Шелковый путь. Записки военного разведчика Карцев Александр
А мы возвращаемся на десятую заставу. Докладываю комбату, что все живы. Он напоминает, что послезавтра у нас очередная засада. Неужели нельзя было сказать об этом чуть-чуть попозже?! Может, мы бы и совсем о ней забыли. Хотя бы на полчаса.
НАГРАДНОЙ ЛИСТ1. ФИО: Карпов Сергей Иванович.
2–11. …
12. За какие заслуги представляется к награде:
В ДРА с августа 1986 года. За время прохождения службы в полку принимал участие в 9 поисково-засадных операциях по ликвидации бандформирований мятежников, где зарекомендовал себя смелым и решительным офицером, умело ориентирующимся в сложной боевой обстановке. С декабря 1986 года исполняет обязанности командира второго разведывательного взвода.
Особенно отличился 27 декабря 1986 года при проведении боевой операции в зеленой зоне Чарикар. Разведывательный взвод под командованием старшего лейтенанта Карпова С.И. получил задачу прикрывать работу группы спецминирования в районе населенного пункта Калайи-Биланд. При выдвижении разведвзвода на указанный рубеж из ближайшей крепости по разведчикам был открыт огонь. Умело управляя взводом, старший лейтенант Карпов С.И. с отделением разведчиков выдвинулся по лощине к крепости и во встречном бою уничтожил трех душманов.
Вновь отличился 11 января 1987 года. Разведвзвод в составе разведбата дивизии проводил боевую операцию в районе населенных пунктов Ахмедзаи, Мусахейль, Гафурхейль (Панджшерское ущелье). В ночь с 11 на 12 января разведвзвод старшего лейтенанта Карпова С.И. получил задачу в составе 3-й разведывательно-десантной роты блокировать горное ущелье.
При выдвижении разведчики наткнулись на засаду. При первых же выстрелах старший лейтенант Карпов С.И. укрыл взвод за ближайшими укрытиями. Под кинжальным огнем душманов с группой разведчиков он выдвинулся во фланг мятежникам и открыл огонь. Лично уничтожил две огневые точки противника. Тем самым обеспечив выполнение задач разведывательно-десантной ротой без потерь.
Вывод: за личное мужество и отвагу, проявленные в бою с мятежниками при выполнении интернационального долга на территории ДРА, достоин награждения медалью „За отвагу“.
Командир 2МСБ майор Лобода
Мы отмечаем старый Новый год. В гости к нам пришли секретарь комитета комсомола батальона Володя Щеголев и заместитель начальника штаба Валера Куделин. Наши самые близкие друзья. Попутно отмечаем день рождения моего командира первого разведотделения Эдика Передерия. Мы собрались в солдатской столовой (если так можно назвать комнату в крепости, выделенную для этих целей). На трех столах разложены конфеты, печенье, самодельные торты (основа которых – обычное печенье, пропитанное сгущенным молоком), в кружках – горячий чай. В мисках дымится праздничный плов. Поздравления, пожелания. Читаю свои стихи. Ребята играют на гитаре и гармошке. Да, ребята у меня подобрались талантливые (никак не могу привыкнуть, что «не у меня» – через месяц должен вернуться из отпуска Толя Викторук, их командир).
Дедушка Мороз принес моим разведчикам подарки: сегодня пришли письма из педагогического института. Каждому из ребят. Даже не думал, что они будут так рады! Зна чит, я поступил правильно, что написал письмо в комитет комсомола музыкально-педагогического факультета.
А я получил письмо от Володи Иванова из Шинданта.
Привет, Серега.
Как там твои дела, что нового, как идет служба? Что-то от тебя давно нет писем, забываешь старых друзей?
Как там Дороганыч? Что у него нового? Вышли мне его адрес, если он у тебя есть. Передавай ему от меня, Алехина и Толика Кузьменко огромный привет.
Толика я сейчас вижу часто, правда на этой неделе не смог заехать к нему. А так, если не уходим в горы, частенько захожу к нему. Он теперь рядом со мной. Как раз он стоит с одной стороны, а Алехин – с другой. Я дал Толику твой адрес, он обещал написать. Не помню, писал тебе или нет, Толик получил новую должность – заместителя командира роты, на хорошем счету у начальства. Он мне сказал, что в Союзе на прыжках разбился Сергей Кузнецов из девятой роты. Он служил в десантно-штурмовом батальоне. Так что уже второй с нашего выпуска.
Игорь Быков написал, что его отправляют в ДРА, вот жду, когда прилетит. Может, попадет к нам в дивизию. А если попадет к вам, пусть сразу же напишет.
Как там у тебя насчет отпуска? Когда поедешь? Мы с Толиком летим на Новый год, а там уж как получится.
Мишку Горбунова не видел уже три недели. То есть, как вернулись из Кандагара, как-то заезжал к нему раз, но его не застал.
У меня самого все нормально. Частенько мотаемся по горам, так что времени свободного мало. Ну, ладно, привет тебе от ребят. Пиши, не забывай.
Да, от Игоря Овсянникова письма получаешь? Мне он что-то давно не пишет. Или, может, пишет на полк? Высылаю тебе свою фотографию, кандагарскую. Если у тебя есть твои, то высылай. Хоть посмотреть, какой ты там.
До встречи. Пиши.
Володя
Как написать ему об Игоре Овсянникове? Но написать надо. Игорю сейчас нужна поддержка. Нужна как никогда.
Пришла радиограмма со штаба полка. Запланировать и проводить засадно-поисковые действия каждую ночь. По заставам передан приказ: «Огонь не открывать даже при обстреле. Сообщать об этом в центр боевого управления и действовать по его указаниям».
Вот она, прославленная инициатива командиров среднего звена. В кодограмме № 28 были высказаны пожелания «усилить разведывательную деятельность». Проводить же засады каждую ночь – просто глупость. Запретить заставам открывать ответный огонь при обстреле – преступление. Тем более что в кодограмме по этому поводу было сказано: «В случае обстрела или нападения на охраняемый объект или подразделения войск ответным огнем и решительными действиями всех сил и средств уничтожать противника. И не допускать случаев безнаказанных диверсионных действий противника». К сожалению, в армии принято выполнять не более разумный приказ, а тот, который поступил последним.
На следующую ночь выходим на засаду в район кишлака Каламуса-Паин. Ночь проходит спокойно, но в воздухе витает какое-то напряжение. Что-то происходит вокруг, что-то нехорошее. Но это только предчувствия. На рассвете мы возвращаемся на десятую заставу.
Бойцы укладываются отдыхать, а я сажусь составлять новый план засадно-поисковых действий. На каждую ночь. Глупость, но это приказ. До этого засады проводились после трехдневной подготовки. Первый день – отдых разведчиков после прошедшей засады, выгрузка машин, чистка оружия. Обслуживание техники. Второй день – пристрелка оружия, тактические занятия на местности, подобной той, на которой предстоит действовать следующей ночью. Отработка различных ситуаций и вводных. Третий день – загрузка машин боеприпасами, проверка оружия, средств связи, ночных прицелов и приборов ночного видения. И вечером выход на засаду.
Иногда, чтобы сбить духов со счета и не попасть на встречную засаду, выход планировался не через три дня, а через четыре. Эта система подготовки оправдывала себя на протяжении многих лет. Если же засады проводить каждую ночь, рушилась вся система.
Не было времени для отдыха разведчиков и их подготовки. А это неминуемо должно было привести к потерям. Ведь на войне невозможно все время быть охотником, когда-то ты становишься и дичью. Этим приказом нас автоматически превращали в дичь.
Поэтому и надо было поломать голову над новым планом. Чтобы вывести своих бойцов из-под удара.
Днем иду в Калайи-Девану. Сопровождение не беру, ведь это частная прогулка. И подставлять своих разведчиков не хочется. Проведываю своего мальчишку. Приказываю его отцу спустить мальчика со второго этажа. На улице прохладно, но очень солнечно. С полчаса мальчишка лежит на свежем воздухе на плетеной деревянной кровати. Мне кажется, он совсем ни на что не реагирует. В глазах боль и усталость. Совсем недетская усталость.
Мы заносим его в одну из комнат первого этажа. Перебинтовываю его, засыпаю с ног до головы стрептоцидом. Мальчика нужно оставить здесь. Наверху в темной дальней комнате у него нет ни единого шанса выздороветь. А здесь есть окно. В окно виден мир. А это неплохой повод, чтобы жить.
Но жить не всегда получается. Вечером наступает конец света. Сразу после двадцати часов духи обстреливают реактивными снарядами джабальский полк. Всю ночь горит колонна топливозаправщиков. Сорок семь машин. Реактивными снарядами обстреливают чарикарский саперный полк, штаб дивизии и аэродром. Наступает первый день перемирия.
Мой взвод отправляют на пятую «А» заставу. Ожидается приезд заместителя командующего армией. Мои машины будут изображать бронетанковую технику четвертой мотострелковой роты. А разведчики – ее бойцов. Кажется, это называется показухой? Меня же вызывают в развед отдел. Отвожу план засадно-поисковых действий на февраль. Встречаю там Отари Давитадзе, командира первой роты разведбата. Начальник штаба батальона Валера Балясников сейчас в Союзе в отпуске по болезни. И Отари исполняет его обязанности.
С совещания приходит майор Качан, наш начальник разведки. Рассказывает, что вчера штаб дивизии обстреливали градовскими снарядами. Значит, «секретное оружие», о котором так много в последнее время говорят духи, не что иное, как градовская установка. Серьезная новость. Моджахеды называют ее «Бим» (по нашей армейской терминологии «БМ» – боевая машина).
А ночью снова выходим на засаду. Недалеко от нашей двадцать второй заставы. Так хочется заехать на родной Тотахан, но наши желания не всегда исполняются. Комбат просит осмотреть плато и кяризы на предмет подготовки духов к пускам реактивных снарядов. Моджахеды запускают их с камней, особой сложности в этом нет. Но доставка бое припасов – занятие довольно хлопотное и заметное. С этим то мы и боремся.
Под двадцать второй заставой встречаю наших старых знакомых, третью разведывательно-десантную роту. Около часа болтаем с Рашидом Исламгалиевым (ротным), Семеном (его замом), Серегой Иноземцевым (командиром взвода), Васей (техником), Валерой (арткорректировщиком) и Юрой (сапером). Они давно приглашают меня к себе на место замкомроты. Знают, что Игорь Гук был моим однокурсником. Третья рота давно стала мне родной. Мы и в операциях уже несколько раз были вместе. А после последней они вообще считают меня своим добрым ангелом-хранителем. И очень удивляются, что я не соглашаюсь. Как я могу объяснить им, что у меня совсем другая задача. Я – почтальон Печкин. Моя задача – носить письма от Шафи на Тотахан. И обратно. Командую разведвзводом я лишь по счастливому недоразумению.
Ребята ночью тоже уходят на засаду. К подножию горы Гагаргар (отм. 2326). Далековато. Моя засада – у кишлака Чашмайи-Харути. Так я же не дивизионный разведбат!
Перед самым рассветом мы возвращаемся к своей броне. Под два дцать вторую заставу. У Корнилы опять чрезвычайное происшествие. Какой-то боец баловался с запалом от гранаты, в результате изуродовал кисть руки. Мои разведчики оказывают ему первую медицинскую помощь.
Корнила докладывает о происшедшем в батальон. Просит меня подойти к радиостанции. На связи комбат.
– Что думаешь, разведчик, нужно его везти в госпиталь?
Прекрасно понимаю, чем вызван этот вопрос. За потери с командиров всегда спрашивают по полной программе. И тем более за травмы, полученные при неосторожном обращении с оружием. Но сейчас думать уже поздно, бойца нужно срочно везти в медсанбат. Захватываем его с собой.
После медсанбата возвращаемся на КП батальона. Но отдохнуть не получается. Комбат приказывает выделить одно отделение для сопровождения колонны на седьмую и двадцать первую заставы. А самому с двумя отделениями выехать к хребту Зингар. Там нужно что-то забрать. Уточняю, что? Несколько переносных зенитно-ракетных комплексов «Стингер». Оказывается, в одной из пещер дехкане кишлака Калайи-Девана случайно на них наткнулись. Рядом с комбатом стоят два афганца. Они-то и должны показать дорогу.
Но что-то здесь не так. Неделю назад по всем разведподразделениям прошла информация, что командир первого подразделения, взявшего «Стингер», получит звезду Героя Советского Союза. До этого душманы обычно использовали более дешевые английские «Блоупайпы». Англичане снимали эти ракетные комплексы с вооружения как устаревшие и довольно охотно спихивали их афганским моджахедам.
«Стингеры» – новинки, современные и довольно грозные. Понятно, что наше командование было заинтересовано в их захвате. Не думаю, что это было вызвано заботой о наших летчиках. Но зато давало возможность показать всему миру, что ряд зарубежных стран (в частности одна, со звездно-полосатым флагом) не прекращают вмешиваться во внутренние дела Афганистана.
Тогда я еще не знал, что первые «Стингеры» перево зились в Афганистан как настоящие драгоценности и хорошо охранялись. Но одно я знал точно: Звезду Героя нельзя получить за погрузочно-разгрузочные работы. За то, что ты съездил по указанному адресу, забрал там парочку «Стингеров» и привез их на КП батальона. К сожалению, комбат о таких мелочах не задумывался. Возможно, мысленно он уже примерял на свой китель золотую звездочку.
Мы подъехали к кишлаку Калайи-Девана. Там два моих проводника вдруг признались, что сами они в этой пещере не были. «Стингеры» видели вот эти двое. И показали мне на двоих чистой воды моджахедов. Я поинтересовался, почему же они сами не пришли к нам на заставу?
– Они боялись, что вы их убьете.
Да, при виде этих двоих комбат хорошенько подумал бы, прежде чем отправлять нас к черту на рога. Сажаем их на броню. Они показывают направление на кишлак Чашмайи-Харути. Сегодня ночью мы там уже были. От Калай-Деваны туда около двенадцати километров. Но мы не доезжаем два километра и сворачиваем налево. Вдоль пересохшего русла реки Танги. Машины приходится оставлять. Слишком крутой подъем.
Я уже догадываюсь, что будет дальше. Метров через пятьсот хребет Зингар закроет нас от огневых позиций дивизионной артиллерии. И мы останемся без огневой поддержки. Наши БМП нас уже и сейчас прикрыть не смогут.
Я выхожу на связь с Отари Давитадзе, исполняющим обязанности начальника штаба разведбата. У него хорошие отношения с эскадрильей Ми-24, вертолетов огневой поддержки. Они постоянно барражируют над баграмским аэродромом. Объясняю ему в двух словах ситуацию, сообщаю частоту, на которой работает моя радиостанция, и прошу договориться, чтобы парочка вертушек залетела между делом в наш район. Это незаконно, но ради старой дружбы на что не пойдешь! Вертолетчики знают, что если собьют их вертолет, их жизни будут зависеть от расторопности разведчиков. Так уж сложилось, что в Афганистане разведподразделения частенько выполняют задачи поисковых отрядов. Вытаскивают летчиков из пекла и окружения. И поэтому разведчикам они обычно не отказывают. Никогда не отказывают. Таков неписаный закон фронтового братства.
На плато нам встречаются свежие, не более чем трехдневные следы каравана. Значит, гуляют здесь духи. И очень много следов нашей армейской обуви, оставленных не позднее, чем сегодняшней ночью. Но они остаются левее нас, и я не пытаюсь их идентифицировать.
На пути попадается несколько пещер. Осматриваем их. В них осколки разбитых глиняных кувшинов и какие-то тряпки. Похоже, в этих пещерах моджахеды пережидают дневные часы. Но сейчас в них никого нет. Пещеры нас немного задерживают, но есть дела, в которых лучше не спешить. Мы можем совершать любые глупости, но оставлять моджахедов за своей спиной – непозволительная роскошь.
А на душе у меня уже скребут кошки. Мы рассыпаемся в цепь. Хорошо, что ребята понимают меня с полуслова. Мы разбиты на четыре тройки. Идем перекатом. В каждой тройке один занимает позицию для стрельбы лежа, второй перемещается короткими перебежками. Третий поднимается, чтобы повторить маневр второго. Каждая тройка прикрывает соседнюю.
Нашим проводникам этот стиль передвижения совсем не нравится. Они начинают нервничать. Это видно по их прямым напряженным спинам. С такими спинами люди обычно идут на эшафот. Хотя возможно, что я и ошибаюсь. Ведь я никогда не видел, как люди идут к эшафоту.
Два пулемета открыли огонь практически одновременно. Наши проводники сиганули в кяриз. Свою задачу они выполнили – вывели нас на засаду. Всю дорогу от наших машин я держал их на прицеле. И все-таки их прыжок оказался для меня неожиданным. Ненадолго. Не задумываясь, я бросил им вслед гранату Ф-1.
К пулеметчикам присоединились три автоматчика. Позиции у них хорошие. Нам их не достать. Но и им нас – тоже. Нас спасло то, что мы не шли в колонну, а растянулись цепью. То, что не стояли на одной линии. И то, что давным-давно мои родители дружили с одной немецкой семьей. Глава ее, офицер вермахта, после войны три года был у нас в плену. А потом навсегда остался в этой странной и удивительной России. Он-то и рассказал мне о «змейке», предбоевом порядке разведподразделений вермахта. Она-то нас и спасла. Мои разведчики передвигались именно в таком предбоевом порядке.
Мы отрыли ответный огонь. Оставаться на месте было равносильно гибели. Надо было уходить. Но путь назад был отрезан автоматчиками. Нас выдавливали в небольшой коридор в этом огневом мешке. И я не сразу сообразил, почему.
В эфире раздается голос Ришата Фазулова, командира второго разведотделения. Говорит он открытым текстом и на повышенных тонах.
– Товарищ старший лейтенант, тут со всех сторон мины!
Я уже и сам вижу, что духи выдавили нас на наше же минное поле. Вокруг рассыпаны небольшие ярко-оранжевые пластмассовые контейнеры. Размером со спичечный коробок. Это мины-лепестки. Вертолетчики сбрасывают их из больших металлических ящиков на караванные тропы. Через трое суток мины самоликвидируются. Опасности днем они практически не представляют. Слишком заметны. Их предназначение – ночная работа. Против вьючных животных и их погонщиков. Охраны и сопровождения. Против караванов. С оружием и боеприпасами. Ведь только они ходят в горах ночью.
На связь выходит Отари Давитадзе.
– Сокол. Я – Беркут. Держись. Крокодилы (вертолеты огневой поддержки) будут через пару минут. Обозначь себя. Как понял, прием?
– Беркут. Я – Сокол. Понял тебя хорошо. Спасибо.
Жестами показываю своим разведчикам, чтобы обозначили фланги. Ребята поджигают сигнальные дымы. Через мгновение над нашими головами проходят два Ми-24. И открывают огонь по засаде НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Интенсивность стрельбы моджахедов сразу падает.
Это дает возможность сосредоточиться на минах. Их много, но проползти можно. Тем более сейчас, когда вертолетчики работают с духами. Начинаю движение. Теперь главное не спешить. За мною следом ползет Максим Таран. Леша Стасюлевич нас прикрывает.
Все бы ничего, но шальная духовская пуля попадает в одну из мин перед моим носом. Мина срабатывает. Несколько осколков впиваются мне в лицо. Самый большой перебивает нижнюю губу. Крови немного, но говорить я не могу. Жестами показываю Максиму, чтобы передал всем группам: «Остановиться, занять круговую оборону и выходить по одному. Следом за мной». Передаю ему свою радиостанцию.
В эфире голос комбата. Похоже, он лично прослушивает наш эфир. Фраза Ришата заставляет его поволноваться.
– Сокол, Я – Пахарь. 737 (Доложите обстановку). Я – Пахарь. Прием.
Показываю Максу, чтобы ответил комбату. Он выходит в эфир.
– Пахарь, Я – Сокол. 037 (У нас все нормально). Я – Сокол. Прием.
– Где старший Сокола? Я – Пахарь. Прием.
Что ему ответить? Я отмахнулся, скажи мол, куда-то вышел. Занят или вообще болтает сейчас с каким-нибудь другим комбатом. Потом объяснимся, сейчас надо заниматься делами. Делать проход в минном поле.
Лепестки мы прошли довольно быстро, но впереди оказалось самое сложное. Настоящее минное поле. Стало понятным многое из того, что произошло за последние сутки. Третья разведрота вышла на засаду прошедшей ночью в район гора Гагаргар. Это был отвлекающий маневр. Тем временем саперная рота дивизионного инженерно-саперного батальона устанавливала минное поле в районе пересохшего русла реки Танги. Вот откуда взялись следы наших армейских сапог в этом районе. Моя же засада была частью общего плана. Не ведая того, я прикрывал саперов с фланга.
Около часа шомполом автомата я сантиметр за сантиметром прощупывал грунт, проделывал проход в минном поле. За это время мы проползли почти пятьдесят метров. Оставшиеся двенадцать километров до заставы мы проехали на своих БМП минут за пятнадцать.
А потом еще полчаса Любовь Николаевна накладывала мне швы на нижнюю губу. Комбат сидел рядом и за что-то извинялся. Осколки решили не доставать. Корпус мины-лепестка сделан из пластмассы, и рентген их не обнаруживает. Поэтому искать осколки можно только на ощупь. Я подумал, что моя челюсть вполне может без этого обойтись. Тем более что Любовь Николаевна пообещала, что через пару лет они все равно должны выйти наружу. Прожить так долго я даже и не надеялся.
Весь следующий день я чувствовал себя героем. Я вывел взвод из засады без потерь. А еще освоил новую специальность. Сапера. Точнее – одноразового сапера.
Не нужно было быть большим умником, чтобы понять главное. Не мой опыт и даже не прославленная немецкая «змейка» спасли жизни моих бойцов. Нас никто и не хотел убивать. Душманы разыграли свою серенаду «Солнечной долины» как по нотам. Судя по всему, на той стороне перевала находился караван с оружием. Когда моджахеды обнаружили, что тропа заминирована, кому-то из них и пришла в голову идея со «Стингерами». Нас использовали как одноразовых саперов для проделывания прохода в нашем же минном поле. Единственное, что помогло нам избежать потерь, так это выдержка и опыт моих разведчиков. Если бы они только запаниковали…
Я чувствовал себя оплеванным. С головы до ног. Хотя на что здесь было обижаться?! Мне повезло, я встретил более сильного и опытного противника. Чем был сам. Нужно было у него учиться. Урок был прекрасный. И все равно на душе было очень грустно. Интересно, а кому бы после такого было весело?
Я вышел на связь с Отари Давитадзе. Еще раз поблагодарил его и рассказал о своих опасениях. О предполагаемом караване. Отари со мной соглашается. И успокаивает: за одного битого двух не битых дают. Ну почему я не из числа тех двух?!
На заставе меня ждет письмо от Кости Гуриненко, талантливого и веселого школьника из Киева. Мы играем с ним в шахматы в письмах. Одно письмо – один ход. Партия получается очень длинной. И только это спасает меня от полного разгрома. Ведь Костик – кандидат в мастера спорта по шахматам. И одно письмо от девчат из института народного хозяйства имени Плеханова. Одна из них, Ленка Калинина, – сестра моего друга Гришки Крюкова. Остальные – наши друзья: Галка Титова, Юлька и Оля Бантюковы, Таня и Ира. Живут они в одной комнате и письма свои подписывают ее номером «703»: «Гришка пишет, что у вас самое страшное – это прослыть трусом». Я с ними не согласен. У нас самое страшное – это прослыть идиотом. И все-таки они правы. На ум приходят какие-то строчки. Я записываю их на обратной стороне своей рабочей карты.
- Ты спрашиваешь, как мы здесь живем?
- И что всего страшней на поле боя?
- Ты знаешь, милая, под бешеным огнем
- Всего страшнее тень позора.
- Всего страшней не встать в цепи,
- Прижатой к снегу пулеметом.
- И в полный рост не сделать шаг
- Навстречу бесконечным звездам.
Сафиулло
К вечеру возвращается хорошее настроение. Оно всегда возвращается после хорошего обеда. Из штаба дивизии пришла очередная радиограмма: «Расширить работу с местным населением по поискам возможных перспектив продолжения перемирия, по выявлению наиболее агрессивных банд и способов их ликвидации». Есть в Афганистане такая традиция: как только наше командование объявляет перемирие или временное прекращение огня, духи начинают активно запасать боеприпасы и перегруппировываться. И активизируют свою диверсионную деятельность. А значит, работы разведчикам прибавляется. Ведь на востоке объявление перемирия всегда было приметой слабости.
Дежурный по заставе сообщает, что у входа в крепость меня ждет маленький Абдул. Выхожу к нему. Здороваемся. Абдул спрашивает, не убью ли я его брата? Глупый вопрос, конечно, нет. Но в чем проблема?
Мальчуган не отвечает на вопрос. Просит немного подождать и убегает. Что такое? Что за игры?
Все проясняется через пару минут. Из-за дувала один за другим выходят десять моджахедов с оружием. Старшим у них брат Абдула – Сафиулло. Они подходят к стенам крепости и складывают оружие. Оружия очень много. Безоткатное орудие, пулемет китайского производства, семь автоматов, два карабина. И даже три реактивных снаряда.
Я зову Мишу, своего переводчика. Вместе с ним приходит и комбат. Сафиулло – худенький высокий парень лет девятнадцати. Они с братом чем-то очень похожи друг на друга. Сафи рассказывает, что он из банды, подчиненной Анвару. Вместе с этими людьми убил своего командира Суфи Ахматдина. И теперь хочет перейти на сторону народной власти. Пока он рассказывает о своей подготовке в пакистанском учебном центре, о китайских инструкторах, я понимаю, что сегодняшний приход Сафи – мой просчет. Он был бы очень полезен, находясь в банде Анвара. Сейчас же он как агентурный контакт для меня потерян. Не смог я сразу оценить возможности выхода на него через Абдула, а теперь махать кулаками поздно. Абдул оказался в этой ситуации более взрослым, чем я ожидал. И сделал больше, чем от него требовалось. Но и его понять можно: он хотел спасти своего брата и увести его из банды.
Через Мишу Намакинова я рассказываю моджахедам о декларации «Национального примирения», о том, что они попадают под амнистию, и чтобы не боялись – никто их наказывать не будет. Оружие мы пока забираем. Афганцев заводим в крепость. Мои ребята приносят им несколько банок рыбных консервов и две буханки хлеба. Моджахеды немного осваиваются. Пытаются шутить. Но видно, что на душе у них неспокойно. Мы же с Сафиулло уезжаем в разведотдел дивизии. Я прощаюсь с Абдулом, прошу его подождать меня. Говорю, что он большой молодец. И не говорю, что я – последний идиот. Поспешил ты, Абдул. Ох, поспешил.
В разведотделе меня поздравляют с успешной работой по проведению в жизнь политики национального примирения. Звучит это как шутка. Разведчики прекрасно знают цену этому перемирию. Тем не менее это первая банда, сложившая оружие после пятнадцатого января. С политической точки зрения – событие очень серьезное. И этого никто не собирается недооценивать. Хорошо еще, что не ругают за то, что порвал возможную ниточку агентурного контакта. Конечно же, с точки зрения дальнейшей работы по банде Анвара было бы лучше, если Сафиулло остался бы в банде. К сожалению, политика и разведывательная деятельность – вещи совершенно разные. И сегодняшний мой провал в агентурной работе, с другой стороны, выглядит как большая политическая победа.
Ну и пусть! Сами такие! Договариваемся, что стрелковое оружие останется у бойцов Сафиулло, а безоткатное орудие и реактивные снаряды они сдадут. Это не вызывает ничьих возражений. Сегодня они переночуют на посту самообороны в кишлаке Чауни. У Бойдуллы. А завтра переберутся в кишлак Баги-Алам. Там организуется новый пост. Будут служить на нем. Меня знакомят с Нурутдином. Это бывший житель Баги-Алама. Девять месяцев учился в Высшей школе милиции в Киеве. Сейчас получил задачу организовать пост самообороны в родном кишлаке. Это его радиостанция выходила несколько дней назад в эфир (я тогда подумал о новой банде).
От Сафи мы узнали много нового. В кишлаках Джарчи и Петава находится банда Анвара. Сам он сейчас в Пакистане, вернуться должен где-то в начале марта. Бандой руководит его брат Шер-шо (Шер-шах). В банде около пятидесяти человек. Три крупнокалиберных пулемета ДШК, безоткатное орудие, пулеметы египетского и китайского производства, ручные противотанковые гранатометы, стрелковое оружие. Около ста восьмидесяти реактивных снарядов.
Около месяца назад караван из Пакистана доставил противопехотные мины. Сейчас вокруг кишлаков моджахеды оборудуют укрепленный район. В кишлаках работает исламский комитет. В «саду Алимжана» (квадрат 61189) – большой склад оружия и боеприпасов.
К национальному примирению банда относится отрицательно. В ближайшие дни готовит обстрел штаба соединения.
А вот банда Хайрулло-Хана, которая располагается в кишлаке Лангар, может перейти на сторону народной власти.
Это было новостью. Хайрулло-Хан был правой рукой Карима. То, что он перебрался в Лангар из Карабагкареза, могло говорить только об одном: в банде Карима после его смерти шла большая борьба за власть. Братья Карима – Абдул-Али и Рахматулло – не нашли общего языка с Хайрулло-Ханом. И он от них ушел. Это было хорошей новостью. Разделяй и властвуй, так учил Чингисхан. Так работали и мы.
Мы возвращаемся на КП батальона к вечеру. Бойцы Сафиулло получают обратно свое оружие и уходят ночевать на пост Бойдуллы. С ним уже договорились. Абдул очень рад видеть своего брата живым. Возможно, на этот счет у него были какие-то опасения. Мы прощаемся, я говорю, чтобы не волновался. Все будет хорошо. Брат Абдула – мой брат. К нам подходит Сафи. Он краток.
– Ташакор, кумандан (Спасибо, командир).
Эта благодарность стоит многого. Сафи со своими бойцами уходят. А я приступаю к подготовке очередного выхода на засаду. Ходить каждую ночь утомительно и опасно. Нас легко вычислить и поставить встречную засаду. Поэтому мне приходится немного «химичить» – чередовать реальные засады с фиктивными. В среднем на три реальные засады я планирую одну липовую. Выбираю безопасный район под какой-нибудь заставой и даю своим бойцам ночь отдыха. Иначе их надолго не хватит. А сам превращаюсь в лунатика. Недосып ужасный.
А днем, как только появится возможность, иду в Калайи-Девану, к своему больному. Улучшения его состояния не наблюдается. Я делаю перевязки, обрабатываю пролежни стрептоцидом. Мне помогает Абдул. Он почти поселился в доме у маленького Карима (как забавно, я приложил свою руку к ликвидации Карима, главаря банды из Карабагкареза, а сейчас столько сил и времени трачу, чтобы спасти жизнь его тезке из Калайи-Деваны). Абдул часами что-то рассказывает своему новому другу. Переворачивает его с одного бока на другой. И через две недели в глазах у Карима появляется что-то новое. Что-то кроме боли и усталости. В глазах появляется какой-то смысл.
Мы часто выносим Карима на улицу. На свежий воздух. Первое слово, которое я от него слышу, это «нан» – хлеб. Он просит поесть. Это самый большой праздник для нас с Абдулом. И всей семьи Карима. Теперь все будет хорошо.
Через неделю Карим начинает самостоятельно переворачиваться с бока на бок. А еще через две сам выползает на улицу. На четвереньках. Смешной и очень слабенький. Пролежни его начинают подсыхать и заживать понемногу. Вы не представляете, какое это счастье!
За это время мы сходили с разведвзводом на несколько боевых операций вместе с 345-м парашютно-десантным полком и разведбатом. Двадцать пятого января вытаскивали одного бойца из-под двадцать третьей заставы. Сорвался в пропасть. Сильно повредил позвоночник. Сразу же отправили его в Союз. В конце января сопровождали замкомандующего с группой афганцев, инспектирующих посты самообороны.
И неделю сопровождали группу геологов, которые проводили какие-то геологические изыскания в Панджшерском ущелье, составляли карты и схемы. Это было не совсем понятным, ведь в ближайшие годы планировалось выводить наши войска из Афганистана. Для чего или для кого проводились эти работы?
Я в своей работе, был нацелен на Ахмад Шаха. Думаю, что и геологи делали свою работу по его негласной просьбе нашему командованию. Ведь проводить геологические изыскания в это время проще всего было со стороны советских войск. Также я не знал, что они здесь искали. Откуда было мне знать! Я был маленьким почтальоном Печкиным. И не мог ведать, как работает весь Главпочтамт.
В конце февраля из отпуска вернулся Толя Викторук. Одновременно с ним приехал Игорь Алескеров – заменщик Олега Артюхова. Я сдал разведвзвод Толику, свой взвод и заставу – Игорю. А сам принял дела и должность заместителя командира шестой роты. Эта должность была оптимальной для контактов с Шафи. Теперь меня ничто не должно было отвлекать от основной работы.
В батальоне произошли небольшие изменения. Комбатом назначили нашего начальника штаба Олега Лободу. Женька Шапко сбежал в первый рейдовый батальон на должность начальника разведки. Жизнь на десятой заставе его окончательно достала. Жизнь командира заставы, на которой расположен командный пункт батальона, кого хочешь достанет.
В конце марта меня снова вызвали в штаб дивизии. Правда, в этот раз по делам совсем не боевым. А как обычного секретаря партийной организации роты. Лучшей роты в полку. В офицерском клубе проходит партийный актив дивизии. Выступал командующий армией генерал Дубынин Виктор Петрович. Затем Иванушкин Юрий Николаевич, начальник политотдела армии, наш комдив Барынькин Виктор Михайлович, Самойлов Аркадий Михайлович (начальник политотдела дивизии), Романика Александр Николаевич (секретарь парткома) и Тетерук Станислав Митрофанович (заместитель начальника оперативного отдела дивизии).
Самое интересное в их выступлениях – информация по результатам проведения в жизнь политики национального примирения. В Пакистане проходит подготовку первая группа летчиков-моджахедов на МИГ-21. Сейчас в Афганистане около 122 тысяч моджахедов (из них примерно 49 тысяч – активных штыков). Территория, контролируемая народной властью, за последние два месяца уменьшилась с 22 до 16 %. За первый квартал этого года душманами проведено 472 диверсии (в прошлом году за такой же период – 176). Кто бы в этом сомневался?!
В конце партактива Дубынин представил своего заменщика, нового командующего армией. На сцену поднялся генерал Громов Борис Всеволодович. Он сразу же извинился за то, что обращается к собравшимся не как к подчиненным, а как к коммунистам.
– Я давно не был в Афганистане. Что бросилось в глаза по приезду, так это слишком большая боевая нагрузка, которую приходится носить на себе солдатам на боевых действиях. Бронежилеты, оружие, боеприпасы, продовольствие. Выходит более сорока килограммов. Совершенно нереальная нагрузка. Она лишает бойцов не только маневренности, но и элементарной возможности двигаться. Я хотел бы выслушать ваши предложения по ее снижению хотя бы на пять-десять килограммов.
Он сказал, что на трибуне будет установлен ящик, в котором по окончании партактива в письменном виде можно будет оставить свои предложения по данному вопросу.
– И последнее. В основном в этом зале собрались командиры подразделений. Вы слишком редко представляете своих подчиненных к правительственным наградам. Да и среди офицеров награжденных слишком мало. Это ваша недоработка.
В ответ на его слова почти сразу же поднялся наш начальник штаба Руслан Аушев.
– Почему не представляем?! Да мои разведчики месяцами не вылезают из боевых. А там наградные писать некогда. Если же мы их пишем, так их заворачивают в ваших штабах или просто теряют. То вместо «уничтожил столько-то душманов» нужно писать «мятежников», то «оппозиционеров». Сам черт ногу сломит в этой казуистике. К тому же вашим штабным, оказывается, виднее, кто достоин награды, а кто нет. Вот его мы четырежды представляли к правительственным наградам. – Он показал рукой на меня. – Ни одной не пришло. В то же время в нашем полку служит единственный на все Вооруженные силы начальник финансовой службы полка, который получил звание на ступень выше занимаемой должности, два ордена. И скоро получит третий. За что? За выдачу зарплаты под огнем противника? Так он из полка не вылезает. Ни на одних боевых не был. К тому же ни я, ни командир полка на него представлений к награждению не писали…
Вместо Громова ответил Дубынин. Он поднял нашего комдива.
– Товарищ генерал. Вы в курсе «подвигов» этого начфина?
Барынькин только развел руками.
– Мы пытались разобраться с его представлениями и наградными, товарищ командующий. В штабе дивизии их тоже никто не писал.
– Так вы разберитесь с ним. Может, он вообще американский шпион?
– Есть, товарищ командующий. Разберемся.
Не знаю, кто там с кем разобрался, но примерно через месяц Валере Куделину, нашему заместителю начальника штаба батальона, и Володе Щеголеву, секретарю комитета комсомола батальона, пришли ордена «Красной Звезды». За операцию под кишлаком Ахмедзаи пришла и моя медаль «За отвагу». А еще через месяц пришло письмо от Сан Саныча.
Дорогой Сережа!
Очень рад твоему письму. От всей души поздравляю с первой наградой. Медаль „За отвагу“ – медаль солдатская и может статься, что такой уже больше никогда не получишь. А на груди офицера, особенно старшего, солдатская медаль – своеобразный знак качества.
Я все не писал тебе, ожидал, что будешь в отпуске.
В последнее время очень много работаю. Сдал в Воениздат книгу. Вторая принята в „Молодой гвардии“. Работаю над вторым изданием монетного каталога СССР. Первый тираж разошелся так далеко, что я получил письмо от коллекционера даже из США.
Но обо всем при встрече.
Думаю, что ты появишься в отпуск в ближайшее время.
Ни пуха ни пера! А.Щ.
Понемногу начал ходить наш маленький Карим. Это было нашей самой большой победой. И ею мы были обязаны вниманию и заботам Абдула. И он очень этим гордился! Сафиулло со своими бойцами прижился на посту Нурутдина. Всей своей «бандой» они приходили к нам на десятую заставу играть в волейбол. И играли очень даже прилично.
В середине апреля на Сафи будет совершено покушение. Его же родственник, доктор Хабиб, обстреляет его из автомата. Погибнет случайный прохожий, старик. Сафиулло чудом спасется.
А еще Людмила Николаевна передаст мне, что девочка, которую мы отвозили в баграмский госпиталь, умерла. Причина смерти неизвестна.
Пришло время вернулся на родной Тотахан. Там было очень пусто. Я не сразу понял, почему. На заставе не было моего дикого африканского кота. Он погиб при одном из обстрелов. Это было так странно, мы привыкаем к гибели людей, а смерть маленького котенка кажется нам настоящей трагедией! А чем еще это может быть?!
Теперь мы встречаемся с Шафи почти каждый день. Подолгу беседуем о кодексе чести японских самураев, о джен-дзю-терапии, о восточном массаже. Для меня это целый мир, новый и удивительный. Шафи учит меня приемам концентрации энергии, диагностике пациентов по теплоотдаче (воспалительные процессы, как правило, приводят к повышению температуры поврежденных органов) и восстановлению их энергетического баланса. Мы занимаемся дыхательной гимнастикой Цигун и приемами рукопашного боя. Фехтованием и афганским языком. Качанием маятника (способ передвижения на поле боя, напоминающий падение кленового листа и позволяющий сблизиться с противником, ведущим по тебе огонь) и стрельбой по-македонски с двух рук.
Где-то рядом с нами постоянно находится и Лейла. Шафи ее больше не гоняет. А Лейла не обращает на нас внимания. Ей хорошо рядом с нами, а это главное. Она читает своих китайских поэтов или рисует на серых листах картона из-под наших сухих пайков простым карандашом.
Однажды я подхожу посмотреть на ее каракули. Нет, пора прекращать семейству Шафи шокировать бедного русского друга. Художники всегда казались мне волшебниками. Они могли взять в руки кисть или карандаш. И нарисовать окно, за которым был целый мир. Или дверь, в которую могли войти друзья. Или камин, возле которого всегда можно было согреться. Это было настоящим волшебством! Но я никогда не мог подумать, что волшебнику может быть всего двенадцать лет. У Лейлы была профессиональная рука художника и душа волшебника. На невзрачных листах картона появлялись образы Шафи и Хуай Су, меня и каких-то неизвестных, но, по всему видно, очень добрых существ. Крепости, дома, горы…
Однажды я поинтересовался у Шафи, откуда у Джуй столько талантов. Он очень удивился моему вопросу.
– А разве ваши дети менее талантливы?
Мне трудно было ему ответить. Но дальнейшая фраза меня очень заинтересовала. Оказывается, Шафи не был чистокровным пакистанцем. Его племя – очень древнее и сильное, и нем существовала старая и добрая традиция.
Если в семье должен был появиться ребенок, за полгода до этого главу семейства вожди племени отпускали в «декретный отпуск». Его не брали в походы и на войну. Он занимался более важным делом. Рассказывал своему будущему ребенку сказки и легенды своего племени. Находился все это время рядом со своей женой. И помогал ей по хозяйству. В последние полгода это считалось мужской работой.
Жена меньше переживала о своем муже. Ведь он был рядом, а не на войне. И ребенок рождался более здоровым. Ребенок слышал голос своих родителей еще до рождения и поэтому был более послушным. Отец рассказывал ему сказки, в которых были добрые дивы и злые шишаки. Всех их отец изображал разными голосами. И ребенок рождался более талантливым.
– А разве у вас не так? – спросил Шафи.
Что я мог ему ответить?! Что в традициях наших мужчин, узнав о возможном появлении ребенка, было свалить куда-нибудь на очередную подвернувшуюся под руку войнушку? Может быть, это было и не так. Но тогда откуда так много было войн в нашей истории?
Что же касается сказок, то наши мужчины предпочитали их традиционно рассказывать своим секретаршам, нежели своим беременным женам.
В моем лазарете стали появляться больные и раненые. Работать стало полегче, благо из разведбата мне прислали целый ящик медикаментов и большой пакет бинтов. В кишлаке ко мне понемногу стали привыкать. И однажды даже пригласили на свадьбу. Я долго не мог понять, где же жених и невеста, пока мне не объяснили, что их там не было. Веселые у афганцев свадьбы. Мало того что калым надо платить, так еще и на своей свадьбе не погуляешь. Но у каждого свои традиции. Абдул снова вернулся в крепость Хасана. Опять начал помогать мне в лазарете. И однажды даже привел в гости маленького Карима. Ему оказалось семь лет, хотя выглядел он после болезни не более чем на четыре года. Но зато он пришел на своих ногах. Передал большое спасибо от своего отца. Отец его был молодцом, он смог стать героем. Выходил своего сына. И спас ему жизнь. Я видел, как он был счастлив.
Работа в должности заместителя командира роты оказалась совсем необременительной. Правда, меня периодически нагружают дополнительной работой. Пришлось походить арткорректировщиком с «Командос», афганским полком специального назначения, в Карабагкарез. Три дня там идет самая настоящая война. С атаками и ожесточенными контратаками. Доходит до рукопашных схваток. Банда Карима действительно очень боеспособна.
В одной из таких схваток с группой афганских спецназовцев мы отбиваем у духов троих хадовцев (офицеров афганской госбезопасности) и нашего советника Михаила Ивановича. Хадовцы зовут его Громовержцем за его громоподобный голос. Он легко ранен в голову. Но до отправки в медсанбат долго и от чистого сердца жмет мою руку.
В марте прогулялся на боевую операцию по зачистке Лангара с разведбатом. Перед началом операции я зашел попрощаться с Шафи. В последнее время мы видимся с ним довольно часто. Я перенес с места на место столько шифрограмм, что из них уже можно сделать парочку здоровенных томов. Я прекрасно понимаю, что рейды и операции, проходящие вокруг, – результат незаметной работы Шафи. И, может быть, совсем чуть-чуть результат работы почтальона Печкина.
У Шафи перебинтована рука. Один из бойцов с Хасанова поста недавно выстрелил в него из охотничьего ружья картечью. И еще с двумя бойцами ушел в банду. Они недавно приехали в кишлак из Кабула. Все трое были доверенными людьми Шафи и ушли в банду Хайрулло-Хана по его распоряжению. А выстрел должен был обеспечить им радушный прием. Шафи в банде Хайрулло-Хана ненавидели и боялись.
На пороге в его комнату сидит Лейла. Перебирает небольшие прозрачные камни в металлической коробке.
– Что это? – спрашиваю я у Шафи.
– А, это? Алмазы, – совершенно равнодушно отвечает мне он.
– Откуда такое богатство?
– Ахмад (Ахмад Шах) очень любит Джуй. Постоянно дарит ей эти камушки.
Я знал, что в Панджшерском ущелье алмазы добывают открытым способом. А Панджшер – родовые земли Ахмад Шаха. Но что алмазы можно потрогать своими руками, как-то не укладывалось в голове.
– А можно посмотреть?
Шафи снисходительно улыбается в ответ.
– Что раньше их никогда не видел?
– Почему не видел?! Видел по телевизору.
– Алмазы – не очень красивые камни. У Джуй есть коробка с бриллиантами. На них стоит посмотреть.
Шафи говорит несколько слов Лейле, и она приносит коробку поменьше.
– T is souvenir from uncle Ahmad (Это подарок от дяди Ахмада).
Внутри коробки переливаются настоящие бриллианты. Когда-то я уже слышал, что бриллианты – лучшие друзья девушек, но сегодня я впервые видел маленькую девочку, у которой кроме них, отца и маленького Хуай Су никого больше не было в целом мире.
Шафи рассказал, что алмазы здесь встречаются довольно часто. Особенно на речных перекатах Панджшера. Местные жители даже дрессируют особую породу больших черных птиц. Эти птицы, словно наши галки, приносят в свои гнезда все, что блестит. Не стоит говорить, что их гнезда находятся у дома их хозяина, а блестящие предметы – как правило, алмазы. В месяц хозяин этой птицы-геолога собирает в ее гнезде алмазов на несколько тысяч долларов. По здешним меркам это целое состояние.
Оставляю Лейле на память несколько своих строчек. «Снежинку» в память о прошедшей зиме. Мне хочется, чтобы ей не было холодно и одиноко в ее будущей жизни.
- (Шел снег. Я снял перчатку.
- И на мою ладонь упала белая снежинка.)
- На мою ладонь упала белая снежинка.
- Я не знаю, чем удивило меня это обычное чудо.
- В хрупких линиях ее рисунка
- Я увидел что-то необычайное.
- Как зачарованный, я смотрел не отрываясь,
- Пытаясь постичь ее совершенство.
- Пытаясь понять великую тайну.
- Тайну борьбы между жизнью и смертью.
- Но пока рассуждал я о жизни и смерти,
- Снежинка превратилась в бегущую каплю
- И с ладони моей скатилась на землю,
- Не дожидаясь конца моих рассуждений.
Я принес Лейле большой блокнот для рисунков и цветные карандаши. Мне очень нравится, как она рисует. И она очень рада этому подарку, но на глазах ее слезы. Ей очень не хочется, чтобы я уходил на войну. Все мы прекрасно понимаем, что дивизионному разведбату предстоят тяжелые бои. Район Лангара хорошо укреплен духами. А значит, вместе с разведчиками хлебну лиха и я. Единственное существо, которое радуется моему отъезду, – это Хуай Су. Теперь ему не придется несколько дней возить меня на Тотахан. Возможно, он это понимает, раз так приветливо машет мне своим забавным хвостиком.
Почти целую неделю мы воюем под Лангаром. Духи ожесточенно сопротивляются. Никак не хотят оставлять насиженные позиции. В разведбате большие потери. В эти дни погибает командир баграмского разведбата и ранен командир третьей разведывательно-десантной роты Рашид Исламгалиев.
После этой операции меня представляют к ордену «Красной Звезды», но наградной оформлен неправильно, и его возвращают обратно. Где-то теряется и наградной на афганский орден «За храбрость». За операцию в Карабагкарезе. За делами и заботами ими больше никто не занимается.
НАГРАДНОЙ ЛИСТ
1. ФИО: Карпов Сергей Иванович.
2. Воинское звание (для офицеров – личный номер): старший лейтенант, Р-880276.
3. Должность: командир МСВ с августа 1986 года.
4. Год рождения: 1964 год.
5. Национальность: русский.
6. Партийность: член КПСС с января 1984 года.
7. Участие в боевых действиях по защите СССР: нет.
8. Ранения, контузии (когда и где получены).
9. В Вооруженных Силах СССР: с августа 1981 года.
10. Какими правительственными наградами награждался ранее: медалью „За отвагу“ Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28.02.87 года.
11. Домашний адрес представляемого к награждению или его семьи.
12. За какие заслуги представляется к награде:
В Республике Афганистан с августа 1986 года. После награждения медалью „За отвагу“ принимал участие в 12 операциях по ликвидации бандформирований мятежников, где проявил себя мужественным, смелым и решительным командиром.
Отличился 7 марта 1987 года. Под прикрытием огня миномета и стрелкового оружия банда мятежников предприняла нападение на 8-ю сторожевую заставу. Старший лейтенант Карпов С.И. поднял заставу по тревоге, организовал оборону. Под непрекращающимся обстрелом старший лейтенант Карпов С.И. умело руководил боем, находясь на более опасных направлениях. Лично подавил 2 огневые точки мятежников. Понеся потери, противник вынужден был отступить. Личный состав заставы потерь не имел.
Вновь отличился 19 марта 1987 года. При проведении боевой операции в районе населенного пункта Лангар разведывательно-десантная рота, в составе которой действовал старший лейтенант Карпов С.И., попала в засаду. Под кинжальным огнем мятежников старший лейтенант Карпов С.И. организовал круговую оборону, а сам с группой солдат, используя рельеф местности, выдвинулся в тыл мятежникам и забросал их огневые точки гранатами. В бою лично подавил три огневые точки мятежников. Рота потерь не имела.
Вывод: За личное мужество и отвагу, проявленные в бою при исполнении интернационального долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, и умелое руководство боевыми действиями старший лейтенант Карпов Сергей Иванович достоин награждения орденом „Красной Звезды“.
Командир 6-й роты ст. лейтенант СтародумовЗаместитель секретаря партийного бюро 2 МСБ лейтенант ИваницкийКомандир 2 МСБ майор Лобода.
Резолюция на наградном листе:
Вернуть. Вместо „мятежников“ необходимо писать „оппозиционеры“.
Я снова встречаюсь с Францем Клинцевичем, заместителем командира десантного полка по спецпропаганде, Игорем, командиром их разведроты. Ребята планируют выйти на связь с Исмадом, правой рукой Хайрулло-Хана. Надеются, что банда может перейти на сторону народной власти.
А что, после операции, такого количества авиабомб и снарядов, выпущенных по Лангару, и зачистки разведбатом духи могут стать и посговорчивее. Не знаю, чем закончились их переговоры. Но через пару дней на Тотахан приезжают Рахматулло и Сафи, офицеры пятого управления Министерства государственной безопасности из Кабула. Для встречи с Исмадом. Похоже, что ребята-десантники все-таки смогли о ней договориться. Мне приказано сопровождать эмгэбэшников.
Мы выходим под двадцать вторую заставу. Запускаем сигнальную ракету и четыре трассирующих выстрела в сторону Лангара. Потом еще. И еще. Сидим на земле. Болтаем. И ждем посланца. Незаметно темнеет. Даем четыре сигнала фарой. Проходит еще около часа. Где-то рядом слышен тихий возглас. Афганцы что-то кричат в ответ. И только еще через час появляется Исмад. С ним обговаривают условия перехода Хайрулло-Хана на сторону народной власти. Исмад уходит.
Около полуночи со стороны Лангара раздается пять выстрелов. Это ответ Хайрулло-Хана. Он «не поднимет знамя» – не сдастся.
На заставе меня ждет приглашение на свадьбу. Одиннадцатого апреля женится Андрей Пименов, мой школьный друг. Приглашает навестить его в этот торжественный день. Смешной, кто же меня отпустит?!
В конце апреля получаю письмо от Володи Иванова.
Привет, Серега!
Извини, что долго не писал, был в отпуске. Заезжал к Игорю Овсянникову. Он уже ходит на протезах, пока тяжело, но ходит. Ты его знаешь, он своего добьется, я верю. Сейчас он должен быть в госпитале, но потом опять поедет в санаторий (в третий раз). Так что ему пока не пиши, или он получит твое письмо только по приезду из санатория. Он мне сказал, что в санаторий можно ездить три раза, так что вскоре ему придется предстать перед медкомиссией. А потом поедет к себе в Находку. Собирается поступать в университет на исторический. Мои родители должны были заехать к нему, если успеют, так как он приезжает в госпиталь на 7–10 дней, чтобы оформить путевку в санаторий.
Заезжал к родителям Мишки Горбунова. Они были и у нас, раза три. Даже приезжали на проводы в воскресенье, а в понедельник я улетал. Заезжал в Чирчик к Ольге. Был у них один день, потом сразу же в Кабул.
Побывал и в Ижевске у родителей Игоря Быкова.
В училище не заезжал. Не было настроения, да и одному как-то не то. Надеюсь, что по замене вместе туда наведаемся.
Ну что ж, отпуск прошел, теперь ждем замену. Ты пишешь, что твой отпуск, скорее всего, будет в конце декабря. Алехин тоже тянет к этому. Да и Толик хочет ехать на Новый год, может быть, встретитесь в Москве.
Никак не могу представить себе, что погиб Саня Козлов, как-то не верится. Хотя уже насмотрелся всего. О том, что погиб Серега, я слышал осенью, а вот о Сане первый раз от тебя. На днях рейд, опять в Кандагар, посчитаемся и за них.
Передавай всем привет. Не забывай старых друзей, пиши.
До встречи в Подмосковье.
Читать бесплатно другие книги:
