Огонь Страндберг Матс

56

В голове Анны-Карин крутилась старая поговорка: хочешь узнать своего врага, примерь его ботинки.

Пока ей очень нравилось находиться в ботинках Иды, точнее, в ее теле.

Анна-Карин попробовала пробежаться по дорожке между коттеджей — ноги летели, почти не касаясь земли. Тело было сильным и легким, казалось, оно вообще не устает.

Пройдя несколько кварталов, она увидела дом Иды. Подошла к калитке, прислушиваясь к собственному дыханию. Даже оно звучало непривычно.

Сколько раз Анна-Карин пыталась представить, как живут люди в этом доме. Пыталась придумать тайны, которые скрываются за зеленым фасадом. Тайны, которые объяснят существование феномена Иды Хольмстрём.

Анна-Карин забыла, каким ключом открывать входную дверь, и пока подбирала на связке подходящий, вспоминала все, что было написано в ее памятке. Папу зовут Андерс, маму — Карина, брата — Расмус, сестру — Лотта. Комната Иды находится на втором этаже возле лестницы. Ее зубная щетка красного цвета. Она мажет тело кремами серии, название которой Анна-Карин не может выговорить, а спит в лифчике, чтобы к старости не отвисла грудь.

Наконец Анна-Карин отперла дверь и вошла в прихожую. Из кухни доносились голоса и звон приборов.

— Ида? — крикнул с кухни женский голос.

Никто не вышел, Анна-Карин сняла сапоги и, распрямившись, снова подумала, насколько тело Иды послушнее, чем ее собственное.

Ее собственное тело всегда казалось ей довеском к голове. Оно было нужно, чтобы Анна-Карин могла передвигаться с места на место. Но эту бесформенную массу приходилось прятать под многослойной одеждой.

— Ида? — снова крикнула женщина.

— Да, — неуверенно ответила Анна-Карин. Ей все еще было непривычно слышать голос Иды не снаружи, а изнутри. Так он звучал как будто глуше, чем обычно.

— Мы уже поели. Ты идешь?

Набрав полную грудь воздуха, Анна-Карин вошла в кухню.

Все вокруг было белым. Страшно даже дотрагиваться до чего-нибудь, не дай бог, оставишь отпечатки пальцев. Все выглядит холодным и дорогим. Такое же впечатление производят люди, сидящие за кухонным столом.

Анна-Карин видела родителей Иды раньше и считала, что они слишком правильные. Как будто их только что вынули из подарочной упаковки. Младшие брат и сестра казались уменьшенной копией Иды. Анна-Карин внутренне вздрогнула: перед ее внутренним взором промчались неприятные воспоминания детства. Интересно, эти детки похожи на Иду только внешне или по характеру тоже?

Отец Иды поднял голову, и Анна-Карин поразилась, как сильно он похож на Эрика Форслунда. Светловолосый Эрик Форслунд средних лет. Она опять вздрогнула.

— Ты что стоишь, вытаращив глаза? — спросил папа.

— У тебя сейчас глаза выскочат из черепа! — крикнул Расмус, и они с Лоттой захохотали преувеличенно громко, как, бывает, смеются дети, когда они смеются просто, чтобы посмеяться.

— Расмус! — строго сказала мама.

— Но у нее правда глаза почти выскочили, — заупрямился Расмус. — Есть собаки, у которых выскакивают глаза.

Анна-Карин подходит и садится на свободное место. Мама пододвигает к ней салатницу.

— Рыба на плите, — говорит она.

Анна-Карин накладывает себе салат и встает за рыбой, приготовленной на пару.

Едва начав есть, она замечает, что тело Иды очень проголодалось. Еда кажется необычайно вкусной. Не чета полуфабрикатам, которые едят дома у Анны-Карин.

— Как у тебя дела? — спрашивает мама Иды.

Анна-Карин проглатывает кусок рыбы и поднимает на нее глаза:

— Хорошо.

Ответ почему-то маме не нравится, на ее гладком лбу появляется морщинка.

— Дети, вы можете пойти поиграть, — говорит мама Иды, не спуская глаз с Анны-Карин.

Расмус и Лотта радостно спрыгивают со стульев и с криками несутся по лестнице вверх.

— Девочка моя, почему ты не расскажешь нам про то, что случилось? — начала мама.

Анна-Карин смотрит на обеспокоенные лица родителей.

Если бы они были вредными, злыми, ей было бы легче понять Иду. И гораздо легче простить ее.

— Мы слышали про Эрика и эту девочку, — сказал Андерс.

— Это ужасно.

— Как она может распространять про него такие слухи, — возмущается Карина. — Она явно психически больна.

— Это ее не извиняет, — говорит отец, бросая на мать выразительный взгляд. — Нечего с ними цацкаться.

— Да, конечно, — соглашается мама Иды. — Ты, наверно, ужасно перенервничала, Ида.

Они смотрят на Анну-Карин, ожидая ответа.

— Ммм, — это все, на что она сейчас способна.

— Тем более Эрик — такой славный мальчик, — продолжает Карина. — Робин — другое дело. У его мамы много проблем, ничего удивительного, что мальчик сбился с пути. Но Эрик! Сказать про него такое!

— Эрик — один из лидеров в классе, так же как Ида, — говорит Андерс. — Всегда найдутся завистники.

«Вот именно поэтому Ида и стала такой», — подумала Анна-Карин, и, не сдержавшись, выпалила:

— Эрик вовсе не славный. — А потом добавила: — И я далеко не подарок.

— О чем ты говоришь? — удивляется Карина.

— Нельзя всегда быть милым и добрым, — возражает Андерс. — Коровы добрые, но их режут на мясо.

Анна-Карин еле сдерживается, чтобы не замычать ему прямо в лицо, но тут раздается звонок в дверь.

— Я открою! — кричит Лотта, сбегая с верхнего этажа.

— Кто это может быть? — Мама Иды вытягивает шею, пытаясь разглядеть посетителя.

— Это Эрик! — кричит Лотта.

— Легок на помине, — шутит папа Иды.

Анна-Карин вскакивает из-за стола, причем, не рассчитав свой вес и силу, чуть не опрокидывается назад.

— Я не хочу его видеть, — говорит она.

Она слышит, как Эрик в прихожей что-то рассказывает Лотте самым что ни на есть приятным голосом — такого зятя любые родители примут с распростертыми объятиями! — и это делает ситуацию еще более страшной.

Прыгай, а то мы тебя столкнем!

Анна-Карин бежит к двери, находящейся в противоположном от прихожей конце кухни.

— Ида, куда ты? — кричит Карина.

Анна-Карин оказывается в гостиной и в отчаянии оглядывается. Слышит, как в кухне Эрик спрашивает про Иду. Не дожидаясь, что скажут родители, Анна-Карин в одних чулках выскакивает на деревянную террасу, тихо закрывает за собой дверь, бежит по влажным деревянным доскам, потом по лестнице сбегает в сад.

Земля холодная и мокрая, чулки сразу промокают, но Анна-Карин этого не замечает. Она видит впереди игровой домик и со всех ног бежит туда. Оглядывается назад. Коттедж семейства Хольмстрём возвышается сзади, как средневековый замок. В освещенные окна видно, как в гостиную входит Эрик.

Анна-Карин забегает за угол домика и прижимается к стене.

Ида никогда бы не стала бегать от Эрика. Но Анна-Карин не может встречаться с ним. Она всегда его боялась, а уж теперь — тем более.

«Если он пойдет сюда, перелезу через забор и убегу», — обещает она сама себе.

На террасе открывается дверь, Анна-Карин напрягается всем телом, готовясь к бегству.

— Ида! — кричит Эрик. Эхо разносится по саду. — Иди сюда!

Анна-Карин уверена: сейчас она услышит приближающиеся шаги. Но ничего не происходит. И скоро дверь террасы закрывается.

Анна-Карин ждет. Сырой холодный ветер забирается под тонкую кофту Иды, Анна-Карин запахивается поплотнее. Ей хочется бежать отсюда, переселиться в своего лиса, но эта возможность для нее пока потеряна.

Скоро хлопает калитка, и Эрик выходит на улицу.

Только тогда Анна-Карин решается выйти из своего убежища.

Намокшие чулки превратились в тряпки и оставляли на белом полу гостиной грязные следы, пока Анна-Карин не догадалась их снять.

— Ида, подойди сюда и объясни, в чем дело! — рявкнул из кухни Андерс Хольмстрём.

Анна-Карин ничего не ответила. Она через две ступеньки взлетела по лестнице и захлопнула за собой дверь комнаты Иды. К ее большому облегчению, в двери был ключ.

— Ида! — кричит Карина. Анна-Карин слышит на лестнице ее шаги.

Стук в дверь заставляет ее отпрянуть к окну.

— Эрик сказал, что ты дружишь с этой девочкой. Он сказал, что она наркоманка. Мы с папой не хотим, чтобы ты общалась с подобными людьми. Открой!

Она дергает дверь.

— Мы не допустим, чтобы ты общалась с криминалом!

— Ты не знаешь Эрика! Не знаешь, что он за человек! — отвечает Анна-Карин.

Ручка двери снова дергается. На этот раз сильнее.

— Ну что ж, это твой выбор. Оставайся здесь до конца вечера, — шипит Карина.

— Да пожалуйста! — кричит Анна-Карин. Голос Иды звенит у нее в ушах.

— Что с тобой? Ты не начала принимать наркотики?

— Конечно, нет!

— В твоем возрасте такие выходки просто неприличны! Мы поговорим об этом завтра.

Карина Хольмстрём спускается по лестнице вниз, и по ее шагам слышно, что она крайне рассержена.

«Если бы она только знала, что за человек Эрик Форслунд», — думает Анна-Карин.

Но мама Иды никогда такому не поверит.

Откажется верить, и всё.

Отпивая из чашки остывший чай, Линнея смотрит на себя саму, сидящую напротив.

Она столько раз пыталась представить, какой ее видит Ванесса. И вот теперь она в прямом смысле слова залезла в шкуру Ванессы и смотрит на себя ее глазами.

Хотя это, конечно, не то же самое. Потому что Ванессой по-настоящему она не стала. Это одна видимость. К тому же смотрит она не на себя, а на Мину.

— Хочешь еще бутерброд? — спрашивает Яннике Даль и протягивает ей корзиночку с хлебом.

— Очень вкусно, — говорит Мину. — Очень вкусный чай.

Она улыбается благовоспитанной улыбкой, которая на лице Линнеи смотрится очень странно, но мама Ванессы ничего не замечает.

Линнея пытается игнорировать пса, который сидит рядом с ней на полу. Фрассе смотрит на нее и тяжело дышит с широко открытым ртом.

Похоже, Яннике не замечает в своей дочери ничего необычного. Но собака и Мелвин почуяли неладное. Когда Яннике попросила Ванессу почитать брату сказку на ночь, он устроил такой крик, что заложило уши.

— Спасибо, что разрешили у вас переночевать, — говорит Мину.

— Пожалуйста! Мне приятно познакомиться с друзьями Ванессы. Я так много слышала о тебе, Линнея.

Линнея опускает глаза, чтобы скрыть свою радость.

— Надеюсь, хорошего? — шутит Мину.

Каким-то образом ей удается произносить эти банальности естественно. Наверно, потому, что взрослые всегда принимают ее всерьез и относятся с уважением.

— Вы поспите ночью на одной кровати? — спрашивает мама Ванессы.

Мину и Линнея быстро переглядываются.

— А у вас нет запасного матраса? — спрашивает Мину.

— Его забрал Никке при переезде. Есть еще диван, но Мелвин обычно рано просыпается. Лучше вам лечь у Ванессы в комнате и закрыть к себе дверь.

— Хорошо, — говорит Мину и поднимается из-за стола. — Извините, я на минутку.

Линнея старается не думать, что Мину в ее теле сейчас пошла в туалет. А она сама осталась один на один с женщиной, которая думает, что она ее дочь.

— Ванесса, — Яннике понизила голос почти до шепота. — Сегодня утром мне звонил Никке.

— Да? — говорит Линнея, стараясь держаться невозмутимо.

— Он сказал, что встретил тебя ночью у Линнеи. Сказал что-то про вечеринку и дым столбом. А потом ты приводишь сюда Линнею и говоришь, что у нее взломали квартиру. Я не знаю, что и думать. Ты была у нее ночью? В учебный день?

Линнея по своей извечной привычке готова замкнуться и промолчать. Пусть Яннике думает, что ей заблагорассудится. Но как бы в этой ситуации поступила Ванесса?

— Я поехала к ней ночью, когда узнала, что у нее случилось, — осторожно начала Линнея. — Глупо, конечно, что я тебе ничего не сказала, но я ужасно испугалась за Линнею. А Никке все неправильно понял.

Яннике с беспокойством смотрит на Ванессу, но ничего не говорит.

— Квартиру взломали, — говорит Линнея. — Правда.

Она замолкает, неуверенно смотрит на Яннике.

— Я тебе верю, — говорит мама Ванессы. — Не думаю, что ты будешь лгать о таких серьезных вещах. Но на будущее не убегай втихомолку. Скажи мне.

Линнее остается только кивнуть.

— Я рада, что ты беспокоишься о друзьях, — говорит Яннике. — Линнея славная девочка. Чересчур вежливая, но приятная.

Мину возвращается в кухню. Яннике обнимает Линнею, чмокает ее в лоб и выходит из-за стола.

У Линнеи перехватывает дыхание.

Тело Ванессы не удивилось этому прикосновению, но Линнее ласка Яннике напомнила о том, чего она с детства была лишена. И чего у нее никогда не будет.

Мину позаимствовала из гардероба старую футболку Ванессы. Удалила яркий макияж и теперь протирала лицо влажным, незнакомо пахнущим полотенцем.

Она была напряжена до предела. До самых кончиков пальцев. Нервы были натянуты как струна. Еще чуть-чуть, и она выпрыгнет из кожи, которая к тому же не ее.

«Я схожу с ума, — думала Мину, глядя в зеркало на чисто вымытое лицо Линнеи. — Я схожу с ума».

Все было очень странно.

Мину никогда не думала, что можно разделить душу и тело. Но теперь она в этом уверена. Чувства Линнеи к Ванессе находятся в ее теле. Когда Мину смотрит на Ванессу, которая на самом деле никакая не Ванесса, а Линнея, она чувствует сильное притяжение. И ей даже кажется, что не Линнея, а она сама, Мину, влюблена в Ванессу.

Голова идет кругом, и Мину отворачивается от зеркала.

На кого она сейчас смотрит и кому принадлежат мысли, которые вертятся в ее голове?

Если у нее сейчас мозг Линнеи, значит, мысли и чувства тоже принадлежат Линнее? Или все-таки у нее осталось сознание Мину, хотя и пересаженное в тело и голову Линнеи?

Чей бы мозг у нее ни был, он того и гляди взорвется.

— Как ты? — спрашивает Линнея, когда Мину входит в комнату Ванессы.

— Я чувствую себя очень странно. Чешутся кончики пальцев и кружится голова. Надеюсь, это не результат ритуала.

Линнея смотрит на нее. Потом заливается смехом. Смехом Ванессы.

— Ты просто хочешь курить, — говорит она. — То есть это я хочу курить.

Линнея вертится в кровати, рядом тихо посапывает Мину.

Мину заснула сразу после того, как они сходили в подъезд покурить. Линнея тоже хотела взять сигарету, но решила не загрязнять легкие Ванессы. Теперь ей было очевидно, что ее зависимость от сигарет была психологической.

Ей пришлось показать Мину, как нужно курить.

— Бред какой-то, — с отвращением фыркнула Мину. — Мне противно, но мое, то есть твое, тело просит еще и еще.

— Радуйся, что я завязала с наркотой, — засмеялась Линнея.

Мину улыбнулась и неумело затянулась сигаретой.

— Для тебя все случившееся должно быть вдвойне странно. Ты стала Ванессой. В которую ты влюблена.

— Я стараюсь об этом не думать. Иначе можно свихнуться, — сказала Линнея.

Свихнуться можно.

Она лежит без сна на кровати Ванессы. На ее простынях. Кровать узкая, и Линнея чувствует тепло собственного тела совсем рядом.

Тело Ванессы реагирует на эту близость.

Линнея не знает, как это понять. Может, это просто реакция на близость другого человека? Или какая-то часть Ванессы действительно неравнодушна к ней?

От всех этих мыслей Линнее становится совсем нехорошо — тут и вправду можно свихнуться, — и она никак не может заснуть, хоть и очень устала.

Она смотрит в потолок. Слушает завывание ветра за окном. И понемногу начинает засыпать, когда мобильник Ванессы на полу вдруг начинает вибрировать.

Линнея поворачивается на кровати, на ощупь находит телефон. Мину бормочет что-то нечленораздельное.

Линнея смотрит на дисплей.

Сообщение.