меня зайчик привел, – просто ответила Лиска. – Только страшно тут. Домой надо.

– Домой? – переспросил Герант. – А ты и дорогу знаешь?

– Зайчик покажет. – Она раскрыла ладошку, и на ней действительно вспыхнул солнечный зайчик, который казался таким чужим среди руин и бастионов Алой звезды. – Пойдемте.

Лиска шагнула вниз с последней ступеньки и пошла дальше, просто ступая на молчащее Ничто.

– Это Несотворенное пространство. Здесь не нужно воздуха, чтобы дышать, и не нужно опоры, чтобы идти, – сказал Герант сам себе, но на всякий случай покрепче сжал посох, прежде чем последовать за ней.

Мимо пронеслись фигуры гигантов, казавшиеся еще более массивными, чем оставшаяся позади Алая звезда. Неподалеку сверкнула крыльями гарпия и с клекотом провалилась куда-то вниз, осколки Мироздания стремительно проносились мимо неторопливо идущих людей. Впереди шла Лиска, зайчик кружил вокруг нее, то улетая вперед, то немножко отставая, а сразу за ними – Олф, Гордог и Дан, рассказывая друг другу забавные случаи, происходившие в дни мира и войны. Ос и Юм пытались бежать наперегонки, и их удивляло то, что как бы они ни мчались, неторопливо идущая Лиска всё равно была впереди. Сольвей вела под руку Иона, но старый книжник был бодр и утверждал, что давно уже не чувствовал себя так хорошо. Служители шли молча, они скинули сапоги, чтобы ощутить босыми ступнями первородную глину. Нау даже хотел выбросить свою обувку, но Герант напомнил ему, что когда они вернутся, будет очень неприятно идти босиком по промерзшему жесткому снегу…

Лиска ступила на черную скалу, зайчик нырнул вниз и замер в дюжине локтей от вершины.

– А дальше-то как? – поинтересовался сотник Дан, он спросил у Лиски, но ответила ему Сольвей.

– Похоже, здесь нет ни верха, ни низа, – сказала она и пошла по стене, казавшейся вертикальной, а зайчик куда-то исчез, видимо, решив, что дальше и так понятно, куда идти.

Они огибали скальные выступы, а за спиной Нау, который теперь шел последним, извивающийся каменный столб бесшумно рассыпался на небольшие обломки.

Лотар Воолтон точно знал, что если в это время года обогнуть с восточной стороны Бледные горы, ветер никогда не меняет направления. Он ровно и сильно дует с юга на север, и чем дальше, тем становится холодней. На третий день пути приходилось непрерывно кормить маленькую печурку дровами и черным камнем. Этим занимался лично Эрл Бранборг, лорд Холм-Дола, а герольд Тоом, видимо, вспоминая о своей прежней должности при дворе, то и дело предлагал себя в качестве полена. Ветер гнал на север их парусные сани, Лотар каждые полстражи выскакивал наружу править парус, выпуская на волю скудный запас нагретого воздуха, а возвращаясь назад, подолгу чуть ли не прижимался к печурке. Иногда, если требовалось, ему помогал Миня, но тот грелся по-своему, вознаграждая себя за каждую вылазку куском окорока из мешка, который он не пожелал оставить, хотя Лотар долго убеждал его, что еды они взяли с собой достаточно. Кузнец Клён вылезал на свежий воздух гораздо реже – лишь когда ему слышались подозрительные скрипы бронзовых скоб, которыми крепились мачта и реи, а всё остальное время он обсуждал с герольдом способы заточки мечей.

– Если так дальше пойдет, наружу не высунешься. Примерзнешь, – сообщил Лотар, торопливо захлопнув за собой крышку лаза.

– А мы хоть знаем, куда нам надо? – невпопад отозвался Тоом. – Вот пошли бы через пещеру, как тот оборотень советовал.

– Ветер донесет, – пообещал лорд, расщепляя кинжалом дубовое полено. – Только вот дрова кончаются.

– Ниче… Надышим. – Миня перевернулся на другой бок и спрятал нос под шкуру.

И вдруг парус наверху хлопнул, как бывает при внезапной перемене ветра, мачта натужно заскрипела, а сани резко остановились.

– Ветер переменился! – удивленно сказал Лотар, потирая ушибленный лоб. – Отродясь тут такого не бывало.

– А кто вообще знает, что здесь бывало отродясь, – заметил мастер Клён. – Тут, поди, отродясь и не был никто.

Лотар, Клён и Миня, надвинув шапки на брови и обвязав поясами шубняки, вышли наружу разворачивать парус. По словам Воолтона, сани могли двигаться и против ветра, а лорд ни в коем случае не хотел менять курс, хотя и не объяснял почему.

Мачта скрипнула, парус снова хлопнул, поймав ветер, и сани вновь двинулись вперед, хотя и не так быстро, как раньше. Лаз распахнулся вновь, но почему-то на этот раз Лотар спустился вниз не спеша, а остальные вообще не стали залезать обратно.

– Дверь закрой! – рявкнул на него Тоом.

– Приятель, – Лотар слегка усмехнулся, глянув искоса на герольда. – Не хотите ли подышать свежим воздухом…

– Хамишь?! – Тоом уже приподнялся, желая оттаскать Лотара за бороду, чтоб другим неповадно было забывать разницу между людьми благородного звания и….

Порыв ветра, влетевший снаружи, оказался действительно свеж. Воздух был морозным, но не обжигал нестерпимой стужей. Тоом осекся на полуслове и, отстранив Лотара от лаза, высунул голову наружу. Встречный ветер сдвинул его шапку на затылок, но Миня, сидящий сзади на корточках, вновь надвинул ее ему на лоб. Благородный эллор на этот раз не обратил внимания на вольность, которую позволил себе простолюдин. Вокруг не просто потеплело – в воздухе стоял запах, который невозможно было ни с чем спутать, запах ранней весны.

Кто-то хлопнул его по спине, и он, не оглядываясь, выбрался наверх, а из лаза по пояс высунулся сам лорд.

– Либо нам сильно повезло, либо нам сильно помогли, – задумчиво сказал Бранборг и, обернувшись к мастеру Клёну, добавил: – Пока тут сидишь, в оба смотри, может, и увидишь чего… Скоро.

Кузнец кивнул ему, и они вместе с Веллетом забрались обратно к печке, которая успела почти погаснуть.

– Еще до заката мы будем на месте, – заявил он то ли эллору, то ли себе самому.

– Осмелюсь спросить, благородный лорд, откуда вам известно, что цель близка? – поинтересовался Веллет.

– Всё в руках Творца, – уклончиво ответил лорд и взялся за недорасщепленное полено.

И вдруг сверху раздались крики:

– Скалы! Впереди скалы!

Лотар мгновенно проскользнул в раскрытый лаз, и мачта тут же вновь заскрипела, а в снежный наст вонзился тяжелый якорь. Сани некоторое время продолжали двигаться вперед, и якорь успел распахать в снегу длинную борозду и в конце концов зацепился за осколок черной скалы, а снежная равнина впереди была усыпана такими же каменными глыбами.

Олф и Гордог ушли искать ход в подземелье, где хоть и мог еще бродить озверевший Кузнец, но можно было найти защиту от пронизывающего ветра. Ион пытался им помогать, но толку от него было немного. Сольвей наблюдала издалека, как они бродили вокруг обломков черной скалы, заглядывая под них, пытаясь рыхлить снег там, где обнаруживались впадины, и, безнадежно понурившись, шли дальше. Больше всего она боялась взглянуть на Лиску, которую прижимала к себе и сквозь телогрейку чувствовала ее дрожь. Девочка совсем продрогла, а лицо ее было бледнее, чем у ледяных изваяний, из которых не успели сделать меченосцев. Она пыталась отогреть в ладонях замерзшее в пузырьке снадобье, но в руках осталось слишком мало тепла.

Герант и Нау складывали промерзшие тела у основания огромного каменного пальца, на два десятка локтей поднимающегося над снежной равниной. Фертин с Даном и мальчишками, вырезая мечом глыбы из снежного наста, сооружал стену, которая хоть на какое-то время могла бы защитить их от ветра. На то самое время, которое им еще осталось…

Служители закончили свою работу и направились к Сольвей, и вскоре до нее донеслись обрывки их разговора:

– …погребальные костры не из чего…

– …весной вернуться…

– Не мы, так другие.

– Сольвей! – крикнул Герант издалека. – Ну почему ты стоишь, словно добыча оборотня! Двигаться надо. Шевелиться!

– Зачем оттягивать неизбежное… – она сказала это почти шепотом, но Герант ее услышал.

– Творец нам поможет, как помогал до сих пор, – уверенно и спокойно сказал он.

– А если нет?

– Значит, каждый из нас уже выполнил свое предназначение, – вмешался Нау. – Дело сделано, а останемся ли мы в живых, вернемся ли – это уже не так важно.

– Творец… Чем он нам помог… – Слезы были готовы выступить из ее глаз, но она умела не плакать. – Всё, что мы сделали, мы сделали сами… Потому что не могли не сделать.

– Ведунья, – голос Святителя прозвучал резко и сурово. – А ты не думала о том, почему, например, Ос, мой приемный сын, увязался за флотом Храма, угодил в лапы прислужников Нечистого и смог оставить надпись на стене узилища, почему оруженосец Фертина ухватился за того идола, единственное оружие, которое помогло им выжить в Цаоре, почему сам Морох оказался в том месте, куда обрушился серебряный дождь, которым мы гасили пламя в Чаше, почему…

– Ты хочешь сказать, Святитель, что вас вело Откровение, всё наше везение – промысел Творца, а мы тут и вовсе ни при чем… – Сольвей крепче обняла дрожащую Лиску. – А она, вот эта девочка, почему должна погибнуть?

Герант промолчал, пока Сольвей говорила, он сбросил на снег меховую рукавицу и закоченевшими пальцами сжимал свой посох, стремясь ощутить в нем признаки жизни. Но посох оставался холоден. Вместо Геранта ответил Нау:

– Ты не знаешь, что такое Откровение. Ты думаешь, что это просто Голос, который нашептывает нам, что и когда нужно делать, но это не так, это не всегда так. Просто в любом человек заключена частица Творца, и чем согласнее с ней душа, тем вернее мысли и поступки человека. Откровение живет в каждом из нас, не только в Служителях… Только не всех оно призывает посвятить себя Служению. Мы живем в этом мире, мы и должны хранить его…

Он хотел сказать еще что-то, но вдруг мальчишки, забравшиеся на только что воздвигнутую снежную стену, закричали почти одновременно:

– Парус! Парус!

Поход был закончен. Пришло время возвращаться.

Эпилог

– Она уже знает? – спросил Герант, глядя, как леди Ола проходит в сопровождении трех служанок через внутренний двор замка Холм-Дола.

Ола возвращалась с прогулки. Как только стало достаточно тепло, она каждое утро прогуливалась вокруг крепостного рва. Поначалу Олф отправлял дюжину стражников охранять леди, но прошло несколько дней, и он убедился, что в окрестностях замка ей ничто не угрожает.

– Все уже знают, – тихо ответил Святителю лорд Бранборг. – Все, кроме нее.

– Ты боишься, что она не захочет последовать за тобой?

– Не захочет… Но последует.

– Будешь старшиной дружины Храма вместо меня. Это не хуже, чем быть лордом.

– А как же Нау?

– Он со своим флотом не расстанется. И Ос при нем остался. Хочу, говорит, быть навигатором, и всё тут.

– Как его поход на Корс?

– А никак… Вошли в гавань, свалили статую Хлои, идолицы морской, корабли, которые на якоре стояли, пожгли и домой… Нау потом сказал, что в земли Прибрежных варваров не воителей посылать надо, а проповедников…

– Подобрел…

– У каждого Служителя свое Откровение, – ответил Герант и поспешил сменить тему: – Говорят, к тебе на днях лорды съезжаются.

– Да. Холм-Грант остался без хозяина – Кардоги кончились.

– И кому же он достанется?

– Все будут младших сынков пристраивать, но кто ж из лордов чужого родича до власти допустит… Предложу им Фертина. Он уже лорду Холм-Велла обещал отторгнутые земли вернуть, так что тот тоже поддержит, и Тарл из Холм-Ала его знает. Будет Фертин Дриз лордом, раз уж так хочет.

– Когда за тобой прислать?

– Сам приеду. Вот Юма коронуем, так и жди. – Лорд еще раз посмотрел вниз, где служанки уже открыли перед Олой двери во внутренние покои. – Только ты нам келью попросторней приготовь. Она не привыкла.

– Как наследник?

– Опечален. Сольвей, ведунья, три дня назад исчезла.

– Значит, урок окончен…

– Ничего, успокоится. А то он даже к гадалке ходил, поселилась тут одна поблизости.

– Хорошо гадает? – усмехнулся Герант.

– Юм сказал, что лучше всего у нее получается гадать на раздавленных хомриках. Она их тапочкой бьет, потом лепешку рассматривает и вещает…

Они оба рассмеялись, а Геранту показалось, что посох слегка потеплел, но мало ли что примерещится…

– Так вот, – продолжил лорд, – гадалка и сказала ему, что возлюбленную свою не видать ему больше, пока они молоды и красивы. В общем, что ей было велено, то и предсказала. Ты лучше скажи, что в мире творится, а то я после похода из замка почти не вылезал.

– Что творится… Недавно странники вернулись из Холм-Эста. Рассказывают, что зимой по лесам странный ураган пронесся, вековые дубы из мерзлой земли с корнями рвал. А потом у местных варварских племен откуда-то взялась каменная баба, и начали они ей поклоняться, а весной снова на владения Халлаков-младших набеги начались.

– Отбились?

– Отбились. Только народу пришлось перебить не меньше тысячи. И всё равно, пока идолицу у них не отобрали, не угомонились. Ее Вэлд Халлак в замок к себе забрал и теперь, говорят, целыми днями на нее смотрит, не налюбуется. А что с него взять, молодой еще.

У ворот менялся караул. Сегодня стражники, зная, что лорд прогуливается по стенам, стояли как положено, но донесения от соглядатаев, что воины используют время караулов для сна, поступали всё чаще. И это был признак мирных спокойных времен, только вот долго ли они продлятся, эти времена…

– Сколько нам осталось времени до нового нашествия? – спросил вдруг лорд, ощутив какую-то неясную тревогу.

– Может быть – год, а может – сто. Чем больше мерзостей творится в мире, тем легче он становится добычей нечисти. Я не знаю, что нас ждет. И никто не знает. Но Зло когда-нибудь вернётся. Оно всегда возвращается, когда нам начинает казаться, что мир и покой пришли на века…