Верни мне мой 2007-й Брусов Серж

16. Почти полностью пожелтевшие листья

Опубликовано: октябрь 2007-го

Отредактировано: на этой неделе

Играет: My Chemical Romance «This Is How I Disappear»

Некоторое время (примерно недели полторы) я пребывал в депрессии, которая больше напоминала апатию. Настроение вроде бы было в норме: никаких суицидальных помыслов, столь модных (в случае несчастной любви) среди тех, с кем я общался, у меня не наблюдалось, но и желание заниматься чем-либо также напрочь отсутствовало. Дни напролет я лежал на кровати и смотрел в потолок, изредка почитывая книгу и почти не посещая занятия в институте.

Впрочем, довольно быстро я решил «взяться за ум» и начал ходить на учебу. Тем более что начало осени всегда было моим любимым временем академического года. Преподаватели особо не нагружали, до зачетов-экзаменов оставалась еще пара месяцев, студенты делились впечатлениями от летнего отдыха, а общая атмосфера в университете была легкой и непринужденной и напоминала скорее о месте общения молодежи, нежели о суровых бессонных буднях сессионного периода.

Единственное, что несколько беспокоило меня, – оставшийся незакрытым с июня экзамен. На проверку же, вопреки моим ожиданиям, с этим не возникло проблем. Я неплохо подготовился и был уверен в своих знаниях, но их даже не пришлось подтверждать. Аспирант сразу узнал меня, взял зачетку и спросил, на сколько я бы сам оценил свою подготовку.

– Ну, может, не на отлично… Но на хорошо – точно, – немного подумав, ответил я.

Парень тут же начал писать название предмета и оценку – «Хор» на нужной строчке в зачетной книжке.

– Судьба возвращает должок, – шутливо заметил он.

Воодушевленный таким поворотом, я решил устроить себе выходной посреди недели и поехал на «Пушку», где не был два с половиной месяца. Мои глаза заливало солнце – яркое, высокое, но уже не слишком теплое – осеннее. Спокойствие внутри меня умиротворяло настолько, что казалось: еще чуть-чуть, и я растаю в этом полуденном октябрьском пейзаже среди почти полностью пожелтевших листьев.

Грин оказался на месте, как тому и следовало быть. Я был рад его видеть, как и он меня:

– О-о-о, здоров, чуви! Давно же тебя здесь не было! Что делал? Всё с Натой тусил, наверно? – Грин ехидно поддевал меня локтем.

– Да если бы. Не, просто чё-то забегался. Сначала к себе ездил, потом практика была.

На «Пушке» с приходом нового учебного года всегда значительно обновлялся состав тусовки. Так же было и в этот раз – на площади появилось много новых лиц, увешанных мини-пирсингом и с розовыми челками. В этот раз их было даже чересчур много. Я спросил об этом Грина. Он сделал скептическую гримасу и пожал плечами:

– Да, чуви, ты прав. Это стало модно. Теперь их слишком много. Я здесь уже не раз видел детей лет двенадцати в футболках Tokio Hotel. Опопсела субкультура.

– Может, не так всё плохо? Смена растет.

– Я тебя умоляю. Когда субкультура становится модной – это влечет за собой ее смерть. Скоро всех начнут раздражать эти эмо. Не только бритых, вообще всех. Еще через какое-то время «Пушка» вновь поредеет, но новых притоков людей не будет – уже не модно. А потом эмо исчезнут совсем, оставив о себе лишь ностальгические воспоминания.

Я подумал, что Грин всё же слишком сгущает краски, но определенная доля истины в его словах присутствовала. В разговоре «старых» участников тусовки всё чаще можно было услышать новый термин – «позеры». Так они называли новеньких, копирующих внешний вид эморей, детей и подростков, слушающих в большинстве своем группу Tokio Hotel. На вопрос, в чем же принципиальное отличие позеров от непозеров, «старики» обычно говорили об отсутствии у «молодых» идеологии, затрудняясь при этом ответить, в чем она состояла. Очень часто проскальзывали слова: «неподдельные, настоящие эмоции», которые, впрочем, с большим трудом можно принять за «идеологию».

«Интересно, что об этом всём сказала бы Натка», – подумалось мне.

Через несколько секунд она «заговорила» в моей голове:

– Сказала бы, что подростки просто тянутся друг к другу. А это просто рамки общения такие.

Я мысленно «обратился» к девушке:

– Пожалуйста, можешь больше так не делать? Я рад тебя «слышать», но голоса в голове – это всё-таки слишком.

– Извини.

Я еще некоторое время стоял, уткнувшись в одну точку и осмысливая произошедшее. Возможности Натки переходили все разумные грани. Мое молчание прервал Грин:

– Так, а чё у вас с девчонкой-то? Вы вместе?

– Уже нет. Разошлись пару недель назад.

– Жаль, вы неплохой парой были. Классно смотрелись.

Я вспомнил, что вечером предстоял концерт Muse, «билеты» на который Антон «сделал» в одиночку во время моей хандры. Он отдал мне три экземпляра утром в университете. Я предложил их Грину.

– А ты что, не пойдёшь? – недоумевал тот.

– Да чё-то неохота. Не особо их люблю.

– Это зря. Они крутые. Ты всё-таки сходи. – Грин взял два билета, оставив третий мне. – Мало ли, какими они станут через пять лет? Может, там уже отбоя не будет от таких вон «фанаток», – он кивнул в сторону двух девочек лет тринадцати. – А сейчас хоть в нормальной обстановке классную музыку послушать можно. Популярность меняет творчество, а Muse, хоть и уже очень известны, сдается мне, станут вообще суперзвездами. И хорошо это или плохо – не знаю.

– Ладно, посмотрим. – Я убрал билет в карман и еще какое-то время болтал со старыми знакомыми под ласковым солнцем и свежим ветром золотой осени. Погода была настолько классной, что до общаги я шел пешком.

Оглядываясь назад, можно только поразиться дальновидности моего друга с зелеными дредами. Он предвидел всё – от заката эмо-культуры до бешеной раскрутки и популярности Muse среди маленьких девочек после участия группы в саундтреке к фильму «Сумерки».

Я сходил на концерт в Лужниках тем вечером. Благодаря Грину, слова которого заставили меня передумать, я испытал огромное удовольствие, оттого что посетил один из лучших концертов в своей жизни. А песня «Supermassive Black Hole» вообще стала одной из самых любимых до выхода пресловутого киноблокбастера и сопутствующего опопсения. Летом следующего, 2008-го она звучала отовсюду и, как мне тогда показалось, утратила свою эфемерную притягательность. Но сейчас, переслушивая ее после перерыва в несколько лет, понимаю – черт, песня всё-таки шикарна.

17. О футболе

Опубликовано: ноябрь 2007-го

Отредактировано: на этой неделе

Играет: The White Stripes «Seven Nation Army»

А потом очень быстро наступила зима. В середине ноября выпал рекордный (как говорили во всех новостях) для этого времени года объем снега. По вязким липким сугробам мы с Антоном пробирались к небольшому уютному спортбару, затерявшемуся в переулках Чистопрудного бульвара. Мой одногруппник воодушевленно рассказывал о футбольном матче Россия – Англия, на котором он присутствовал месяц назад в Лужниках:

– Нет, ну ты прикинь! Англичан переиграли, и как! Тактически! Гус всё-таки красавчик!

После той победы народ уверовал наконец в того самого «пророка» от футбола, которого так долго искали и не могли найти в своем отечестве. Им оказался известный нидерландский специалист Гус Хиддинк. Впервые сборную нашей страны возглавил иностранец, и впервые за несколько месяцев своей работы голландец заставил людей поверить в команду. Сборной России оставалось победить в двух последних матчах отборочного турнира, чтобы попасть на чемпионат Европы-2008. Первой из двух игр была встреча с Израилем, ее мы и направлялись смотреть.

В пабе было шумно, накурено, но в то же время из-за его компактных размеров очень уютно. Хостес проводил нас к столику напротив большого полотна, куда источал лучи света проектор громоздких размеров, висевший под потолком. Все места в заведении были заняты. Люди сидели в футболках, кепках, шарфах с символикой Российского футбольного союза или просто содержащих в своей расцветке бело-сине-красный триколор.

– Сегодня выигрываем, – продолжал Антон, – и, считай, мы на Евро! Андорцев обыграть – нефиг делать.

Я за футболом следил, но не увлекался им так, как мой одногруппник. Антон всё время заходил на спортивные сайты, читал интервью и статьи, посещал все ключевые домашние матчи России и московского клуба, за который болел, – «Динамо».

Мы взяли по «Гиннессу» и чесночных гренок к пиву. Всё принесли довольно быстро, если учесть, как замедлилась работа официанток с наплывом посетителей. Густая кремовая пенка медленно оседала в бокалах, запотевавших от разницы температур внутри и снаружи стеклянных стенок.

Матч начался с гола, забитого Израилем в дебюте встречи. По бару пронеслась волна недовольного ворчания, но глубоко, кажется, никто не расстроился – отовсюду то и дело доносились обнадеживающие фразы. «Да ладно, еще полтора часа играть», «Англию сделали, что уж, этих не обыграем, что ли?», «Да нормально всё будет», – можно было услышать за каждым столом. Не отставал и Антон:

– Не, ну первые минуты, всё понятно, сейчас отыграемся.

«Интересно, а Натка уже знает, кто победит?» – подумал я и тут же одернул себя. Почему я так часто мыслями возвращаюсь к ней? Наши дороги разошлись, виделись мы в последний раз два месяца назад в Коломенском, а в «аське» после этого почти не общались, несмотря на то что вроде бы «остались друзьями». Единственный с той встречи в сентябре наш с ней более-менее «живой» контакт – ее голос у меня в голове. Тогда я попросил Натку больше не лезть в мои мысли. Может, зря? А может, она и сейчас знает, о чем я думаю, только безмолвно наблюдает и не вмешивается. Или наоборот – вмешивается, но аккуратно, оттого и вспоминаю о ней постоянно?

Так я погрузился в свои мысли и лишь изредка односложно отвечал Антону, наблюдая как загипнотизированный за футбольным мячом. Я даже не сразу понял, что случилось, когда народ вокруг повскакивал со стульев и диванов и в радостном крике «Го-о-ол!» начал поздравлять друг друга. «Наши» сравняли счет.

– Ну, я же говорил! – бодро произнеся эту фразу, мой друг залихватски похлопал меня по плечу. – Сейчас еще и вперед выйдут – полчаса играть, вагон времени!

Но забить еще раз в тот вечер сборная России не смогла. Забили нам. На 92-й минуте, уже в компенсированное время, когда казалось, что команды получат по одному очку за ничью, Израиль вырвал победу. Помню тишину, повисшую в воздухе после этого момента, и молчаливого Антона по пути к метро. Периодически он выдавливал из себя несколько фраз раздосадованным голосом:

– Тьфу, блин! Опять сплошное разочарование. Не дано нам, видимо, в футбол играть: сколько смотрю матчи сборной – одни расстройства. Выиграют раз в десять лет у Франции или Англии – все им сразу дифирамбы поют. А потом – то Украина-99, то Израиль-2007. Да ну их. Чё говорить, пусть дома сидят, хоть позора на Евро избежим.

Теоретически у России еще оставался мизерный шанс попадания на финальный турнир. Для этого нужно было, чтобы в последнем туре немотивированная Хорватия, заранее занявшая первое место в группе, обыграла сверхмотивированную Англию (которой, в свою очередь, было достаточно ничьей) в Лондоне, что, конечно же, казалось невозможным.

С самого утра в день последнего тура отборочных игр, 21 ноября, мне на ум пришла навязчивая идея, не отпускавшая до самого вечера. Внутренний голос упорно призывал пойти в ближайшую букмекерскую контору и поставить крупную сумму на победу Хорватии. Понимая всю абсурдность такой затеи, я пытался отмахнуться от этих мыслей на протяжении нескольких часов – сначала в университете, во время лекций, а позже и в общаге, за чтением книги.

«Точно победят, нужно поставить тысяч пять», – продолжало звучать в моей голове. Я отложил книгу и сказал вслух самому себе:

– Почему я вообще думаю об этом?

Прозвучавший довольно громко вопрос на несколько минут успокоил мой (мой ли?) внутренний голос. Но вскоре навязчивые мысли вернулись и уже не отпускали, как ни пытался я думать о чем-то другом.

– Всё, ладно, пойду – поставлю. Надеюсь, Ната, что это никак не связано с тобой, – еще раз вслух проговорил я. Ответа на мой вопрос не последовало, внутренний голос молчал.

Я добежал до ближайшей букмекерской конторы и поставил пять тысяч рублей, взятые из «копилки» – бумажного конверта, спрятанного между учебными материалами на книжной полке.

– В случае выигрыша получите тридцать три двести. Удачи, – безэмоционально декларировал кассир и вручил мне квитанцию.

Матч в тот вечер я принципиально решил не смотреть, чтобы не накручивать себя и не расстраиваться в случае успеха англичан. Другое дело – проснулся утром и узнал счет. Ни тебе переживаний на протяжении полутора часов игры, ни томительного ожидания развязки. Только констатация факта.

Меня разбудила вибрация мобильного телефона. В комнате, как и за окном, было темно – должно быть, самая середина ночи. Я слез с кровати, не включая свет, добрался до стола, взял сотовый и нажал кнопку ответа. На том конце провода был вне себя от счастья Антон:

– Ты это видел?! Ну, хорваты, ну монстры вообще!

– В смысле? – Я всё еще не совсем отошел ото сна и не до конца понимал, о чем говорит мой друг.

– Выиграли! Чувак, мы едем на Евро-о-о! – Последнее слово было произнесено нараспев. – А ты чё, спал, что ли? Блин, ну ты даешь! Такой матч пропустил! Ладно, всё, спи дальше, завтра поговорим. Ну, хорваты, блин…

Весь следующий день я слушал эмоциональный рассказ Антона о матче, а вечером забрал тридцать три тысячи рублей из букмекерской конторы.

Так сборная Хорватии подарила сборной России путевку на чемпионат Европы 2008 года в Австрию и Швейцарию, ставший впоследствии самым успешным турниром для нашей команды на долгие годы. Миллионы болельщиков получили настоящий футбольный праздник, Гус Хиддинк стал главным народным героем, а на наших игроков появился нешуточный спрос в иностранных клубах. Но всему этому предстояло случиться только через полгода, а тогда все просто радовались невероятному стечению обстоятельств и благодарили Хорватию. Говорят, кто-то даже ходил к посольству, чтобы лично выразить свои чувства.

Я вдобавок к всеобщей эйфории испытывал еще и личную радость по поводу крупного денежного выигрыша, которая, однако, так и не отогнала мысли-сомнения по поводу происхождения этой странной пророческой идеи в моей голове.

18. С Наступающим

Опубликовано: декабрь 2007-го

Отредактировано: на этой неделе

Играет: Jane Air «Вулканы»

Год не спеша подходил к концу. Настолько не спеша, что, казалось, он хочет еще раз зацепиться за осень и всеми силами противится приходу зимы. Огромные сугробы, выпавшие в начале ноября, растаяли, а новых обильных снежных осадков до последней недели декабря так и не случилось. Таким образом, за пару дней до нового, 2008 года в Москве стоял легкий морозец около минус пяти по Цельсию, и совсем не было снега. Редкие лужи на асфальте замерзли и покрылись тонкой корочкой черного льда.

Снова приближалась сессия. Зачеты, экзамены, бессонные ночи, нервная подготовка, – казалось, что всему этому не будет конца. Вместе с тем я всегда получал определенное удовольствие от экзаменационного периода: в его разгар как никогда ясно чувствовалась квинтэссенция всего учебного процесса. Накануне я сдал последний зачет и допустился до основной сессии. 31 декабря, прямо под самый Новый год, у меня был запланирован поезд в родной город, а пока, дабы не терять времени, никого не обидеть и отметить праздник как можно большее количество раз, я стоял в очереди на «Эмо-елку» в компании нескольких ребят с «Пушки».

Вечерело, холодное солнце медленно опускалось за силуэты домов. С наступлением сумерек на улице становилось всё более зябко. Компания с «Пушки» уже «расправилась» с полуторалитровой бутылкой «Виноградного Дня» и приступала ко второй такой же. Я никогда не любил химические алкококтейли подобного рода, но всё же выпил один пластиковый стаканчик, то есть около 200 миллилитров, чтобы согреться. Что меня всегда удивляло в этих напитках, так это то, как легко они пились – практически как лимонад, и алкоголя при этом в них практически не чувствовалось. Опьянение, однако, приходило очень быстро, а после него, наутро – головная боль и тяжелое похмелье.

Все, кто пришел со мной, по обыкновению проходили в клуб по поддельным билетам, изготовленным нами с Антоном. Сам Антон вместе с Катей (они продолжали встречаться с того самого концерта My Chemical Romance) и Грином прибыли раньше и уже выпивали за барной стойкой, о чем заблаговременно оповестили меня по телефону. Пройдя контроль (как обычно – никаких проблем и подозрений), я уже направился в сторону бара, как вдруг был остановлен каким-то чересчур серьезным человеком, которого я сперва принял за охранника из-за черного костюма, столь же черной водолазки под ним и короткой стрижки.

– Молодой человек, – обратился «серьезный» ко мне. – Можно вас попросить задержаться?

Парни и девчонки, зашедшие вместе со мной, заметив непонятную ситуацию, остановились и обступили нас, начав заваливать незнакомца вопросами: «Зачем?», «Почему?», «С какой стати?», «Вы кто такой вообще?» и т. п. Тот абсолютно спокойно, медленно потянулся к внутреннему карману пиджака и достал оттуда красную «корочку».

– Майор Леровец? – Одна из девушек вслух прочитала разворот удостоверения.

– Так точно. Теперь вас, – милиционер указал на меня, – я всё-таки попрошу проследовать за мной. Да не бойся, тут, прямо в клубе, поговорим. А вам, молодые люди, хорошего вечера.

Компания с «Пушки» еще несколько секунд молча стояла вокруг нас. Затем я коротко кивнул, мол, всё нормально, и остался наедине с майором Леровцом, наблюдая, как мои друзья растворяются в толпе таких же неформальных подростков.

– Идем, – буркнул майор и пропустил меня вперед, указывая на дверь около лестницы на второй этаж.

За ней оказался небольшой кабинет, где не было ничего, кроме стола с компьютером, тумбочки и двух деревянных стульев, расположеных напротив друг друга по разные стороны стола. Леровец занял «хозяйское» место, махнув рукой на второй стул и «приглашая» присесть. У майора были темные с проседью волосы, обвинительный взгляд и привычка поднимать одну бровь при визуальном контакте с собеседником. На вид милиционеру можно было дать лет около сорока.

– Ну что, – начал он тем же серьезным тоном, что и при первом контакте. – Чего у тебя там с билетами?

– Не совсем понимаю какими? – Я решил отвечать в той же манере, что всегда выручала меня в подобных ситуациях. Тут же вспомнился случай, произошедший ранней весной: Nine Inch Nails, британская журналистка, кофейня и представительский «Ягуар», увезший новую знакомую в ночь.

– Не начинай, – устало, но твердо отрезал майор, – всё нам известно. Мы ж давно тебя пасем. С марта еще. Год без малого. И доказательства есть, и фото, как фальшивки толкаешь у клубов.

Я слушал, не перебивая, и старался не выражать эмоций, хотя, конечно, здорово занервничал, узнав о таком повороте.

– Я чего тебя сюда привел-то… – Тон представителя власти несколько смягчился и стал подозрительно заговорщицким. – Тебе там за всё вместе, с изготовлением, распространением и всем прочим, светит до пяти лет. Срок, конечно, небольшой. Но срок. И тебе он покажется долгим, уж поверь. И на работу потом черта с два устроишься – кому нужен судимый фальшивомонетчик?

– Кто-кто? – вставил я.

– Один хрен. Ну ладно, фальшивобилетчик, если хочешь, – усмехнулся милиционер и заискивающе глянул на меня, как бы спрашивая: «Классно пошутил, да?» Я промолчал. Майор убрал с лица натянутую улыбку и продолжил:

– Так вот. Предлагаю сделку… – на этих словах он несколько замялся, – в общем, 300 тыщ и ты свободен.

Я постарался не выдавать удивление, вызванное обозначенной космической суммой и максимально отстраненно заявил:

– Не понимаю, о чем вы. Какие билеты, какие подделки? Здесь явно ошибка какая-то…

– Думаешь, блефую? – Голос майора вмиг приобрел высокомерный оттенок. – Думаешь, я так из тебя признание вытащить хочу? Да хрен там, говорю же, известно нам всё. Я тебе, можно сказать, сейчас жизнь предлагаю спасти, дебилу. Один звонок – и твоего дела нет больше. А ты, дурак, выпендриваешься. Не дебил ли?

«Серьезный» милиционер откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, ожидая моего ответа. Из зала послышались рев толпы и ритмичные удары по барабанам – первая группа начала выступление. Я продолжал хранить молчание. Мой собеседник глянул на часы, нехотя поднялся и направился к двери.

– Ну, я тебя понял, сейчас вернусь, – сказал он перед тем, как покинуть помещение.

В одиночестве я сидел недолго, примерно с полминуты. Вскоре в комнату вошел сержант милиции в форме, представился так, что я не расслышал фамилию, и объяснил, что сейчас мы с ним поедем в отделение в компании майора Леровца и будем там меня «оформлять». Не успел я что-либо возразить, как вернулся сам Леровец и с довольной ухмылкой сообщил:

– Ну что, пацан, доигрался? Небо в клеточку теперь тебе светит, а не концерты.

В этот момент кто-то, стоя в дверном проеме, постучал по открытой двери. Я не мог рассмотреть, кто это был – стражи порядка располагались аккурат напротив прохода и загораживали вид, но стоило им только обернуться, как я сразу же заметил знакомую черно-голубую водолазку и объемную укладку с ободком и косой челкой. Натка… как? Хотя стоило ли удивляться после всего того, что я про нее знал.

– Девушка, вам чего? Извините, сюда нельзя. – Сержант хотел было взять Натку под локоть, но та ловко увернулась и выставила ладонь в останавливающем жесте.

– Трогать меня не надо. Товарищ милиционер, уйдите, пожалуйста, отсюда, хорошо?

Сержант послушно отступил от девушки и быстро вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Ты что себе позволяешь, соплячка? – мгновенно вскипел майор. – А ты чего ее слушаешь? – кричал он уже вслед покинувшему кабинет. – Сержант, вернуться!

Но вопреки ожиданиям майора Леровца никто не возвращался. Натка, как всегда скромно улыбаясь, подошла ко мне и развела руками:

– Где же обнимашки? Не рад видеть?

Я встал и крепко обнял Натку, легонько чмокнув в щеку:

– Рад, конечно. Просто, как обычно, неожиданно.

Казалось, что в комнате наступила полная тишина, хотя выступление было в самом разгаре. Словно звук, доносившийся из зала, кто-то сделал тише специально для нас и этого момента. Натка смотрела мне в глаза, хитро щурясь и изредка моргая.

– Я вам не мешаю, молодые люди?! – Майор, похоже, совсем опешил от наблюдаемой сцены и не понимал, что происходит.

Натка повернулась к представителю власти:

– Извините, а можете прямо сейчас сделать тот самый звонок, чтобы никакого «дела» больше не было?

– Чё? Да я теб… – Майор прервался, едва начав свою грозную фразу, вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер. Лицо его при этом изменилось: вместо яростного гнева на нем проявились спокойствие и рассудительность.

– Алло, Гриш, привет! – Голос Леровца был совершенно нормальным, и ничто не выдавало злости, которой минуту назад был охвачен милиционер.

– Я про билетчиков. Нормально всё, стирай. Да, все копии тоже. И из архива. Ага, давай. Всё, пока.

Майор завершил звонок и в некотором смятении смотрел на нас, словно ждал, чтобы мы сказали, что делать дальше. Натка взяла ситуацию в свои руки:

– Теперь, пожалуйста, езжайте домой. Елена и маленькая Оля будут очень рады, если вы сегодня придете пораньше.

Майор о чем-то задумался, а потом, глядя в пол и говоря что-то самому себе, вышел из комнаты. Мы остались вдвоем. Я спросил:

– Может, валим? Пока он не передумал.

– Зачем? – Подруга посмотрела недоуменно. – Пойдем, музыку послушаем, если уж всё равно здесь оказались.

– А менты?

– Забудь. Они о тебе больше никогда не вспомнят, можешь мне верить.

Натка говорила так убедительно, что причин усомниться в ее словах не возникло. Мы вышли из кабинета и прошли в сторону сцены, расположившись в итоге чуть поодаль от нее, там, где толпа людей редела, а воздух был чуть свежее.

Народу в клубе было существенно больше, чем на этом же фестивале без малого год назад. «Челкастая» субкультура за какие-то десять месяцев расширила свои ряды в несколько раз. Правда, в основном за счет школьников – теперь в зале присутствовало значительное число тинейджеров моложе 17 лет. Я вспомнил разговор с Грином и снова подумал о том, что всё это – лишь мимолетное модное течение. Сегодня подростки могут красить челки в розовый, завтра – если захотят – снова наденут широкие штаны и огромные толстовки с капюшонами, а еще через какое-то время купят костюмы и устроятся на работу в офисы. Всё становится прошлым.

– Ага, – вслух согласилась Натка, – и притом очень быстро.

Спустя несколько секунд она добавила:

– Но это время… то, что сейчас… может быть, даже именно этот год, будут помнить долго.

– Почему именно этот год? Вроде ничего особенного и не произошло…

– Для меня это тоже загадка. Возможно, из-за пика популярности эмо. Всё-таки одна из наиболее ярких субкультур за последние десятилетия. Яркая именно внешне, так, что даже обычные люди не могут не заметить. И как это так, – Натка кокетливо похлопала глазами, – ничего интересного не произошло у него? А меня ты не в этом году встретил?

Я едва заметно ухмыльнулся:

– Ну да, ну да.

Моя подруга подозвала проходившего мимо официанта и попросила для себя какой-то вишневый коктейль, а для меня – ром с колой. Парень с бокалами в руках вернулся уже через минуту. Сделав глоток, Натка сказала:

– В общем, уезжаю я. Далеко… Когда вернусь – не знаю. Может быть, не вернусь.

Где-то в глубине души появилось зарождающееся щемящее чувство, но я быстро «одернул» себя и ответил, также попробовав принесенный коктейль:

– Получается, никакого продолжения у нас с тобой не будет?

– Да. И мне очень грустно от этого. Ты мне нравишься, и будь я нормальной… Да что опять начинать, мы уже говорили об этом.

Натка легонько потеребила меня по волосам на затылке и чмокнула в щеку. Я улыбнулся в ответ.

– А куда уезжаешь-то? К морю опять?

– Почти. К океану, в Индию.

– Ого. Да, далековато. Что там будешь делать?

– Самосовершенствоваться. Попрактикуюсь в йоге, помедитирую на руинах. В общем, найду чем заняться.

Натка немного замялась и как-то неловко начала следующую фразу:

– Слушай… тебе это понять трудно будет, но я хочу, чтобы ты меня забыл.

Я расплылся в улыбке и одновременно нахмурил брови:

– Что за сентиментальщина, Нат?

– Нет-нет-нет, – девушка замотала головой, – это не какая-то там пафосная фигня. Просто так будет лучше для положения вещей в этом мире. Для Вселенной, если хочешь.

– Для вселенной будет лучше, если я тебя забуду? – саркастически уточнил я.

– Ну, я же говорю, простым людям трудно понять. Короче, это даже не просьба… ты просто меня забудешь, и всё. Я просто предупредить хотела… и поговорить на прощание. Лучше, чтобы никто на Земле не знал о моем существовании, мне не нужно лишнее внимание, поэтому…

– Боюсь, я не смогу просто так взять и стереть тебя из памяти, – запротестовал я.

– Я смогу.

Натка смотрела очень серьезно, но в то же время по-доброму и как будто виновато. Я подумал о майоре Леровце и сержанте, которые обо мне «больше никогда не вспомнят». Моя подруга, конечно, уже знала о моих мыслях:

– Не волнуйся, это будет не как у них. Они уже забыли обо всем, мгновенно. Ты забудешь быстро, но плавно, не в одночасье.

«Главное, останется дневник», – пронеслось у меня в голове. Я решил это не озвучивать, но тут же пожалел о том, что вообще подумал об этом. Натка закивала головой:

– Да, про дневник знаю. Ну, есть и есть. Просто эпизоды с моим участием потом покажутся тебе выдумкой, исключительно художественным вымыслом для разнообразия рассказа. А сама я – всего лишь персонажем истории, а не реально существующим человеком. Ведь, согласись, трудно поверить в такие вещи, если самому не довелось стать свидетелем?

Девушка качнула головой, обращая мое внимание на сцену. В этот момент вокалист показал рукой в нашу сторону и заявил в микрофон:

– Наша следующая песня – «Вулканы», она не новая, вы все ее хорошо знаете. Хотим посвятить ее вот этим ребятам в углу.

Мы, не сговариваясь, синхронно помахали в ответ музыкантам. Бо`льшая часть людей оглядывались, пытаясь понять, кому именно были адресованы слова со сцены, некоторые задерживали взгляд на нас. Я шепнул Натке:

– А говоришь, внимание не любишь.

– Ну, это так, баловство. Да и песня правда хорошая.

Я допил свой коктейль и отдал проходившему мимо официанту пустой бокал.

– Интересно, – обратился я к Натке, – каково это – чувствовать мир так, как ты?

Девушка задумалась на пару секунд, посмотрела на меня и, что-то прикинув, с очень рассудительным выражением лица, ответила:

– Я тебе покажу.

Моя подруга взяла меня за руку и медленно приблизилась губами к моим губам, в следующую секунду нежно коснувшись их. Появилось странное ощущение нереальности происходящего, подобное тому, которое возникает во время дежавю. Чем дольше длился наш поцелуй, тем сильнее оно становилось. Казалось, что мы снова отрываемся от Земли и летим сквозь Вселенную. Воздух вокруг наэлектризовался, маленькие искорки пробегали между нашими губами. Звуки окружающего мира отошли на второй план, уступив место очень громкому белому шуму, как на ненастроенном канале телевизора. Всё это время я стоял с закрытыми глазами. Натка медленно отстранилась и очень тихо шепнула: «Теперь смотри». Меня удивило, что я прекрасно расслышал ее едва различимый шепот среди гулкого шума. Возникло чувство, что восприятие времени и пространства изменилось. Я открыл глаза.

Всё на первый взгляд было так же. Но стоило мне взглянуть на что-либо или на кого-либо и немного подумать о предмете моего внимания, как в голове всплывало очень много информации. Она не появлялась из ниоткуда, я как будто знал всё это раньше. Вот девушка Лена, которая пришла на концерт тайком от родителей, соврав, что идет на день рождения подруги. А это – Игорь, сегодня он завалил экзамен в университете. Рядом с ним – Настя, которая вот-вот признается ему в любви. Бас-гитарист на сцене очень устал от гастролей и хочет недельку просто посидеть дома, ничего не делая и ни с кем не общаясь.

Я посмотрел на Натку.

«Про меня ничего не узнаешь», – с милой ухмылкой «сказала» она у меня в голове.

«Почему?» – спросил я, не произнеся ни слова.

«Потому что я могу блокировать информацию о себе».

«Это всё очень странно. Чувствуешь себя героем компьютерной игры».

«Ну, вот видишь. – Девушка чуть улыбнулась уголками губ. – Теперь ты понимаешь, на сколько это необычно. Но я уже привыкла».

Окружающий мир постепенно возвращался в прежнее, привычное состояние, информации вокруг становилось всё меньше. Я успел в последний раз мысленно обратиться к Натке, едва различив свой «голос», который теперь был «слышен» слабее:

«Это настолько невообразимо, что голова идет кругом».

«Ладно-ладно, не волнуйся слишком, к тебе уже возвращается обычное воспри…» – окончание «мыслефразы» растворилось в воздухе, подобно тонкой струйке дыма от потушенной спички.

– Я не могу привести твое сознание в это состояние на более долгое время, – уже вслух произнесла моя подруга. – Пока не могу. Раньше мне и такое не удавалось. Может быть, в будущем… За этим и еду в Индию – расширять горизонты восприятия.

Я ничего не ответил, так как всё еще приходил в себя после переворачивающего привычное мышление опыта.

Всё оставшееся до завершения концерта время мы провели, болтая о разных житейских мелочах. Среди прочего я спросил, влияла ли Натка на мою интуицию в тот день, когда я выиграл в букмекерской конторе.

– Не-а. – Она решительно покачала головой, но сразу же после этого хитро прищурилась и созналась: – Совсем чуть-чуть.

– Я догадывался.

Компания, с которой я пришел в клуб в этот вечер, Антон с Катей, Грин – никто из ребят даже не пытался меня отыскать в толпе или хотя бы позвонить и узнать, где я и что там за история с милицией. Впрочем, как я чувствовал, этого не происходило не из-за безразличия моих друзей, а просто потому, что Натка хотела, чтобы нас никто не отвлекал. Она утвердительно закивала, подтверждая мое предположение:

– Ребята очень беспокоятся обо всей это ситуации. Но вопросами они тебя завалят завтра, сегодня – ты со мной.

Девушка крепче сжала мою руку и поцеловала в щеку. Мне было приятно, но очень грустно оттого, что всё заканчивалось.

– Не хандри, – твердо сказала Натка уже на улице, когда мы вышли из клуба. – А то сама сделаю так, чтобы не хандрил. – И игриво погрозила небольшим кулачком. Я умилился наблюдаемой сцене.

Мы прогулочным шагом переходили один из мостов. Вода в реке и не думала замерзать, только чернела в ночи своими волнами и была похожа на какую-то зловещую густую субстанцию, готовую унести в небытие любого, кто случайно окажется в ее власти.

– Сейчас наколдую, чтобы пошел снег. А то что это такое – Новый год на носу, а погода осенняя? – с этими словами Натка замерла, подняла руки к небу и с наигранно сосредоточенной гримасой стала хмурить брови. Через десять секунд она бросила это дело и очень мило, по-девчачьи захихикала: – Шучу, погодой управлять я не умею.

Я тоже засмеялся, наблюдая импровизированную пантомиму, и ответил: