Верни мне мой 2007-й Брусов Серж
– Да, всё отлично. Теперь у нас нет поводов для конфликта.
– Он прекратил истерить? Смирился с твоим графиком?
– Нет. Это я поняла, что главное в жизни.
Меня последняя фраза несколько насторожила, и я попросил объяснить, что Аня имеет в виду. В конце концов, может быть, это обычные трудности перевода и беспокоиться не о чем. Девушка, однако, не сразу нашла, что ответить, а потом, чуть поразмыслив, выдала:
– Я брошу спорт. Ради него.
Я опасался, что она скажет как раз что-то вроде этого.
– По-моему, немного сумбурное решение. Я бы не советовал. Уверена?
– Да. Главное в жизни – любовь.
– Любовь, заставляющая отказаться от мечты всей жизни ради смутных перспектив, – слегка сомнительная штука, не находишь?
– Что имеешь в виду под смутными перспективами? Егор – лучший человек в этом мире.
Я непроизвольно закатил глаза и вздохнул:
– Слушай. Знаю, я сейчас буду звучать как дедушка. Но то, что я совсем не намного старше, надеюсь, должно тебя убедить. Ты сейчас в таком возрасте… Да что ты – я сам еще из него не вышел. Возрасте, когда очень многое – впервые. Прежде ты этого не испытывала, и теперь тебе кажется, что это новое – самое лучшее. Не слишком абстрактно говорю?
Аня слушала и отвечала очень спокойно:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Не продолжай. Лучше скажи мне – ты согласен, что главное в жизни – любовь?
– Наверное, это так. Я не могу говорить со стопроцентной уверенностью, потому что у меня очень мало жизненного опыта. Лучше давай посмотрим на это так. Ты с самого раннего детства в гимнастике. Мама сделала очень многое, чтобы у тебя были возможности для развития в этом направлении. Нет, «многое» – слишком незначительное слово в этом контексте. Она жизнь заново начала, переехав с вами сюда! Ты сейчас, может быть, одна из лучших в мире в этом деле! У тебя огромные перспективы. И всё это ты хочешь выкинуть в трубу ради парня, с которым встречаешься – сколько, полгода?
– Четыре месяца.
Девушка смотрела в одну точку где-то на полу. Похоже, ее первоначальный непоколебимый настрой дал сбой, и теперь серьезные сомнения терзали душу. Я решил закончить с нотациями:
– Я бы сказал, что это та чаша, на которой спорт, перевешивает. Это на взгляд со стороны. Ты умная девушка и поймешь, что к чему, если дашь голове немного свободы от эмоций.
Аня едва заметно улыбнулась. Из коридора послышался звук поворота ключа в замочной скважине.
– Это мама. Сегодня с работы пораньше, чтобы поблагодарить тебя за уроки. Я тоже хотела спасибо сказать. Но насчет Егора я не передумаю.
– Хотя бы просто подумай.
Мы поболтали на разные общие темы еще с полчаса. Когда подошло время заканчивать занятие и всю мою репетиторскую деятельность в целом, я впервые перешел на русский:
– Так, ладно, это, наверное, всё…
– Угу.
– В том случае, если ты всё-таки примешь верное решение, хороших сборов и удачи на играх.
Аня засмеялась:
– Да хватит уже на меня давить! Ладно, уж так и быть, я над всем этим хорошо поразмыслю в ближайшие дни, обещаю.
– Вот и умница. Ну, в общем, давай, пока. Может быть, еще увидимся как-нибудь.
– Да, всё возможно, спасибо еще раз. Пока!
В коридоре меня провожала мама девушки:
– Я вас очень благодарю. Правда, очень.
– Да не стоит это такой благодарности. Я просто приходил поговорить.
– Нет-нет, не скромничайте. Я сейчас из-за двери слышала обрывки фраз. Вы с ней так быстро говорили! Поразительно!
– Теперь готовьтесь к сотням интервью иностранным изданиям.
– Это еще слишком далеко. Но, надеюсь, всё получится, спасибо.
– И я надеюсь. Вам тоже большое спасибо.
Всю дорогу в общагу я думал о том, какой же всё-таки выбор сделает Аня. Эмоции в таком возрасте зашкаливают и берут верх над рациональным мышлением. С другой стороны, за время нашего общения я неплохо узнал девушку и понимал, насколько дорога для нее мечта – победа на Олимпийских играх. Оставалось верить, что она сама вспомнит об этом, а парень, если там действительно какое-то большое чувство (хотя поведение говорило об обратном), будет как-то мириться с обстоятельствами.
На спортивной «коробке» около общежития, которая в зимнее время должна была быть хоккейной, а в летнее – волейбольной, как всегда независимо от сезона играли в футбол. Меня окликнул вратарь одной из команд, это был мой сосед, постоянно живущий у девушки. Оказалось, что он приехал попить пива, но внезапно, увидев гоняющих мяч парней, так захотел сыграть в футбол, что сразу же вошел на площадку в чем был – джинсах и новых модных кедах. Сквозь металлическую сетку он делился впечатлениями:
– Года четыре не играл! А тут вдруг как приспичило! Давай переодевайся и выходи.
Вдруг мне тоже очень захотелось пробежаться по резиновому покрытию в своих старых бутсах, попинать мяч и встретить сумерки на футбольном поле.
В тот вечер всё так и вышло. И никакого пива не надо было. Только пятилитровая бутылка воды на всех игроков обеих команд. Тело наполнилось приятной усталостью, а в голове царила полная гармония разума и чувств. «Всё же спорт, кроме физической составляющей, определенно несет в себе какой-то глубокий ментально-эмоциональный смысл», – подумалось мне.
Через несколько дней я получил электронное письмо с незнакомого адреса. В нем была фотография Ани на фоне моря и подпись: «On the seaside in Andalusia. Thank you!»[13]
10. В универе
Опубликовано: на этой неделе
Играет: AFI «Summer Shudder»
А потом пришла пора самого страшного периода учебного года – время экзаменов. Летняя сессия в отличие от зимней была серьезной проблемой. Ну, точнее, для тех, кто весь семестр занимался так, как подобает, никакой проблемы, конечно, не было. Для большинства же людей из моего круга общения предстоял месяц тяжелых испытаний. Главное отличие июньских экзаменов от февральских заключалось в том, что они закрывали десятимесячный академический курс, а не носили «проходной» характер, как зимние, располагавшиеся на «полпути».
Из-за летней сессии реально можно было «вылететь» из университета. Преподаватели (почти все из них) уходили в отпуск с первого июля. Студенты, не успевшие до этого времени что-либо сдать, «оставались на осень». Вердикта страшнее в студенческое время придумать было непросто. В сентябре закрывать долги нужно было с первого раза, так как дней для пересдачи предоставлялось крайне мало – около трех. Меня столь незавидная участь обходила стороной. Бывало, я не успевал сдать в срок зимнюю сессию, но это не грозило большими проблемами (кроме отсутствия стипендии на следующий семестр).
Отдельной темой была подготовка к экзаменам. Байка о том, что студенты за три дня могут выучить то, во что следовало вникать полгода, вовсе не была байкой. Я запасался энергетиками (или кофе, когда не было денег) и ночи напролет переписывал лекции, готовил шпаргалки, зубрил билеты. Не знаю почему, но днем как-то не училось. Да и в темное время суток заниматься получалось не всегда. Со временем опытным путем я определил, что из тонизирующих напитков на меня действует только крепкий черный кофе с большой долькой лимона в чашке. «Ред Булл» не давал никакого эффекта, а однажды и вовсе подвел в самый ответственный момент – усыпил в час ночи прямо перед экзаменом по теоретической механике. Тогда мне повезло – попался билет, уже «отработанный» к моменту засыпания.
Кстати, о «теормехе». На протяжении всего процесса обучения меня постоянно терзал вопрос: для чего мы изучаем дисциплины, не связанные непосредственно с нашей специальностью. Все мои одногруппники также негодовали по этому поводу, правда, немного в другом ключе. Их недовольство связывалось с различными предметами философского толка, которые нам также преподавали: логикой, теорией познания, историей. Я же не испытывал с данными дисциплинами никаких проблем; мне всегда было интересно, что движет человеком, как он видит себя в этом мире, что думает об окружающей обстановке. Для меня курс философии был приятным общепознавательным дополнением к скучным сугубо техническим теориям. Я понимал прикладное значение математики в своей IT-специальности, но зачем мне при этом «сопротивление материалов» или «детали машин», оставалось не до конца ясным. Таким и осталось до сих пор.
Так же как и зимой, нами отмечался каждый сданный экзамен. Правда, не в общаге или кафе, а в силу теплой погоды прямо около университета. В двадцати метрах от главного здания института располагалась так называемая «синяя палатка» – небольшой уличный киоск. В нем студенты покупали пиво и шампанское и употребляли их, сидя на невысокой железной изгороди, тянувшейся рядом. Тем летом по ряду причин, главными из которых были цена и «легкость», бешеной популярностью пользовались два сорта пива: «Балтика Кулер» и «Сибирская корона лайм». В специально подготовленных под пустые бутылки коробках у ларька никогда не было места – заполнялись они мгновенно. Во время сессии «синяя палатка», должно быть, увеличивала прибыль втрое. Очередь за пивом порой достигала полутора десятков человек. Говорят, этот знаменитый, небесного цвета киоск появился еще в начале 90-х и запомнился не одному поколению абитуриентов, студентов, магистров, аспирантов и даже, бывало, преподавателей. Но закрылся как-то слишком внезапно – это произошло спустя три года, когда я оканчивал университет. То ли закон какой-то приняли относительно близости продажи алкоголя к учебным заведениям, то ли прибыль упала, что стало причиной – не помню. Хотя, если рассуждать логически, чему меня неплохо обучили на философских лекциях, на девяносто процентов можно быть уверенным – дело было в законе. Сейчас в «синей палатке» цветочный ларек. Сам корпус киоска остался прежним – и то хорошо. Еще один яркий флажок в памяти.
Вообще, в конце мая – начале июня в университете царила удивительная атмосфера. С одной стороны, курс лекций и семинаров уже закончился, и бесконечные потоки студентов, не спеша перемещающихся между аудиториями подобно косякам мелких рыбешек в Атлантическом океане, исчезли. С другой – на их месте появились бешено мечущиеся туда-сюда должники, вылавливающие преподавателей для сдачи различных курсовых, лабораторных и прочих околонаучных работ, не закрытых в срок. Людей в институте вроде бы становилось меньше, но в то же время активность оставшихся компенсировала количество ушедших.
В начале лета 2007-го я сумел сдать последние зачеты вовремя и допустился до экзаменов без опозданий.
11. Июньские концерты
Опубликовано: июнь 2007-го
Отредактировано: на этой неделе
Играет: Linkin Park «No More Sorrow»
Шестого июня Linkin Park давали первый концерт в России. Билеты на выступление в «Олимпийском» закончились еще в апреле. Цены на пропуск в фан-зону и танцпартер были совершенно дикими, что не помешало фанатам разобрать всю квоту за несколько дней. Мы с Антоном совершенно не ожидали такого ажиотажа, из-за чего в итоге нам пришлось купить билет на трибуну, и «тиражирование» потребовало больше усилий и времени, чем обычно. На каждой копии нужно было «перебивать» сектор, ряд и место, чтобы в случае обнаружения невозможно было выйти на оригинал. На этот концерт мы изготовили совсем немного подделок – всего около пятнадцати штук.
Я ждал Натку на станции «Проспект Мира». Она появилась ровно в половине седьмого – как договаривались. Одета в этот раз была не слишком броско, хотя, возможно, так казалось из-за огромной массы людей с неформальными атрибутами, явно направляющихся туда же, куда и мы. Натка улыбнулась и чмокнула меня в щеку. Я ответил взаимностью и поинтересовался:
– Как голова?
– Нормально. Да она не всегда болит. Так, приступами.
После прошлой встречи в кино девушка регулярно жаловалась мне в «аське» на головные боли. Не сильные, но тягучие и ноющие. В больнице сделали томографию и совершенно уверенно определили, что физически всё в полном порядке, беспокоиться не о чем.
Мы поднялись на эскалаторе и в пестром потоке поклонников альтернативной музыки двинулись к «Олимпийскому». Сверив на билете номер нужного подъезда спорткомплекса, мы встали в очередь. Натка окинула взглядом толпу и безапелляционно декларировала:
– Почти двадцать тысяч человек. Круто.
– Это ты откуда знаешь?
– Я не знала. Узнала сейчас. Я вообще теперь много чего узнать могу.
– Это ты о чтении мыслей? Совершенствуешься в этом?
– Да это не чтение мыслей. Слишком узкий термин. Я для себя называю эту штуку – «получение информации». Человеческие мысли – просто кусочки общей картины мира. Информации вокруг очень много.
Натка периодически писала мне о том, что всё лучше овладевает своими необычными способностями. Но то, что она говорила сейчас, всё равно очень сильно поразило меня. Я побеспокоился:
– Так серьезно всё… чувствуешь хорошо себя? Ну, в плане, у тебя ведь с развитием этой фигни голова стала болеть…
– Это с непривычки. Мое прежнее, привычное представление о восприятии окружающего пространства очень сильно, буквально физически конфликтует с тем, что я вижу сейчас. Думаю, мигрени именно из-за этого.
Даже ее речь теперь звучала по-другому: более рассудительно и слишком серьезно для двадцатилетней девушки. Я пожал плечами:
– Главное, чтобы на самочувствии не сказывалось.
– Конечно. Уже почти никак.
Очередь мы отстояли минут за десять, после чего прошли на нужный сектор и встали недалеко от прохода. Места, указанные на наших «билетах», понятное дело, были заняты. На сцене уже вовсю разогревали зал Jane Air. Принимали их, по крайней мере на трибунах, очень вяло. Рядом с нами было много людей «за тридцать», которые, по-видимому, не особо увлекались андеграундной музыкальной сценой.
Меня похлопали по плечу. Это был Антон в компании новой спутницы.
– Здоров! Мы совсем недалеко тут, в С-9. Грин там тоже. Это Марина, познакомились в очереди, тусит с нами.
Я представил себя и Натку. Марине на вид было лет восемнадцать или девятнадцать. Имидж явно намекал на исключительность и протест: в натуральные светлые волосы вплетены ярко-синие атласные ленты, глаза обильно накрашены, в каждом ухе по два широких «тоннеля». Из одежды на девушке была облегающая футболка с изображением группы Slipknot и черная кожаная мини-юбка. На ногах, конечно же, классические высокие «конверсы».
Натка едва заметно (я, однако, успел обратить внимание) поморщилась и отвернулась к сцене. Jane Air закончили выступление. Антон с Мариной постояли около нас еще какое-то время и ушли в свой сектор, пообещав встретиться после концерта. «Олимпийский» замер в ожидании главных гостей вечера. Пауза затянулась. Я решил оживить повисшую между нами тишину:
– Что ты можешь сказать о Марине?
Натка еще раз поморщилась, теперь менее сдержанно, чем раньше:
– Шлюха.
Я опешил от столь категоричной оценки и попытался несколько унять девушку:
– Слушай, думаю, неправильно вот так сразу клеймо на человека ставить. Или по внешнему виду судить. Тут почти все девчонки так одеты. Тоже шлюхи?
Моя подруга ответила не сразу, сначала осмотрела зал:
– Нет, конечно. Дело не в одежде. Просто я прочла информацию и сделала такой вывод.
– Ну, всё равно. Как-то посдержаннее надо.
– Ты спросил, что я думаю, я сказала. Никакого клейма не ставила. Когда ставят клеймо, все сразу видят, какой человек перед ними. А в этом случае вижу только я. Так что… Ладно, закроем тему. Вон, уже Честер на сцене.
Действительно, под бурные, оглушительные овации фанатов Linkin Park вышли из-за кулис и сразу зарядили один из своих ранних хитов – «One Step Closer». Слова, естественно, знал и пел весь зал, иногда даже перекрикивая обоих солистов. Я впервые услышал эту группу в далеком 2000-м, еще ребенком, а потому получал особое удовольствие наблюдать воочию исполнение любимых песен. Где-то в середине концерта к нам подошел Грин в компании парня и девушки, обоих я зрительно знал по «Пушке». Казалось, он был немного разочарован. Я поинтересовался:
– Чего такой кислый? Ты ведь так хотел сюда попасть.
– Да концерт-то отличный, только с трибун смотреть как-то не айс. Потолкаться охота. Думаем вот с ребятами ломануть на танцпол. Прям здесь, – Грин кивнул вперед.
Впереди, там, где заканчивалась трибуна, проход между рядами упирался в невысокие перила, за которыми стояло оцепление секьюрити, следивших, чтобы никто не лез в танцпартер. Расстояние от одного охранника до другого составляло метров пять, и наш проход по счастливой случайности как раз попал аккурат посередине между звеньями живой цепи. Располагался танцпол, однако, не сразу за кольцом охраны – чтобы попасть в него, нужно было, миновав перила, пробежать не пойманным еще полсотни метров. Задача непростая. Я так и сказал Грину. Он отмахнулся:
– Слушай, я тя умоляю. Эти жиртресты, – он указал рукой в сторону секьюрити, – по-твоему, смогут кого-то догнать? Да брось. Главное, до толпы добежать, а там растворимся – никто не найдет.
Тут внезапно вступила в разговор молчавшая до этого Натка:
– Тот, кто ломанется первым, добежит, второго поймают и выставят на улицу. А девушке я бы вообще на это подписываться не советовала – ногу подвернет, когда будет перила перепрыгивать.
– Добрая ты, – попытался пошутить парень, пришедший с Грином.
– В моих словах сейчас не было эмоциональной окраски или какого-то личного к вам отношения. – Натка оставалась невозмутимой, без тени улыбки на лице. – Просто так и будет, если решите рискнуть.
Все на пару минут замолчали, видимо, оценивая риски. Потом Грин, не говоря ни слова, быстро подбежал к ограждению, ловко перемахнул через него и что было силы бросился в направлении фан-зоны. Охранники не успели среагировать на столь резкий маневр и с большим опозданием попытались догнать парня по пути к танцполу, но тщетно – Грин бесследно исчез в людской массе. Секьюрити, наблюдавшие за нашим сектором, стали внимательнее смотреть на трибуны и проходы между рядами. Парень (вроде бы его звали Леха) с ухмылкой посмотрел на Натку:
– Ну, если б я прям щас сиганул, то, конечно, поймали бы.
Она отвечала успокаивающим тоном:
– Всё равно поймают, если решишься. Шанс у тебя был один – побежать первым, но Грин оказался проворнее. Теперь смотри концерт отсюда, если не хочешь быть выведенным раньше времени.
Леха усмехнулся:
– Зря в меня не веришь. Я, между прочим, без одной секунды КМС по бегу на двухсотметровке.
Натка закатила глаза:
– Ну, давай, покажи мастер-класс, – и приглашающе протянула руку в сторону сцены. – Прости, но вынуждена сказать избитую фразу: я предупреждала.
Девушка, стоявшая рядом с парнем, чуть одернула его за рукав толстовки и робко сказала:
– Может, не стоит?
Леха чмокнул подругу в лоб и вызывающе ответил, посмотрев на Натку:
– Да нет, стоит. Тут уже дело принципа – доказать, что смогу.
Та снисходительно улыбалась и еще раз демонстративно пригласила спуститься к перилам. Парень выждал несколько минут, выбрав момент, когда находившиеся у сектора охранники отвлеклись на «перебежчика» с другой трибуны, и, мигом сбежав по проходу вниз, перепрыгнул ограждения. Секьюрити, похоже, этого даже не заметили. Леха огляделся по сторонам, понял, что никто не собирается его ловить, и наигранной трусцой посеменил к толпе. Примерно на полпути он остановился, повернулся к нам и развел руки по сторонам с довольной ухмылкой, всем своим видом спрашивая: «Ну и что?» Натка показала большой палец, который, впрочем, сразу сменился на указательный, направленный левее Лехи. В следующий момент на «без одной секунды КМС по бегу» налетел громила в черном костюме, схватил за шиворот и поволок к выходу. Мы молча наблюдали за этой недолгой сценой, пока эти двое не скрылись в проходе в углу зала. Натка обратилась к оставшейся с нами подруге Лехи:
– Ну, хоть ты-то будешь умнее? А то смотри, две недели в гипсе ходить придется.
Девушка ничего не сказала, только развернулась и вышла из сектора. Я, безмолвно наблюдавший бенефис Натки, поколебавшись, спросил:
– Ты можешь видеть будущее?
– Нет, конечно, никто не может. Я просто предполагаю, что случится, исходя из фактов, которые вижу.
– Это не одно и то же?
– Нет. Смотри. Если человек выпрыгнет из самолета без парашюта, что с ним случится?
– Разобьется и умрет.
Натка подняла указательный палец и иронично передразнила меня:
– Ты можешь видеть будущее?
– Нет, это просто наиболее вероятное развитие событий, основанное на законах физики.
– Ну, в общем, можно сказать, что я тоже говорю о наиболее вероятном развитии событий.
Я усмехнулся:
– Только твои предположения очень точными получаются без видимых причин.
– У меня исходных данных намного больше, чем просто законы физики.
Я досматривал концерт под глубоким впечатлением от услышанного.
Исполнив последнюю песню, Linkin Park поблагодарили публику и пообещали еще не раз вернуться в Россию. Как только группа скрылась за кулисами, самые нетерпеливые зрители повставали с мест и направились к выходам. К моему удивлению, Натка тоже засобиралась уходить. Я остановил ее и хотел уже начать говорить, но девушка меня опередила:
– Ах да, щас ведь еще на бис выйдут. Две песни споют.
Необходимости что-то отвечать не было.
После окончания концерта мы с Наткой ждали ребят на улице, около главного подхода к спорткомплексу со стороны метро. Первым нас нашел Грин и сказал, что парень, которого вывела охрана, уже уехал домой вместе с девушкой, а сам он отлично «послэмил» в танцполе. Через несколько минут подтянулись Антон с Мариной и еще два парня из моей общаги. Все вместе мы двинулись к метро в огромном потоке людей. Натка говорила негромко, так, что мне приходилось чуть наклониться ухом к ее губам:
– Сейчас кто-то предложит поехать к вам в общежитие и продолжить вечеринку.
– О’кей. Ты как? С нами?
– Нет, спасибо, не собираюсь в этом участвовать. И тебе не советую.
– Ну-ка, ну-ка, навангуй, что видишь? В чем не участвовать?
Натка внимательно посмотрела мне в глаза, задумалась о чем-то на секунду и самоуспокоилась:
– Да ты и не будешь. Сам поймешь в чем.
На платформе станции «Сухаревская», куда мы дошли с целью избежать получасовой очереди на вход на «Проспекте Мира», все присутствовавшие уже знали, что едут в общагу на ночь. Я хотел, было, проводить Натку, но она ответила, что в этом нет необходимости. В итоге я просто обнял ее у дверей вагона и посадил на поезд. Грин, к всеобщему удивлению, в последний момент от продолжения вечера отказался, сославшись на какието очень важные дела. Таким образом, в общагу мы ехали впятером: я, Макс и Влад (два парня, проживающие в одной комнате и предоставляющие ее же для тусовки), Антон и Марина. Последняя была уже изрядно навеселе от выпитой по дороге полулитровой банки очаковского «джин тоника» и буквально вешалась на шею Антона.
В этот раз я вежливо отказался от роли «хозяина вечеринки» – не хотелось возиться с уборкой комнаты наутро и намеками на окончание тусовки перед сном. Да и вообще пить желания не было. Поэтому, только войдя в общагу, я пообещал ребятам заглянуть на огонек чуть позже и направился к себе. С дороги я принял душ, вскипятил воды и выпил чашку пакетированного «эрл грея» с горячими бутербродами из хлеба, колбасы, помидоров и сыра. Потом проверил электронную почту, впервые за несколько дней заглянул на «ВКонтакте» – ничего нового: ни писем, ни сообщений. Наконец, спустя примерно час, решил пройтись на третий этаж – в комнату Макса и Влада.
Я нашел Антона одиноко курящим на лестничной площадке между этажами и с ходу спросил:
– Ну что, как дела?
Антон кивал и медленно выпускал тонкую струйку дыма изо рта. Затем, так ничего и не сказав, указал рукой, в которой держал сигарету, в сторону комнаты в духе «да сходи, сам посмотри».
Дойдя до нужной двери, я, по привычке входить на такие тусовки без стука, толкнул ручку и обнаружил, что свет в комнате выключен. Заглянув внутрь и заметив движение и очертания фигур на кровати, я понял, что происходит, еще до того, как из темноты раздался полушепот Макса, очевидно, не узнавшего меня по силуэту в дверном проеме:
– Тох, ну подожди немного. Давай по очереди всё-таки.
Я закрыл дверь и вернулся в «курилку». Антон сидел на железных перилах и явно ждал меня, так как сразу саркастично поинтересовался:
– Ну чё, как вечеринка?
– Чё-т паршиво как-то.
– И не говори. Чё ж мне так с бабами-то не везет.
Слова, которые должны были нарушить наступившее неловкое молчание, упорно не приходили на ум. Антон прервал паузу:
– Нормальная вроде девчонка с виду… Даже показалось, что влюбился за три часа. Оказалось – шлюха шлюхой.
В памяти всплыл разговор с Наткой. Антон не унимался:
– Только в комнату зашли, даже выпить толком не успели. Смотрю – уже с Владом обнимается. Сходил покурить – свет выключен, а эти трое уже кувыркаются там в темноте. Да и пошли нахер. Все вместе.
Я решил не лукавить и не сглаживать углы:
– Антох, ну вот честно: было бы из-за чего расстраиваться. Ты ее полдня знаешь. Ну и забей нахер. Просто не понял сразу, что за человек, бывает.
– Да я не из-за нее загрузился. А потому что никогда не могу людей прочитать, понять, кто со мной говорит, что из себя представляет. Щас просто убедился в очередной раз.
– По-моему, накручиваешь себя слишком.
– Может, и так.
За друга мне и правда было несколько обидно – с девушками ему действительно раз за разом не везло. Но чем я мог помочь в этой ситуации?
Из коридора послышался скрип открывшейся двери, а буквально через пару секунд к нам подошел Макс в одних шортах и с сигаретой во рту. Прикуривая от зажигалки, он процедил:
– Девчонка – огонь. Такое вытворяет…
Никто из нас ничего ему на это не ответил. Антон посмотрел на часы (они показывали полпервого, метро еще было открыто), сделал вид, что вспомнил о каком-то важном деле, и, попрощавшись, поспешил вниз по лестнице.
Вдруг мне в голову пришла идея. Я догнал Антона почти на самом выходе из общаги и предварительно уточнил:
– Слушай, Тох, а помнишь, у тебя была девчонка, вы вроде еще на My Chemical Romance вместе собирались через неделю. Вы не встречаетесь?
– Ну как сказать… Я ж те говорил: она мне нравится, но, боюсь, за ее флиртом нет ничего серьезного, поэтому мутить с ней не хочу – только время тратить.
– В общем, у Натки получается людей, скажем так, «прочитывать» очень хорошо. Давай на «романсах» их познакомим. Ей пары минут хватит. И узнаем всё. А?
– Ну, давай. – Особого энтузиазма в ответе Антона я не заметил.
Мы пожали руки и разошлись: он – на улицу, я – сразу к себе в комнату, миновав «вечеринку».
Концерт My Chemical Romance на Малой спортивной арене «Лужников» проходил 13 июня, ровно через неделю после Linkin Park. За этот семидневный отрезок я успел сдать, хоть и не без нервов, два экзамена, и до конца сессии мне оставалась еще пара предметов. С Наткой с прошлого концерта мы не виделись (сказала, что занята подготовкой к экзаменам), только переписывались изредка в «аське». Среди прочего я изложил ей свою мысль насчет потенциальной девушки Антона.
me: тебе просто надо будет сказать, что думаешь. ну, как в прошлый раз о Марине: DDD
SadButTrue: о, Господи. ну хорошо. просто скажу, что думаю, только, чур, не обижаться, если что не так.
С ребятами мы договорились встретиться прямо на танцполе, так как аншлага, судя по количеству оставшихся в продаже билетов, не планировалось. Народу в зале действительно было намного меньше, чем на Linkin Park – всего тысячи четыре по Наткиным прикидкам, включая трибуны. Организаторам даже пришлось заслонить специальным занавесом часть трибун, видимо, чтобы не обидеть музыкантов пустыми креслами. Концерт проходил очень по-домашнему, без всяческих помпезных фишек вроде пиротехники или лазерной иллюминации. Эмо-подростки вместе с группой распевали хиты о несчастной любви и смерти, кто-то пытался начать слэм, но наткнулся на непробиваемое непонимание окружающих, а мы с Наткой стояли чуть поодаль от основной толпы, лицом к сцене и обнявшись. Она вообще очень редко позволяла дотрагиваться до себя, и все наши немногочисленные кинестетические контакты происходили преимущественно по ее желанию.
Примерно в середине концерта к нам подошел Антон и представил Катю – милую девушку в стильных очках и с распущенными русыми волосами. На Кате было нежно-розовое легкое платье чуть выше колена и аккуратные балетки того же оттенка. Она застенчиво улыбалась и скромно отводила глаза. Натка отреагировала на Катю хорошо – была приветлива и любезна. Спустя пару минут после знакомства она шепнула мне на ухо всего одну фразу:
– Очень хорошая, без фальши.
Я набрал эсэмэс с этими словами и отправил Антону. Через несколько секунд он достал из кармана телефон, посмотрел на экран и, повернувшись к нам, признательно кивнул. Мы с Наткой синхронно подняли большой палец.
Весь остаток концерта мы больше ни о чем не говорили, а просто слушали музыку.
Катя и Антон попрощались с нами на выходе из здания Малой спортивной арены – сказали, что им нужно побыть наедине. На часах было десять вечера, солнце еще не до конца село за горизонт, и на город плавно опускались приятные глазу оранжевые сумерки. Мы с Наткой пошли к метро. Где-то на полдороги она спросила:
– О чем задумался?
– Да ни о чем. Надеюсь, Тохе наконец повезло с девушкой.
– Зависит от них обоих.
– То есть что-то всё-таки от них зависит? – я попытался изобразить сарказм. – Не вся информация в воздухе написана?
– Может, и вся. Я же наверняка не всё вижу.
– Слушай-ка, Нострадамус, скажи-ка лучше, как я оставшиеся экзамены сдам?
– Следующий не сдашь и на осень останешься. Кажется мне так. С последним проблем не должно быть.
Говоря это, Натка как всегда в таких случаях внимательно смотрела на меня. Мне последнее ее «пророчество», конечно, не понравилось, но, учитывая степень трудности предмета и скверный характер преподавателя, оно вполне могло оказаться правдой. Я решил проверить «судьбу»:
– А спорим, не останусь?
– Спорить не буду, но с удовольствием посмотрю, как ты с этим справишься.
– Договорились.
Эскалатор медленно опускал нас на станцию «Спортивная». Практически весь его занимали молодые люди и девушки, возвращавшиеся с концерта. Я стоял лицом к Натке, на ступеньку ниже ее. Спустившись на опустевшую к вечеру платформу, мы поспешили запрыгнуть в закрывающиеся двери поезда, ждавшего, кажется, только нас.
Мы расположились в конце вагона и предпочли не занимать сидячие места, хотя их было достаточно много. Не знаю почему, но именно в этот момент мне очень захотелось поцеловать Натку. По-настоящему, с чувством. Она, конечно, догадалась – резко подняла глаза и смотрела на меня неотрывно, пока поезд нес нас по темному подземному тоннелю. Время замерло. Я завороженно рассматривал солнце в ее глазах (так мы в шутку нарекли интересную форму гетерохромии Наткиных глаз – голубая радужная оболочка у самых зрачков становилась желтой и напоминала солнце в небе). Я очень медленно (или так только показалось) наклонился к девушке, она двинулась мне навстречу, и через долю секунды наши губы, робко соприкоснувшись, слились в пространстве и времени. Натка наполнила этот недолгий поцелуй всей нежностью и теплом своей души. Эмоции, которые я испытывал в этот момент, уже не могли быть выражены словами. Более того, они вообще перестали поддаваться общепринятой классификации. Казалось, что мои мысли, чувства, ощущения представляют собой разноцветные энергетические нити, и в эти секунды они переплетались, запутывались, скручивались с такими же нитями с Наткиной стороны. Когда всё закончилось, моя подруга выглядела не менее удивленной, чем я. Ее зрачки были расширенными, а учащенный сердечный ритм чувствовался даже в пальцах рук, за которые я ее держал. Я выдохнул:
– Ого…
Состав приближался к станции «Парк культуры». Натка чуть встряхнула головой, как бы приходя в себя, поправила челку, а потом, чуть смутившись, ответила:
– Да уж, космос какой-то. Ладно, пойду я. Ты готовься к экзаменам.
Как только поезд остановился, а двери едва открылись, моя подруга выпрыгнула из вагона и убежала в сторону перехода на кольцевую линию. А я поехал дальше и всю дорогу, приводя мысли в порядок после внезапной энергетической бури, думал о том, почему она так любит уходить, толком не попрощавшись.
12. Не угадывать будущее, а творить его
Опубликовано: июнь 2007-го
Отредактировано: на этой неделе
Играет: Oldboy OST «The Searchers»
На осень я всё-таки остался. Правда, совсем не так, как предсказывала Натка.
Следующие после концерта «романсов» трое или четверо суток я непрерывно читал конспекты лекций и решал задачи по вычислительной математике – дисциплине, которая давалась мне с большим трудом. Не ходил гулять, не играл в футбол, даже в «аське» практически не сидел. В результате на экзамене я появился абсолютно не выспавшимся, но зато неплохо знающим теоретическую часть предмета. С практикой дела обстояли хуже. Оставалось надеяться, что задача в билете попадется несложная, так как без решения практической части преподаватель – пожилой профессор старой закалки – сразу ставил «неуд», ни на какие уговоры не поддавался и вообще был неуступчивым и принципиальным.
С билетом мне более-менее повезло: задача оказалась из тех, что мы десятками прорабатывали на семинарах. В то время как я отвечал на теоретический вопрос, профессор внимательно изучал листок с математическими формулами, исписанный моим неровным почерком, и подозрительно хмурил брови. Когда я закончил, преподаватель вежливо кивнул и сказал:
– Решение задачи неверное. Не ту формулу в самом начале применили.
Я ждал продолжения, в то время как мой пульс, должно быть, зашкаливал за двести ударов в минуту. Профессор еще раз мельком глянул на листок, затем – поверх очков – на меня, тихонько постучал шариковой ручкой о стол, а потом вдруг взял мою зачетку и поставил «25», что в нашем вузе обозначало низшую ступень «тройки». Оценка здесь не играла абсолютно никакой роли, так как главной моей целью в данном случае было не получить «неуд».
– Можете считать, что сегодня вам повезло, – снисходительно, но в то же время строго резюмировал наше общение пожилой преподаватель.
Читать бесплатно другие книги:
