Огонь Страндберг Матс
— Тебе скоро предстоит проснуться, детка.
— Что? — переспрашивает Ванесса, но Мона игнорирует вопрос, ее взгляд скользит дальше, к Линнее.
— Люди порой меняются.
Мину видит, как напрягаются желваки на лице Линнеи.
Мона переводит взгляд на Анну-Карин:
— Еще есть время проститься.
— Что вы имеете в виду? — в страхе спрашивает Анна-Карин.
— Время есть. Цени его.
Она смотрит на Иду:
— Предстоящий год будет мрачным и трудным.
— Как, еще труднее? — восклицает Ида.
Мона пожимает плечами:
— Но ты получишь обещанное. Иди вперед, и ты будешь вознаграждена.
Затем она обращает взгляд к Мину и внимательно смотрит на нее.
— У тебя есть изъян, — говорит Мона. — Но ты это и сама знаешь, да?
Мину стало больно дышать.
— Какой изъян?
— Магический. Ты напичкана магией, но я не понимаю, что это за магия. Я такой никогда не встречала. И она, черт побери, мне не нравится.
Где-то рядом с «Галереей» завыли сирены. Звук приближался.
— Думаю, тебе надо пойти к отцу, — сказала Мона.
Мину не размышляла. Она бросилась к двери, отперла замок и выскочила из «Хрустального грота».
68
Мину бежала к выходу из «Галереи». Она слышала сзади шаги, слышала, как Ванесса окликает ее по имени, но не останавливалась. Вот и автоматические двери. Здесь пришлось притормозить, подождать, пока они откроются. Запах дыма доносился даже сюда, сирены завывали все громче, и Мину потеряла от страха голову. Она уже собиралась выбежать наружу, когда кто-то дернул ее за куртку назад, Мину поскользнулась и чуть не упала.
Ванесса потащила ее за собой в темный угол «Галереи». И так сильно прижала к стене, что Мину чуть не задохнулась.
— Отпусти меня! — сказала она.
— Что ты делаешь? — рявкнула Ванесса.
Мину пытается освободиться, но Ванесса сильнее. Она держит Мину за руки и прижимает ее к стене.
— Отпусти, — просит Мину. — Папа…
— Мину, — говорит Ванесса. — Подумай хорошенько!
Мину моргает. Разум понемногу возвращается к ней. Еще чуть-чуть, и она бы угодила в руки позитивных энгельсфорсцев, которые как раз ищут себе жертву.
— Мне надо узнать, все ли в порядке с папой, — говорит Мину.
— Пошли вместе, — предлагает Ванесса и отпускает ее. — Думаю, я могу сделать нас обеих невидимыми. По крайней мере, с Вилле так получилось.
Ванесса протягивает руку. Мину берется за нее. Ванесса зажмуривается.
Раньше, когда они вместе занимались магией, это у них никогда не получалось, и Мину не знает, каких ощущений ждать. Но ждать не пришлось. По ее телу пробежал странный холодок.
Ванесса открывает глаза и встречается взглядом с Мину. Они видят друг друга, как прежде.
— Как узнать, получилось или нет? — спрашивает Мину.
Ванесса кивает на соседний магазин. Его большая зеркальная витрина отражает пустоту.
За руку девушки выбегают из «Галереи». Впереди поднимается столб дыма и растворяется среди низких дождевых облаков. Сирены замолчали, но по мере приближения к площади Стурвальсторгет запах гари становился все сильнее.
«Он в порядке, с ним ничего не случилось», — уговаривает себя Мину.
Девушки выходят на площадь, и Мину видит темно-серые клубы дыма, выбивающиеся из окон редакции «Энгельсфорсбладет». Она крепче сжимает руку Ванессы.
Приблизившись к группе собравшихся на площади людей, девушки замедлили шаг. Мину смотрит на пожарных, на машины с выключенными сиренами и синими спецсигналами. Полиция и «Скорая помощь». «Скорая помощь». Мину чуть не выпустила руку Ванессы. Но потом увидела, что на носилках никого нет, санитары стоят рядом.
«Это хорошо или плохо? — думает Мину. — Никто не пострадал или они приехали слишком поздно…»
Мину не успевает додумать мысль до конца.
Группа женщин в желтых толстовках с надписью «ПЭ» идет через площадь и с любопытством смотрит на горящий дом.
— Нехорошо, конечно, говорить, что они получили по заслугам… — произносит одна из них таким тоном, что не остается никаких сомнений: именно это она и имеет в виду.
— Вот результат негативного мышления, — соглашается другая, и все кивают.
Мину смотрит им вслед. До чего может довести людей ненависть к тому, кто на тебя не похож.
Мину и Ванесса пробираются вперед, осторожно лавируя между жителями окрестных домов, которые вышли поглазеть и посплетничать. Даже Лейф оставил свой киоск и теперь стоит, потягивая кофе из бумажного стаканчика. Как будто происходящее — это спектакль, захватывающая пьеса.
Они были уже у линии оцепления, когда Мину увидела двух репортеров из вечерней газеты и Кима с рецепции. Но папы нигде не было видно.
Дым щиплет нос, горло саднит. В старших классах к ним с лекцией приходили пожарные и рассказывали, что убивает чаще всего именно дым. Мину думает про электроприборы, которых в редакции целая куча, про линолеум, который не меняли с семидесятых годов прошлого века, о ядовитых газах, которые неминуемо образуются…
— Вот он! — показывает пальцем Ванесса. Мину чувствует такое облегчение, что едва может устоять на ногах.
Папа. Целый и невредимый, одетый в свою старую зимнюю куртку. Он громко доказывает что-то Никке, до Мину доносятся обрывки фраз.
— …Совершено преступление… надо расследовать.
Мину тащит за собой Ванессу поближе к ним.
— Сначала нужно потушить огонь, — говорит Никке назидательным тоном, словно разговаривая с тупым учеником или двухлетним ребенком. — Затем мы будем изучать причины возгорания.
— Причины возгорания празднуют за углом, — сказал папа. — Это «Позитивный Энгельсфорс»! Они угрожали мне с осени, а вы не реагировали!
— Давайте успокоимся, — предложил Никке.
— Успокоиться? — крикнул папа. — Как я, черт возьми, могу успокоиться?!
Мину с беспокойством смотрит на папу. Она нисколько не сомневается, что поджог — дело «ПЭ». Но когда папа теряет контроль над собой, он выглядит как настоящий параноик.
— У меня есть дела, — сказал Никке и отошел.
Папа остался стоять. Гнев понемногу проходил, уступая место отчаянию. Окончив Высшую школу журналистики, он сразу получил работу в одной из центральных газет. Сделал карьеру. Однако решил вернуться в родной Энгельсфорс главным редактором местной газеты. Не потому, что работа была престижной, а как раз потому, что она престижной не была. Энгельсфорс был городом без будущего. Без надежды. Городом, где процветали страх и ограниченность.
Он отдал этому городу лучшие годы своей жизни. И теперь город отнял у него все.
Мину хочется к нему подойти. Но она видит в толпе желтые толстовки. Вряд ли у них есть амулеты, но все-таки. К тому же папа в безопасности, а сотни людей в школе находятся под угрозой смерти.
— Пойдем, — говорит она Ванессе. — Надо идти.
— Все-таки Никке идиот, — отвечает Ванесса, поворачивая в сторону «Галереи». — Тупее всех тупых.
— Не понимаю, как он и твоя мама жили вместе, — качает головой Мину. — Она такая славная.
— Именно это привлекает к ней всяких лузеров.
Автоматические двери не открываются перед невидимыми девушками, и, открыв их вручную, Мину и Ванесса проскальзывают в «Галерею».
Остальные Избранницы ждут их возле «Хрустального грота». Но они не одни.
— Черт! — ругается Ванесса, и Мину вполне с ней согласна.
Рядом с девушками стоит Виктор. Он напряженно смотрит туда, откуда появились Мину и Ванесса, и неуверенно поднимает руку для приветствия.
