Огонь Страндберг Матс
Когда Анна-Карин на цыпочках вышла в гостиную, телевизор был все еще включен, мама на боку лежала на диване и тихо похрапывала. Анна-Карин взяла пепельницу, тихо прокралась в кухню и смыла окурки в воду.
Выйдя из подъезда, Анна-Карин посмотрела на дом напротив, где раньше была библиотека. Теперь библиотеку закрыли, а дом все лето ремонтировали — его большие окна до сих пор затянуты коричневой бумагой, из-под которой на улицу пробивается свет.
— Интересно, что там теперь будет? — думает Анна-Карин. И заранее жалеет владельцев. Им не продержаться больше года.
Анна-Карин идет по центральным улицам.
Поздний вечер понедельника. Город, как обычно, пуст. Кое-где в окнах светится голубой квадрат телевизора. Августовская луна похожа на жирный желтый круг сыра. На улице душно, и неизвестно, когда спадет эта жара.
Анна-Карин пересекает площадь и, повернув на улицу Гнейсгатан, останавливается перед трехэтажным домом с зеленым фасадом.
Дверь открывается легко, без усилий. Анна-Карин заходит в подъезд, останавливается перед единственной дверью на первом этаже и звонит.
— Добрый вечер, — говорит Николаус, открывая.
Анна-Карин не видела его уже неделю. За это время он успел загореть. На загорелом лице ярко выделяются васильковые глаза. Николаус одет в брюки и рубашку, но его волосы слегка взъерошены.
В общем, выглядит он классно.
«Вот бы мама встретила такого, как он», — думает Анна-Карин.
— Извините, я не вовремя? — спрашивает она.
— Ты всегда вовремя, — отвечает Николаус, пропуская ее в квартиру.
Первое, что видит Анна-Карин, это папоротник. За исключением старой карты города и красивого серебряного креста на стене, в квартире Николауса нет никакого убранства. Ни ковров, ни занавесок, ни скатерти на обшарпанном столе, ни книг в шкафу. Но на подоконнике стоит папоротник в пластмассовом горшке. От мысли, что Николаус купил папоротник, чтобы немного скрасить свою жизнь в пустой квартире, у Анны-Карин сжалось сердце.
— Симпатичный папоротник, — сказала она.
Николаус просиял:
— Да, в такую жару приятно видеть зелень.
Анна-Карин хотела рассказать ему про лес, но передумала. Николаус и так нервничает, не нужно его еще расстраивать.
— Ты чем-то озабочена? — спрашивает он.
— Думаю про вас. Что вы думаете про все это. Я имею в виду могилу.
Николаус натянуто улыбнулся:
— Должен признать, это очень неприятно…
Тут в дверь зазвонили, и Николаус пошел открывать.
— Здравствуйте, — раздался с лестницы голос Мину.
Мину входит в комнату и с удивлением смотрит на Анну-Карин:
— Ты тоже?..
— Я попросила Николауса меня подвезти.
Девочки смотрят друг на друга. Они здесь оказались по одной и той же причине. Интересно, понял ли это Николаус.
Ванесса настежь открывает окно, хотя знает, что это не поможет. На улице душно и жарко. Но внутри, в комнате Юнте, дышать совсем невозможно — Лаки, Юнте и Вилле ставят рекорды по курению травы.
Вилле пообещал Ванессе осенью завязать с наркотиками и найти работу. И Ванессе очень хочется ему верить. Она опустилась на диван рядом с Вилле. Скоро ей нужно ехать на кладбище. Маме Ванесса сказала, что останется у Эвелины, Эвелине — что проведет ночь с Вилле. А Вилле Ванесса предупредила, что вернется домой. За завтраком ей придется соврать маме, что она поссорилась с Эвелиной и потому вернулась ночью домой. Таким образом, за несколько часов Ванесса несколько раз обманет маму, Вилле и одну из своих лучших подруг. С тех пор как она стала одной из Избранниц, она постоянно лжет. И постоянно боится запутаться в собственной лжи.
— М-м-м, какая вкуснота! — стонет Лаки, набивая рот лимонным кексом.
С его губ сыплются крошки. После курения травки на Лаки нападает ненасытный голод. Это напоминает Ванессе то далекое время, когда Избранницы после первых упражнений в магии должны были немедленно подкреплять свои силы едой и сладостями.
— Ванесса, ну возьми пивка, — говорит Вилле, окутывая ее облаком сладкого дыма. — Что ж ты просто так сидишь…
— Давай, присоединяйся, — зовет ее Лаки и дружески толкает в плечо: — Ты чего-то от нас отбилась! И в «Ётвендарен» в субботу не была. А мы там сурово потусили!
— Думаю, как-нибудь переживу и без вашего «Ётвендарена».
— Можно подумать, у тебя есть выбор!
Вид у Лаки довольный. В кои-то веки в споре с Ванессой последнее слово осталось за ним. В день последнего школьного звонка[5] Ванессу и Эвелину выставили из гостиницы «Ётвендарен», единственного места в городе, где можно потанцевать и развлечься. Причина — сломанный унитаз и потоп в туалете. Счастье еще, что хозяева гостиницы не сдали девушек в полицию. Спасло то, что они были несовершеннолетними и их по идее вообще не должны были пускать на вечерние мероприятия.
— Ты бы видела Вилле… — продолжает Лаки, но Юнте обрывает его:
— Заткнись!
Лаки запинается на полуслове и начинает смущенно скручивать новый косяк.
— Ване-е-есса, — тянет Вилле, склонив голову набок и стараясь принять умильный вид. — Почему ты не хочешь расслабиться?
— Потому что я супергерой и иду сегодня на тайное задание, — серьезно говорит Ванесса. — Вот почему.
Вилле смеется, думая, что она шутит.
Ванесса смотрит на Юнте, который не сводит с нее серьезных темных глаз. Иногда ей кажется, что он знает больше, чем ему полагается знать. Или не знает, но догадывается.
Жуткие часы с кукушкой на стене начинают куковать. Ванессе пора идти.
— Ты такая красивая, — говорит Вилле. — Суперкрасивая. Ты знаешь это? Ты самая лучшая девушка во всем мире. Я тебя недостоин!
Ванесса смотрит на Вилле. Его длинные светлые волосы разлохматились и торчат в разные стороны. Пора стричься. Но Ванессе так нравится больше. Поцеловав Вилле, она встает с дивана.
— Мне надо домой, — говорит она и поворачивается к Юнте: — Можно взять твой велосипед?
Юнте кивает и поправляет бейсболку. Он не может ей ни в чем отказать. Ванесса слишком много про него знает. Юнте боится, что она все расскажет Вилле. Например, про то, что он спал с Линнеей, бывшей девушкой Вилле. Или про то, как Линнея украла у Юнте пистолет. Тот самый, который потом нашли в столовой возле Макса.
Ванесса мчится по шоссе, встречный ветер освежает лицо, руки и ноги. Это приятно, но недостаточно, чтобы как следует охладиться. Больше всего Ванессе хочется сейчас сложить на груди руки и лечь в какой-нибудь огромный холодильник, как вампиры ложатся в гроб.
Велосипед такой же никудышный, как его владелец. Руль перекошен, и Ванессу все время заносит влево, к тому же на кочках старая машина гремит и звенит, того гляди развалится. Ванессе даже показалось, что она слышит, как выпадают из своих гнезд и падают на дорожку винты и гайки.
Белая облицовка кладбищенской стены таинственно поблескивает в свете луны. Возле ворот стоят девочки и ждут Ванессу.
Вид у всех взволнованный. А Ванесса рада. Наконец что-то начинает происходить. И можно действовать, а не просто сидеть и ждать, пока на тебя нападут демоны.
Велосипед попал в ямку и вильнул. Ванесса чуть не свалилась, но удержала равновесие и затормозила возле ворот. Спрыгнув с чертова драндулета, она пнула его ногой. Больной палец заныл снова, Ванесса тихо выругалась.
Даже не глядя на Линнею, Ванесса знала, что Линнея улыбается. Вот бы разделить с ней эту улыбку, как бывало раньше!
Линнея обещала, что не будет больше читать их мысли. Что она не признавалась в своих способностях только потому, что боялась напугать девочек. Но что бы она ни говорила, Ванесса ей не верила и не могла ее простить. Они подружились с Линнеей после битвы в столовой с Максом. Или даже раньше. А вдруг Линнея все это время знала, как себя вести с Ванессой и что ей говорить, просто потому, что читала ее мысли?
Ванесса уже в который раз мысленно возвращается к субботнему вечеру в квартире Линнеи, когда они вместе смеялись над проблемами, осложнявшими их жизнь. Когда недоверие отравило это воспоминание, Ванесса поняла, как много для нее значил тот вечер.
Сначала она разозлилась на Линнею и стала игнорировать ее. Но с каждым днем делать это было все труднее и труднее. Ванесса с удивлением поняла, что сильно скучает по Линнее. Но едва она задумывалась о примирении, как обида опять вспоминалась и Ванессу снова захлестывал гнев.
В этом-то и проблема. Ванесса не может без Линнеи. И не может ее простить.
— Мы тут всю ночь будем стоять? — спросила Ида.
Вид у Николауса сделался решительным:
— Ида права. Пойдемте поглядим, что там.
Они вошли в ворота, гравий зашуршал у них под ногами. Линнея остановилась и подождала Ванессу, но та сделала вид, что смотрит прямо перед собой.
— Как дела? — спросила Линнея.
— Норм, — ответила Ванесса тоном, исключающим всякое продолжение разговора.
Но Линнея продолжала смотреть на нее. Ванесса стала сосредоточенно напевать про себя любимую песенку Мелвина, чтобы только не дать Линнее подслушать ее мысли.
Линнея еще раз посмотрела на Ванессу, потом отошла, присоединилась к остальным и стала показывать, куда нужно свернуть, чтобы попасть на старую часть кладбища.
Узкая тропинка вилась между покосившимися от времени плитами и чугунными крестами. Похороненные под ними люди жили столетия назад, и теперь уже никто не мог бы рассказать, какими они были, как выглядели. Эта мысль одновременно поражала и пугала.
— Вот, — показала Линнея.
Могила, у которой она остановилась, была неприметной и скромной по сравнению с роскошными соседними надгробиями. Линнея зажгла карманный фонарик и посветила на высеченное на плите имя Николауса.
Мину посмотрела на Николауса. Он стоял неподвижно, как те жуткие мимы, которые на площадях изображают статуи. Мину попыталась угадать, что он чувствует.
— Подумаешь, — сказала Ида. — У Николауса был предок, его тезка. Не понимаю, зачем мы притащились ночью на кладбище. Кот хочет, чтобы мы занялись изучением родового древа Николауса?
Мину закипела, но постаралась сдержаться.
— Memento mori, — сказала она. — Помни о смерти. То же самое было в письме, которое Николаус написал сам себе. Мы все время думали, что это значит, и теперь, может быть, узнаем.
Ида, подняв брови, посмотрела на Николауса, однако тот продолжал молчать.
— Ладно, — сказала Ида. — Тогда объясните, что это за могила.
Николаус только замотал головой.
Против своей воли Мину разозлилась на Николауса. Она не знала, чего ждала от этого визита на кладбище, но хоть как-то Николаус должен был отреагировать!
— Может, нам нужно что-то сделать? Совершить какой-то ритуал? — спросила Анна-Карин.
Все посмотрели на Мину, и она подумала, что от нее почему-то все ждут последнего слова, хотя она не умеет читать Книгу Узоров и не имеет своей магической стихии.
— Не знаю, — ответила она. — Давайте спросим Книгу.
— Я уже спросила, — сказала Линнея. — Книга молчит. Но что нужно делать, и так понятно.
Она сделала паузу и посмотрела на остальных:
— Нужно копать.
Мину тоже об этом подумала, но тут же отогнала эту мысль. Они уже проделали много странных вещей. Исполняли магические ритуалы, боролись с демонами. Но раскапывать могилу…
Однако ничего другого в голову не приходило.
— Ты спятила? — вскипела Ида. — Хочешь, чтобы мы это разрыли?
— Действие, предложенное вами, карается как поругание могилы, — вдруг нарушил молчание Николаус.
Мину подняла на него глаза. Лицо Николауса стало решительным. Было видно: он не потерпит возражений. Такого Николауса Мину еще не видела.
— Но что же нам тогда делать? — слабо попробовала возразить Мину.
— Ничего. Это тайна, тайной и останется. Земля здесь проникнута благостью, и мы не нарушим ее покой.
— Но…
— Никаких «но»!
— Какого черта! — взорвалась Линнея. — Ваш фамилиарис указал нам эту могилу. Вы написали письмо себе самому со словами «Memento mori». То есть это вы привели нас сюда. Пока вы еще что-то помнили, вы позвали нас сюда, чтобы мы что-то сделали. Почему же теперь вы нам мешаете?
Николаус посмотрел на нее. Потом развернулся и быстро пошел к выходу.
Анна-Карин побежала за Николаусом по тропинке. Но он шел так быстро, что догнать его было непросто. В конце концов она все-таки схватила его за плечо. Николаус резко остановился.
— Подождите, — попросила Анна-Карин.
Он повернулся и посмотрел на нее.
— Пожалуйста, не уходите, — снова попросила она. — Нам нужно поговорить.
— Говорить не о чем, — сказал он. — Анна-Карин, ты должна их остановить.
Во взгляде Николауса отразилось отчаяние, и ей ужасно захотелось ему помочь.
Если Николаус не хочет, чтобы они раскапывали могилу, они не будут этого делать. В конце концов, он их проводник. И кроме того, он ее… что? Друг? Может ли она называть его так? Он ей очень нравится. Иногда ей даже кажется, что она любит его, как отца, которого никогда не видела и не имела.
— Но что же нам делать? — спросила Анна-Карин. — Мы не можем проигнорировать эту информацию. Похоже, это что-то важное. Во всяком случае, кот так считает.
Николаус покачал головой и снова пошел к выходу. Анна-Карин хотела окликнуть его, но подумала, что орать ночью на кладбище глупо, тем более что они приехали сюда скрытно.
Анна-Карин вернулась к остальным. Они стояли и разговаривали.
— Он прав, — сердито доказывала Ида. — Это ни в какие ворота не лезет. За раскапывание могил можно и в тюрьму угодить.
Но Иду, как обычно, никто из Избранниц не слушал. Договорились собраться на этом же месте следующей ночью и решили, кто возьмет с собой лопаты.
6
Ванесса ехала домой по пустынным улицам Энгельсфорса. Скрип цепи, шуршание шин об асфальт эхом отдавались от стен виадука. Потом виадук остался позади и наступила тишина. Тихо было так, будто Ванесса осталась единственным жителем Земли, выжившим в глобальной катастрофе.
За заброшенной автозаправкой начинался подъем, и Ванесса привстала на педалях. Она еле двигала ногами, но желание побыстрее попасть домой было сильнее усталости.
Еще немного, и она будет дома. Чтобы сократить путь, Ванесса поехала напрямик через небольшой лесок, мимо заросшего футбольного поля… Вот уже детская площадка, куда она обычно ходит с Мелвином…
Ванесса затормозила так резко, что велосипед едва не развалился на части.
В кустах позади песочницы и качелей стояла машина полиции.
Ванесса замерла. Никке сидит в машине или стоит где-то поблизости?
Вцепившись в руль, Ванесса постаралась сконцентрироваться, и вскоре почувствовала на коже знакомый холодок. Во время летних упражнений она научилась делать невидимой не только себя, но и предметы, к которым она прикасается. Сейчас это умение ей пригодилось.
Очень тихо Ванесса приблизилась к кустам и, не выпуская велосипед из рук, остановилась в десятке метров от машины. Водительское окно открыто. За рулем сидит коротко стриженный полицейский в униформе. Это Никке? Ванесса подкралась еще ближе и почти перестала дышать, хотя знала, что, становясь невидимой, двигается абсолютно беззвучно.
Да, это он. Но что он здесь делает?
Голова Никке откинута назад, он лежит без движения. Может, ему плохо и нужно звонить в «Скорую»? Ванесса представила, как коллеги Никке рассказывают маме о его смерти, как мама бьется в истерике, Никке хоронят, и Ванесса рассказывает Мелвину, что значит «умереть». Тут она, однако, заметила, что на губах Никке играет усмешка. А его рука крепко держится за руль.
Вдруг Никке случайно задел сигнал, и Ванесса отпрыгнула в сторону. Велосипед чудом не выпал из ее потной руки.
Никке посмотрел вниз и тихо засмеялся, его смех эхом разнесся по пустой площадке.
— Ты супер, — сказал он, обращаясь куда-то вниз.
Ванесса постаралась отогнать непрошеные мысли. Но это было все равно что отгонять слона мухобойкой.
Из-под приборной панели появилась темноволосая голова. Женщина вылезла, села рядом с Никке на переднее сиденье и поцеловала его в губы. Он отвернулся и засмеялся. Потом поцеловал ее.
Ванесса попятилась. Она не могла на это смотреть. Плотно сжав челюсти и борясь с подступившей тошнотой, она вскочила на велосипед и с неизвестно откуда взявшейся энергией завертела педали.
7
Черный дым кружится вокруг Мину.
Анна-Карин, Ида, Линнея и Ванесса находятся где-то поблизости, но они ничем не могут помочь. Мину одна. Все зависит от нее.
Одна против Макса.
Он стоит перед ней, и вокруг него тоже кружится черный дым. Темные волосы красиво обрамляют его лицо.
— Я знаю, ты сейчас меня не понимаешь, — говорит он и улыбается. — Но единственное, чего я хочу… Единственное, чего я все время хотел, — это чтобы мы были вместе.
Дым обволакивает их все плотнее и плотнее. Их притягивает друг к другу, и Мину чувствует: пора что-то предпринять. Она должна переломить исход битвы.
Но у нее ничего не получается.
Она пытается бороться, но сил нет.
И вот уже Макс стоит вплотную к ней, его черные глаза блестят, как глаза неведомой птицы.
— Мы вместе.
Он наклоняется и целует ее влажными ледяными губами.
Мину открывает глаза. Поцелуй начисто прогнал сон.
«Все было не так, — пытается она убедить себя. — Я победила Макса. Я спасла остальных».
Повернувшись на бок, Мину долго смотрит в темноту комнаты.
Вдруг ей показалось, будто тени сгустились и в темноте комнаты началось движение.
Черный дым.
Мину садится в кровати.
Она отчетливо его различает. Черное дрожащее облако двигается прочь из комнаты — в коридор.
Ноги Мину запутались в пододеяльнике, но вот ей удалось выбраться, и она поспешила за черным дымом. Который прокрался вдоль белой стены и уже дополз до родительской спальни.
Мину вошла в открытую дверь.
Мама и папа лежали в кровати лицом вверх. Дым окружил их и стал пульсировать как живой, но мама с папой не двигались, их глаза мертво смотрели в потолок.
— Это ты их убила.
Мину повернулась.
В коридоре стоял Макс и смотрел на Мину темными птичьими глазами.
— Ты всегда знала, что это случится. Ты не пыталась изучить свои силы, потому что знала, какова их природа.
Он протягивает к ней руку:
— Мы вместе.
И она знает, что это правда.
Резкий звонок телефона вырывает Мину из состояния сна.
Она садится на кровати и оглядывает комнату.
Нигде никакого черного дыма.
Она выходит в коридор. Слышит шум и разговоры в кухне. Все как обычно.
«Ничего не случилось. На самом деле ничего не случилось», — думает она.
Однако не может отделаться от неприятного чувства.
Мама Анны-Карин сидит возле кухонного стола. Ее темные волосы собраны на макушке. Сигаретный дым кружится в душном воздухе кухни. Анна-Карин сидит напротив и возит ложкой по тарелке, глядя, как на поверхности йогурта образуются и лопаются пузырики.
Время от времени слышится шелест переворачиваемых страниц. Мать медленно читает «Энгельсфорсбладет», пропуская каждую новость через себя — словно затягивается сигаретой.
Голоса с улицы и звуки проезжающих машин делают тишину в квартире еще более оглушительной. Одиночество в городе ощущается гораздо сильнее, чем одиночество на природе.
Пеппар тихонько прокрадывается в кухню, на всякий случай нюхает свою миску. И выходит в прихожую, ловко лавируя между неразобранными коробками, лежащими там уже не один месяц. Анна-Карин чувствует укол совести. Зря она взяла котенка с собой, надо было оставить его кому-нибудь из деревенских жителей. Теперь бы жил на свободе, бегал, гулял в свое удовольствие. Но в нынешней городской жизни Пеппар для Анны-Карин — единственная отдушина.
— Ага, Монике опять пришлось закрыться.
Глаза матери загораются, когда она читает статью и видит фотографию заплаканной Моники возле заколоченных дверей кафе. Ничто так не радует мать, как информация о чужом несчастье. Сигареты да плохие новости — вот и все ее радости, и Анна-Карин не знает, что более вредно. И более отвратительно. Правда, в отличие от пассивного курения, пассивное злорадство, по крайней мере, не так опасно для здоровья окружающих.
Анна-Карин встает и с грохотом ставит тарелку в раковину.
— А вымыть тарелку? — спрашивает мама.
— Помою потом, — отвечает Анна-Карин, выходя в прихожую.
— На то, чтобы сполоснуть тарелку, много времени не нужно.
Мать говорит это так, будто именно ей приходится все время мыть посуду.
— Сейчас я тороплюсь. — Анна-Карин идет в ванную и чистит зубы.
Они живут на деньги от продажи фермы и на ту компенсацию, которую страховая компания все-таки выплатила за сгоревший коровник. Но этих денег надолго не хватит. Мать все время говорит, что будет искать работу. Но, когда Анна-Карин возвращается из гимназии, сплошь и рядом оказывается, что мать целый день просидела дома и даже не выходила в магазин за продуктами.
Анна-Карин не хочет даже себе самой признаться, что разочарована. В глубине души она надеялась на перемены, на то, что переезд в город вдохнет в мать жизнь. Однако ничего не произошло. На ферме у матери были хоть какие-то дела. А здесь — ничем не занятая и одинокая — она на глазах у Анны-Карин все глубже погружалась в парализующую депрессию.
Временами Анна-Карин в панике думала о том, что произойдет, когда деньги, на которые они живут, закончатся.
Воздух дрожит над горячим асфальтом, и от этого школа, виднеющаяся в отдалении, кажется миражом.
Мину проходит мимо автозаправки, где она когда-то купила газету со статьей про «сговор самоубийц в Энгельсфорской гимназии». Сколько воды утекло с тех пор, как она прочитала в той газете интервью с Густавом. Тогда ей казалось, что она будет ненавидеть его всю жизнь. Теперь они стали друзьями.
Ее мысли прервал резкий гудок автомобиля. Три коротких сигнала. Темно-синий «Мерседес» остановился на обочине. Окно беззвучно открылось, и женщина, сидевшая за рулем, обратилась к Мину:
— Здравствуй, Мину! Как прошли каникулы?
Мину и Адриана Лопес обменялись несколькими незначащими фразами, но взгляд у директрисы был озабоченным.
— Мы возобновляем занятия в парке. Предупреди остальных. Встречаемся в обычное время.
— Хорошо, — сказала Мину.
Адриана провела рукой по стриженным «под пажа» темным, безукоризненно уложенным волосам.
— У нас произошли… кое-какие изменения… — сказала она, не глядя Мину в глаза, и замялась. — Увидимся в субботу. А сейчас мне нужно ехать. Куда годится, если директор опоздает в школу в первый учебный день?
Адриана выехала на дорогу и прибавила скорость. Мину проводила машину взглядом, и ей показалось, что директриса смотрит на нее в зеркало заднего вида.
Мопед Кевина Монсона протарахтел мимо, почти задев Мину. Мину испуганно отскочила в сторону. Кевин громко заржал.
— Нет, Кевин нисколько не повзрослел за лето, — вздохнула Мину.
Она влилась в поток учеников, движущихся по направлению к унылому кирпичному зданию Энгельсфорской гимназии. Вот и знакомая трещина, как уродливый шрам пересекающая двор. Мертвые деревья кажутся еще более мертвыми, как будто безжалостное солнце их окончательно иссушило.
Горячий асфальт обжигает ноги даже через подошву сандалий. Тут и там Мину видит новые лица. Или скорее старые, но давно не виденные. Бывшие девятиклашки теперь поступили на первый курс гимназии.
«Какие они еще маленькие», — думает Мину.
Ей кажется, что она учится в гимназии уже целую вечность. А ведь прошел только год. Окончив школу, она чувствовала себя взрослой, готовилась к новой жизни. Мечтала о великих свершениях. Знала бы она тогда, чем это обернется!
Мину протиснулась через толпу учеников в холл нижнего этажа и увидела третьекурсника, который прикалывал на доску большое объявление.
Парень обернулся и приветливо улыбнулся Мину. У него были темные волосы и очки в стальной оправе. Мину лихорадочно начала рыться в памяти, пытаясь вспомнить его имя. Кажется, Рикард. Играет в местной футбольной команде.
— Присоединяйся! — провозгласил он, обращаясь к Мину.
Больше он ничего не сказал и исчез в толпе.
Мину посмотрела на объявление. Сверху большими красными буквами написано «Сообщество», ниже изображены несколько старомодно одетых молодых людей с нелепыми прическами. Выстроившись в ряд на цветущем лугу, они обнимали друг друга за плечи и смеялись. Идеально белые зубы сверкали. Лица выражали высшую степень удовольствия. Двое или трое юношей даже подняли большой палец.
«Позитивный Энгельсфорс», — было написано курсивом в самом низу.
«Нет уж, к вам я точно присоединяться не буду», — подумала Мину.
В углу плаката была помещена фотография улыбающейся женщины среднего возраста с волнистыми волосами морковного цвета.
Мину не сразу поняла, что это Хелена Мальмгрен. Мама Элиаса.
Элиас.
Читать бесплатно другие книги:
