Шелковый путь. Записки военного разведчика Карцев Александр
– Берим бахайр, мохтарам! (Поехали, уважаемый!)
Водитель ничего не имеет против. Он смотрит назад. Нас догоняют другие машины. Моя граната не производит на водителя абсолютно никакого впечатления. Он продолжает весело улыбаться. Но мы все равно начинаем движение. Мой взгляд падает в кузов нашей машины. Он весь забит осколочными минами к 82-миллиметровому миномету. Мины лежат без упаковочных ящиков, вповалку. Мне становится по-настоящему страшно. На бочке с порохом и горящим фитилем я чувствовал бы себя в большей безопасности. У меня немедленно появляется желание выйти из машины. Даже на ходу.
Но мы доезжаем до Кабула. Точнее, не доезжаем до него километра два. Первая машина сворачивает вправо. Собираются объезжать наш диспетчерский контрольный пункт? Зачем? Непонятно. Я обращаюсь к водителю.
– Шома царандой (Вы из царандоя)?
Водитель, улыбаясь, отрицательно качает головой в ответ.
– Орду? (Армия?)
– Надарам (Нет).
– ?
– Ма моджахед (Мы моджахеды).
Классные ребята эти моджахеды! С ними не соскучишься. Везут боеприпасы в родную банду, попадают под обстрелы других банд, подвозят шурави. И при этом улыбаются. Водитель притормаживает у обочины. Нам дальше нельзя. Начинается духовская зона. Вылезаем с Василием из машины. Машу водителю вслед рукой.
– Сафар ба хайр! (Счастливого пути!)
– Та дидар (До встречи), – кричит он нам в ответ.
А вот это уже лишнее. Следующая встреча едва ли закончится так славно.
В горах темнеет очень быстро. Еще нет и девяти часов, когда мы добираемся до Теплого Стана (так мы называем один из районов Кабула), а вокруг уже густые сумерки. Бойцы с контрольного пункта смотрят на нас как на лунатиков. Но нам, лунатикам, абсолютно до лампочки, как на нас смотрят. Достаю из кармана булавку и ставлю ее вместо предохранительной чеки в запал гранаты. И только сейчас замечаю, как сильно затекла моя рука.
Остается совсем немного. Добраться до родного полка. На другую сторону Кабула. В такое время наши машины уже не ходят. Так что добраться туда сегодня почти невозможно. Но «почти» не считается. Здесь неподалеку расположен аэродром, кабульская пересылка и 181-й мотострелковый полк. От них в сторону штаба армии всегда может быть какая-нибудь шальная попутка. Шанс, конечно, ничтожный. Но это шанс! Отказываться от него мы не имеем никакого права.
И действительно, где-то через полчаса из ворот 181-го полка выезжает УАЗик. Голосуем. В машине двое: водитель и полковник Рузляев, заместитель командира дивизии.
– А, разведчик! Далеко собрался? В полк?
Память у замкомдива просто потрясающая. Везет же некоторым! А ведь встречались с ним лишь пару раз в разведотделе. Я такой памятью похвастаться не могу. В отличие от него, частенько по утрам в понедельник не только не помню, где я, но даже и кто я?
– В полк, товарищ полковник. Подвезете?
– Залезай.
Замкомдива едет к нам в полк. Просто фантастическое везение. Видно, не слишком много мы еще нагрешили в этой жизни, раз так помогают нам высшие силы. Это классно! Значит, можно еще погрешить немного. Это мы любим. Это всегда пожалуйста!
Около одиннадцати часов вечера мы уже в полку. Достаю пинцетом осколок стекла из брови Василия. Обрабатываю рану. И иду докладывать замполиту о выполнении его приказа. Вася на прощание долго жмет мою руку. Не верится, что еще сутки назад мы были с ним даже и не знакомы. Наверное, пройдут еще целые сутки, прежде чем он обо мне забудет.
На следующее утро с полковником Рузляевым мы возвращаемся в штаб дивизии в Баграм. Нас сопровождают две боевые машины пехоты. Невольно вспоминается одна из инструкций для аэро-десантных подразделений американской армии. При ведении боевых действий против Советской армии им рекомендуется захватывать в плен в качестве «языка» начальника медицинской службы дивизии. Будучи заместителем командира дивизии по медицинской части, он присутствует на всех наиболее важных совещаниях и знает о предстоящих задачах дивизии практически в полном объеме. Но кроме медсестры Маруси этот источник информации больше никем не охраняется. Да и пропажа его может обнаружиться не очень скоро. Подчиненные некоторое время будут думать, что он потерялся где-то в объятиях Маруси. А из таких объятий быстро не вырвешься. Начальника штаба и заместителя командира дивизии захватывать в плен не рекомендуется. Во-первых, они даже в туалет ходят под охраной взвода автоматчиков. А во-вторых, их пропажа будет немедленно обнаружена – слишком уж важные они винтики в дивизионном механизме.
Невольно вспоминается наша вчерашняя встреча с замкомдива. Поздним вечером на опасных улицах Кабула рядом с ним не было никого, кроме его водителя. Думаю, что если бы американцы лучше нас знали, они рекомендовали бы своим десантникам не проводить дискриминационной политики по отношению к начштаба и замкомдива. Когда они ездят к медсестре Марусе на вечерние консультации и чаепития, никакие автоматчики их не охраняют. Можно брать их тепленькими. За ночь легко оторваться от преследования. Ведь до утра их никто не хватится. Разве только медсестра Маруся. Но она уж точно тревогу не поднимет. Всю ночь будет мучиться и страдать, думая, что ее замкомдива или начштаба нашел себе кого-нибудь помоложе. А может, и не будет ни о чем думать, будет просто спать. Остальные же будут до утра думать, что она спит не одна.
К обеду я уже в штабе батальона. За прошедшие два месяца здесь многое изменилось. Появилось много новых лиц. Вместо комбата Олега Лободы из Союза приехал майор Габдракипов Фалит Узбекович. Вместо замкомбата Хасонова – майор Маркеев Пал Палыч. Заменился комсомолец батальона (секретарь комитета комсомола батальона) Вова Щеголев. За это время его заменщик успел угнать в Кабуле у наших советников машину, разбить ее, попасть под суд чести прапорщиков и вылететь из армии.
Комбат рассказывает, что на прошлой неделе на баграмской дороге недалеко от кишлака Джарчи один наш прапорщик на бэтээре решил объехать контрольный пункт. Куда-то спешил, а на контрольном пункте был приказ о запрещении передвижения одиночных машин. Прапорщик заблудился в незнакомой местности. Нарвался на духов. БТР подбили первым же выстрелом из гранатомета – гранатометчики Анвара давно уже сыскали славу настоящих мастеров своего дела. Два солдата погибли сразу. Двое других, обожженные и раненые, ночью выползли на одну из наших застав. Еще двое попали в плен. Прапорщик отстреливался до последнего патрона. Когда закончились патроны, отложил ненужный ему больше автомат в сторону. Первого приблизившегося к нему моджахеда застрелил из сигнального пистолета СПШ. Следующим выстрелом застрелился сам.
Наш дивизионный разведбат двое суток готовился к прочесыванию кишлака Джарчи. Кишлак непрерывно обрабатывался дивизионной артиллерией и армейской авиацией. Брат Анвара, Шер-шо (Шер-шах), собирался отправить пленных в Пакистан. Но на третий день выдал трупы всех пятерых. С разрезанными животами, выколотыми глазами, отрезанными ушами и… Изуродованные до неузнаваемости. Издевались душманы над пленными и даже над трупами. Неужели хотели кого-то напугать?! Ведь всем известно: посеешь ветер, пожнешь бурю. Только ненависть можно этим вызвать. Только ненависть. Комбат мог это знать, но я догадался и сам – теперь банда Анвара попала в «черный список». Комдив и разведбат никогда не простят им этого.
В моей шестой роте снова вакантно место командира. Бывший ротный Вова Стародумов успел попасться на глаза комдиву в баграмском медсанбате со своими амурными делами. Понижен в должности и отправлен в третий батальон взводным. Какого гусара потеряли! А какого бизнесмена!
Помнится, полгода назад Володя попросил у меня напрокат переводчика. Перевести одно письмо. Написанное якобы дехканами кишлака Калашахи, желающими объединиться в первую в стране коммуну для совместной обработки земли. Они обращались к правительству с просьбой выделить им для этих целей трактор. От первой до последней строчки письмо было придумано Володей Стародумовым. А трактор он собирался продать тем самым жителям кишлака Калашахи. Не успел.
Заменился замполит роты Серега Земцов. Вместо него приехал выпускник Новосибирского политического училища Андрей Иваницкий. Корнилу на двадцать второй заставе заменил Костя Турковский. Серегу Плотникова на девятой – Валера Плахотский.
Меня все эти изменения мало касаются, но рота кажется совсем чужой. Правда, солдаты и сержанты в основном все те же. Хотя много и новых. Новые переводчики на станции радиоперехвата. И новый командир – старший прапорщик Саня. Теперь все шифровки к Шафи и от Шафи в разведуправление будут поступать через него.
На следующее утро я спустился в Калашахи. Кишлак мгновенно оживает. Меня встречают старейшины и командир местного поста самообороны. Хасан уже в курсе, что я вернулся. И откуда афганцы все так быстро узнают, ума не приложу. Но на его посту меня ждет праздничный обед. Не очень богатый, но зато от души. На посту у Хасана расположен мой лазарет. В нем никого нет. Кроме маленького Абдула, моего помощника.
Я привез из Москвы небольшие подарки: Хасану – бинокль с десятикратным увеличением. И перочинный нож с различными приспособлениями – Абдулу. Оба с восхищением смотрят на подарки. Абдул убегает за стены крепости похвастаться перед своими друзьями. Мальчишка!
А Хасан рассказывает мне местные новости. На посту у него два новых бойца. В этом году дехкане собрали хороший урожай пшеницы и винограда. А значит, зима не будет голодной.
В местных бандах происходят большие изменения. Появились пакистанские и китайские инструкторы. Приехали англичане и несколько европейцев. Видимо, готовится что-то крупное. Хасан продолжает что-то рассказывать, но мысли мои далеко. Мне нужно встретиться с Шафи. Я пришел в кишлак только ради этого. А новости я еще успею переварить и осмыслить. Тем более лучше получить их от человека более осведомленного. Шафи наверняка знает об этом куда больше, чем Хасан.
Повод для встречи с Шафи придумывать мне не надо. Все в кишлаке и так знают, что мы с ним друзья. Я прощаюсь с Хасаном и иду к крепости Шафи. Там меня тоже ждут. Давно уже ждут. Самые близкие мне в Афганистане друзья: Шафи, его дочь Лейла (или Джуй – Ручеек, как он ее называет за звонкий смех и непоседливый характер) и Хуай Су – их маленький ослик.
Лейла заметно вытянулась, подросла. А голос такой же звонкий, как и раньше. Наш Ручеек радостно вскрикивает при моем появлении и зовет отца. Шафи выходит из дома. Он совсем не изменился. Все такой же изучающий и чуть насмешливый взгляд ярко-синих глаз. Меня всегда удивляли глаза Шафи и Лейлы. Ярко-синие, бездонные. На Востоке чаще встречается карий цвет. Синий – большая редкость. Но я знаю, что это не просто шутка генетики. В племени, из которого происходит родом Шафи, голубые глаза – явление довольно распространенное. Слишком много в этом племени намешано европейской крови, крови воинов Александра Македонского. Да и само племя, словно последний памятник великой эпохи, великих деяний и великих людей, впитало в себя их дух и их память.
И снова меня усаживают за накрытый стол. В роли стола, как обычно, выступает большая плетеная циновка, расстеленная в центре комнаты. И снова на ней установлены огромные блюда с дымящимся пловом из длинного китайского риса с изюмом, сочные дольки дыни и арбуза (мякоть арбуза непривычного светло-зеленого цвета), миски с чем-то похожим на соус или подливку к плову. Медные подносы с нежными кусками баранины. Запеченная утка и несколько перепелок. Суп-шурпа из мяса и лука с пряностями. Большие куски курута – высушенного на солнце сыра из овечьего молока. Горячие пшеничные лепешки. И пиалы с зеленым чаем. Ну вот я и дома.
Мы неспешно обедаем, я шумно восторгаюсь праздничным столом. Шафи привычно улыбается. Чудесное время, когда можно обсуждать ничего незначащие темы, вкус блюд и погоду. Все самые важные разговоры отложены на потом.
Лейла сидит в дальнем углу комнаты. Рассматривает мои подарки: акварельные краски, кисти и несколько чистых альбомов для рисования. Для нее это настоящее богатство. Она изредка поднимает глаза, смотрит в нашу сторону и тоже улыбается. Шафи не говорит ей «Кыш». Понимает, что она очень по мне соскучилась. Хотя на Востоке и не принято, чтобы девушка находилась в одной комнате с чужестранцем. Тем более без паранджи. Но видно, я давно уже перестал быть для них просто чужестранцем. Да и Лейла большую часть жизни провела в Европе, а не на Востоке. Ей трудно соблюдать законы шариата. Шафи это прекрасно понимает.
Время летит незаметно. Незаметно для всех. Но только не для Шафи. Как-то однажды он сказал забавную вещь: «Кто придумал, что время проходит. Время – вечно. Проходим мы. Время остается». И Шафи бережет каждое мгновение. Каждое мгновение таких вот тихих, почти семейных вечеров. Но нас ждет работа. Он говорит несколько слов Лейле, и она оставляет нас одних.
Да, дел накопилось действительно очень много. За время моего отсутствия произошли серьезные изменения в раскладе сил местных банд. После гибели Карим-Хана, его брат Абдул-Али не смог стать настоящим вождем для моджахедов. Постоянная грызня и борьба за власть между Абдул-Али и его младшим братом Рахматулло раскололи одну из некогда самых крупных и боеспособных в провинции банд. Ушел из банды с группой верных людей Хайруллохан, правая рука Карима. Поселился в кишлаке Лангар и отошел от активной боевой работы. Приятно было осознавать, что в развале банды есть частица и нашей с Шафи работы.
Увы, свято место пусто не бывает. На смену Карим-Хану пришли новые главари. И хотя они не были столь уважаемы и авторитетны среди моджахедов, за ними нужен был глаз да глаз. В провинции заметно усилилось влияние Анвара, и особенно его брата Шер-шо (Шер-шаха). Они были нашими старыми знакомыми. И центр наших с Шафи интересов постепенно должен был переместиться в направлении кишлаков Джарчи и Петава, где располагалась их банда. По последним разведданным в кишлаках был оборудован настоящий укрепрайон. Установлены противопехотные и противотанковые минные поля. Но самым неприятным было то, что финансовые потоки из Пакистана теперь тоже шли в направлении этих двух кишлаков. Это говорило о многом.
В банде Анвара появились иностранные специалисты. Вместе с каким-то новым секретным оружием. Моджахеды называют его «Гнев Аллаха». В ближайшие дни собираются применить его против наших войск. Нужно будет узнать о нем поподробнее. Наверняка через пару дней после его применения поступит такой приказ.
Да, действительно впереди было много работы. Но в отличие, от меня Шафи умел просчитывать ситуацию как минимум на два хода вперед. И если все мои мысли теперь были сосредоточены только на банде Анвара, Шафи смотрел намного дальше. Он учитывал в своих планах и предстоящий вывод наших войск из Афганистана. И послевоенное будущее этой страны. И риск в своей работе, который возрастал с каждым днем все больше и больше. В этих планах и этой работе было все, не было только места для Лейлы. Шафи больше не мог подвергать свою дочь опасности. И мой срочный вызов в Афганистан был связан в том числе и с ее эвакуацией.
Я должен был вывезти ее из страны, привезти в Москву и отправить оттуда самолетом во Францию. В небольшом французском городке Страсбурге (французы называют его Страсбур) у Шафи жили старые друзья. К ним на некоторое время он и решил отправить свою дочь. Конечно же, это можно было сделать и через дядю Ахмада, тоже очень старого друга. Но полное имя дядюшки Ахмада было Ахмад-Шах Масуд. Был он одним из самых богатых людей в провинциях Парван и Каписа. Владел землями в Панджшерском ущелье (правда, еще до апрельской революции), алмазными копями (уже в наше время) и руководил по совместительству самой крупной в нашем регионе бандой моджахедов. Если быть более точным, банда эта больше походила на регулярные войска. Численностью, вооружением и дисциплиной. Можно было переправить Лейлу во Францию и через него. Тем более что на его территории в Панджшерском ущелье постоянно работало два полевых госпиталя с французским медперсоналом. Но этот путь лежал через Пакистан, через враждующие банды. Зоны, где велись боевые действия. А значит, был достаточно опасным. Шафи не хотел лишний раз рисковать.
Поэтому и выбрал самый простой и надежный способ эвакуации – через месяц-другой я должен был ехать в Союз в очередной отпуск за 1987 год. Захватить с собой Лейлу. И обеспечить ее безопасность. Шафи к тому времени должен был сделать все необходимые документы. После этого можно было спокойно заниматься Анваром, Шер-шахом, самим шайтаном.
Все встало на свои места. Шафи передает мне очередную шифровку. Она тут же перекочевывает в гранатный подсумок и ложится на свое место между двух гранат Ф-1. Предохранительная чека одной из гранат располагается, как обычно, снаружи гранатного подсумка – своеобразная гарантия того, что шифровка не попадет в чужие руки. Для этого в случае опасности почтальону Печкину достаточно лишь дернуть за колечко. Дверка и откроется. Письмо улетит по новому адресу. В рай или в ад, то ведомо лишь Аллаху. Улетит вместе с почтальоном Печкиным. Но об этом думать почему-то не хочется.
Мы прощаемся. У ворот крепости стоят Лейла и Хуай Су. (Ослик получил свое имя в честь одного известного древнекитайского художника.) Лейла вышла попрощаться. Худенькая, как тростиночка, девушка-подросток протягивает мне на прощание свою руку и раздельно по слогам произносит:
– До сви-да-ния, Серь-ожа!
Глаза ее искрятся от удовольствия. По всему видно, что эту фразу Лейла зубрила не один день.
– До свидания, Джуй! – Я аккуратно пожимаю кончики ее пальцев.
Хуай Су, мой старый приятель, сколько раз катал меня на своей спине на Тотахан. Лейла знала, что мне будет приятно его увидеть. И я действительно очень рад. Думаю, что если бы на вершину Тотахана я возил бы Хуай Су на своей спине, а не наоборот, ослик тоже был бы рад меня видеть. Какие чувства он сейчас ко мне испытывает, сказать сложно. Но маленький хвостик его приветливо раскачивается, и губы Хуай Су тянутся к моим рукам. В кармане моей штормовки всегда лежит несколько сухариков для него. Не забыл, маленький разбойник!
Тереблю его за уши. Глупый, я бы на твоем месте спрятался сейчас где-то на самом дальнем винограднике. Прикинулся бы ветошью и не отсвечивал. Но кто не спрятался, тот виноват. Тому сегодня снова придется везти лихого красного командира на своей спине. На самую вершину Тотахана.
Плен
Многие считают, что они держат богов за… Некоторые части тела, скажем так. Боги – большие шутники. Иногда они позволяют людям так думать. Но потом, когда им это надоедает, они ставят людей на место. Через боль, унижения, страх и одиночество.
Другое дело, когда ты родился в рубашке. Когда ты ходишь у богов в любимчиках. Тогда тебе многое позволяется. И многое прощается.
Я чувствовал себя настоящим любимчиком богов. Родившимся в рубашке, обласканным и счастливым. А как же иначе? Я действительно был любимчиком богов, раз меня не застрелили в первую же минуту. Меня не били и даже не обыскивали. Это было просто фантастикой! Привыкли, что наши офицеры ходят с автоматами, пистолеты с собой не носят. О гранатах видно просто не подумали. Они только стащили меня с Хуай Су, осмотрели мою медицинскую сумку и приказали следовать за ними.
Их было трое. Старший в длинной коричневой рубахе и черной жилетке, здоровый мужик лет сорока. Второй – лет тридцати в светлой рубахе и пиджаке, застегнутом на одну пуговицу. Огромная чалма показывала, что он не был афганцем. А лишь человеком, под них маскирующимся. Уж слишком неаккуратно она была замотана. Третий – паренек лет семнадцати, с длинными черными волосами, в вязаной женской кофте. Похоже, мама, отправляя его в банду, опасалась, как бы он там не простудился. Это было довольно трогательно. Все трое – с автоматами Калашникова со складывающимся прикладом (китайского производства, десантный вариант). Они появились как из-под земли. Недалеко от арыка. Очень грамотно взяли меня в кольцо. Никто не мешал друг другу держать меня на прицеле. Старший стоял немного в стороне и чуть сзади. Наблюдал за мною, пока подчиненные наспех осматривали мою сумку. В его поведении чувствовалась хорошая школа. Он что-то гортанно крикнул самому младшему. Тот вернул мне сумку, подхватил под уздечку Хуай Су, и наш маленький караванчик направился в сторону кишлака Джарчи. В самое логово душман.
Никогда не думал, что попаду в плен. Тем более так глупо. В нескольких метрах от поста Хасана. Под самым Тотаханом. Средь белого дня. От наблюдателей наших сторожевых застав и поста Хасана нас закрывала только небольшая земляная насыпь. Обычная земляная насыпь стала гранью между свободой и пленом, жизнью и смертью.
Но грань была пройдена. Чем ближе мы подходим к кишлаку Нари-Калан (от него до Джарчи менее километра), тем меньше желания у меня остается идти. Я был любимчиком богов. Под курткой в гранатном подсумке у меня лежало два ключа от ворот рая. Или ада. Теперь это было уже неважно. Оставалось только выдернуть предохранительное кольцо одной из гранат. Оказывается, это было совсем несложно. На меня практически не обращали никакого внимания. Рука спокойно дотянулась до кольца.
Умирать было совсем не страшно. Какая-то грань была уже пройдена. Казалось, что мозг уже умер. Осталось только закончить с телом. Непослушные пальцы разогнули усики и потянули предохранительное кольцо.
За спиной раздался голос старшего. Едва ли он видел мои манипуляции. Скорее всего, просто что-то почувствовал.
– Дируз барадар захми, бесйер хароб аст (Вчера был ранен брат, очень плох).
Я ничего не ответил. Пальцы сжимали выдернутое кольцо осколочной гранаты. Мне уже было неинтересно, что там произошло с его братом. В голове включился хронометр. Он отсчитывал наши последние секунды.
Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три. Двадцать четыре. Двадцать пять. Двадцать… Секунд было слишком много. Замедлитель унифицированного запала ручной гранаты горит около четырех секунд. Я понял это не слишком быстро. Но четыре секунды уже явно прошли.
Я бессмысленно посмотрел по сторонам. Посмотрел на сопровождающих меня моджахедов. На старшего. Он продолжал что-то говорить, но я совершенно не понимал его слов. Я возвращался на землю.
В гранатном подсумке лежали шифровка Шафи и две гранаты Ф-1. У одной из них предохранительная чека находилась поверх подсумка. Достаточно было только выдернуть кольцо… Я выдернул кольцо другой гранаты. Ее предохранительная чека была прижата к гранате краями подсумка. Эх, надо было потренироваться пару раз как-нибудь на досуге. Тогда бы не путал, где какая граната. Впрочем, хватило бы и одного раза, чтобы больше ничего не путать. Все-таки жалко, что есть вещи, которые нельзя сделать дважды. Потренироваться. Как говорила моя бабушка, человек в чем-то равен богам. Он может практически все. Даже летать. С девятого этажа, например. К сожалению, некоторые вещи он может делать только один раз. В жизни. Это и отличает его от богов.
Я был равен богам. В этот момент. Ведь у меня был второй шанс. Ничего страшного не произошло. Достаточно было только достать эту гранату из подсумка. Или выдернуть кольцо второй. Мне никто не мог помешать. В этой ситуации. Ведь в этот миг я был богом. Мертвым богом. Я уже умер. Живо было только тело. Рука потянулась к подсумку. Пальцы нащупали второе кольцо. Но сил его выдернуть у меня уже не было. Такая нечеловеческая усталость вдруг опустилась на мои плечи. Боже, как же я устал сегодня умирать.
Увы, я не был богом. Я был всего лишь человеком. Причем, наверное, самым слабым из людей. У меня тоже не получилась вторая попытка. Меня успокаивала только одна мысль – если гранату найдут, обезвредить ее уже не успеют. В этом сомнений у меня не было.
Мы зашли в кишлак Нари-Калан. Подошли к одной из крепостей. Нас уже ждали. Во дворе прямо на земле сидело десятка полтора хорошо вооруженных бородачей. Душманы. Я впервые видел их так близко.
Меня сразу же провели в одну из комнат. В углу у большого сундука стояло красивое и, похоже, очень дорогое, охотничье ружье. Рядом лежал окровавленный патронташ с патронами. Судя по всему, хозяин дома был большим любителем охоты. Или гость, посетивший хозяина. Это было более похоже на правду.
На большой циновке посредине комнаты лежал крепкий мужчина лет сорока. Если бы не многочисленные окровавленные тряпки, ни за что бы не подумал, что он тяжело ранен. Выглядел он совсем неплохо. К тому же был в сознании. Возле него сидело несколько стариков. При моем появлении они молча встали и вышли из комнаты. Я знал, что по законам шариата мне здесь делать было нечего. Если Аллах послал небесную кару на правоверного, значит, тот того заслужил. И только Аллах мог решать его судьбу, карать или миловать. А не какой-то там неверный, врач-шурави.
К сожалению, у старшего группы, захватившей меня, на этот счет были совершенно другие взгляды. Судя по всему, воевал он довольно долго. И успел сделать несложный вывод: после пулевого или осколочного ранения судьбу правоверного лучше доверять рукам врача, а не воле всевышнего. Тем более когда этот правоверный твой родной брат.
Ранение было осколочным. Множественным. В плечо, руку и живот. Получено прошедшей ночью. Под Тотаханом. Из разговора я понял, что это были осколки ВОГ-17, осколочной гранаты от автоматического гранатомета АГС-17. Фантастика! Поверить в это было невозможно. Прапорщик Андрей Иванищев, командир гранатометно-пулеметного взвода, достал своими ночными стрельбами не только жителей ближайших кишлаков и командование роты. Андрюха умудрился завалить главаря одной из банд моджахедов. То, что раненый был главарем банды, у меня сомнений не вызывало.
Ошибиться в этом было невозможно. Не успел я подойти к раненому, как из соседней комнаты принесли два небольших ящика. Старший открыл их, и перед моими глазами засверкали всеми цветами радуги бесценные сокровища. Такого богатства я не видел никогда в жизни. И едва ли уже когда увижу. Сказочные сокровища! В ящиках лежал полевой набор хирургических инструментов. Судя по надписям, французского производства. Скальпели, шприцы, лекарства, антибиотики. Все, что нужно для проведения довольно серьезных хирургических операций в полевых условиях. Возможно, в соседней комнате лежал и ящик с хирургами. Удивляться здесь было нечему. Нужно было привыкать.
Я возвращался на землю. Еще мгновение назад я собирался выдернуть кольцо ручной гранаты. Меня удерживала только одна мысль. Погибнуть было несложно, сложнее было доставить шифровку Шафи до адресата. Но она того стоила. Моя жизнь не стоила ничего. В этом я не заблуждался ни на мгновение.
Но блеск инструментов гипнотизировал, притягивал взгляд. В комнате больше не было разведчика старшего лейтенанта Карпова. В комнате был только врач.
– Сатль аб, мохтарам (Ведро воды, уважаемый).
Старший крикнул что-то за дверь, и в комнате моментально появился мужчина с ведром воды. Расторопность моджахедов была удивительной. Судя по всему, в банде была железная дисциплина. Я попросил всех выйти из комнаты.
– Омум шагерз.
В комнате остался только старший. Он отошел в угол комнаты и присел на сундук. Автомат положил себе на колени. Возможно, совершенно случайно его ствол был направлен в мою сторону.
Я вымыл руки и начал осматривать раненого. Под окровавленными тряпками меня ждало полное разочарование. Да, это действительно было осколочное ранение. Но я никогда не думал, что осколки гранаты от автоматического гранатомета столь гуманны. Ранение было пустяковым. Я с грустью подумал о 82-миллиметровом миномете. Вот где душевные осколки! Вот где работа для хирургов!
Проблема была в другом: раненый потерял слишком много крови. Слишком непрофессионально были наложены повязки. Удивительный парадокс! Моджахеды так славно воюют, а вот военно-медицинская подготовка у них совсем никудышная. Я понимаю, аллах аллахом, но повязки накладывать все-таки нужно уметь.
Промедол из шприц-тюбика подействовал на раненого почти сразу. Он обмяк, но сознания не потерял. Крепкий мужик, ничего не скажешь! Осколки из руки и плеча я извлек довольно легко. Засыпал раны стрептоцидом. Рисковать с незнакомыми французскими медикаментами я не решился. Обработал края ран йодом. И наложил повязки. А вот с ранением в живот у меня возникли проблемы. Серьезные проблемы.
Где находился осколок, мне было неизвестно. Нужен был рентгеновский снимок. К тому же я вдруг вспомнил, что никогда еще не проводил операций на брюшную полость. Да и вообще те пули и осколки, которые я извлекал раньше, всегда были на виду. Опыта же серьезных операций у меня не было.
Глупо! Как сказать этому старшему, что мне нужен рентгеновский снимок? Человек, который ни разу не видел электрической лампочки, может и обидеться на слова о рентгеновском аппарате. А обидевшись, пристрелить. Можно, конечно же, сказать ему и то, что у меня нет опыта проведения таких операций. И отказаться от ее проведения. Результат будет тот же. Уж очень они обидчивы, эти моджахеды. Шуток не понимают.
Да, я – самый крутой в мире доктор Айболит! А этот рентгеновский аппарат мне и в гробу не нужен! Первая часть этой мысли попахивала полным бредом. Во второй проблескивала частица разума. В гробу рентгеновский аппарат мне действительно был ни к чему.
Слава богу, что мне никто не угрожал. Ствол автомата, направленный в мою сторону, казался детской игрушкой. В кармашке гранатной сумки под моей курткой болталась граната Ф-1 с выдернутой чекой. Предохранительный рычаг ее мог отлететь при малейшем движении. И тогда бы у меня не было головной боли с этим ранением в живот. Доктор Жак Гийотен ошибался, говоря, что гильотина – лучшее средство от головной боли. Просто он не пробовал наши осколочные гранаты Ф-1. Попробовав раз, он бы стал рекомендовать своим пациентам только их.
Я сделал скальпелем небольшой надрез наружной косой мышцы живота. Сразу же под скальпелем тускло блеснул крохотный стальной осколок. Я достал его пинцетом. Фантастическое везение! Об этом можно было только мечтать. Но сил для того, чтобы мечтать, у меня больше не было. Я обработал рану и попрощался. Сказал, что приду завтра. В это же время.
Старший вывел меня во двор крепости. Мне вернули моего ослика Хуай Су. И проводили до окраины кишлака. Не сказав ни слова. У меня не было сил удивляться. Подсознательно я понимал, что все правильно. Если бы меня не отпустили, наши войска начали бы операцию по моему освобождению. Или возвращению трупа. Затем операцию возмездия. Все это сопровождалось бы стрельбой, артиллерийскими и авиационными ударами. Шумом и суетой. Раненый пока был нетранспортабелен. Вывести его из-под удара в ближайшие дни было невозможно. К тому же раненому нужен был покой. И квалифицированный уход. Старший принял правильное решение. Как офицер, я мог остаться в кишлаке только в виде трупа. Но это вызвало бы ненужные хлопоты и проблемы. Как врач, я был нужен ему живым. Поэтому меня отпустили. Ни для кого не было секретом, что я частенько навещаю свой лазарет в кишлаке Калашахи и раненых в других кишлаках. И никогда не делю своих пациентов на мирных дехкан и моджахедов. Ну, насчет этого утверждения я бы не был столь категоричен. Людям свойственно ошибаться. В том числе и на мой счет.
Потихоньку все вставало на свои места. Судя по всему, ребята эти были из банды Анвара. Кто-то из приближенных к руководству банды. Возможно, кто-то из них даже сам Анвар или его брат Шер-шо (Шер-шах). Старший группы, захватившей меня. Или раненый моджахед.
С раненым тоже все было очень просто. Пошел утром поохотиться на уток. Недалеко от Тотахана по руслу реки Барикав было множество небольших запруд с деревянными чучелами уток и укрытиями для охотников. А вместо утки поймал несколько осколков с выносного поста. Вообще-то это могло быть чрезвычайным происшествием. То, что бойцы с гранатометно-пулеметного взвода Андрея Иванищева ранили из автоматического гранатомета охотника. Хотя, с другой стороны, охотникам нечего было делать под выносным постом. Мест для охоты вокруг было предостаточно. Но то, что обычный охотник оказался главарем банды, меняло все кардинально. То, что в течение нескольких последних лет не удавалось сделать многим профессионалам (а за Анваром и его братом, Шер-шо, вот уже несколько лет охотились наши разведподразделения), смог сделать обычный командир гранатометно-пулеметного взвода прапорщик Андрей Иванищев! Подстрелить одного из братьев. Жаль только, что ранение оказалось столь пустяковым. Да и то, что раненный был одним из братьев, все еще оставалось лишь моей догадкой. Хотя я практически не сомневался, что она верна на все сто.
Я вернулся на Тотахан разбитым и смертельно уставшим. Мой ослик Хуай Су тоже не был преисполнен жизненных сил и оптимизма. Он довез меня до командного пункта и устало поплелся обратно. К подножию горы. В родной кишлак. Глаза его были печальны.
Охотничий патрон
Все это было форменным безобразием. Нет, то, что я уснул, еще не дойдя до своей кровати, было нормальным. Вполне естественным после всего пережитого. Ненормальным было то, что буквально через мгновение меня уже кто-то тряс за плечо и пытался разбудить. Я лениво отмахивался, просил не трогать меня. Уж кто-кто, а я-то прекрасно знал, что разбудить меня до обеда было невозможно. Это я и пытался втолковать тому, кто вполне успешно пытался вытрясти из моей бедной шкуры мои последние кости и остатки моей бедной, растерзанной души.
Над самым ухом раздавался голос Сережи Багрия, ротного писаря:
– Товарищ старший лейтенант, ну проснитесь же. Духи обстреливают заставу.
– Ну и пусть себе обстреливают. Отстань!
Я продолжал лениво от него отмахиваться, но ноги уже ползли в сторону выхода. Рука привычно зацепила за ремень автомат Калашникова, стоявший в изголовье моей кровати, лифчик с запасными магазинами и гранатами. И потащила их за мной следом. Я выполз на огневую позицию минометчиков. Она располагалась метрах в десяти от первого поста и в пяти метрах от канцелярии. Уползти дальше я не смог бы при всем своем желании.
Наблюдатель с первого поста доложил о сорока двух пусках неуправляемых реактивных снарядов по заставе. Кто-то из минометчиков подал голос:
– По выносному молотят.
Голос был мне незнаком. Но мысль показалась довольно здравой: выносной пост – это гранатометно-пулеметный взвод Андрея Иванищева. Значит, не по нам. Значит, пусть молотят.
Мозг категорически отказывался просыпаться. Неуправляемые реактивные снаряды потому и называются неуправляемыми, что наводятся на цель на глазок. Запускаются духами с камней и представляют серьезную угрозу только при стрельбе по площадям. Попасть НУРСом по заставе, расположенной на горном хребте, довольно сложно. Но духи выбрали огневую позицию в направлении продолжения линии водораздела. Это позволило им значительно улучшить точность стрельбы. Подавляющее большинство снарядов упало с недолетом. Несколько перелетело через выносной пост и взорвалось на нашей заставе. Их разрывы и разбудили меня окончательно.
Я отдал команду танкистам и минометчикам обработать квадрат, из которого были произведены пуски. Это не имело никакого смысла. С началом пусков духи уходили с огневой площадки. Поджигали бикфордовы шнуры, которые тянулись к реактивным снарядам, и уходили. Обработка квадрата несла скорее психологическую нагрузку, чем практическую. Оставалась надежда, что снарядом или миной можно повредить НУРСы, которые еще не взлетели в направлении цели.
Обстрел прекратился почти мгновенно. С выносного поста доложили об отсутствии потерь. Сержант Нигмат Хашимов, замкомандира второго взвода, доложил, что оружие разряжено и осмотрено. Это было последнее, что я услышал. Сон липкой пеленой окутал мое сознание. И я снова провалился в небытие…
У меня есть одна не самая хорошая привычка. Я люблю просыпаться с первым лучом солнца. Нет, не подумайте ничего плохого. Я – не жаворонок. И просыпаюсь я не с первым лучом солнца вообще. А только с тем, который запускаю в свою комнату через шторы или жалюзи. Обычно это не происходит раньше одиннадцати часов утра. Уж что-что, а поспать я люблю.
Было шесть часов. В это время у меня не существовало никаких привычек. В это время я никого и ничего не любил. Для меня и времени такого никогда не существовало. Ну вы же нормальные люди! Вы меня поймете. Шесть часов утра!
В шесть часов утра каждый день я присутствовал на утренней физической зарядке восьмой сторожевой заставы. Точно такие же, как и я, не проснувшиеся лунатики махали руками и ногами. Приседали и безуспешно пытались что-то изобразить на перекладине. Шоу продолжалось около получаса. Затем полчаса – личное время. Завтрак. После завтрака народ начинал потихоньку просыпаться. Ближе к одиннадцати я возвращался в канцелярию командира роты, отодвигал занавеску на окне. И запускал в комнату первый солнечный лучик. Теперь можно было просыпаться и мне!
Итак, сегодня ночью духи пытались провести операцию «Возмездие». Наказать Андрея Иванищева за его удачный выстрел. То, что площадка, с которой проводились пуски, находилась вне зоны ответственности нашей и духов, ни о чем не говорило. Это была так называемая нейтральная территория. Я ни на мгновение не сомневался, что инициаторами ночного обстрела были мои вчерашние знакомые из кишлаков Джарчи и Петава. Новым было лишь то, что обычно такие площадки они оборудовали где-нибудь на окраине мирного кишлака. В надежде на то, что при ответном обстреле мы можем зацепить кого-нибудь из мирных жителей. Тогда результативность духовского обстрела возрастет многократно. Ведь нет ничего более приятного, чем показать окружающим, что советские войска воюют с мирными жителями.
Ну что ж, на операцию «Возмездие» мы всегда найдем, чем ответить. Не люблю я этого. Но ответить надо. Будучи человеком верующим (а я верю, что земля плоская и держится она на трех слонах: семье, работе и друзьях; верю, что моя девушка – самая прекрасная, самая красивая и желанная – ждет меня дома; верю, что она меня обязательно дождется!). Так вот, будучи человеком верующим, я не люблю излишней жестокости. Нужно уметь прощать врагов своих. Смирение, только смирение. Когда кто-то ударил тебя по левой щеке… Нет, не умею. Не умею прощать! Когда кто-то планирует ударить меня по левой щеке, я предпочитаю работать на опережение. Перехватить приближающуюся руку, провести болевой прием. Одновременно со встречным ударом. Справедливость. Встречный удар – это справедливо!
Ближе к полудню я начал готовить карточку целей. Еще в училище на занятиях по марксистско-ленинской философии я узнал несколько основополагающих истин. Одна из них, что экономика определяет политику. Вторая, что война есть продолжение политики другими средствами. Связать эти две истины воедино было несложно. С тех пор я всегда помнил об экономической составляющей любого ответного удара.
Были подготовлены исходные данные для стрельбы по площадям. Вы не будете сильно удивлены, если узнаете, что обстрелу из танка и миномета должны были подвергнуться поля с пшеницей и виноградники, принадлежащие Анвару и Шер-шо. А несколько точечных ударов были подготовлены по местам расположения исламского комитета и продовольственным складам банды. Так достигалась комплексность ударов. Можно было уничтожить дом, в котором проживали Анвар и Шер-шо. Тем более что координаты его были известны. Это было бы справедливо. Око за око. Глаз за глаз. Справедливо, но неразумно. Братья стали бы в глазах окружающих мучениками за веру, лишившимися дома и имущества за святое дело. Куда лучше было ударить братьев по карману, а окружающих их – по рукам. Кушать братья все равно будут. Не будет своей пшеницы, отнимут у соседей. Пусть и на правое дело отнимут, а все равно останется у дехкан чувство обиды. Из этого чувства может вырасти многое.
Можно было уничтожить и дом, в котором сейчас находился раненый главарь банды. Но доктор Сергей Карпов не мог сообщить его координаты старшему лейтенанту Карпову. С этой проблемой он должен был справиться самостоятельно.
Огневой удар я планировал провести перед закатом. Обожаю эти сказочные минуты, когда стихает ветер. Замолкают на мгновение птицы, а солнце касается своими ласковыми пальцами горизонта. К этому времени я надеялся вернуться из кишлака Нари-Калан после перевязки раненого. Точнее, надеялся вернуться во время обстрела. Тогда обстрел трудно было бы увязать со мной. К тому же мне было интересно понаблюдать за духами во время обстрела. Это могло дать интересную пищу для размышлений. А пищу я люблю.
Пока же со станции радиоперехвата я доложил в разведотдел о раненном, его состоянии и приметах. Получил необходимые указания и разрешение на операцию, которая сегодня утром родилась в моей голове. Нет, если быть более точным – роды начались еще вчера. Когда на глаза мне попался окровавленный патронташ раненого моджахеда. Окончательно мысль сформировалась ночью на минометной позиции. Там, где я совершенно случайно обратил внимание на основной заряд 82-миллиметровой мины. Он был так здорово похож на охотничий патрон двенадцатого калибра. Сейчас эту мысль мы только абортировали.
Уточнил у ребят со станции радиоперехвата координаты крепости, в которой размещался исламский комитет Анвара. С радиоперехватом воевать куда веселее. Афганцы, как дети малые, любят поболтать в эфире. Хлебом их не корми, дай только разболтать парочку военных секретов. Нужно только уметь их слушать.
День пролетел незаметно. После обеда я зашел на несколько минут к Шафи. Он подтвердил, что раненый – Шершо. Человек, который меня захватил, – Анвар. Кто бы сомневался! Шафи дал согласие на проведение запланированной мною операции. Ранение Шер-шо было фантастическим везением. Нужно было только завершить начатую работу. У меня такой шанс появился.
В Нари-Калане я был уже практически своим. Моджахеды беззлобно улыбались, пытались шутить. Шер-шо выглядел неплохо. Осложнений не было. По словам Анвара, ночью брат его спал хорошо. Ну, конечно, когда правоверные обстреливают реактивными снарядами советскую заставу, спится как никогда славно. Я сделал перевязку и укол промедола. Попросил принести воды. И тщательно смыл запекшуюся кровь вокруг ран.
В воздухе уже слышался свист первой мины с Тотахана. Сейчас должен был подать голос и слон. Так мы называли танк Т-62, в нем действительно было что-то от этого большого и доброго животного. Анвар вышел из комнаты. Засуетились и остальные духи. В отличие от них, я знал, куда упадут мины и снаряды. В отличие от них, я не суетился. Я незаметно вытащил один охотничий патрон из патронташа. И спрятал его в свой карман. Ради этого маленького патрона и был устроен этот большой минометно-артиллерийский концерт. Артобстрел закончился. Меня снова отпустили. Я обещал вернуться на следующий день.
Дежа вю. Все это уже когда-то с нами было. Ночью моджахеды обстреляли НУРСами Тотахан. Наблюдатель насчитал около семидесяти пусков. На следующее утро вся застава была завалена осколками реактивных снарядов. Их было так много, что в голове просто не укладывалось, как они никого не зацепили. Днем я видел серьезное и встревоженное лицо Анвара. Видно было, что в уме он подсчитывает свои возможные убытки после нашего первого обстрела. Вечером по его пшеничным полям работала дивизионная артиллерия. Это было куда серьезнее. Даже двадцать выстрелов из танка и сорок мин из миномета остались практически незамеченными на ее фоне.
Затем целую ночь я ждал очередного обстрела или нападения на заставу. Связывался с разведотделом и давал координаты для бомбоштурмового удара на следующий вечер. Готовил новые карточки целей для минометчиков и танкистов.
А утром на Тотахан пастух принес письмо. Оно гласило, что если мы не прекратим обстрелы, духи вырежут девятую заставу (Интересно, а почему не нашу?) и один из мирных кишлаков. На письма принято отвечать. Вечером было несколько бомбоштурмовых ударов, работала дивизионная артиллерия. И даже наш маленький слоник подавал периодически свой голос. Сорок раз. Ствол его раскалился докрасна. Полсотни мин для минометчиков показались легкой разминкой. И все это по полям Анвара. Его личным полям. Это может взбесить любого.
Изо дня в день я ходил в Нари-Калан, делал перевязки Шер-шо. И ждал ответного хода Анвара. Шер-шо шел на поправку. Спал по ночам как младенец. Наша война была ему по барабану. В один из дней я вернул в патронташ охотничий патрон, который стал даже лучше старого.
Вместо обычного пороха и дроби теперь он был под завязку забит прекрасными полосками артиллерийского пороха из основного заряда 82-миллиметрового миномета.
Я ждал ответного хода Анвара. Все мы его ждали. Двое суток на заставах шестой роты никто не смыкал глаз. Ждали провокаций и нападения. На третьи сутки произошло то, чего никто ожидать не мог. Зная Анвара, его брата Шер-шо, зная активность их банды, такого ожидать не мог никто. Пастух принес очередное письмо.
Когда противники обмениваются письмами, пушки молчат. Это классно, когда молчат пушки. Воевать на бумаге куда веселее. Что бы там ни написал в своем письме Анвар, это в любом случае было лучше, чем он кого-нибудь вырезал. Мне не терпелось узнать, чем он теперь нам угрожает?
Анвар угрожал нам вечной дружбой. Напоминал о политике национального примирения, проводимой афганским правительством. И намекал о готовности к переговорам по переходу его героических аскеров (воинов) на сторону народной власти.
Это было словно гром среди ясного неба. Одна бумажка связывала нас по рукам и ногам. Ни для кого не было секретом, что точно такие же письма были направлены им в районный отдел народно-демократической партии Афганистана и в местное управление госбезопасности.
Несколько дней подряд мы героически плевали на политику национального примирения, которая и без того трещала по швам. Под предлогом обстрела наших застав мы наказывали банду Анвара за уничтоженный БТР с нашими солдатами. За пытки и издевательства над пленными. Теперь мы были бессильны, что-либо сделать. Возможность местным политикам из НДПА поставить лишнюю галочку в списке банд, перешедших на сторону народной власти, лишала их элементарного разума. Великая сила галочки!
Понятно, что ни о каком переходе на сторону народной власти Анвара не было и речи. Ему нужно было время для перегруппировки сил, для пополнения боезапаса и для подготовки новых диверсий. Мы это прекрасно понимали. И это было очень печально.
Я старался не вешать нос. В отличие от остальных, у меня оставалась маленькая надежда на то, что все сложится как надо. Я был верующим человеком. Я верил в высшую справедливость. Верил, что каждому человеку воздастся по делам его. Еще при этой жизни. Я верил в маленький охотничий патрон.
Еще через несколько дней мои походы в Нари-Калан закончились. Шер-шо немного окреп, и его перевезли в Петаву. Там я был бы лишним. К тому же никто уже не сомневался, что он выживет. В благодарность за хорошую работу мне сделали подарок. Очень даже неплохой подарок! Мне подарили жизнь. Обожаю подарки! Когда я уходил из кишлака, Анвар долго и пристально смотрел мне вслед. Словно сомневался, правильно ли он делает, что отпускает меня живым. Затылком я чувствовал его сомнения. Но все-таки Анвар оказался удивительно щедрым. Он не стал забирать назад свой подарок. Мою жизнь.
Но еще больший подарок ждал меня в крепости Шафи. Вынужденное затишье подарило мне почти целый месяц безделья. Официально это звучало как отпуск при части после ранения. Целый месяц я пропадал в крепости у Шафи. В этом не было никакой военной необходимости. Просто у Шафи появилась возможность продолжить курс ликвидации безграмотности молодого бойца. А у безграмотного бойца появилась возможность узнать много интересного.
Мое образование велось по трем направлениям. Шафи раскрывал секреты древнего искусства Тай До. Лейла занималась со мной джиу-джитсу. Хуай Су учил правильно сидеть на его спине. Когда поздним вечером отвозил меня на вершину Тотахана. Учил равновесию.
Я не знаю, чьи уроки были важнее. Маленький ослик с забавным именем Хуай Су научил меня равновесию. Самому главному искусству в этой жизни. Шафи и Лейла научили остальному.
Уроки по джиу-джитсу мне понравились. Хрупкая девушка-подросток часами избивала взрослого дядю. Проводила подсечки, болевые приемы и броски. Фантастически красивая и эффективная техника. У нее был лишь один недостаток – дядей, на котором показывались и отрабатывались эти приемы, был я. Старый, больной человек. На третьем десятке лет.
Я пытался атаковать Лейлу, проводить контрприемы. Но постоянно натыкался на ее безукоризненную технику. Лейла действительно в совершенстве владела искусством джиу-джитсу. Это было для меня новостью. Ее отец, Шафи, был носителем совершенно иной техники. Но, видимо, он не спешил знакомить с нею свою дочь.
Приемы, которым раньше учил меня Шафи, были рождены теорий коротких траекторий. И чисто внешне не выглядели столь красиво и эффектно. Многие из приемов вообще проводились со скоростью не позволявшей заметить их проведение. Но от того не становились менее эффективными. И смертоносными.
Подсознательно я понимал, что техника джиу-джитсу хороша на Востоке. Где местные жители не носят тяжелых одежд, зимней обуви, снаряжения и бронежилетов. Техника Шафи была более гибкой. Сплав старинной техники японских самураев и русского рукопашного боя позволял совершенно спокойно уничтожать врага. Не задумываясь, во что он одет. Но я не мог применить эту технику против маленькой девочки. Милого, очаровательного ребенка, который безжалостно швырял меня из одного угла крепостного дворика в другой. Проводил удушающие приемы. Всячески издевался над всеми моими бедными болевыми точками. И так заразительно смеялся при этом. Если бы вы только слышали, как она смеялась! Джуй. Маленький звонкий ручеек.
Мне оставалось только рассуждать о преимуществах стиля Шафи. Шафи тем временем сидел в тенечке у колодца. Глаза его были прикрыты. Но меня обмануть было невозможно. Любой бы заметил на лице Шафи эту безмятежно-счастливую улыбку. С этой улыбкой в конце марта засыпают все коты в окружении дюжины очаровательных кошек. Обнимая лапами огромную миску сметаны. И щурясь от ласкового весеннего солнышка. Шафи был счастлив.
Был счастлив и я. Несмотря на все мои синяки и ссадины. Несмотря на все мои безуспешные попытки провести хотя бы один прием против Лейлы. Нужно было срочно восстанавливать свой пошатнувшийся авторитет. Тот самый авторитет, который сейчас безжалостно мутузили. Нужно было немедленно ставить на место эту противную, зазнавшуюся девчонку! Но ее звонкий смех обезоруживал, сводил с ума. Я был бессилен что-то сделать. И Лейла это прекрасно понимала. Она была непобедима. Она тоже была счастлива.
Ближе к полудню Лейла заканчивала свою тренировку. Мы кланялись друг другу. И она уходила переодеваться, готовить обед. Приходило время уроков Шафи. Мы перебирались поближе к арыку под крону большого старого дерева. Там было прохладно и очень спокойно. Я погружался в рассказы Шафи, словно в сон или сказку. Шафи был удивительным рассказчиком. Он рассказывал мне о Тай До.
Система Тай До
Искусство Тай До зародилось в Китае одновременно с рождением чжэнь-цзю-терапии. Это были две стороны одной медали. Врачи древнего Китая развивали теорию циркуляции жизненной энергии, открывали волшебные меридианы и биологически активные точки.
Точки представлялись многими крошечными клапанами, через которые можно вывести из организма больного излишек жизненной энергии Цы. И можно было вернуть через эти точки энергию больному при ее недостатке.
Некоторые сходились во мнении, что точки не являются клапанами. Они лишь управляют потоками энергии. Это было не суть важно. Главное, что дальнейшее развитие чжэнь-цзю терапии сосредоточилось в направлении изучения биологически активных точек. Волшебные меридианы, по которым жизненная энергия циркулировала, отошли на второе место.
Говоря современным языком, были определены приоритеты. Состояние «клапанов» – биологически активных точек – теперь, по мнению многих, определяло возможности циркуляции жизненной энергии. А значит, и состояние организма. Все правильно. Любой с этим согласится: когда водопроводные краны текут или засорились, о каком водопроводе можно говорить? Только о слесаре из ближайшего ЖЭКа.
Но водопровод – это не только трубы и краны. Это еще и вода, подаваемая по этим трубам под определенным напором. Душа, разум и тело. Тело – трубы. Разум – краны. Душа – вода, стремящаяся куда-то. Их единство и есть водопровод. Ты должен укреплять тело, совершенствовать разум и иметь цель в жизни. Направление, к которому будет стремиться твоя душа. Это постоянная, каждодневная работа. Но она того стоит. Ведь наградой за нее будет жизнь. Прожитая не напрасно.
Так родилось Тай До. Нашлось несколько представителей научной оппозиции. Которые наивно полагали, что состояние «водопровода» зависит не только от состояния кранов, но и самих труб. Другими словами, волшебных меридианов. Это было слишком примитивно! С ними соглашались, но… Снисходительно улыбаясь при этом. И продолжали изучать биологически активные точки, разрабатывая технику иглотерапии и прижиганий.
К счастью, никому не пришло в голову противопоставлять джень-цзю терапию и Тай До. Они были неразрывно связаны друг с другом, дополняли и развивали друг друга. Но если от специалиста по чжэнь-цзю терапии требовались совершенные знания по биоритмам и биологически активным точкам, от специалиста Тай До требовалось только одно. Большое сердце.
Так Тай До стало очередным учением о Пути. Вечном и непостижимом. О Пути к здоровью.
В Тай До нет жестких рекомендаций. Указывается только направление. Вы сами принимаете решение: идти по этому пути или нет. Бежать вприпрыжку, шагать не спеша или прыгать на одной ноге. Выбор остается за вами.
Путь в системе Тай До представляется направлением, объединяющим девять главных и бесконечное множество второстепенных тропинок. Каждая из них может привести к исцелению, но может завести и в непроходимые джунгли. В которых легко потерять из виду солнце, направление движения и погибнуть. Лишь Путь, объединяющий все тропы, приведет вас к выбранной цели.
Первая тропа называется тропой Обезьяны. Ее главное содержание – движение, гимнастика, утренняя физическая зарядка. Небольшая двигательная разминка после каждого часа работы.
Вторая – тропа среди Скал. Это работа с неподвижными предметами. Статическая гимнастика, направленная на укрепление связок и сухожилий. Контроль дыхания.
Третья – тропа Тростника. Ее основу составляют декомпрессионные движения, направленные на растяжение позвоночника. Можно плавать, а лучше сладко потягиваться, просыпаясь утром. Приятно и очень полезно. Не забывая о том, что утро нужно обязательно начинать с улыбки. Ведь тростник всегда улыбается, когда тянется к солнцу.
Четвертая – тропа Лианы. Упражнения на гибкость. Повороты в разных плоскостях. В том числе одновременно с приседаниями.
Пятая – тропа Путника. Ежедневно рекомендуется проходить пешком два-три километра. Это полезно мужчинам как профилактика простатита. И женщинам как защита от множества женских болезней. Плюс свежий воздух. Красивые пейзажи. И ваши любимые места.
Шестая – тропа Луны. Вы должны танцевать. Хотя бы два раза в неделю. Можно дома. Можно в одиночестве. Но есть и более приятные формы танца. Более интересные места, чем дом. К тому же для танцев существуют еще и партнеры.
Седьмая – тропа Солнца. Ведь солнце заглядывает не только в ваши окна. Но и в окна ваших друзей. Так и вы должны ходить в гости к своим друзьям. Вы будете есть там те же самые продукты, что и дома. Но приготовлены они будут немного по-другому. Вы будете есть и то, что дома бы есть не стали. Это позволит значительно расширить диапазон микроэлементов, получаемых вами из пищи. А значит, повысит ваш запас прочности. Поднимет ваше настроение. И поднимет настроение вашим друзьям. (Шафи не удержался от замечания, что посты присущи тем религиям, в которых верующие не могут создать достаточные запасы продовольствия. Чтобы не голодать. Вопрос трудолюбия. Забавно!)
Восьмая – тропа Аиста. Нужно встречаться со своими возлюбленными. Заниматься с ними любовью. Рекордов здесь ставить не надо. Дарите радость и наслаждение друг другу. Хотя бы пять раз в неделю. Для тела. Остальное – для души. Занимайтесь этим так часто, как только захочется. Когда захочется. Где захочется. И будьте счастливы.
Почувствуйте музыку любви. Ее ритм. Он подобен морской волне. С легкими волнами прилива и девятым валом. Не спешите. Купайтесь в этих волнах. В море наслаждения. Почувствуйте, как его теплые течения согревают ваши стопы. Как теплый шар зарождается в точке Инь-Дзяо. Не торопитесь. Почувствуйте тепло этой музыки. И не забывайте делать специальные упражнения для укрепления и развития мышц таза.
Девятая называется тропой Дракона. У дракона три головы: свет, вода и воздух. Они должны быть и вашими спутниками. Старайтесь как можно больше времени проводить на свежем воздухе. Не забывайте, что человеку обязательно нужен солнечный свет. Свет. (Кстати, высший свет для него тоже подходит.) Чаще бывайте рядом с водой. Можно принять ванну или душ, омыть руки или просто созерцать водные струи. Пусть ваша утренняя чашка чая превратится в небольшое озеро. Возможно, вы и не увидите в этом озере отражения луны и звезд. Но добиться того, чтобы водная гладь в этом озере была спокойна, вы сможете. Нужно лишь успокоиться. И научиться правильно дышать.
Все это в общих чертах и называется Тай До. Самое забавное, что о Пути Шафи рассказывал мне еще год назад. Но тогда все эти тропинки не имели имен и такого глубокого содержания. Не трудно догадаться, что Шафи не спешит с моим образованием. Он считает, что всему свое время. К каждому уроку нужно подрасти. Подготовить почву, чтобы семена знаний, брошенные учителем, не только проросли, но и дали щедрый урожай.
Я напомнил Шафи об уроке годичной давности. О том, что тогда он говорил и о тропе Соловья. О необходимости петь. Пусть даже в одиночестве. Шафи улыбнулся:
– У тебя хорошая память. И ты начинаешь думать. Это тоже хорошо.
Интересно, если я только сейчас начинаю думать, чем же я занимался раньше? Всю свою длинную взрослую жизнь? Но додумать эту мысль я не успеваю. Шафи продолжает свой урок.
– Да, нужно петь. В Японии, к примеру, очень распространена звуковая гимнастика. Утром перед завтраком громко и с выражением шесть-восемь раз произносятся гласные О, У, Ы, И. Они довольно трудны в произношении, поэтому требуют напряжения голосовых связок. Работа голосовых связок вызывает прилив крови в капилляры гортани. Антитела в крови уничтожают вредоносных микробов на стенках гортани. А вы прекрасно знаете, что большинство микробов попадает в организм человека именно через гортань. Звуковая гимнастика позволяет установить перед ними достаточно эффективный барьер. Поэтому японцы так редко болеют острыми респираторными заболеваниями. Если ты немного подумаешь, догадаешься, как защититься и от других вирусов.
Есть тропа Сокола. Это гимнастика для глаз. К примеру, концентрация внимания на разно удаленных предметах. Цветок на подоконнике – дерево на улице. Этих тропинок бесконечное множество. ПУТЬ безграничен и бесконечен. И счастлив тот человек, который сможет объединить в своей душе это множество. Найти в Пути гармонию и равновесие. Тогда и душа его станет бесконечной, как космос, и светлой, как солнце.
От бесед с Шафи веет чем-то восточным, экзотическим. Но он слишком много времени провел в Европе. Занимался спортивной акробатикой, плаванием и другими видами спорта. Он хорошо знаком с европейской медициной. Поэтому понятие Тай До в его рассказах незаметно сливается воедино с какими-то цифрами и научными выкладками. В этот момент Шафи чем-то неуловимым напоминает мне моего тренера по многоборью.
Словно перед очередной тренировкой, он дает точные и четкие рекомендации по объему и количеству нагрузки на каждый день. У меня появляется чувство, что на Пути Тай До появляются километровые столбики, указатели поворотов и дорожная разметка. По словам Шафи, чтобы сохранять хорошее здоровье на протяжении минимум двадцати пяти лет рабочей жизни, необходимо затрачивать на мышечную работу в сутки 1200–2000 килокалорий. Около двух тысяч килокалорий в возрасте до тридцати лет. И тысячу двести – тысячу триста килокалорий после тридцати. Совсем не обязательно ежедневно затрачивать на мышечную работу столько энергии. Да это и не всегда будет получаться. Но восемь-десять тысяч килокалорий в неделю должны стать для вас хорошей, доброй привычкой.
Больший расход энергии ведет к истощению нервной системы и развитию патологических изменений в организме человека. Меньший расход – к гиподинамии, к болезням сердечно-сосудистой системы, нарушению обмена веществ. К депрессии и нервным расстройствам.
В среднем человек, работающий в офисе, делающий пятнадцатиминутную утреннюю физическую зарядку и ежедневно совершающий двухчасовые пешие прогулки, расходует около тысячи килокалорий. Где добрать недостающие физические нагрузки? Решайте сами. Это час плавания в бассейне. Либо час в постели с любимой девушкой. Два часа занятий спортом либо полуторачасовой общий массаж.
Предпочтительнее пять дней в неделю посвятить занятиям спортом. Примерно по часу каждый день. Два дня в неделю – общий массаж. Это позволит выйти на уровень расхода энергии в 8000 килокалорий в неделю. И сохранить крепкое здоровье примерно до сорока-сорока пяти лет. Не только физическое здоровье, но и психическое. И эмоциональное. Здесь главное не лениться! А время для этого всегда можно найти. Если правильно расставить приоритеты. Что для вас важнее? Карьера? Деньги? Бизнес? Или, может быть, все-таки здоровье? Тем более что без хорошего здоровья все остальное просто теряет смысл.
А что делать тем, кто хотел бы сохранить свое здоровье на более длительный срок? Увы, спортом все равно придется заниматься. Но только самым любимым. Может быть, это катание на лошадях? На велосипеде? Плавание? Путешествия?
Да, спортом действительно придется заниматься. Тем, кому больше заняться нечем. Ведь час активных игр в постели с любимым человеком потребует гораздо большего расхода энергии, чем час бега. Но будет более полезным. И, конечно же, более приятным. А после этого можно заниматься и спортом. Плюс два-три сеанса общего массажа в неделю. Массаж позволит подкорректировать состояние мышечного тонуса. Укрепит иммунную систему. Улучшит обменные процессы на клеточном уровне, а значит, и замедлит процессы старения организма.
Обязательно танцы. Совместные прогулки. Посещение друзей и театров. Любимых мест и тропинок. Которые называются Тай До.
Забавно. Мне вдруг подумалось, что на одном поле может расти одна культура, а может и огромное множество. Разнообразных трав, потрясающе красивых цветов. Так на почве Даосизма выросли японское Бусидо, прославленное китайское Ушу и интернациональное Тай До. Такие разные, но в чем-то очень похожие друг на друга. А могут вырасти сорняки. Все зависит от почвы и ухода.
Шафи, как обычно, обращается ко мне то на «ты», то на «вы». Иностранец. Да и слова у него какие-то чудные, из иностранных детективов. Офис, карьера, бизнес. У нас так еще не говорят. Хотя на дворе уже тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год.
После изучения теории мы переходим к практике. Это мне куда ближе. В методике массажа Тай До много общего с классическим лечебным массажем. Техникой «живительных касаний» я уже немного владею. Диагностикой по тепловому фону – тоже. Но чем больше занимаюсь Тай До, тем больше понимаю, что общность его с классическим массажем – всего лишь иллюзия. За кажущейся простотой приемов стоит настоящее волшебство. Волшебство можно назвать профессионализмом. Но работа с энергетическими потоками все равно кажется настоящим чудом.
Со временем я начинаю понимать, в чем скрыто настоящее волшебство. В племени Шафи смогли соединить знания Запада с восточными традициями. Не многие на это способны. Племя Шафи начало свою историю с последних воинов Александра Македонского. В его войске культивировался здоровый образ жизни. Побеждая все новых и новых врагов, захватывая все новые и новые земли, войско впитывало в себя знания и традиции людей, на этих землях проживающих. Основы классического римского массажа были прекрасно известны воинам. Но соединение его с древними восточными методиками дало поистине удивительный результат.
Воины Александра Македонского, последние оставшиеся в живых после его неудачного похода в Индию, не добыли новых побед своему вождю. Их последняя стоянка на Древнем Шелковом пути была скорее похожа на огромный лазарет, чем на военный лагерь. Ведь там остались те, кто не мог вернуться обратно. Те, кто не хотел быть обузой своим товарищам, пытающимся вернуться на родину. Ничего удивительного не было в том, что воинов больше интересовали вопросы медицины, чем какие-либо другие. Ведь там остались только раненые и больные. Но воины. Настоящие воины, совершившие маленькое чудо. Оставшиеся в живых. Создавшие Тай До. И подарившие своим потомкам величайшее открытие. Они открыли секрет неувядаемой красоты.
Кто сказал, что первые морщины появляются у девушек после двадцати? Что ближе к тридцати возникают проблемы с целлюлитом? Что следом идут необъяснимые перепады настроения, депрессии, усталость от жизни? Разочарования? Скажите, кто все это придумал?
Я видел женщин из племени Шафи. Видел маленьких девочек, подростков, девушек. Примерно до семнадцати-восемнадцати лет они практически ничем не отличались от своих сверстниц в любом уголке мира. Но после восемнадцати лет время вокруг них замирало. Точнее нет, время продолжало свой бег. Просто оно не оставляло своих привычных следов на внешности этих девушек. Это было удивительно! Словно мир разделился для них на две половины. Во внешнем мире пролетало десятилетие. Во внутреннем мире проходил один год.
Сорока-, пятидесятилетние женщины выглядели на все свои двадцать пять лет. На все свои двадцать пять лет, прожитые во внутреннем мире.
Уверен, в своей жизни вы тоже встречали таких женщин. Может быть, только не столь красивых.
Вы скажите, чистый горный воздух? Да. Мягкий субтропический климат? Ну, конечно. Не спорю! Вот только одна маленькая нестыковка. В мире много мест, где такой же чистый воздух. И такой же мягкий климат. Но нигде я не встречал таких красивых женщин.
Нет, встречал. Мою Светлану. Светланка была столь же прекрасна. Но ведь она была волшебницей. Волшебницы всегда обращаются со временем легко и непринужденно. И время над ними не властно. В племени же Шафи жили обычные смертные женщины. Я бы не удивился, узнав, что и Светланка имела какое-нибудь отношение к этому племени. Может быть, не в этой жизни. Не здесь. И не сейчас. Ведь от волшебниц всегда можно ждать любых неожиданностей. Светланка была настоящим экспертом по части разных приятных и радостных неожиданностей.
Что же касается женщин с Древнего Шелкового пути, все оказалось очень просто. В их семьях существовала старинная традиция, передаваемая из поколения в поколение. Этакий семейный бизнес, родившийся в том последнем лагере, точнее лазарете. В семьях делали массаж. Жена – мужу, муж – жене. Вернуть молодость невозможно. Пока невозможно. А вот остановить старение – вполне реальная задача. Ведь старение начинается на клеточном уровне. С накопления шлаков, продуктов окисления и распада в клетках. Если своевременно и полно выводить их из организма, процесс старения можно замедлить. И еще как замедлить! Именно с этой целью и разрабатывалась техника Тай До. Ведь именно секрет бессмертия был заложен в ее основу. А кто сказал, что человек должен жить только до ста лет?
А теперь давайте порассуждаем. Будем реалистами. Бессмертие едва ли достижимо даже в очень далеком будущем. Но предположим, что природой человеку отпущено чуть больше, чем сто лет. Лет двести, к примеру. А может быть, и еще больше. Последние исследования ученых подтвердили, что человеческий организм имеет для этого необходимый запас прочности.
Но плохая экология, постоянные стрессы, малоподвижный сидячий образ жизни постоянно этот запас подтачивают. Выступают катализаторами, ускорителями процессов старения, происходящих в клетках человеческого организма. Если возможно замедлить эти процессы, тогда возможно отодвинуть и старость. И продлить молодость.
К сожалению, у многих нет ни сил, ни времени для того, чтобы идти по пути Тай До. Работа, бизнес, повседневные дела и наша маленькая лень мешают этому. И тогда на помощь приходит массаж по методике Тай До. Целенаправленная работа над каждой мышцей, над каждой косточкой и сухожилием. Над каждой клеткой. Массаж не был панацеей от всех бед. Но в комплексе с «тропинками» Тай До он творил чудеса.
Нет, он не возвращал молодость. Он просто активно замедлял процессы старения, происходящие в организме человека на клеточном уровне. А значит, продлевал молодость. И не только чисто внешнюю. Примерно через год применения массажа Тай До его результаты поражали даже самых отъявленных скептиков. Первые результаты были видны уже после первых десяти сеансов.
«Тропинки» Тай До были известны многим. Приемы классического массажа, как европейского, так и восточного, – тем более. Секретом племени Шафи была только техника проведения этого массажа. И некоторые его приемы. Никто особенно не скрывал этих секретов. Просто в племени существовало негласное правило: один учитель – один ученик. Этого было достаточно, чтобы секрет массажа Тай До многие века оставался достоянием только одного племени. Технике этого массажа и обучал меня Шафи.
И все-таки слова Шафи о том, что информация эта общедоступна, вызывают у меня стойкое чувство недоверия. Если бы люди действительно знали о Тай До, о необходимом ежедневном минимуме затрат энергии в полторы тысячи килокалорий, о возможности замедлить старение организма, они бы жили совсем по-другому. Я не говорю, что все бы немедленно бросились заниматься спортом, начали бы вести здоровый образ жизни, ходить на массаж и перестали болеть. Нет, просто люди узнали бы, что есть Путь. Что есть на этом пути тропинки, некоторые из которых по силам пройти каждому. Но главное, что они перестали бы блуждать в потемках. Ведь Путь – это не только дорога. Но это тепло и свет солнца, звезды над головой и чистое небо. Это твои попутчики, новые встречи и радость новых открытий. Это совсем другой мир. Совершенно другая жизнь. В которой есть место и для тебя.
Однажды я спросил у Шафи, могу ли я рассказывать о том, что узнал, другим. Не будет ли нарушено правило «Один учитель – один ученик». Шафи только улыбнулся в ответ.
– Величайший китайский полководец Сунь Цзы как-то сказал: «Все люди знают ту форму, посредством которой я победил, но не знают ту форму, посредством которой я организовал эту победу». Ты можешь рассказывать любому о приемах проведения массажа, о Тай До, о чем угодно. Но научить сможешь только одного. Если найдешь достойного. Наши знания никогда не становятся известны многим. Это достояние избранных. Чаще они утрачиваются. Потому что найти достойного получается не всегда. И не у всех.
Лейла постигала азы массажа Тай До у своей мамы. В комнате у Шафи я видел небольшой медальон с фотографией удивительно красивой женщины. С тонкими, безупречными чертами лица и такими же бездонными синими глазами, как у Лейлы. Я догадывался, что это ее мама. Но ни Шафи, ни Лейла никогда мне о ней ничего не рассказывали. А я старался не быть навязчивым, не задавал лишних вопросов. Это действительно была мама Лейлы. Четыре года назад она погибла в дорожной аварии недалеко от Лондона. Грузовик с пьяным водителем выскочил на встречную полосу. Шафи и Лейла чудом остались живы. Это было так банально и глупо. Как в дешевом детективном романе. Грузовик с пьяным водителем… Такой распространенный сюжет. К сожалению, пьяных водителей от этого меньше не становилось. Их хватало на новые романы и новые сюжеты. И легче от этого не становилось. И боль потери от этого никуда не уходила.
Постепенно я начинаю понимать, в чем заключается тайна массажа Тай До. В особой тщательности проработки каждого участка кожи. Мои пальцы учились чувствовать не только малейшее напряжение мышц, но и гладкость кровеносных и лимфатических сосудов. Крошечные узелки на их стенках и повышенный тепловой фон при любых воспалительных процессах. Находить биологически активные точки не по анатомическим атласам, а на ощупь. Как точки с пониженным электрическим сопротивлением. Правда, для этого сначала нужно было научиться чувствовать эти электрические и энергетические поля, пронизывающие человека. Но когда ты знаешь, что искать, эти поиски значительно упрощаются.