Огонь Страндберг Матс
— Это Ванесса. Из нашей школы.
Диана здоровается с Ванессой за руку.
— Мне нужно кое о чем поговорить с Линнеей наедине, — говорит она.
— Да, конечно, — отвечает Ванесса. — Я все равно собиралась уходить. — Она смотрит на Линнею: — Созвонимся.
Диана садится на диван. Оглядывает комнату. Линнея берет из пепельницы тлеющий окурок и тушит его.
— Вид у твоей Ванессы какой-то потрепанный, — говорит Диана.
— Она недавно рассталась со своим парнем, — объясняет Линнея.
— И вы решили это отметить. — Взгляд Дианы скользит по комнате.
Линнее становится не по себе. Чего Диана, собственно, от нее хочет?
— Она, может, и отмечала. Без меня. Я теперь на тусовки не хожу, — говорит Линнея.
Камешек в ноздре Дианы поблескивает, когда она поворачивается к Линнее:
— Почему ты пропустила три наши встречи?
До Линнеи не сразу доходит смысл ее слов. Происходящее кажется ей спектаклем, в котором все артисты знают свои роли и только она не знает, что говорить.
— Вы же их сами отменили, — говорит Линнея.
Диана наклоняет голову. Вид у нее еще более озабоченный. Беспокойство Линнеи превращается в панику. В отличие от других теток из соцорганов Диана всегда симпатизировала ей. Только благодаря Диане Линнее разрешили жить самостоятельно и не отдали под опеку приемных родителей.
Но условия были поставлены очень жесткие. Одного проступка достаточно, чтобы всё потерять.
— Последняя наша встреча должна была состояться в пятницу, — сказала Диана.
— Мне позвонили от вас и сказали, что вы больны. Отравление и простуда.
Линнея говорит и слышит сама, как неубедительно это звучит.
— Линнея, перестань врать мне в лицо.
— Я не вру…
— А я не болела. Зачем кому-то звонить и придумывать, что я больна? Я много раз звонила тебе и оставляла на автоответчик сообщения. Много раз пыталась с тобой связаться.
Линнее так плохо, что она не чувствует ничего, даже страха. Однако она пытается собраться. Разговаривать спокойно, уверенно. Как взрослый ответственный человек.
— Я не получала ваших приглашений и ваших сообщений. Пожалуйста, Диана, поверьте, я говорю правду.
— Ты вместе с этой Ванессой устраиваешь вечеринки?
— Какие вечеринки?
— На тебя жалуются соседи. У тебя происходит бог знает что, грохочет музыка. Даже в будни, до самого утра.
— Но у меня почти нет соседей!
— Значит, ты не отрицаешь, что устраиваешь вечеринки?
— Конечно, отрицаю!
Диана вздыхает.
В тишине слышится тяжелое дыхание Линнеи. Почему Диана ей не верит? Она всегда ей верила.
— То есть ты ни в чем не виновата?
— Нет.
Губы Дианы превращаются в ниточку. Ответ Линнеи ее явно разозлил.
— Значит, я лгу?
— Нет, конечно… Но, может быть, кто-то солгал вам?
— То есть это заговор против тебя?
Происходящее все больше начинает напоминать кошмарный сон. Линнея пытается прочитать мысли Дианы, но из-за паники не может сконцентрироваться.
— Я не смогу помочь тебе, если ты не будешь говорить мне правду, — говорит Диана, встает и направляется к выходу.
Линнея тоже встает и провожает ее до дверей.
— Это недоразумение, — говорит Линнея. — Пожалуйста, дайте мне шанс его исправить.
Диана оборачивается:
— Виноваты всегда не мы, а другие, не так ли? Ты мне нравишься, Линнея, но я окажу тебе плохую услугу, если сейчас спущу тебе это вранье с рук. Ты должна научиться отвечать за свои слова и поступки. Ты сейчас стоишь на распутье. Выбираешь дорогу. Очень важно, чтобы ты сделала правильный выбор.
Диана уходит, Линнея остается стоять в прихожей. Ей хочется орать, дубасить кулаком по стене, бросать вещи, что-нибудь бить и ломать. Но именно этого ей делать нельзя.
29
Бахар отставляет в сторону сумку на колесиках и крепко обнимает Мину.
— Dokhtare azizam, — говорит она. — Береги себя. Надеюсь, мы скоро увидимся.
— Я тоже, — отвечает Мину, искренне веря, что так оно и будет.
Ей очень не хочется, чтобы Бахар уезжала. Да, все эти дни обстановка дома была натянутой, но, по крайней мере, в присутствии Бахар мама с папой общались между собой цивилизованно.
Бахар поворачивается к маме Мину, обнимает ее и что-то шепчет на ухо. Когда сестры размыкают объятия, в глазах обеих блестят слезы. Они еще раз берутся за руки, и Бахар заходит в поезд.
Двери с шипением закрываются, поезд трогается. Мину и мама стоят на перроне, пока поезд не скрывается из глаз.
В молчании они идут к машине. Наступившая тишина кажется мучительной. Всю обратную дорогу они не говорят друг другу ни слова.
Мама останавливается неподалеку от школы. Выключает двигатель. Видно, что она собирается с духом. Как будто готовится наконец сказать правду.
Но мгновение спустя на ее лице опять появляется «приклеенная» улыбка.
«Неужели она надеется меня обмануть? — думает Мину. — А еще учит меня не скрывать своих чувств».
— Хорошего дня, — говорит мама.
Мину больше не может мучиться неизвестностью.
— Вы собираетесь развестись? — спрашивает она.
Мама удивленно раскрывает глаза. И Мину злится еще больше. Сколько можно откладывать этот разговор!
— Что с вами происходит? — спрашивает Мину опять, потому что мама не отвечает.
— Это наше с папой дело…
— И Бахар.
Мама застывает на месте:
— Она тебе что-то сказала?
— Нет, но ей явно что-то известно. И папа знает, что ей известно. Почему Бахар лучше знает, что происходит у нас в семье, чем я?
Горло у Мину перехватывает. Но она не позволит себе разреветься. Мама должна понять: ее дочь достаточно сильна, чтобы знать правду.
— Я не хотела огорчать тебя правдой, — говорит мама.
— А то, что происходит, думаешь, меня не огорчает? Вы ничего не объясняете и только ссоритесь целыми днями. Я, между прочим, живу с вами в одном доме.
Мама так сильно сжала руль, что костяшки ее пальцев побелели.
— Девочка моя, — говорит мама, но голос ее не слушается. Помолчав немного, мама предпринимает новую попытку: — Я понимаю тебя. И я попробую тебе все объяснить. Конечно, ты должна знать, что происходит. Ты имеешь на это полное право. Просто я хотела кое-что уяснить для себя самой и сначала поговорила с Бахар. И еще я хочу, чтобы ты запомнила одно: в том, что происходит между мной и папой, твоей вины нет.
— Естественно, нет! — вмешалась Мину. — Ты что, думаешь, мне пять лет? Но я не могу так больше жить! Решайте свои проблемы, сходите к психологу или уж тогда разводитесь!
— Мину!..
Но Мину уже не слушала ее. Хлопнув дверью машины, она быстрым шагом направилась к школе. Она шла и глотала слезы, обиду, гнев. Глотала до тех пор, пока все это, плотно спрессованное, не улеглось большим тяжелым комком у нее в груди.
Войдя в школьный двор, Мину подумала, что упустила из виду какое-то важное мероприятие.
У входа в школу стояли ученики в желтых толстовках. Одни из них оживленно переговаривались, другие раздавали флаеры и наклейки. Кто-то привязал к перилам шарики. Шарики болтались также на воротах футбольного поля и на ветках засохших деревьев.
Только разглядев среди ребят, одетых в желтые толстовки, Рикарда, Мину поняла, что происходит.
— Мину! — крикнула Линнея, входившая в это время в калитку. Линнея выглядела полной противоположностью цыпляче-желтым школьникам у входа. На черных взлохмаченных волосах красовался бант из черного кружева. Черное короткое платье. Черные, кое-где рваные колготки в сеточку. И высокие черные ботинки. Вокруг глаз — густые темные тени.
— «Позитивный Энгельсфорс», — с отвращением произнесла Линнея. — Они размножаются не по дням, а по часам.
Стараясь не смотреть в сторону желтой толпы, Мину и Линнея поднялись по лестнице. После того что произошло в машине, нервы Мину были оголены. Она чувствовала себя уязвимой. Беззащитной перед окружающим миром.
— Поздравляю, сегодня первый день твоей новой жизни, — объявил симпатичный парень, пытаясь всунуть Мину в руки листовку.
— Нет, спасибо, — отказалась Мину.
— Ты что такая кислая? Лимонов на завтрак переела? — пошутил парень.
— У меня сегодня тяжелый день.
— Измени отношение к жизни, и твоя жизнь изменится к лучшему.
— Мехмет, жизнь изменится к лучшему, если ты заткнешься, — вмешалась Линнея.
— Какие вы скучные! — крикнул кто-то им вслед, когда они входили в двери школы.
Линнея и Мину переглянулись.
— Первый день новой жизни. Они что, серьезно?
— Похоже, да. Звучит как угроза.
Линнея смеется. Мину улыбается, колючий комок в груди становится чуть-чуть мягче.
— Куда все идут? — спрашивает Линнея.
Мину только теперь замечает, что все ученики школы двигаются в направлении актового зала.
Все, кроме девушки с синими волосами, которая идет навстречу потоку.
— Линнея! — кричит девушка.
Белые тени не скрывают, а скорее подчеркивают темные круги под глазами. Хотя, может, так и было задумано. На девушке длинная черная футболка с кроваво-красной надписью: The good die young[14]. Похоже, принт сделан ею собственноручно.
— Привет, Оливия, — говорит Линнея неожиданно усталым голосом.
— Привет, — говорит девушка, не глядя на Мину. — Первого урока не будет, всех собирают в актовом зале.
Мину обменивается с Линнеей быстрым взглядом. А вдруг это по поводу Адрианы?
— Говорят, явка обязательна, но ведь никто не проверяет. Может, смоемся?
— Я не могу, — говорит Линнея.
Оливия удивленно поднимает ярко накрашенные брови.
— Диана на меня бычит, — говорит Линнея. — Я теперь должна быть хорошей девочкой.
Оливия раздраженно косится на Мину, как будто та виновата, что Линнея отказывается прогуливать собрание, и, ни слова не говоря, уходит.
Мину и Линнея идут вместе со всеми в актовый зал. Там уже полно народу, свободные места остались только возле сцены. Мину и Линнея садятся на четвертый ряд, позади Ванессы и ее компании.
Увидев их, Ванесса оборачивается:
— Вы знаете, что сейчас будет?
— Нет, — говорит Мину.
Ванесса обращается к Линнее:
— Ну как Диана? Я пыталась тебе вчера позвонить, но…
— Забей, — обрывает Линнея Ванессу, не глядя на нее.
— Ладно, — говорит Ванесса и отворачивается.
Мину украдкой смотрит на Линнею, но та с отсутствующим видом рассматривает свои ногти.
Интересно, что произошло вчера. Однако спрашивать Мину не решается. Когда Линнея в таком настроении, к ней лучше не лезть с вопросами.
Желтые толстовки строем входят в актовый зал и занимают пустые места в передних рядах. Их больше, чем показалось Мину сначала. Половина футбольной команды сменила красно-белые майки на желтый цвет. Мину ищет глазами Густава, но, слава богу, его в этой группе нет, зато Кевин, конечно же, там.
Передние ряды начинают хлопать — на сцену поднимается Томми Экберг. Ради такого случая он сменил цветастую рубашку на гладкую. Вид у Томми растерянный, словно он не знает, как относиться к аплодисментам. Но вот он встает на трибуну, и хлопки резко замолкают. Томми откашливается и наклоняется к микрофону. В свете прожекторов его лысина зеркально блестит.
— Дорогие ученики… Я не знаю, слышали ли вы уже об этом… Дело в том, что Адриана покинула нас…
По залу пробегает встревоженный шум, и Томми, поняв, что выразился неудачно, исправляется:
— Нет, нет, я имею в виду, что Адриана Лопес ушла с поста директора. По причинам личного характера. Я исполняю обязанности директора до… В общем, пока обязанности директора исполняю я, — произнес Томми уже громче.
Он вытирает тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Похоже, что внезапно обретенная власть его не радует.
— Но к изменениям нужно относиться позитивно, считать, что начинается новая фаза жизни. Смотреть вперед! Вместе! Именно поэтому мы собрались сегодня здесь. Наша гимназия начинает сотрудничество с уникальной организацией. Мы поддерживаем позитивное развитие. Отныне на всех уроках от математики и обществоведения до физкультуры вы будете иметь дело только с положительными образцами…
Томми перевел дыхание.
— Хотя на уроках математики, конечно, придется иногда пользоваться отрицательными величинами, — добавил он, нервно подмигивая.
От стыда за него Мину была готова провалиться сквозь землю.
Первые ряды одобрительно засмеялись. Томми почувствовал себя увереннее.
— Теперь я передаю слово профессионалу. Дамы и господа! Имею честь представить вам человека, в руках которого будущее Энгельсфорса. Хелена Мальмгрен!
30
До этого Ванесса видела маму Элиаса всего несколько раз — на школьных праздниках да еще в тот день, когда крестили Мелвина. Но есть такие люди — увидев их однажды, уже не забудешь.
Хелена Мальмгрен в желтой тунике и в джинсах поднялась на сцену, и Ванессе показалось, будто ее харизма стала еще сильнее. От Хелены невозможно было отвести глаз.
Желтые толстовки громко захлопали. Хелена встала посреди сцены. Улыбнулась. Ее питомцы, словно по мановению волшебной палочки, замолчали.
В задних рядах продолжалось хихиканье и болтовня. Рикард встал и устремил взгляд на нарушителей порядка. Болтовня прекратилась.
— Здравствуйте, — сказала Хелена, обводя взглядом притихший зал.
Ее улыбка стала еще шире.
— Слышите, я говорю вам «здравствуйте»!
Из разных углов зала послышалось нестройное «здравствуйте».
— Давайте еще раз вместе! Здравствуйте!
Хелена протянула руки к публике, и в ответ ей зал грянул в унисон:
— Здравствуйте!
Неожиданно для себя Ванесса обнаружила, что только что тоже здоровалась вместе со всеми.
— Вот это другое дело! — похвалила Хелена. — А теперь мы займемся энергетикой этого зала. Встаньте!
Ванесса обменялась недовольным взглядом с сидевшими слева от нее Эвелиной и Мишель, но встала вместе со всеми. Захлопали крышки откидных стульев.
— Давайте еще раз, — сказала Хелена. — Здравствуйте!
— ЗДРАВСТВУЙТЕ!
— Здравствуйте!
— ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Хелена начала размеренно хлопать в ладоши. Желтые толстовки подхватили. И скоро все, как один, ученики Энгельсфорской гимназии слаженно отбивали ладонями ритм. Ванесса тоже, хотя и не так громко, как остальные.
Однако общий энтузиазм был заразителен. Противостоять ему было очень сложно.
Энергетика в зале нарастала. Без всякой магии. От этого происходящее казалось еще более неприятным.
Хелена хлопала быстрее и быстрее, все больше взвинчивая ритм, и вот уже с передних рядов раздался протяжный крик, в воздух взметнулись руки.
— Да! — кричит Хелена.
Ванесса опускает руки, в недоумении смотрит на них.
Стесняется встретиться взглядом с Эвелиной и Мишель. Все снова занимают свои места.
— Многие из вас меня знают, — говорит Хелена. — Вы знаете, что раньше я была священником. Может быть, знаете, что я мама Элиаса.
Хелена делает паузу. Повисает гнетущая тишина. Ванесса вспоминает, как сидела в этом же зале в день смерти Элиаса. Как тогда все плакали и переживали, а потом привыкли и забыли. Она уверена, что большинство ребят, бывших в тот день на собрании, думает о том же.
— Он умер почти год назад. Я погрузилась во мрак, думала, что не смогу жить дальше.
В дальнем конце зала раздалось всхлипывание.
— Но потом я увидела свет. Нашла в себе силы преодолеть озлобление и скорбь и вернуться к людям, — продолжала Хелена. — Я поняла, что только я сама могу изменить свою жизнь. Я решила взять ее под контроль и стать тем человеком, которым я хотела быть. Я пересмотрела прошлое и постаралась правильно выстроить свое отношение к будущему. И сегодня я стою перед вами и говорю: это возможно. Наука доказала: мы сами творим свою жизнь. Если вы думаете, что в жизни есть только скука и страдание, так оно и будет. Если вы хотите хорошо учиться, хотите нравиться какому-то парню или девушке, поверьте в себя, и ваше желание сбудется. Гарантирую!
— Не факт, что это обрадует того парня или девушку! — шепчет Эвелина. Ванесса кивает.
— Я убедила себя, что в смерти Элиаса был некий смысл. И вот теперь я стою перед вами и говорю: вы можете достичь всего, чего вам хочется. Главное — принять решение и научиться правильно думать.
Ванесса пытается понять, что Хелена имеет в виду. Неужели она хочет сказать, что своими неправильными мыслями довела Элиаса до смерти? Или Элиас сам довел себя до смерти, потому что думал неправильно?
Хелена подходит к краю сцены. Кажется, ее взгляд проникает в душу каждого сидящего в зале человека. Каждое ее слово, каждый жест наполнен глубочайшим смыслом.
— В вашем возрасте люди склонны навешивать окружающим ярлыки. Этот красивый, этот плохо одевается, этот крутой, а этот — нет. Но все это не имеет никакого значения. Это шелуха. Различать нужно два типа людей.
— Тех, кто готов слушать этот бред, и тех, кто его не слушает? — громко спросила Линнея.
Ванесса хихикнула, гордясь смелостью подруги. Публика затаила дыхание. Но Хелена только засмеялась.
— Тех, кто смотрит на жизнь позитивно, и тех, кто смотрит негативно, — сказала она, указывая на Линнею.
В зале раздались смешки.
Ванесса оглянулась на Линнею. Лицо той ничего не выражало. Зато Мину покраснела как рак.
— Я понимаю, поверить в это трудно, — с улыбкой продолжала Хелена. — Кому-то, может быть, трудно даже думать об этом. Но не надо никого судить. Лучше сконцентрируйтесь на себе. Запомните четыре буквы. МССЖ. Мы Создаем Свою Жизнь. Делаем ее лучше или хуже. Какой она будет, зависит от нас. Но «Позитивный Энгельсфорс» поможет вам видеть возможности, а не проблемы. Вы можете стать такими же, как мы, сосредоточиться на достижении своей цели. Посмотрите на меня. Если бы я продолжала цепляться за то, что потеряла, я бы уже умерла. Но я сделала свой выбор. И выбрала будущее.
Хелена продолжала говорить, и Ванесса поняла, почему мама подпала под ее влияние.
То, что говорила Хелена, казалось таким понятным и простым. Даже Ванессе захотелось ей поверить. Внутри копошился слабый червячок сомнения: а вдруг она до сих пор относилась к жизни неправильно? Вдруг Хелена права и она упустила в жизни что-то важное? Хелена говорит так веско, держится так уверенно.
— Надеюсь увидеть вас в нашем офисе. Центр «Позитивный Энгельсфорс» открыт с девяти утра до девяти вечера. Мы ждем вас. И помните, улыбайтесь миру, и мир улыбнется вам.
Захлопали первые ряды, за ними следующие, и скоро по залу покатился шквал аплодисментов. Ванессе показалось, что гудит даже пол. Так оно и было — сотни ног топали в такт аплодисментам. И ее собственные ноги двигались в общем ритме.
Ида подтолкнула Эрика: мол, давай, двигайся вперед. Сколько можно стоять возле своего места?
— Не пихайся, впереди куча народу, идти некуда, — буркнул он.
— Ну ты хотя бы понемногу пробирайся вперед!
Эрик не ответил, Ида раздраженно вздохнула и перевела взгляд на команду в желтых толстовках, стоящую возле сцены.
— Ты знал, что Кевин с ними? — спросила Ида.
Эрик пожал плечами:
— К ним вроде вся футбольная команда присоединилась… Ну и он заодно.
«А Густав — нет», — подумала Ида.
— Как тебе их идеи?
— Наверно, неплохо, если люди перестанут себя постоянно жалеть и займутся делом.
— Вот и я так думаю, — с нажимом сказал Эрик. — Думаю, надо пригласить Хелену к нам в хоккейную команду, чтобы ребят взбодрить. У всех спортивных звезд есть коучеры, которые им помогают правильно определить цель и выработать психологию победителя.
Наконец пробка впереди рассосалась, Ида оказалась в проходе между рядами стульев и уже собиралась протискиваться дальше в коридор, когда на плечо ей легла чья-то рука.
Ида обернулась и увидела Хелену.
— Ида Хольмстрём, — сказала Хелена. — Давно не виделись.
Ида принужденно улыбнулась. Встречи с Хеленой напрягали ее, хотя та никогда не показывала, что знает, как трудно Элиасу приходится в школе. Некоторые говорили, будто Ида и Эрик организовали травлю Элиаса, но Ида считала: Элиас сам виноват. Он провоцировал ребят своим поведением.
— Здравствуйте, Хелена! — сказала Ида, с неудовольствием чувствуя, как срывается голос.
— И Эрик Форслунд с тобой. Как всегда стильный и обаятельный.
— Спасибо, — засмеялся Эрик. Похоже, его не волновало, что знает Хелена об их отношениях с Элиасом. Это успокоило Иду.
Хелена опять повернулась к Иде:
— Я давно не виделась с твоей мамой, но на днях она пригласила Кристера и меня к вам на барбекю. Будет приятно повидаться. А то мужчины успевают друг с другом общаться, а мы нет.
— Да, это обычное дело, — улыбнулась Ида.
— Такие люди, как твои родители, — опора Энгельсфорса, — сказала Хелена. — Я очень надеюсь, что они подключатся к «Позитивному Энгельсфорсу» и вы тоже. Вы стали бы примером для других. Ваше поколение — это будущее нашего города.
Хелена протянула им две наклейки. На каждой было лиловое улыбающееся солнце и надпись: «Я думаю позитивно».
— Спасибо, — поблагодарил Эрик. — Было интересно вас послушать.
— Спасибо и тебе, Эрик. Твое мнение мне очень важно. И я очень надеюсь, что в скором времени у нас будет возможность обсудить эти вопросы более подробно. Приходите сами и приводите ваших друзей.
Дружески кивнув на прощание, Хелена исчезает в толпе своих сторонников.
Линнея слышит, как Мину и Ванесса ее зовут, но не останавливается.
Внутренний голос, подозрительно похожий на голос Якоба, предостерегает ее, говоря, что именно таких ситуаций ей следует избегать, что нельзя набрасываться на людей, нужно вести себя в школе прилично, сначала думать, а потом говорить, особенно сейчас, когда она находится под пристальным контролем соцслужбы.