Ричард Длинные Руки – оверлорд Орловский Гай
Я спросил невольно:
– Когда он был замечен? И где?
– Десять лет тому, – сообщил сэр Растер, опережая барона. – За ним осталась полоса выжженной земли.
– А предыдущий раз, – добавил Альбрехт, – это было восемьсот лет тому. Тоже все аккуратно занесено в летописи.
Сэр Растер воскликнул пораженно:
– Подумать только, восемьсот лет! И такую ерунду записывают…
Барон Альбрехт кашлянул и продолжил озабоченно:
– Сложность ситуации еще в том, что замок барона Эстергазэ, в котором мы сейчас, как раз в центре схватки между кланами Иблингов, Канцеров и даже Эддингсов. Между тремя враждующими кланами, между бароном де Маре и графом Винстоуном. Из быстро наступающего леса выходят странные люди и нападают на скот и пастухов, а теперь начали нападать и на деревни. Барон Эстергазэ укрепился в очень удачный момент: Иблинги и Канцеры сцепились между собой, граф Винстоун с войском отбыл к королю Гиллеберду помочь тому в войне с Шарлем Глостером, это сюзерен королевства Алькантаро, а небывало жаркое лето остановило наступление леса, откуда в это время лесные люди перестали показываться.
Макс спросил с надеждой:
– А может, исчезли?
Сэр Растер переспросил несколько обиженно:
– Это как это исчезли?
– Ну, как и явились, – огрызнулся Макс.
Растер сказал со вздохом много повидавшего человека:
– Из ниоткуда может взяться любая гадость, запомните, сэр Макс, житейскую мудрость! Но чтоб сама пропала… гм, такого еще не было. Нет уж, всякий раз приходится поработать мечом! Чувствую, нам еще предстоит, предстоит…
– И святым словом, – добавил кротко, но настойчиво Макс. Пояснил: – Там нечисти много, ее мечи не берут.
Растер поморщился, но кивнул.
– Да-да, и святыми молитвами. Вы правы, святой отец… Тьфу, это ты, сэр Макс! Но сейчас зима, лес перестал придвигаться, крестьяне пока не бегут, спасая жизни. А весной лесные люди наверняка выйдут. Да еще в неимоверном количестве! Они велики ростом, свирепы и вечно голодны. Сэр Ричард, вы поняли, на что я намекаю?
– Как же, как же, – ответил я, – на великие подвиги. Только у этих лесных людей добычи вряд ли… Что могли награбить у крестьян?
Сэр Растер шумно поскреб пятерней затылок.
– Да-а, – признал он, – вы всегда смотрите в самый что ни есть корень, сэр Ричард! Тогда, может, ну их, этих орков? Пойдем грабить соседних лордов?
– Разве грабить хорошо? – спросил я кротко.
Он удивился:
– Так ведь доблестно же!
– А-а-а, если доблестно, тогда да, конечно…
– По праву, – сказал он значительно.
Я вздохнул.
– Завидую вам. Грабите, насилуете… А вот меня угораздило вляпаться в гроссграфство. А это значит, придется защищать и простых крестьян, и прочую экологию. Даже бороться с парниковым эффектом и всеобщим потеплением. Словом, кончаются золотые деньки бездумных гулянок за драконьими головами и прочими удовольствиями! Как я понимаю Гарун аль-Рашида…
Барон Альбрехт, не слушая нас, вел пальцем по карте, прослеживая вероятные пути продвижения войск. Макс поглядывал одним глазом, в то же время старался не пропустить откровений сэра Растера, которого глубоко чтит за воинский опыт.
– Этот мост, – сказал вдруг барон, кончик пальца замер на синей вене реки, – лучше не пересекать.
Растер спросил тут же грозно:
– А что там?
– Тамплиер, – ответил коротко Альбрехт. Видя на моем лице недоумение, пояснил: – Он еще этой осенью выезжал, но сейчас наверняка вернулся в родительский замок. Но весной, как он сказал, не позволит никому пересечь мост на его землю. И не только на его.
Я насторожился, последние слова задели, спросил настороженно:
– Что значит, не только на его?
– За землями его отца, – пояснил Альбрехт, – еще несколько феодов, где бароны предпочли бы никому не приносить присяги.
– Его вассалы?
– Нет, но он считает долгом их защищать. Он вообще защищает, как сам полагает, все человечество. Больно религиозен.
В голосе барона звучала откровенная издевка. При всем почтении к церкви должна присутствовать и обязательная фронда. О священниках полагается рассказывать скабрезные истории, считается хорошим тоном отпускать шуточки насчет всемогущества Господа. Кто этого не делает, тот выглядит несколько по-идиотски.
– А что за имя такое? – спросил я. – Почему именно Тамплиер?
Растер и даже Макс оживились, а барон осторожно поинтересовался:
– Его знают и за пределами Армландии?
Я ответил осторожно:
– Просто имя показалось знакомым. Или похожим… Так почему все-таки Тамплиер? Это свое имя или родовое?
Они снова почему-то переглянулись, Альбрехт ответил понимающе:
– Сэр Ричард, вы что-то о нем знаете, не отнекивайтесь. Потому что и насчет имени спросили очень точно.
– А что с именем? – спросил я.
– Древнее заклятие на их роде, – пояснил Альбрехт. – По поводу имени.
– Благословение, – поправил Макс почтительно.
Альбрехт поморщился.
– Я бы так не сказал. По-моему, это больше заклятие… Не проклятие, конечно, но больше заклятие, чем благословение.
Я сказал с нетерпением:
– Простите, любезный барон, но что за тайна связана с его именем?
Он покачал головой.
– Никакой тайны, сэр Ричард.
– А что?
– Заклятие. Хотя сэр Максимилиан и не согласен со мной, но я считаю это все же заклятием, слишком много признаков… гм… так вот, в древние-древние времена, если верить легендам, существовал могучий и обширный род Тамплиеров. Его власть была безгранична, мудрость всеобъемлюща, а земли под их рукой процветали. Все противники, рисковавшие бросить им вызов, неизменно повергались в прах. Так длилось веками, но Враг рода человеческого сумел рыцарскую надменность превратить в высокомерие… а вы ведь знаете, какая тонкая грань разделяет эти близкие понятия! И с того времени начались распри в некогда едином роде, что давно превратился в обширный клан, междоусобицы и даже столкновения…
Я слушал, вспоминая обрывки сведений о тамплиерах. Вроде бы у них не было особых распрей, а сумели их задавить завидущие короли, великих магистров сожгли на площади, предъявив обвинения в колдовстве, и на том тамплиеры кончились. Хотя, конечно, так хочется верить, что Чапаев выплыл, Экзюпери не погиб, а рядовые тамплиеры уцелели и восстановили свой орден, только уже тайно.
– …Из всего великого рода уцелел только один рыцарь, – продолжал звучать холодноватый голос барона, – что оставался верен идеалам древнего рыцарства. И никто не может его победить, пока он служит Господу. На склоне лет он передал свою ношу старшему сыну, тот – внуку. Так и передается до сих пор!
Сэр Растер добавил наставительно:
– И еще один момент: отныне этот рыцарь всегда носит имя Тамплиер. Как напоминание о его великом долге.
Глава 6
В ожидании снега дни пошли суровые, серые, без всяких красок. Только черное, серое и белое. Даже люди притихли и слишком цветную одежду отложили до весны. Во двор часто завозят на телегах горы покрытых инеем коровьих туш, свиней, овец, а также великое множество битой и промерзлой птицы. В кузнице полыхает огонь, из трубы вылетают с синим дымом оранжевые и красные искры.
Первый снег, что и не снег, а так, мелкая труха, заполнил только мелкие рытвины в промерзлой земле, что кажется еще чернее и отвратительнее, чем на самом деле.
Рыцари пируют в нижнем зале, у всех есть что рассказать и чем похвастаться, на всю зиму хватит. Я томился и как тень отца Гамлета скитался по замку. Надо чем-то себя занять, а то мысли сами перескакивают на воспоминания о леди Беатрисе, начинаю с нею говорить, что-то доказывать, а что доказывать, если мы и так идеально понимали друг друга? Настолько идеально, что таким… ну никак нельзя быть вместе. И она это понимает так же отчетливо, как и я.
Сегодня сон вообще не идет, хотя вроде бы давно уже ночь. Однако летом в это время солнце только начинает сползать к горизонту, а сейчас вот уже несколько часов как глухая чернота, в небе – звезды. Жарким летом они заманчиво выглядят милыми такими льдинками, но сейчас это осколки насквозь промерзшей стали: в руки не взять – без пальцев останешься, вообще небо выглядит чужим и враждебным.
Я расстелил карту на столе и рассматривал то так, то эдак, я ж теперь правитель, а это в самом деле что-то новое. Раньше я все старался делать хорошо, но… править? Это посложнее, чем выбить какого-то здоровяка из седла или даже захватить замок!
В ладонях возникла чашка с кофе, я бездумно отхлебывал горячий густой напиток. В дальнее окно видно крохотные домики ближайшей деревни, свет едва пробивается в щели между ставнями, красный и тусклый, сами домики сливаются с тьмой ночи. Собачий лай разносится в морозном воздухе далеко, так же непривычно отчетливо слышно из леса тоскливый волчий вой.
Снег никак не выпадет, но замерзшие лужи сохраняют лед и днем, а это значит, что когда снег выпадет, то пролежит до весны.
Бобик расположился было у моего ложа, мол, так принято, но когда огонь в камине начал догорать, поднялся и с тяжелым вздохом перебрался поближе к каминной решетке. Глаза стали багровыми, но это всего лишь отблеск догорающих углей, а когда опустил веки, то ну просто огромный черный щенок, разве что размерами с теленка. А весом с молодого быка…
От камина то и дело поднимал голову, я все еще за картой, однажды даже не поленился встать, потянулся всласть, но все же обнюхал меня старательно, ничего не обнаружил, я машинально почесал ему за ухом, но Бобик разочарованно вздохнул и отправился обратно. Когда укладывался, в глазах укоризна, это ж я не даю ему выспаться всласть.
– Иду-иду, – ответил я с досадой. – Сейчас…
Вот так повелеваешь тысячами людей, а сам подчиняешься своей собаке. Скажи кому, засмеют.
Тихохонько открылась дверь, вошла, пятясь, молоденькая служанка, босая и с длинной русой косой. Когда повернулась, я увидел, как она прижимает к груди целую охапку березовых чурок. Испуганно охнула, наткнувшись на мой взгляд, быстро-быстро, как пугливая мышь, пробежала к камину и высыпала рядом с Бобиком поленья.
– Простите, ваша милость…
– За что? – буркнул я.
Ее лиловые от холода губы распухли и еле шевелились, а босые ступни тоже стали сизыми. Я смотрел, как она, присев, умело складывает поленья шалашиком. Огонь сразу же охватил сооружение, раздувать не пришлось, тоненькое платье и без того просвечивает, обрисовывая девичью фигурку с тонкой талией и довольно широким задом, а когда с той стороны огонь, то вроде платья и нет вовсе.
Когда огонь разгорелся, Бобик вздохнул еще горестнее, отодвинулся, а потом и вовсе вернулся к своему месту возле ложа. Служанка поднялась и, опустив руки вдоль тела, смотрела на меня с тупым ожиданием. На лице появилось покорное выражение, а в теплых коричневых глазах проступило что-то от молодой коровы.
– Спасибо, – сказал я благосклонно. – До утра тепла хватит.
– Стараюсь, ваша милость.
– Молодец.
Она все еще стояла, опустив руки, на лице проступило что-то вроде непонимания.
– Ваша милость…
– Можешь идти, – сказал я милостиво, но с нажимом.
Она поклонилась, быстро отступила к двери, там обернулась, лицо диковатое, в глазах удивление.
– До утра не хватит, – сообщила она. – Все прогорит. Я приду ближе к утру. Надо будет подложить дров.
– Хорошо, – согласился я. – Это ты следила за огнем при прошлом хозяине?
Ее щек чуть коснулся румянец, но это могло быть просто действие теплого воздуха.
– Да, ваша милость…
– Хорошо, – повторил я. – Молодец. Иди.
Она переступила порог, а там, придерживая дверь, сказала торопливо:
– Мы поддерживаем огонь по очереди с Далилой.
– А-а-а, – сказал я. – Кажется, я ее видел. Такая пышная хохотушка?
– Да, ваша милость. Прислать ее?
Я отмахнулся.
– Нет. Пусть спит. Иди.
Дверь за нею захлопнулась, я поморщился, что-то никак не войду в роль феодала, это же нормально – грести всех женщин под себя. Я щас в роли эволюции. В замке все, даже слуги, довольно крепкие, сильные и сравнительно здоровые. В селах же народец хилый, слабый, отягощенный разными болезнями, с хрупким сложением и пугливым характером. Но и у трусливых родителей, бывает, появляется сильный и отважный ребенок, так вот при этой системе его тут же заметят, заберут в замок. Либо на дворцовую службу, либо в воинский отряд.
Да и сам феодал, как я понимаю, всегда тот, кто своей мощью, силой и напором сумел собрать вокруг себя шайку самых отважных и сильных. Да что там феодал, даже короли этой эпохи как раз те ребята, которые сумели сплотить, создать, возглавить. И не умением красиво говорить на митингах, здешние короли не умеют читать и писать, а именно железным кулаком, могучей глоткой и готовностью в любой момент схватиться за меч. Я сам знаю такого отважного и напористого вожака рыцарского отряда, который в королевстве Фоссано вообще ухитрился стать Его Величеством.
Так что даже пресловутое право первой брачной ночи не от нездоровой похоти феодала, как подают в школьных учебниках. В любом стаде потомство стараются заполучить от самого здорового и самого сильного, в этом залог выживаемости вида. Так что в большинстве своем слабые и хилые крестьянки сами счастливы заполучить гарантированно здорового и сильного ребенка от лорда. Стоит только посмотреть на него, огромного и могучего, как сразу представляешь, что твой ребенок будет лупить соседских, а его, такого здоровяка, все будут бояться.
Эти мысли текли сперва как слабый ручеек, затем превратились в реку, где скакали через пороги христианизации, как горные бараны, затем неслись в оглушающем грохоте конского табуна… а потом я сказал себе, что вот так и начинается превращение паладина в простого рыцаря, рыцаря – в мужчину, мужчины – в мужика, мужика – в простолюдина, а того, стыдно сказать, вообще в общечеловека.
Вздохнув, я лег, натянул одеяло на ухо и заставил себя погрузиться в сон.
Санегерийя не пришла, а жаль. Проклятый Хребет как-то экранирует многие виды магии. Вообще-то он виноват и в других грехах, помасштабнее, но этот вот пустячок задевает больше. Потому что личный, такой вот из меня паладин.
Помылся, велел подать завтрак в покои, чем вызвал недоумевающие взгляды. Сеньор должен своим присутствием все время напоминать вассалам, что он – сеньор, что ему не должны забывать кланяться и вообще оказывать надлежащие знаки внимания. А для этого существуют совместные завтраки, обеды и ужины, а между ними – пиры, чтобы все время ощущать единство, а также чтобы никто не забывал, кто в стае главный.
Барон Альбрехт явился свеженький и подтянутый, очень внимательный, будто и не барон вовсе. Я отодвинул на край стола чашку с темной мутью на дне, барон повел носом и посмотрел на меня с вопросом.
– Магия, – объяснил я небрежно. – Хотите?
Барон покачал головой.
– Сэр Ричард, я не настолько набожен, как… гм… вы должны бы, но все-таки не рискну.
– Почему? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Магия противна Господу. Кто пользуется магией, тому гореть в аду.
– Все создано Господом, – возразил я. – Даже магия.
Он кивнул, глаза оставались серьезными.
– Да, Господь создал хорошее и плохое. А нам дал свободу выбора.
Я взял чашку и швырнул в мусорную корзину.
– Знаете, барон, иногда вы смотрите гораздо дальше меня. Даже в таких вопросах, где я не совсем дурак… Итак, барон, давайте перейдем к карте. У меня ночью, как у всякого гения, появились гениальные мысли. Жаль, что я их все забыл… Даже то забыл, что вчера помнил. Кстати, о чем я хотел с вами поговорить?
– О карте, – напомнил барон терпеливо.
– Ах да. Посмотрим на карту Армландии державными очами, как отцы народов. Вон эта дорога… это же дорога?
Барон всмотрелся в карту.
– Дорога. Более того, это главная дорога.
– Которая, как я понимаю, идет из северных земель?
Он кивнул.
– Да, сэр Ричард. Вы смотрите в корень. Это главная из дорог, что через несколько королевств тянется к Перевалу. Если кто намеревается перейти Хребет, то ему только по этой дороге. Надеюсь, король Барбаросса не станет чинить препятствий купцам и торговцам. Как видите, дальше дорога вдоль Хребта до Перевала, а затем через герцогство Брабантское к морю…
Я проследил за дорогой, взгляд зацепился за непонятную петлю.
– А это что? Вроде бы место ровное…
Он покачал головой.
– Рядом лес.
– И что?
– Это тот самый лес, – объяснил он. Увидев в моих глазах непонимание, пояснил: – Темный Лес, в котором происходит всегда непонятное и всегда неприятное. Никто проезжающий вблизи не может быть уверен за свою жизнь.
– А охрана?
Он снова покачал головой.
– Бесполезно. Единственное, что спасает, – держаться от этого Леса подальше. Потому и такая петля. Была бы короче, но приходится обойти и болота, а также Огненные утесы…
– А эта дорога, что пересекает ее… погоди, дай сам догадаюсь. Там, если не ошибаюсь, богатые рудники?
Он кивнул.
– Верно, сэр Ричард. Горы богаты медью и оловом, а железа много в окрестных болотах. Есть и в горах, правда. Только придется рыть глубже. Руду везут в Фоссано, там выплавляют железо…
– А почему не на месте?
Он пожал плечами.
– Это уметь надо. Копать проще.
– Ну, – протянул я с неудовольствием, – я не хотел бы превращения Армландии в сырьевой придаток! Надо развивать собственное производство.
– Железо выплавляют тоже в Армландии, – объяснил он. – Просто так сложилось, что дальше к северу проживают умелые ремесленники, что умеют не только выплавлять железо, но и превращать его в хорошую сталь. В основном, эти цеха сосредоточены в той части, что уже не Армландия…
– В Фоссано?
– Да.
Я сказал упрямо:
– Нерационально! Одно дело везти за сотню миль руду, другое – железные слитки. А еще лучше – построить там же, кроме плавилен, еще и оружейные. Тогда из Армландии можно будет вывозить готовые изделия.
Он промолчал, хотя я видел, мог бы напомнить, что и так вывозим хорошее оружие и доспехи, однако я тоже прав: если организовать производство на месте, где добывается руда, то готовые изделия станут намного дешевле.
– Это будет сделать непросто, – сказал он и посмотрел на меня пытливо. – Вы знаете, почему.
– В смысле, нужно сперва закрепиться на троне?
– Вы угадали.
– Да что угадывать, это ясно… Закрепимся, барон. И, наверное, вот здесь… да-да, где эта петля, нужно что-то построить. Замок или крепость. Во-первых, защита дороги от разбойников из леса. Во-вторых, другой дороги нет, так что…
– …сами будем собирать налог, – закончил он, – вместо разбойников.
– Но мы будем давать и защиту! – возразил я. – К тому же, если разбойники в эпоху перераспределения капитала захватывают власть, они уже зовутся не разбойниками, а королями, президентами, премьер-министрами… А там нужно переждать короткий период дикого капитализма, и все – мы вполне респектабельные жители цивилизованного мира!
Он зевнул, с намеком в глазах оглянулся на дверь.
– Вы собираетесь почтить своих вассалов совместным завтраком?
– А как же, – ответил я, – вот только шнурки завяжу.
Он поднялся.
– Тогда мы ждем. Сэр Растер вспомнил какую-то веселую историю…
Я проворчал:
– Знаем его истории. Когда он повзрослеет?
– Такие не взрослеют, – возразил Альбрехт. – Еще и гордятся этим. Представляете?
– Слышал, – признался я, – но в голове не укладывается.
– Попробуйте уложить вдоль спинного хребта, – посоветовал Альбрехт. – Там тоже мозг, кстати.
Он удалился, а я, одеваясь к завтраку, одним глазом поглядывал на карту, обращая на этот раз больше внимания на, так сказать, политическое деление. Или административное. В том смысле, что здесь примерно та же норма, что существовала в Европе тех времен. На бумаге ее оформил французский король Филипп Красивый. Тот самый гад, что живьем сжег тамплиеров, никогда ему не прощу.
В той норме сказано, что земля может считаться королевством, если в ней не менее четырех герцогств или шестнадцати графств, герцогство – не менее четырех графств, маркизат – пять-шесть бароний, и чтоб не менее десяти дворян в каждой, графство – четыре баронии, виконтство – две-три баронии, а сама барония – по меньшей мере шесть дворянских земель, каждая из которых принадлежит одному рыцарю.
Что такое рыцарь, понятно: владелец лена, способный на свои средства сформировать небольшой отряд. Собственно, в этом отряде рыцарь только он, зато весь в железе, под ним тяжелый боевой конь, тоже в доспехах и кольчуге, а при рыцаре группа поддержки в виде оруженосца и одетых полегче, но все равно хорошо вооруженных конных слуг.
В Армландии, как показывает карта, четырнадцать графств, два герцогства. На королевство, увы, по этим параметрам не тянет, зато по маркизатам и барониям превосходит почти втрое. Что говорит о феодальной раздробленности, как учат в школе. В сильных королевствах идет укрупнение, а где центральная власть слаба – там все дробится и дробится. К счастью, земля здесь велика и обильна, а порядок в ней наведу, наведу. Я не демократ и не демофил, это на Тверской почему-то нельзя вешать на столбах всяких, хоть и руки чешутся, а здесь еще как можно, нужно и полезно для здорового образа жизни всего общества!
Бобик поднялся, огромный и сонный, подошел, широко зевая, положил морду на колени в безмолвном вопросе: а ты меня любишь?
– Люблю-люблю, – заверил я. – Как тебя не любить, чудище мое нелепое?
Он помахал хвостом, требуя подтверждения. Я почесал ему за ушами, холку, спину, а когда он намеревался брякнуться на спину и подставить подобно огромному кабану пузо, я сказал с укором:
– Что-то наглеешь не по дням, а по часам! Не стыдно?
Он вздохнул и всем своим видом сказал, что вот ничуточки не стыдно. Это мне должно быть стыдно, у меня ж обезьяньи руки, мог бы чесать его день и ночь, но увиливаю, а это нехорошо, настоящие сюзерены так не поступают, они заботятся о своих подданных, тем более – о друзьях и соратниках!
Но я держался непреклонно, он еще раз вздохнул и потащился к двери, вид обиженный, мол, пока не позовешь, не подойду, ну позови же, ну позови, почему так долго не зовешь?
– Иди-иди, – сказал я. – Гуляй, а то пролежни будут. Только кухню не разори… Я знаю, где ты гуляешь!
Он виновато прижал уши и поспешно выскользнул за порог. Я закрыл за ним дверь и, сняв с крюка на стене пояс, приготовился привычно застегнуть его вокруг талии. Пальцы в который раз сомкнули и снова разомкнули пояс, пряжка с легким щелчком замкнулась и разомкнулась, послушная и покорная, но я чувствовал, что эта зараза что-то таит от нуба.
Снова защелкнул, блестящие пазы из незнакомого металла входят настолько легко, словно посмеиваются: а ну-ка догадайся, для чего мы предназначены на самом деле.
В какой-то момент, в сотый раз нажимая на все уголки и выступы барельефа, я ощутил, как нечто подалось под пальцами. Неуловимо быстро массивная пряжка из квадратной стала шестиугольной. Вместо массивной бычьей головы сейчас на барельефе изображены три дивные башни, высокие и тонкие. Между ними отчетливо виден пролетающий дракон. Я напрягся, всматриваясь в летящую рептилию, изображение придвинулось, я рассмотрел горящие злобой глаза, костяные выступы над глазами, расширенные ноздри…
Сердце стучит, я сосредоточился и, ограничив мир крохотным клочком, приблизил изображение драконьей морды. Глаза желтые, зрачок вертикальный, отчетливо вижу мелкие кровяные сосудики глазного яблока…
Я отшатнулся, мысль жутковатая, но объясняющая такое невероятное искусство ювелира: дракон… живой! А если и не живой, то заморожен, скажем так, в живом виде. Дракон, уменьшенный до размеров небольшой стрекозы. Именно уменьшенный, в действительности таких крохотных пресмыкающихся просто не может быть по законам биологии…
Глава 7
Внезапно я ощутил, что в комнате уже не один. Резко повернулся, хватаясь за рукоять меча. Через плотно запертую дверь вошел и остановился, вопросительно глядя на меня, мужчина среднего роста, подчеркнуто скромно и неприметно одет, с острым, как топор, лицом и очень живыми черными глазами.
Он сдержанно улыбался, глядя на меня, как на старого друга. Я расслабил мышцы, рука сделала широкий жест, указывая в сторону стола.
– Прошу вас, сэр Люцифер.
Он поморщился.
– Я давно отказался от этого имени.
Я удивился:
– А почему? Все-таки напоминание, что вы были первым после Творца. И даже Михаил, ныне всесильный, был ниже. А то уже многие забыли.
Он опустился в кресло по ту сторону стола, лицо потемнело.
– Мне не нужны воспоминания о прошлом блеске. Я предпочитаю работать над будущими победами.
Я указал взглядом на его серый костюм.
– Вы всегда так скромно одеты. Это позиция?
Он поморщился, мне показалось, что вопрос ему неприятен, но ответ прозвучал спокойный и достойный:
– Я не сторонник роскоши и блеска. Все это суета. Детство. Надо блистать тем, что из себя представляешь, а не…
Понятно, подумал я. Ангелы и архангелы все так же блистают в золотом огне, как некогда блистал ты, потому сейчас, чтобы не проигрывать так уж явно, нарочито выглядишь вот так. Мол, это позиция, а не какое-то нищенство. Все правильно, я бы поступил точно так же.
– Вина? – спросил я. – Гулящих девок?
Он сдержанно улыбнулся, показывая, что оценил мой юмор.
– Это удовольствия, – согласился он, – довольно значимые, но… для низшего уровня.
– Все там бываем, – напомнил я.
– Все, – подтвердил он. – Нельзя все время жить высокими радостями государей. Поесть всласть, выпить хорошего вина, потешить плоть – это свойственно и властелинам мира. Но, кроме того, есть и другие радости, не так ли?
– Пока не вижу, – пробормотал я. – Чаю, кофе?.. Извините, марципанами угостить пока не могу…
Я сосредоточился, сотворил две простые глиняные чашки, другие не умею, наполнил их ароматным горячим кофе. Сатана с удовольствием поймал ноздрями и втянул пахучую струю.
– Великолепно… И вы хотите из такого мира вернуться в свой? Там такое вам будет недоступно, не так ли?
Он осторожно отхлебывал кофе, его черные и блестящие, как антрацит, глаза весело поблескивали. Я пожал плечами.
Читать бесплатно другие книги:
