Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров Ахманов Михаил
Сунув ружье под плащ, я направился к «жучку». Роскошный герцогский «Роллс-Ройс» с тонированными стеклами был рядом и блестел как новогодняя игрушка. Богатый трофей, подумал я и оглянулся в поисках Тесленко. Он у нас заведует трофеями.
Но тут задняя дверца машины открылась, явив свету женские ножки необычайной красоты и стройности. За ножками появился край узкой юбки, темноволосая головка в шляпе с вуалью, а затем и все остальное. Дама была высокой и грациозной. Строгий черный костюм с оранжевыми рюшами на груди, бледное лицо, скрытое вуалью, яркие карминовые губы и жгучие мрачные глаза делали ее неотразимой и загадочной. И очень знакомой!
– Какая встреча! – восхитился я и потащил из-под плаща обрез. – Сама графиня Батори! – А про себя подумал: кто-то мне сегодня ворожит!
– Не нужно оружия, Дойч. – Резким жестом она откинула вуаль. – И убивать меня не нужно. Убьете – и ничего не узнаете.
– А вы намерены кое-чем со мною поделиться? – спросил я, заглядывая в салон «Роллс-Ройса». Там никого не было, только прислужник на месте водителя. Он съежился от страха.
– Намерена. Теперь, – ответила она, сделав ударение на последнем слове.
– Отчего же не раньше?
– Оттого, что раньше нас было трое, а теперь осталась я одна. Но не будем предаваться пустословию… Вы готовы поехать со мной, Забойщик?
– Для чего? Объясниться мы можем и здесь.
Мадам графиня сморщила изящный носик.
– Здесь? На этом грязном вонючем пустыре? На глазах у сотен оборванцев? Помилуйте, Дойч! О таинствах беседуют в другом месте. При свечах, в уютных креслах, с бутылкой старого вина… Обстановка должна быть подобающей. Мы ведь собрались не скачки обсуждать и не выборы в вашу Думу!
Пожалуй, она была права. Заставив смолкнуть голос осторожности, я опустил ружье и буркнул:
– Хорошо. Поезжайте вперед, а я за вами.
– Это куда? – послышался скрипучий голос. Графиня вздрогнула – к нам шел магистр. Глаза его мерцали как у кошки, завидевшей воробья. – Куда собрался? – повторил он.
– На романтический завтрак при свечах, – сообщил я. – Мадам желает поделиться кое-какой информацией.
– Вот как!
Магистр развернулся всем корпусом и уставился на мою клиентку. Руки его сжимали палаш, и казалось, что он сейчас решает, прикончить ли графиню на месте или дать ей помучиться неизвестностью.
Эльжбета Батори побледнела.
– К-как поживаете, магистр? – произнесла она дрожащими губами.
– Вашими молитвами… – Он вытащил клинок на треть и с лязгом вогнал его в ножны. – Что вы здесь делаете?
– Я приехала с герцогом – сопровождала его, и только! Я здесь сторонний наблюдатель! У вас нет повода подозревать меня в чем-то… в чем-то недозволенном.
– А что, нужен повод? – каркнул магистр, неприятно усмехаясь. – Нужен повод, чтобы обезглавить упыря? Мерзкого кровососа, сволочную бабу, стерву, которая…
Собрав остатки самообладания, графиня выпрямилась.
– Вы оскорбляете меня, магистр! Вы! Тогда как ваша супруга…
– А вот об этом не надо! – рявкнул магистр и потянул из ножен палаш.
Обстановка накалялась, и я решил вмешаться.
– Напомню, что у меня контракт. Настолько важный, что мне передали вот это. – Порывшись в кармане, я вытащил измятый лист и сунул его магистру. – Вот, от самого митрополита… Гильдия и ее Забойщики всегда выполняют свои обязательства. А в этом, кроме графини, никто не поможет. Разве что я отправлюсь на поиски Дракулы.
Прочитав записку, магистр слегка остыл. Ссориться с матерью нашей церковью ему хотелось не больше, чем комиссару Фурсею.
– Тайны, тайны… – недовольно пробурчал он. – Чушь, ерунда! Что бы тебе ни сказали, все будет болтовней и ложью! – Его взор обратился к графине. – Не так ли, моя красавица?
– Вы ошибаетесь, – ответила она. – Великая Тайна существует, но известна немногим из нас. И это… это… – Графиня сложила руки на груди. – Это нечто ужасное! Для вас, для пищи, но не для нас!
– Пища бывает всякая, мадам. Можно и подавиться, – сказал магистр. – Ладно, езжайте! Но чтобы без фокусов! Чтобы с Дойча волос не упал! Не то… – Он погрозил графине палашом. – Время даю до полудня. А где найти ваше сиятельство, я знаю. Отель «Трансильвания», Горки-12, не так ли?
Эльжбета Батори была бледна, а теперь так прямо позеленела. Я тоже удивился – выходит, знал магистр про ее нору! Однако не трогал по каким-то соображениям… Может быть, и с ним контракт заключили?.. И устроил он так, чтобы Петр Дойч устаканил двух вурдалаков, владеющих Тайной, – надеясь, что третий перепугается до смерти?.. Деморализованный противник – не противник… Сложная, конечно, комбинация, и много в ней внезапного и неучтенного, та же Анна например. Но, зная хитроумие магистра, я бы со счетов ее не сбрасывал.
– Вы хотели меня испугать? – Голос графини дрогнул. – Что ж! Вы своего добились!
– Испугать? Пожалуй, – произнес магистр. – В порядке мести. Я, знаете ли, памятлив на дурное.
– Но почему вы мне мстите? Именно сейчас?
Магистр прищурился и почесал лысину.
– А что это за сплетни о моей жене?
Тем их беседа и кончилась. Залез я в свой «жучок» и поехал вслед за «Роллс-Ройсом» в Горки-12, в отель «Трансильвания».
Великая Тайна
Как обещалось, мы сидели при свечах, в уютных креслах, с бутылкой французского каберне на столике. Я разглядывал вино в тонких хрустальных фужерах и думал: красное, не белое. Не от того ли нравится оно графине, что напоминает кровь?..
Ее покои в «Трансильвании» были обставлены с изысканной роскошью. На стенах – картины Мане, Тулуз-Лотрека и Дега (несомненно, подлинники), резная мебель в готическом стиле, узорчатый паркет, отделанные мрамором камины, старинные люстры и двери с затейливой инкрустацией. Шикарная норка, только насквозь пропахшая вампирами! Нора занимала целый этаж; анфилады комнат тянулись слева и справа от гостиной, и у каждой, надо думать, было свое назначение. Спальня, гардеробная, будуар, комната для утреннего туалета, комната для вечернего… что там еще положено графиням и графьям?.. Не президентский номер и не королевский, а просто часть Эрмитажа или, к примеру, Лувра. Немалая часть, но отель принадлежал графине Батори, так что она могла бы занять все здание от подвала до крыши.
В гостиной, где мы сидели, окна снаружи закрывали жалюзи, а изнутри – тяжелые плотные шторы. В комнате царил полумрак. Очевидно, графиня не любила ни солнечного, ни электрического света – то ли по своей средневековой привычке, то ли потому, что внешность ее, весьма романтическая, выигрывала при свечах. Но, может быть, этот полумрак и свечи являлись необходимой декорацией, своеобразным обрамлением нашего с ней рандеву; возможно, они подчеркивали суть и смысл того, что мне предстояло услышать. Великие тайны не обсуждают на кухне в жалких хрущобах, для них нужна другая обстановка – дворец или как минимум хоромы на Рублевке. Вроде тех, где я разделался с Малютой.
Эльжбета Батори пила вино мелкими глотками, глядела на пламя свечей и молчала. Предавалась воспоминаниям?.. Ей было что вспомнить – как-никак мадам перевалило за четыре века, а это преизрядный срок, целый исторический период. Данных, где она скиталась после мнимой смерти, под какими именами и личинами, у Гильдии не было, но специалисты в нашей службе розыска считали, что титул свой и древнюю фамилию она раскрыла только здесь, в Москве. Легализация, черт побери! Как говорит магистр, двадцать первый век – эра толерантности и политесности!
Мадам отставила бокал и обратила ко мне свои пылающие очи.
– Борджа погиб… и Живодер… Но я о них не сожалею. Все триумвираты, известные истории, быстро распадались. Теперь главенство за мной. Вы это понимаете, Забойщик? За мной!
– С чем и поздравляю, – отозвался я. – Вступим в эпоху перестройки? Новая власть, новая политика и все такое?
– Возможно, Забойщик, возможно. Борджа и Живодер были слишком высокомерными, слишком нетерпимыми, слишком приверженными старине и лишенными гибкости. Я нахожу в них сходство с вашими вождями, с теми, кто привел вас к катастрофе – вас и вашу страну. Я более терпима и предпочитаю договориться. Всем надо жить, а чтобы жить, нужно есть – не так ли, Дойч? Если магистр пойдет на контакты… если вы согласитесь стать посредником…
– Сомнительно, графиня. Не стройте иллюзий.
Впервые я заметил, как странно она говорит – ясным чистым голосом, но почти не разжимая рта. Вероятно, это было результатом долгой и упорной тренировки. Иногда меж ее карминовых губ мелькали зубы, но клыков она старалась не показывать. Большое искусство для упыря!
– Я готова сделать первый шаг, – произнесла графиня. – Я не желаю расспрашивать о ваших тайнах и секретах, хотя они очень занимательны. Весьма и весьма! Даже ван Хелсинг не мог представиться вампиром, а вам, похоже, удалось! Как?.. – Мадам сделала паузу, будто дожидаясь ответа. Но не дождалась и сказала с разочарованием: – Ну, это не столь существенно. Если изобретен препарат… или способ… – Тут она уставилась на меня горящими глазами: – Способ, что позволяет перейти в другое состояние, я это только приветствую. И знаете почему?
– Я весь внимание, графиня.
– Это мост между нами, Дойч, мост к взаимопониманию. – Эльжбета Батори усмехнулась, невольно показав клыки. – Теперь я могу спросить у вас, у пищи, у человека-Забойщика: понравилось вам быть вампиром?
Хитрая стерва! Вроде не спрашивает о секретах, а все равно хочет выпытать!
Пожав плечами, я промолвил:
– Взаимопонимание между нами лежит в другой плоскости. Препараты для этого не нужны.
Я думал об Анне, о кареглазой моей ведьмочке, но она поняла по-своему. Откинулась в кресле, бросила на меня торжествующий взгляд, прикоснулась тонкими белыми пальцами к вороту жакета и облизала губы язычком. Что правда, то правда, судари мои, она была очень красива. Красотой змеи, зачаровавшей жертву.
– Хотите, Дойч, чтобы я разделась? Что ж… – Она расстегнула верхнюю пуговицу. – Вы не будете разочарованы!
– Такие мосты мы наведем как-нибудь в другой раз, – сказал я. – А сейчас попрошу ближе к теме.
– Разве нам нужно торопиться? – Если бы не клыки, ее улыбка была бы очаровательной.
– Нужно, мадам, нужно. Магистр отпустил вам не так много времени. Если он явится сюда в полдень…
Улыбка вмиг растаяла. Встречаться с магистром графине явно не хотелось.
– К теме так к теме, – со вздохом молвила она. – Скажите, Дойч, вы человек религиозный?
– Ни в малейшей степени.
– Хорошо. Вам будет легче, ибо неверие поддержит вас. Не исключаю, что вы даже не поймете сказанного мной или не захотите понять. Для вас это прозвучит как шутка… Только учтите: к веселью я не расположена.
– Я тоже.
Пламя свечей вдруг всколыхнулось, хотя воздух был неподвижен, как в могильном склепе. Под сердцем у меня заледенело, на висках проступила холодная испарина. С чего бы?.. – мелькнула мысль. Страх и даже легкое опасение не коснулись меня, но я внезапно осознал ту пропасть в четыреста лет, что разделяла нас с графиней. Эта бездна была глубока и темна, но под ней таились другие пропасти, истекшие жизни тысяч и тысяч упырей, что уходили в прошлое – возможно, до слуги Гильгамеша, вампирического прародителя. В сравнении с этим провалом четыре века были сущим пустяком.
– Вам знакомо учение о Судном дне? – спросила графиня. – Это очень древний элемент практически всех религий. Когда-нибудь прервется цепь времен, мертвецы восстанут из могил, и их, вместе с живыми, будут судить боги или некий верховный бог… Всех и каждого! И будут назначены грешникам кара и мука, а достойным – рай и вечное блаженство.
Она говорила, а я смотрел в ее лицо, озаренное свечами. Их пламя сделалось сильным и мощным, будто не свечи то были, а огненные факелы. Но комната по-прежнему тонула в полумраке; свет падал только на Эльжбету Батори, и в ее глазах читалось торжество. О чем она толкует?.. – подумал я. Божий суд, грешники, праведники… Что за ерунда! Что за…
Отдаленный раскат грома. Тьма сгустилась, и только лицо графини, прекрасное и страшное, маячило перед моими глазами. Ее карминовые губы шевелились.
– Тайна, Великая Тайна… Вы хотели узнать ее, Дойч?.. вы и те, кто вас прислал?.. Так слушайте! Слушайте и знайте, что не случится в грядущем Страшного суда, не будет вам ни воздаяния, ни прощения, ни кары, ни блаженства. Судный день уже миновал, Страшный суд свершился в прошлом, и вы осуждены. Все! Все до единого! Осуждены и отданы нам во власть! Нам и вашей собственной злобе!
Рокот грома стих, пламя свечей опало. Я вытер пот со лба.
– Чушь! – Мой голос был хриплым. – Чушь, вранье, нелепый вымысел! Если б и произошло такое, разве мы забыли бы?.. Вселенское судилище, трупы встают из могил, бог, в силе и славе своей, спускается на Землю, и все это видят… миллиарды живых, десятки миллиардов мертвых… Куда они, кстати, делись, эти воскрешенные покойники?
– Суд был давно, – промолвила графиня. – Когда, никому не ведомо, но вряд ли в ту эпоху мир населяли миллиарды. Мертвецы остались мертвецами, живые – живыми, но лишенными памяти о случившемся. Это часть наказания, Забойщик.
Лицо Эльжбеты Батори казалось уставшим и поблекшим, словно изреченная Тайна выпила из нее энергию. Мрак в комнате рассеялся. В моем бокале, полном красного вина, играли огненные сполохи.
– Вижу, Дойч, вы мне не верите. Но верить вам не надо, вы должны лишь передать услышанное – тем, кто нанял вас. И еще скажите вот что… – Графиня на мгновение задумалась. – Скажите им: разве могли бы вы, людишки, творить те мерзости и пакости, которым нет числа, если бы не было правды в моих словах? Вы ненавидите нас, зовете монстрами, проклятым племенем Нергала… Но сами вы кто? Вспомните кровавые бунты, войны, революции, террор, уничтожение инакомыслящих, гибель целых народов, вспомните о том, что случилось недавно, о лагерях в вашей собственной стране, о бомбе, сброшенной на Хиросиму, и о печах Майданека… Вы сами перебили миллионы, десятки миллионов! Столько, сколько нам не съесть за сотни тысяч лет! И знаете что, Дойч… – она понизила голос до шепота, – я думаю, для кого-то из ваших Тайна тайной не была… Борджа признался, что открыл ее отцу, но я уверена, что и другие знали. Немногие, два или три десятка, но этого хватило. Они знали и ничего не боялись… знали, что живут в эпоху после Судного дня, что все вы прокляты… В двадцатом веке знали как минимум двое… вы вспомните их имена… вспомните и ужаснитесь…
– Хватит! – Я ли это выкрикнул или боль, терзавшая меня? – Хватит!
Я мог ее убить, но теперь это стало бы не воздаянием за Колю Вырия, а низкой местью человека, которому сказали правду. Очень неприятную и гадкую, но – правду! Может, Судный день и был фантазией, но остальное она не придумала – что было, то было! И потому я оставил свой «шеффилд» в кобуре, а катану – в ножнах. Я просто поднялся и вышел вон. Смех графини Батори преследовал меня.
Вокруг отеля раскинулся парк. Ели и березы, сосны и дубы, ивы и осины, дорожки, петляющие среди деревьев, пышный цветник с пионами и розами… После темной комнаты солнечный свет был особенно ярок, утренний воздух – прохладен и свеж, и пахло здесь чудесно, землей, и зеленью, и острым хвойным ароматом. Я шел к своей машине, глядел на эту благодать и думал: мир прекрасен! Мог ли бог, если он существует, пренебречь всей этой красотой? Или он лишь от нас отступился, от недостойных тварей? Мы ведь не изменились с той поры, когда случилось это пресловутое судилище, мы все так же жадны и жестоки, и слишком мало в нас любви. Пожалуй, мы стали еще хуже, ибо теперь богаты знанием, что позволяет вершить такие непотребства, какие не снились римским цезарям, испанской инквизиции и торговцам черными рабами.
Услышал ли я правду от графини? Или то была хитроумная ложь, попытка запугать и запутать меня, Гильдию, церковь и все человечество? Некая теория, вроде изобретенной Байкаловым, но вывернутая наизнанку: ведь согласно ее постулату, мир и люди отданы во власть вурдалакам и монстрам, что не являлись упырями, но были еще страшнее, еще опаснее. То, о чем говорила графиня, ужасы войн, пытки, лагеря, расстрелы, все это было для меня историей, страницами книг, кадрами фильмов и потому воспринималось умозрительно. Но и я с лихвой насмотрелся! Ужасов на пару жизней хватит! А что сам видишь, в то и веришь.
Вспомнились мне юный убивец Андрюха и барышня Ксюша, так возмечтавшая о славе, что не страшили ее зубы упырей, вспомнились «Доза» и пацанва безбашенная, что гуляла там ночами, вспомнились прислужники вампирные, и ренегат Фурсей, и мой партнер с пробитой грудью, и девушка, растерзанная у помойных баков. Много чего вспомнилось: и детский садик «Василек» в Измайлове, и Общество призрения бомжей, и «крохоборы» с «полтинниками», и мертвый Коля Вырий, и резня на свалке, учиненная нынешним утром. А больше всего вспоминались мне Анна и ее сестра Мария. Видит бог, жестокая история, и сам я дважды в ней замешан! Все это я видел лично, и здравый смысл подсказывал мне, что быть такого не должно. Не должно, если мы люди, а не звери! А раз существует такое в реальности, то не исключается, что мне сказали правду: осудил нас Создатель, проклял и бросил чудищам на растерзание. А чудища – мы сами…
И так мне горько стало от этой мысли, что захотелось вытащить ружье и пальнуть в небеса, вроде как знак подать – здесь я, Господи, слышишь?.. Здесь я, Дойч, ловец божий, усмиритель нечисти! Не оставляй меня в сомнениях! Укажи во тьме дорогу! Дай мне силы, чтобы биться с упырями! А если для меня ты не припас даров, так пожалей хотя бы Анну, пошли ей терпения и не лишай надежды! Будь к ней милостив!
– Анна, Анна!
Я выкрикнул ее имя и внезапно понял, что не о том размышляю, не о том печалюсь. Случился Судный день или не случился, покинул ли нас Бог, отдал ли кровососам и маньякам или только решил попугать – что мне до этого? От великих тайн проистекают великие проблемы, но разбираться с ними не мне. С этой вот – отцу Кириллу, патриарху, папе римскому, хоть далай-ламе в Гималаях! Любопытствовали, слуги божьи, – так получите! И решайте, что было, чего не было! А мои проблемы поскромнее, и главная – в Третьем Берендяевском. Сидит на диване, ждет меня и думает, жить или не жить… Пока решила задержаться в этой юдоли печали – видно, дорог ей Забойщик Дойч, покидать его не хочется. Опять же кровь искусственная подвернулась… Будет жить на этом суррогате, будет хранить свою тайну, а потом терпение кончится, и скажет она: убей меня, Петр, убей! Ты ведь Забойщик!
Вот моя проблема. Для кого-то, может, и пустяк, а для меня – великая.
Остановился я, уперся лбом в сосну, вдохнул ее смолистый запах, и в голове у меня прояснилось. Есть проблема – будем решать… Хоть всю жизнь!
И, не думая уже о Судном дне, о Боге, покинувшем нас, и обидных речах графини, отлепился я от ствола и зашагал к «жучку». Но не прошел и трех шагов – замер посреди дорожки, со ртом, раскрытым в изумлении.
Передо мной была дверь. Дверь в кирпичной стене с двумя окошками, утепленная черным дерматином, с блестящей ручкой из латуни. Дверь и стена торчали между двух березок, а прямо за ними рос высокий клен, всем своим видом намекая: не верь тому, что видишь. Это, мол, игра воображения или нелепая декорация.
Как бы не так! Я знал, я помнил, что за этой дверью! Неширокое помещение, что будто бы тянется в бесконечность, сводчатый потолок с лампионами, стены, облицованные дубом, а вдоль них – стеллажи, витрины, полки, сундуки… Хранилище странных предметов, лазарет Господень, как сказал Степан… Сокровенный склад, где командует ангел! Или не ангел, а некая сущность, загадочный Вселенский Кладовщик, знающий лучше визитеров, что им нужно – и не просто нужно, а необходимо позарез!
Видение шкафчиков из палисандра мелькнуло предо мной. Шкафчики, забитые косметикой и всякими снадобьями, баночки, коробочки, флакончики, запах роз, жасмина и сирени… Мази и микстуры, порошки и таблетки, разноцветные таблетки, которые я видел в прошлый раз… Синие, желтые, зеленые и шарики-крупинки, сиявшие ярче алмазов – то волшебное лекарство, которое принес Степан… Что еще там было? Что приготовил мне Вселенский кладовщик?..
Обрез, висевший под плащом, вдруг потеплел, заставив меня невольно вздрогнуть. Не спуская глаз с двери, я направился к ней, улыбаясь и думая: может, и свершился Страшный суд, и нет с нами больше ни Иисуса, ни Аллаха, ни иного божества, а Лавка – здесь! Здесь! Вот она!
Дверь отворилась, и я вошел.
Интермедия 5
Фрагмент заметки
«Христианская правда» от 28 июня.
Орган ВНУО, российской православной партии
…гнусные клеветнические слухи. Повторяем: это клевета, распространяемая безбожниками, врагами Церкви Христовой, ненавистниками любой веры, любого вероисповедания. Они утверждают, что за последние две недели ряд высших иерархов покончили жизнь самоубийством, хотя подобный акт греховен с точки зрения любой из трех мировых религий. Они называют среди этих иерархов далай-ламу, нескольких великих муфтиев, ряд видных деятелей католической, православной и протестантской церквей и даже его святейшество папу! Гнусная ложь дешевых журналистов-щелкоперов, что гоняются за сенсациями! На самом деле его святейшество папа, будучи в преклонном возрасте…