Ванесса отпускает руку Мину, и по телу Мину опять пробегает холодок.
— Твой папа в порядке? — спрашивает Анна-Карин, когда Мину и Ванесса подходят ближе.
— Да, — говорит Мину. — Но «ПЭ» сжег редакцию.
Она смотрит на Виктора. Впечатление такое, будто он не спал всю ночь. Рубашка, выглядывающая из-под расстегнутого пальто, помята. Мину почти уверена, что это вчерашняя рубашка.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она Виктора.
— Совет решил завершить Энгельсфорский процесс быстрее и казнить Адриану сегодня вечером. Во сколько точно, не знаю.
Взгляд у него страдающий и почти искренний, но Мину ему не верит. Она уверена, что Виктор никогда ничего не делает искренне. Мятая рубашка и красные глаза вполне могут быть маской для следующего представления.
— Зачем ты нам это рассказываешь? — спрашивает она. — Чтобы мы побежали ее спасать и угодили в ловушку? А вы с Александром арестуете нас за новое преступление?
— Я понимаю, ты мне не веришь, — устало говорит Виктор. — Но я говорю правду. И очень хочу, чтобы вы спасли Адриану.
— Почему мы должны тебе верить? — спрашивает Ванесса. — Вчера ты сделал все, чтобы ее засудили.
Виктор отворачивается, стараясь не смотреть Ванессе в глаза.
— Я знаю, вы думаете, что Александр — монстр, — говорит он. — Но это не так. Он тоже не хочет, чтобы Адриана погибла. Она его сестра.
— Видно, он ее очень сильно любит, — вставляет Линнея. — Особенно это было заметно, когда он ее пытал на допросе.
— Он не думал, что Совет так строго ее накажет, — сказал Виктор.
Мину вспоминает лицо Александра в тот момент, когда зачитали приговор. Он был в смятении. Но она также помнит, как хладнокровно он откручивал шею ворону Адрианы.
— Александр знает, что ты здесь? — спрашивает Мину.
— Нет, — говорит Виктор.
Мину слышит голос Линнеи у себя в голове.
Самое прикольное, что он, похоже, говорит правду. Он дает мне читать свои мысли.
— Они могут казнить ее в любой момент. Пожалуйста, поторопитесь! — взмолился Виктор.
Его слова начинают доходить до девушек. Адриану могут казнить. Сегодня. И в то же самое время Хелена и Кристер планируют магическое жертвоприношение в спортивном зале гимназии.
— Она находится под домашним арестом, — продолжает Виктор. — Я могу помочь к ней проникнуть, но больше я ничего сделать не могу.
— То есть мы должны ее выкрасть? — спросила Ванесса. — А куда нам потом ее спрятать от Совета, ты не думал?
— Адриана не может бежать, — сказал Виктор. — Они тут же ее найдут. Ее связывает с Советом особо прочная связь.
— Эту связь можно как-то разорвать? — спросила Анна-Карин.
Виктор покачал головой:
— Есть только один способ ее спасти. Снять с нее вину.
— Что это значит? — спросила Мину.
— Адриана предала интересы Совета в ранней молодости, после этого она отличалась образцовым поведением, и Совет считал, что она полностью реабилитирована. Но с ее приездом сюда все пошло наперекосяк. Вот если бы можно было повернуть время вспять и сделать Адриану такой, какой она была до приезда в Энгельсфорс…
— Супер! — фыркнула Ида. — И как ты предлагаешь это сделать?
— Мы были в больнице у Макса, — говорит Виктор, не сводя глаз с Мину. И она начинает понимать, чего он хочет. И не хочет слушать дальше. — Мы поняли: кто-то вторгался в его сознание. Эта магия нам неизвестна. Человек, обладающий такой силой, может делать вещи, которые считаются невозможными.
Мину с сомнением качает головой.
— То есть ты думаешь, если кто-то сотрет в памяти Адрианы события, происшедшие за время ее жизни в Энгельсфорсе, то Совет ее простит? Просто раз — и всё? — спрашивает Ванесса, прищелкнув пальцами.
— Я почти уверен в этом, — говорит Виктор. — Я уже сказал: Александр не хочет смерти Адрианы. Если есть шанс ее спасти и снять с нее вину, он будет только рад. У него хорошие связи в Совете, и он может устроить еще один допрос, после которого ее объявят невиновной и помилуют. Совету это тоже на руку. Лучше иметь в своем составе живого послушного члена, чем убитого бунтаря с репутацией мученика.
«В этом есть резон, — думает Мину. — Хоть они и осудили Адриану, но ее пример показывает остальным, что Совет можно обмануть».
— Мину, — говорит Виктор. — То, что случилось с Максом, — это ведь ты сделала, да? Значит, только ты можешь спасти Адриану.
Мину переводит взгляд на «Хрустальный грот». В магазине свет погашен, и Мину видит только собственное отражение в витрине.
У тебя есть изъян. Но ты это и сама знаешь, да?
— Я понимаю, вам нужно посоветоваться, — говорит Виктор. — Я подожду снаружи.
Перед тем как уйти, он снова смотрит на Мину.
Девушки молчат, дожидаясь, пока Виктор выйдет на улицу.
— Похоже на ловушку, — говорит Ванесса.
— Не думаю, — возражает Линнея.
— Неважно, что это, — говорит Мину. — Я этим заниматься не буду. Когда я освобождала души Элиаса и Ребекки, мысли Макса вылетели вслед за ними. Я не забирала их у него, я их просто случайно увидела. И почувствовала, что если я продолжу, то вытяну из него все мысли, а за ними следом вылетит душа. Я могла ее как бы… удалить. А это уже все равно что операция на мозге…
— С тех пор мы научились лучше пользоваться магией. Это ведь единственный шанс Адрианы, — вставляет Анна-Карин.
— Вы, конечно, опять скажете, что я бесчувственная, — говорит Ида, — но у нас вроде были другие планы на сегодняшний вечер. В школе сотни людей. А Адриана одна.
Анна-Карин покраснела от гнева.
— Как ты можешь так говорить! — возмутилась она. — Адриана — наш друг!
— Я знаю, — сказала Ида. — Я бы тоже хотела ее спасти. Я не виновата, что ее казнь совпадает с массовым жертвоприношением в «ПЭ». А если Мину понадобится нам в школе? Представь, она пойдет с Виктором, а сотни людей в школе умрут только потому, что Мину с нами не будет! И еще не известно, сможет ли она спасти Адриану. Она и сама не уверена.
Разговор принимал оборот философской дискуссии: надо ли спасать одного, если на карту поставлена жизнь сотен людей? На эту тему легко рассуждать, сидя в классе. В тот раз Мину получила за дискуссию «пятерку», но в реальной жизни дилемма оказалась гораздо сложнее.
— Ты права, — сказала Линнея. — Мы не знаем, что будет вечером. Мы не знаем, что планирует «ПЭ». Мы не знаем, обойдемся ли без помощи Мину. — Линнея обводит Избранниц взглядом. — Мы не можем заранее сказать, какая стратегия даст результат. Но мы можем решить, что, по нашему мнению, правильно, а что — нет. Мы не можем дать Адриане умереть. Надо попытаться и ее спасти, и не дать осуществиться планам «ПЭ» в школе.
— Я не верю Виктору, — говорит Ванесса.
— Я тоже, — соглашается Линнея и смотрит на Мину. — Но у нас нет выбора.
И Мину знает, что Линнея права. Она смотрит на Избранниц. Ей так многое хочется им сказать. Но суеверие останавливает ее. Нельзя вести себя так, будто это их последняя встреча, а то так и будет.
«Я думаю, как какой-нибудь позитивный энгельсфорсец, — тут же одергивает она себя. — Мои мысли не могут повлиять на то, что с нами случится. Дела да, а мысли — нет».
Но слова не идут с языка. Кажутся слишком пафосными.
— Я приду в школу, как только смогу, — говорит она. — Будьте осторожны.
— У тебя получится, — говорит Линнея, крепко обнимая ее.
На глаза Мину наворачиваются слезы.
— У тебя тоже, — отвечает она.
Она прощается с Ванессой, обнимает и не сразу отпускает от себя Анну-Карин.
Потом поворачивается к Иде:
— Я просила Густава не надевать подвеску. Он обещал, но…
Ида серьезно кивает. И Мину чувствует, что они прекрасно понимают друг друга.
Когда Мину выходит на улицу, Виктор стоит у дверей, глубоко засунув руки в карманы пальто.
— Я не думал, что ты пойдешь, — говорит он. — Спасибо.
— Я делаю это не ради тебя, а ради Адрианы.
69
Они едут по Энгельсфорсу, и Мину украдкой изучает Виктора. Она смотрит на его профиль, длинные густые ресницы, слегка крючковатый нос, резко очерченную линию подбородка, короткую щетину на щеках.
Виктор Эреншёльд.
Высокомерный чужак. Родственная душа в литературном мире, человек, как и она, ненавидящий спорт. Враг. Ловкий шпион. Несчастный сирота. Правая рука Александра. Спаситель Линнеи. Обвинитель Адрианы. Предатель интересов Совета.
«Я совершенно его не знаю», — думает Мину.
— Я до сих пор не понимаю, зачем ты это делаешь, — говорит она вслух. — Я думала, ты лоялен по отношению к Совету.
— Я лоялен по отношению к Александру, — сказал Виктор.
— Разве это не одно и то же?
Виктор свернул в квартал Малая Тишина и уже был недалеко от дома Адрианы. По стеклам начал барабанить мелкий дождь.
— В восемнадцать лет члены Совета должны сделать выбор, остаться в Совете или покинуть его, — продолжал Виктор. — Если они решают остаться, они приносят присягу. Обещают выполнять приказы без размышлений. Я не приносил этой клятвы.
Мину поднимает на него глаза:
— Почему же они тебя не выгнали?
— У них мало ведьм, имеющих магические силы от природы. Я слишком ценный для них человек, — отвечает он так спокойно, что это не кажется хвастовством. — Для меня сделали исключение.
Вот и сгоревший дом. Мину вспоминает ночь, когда Избранницы тайно забрались к Адриане, думая, что она их враг. Теперь Мину рискует собственной жизнью, чтобы спасти Адриану.
— Но если ты лоялен по отношению к Александру, почему ты действуешь за его спиной?
— Я делаю это ради него. Он никогда не будет знать покоя, если Адриану казнят по его вине. Я уверен в этом. Он сказал, что склоняется перед решением Совета и принимает его, но я чувствую, что он лжет.
Виктор бросает на Мину быстрый взгляд.
— Ты ведь знаешь, в таких вещах я не ошибаюсь.
— Почему ты не сказал ему, как можно решить проблему?
— Он поклялся в верности Совету. И ему опять придется делать выбор между Советом и Адрианой.
Они свернули на улицу, где жила Адриана, и припарковались на некотором расстоянии от ее дома. Виктор вытащил ключ зажигания. Мотор затих.
— Я делаю это не только ради него, — добавил Виктор. — Я считаю, что казнить Адриану — неправильно.
— Я думала, Совет принимает только правильные решения, — заметила Мину.
— Нет, — сказал Виктор, глядя в глаза Мину. — Я никогда не говорил этого вслух, но сейчас скажу. Нет. Совет не всегда прав. Они часто принимают неверные решения и тратят силы на их отстаивание. Но они все равно нужны. Без них в мире воцарится хаос. Те, кто владеет магией, начнут подавлять тех, кто магией не владеет. Так что как бы ты к Совету ни относилась, от них тоже есть польза.
— Почему ты не принес им присягу?
— Потому что тогда я был бы лишен возможности их изменить. Я хочу усовершенствовать Совет. А чтобы этого добиться, я должен работать для них, но вне Системы.
Оказывается, у Виктора есть еще одно качество. О котором Мину не подозревала. Он идеалист.
— До сих пор мне это как-то удавалось. Но как выкручусь на этот раз, не знаю. Не факт, что Александр сможет меня выручить.
Самопожертвование? Виктор — герой?
Мину перестала что-нибудь понимать.
Дождь усилился. Виктор достал из багажника зонт и раскрыл над ними обоими. Они шли рядом, ее плечо вплотную прижато к его руке.
Мину вспомнила Густава. Сейчас он, скорее всего, в школе. Один среди сотен зомби, а может, даже один из них. Мину не знает, что хуже.
Она вспомнила, как накануне Густав взял ее за руку. Мину нельзя в него влюбляться. Он — парень Ребекки. Для Мину он всегда будет парнем Ребекки, хотя сама Ребекка умерла.
Белый дом четко вырисовывается на фоне темного неба. С каждым шагом страх Мину усиливается. Пройдя вдоль белого деревянного забора, они подходят к калитке.
— Боюсь, у меня ничего не получится, — говорит Мину.
— Думай позитивно, — улыбается он.
— Очень смешно.
Он открывает калитку, и по каменным плиткам они идут через сад, мимо клумб, на которых кое-где проклюнулись подснежники. Перед дверью Виктор достает из кармана связку ключей.
— Здесь есть охрана? — спрашивает Мину.
— Она не нужна, — отвечает Виктор, вставляя ключ в замок.
Он отпирает дверь и делает приглашающий жест рукой. Мину почему-то вспоминаются слова Линнеи.
Входи в дом страха.
— Что такое? — спрашивает Виктор.
— Ничего, просто случилось дежавю.
Изморось леденит лицо, и Анна-Карин надевает на голову капюшон. Она, Ида, Ванесса и Линнея уже давно стоят в рощице. И отсюда смотрят на темнеющую вдали школу.
— Что они делают? — спрашивает Ванесса.
Анна-Карин погружается в сознание лиса.
Он стоит возле школы и смотрит в окно спортзала, находящегося в полуподвальном этаже.
При виде кишащих внизу людей у Анны-Карин кружится голова. Серо-зеленый пол исчерчен линиями. Разные цвета для разных видов спорта. Анна-Карин равно ненавидит их все.
Тонкий слух лиса улавливает громкие возбужденные голоса гостей. Все говорят об одном и том же. Как приятно быть здесь. Как симпатично украшен зал. Как будет весело. Единственный вопрос, вызывающий разногласия, — кто будет признан лучшим молодым членом «ПЭ». Большинство голосовали за Эрика, некоторые думали на Рикарда. Или Кевина. Но они все трое такие классные, что, в конце концов, неважно, кому из них дадут приз. В «ПЭ» каждый победитель, главное — правильно относиться к жизни.
Томми Экберг и учитель биологии Уве Пост караулят у входа, настороженным выражением лица напоминая Анне-Карин охранников на судебном процессе. Кевин наливает вновь пришедшим гостям крюшон. Возле гимнастической стенки стоит длинный ряд столов, накрытых желтыми салфетками и уставленных разными блюдами. На сцену, воздвигнутую в конце зала под баскетбольным кольцом, Робин и Эрик вытаскивают большой усилитель.
— Они пока готовятся, — говорит Анна-Карин и пытается разглядеть в толпе знакомые лица.
Она видит Густава. Он сидит на трибуне и разговаривает с Фелисией.
— Вижу Густава.
— У него есть амулет? — спрашивает Ида.
Джемпер Густава застегнут до самого горла.
— Не знаю, — отвечает Анна-Карин.
Она пытается прочитать чувства Густава по его лицу. Внешне кажется, будто он пребывает в таком же приподнятом настроении, как остальные. Притворяется или на самом деле?
Яркие лампы, висящие в ряд над окнами спортзала, бьют в глаза лису. В свете этих ламп огоньками вспыхивают амулеты на груди приглашенных.
Как их много! И поток гостей не прекращается.
Пока у них на груди амулеты, они — враги. Но с ними нельзя сражаться, их нужно защищать.
Анна-Карин открывает глаза и смотрит на остальных: