История Андрея Петрова Переверзев Игорь

Глава 1

• I bout a ticket to the world
• But now I’ve come back again
• Why do I find hard to write the next line?
• Oh I want the truth to be sad

Spandau Ballet[1]

На остановке, как всегда, толпился народ. Мужчины переминались с ноги на ногу, играя жертв концлагерей и великомучеников, женщины, наоборот, делали вид, что любые неурядицы, включая, разумеется, погодные катаклизмы, им нипочем. В этой безликой толпе незнакомых друг другу людей наравне со всеми мерз себе помаленьку Андрей Петров, молодой журналист, балагур и в меру алкоголик. Вообще-то, деньги у него водились, и он даже имел немалые накопления, но в последнее время парень предпочитал скромный образ жизни дурацкому пафосу и богемным выходкам его более состоятельных коллег. Справа от Петрова, выдыхая десятки литров холодного пара, стоял огромный мужик. «Иети, не иначе», – подумал Андрей. Пару секунд спустя этот неуклюжий здоровяк наступил ему на ногу, конечно не специально и не придав этому обстоятельству ровно никакого значения.

– Вот урод, а! – сказал Андрей.

– Ты это мне? – ответил мужчина.

Тяжело дыша и спотыкаясь, Петров удирал от кинувшегося за ним обидчика по заснеженной улице, полной задумчивых пешеходов и все еще горящих после Нового года рекламных вывесок. Тяжелое дыхание превращалось в частые отрывистые вдохи-выдохи, стягивающие горло, как канатом. Пробежав метров сто и обернувшись, Андрей понял, что огромный мужик, похожий на Конана из старых американских фильмов, прилично отстал, отдышался и перешел на быстрый шаг. В такие моменты он проклинал свой скромный образ жизни и клялся, что завтра же купит дорогую иномарку и будет ездить с видом напыщенного индюка, как принято передвигаться на таких машинах в больших городах.

Он откашлялся, прошел пару кварталов, подождал минут двадцать, чтобы свести к минимуму шанс столкнуться с йети еще раз, и сел в троллейбус номер пять, исправно возивший его в редакцию родного журнала «Мой город». Издание это довольно молодое, но очень достойное, работали тут настоящие профессионалы, и здесь вполне прилично платили. Офис журнала располагался в самом центре города, в новом офисном помещении на 12-м этаже, с окнами в пол, быстрым Интернетом и прочими атрибутами зданий класса «А».

– Я же говорила, эта стерва его доведет! Это он из-за нее пить начал, – рассказывала страшную историю морального падения сына толстая женщина в красном шарфе и старом коричневом пальто. Всему виной, как понял Андрей из разговора двух пожилых сплетниц, была ее невестка, любившая крутить задом, вследствие чего ее сын сильно переживал и всячески нервничал, не забывая при этом напиваться в дым. Сплетни удивительно сближают людей, даже можно сказать, ничто так не сближает людей, как сплетни. В каждом троллейбусе в любом городе России идет нескончаемое ток-шоу наподобие тех идиотских историй, что обычно показывают в вечернее время, или в прайм-тайм как еще говорят, когда хотят показаться современными. Все эти передачи – продолжение жизни простых дураков, только на экране, поэтому нечего удивляться, почему подобные телевизионные постановки пользуются такой бешеной популярностью.

Петров слушал этот треп каждый день, но скорее поневоле, чем по естественному желанию, и никогда не понимал смысла этих дурацких бесед, да и вообще, как можно рассказывать свою жизнь в подробностях попутчику, который сойдет на следующей остановке и вы возможно вообще никогда не увидитесь?

– Следующая остановка «Проспект Космонавтов», – объявил водитель на весь вагон, да таким тоном, будто под этим выражением стоит подразумевать следующее: «Следующая остановка «Бар "Ангел", Аос-Анджелес, Калифорния». Андрей любил идиотничать и даже в свои тридцать пять мысленно коверкал всех, кто попадался под руку, независимо от того, серьезные вещи говорят люди или просто обсуждают погоду, которую, как известно, никто еще не научился предугадывать хотя бы на пятьдесят один процент. Он встал, держась за поручни, прошел к дверям посередине вагона и начал считать до тридцати. Под ногами было слышно, как огромные колеса старого троллейбуса жуют свежий февральский снег, мирно поскрипывая, намекая на скорый покой в каком-нибудь депо. Андрей спрыгнул со второй ступеньки, приземлился в кашу из грязи и чуть подтаявшего снега и быстро зашагал в сторону офиса. Наверное, именно такая походка и называется пружинистой, сказал себе Андрей, мысленно оценивая себя со стороны. Он прошел по скользкому бордюру, как когда-то любил делать в школе, спрыгнул и улыбнулся проходящей мимо девушке с коляской, откуда выглядывала укутанная в огромный шарф голова размером с яблоко с будто нарисованными на ней глазами и двумя полосками, отвечающими за лини рта. От девушки веяло тонким фруктовым ароматом, шлейф которого тянулся до самого кабинета, да и вообще сопровождал молодого человека весь день.

От остановки до дверей офисного здания, где располагалось издательство, было ровно сто метров. Примерно столько же надо было пройти до дверей любимого бара Андрея (если выйди с другой части здания). Петров подошел ко входу, прозрачные створки приветливо разъехались, для приличия чуть скрипнув. Он поздоровался с охранником, нажал на металлическую кнопку вызова лифта. Пока кабина, рассчитанная на пять человек, спускалась с 10-го этажа, он поправлял прическу перед большим зеркалом. Прямые длинные пряди поневоле ставили в тупик: расчесывать прямо или набок, и если на бок, то на какой? Или, может, вообще подстричься коротко? Двери лифта бесшумно разъехались, навстречу вышли два парня в комбинезонах с огромными пустыми пластиковыми бутылями в руках. Несколько раз в неделю эти двое доставляли воду в офисы и часто случалось так, что лифт по их вине был занят минут по двадцать. Как известно, в офисах трудятся не самые активные люди, не отличающиеся особой спортивной подготовкой, так что вполне понятно, что к этим молодым доставщикам воды, большая часть здания питала жуткую неприязнь, если не сказать больше. Андрей зашел в лифт, нажал кнопку с цифрой «12» посередине, та загорелась красным неоном, лифт бесшумно начал движение. Шлейф от парфюма незнакомой женщины с ребенком резко оборвался, столкнувшись со смесью запахов лифта, состоящей из дешевых духов, помады, пота и перегара, – вечных спутников любого офисного центра или многоквартирного дома.

– Фу, – не выдержал Андрей. – Как в хлеву!

Слава богу, что современные лифты поднимают грузы со скоростью космических ракет и чтобы подняться на 12-й этаж, можно задержать дыхание без особого ущерба для здоровья и миновать эту назальную вакханалию почти без последствий. Разумеется, если вы не астматик.

Весь этаж был отдан под издательство. Все здесь было родным и домашним. Хотя в понятие «все» для Андрея Петрова входили коридор и его кабинет, а также кабинет главного редактора и по совместительству директора. В остальных помещениях трудились дизайнеры и рекламщики, корректоры и верстальщики, а также люди неведомых профессий, о которых Андрей предпочитал не думать, – настолько названия специальностей вгоняли в тоску и портили настроение. На работе Петрова все считали своим парнем и даже другом, но в разговоры с кем-то вступать он не торопился да и дружбы с коллегами не водил. Разве что только с главредом-директором Штейном Александром Олеговичем, поджарым мужчиной сорока пяти лет, с небольшой щетиной, дорогущими костюмами и странной привычкой появляться на работе раз в семь дней в пятницу. Почти в конце каждой недели господин Штейн приглашал Андрея в свой большой уютный кабинет с большим фотографиями ночных городов и сценами держащихся за руки влюбленных. Здесь они распивали традиционную бутылку виски, после чего спускались в бар (тот, который в ста метрах от входа) и частенько засиживались там до утра.

Вряд ли кто-то из них считал, что отношения между ними можно назвать пылкой дружбой, но обоим было интересно вместе, и девушки им нравились примерно одного типажа, так что если немного поссоримся по этому вопросу, говорил обычно Андрей про себя, значит, это все-таки дружба. Еще несколько лет назад Штейн был рядовым журналистом, но всегда умудрялся ладить буквально со всеми, вследствие чего имел кучу знакомых, и только за счет этого своего редкого качества и получил такую вот должность с графиком, которому бы позавидовал любой охранник.

Одна пожилая женщина, известный в городе медиамагнат, предложила Штейну этот весьма серьезный пост ровно два года назад. Андрей понятия не имел, как это произошло и что такого могло произойти между невзрачной дамой и импозантным прохвостом, но несмотря на то, что Александр Штейн, кроме как брать короткие интервью, ничем особым не отличался, молодое издание тем не менее как-то сразу нашло своих читателей и, что самое главное, – богатых рекламодателей, почитавших за великое счастье дать материал о себе на полстранички, а лучше на разворот. Спустя чуть больше двух лет работы журнала тираж уже составлял двести тысяч экземпляров в месяц, что для города с населением почти два миллиона человек, мягко говоря, считается вполне приличным результатом. «Мой город» писал обо всем на свете и сразу занял нишу, о которой вообще никто и никогда всерьез не думал. Обычно принято считать, что каждое издание должно иметь свою аудиторию, желательно строго ограниченную по тендерному признаку, интересам и возрасту, но, как и в любом бизнесе, оказалось, что в издательском деле так же, как и в любом другом бизнесе, никаких определенных правил успеха просто нет.

– Есть предложение выпускать журнал для всех и вся, а там как пойдет, – сказал на ухо немного уже пьяный Андрей Штейну, после того как тот, сидя уже не первый час в ресторане, объявил, что хочет видеть его на работе в журнале.

– Для всех так для всех, – абсолютно спокойно, сделав большой глоток чистого виски, ответил Штейн, будто только что жена спросила его: «Саша, ты с чем будешь омлет: с помидорами или дохлой крысой?!» «Да все равно, дорогая», – ответил бы Штейн, делая большой глоток утреннего кофе и задумчиво поглядывая в окно. Вот так два года назад и познакомились эти два человека, и именно в тот день родился журнал «Мой город».

Глава 2

В коридоре было на удивление тихо и даже немного страшно. Воспользовавшись этим обстоятельством, Андрей вбежал в свой кабинет, провернув замок на два щелчка. Светлая комната с вертикальными жалюзи на большом окне, внушительный деревянный стол, диван и два шкафа – не у каждого журналиста такие кабинеты. На стенах висели несколько полотен неизвестных художников, заказанных Штейном по случаю двухлетия издания. На каждом из них изображены дети, две черно-белые и две цветные картины. На одних детвора кривила рожи, на других – плакали и танцевали под дождем. На одних нарисованы красиво одетые, кучерявые дети, на других – по колено в грязи, удивленно глядя куда-то в небо, застыли мальчики лет пяти – семи, с поднятыми глазами, вскинутыми в небо руками, указывающие на улетающих вдаль птиц мелких птиц. Петров до сих пор так и не разгадал, что хотел сказать его друг этими непонятными ему полотнами-подарками.

Андрей прекрасно знал, что в редакции постоянно шептались за спиной и недоумевали, как этот простой журналист (Андрей не очень любил это слово и никогда журналистом себя не называл да и не был) имеет кабинет площадью тридцать пять квадратных метров, появляется на работе когда хочет и вообще зарабатывает больше всех. Сказать по правде, Петров был единственным, кто писал статьи интересные и захватывающие, которые потом бурно обсуждали все слои населения, от продавцов розничных сетей до руководителей и садоводов; он отличался тактом и никогда не спорил со Штейном, когда тот забраковывал очередной материал. Писал Андрей много, по двадцать и больше статей в месяц, каждая из которых оценивалась в среднем в двести долларов. Такой работоспособности не было ни у кого среди коллег молодого писателя, но людям ведь всегда приятней выставить своего собрата в самом что ни на есть худшем свете, увы – такова природа человека. Каждый день Петров уделял работе два – три часа, и этого хватало, чтобы все успеть. Также Штейн нередко просил написать материалы для изданий его друзей, поэтому журналист Андрей Петров мог похвастать неприличной для творческого человека зарплатой в пять – шесть тысяч долларов ежемесячно, и это при том, что в обязанности молодого человека входило исключительно написание статей (интервью он брал редко и весьма неохотно).

Андрей уселся в большое кожаное кресло, включил компьютер, зевнул и с удовольствием отметил, что вся сегодняшняя работа сделана еще утром, дома. Немного щурясь от солнечных лучей, он мельком пробежал новостную ленту. Огромный поезд сошел с рельсов в южной части Китая, двести тридцать погибших, столько же раненых. Жительница Самары нашла в огороде странное существо, похожее на смесь инопланетянина и собаки. В Японии, близки к созданию искусственного интеллекта… Андрей захлопнул ноутбук и развернулся к окну, аккуратно положив ноги на подоконник. С железного желоба свисала огромная сосулька. Луч солнца, сверливший ее словно лазерная указка, заставлял ее таять и капать, как эстонский дождь, в голову, как всегда, лезли нелепые сравнения. «Мне уже тридцать, – думал Андрей, – я тоже уже начинаю капать и сыпаться, а в сорок пять течь станет сильнее, а там и до потопа недалеко. А дальше…» Телефонный звонок выбил из мрачных мыслей и приятной полудремы. Из маленьких динамиков, распознать которые может только мышь, трезвонила мелодия из фильма «Эйс Вентура», на экране светилось «Саша Штейн».

– Привет, старик! Я вечером прилетаю, не забыл, какой сегодня день? – спросил он бодрым и уверенным голосом, пару раз откашлявшись.

– Привет, Саш, рад слышать! Помню, конечно, тебя встретить?

– Не надо, подъезжай ко мне часам к девяти. Брать ничего не нужно. У меня для тебя хорошие новости. Исключительно хорошие, – добавил он и положил трубку.

«Исключительно хорошие», – передразнил Андрей приятеля.

– Интересно, и я лет через десять буду применять такие же обороты, или он просто издевается надо мной, всякий раз подчеркивая разницу в возрасте? – спросил себя молодой человек. Тут же в голове возник образ квартиры Саши, где всегда было много людей. Никто и никогда не знал, откуда все они берутся, непонятно как попадая в шикарные апартаменты директора журнала «Мой город»; создавалось впечатление, будто здесь проходят бесконечные съемки какого-то очень длинного сериала. Казалось, туда просто приходят все кому не лень, как в метро, чтобы погреться или воспользоваться бесплатным Интернетом. Тем не менее, большинство приходящих – люди интересные и начитанные, а девушки бывали обычно здесь изысканные, умные и отличающиеся удивительной скромностью и воспитанием, что для 2013 года, как и для начала XXI века вообще, являлось большой редкостью. Трехкомнатная квартира директора редакции принимала всех, кроме самих сотрудников издания «Мой город». По крайней мере, Андрей никогда своих коллег там не встречал. «Интересно, это совпадение, или он специально разделяет личную жизнь и работу?» – всякий раз недоумевал Андрей, с улыбкой отмечая, что он-то как раз бывает там чаще всех, что, разумеется, говорит об исключительно теплом и дружеском к нему отношении со стороны хозяина квартиры.

Молодой человек просидел в кресле почти час, пребывая в полудреме. В таком состоянии частенько бывали великие люди наподобие Чайковского или физика Теслы, но штатный сотрудник популярного городского издания вместо озарений и вспышек гениальности вслушивался в едва уловимый стук женских каблуков и тихие никчемные разговоры коллег, половину из которых он вообще ни разу не видел, а вторую и вовсе старался избегать. «Интересно, – думал он, – а сколько вообще у нас людей работает? Есть ли у них семьи, что они обычно едят, как часто выпивают? Быть может, кто-то из них голубой или лесбиянка, а вдруг кто-нибудь собирает монеты или охотничьи ножи? Может, кто-то любит рыбалку или играть в городки… Сколько же разных людей на планете, и даже твои сослуживцы, с которыми ты иногда здороваешься, могут оказаться совсем другими людьми, совсем не теми, кого ты представляешь, когда жмешь им руку». Андрей любил предаваться долгим раздумьям, этому приятному занятию, присущему людям талантливым, богатым или просто удачливым. В такие моменты мозг вовсе не отключается, а наоборот, работает в полную мощь, подобно стиральной машине, когда у той барабан вертится так, что кажется, вот-вот вырвется со свистом наружу и убьет на месте.

Солнце светило так ярко, что казалось, весна в самом разгаре, и только чуть подтаявший снег вперемешку со льдом, лежавшие на ржавом подоконнике, давали понять, что весной тут и не пахнет. Петров открыл окно настежь. Холодный морозный воздух ворвался в помещение, точно наглый гость наподобие тех, которые начинают есть и пить, едва поздороваются. Внизу, на двухполосной дороге, образовалась большая пробка. Причиной всему – авария. Полная женщина в коричневой куртке активно жестикулировала, а молодой человек на джипе громко орал «Тупая сука» и «Безголовое чмо». Судя по расстановке машин на дорожном полотне, молодой человек на джипе повторял слова в нужной последовательности и небезосновательно. Андрей улыбнулся и собирался досмотреть это ток-шоу, но быстро замерз и закрыл окно. Нет ничего хорошего в зимнем периоде, подумал он. Новый год прошел, 23 февраля тоже, вот только холод, мороз, снег и слякоть на дорогах, характерные для большей части России, уходят прочь не раньше апреля, отчего иногда портится настроение и становится мерзко на душе. Такое состояние называется пессимизмом, и, как однажды в частной беседе выяснили Андрей Петров и Александр Штейн, данный порыв души характерен более всего для русских, и весь этот отечественный пессимизм случается по большей части именно из-за долгих холодов, а вовсе не от привычки выпивать по вечерам, как многие думают.

– Действительно, – говорил чуть выпивший Штейн, – взять, к примеру, ту же Калифорнию, там люди гораздо улыбчивее своих северных соседей.

– Чего не скажешь о нашем юге, – отвечал Андрей. – Надо доложить, коллега, что жители Анапы не многим улыбчивее москвичей.

Тут приятелей разбирал смех.

Сегодня 24 марта, пятница. Не хотелось ни о чем таком думать, кроме как о предстоящем приятном вечере. Андрей настолько привык к их пятничным разговорам обо всем и ни о чем, что иногда казалось – так задумано самой природой. Кто-то ищет предлог, чтобы поехать на рыбалку на выходные, другие прикидываются больными, чтобы иметь возможность смотреть сорок восемь выходных часов в этот ненужный и вредный предмет под названием телевизор, ну а Петров привык именно к посиделкам с приятелем за стаканчиком виски и жаркими спорами на закуску. Андрей открыл ноутбук, зашел на почту, где обнаружил целых пять заказов из знакомых журналов. В письмах редактора просили успеть написать материалы до конца следующей недели и платили в среднем по 250 долларов за материал. Темы разные – от описания плюсов проживания в Женеве до небольшого анализа цен на недвижимость в Западной Европе. «До среды сделаю», – прикинул Андрей, пытаясь напустить на себя важный вид. Он быстро свернул все окна и выключил компьютер. Во избежание дополнительного напряжения со стороны коллег молодой человек решил остаться хотя бы до официального окончания трудового дня. «А пока можно и почитать», – заключил он и тут же достал из модной кожаной сумки томик Курта Воннегута. Это был рассказ про ненормального миллионера по фамилии Розоутер. Чуть подняв уголки губ и предвкушая интересные часы приятного чтения, Андрей уже было лег на удобный кожаный диван, как в дверь постучали. «Показалось», – подумал он, но стук повторился уже увереннее и громче, точь-в-точь как барабанная дробь на параде. Петров положил книгу на стол, подошел к двери и резко, так, чтобы незваный гость понял, что сейчас совсем уж неподходящий момент, быстро провернул ключ. На пороге стояла Алла Мелиссова. По негласному соглашению с Александром Штейном для них она была просто Мелисса, или, как говорили приятели, многолетнее эфиромасличное растение. Прозвали ее так, разумеется, из-за фамилии, но и другие черты у нее тоже были: она уже далеко не молода, да и душилась так приторно, что сравнение со знаменитым растением было вполне уместным по всем фронтам.

– Алла?! Что случилось? – спросил Андрей, увидев на пороге сорокалетнюю начальницу отдела рекламы и маркетинга, вполне еще симпатичную женщину с длинными каштановыми волосами и всю в слезах.

– Я зайду? – спросила она, всхлипывая и шмыгая носом, как школьница, которую дернули за косичку с немного большим, чем надо, усилием (то есть почти изнасиловали). – Я, я ненадолго…

– Ну давай, заходи уже, – сказал Андрей, мысленно обругав себя за грубость и фирменную позу в дверях под названием «хрен кто зайдет».

Алла прошла к дивану своей коронной шаркающей походкой, делающей ее старше лет на двадцать. На секунду задумавшись, она все же присела, не спросив разрешения. Мелиссова уткнула голову в ладони и зарыдала. Андрей тысячу раз оказывался в этих дурацких и неуклюжих ситуациях и прекрасно знал, что говорить с женщиной в таких случаях – значит вызывать повторные приступы плача снова и снова. Он сел рядом, аккуратно обнял ее за хрупкие плечи и решил подождать, пока слезы иссякнут, как сектанты ждут второго пришествия.

Несколько минут спустя Алла вдруг стихла, достала из нагрудного кармана темного клетчатого пиджака платок в мелкую полоску, вытерла лицо и уставилась в окно. Пряди длинных каштановых волос прилипли к щекам, отчего смотреть на женщину совсем не хотелось, а даже наоборот, возникало желание выпереть ее ко всем чертям.

Она посмотрела на Петрова серьезными голубыми глазами, будто она только что вошла в кабинет коллеги и ни о какой недавней истерике не было и речи. Тихим томным голосом протестанского проповедника в отпуске, какой еще бывает у бухгалтеров или любительниц вязания крючком, спросила: «Андрей, это правда? Все это правда – про журнал?»

– Что, правда? Алла, говори четко и по существу, – сказал Андрей, начиная злиться, ненавидя эти полунамеки, которыми глупые люди пытаются скрыть слабоумие или тупость, утопая, но втайне надеясь на спасительный круг – интригу.

– Это правда, что журнал закрывают? – повторила она.

– Алла, вы что там, грибы кушаете, в отделе своем? С чего ты взяла?

– Я только что слышала, как Александр Олегович сказал это по телефону. Он кричал так, что все подпрыгивали, как на батуте. Мы сидели в кабинете как мыши, никто не решался выйти, в общем, ты тут второй после него, вот мы и решили спросить у тебя, как дела и что с нами будет.

«Второй после него, – подумал Андрей и поневоле улыбнулся. – Я ведь вообще-то числюсь журналистом… Интересно, что они там про меня еще говорили? Стоп. Саша должен был приехать только вечером, что все это значит?!»

– Ты сказала, Штейн все это сказал по телефону? Когда это было?

– Я же говорю, только что! У себя в кабинете, мы точно слышали! Я же говорю, орал так, что двери тряслись!

– Что он конкретно сказал, говорили дословно! – заорал Андрей.

– Ну вот, – опять начиная всхлипывать, – сказала Мелиссова. – И ты на меня орешь, Андрей! Дословно сказал, что закрывают журнал на…й! Так и сказал! – перешла на визг, больше похожий на смех дельфина, Алла и тут же вскочила, поправила прическу и быстрыми шагами вышла из кабинета, хлопнув дверью так, что Петров сам слегка подпрыгнул.

Томик Воннегута валялся на полу, рядом лежала выпавшая скомканная закладка в виде сложенного пополам белоснежного листа А4. Ни о каком приятном чтении не могло быть и речи. «Что все это значит? – рассуждал вслух Андрей, – Какого черта весь этот цирк? Неужто Штейн сошел с ум, или вспомнил, что он еврей, и решил придумать что-нибудь повеселее, чем ездить на встречи с крупными рекламодателями и пить с ними с понедельника по пятницу?»

Андрей надел пиджак, погасил свет, закрыл кабинет и быстрой уверенной походкой прошел по пустому коридору до кабинета Штейна. Петров прислонился ухом к теплому дереву большой красивой двери с орнаментом в виде двух львов, пытаясь понять, что происходит там, внутри. В ответ тишина, только двери лифта, цыкающие в конце коридора. Андрей постучал, но ему никто не ответил. Он постучал еще раз и открыл дверь. В конце кабинета за большим деревянным столом в кожаном кресле кто-то ездил влево-вправо.

– Привет старина! Заходи, – сказал Штейн, даже не обернувшись.

– Слушай, Александр Олегович, что тут происходит?! Ты должен был приехать вечером, но взвод доложил, что находишься ты в штабе по крайней мере с обеда! Едем дальше. Мы должны были встретиться вечером, в девять, но приходит, черт бы ее побрал, эта ненормальная Мелисса и говорит, что это журнал закрывают! Что за хрень, Сашка?

– Не хотите выпить, коллега? – ответил Штейн. – Сегодня знаете ли, очень полезно выпить. Да, да, именно полезно. Мы с тобой стояли у истоков милого сердцу издания, нам вдвоем все и расхлебывать.

Штейн наполнил на треть стаканы двадцатипятилетним виски неизвестной, как и все старые и резкие сорта, марки и пригласил приятеля присесть на диван.

Андрей обвел взглядом знакомый кабинет, но что-то показалось ему странным. «Точно, – подумал он, – все эти картины, такие любимые хозяином этих темных стен, куда-то исчезли. Единственное, что осталось, – часы и модный календарь с названиями английских футбольных команд». Друзья отпили по глотку. Затем еще. Андрей вопросительно уставился на приятеля.

– Ладно, ладно. В заднице мы, причем в полной, – сказал Штейн. – Я не стал ничего говорить, думал сам разберусь и все наладится. Встречался я утром с Мариной Деминой, той самой, которая, как ты помнишь, доверила мне стоять у руля нашей субмарины, именно ее я до 11:30 сего дня считал женщиной порядочной и даже другом. Однако, коллега, – отпив еще глоток, продолжил Штейн, – Демина решила издание продать, а посему сообщаю, если эта дура Мелиссова слышала мои слова по поводу закрытия журнала, от правды это не сильно далеко. Ты же понимаешь, Андрюх, придут новые люди, и все руководство, разумеется, тоже будем новым. А знаешь, почему я в этом так уверен?

– Саня, давай заканчивай уже, говори как есть, – сказал Андрей.

– Покупает журнал Виталий Носов, наш с тобой старый добрый друг, – сказал Штейн, хихикнув.

Андрей вздохнул и посмотрел на Сашу еще раз. «Да уж, – подумал Петров, вспоминая этого Носова, – дела наши плохи».

Бизнесмен и медиамагнат Виталий Носов работал и сотрудничал в городе буквально со всеми, кто хоть малейшим образом связан с издательским делом, кроме двух людей – Штейна и Петрова, считающихся, по его мнению, прилипалами и бездарями, правда, почему он так думал, никто не знал. Видимо, это была обычная людская неприязнь. Петров посмотрел на Сашу еще раз и понял, что Штейну судьба журнала далеко не безразлична, просто он был уже прилично пьян. В окне на секунду показались две птицы. Крылья прижаты к телу, голова и туловище соединились в одно целое, с бешеной скоростью они летели вниз. «Символично», – подумал Андрей и сказал:

– Что думаешь, Сань?

– А что тут думать?! Этот мудак Носов нас ненавидит, идти к нему на поклон – это выставить себя пугалом… ему-то что? Он будет и дальше получать деньги, потому что сейчас – спасибо Саше и Андрею – очередь на рекламу у нас на полгода вперед.

– Ну а Демина?

– Честно, я понятия не имею, зачем она это делает. Мы приносим огромные прибыли, и, насколько я знаю, у нее кроме журнала ничего нет. Кто-то из знакомых недавно вскользь сказал, что она уезжает за границу и все распродает, но понятно, что логики здесь тоже никакой. Я пытался до нее дозвониться, но после нашего разговора она отключила телефон. Наверное, сел, – закончил Штейн.

– Это и были твои исключительно хорошие новости, да? – спросил Андрей, вспоминая утренний телефонный разговор.

– Андрюх, – поставив бокал с виски на небольшой столик, сказал Саша, – тебе переживать нечего, все мои знакомые будут заказывать у тебя статьи и дальше, и скорее всего, этот мудак Носов не сам, так через других будет платить тебе за обзоры, а вот что будет со мной, я не знаю. Последние два года я ведь ни черта не делал, хотя на черный день собрать немного удалось. Вот он и пришел, день этот… Друзья какое-то время сидели молча, по очереди посматривая в экраны телефонов, чтобы хоть чем-то заполнить длинную неловкую паузу. Андрей понял, что вряд ли они пойдут сегодня в бар, и даже больше: возможно, настал тот самый момент когда дружба трещит по швам. «Да и были ли мы вообще друзьями?» – спросил себя Петров.

– Ладно, – прервал паузу Штейн, – заявление я уже написал, ты тоже до конца недели оформи все эти обходные листы и прочую туфту. Коллектив я сам оповещу. Давай, поехал я домой, что-то голова трещит. Может, встретимся на недельке? – добавил он, протягивая руку.

– Давай, Саш, конечно, – сказал Андрей, пожал не слишком спортивную кисть приятеля и неторопливо зашагал к выходу, втайне надеясь, что в коридоре он не встретит никого, кроме собственного отражения в большом зеркале возле лифта.

Петров спустился в холл, пожал руку охраннику, похожему на реинкарнацию Ленина, скрещенного с кабаре-дуэтом «Академия» в полном составе, мельком взглянул на большие электронные часы над входной дверью: ярко-синий неон показывал 19:40. «Интересно, – подумал он, – есть еще более бесполезное время суток, чем без двадцати восемь? Что можно делать в такое время? – рассуждал молодой человек. – Возвращаться с работы – поздно, пойти и напиться в баре – в такое время там обычно натирают бокалы вафельными полотенцами и колют лед. Сходить в супермаркет за продуктами? Пожалуй, тоже нет, ведь именно в это время людей там больше всего. Все будто и ждут без двадцати восемь, чтобы, как по команде, оказаться в крупном магазине и толпиться в очереди у касс, изображая искреннее недоумение от всего этого флешмоба, или они там просто мечтают, чтобы поскорее прошло хотя бы часа три».

Андрей прошел мимо знакомой троллейбусной остановки с довольно нелепым и старомодным названием «Проспект космонавтов». Настроение было неплохим, и даже приподнятым. Молодого человека будто вообще не волновало сегодняшнее увольнение. Обычно такое отношение к работе складывается у двух типов людей: у идиотов, которым все равно, чем именно заниматься, лишь бы платили вовремя, и у настоящих профессионалов, которые на сто процентов уверены в своей незаменимости, точнее тех, кто знает и понимает что он делает. Ну и слово – подумал Андрей, «незаменимость», и улыбнулся.

По иронии судьбы чуть вдалеке, метрах в двадцати, показалась та самая девушка с ребенком, от которой потрясающе пахло. Все тот же нежный фруктовый аромат чуть слышно парил в холодной ночи. Все та же маленькая голова мальчика виднелась из-под огромной коричневой зимней шапки. Женщина пыталась вложить в его маленькие ручонки игрушечную гитару, но та постоянно падала на асфальт. То ли ребенок был еще слишком мал для чудес моторики, то ли его мама гуляет с ним с утра и пальцы малыша настолько окоченели, что надо было радоваться, что он вообще в состоянии производить хоть небольшие телодвижения. На обоих ручках коляски висели большие пакеты из супермаркета «Большой», и было видно, с каким трудом девушка держит равновесие коляски. Костяшки рук молодой мамы выпирали от напряжения, как ножи у Росомахи, героя знаменитого фильма.

Молодые люди поравнялись и будто по команде посмотрели друг на друга. Девушка смущенно опустила глаза. Большие, карие, умело подведенные, как говорится, ничего лишнего.

– Извините, я могу помочь? Вы ничего не подумайте, просто вижу, как вам тяжело, – сказал Андрей.

Женщина остановилась. Ребенок опять выронил свою гитару и удивленно уставился на незнакомого взрослого человека. «Интересно, – на секунду подумал Андрей, – о чем сейчас думает этот мальчик, если в таком возрасте люди вообще умеют думать?»

– Да нам два квартала осталось всего, – сказала девушка, выпуская небольшие клубы холодного воздуха.

– И все же позвольте, хотя бы два квартала. Разумеется, если на конечной ваш муж не забьет меня насмерть этими же пакетами.

– Спасибо большое, у меня нет мужа, – сказал девушка, улыбнувшись. – Я Инна, – представилась она, протянув окоченевшую от мороза изящную кисть с красивым разноцветным кольцом, какое обычно носят школьницы или просто веселые девчонки без возраста, которым плевать на стереотипы и окружение (что давно пора бы считать одним и тем же).

– Андрей, – протянув руку девушке, сказал Петров. – Позволите? – Андрей снял с ручек коляски два тяжелых пакета килограммов по семь каждый и почувствовал, как коляска вмиг стала легкой и невесомой, как перекачанный волейбольный мяч. – А я вас утром видел возле остановки, там еще здание такое стеклянное большое.

– Да, точно, мы там гуляли утром с Максом.

«С Максом, – повторил про себя Андрей. – Если бы она сказала «с Максимкой», я бы вряд ли потащил пакеты дальше, – пронеслось у него в голове.

– От вас потрясающе пахнет, – сказал Андрей и увидел, что девушка мельком улыбнулась.

– Спасибо. А вы? Возвращаетесь с работы?

– Да, сегодня пришлось немного задержаться. Случай не из рядовых: я уволился.

– Правда? Очень жаль, – сказала Инна. – Вам, наверное, тяжело сейчас, а тут я со своими пакетами.

– Ну, вообще-то да, тяжело! Пакеты весят, как мешки с цементом, – сказал Андрей, и молодые люди рассмеялись. – Да все в порядке, переживу.

– А кем вы работали? – спросила девушка, поправив длинные черные волосы.

– А на кого я, по-вашему, похож?

Девушка посмотрела на него, потом еще раз, уже более обстоятельно, не забыв заострить внимание на туфлях, часах и прическе (стандартный ход конем).

– Вы знаете, Андрей, обычно о других можно сказать многое, но я в недоумении, ничего на ум не приходит. Видно, что вы не менеджер, но и директором вас не назовешь, ничего напускного, в общем, я сдаюсь.

– Я числился журналистом… правда, не люблю это слово, – сказал Андрей, мельком посмотрев на огромную витрину с женскими манекенами, разодетыми в красивое и модное нижнее белье. – А вообще я пишу статьи, ну и выпиваю по пятницам в баре, напротив того самого здания, где мы с вами случайно встретились утром. Я могу работать и дома, просто там, – показывая рукой назад, добавил Андрей, – там у меня был большой кабинет, мне оплачивали поездки, гостиницы и все такое прочее. Одним словом, ничего страшного не произошло.

– Значит вы писатель? Очень интересно!

– Инна, вы меня не поняли, я не писатель, я пишу статьи, – сказал Андрей и понял, что говорит чушь. Молодые люди опять рассмеялись. – Хотя да, вы, наверное, правы, можно и так выразиться, – сказал Андрей, чувствуя, что начинает смущаться этой красивой и, без сомнения, умной девушки. – Ну, а вы?..

– У меня ювелирный магазин, на работе появляюсь редко. А если вам интересно по поводу мужа… у меня его и не было. Я встречалась с одним человеком, забеременела, а потом он исчез. По крайней мере в городе его никто с тех пор не видел. В общем, самая обычная городская история, каких тысячи, – сказала Инна и виновато опустила глаза.

«Да, и впрямь, легче не придумаешь, проще простого! – подумал Андрей. – Молодой человек встречается с девушкой, а потом исчезает безо всяких следов. Так, рядовой случай, с кем не бывает…»

На улице резко похолодало, поднялся сильный ветер. Весна должна была прийти через несколько дней, по крайней мере так гласил календарь, но то, что происходило на улице, вряд ли можно был назвать приближением самого прекрасного времени года. Оставшийся квартал молодые люди прошли молча, почти не меняя поз и напряженных от ветра лиц. Инна лишь изредка поправляла сползавшую на макушку шапку маленького Максима. Через несколько минут они дошли до дома Инны. Андрей помог поднять пакеты и коляску на 10-й этаж и на вежливое приглашение девушки зайти на чай зачем-то посмотрел на свои туфли и сказал, что ему еще надо увидеться с одним человеком.

– С барменом? – спросила Инна, улыбнулась и протянула свою визитку. – Было приятно познакомиться, – сказала она и аккуратно закрыла дверь.

Только спускаясь в лифте, Петров понял, что Инна, кроме своих внешних достоинств, обладает прекрасным чувством юмора и за словом в карман явно не лезет. «Зачем я сказал ей про выпивку по пятницам? Нельзя было сообщить, что я писатель, и в свободное время играю в домино с приятелями? – подумал Андрей. – Хотя, – продолжил он, – кому интересен молодой человек, на досуге раскладывающий черные прямоугольники с белыми точками? Кстати, – закончил мысль Петров, – все, кто играет в домино – сплошь алкоголики, так что первый вариант оказался не самым плохим».

Внизу у подъезда стояло несколько машин с шашками. Ни о какой дальнейшей прогулке не могло быть и речи. Ветер усилился, началась настоящая метель. Андрей уселся в серебристый «опель», назвал адрес и уставился в окно. В машине было тепло и уютно, тихо играло радио и в меру пахло табаком. Она медленно тронулась и покатила по узкой дороге, ведущей от многоэтажки на широкий проспект. Стеклоочистители еле справлялись с частыми мелкими снежинками, нахально липнувшими к лобовому стеклу. Таксист оказался молчаливым мужчиной лет сорока пяти с усами и в кепке. Даже если бы тот и начал болтать, у Андрея не было никакого желания заводить беседу. Так бывает иногда в такси. Буквально все, каждая мелочь, располагает к тому, чтобы просто сидеть и смотреть в окно. В таком состоянии можно проехать долго, даже всю жизнь…

Он расплатился с толстым шофером-молчуном и быстрой походкой пошел в сторону дома. Настроение было странным: приму душ и спать – сказал он себе.

Лежа в постели с книгой, Андрей думал о Штейне и своей теперь уже бывшей работе. Оказалось, что не так-то просто взять и забыть о журнале, в котором ты проработал два года, о своем большом кабинете, а главное, диване, на котором было так удобно читать и засыпать, пока коллеги усердно работали. Перед глазами почему-то предстали картины судеб уволенных сотрудников. Половину коллег он никогда не видел, но прекрасно понимал, что человек, работающий в должности корректора или верстальщика, скорее всего, сейчас напивается дома, понимая, что работу в ближайшее время он не найдет и подумывая о предстоящих голодных днях.

Окна в спальне были расшторены, и в первый раз в жизни Андрей не листал страницы любимых книг, что с неизменным успехом повторял последние лет двадцать, а просто смотрел на метель, умело подсвеченную уличным фонарем, будто это не природное явление, а постановка в театре «Снега и холода». Ветер дул так, что умудрялся свистеть сквозь двойной стеклопакет. Усталые глаза Петрова закрылись как по команде. Провалившись в сон, он оказался в большом длинном зале с двумя барными стойками по углам. Вокруг много знакомых лиц. Всех присутствующих Андрей знал лично, но, подходя поздороваться к очередному знакомому, он не никак не мог вспомнить как того зовут, а когда в разговоре все-таки надо было произнести имя визави, он виновато извинялся и тут же бежал к следующему приятелю, но и там спустя немного времени ситуация повторялась. Андрей заказал виски, выпил, стало немного легче. Он оглядел зал и понял, что это заведение очень похоже на какое-то до боли знакомое место, где он бывал много раз, а потом вдруг понял, что это сон и на самом деле этот бар он посещал раз сто, только в реальной жизни, но вот названия, к сожалению, вспомнить не получалось. Молодой человек выпил еще и почти полностью расслабился, но тут его охватил ужас. Страшными были две вещи: он понимал, что спит, но все никак не может проснуться, но еще более странным было то, что он понял – этого заведения в реальной жизни нет и не было, и во сне его тоже нет, оно существовало в предыдущем сне, который снился ему несколько недель назад… Глаза резко открылись. В окне все та же метель и тот же свет от фонарного столба.

Проснувшись в холодном поту, Андрей резко вскочил и включил свет. Тело было мокрым, как после душа, сердце колотилось, как после сильного испуга. «Этого еще не хватало, я что параноик? – спросил себя Андрей. – Надо позвонить Стивену Кингу и срочно пересказать историю, пока я ничего не забыл. Ай-ай! Голова! Ай да Петров, ай да сукин сын!» – комментировал Андрей воображаемый восторженный отзыв мастера ужасов по пути на кухню.

На часах 6:20 утра. Телефон, оставленный на кухонном столе, освещает однотонные стены ярко-белым светом, что означает полную зарядку и готовность сообщать владельцу плохие вести и многочисленные предложения выпить. Андрей сделал крепкий кофе и медленно, как в рекламе, стал потягивать горячий напиток. Что бы означал этот сон? – думал он. И вообще, что такое сны? Многие говорят, что это не иначе как продолжение нашей реальности, другие – что это обратная сторона человеческой жизни. Петров не верил ни в одну из версий – ну нет в них логики, хоть убей. Какое продолжение реальности, если вы, к примеру, начинаете летать во сне? И можно ли представить, что в реальности вы ходите по мраморному полу замка, закованный с ног до головы в чугунную робу, в шлеме и с мечом за пазухой, находясь при этом в XV веке, но действие происходит на крыше небоскреба? Едва ли. Если же сон – наша обратная сторона, то какого черта эта самая обратная сторона не явь? Давно ведь подмечено, что снов хороших нам снится больше, чем плохих, в жизни же плохие события случаются куда чаще, чем посиделки с друзьями, свадьбы или дни рождения. Значит, и эта логика тоже несостоятельна и является не более чем домыслами бездельников, ласково называемых учеными.

Андрей подлил еще кипятка, кинул ложку растворимого кофе и добавил ложку сахара. Аромат перемолотых зерен, размешанных в горячей воде, делал это ранний час каким-то легким и особенным. Сонное состояние улетучилось, да и воспоминания о сне стали не такими яркими, как обычно бывает в первые несколько минут после пробуждения. «И все же у всех бывают сновидения, которые мы помним очень долго, – подумал Петров, – вот они, наверное, что-то да и значат». Длинная, неуклюжая стрелка на огромных коричневых часах довольно громко отсчитывала секунды, чтобы, вдоволь наигравшись, приблизить утренний час, а с ним и все проблемы, заботы, радости и печали.

Он опять думал о продаже родного издания… будто только что он вышел из кабинета Штейна и осознал, что здесь больше не появится. «Почему еще вечером я был спокоен, а сейчас разволновался, может, все этот чертов сон?» – думал он. На самом же деле, все было гораздо проще. Мы, услышав дурную весть, в душе понимаем, что все вокруг теперь поменяется: наше расписание, круг знакомых, наше положение в обществе, да и вообще, настроение и общий тонус – все может измениться в любой момент. Каждый человек реагирует по-разному на происходящее вокруг, да и понимание и осознание произошедшего – увы, не всегда приходит сразу.

Выпив еще несколько кружек кофе и окончательно проснувшись, Андрей начал собираться в офис. Он искупался, погладил новые брюки, приготовил чистую белую рубашку и черный пиджак. «Пусть другие ходят, поджав хвост с синяками под глазами от бессонной ночи, утопленной в алкоголе и мыслях о суициде, а я не буду показывать ничего, – думал Андрей. – Просто еще один обычный день. Надо написать заявление, – напишем! Надо сказать, что новый владелец издания – тупой напыщенный баран, любящий свитера без рукавов, – это мы тоже при случае отметим, да так, чтобы все слышали правду!» Андрей был в прекрасном настроении и понял тогда, что во многом именно от тебя самого и зависит каждый наш день.

Глава 3

На улице прохладно, но не так мерзко, как вчера. Солнце светило ярко, все поневоле щурились и поднимали уголки губ, как бы напоминая себе, что люди еще способны улыбнуться просто так. Небольшие сугробы, бережно собранные дворниками, начинали таять, а птицы, иногда кричащие на своем птичьем, чуть слышно сообщали о своем прибытии. Первый день весны – это не всегда весна, но всегда надежда на что-нибудь хорошее. Андрей не пошел в сторону остановки, а поймал такси и двинулся в сторону офиса.

Вся стоянка перед входом здания была забита под завязку. Последний раз такое было, когда приезжал президент и все машиноместа заняли сотрудники ФСО. Только тогда стоянка была похожа на салон BMW, сейчас же все машины были разными, но каждую из них Петров хорошо знал. Черный «мерседес S-600», принадлежал Штейну. Даже когда он был на мели и каждый месяц менял дешевые съемные квартиры, машина у него всегда была одной из лучших. Рядом стоя Lexus Деминой и новый Range Rover, принадлежавший Виталию Носову, тому самому медиамагнату, который намеревался купить издание. Или уже купил, подумал Андрей и взлетел по ступенькам, как когда-то любил делать в институте (правда, на второй этаж).

В холле совсем тихо. Знакомый охранник как обычно поздоровался, в шутку взяв под козырек.

– Там Александр Олегович про вас спрашивал, что-то около десяти минут назад, – сказал он, откашлявшись.

– Он давно приехал?

– Десять минут назад.

– Спасибо, Валера. Логика железная.

– Что-что? Не понял?

– Погода, говорю, классная! – сказал Андрей и зашел в лифт.

Коридор на 12-м этаже был пуст и больше смахивал на миниатюрную пустыню, где только и ждешь, когда поднимется легкий ветерок и по мягкому ковролину, весело подпрыгивая, покатятся перекати-поле в виде счетов-фактур и глупых любовных записок взрослых мальчиков и таких же девочек. В коридоре не было слышно привычных голосов, за закрытыми дверьми тоже тишина: ни стука клавиш, ни гула телефонных звонков, ничего такого, что можно услышать в офисах, в местах, где люди научились изображать бурную деятельность похлеще, чем в театрах. Подойдя к двери своего уже бывшего кабинета, Андрей увидел, что дверь к Штейну открыта настежь, оттуда слышались голоса. Горланил Носов, споря о чем-то с бывшим директором издательства Александром Штейном.

– Откуда я знал, – отвечал Саша на громкий крик Носова. – Сейчас приедет, сам у него спросишь! Да и вообще, мне какое дело?!

– Что значит какое? – орал Носов. – Между прочим, именно от него и зависит, будешь ты дальше вариться в нашем котле или нет.

– В котле с дерьмом не варился и вариться не буду, – с достоинством королевы Виктории ответил Штейн.

– Да успокойтесь вы наконец! – сказала Демина. – Мы здесь не орать собрались. Сейчас приедет Петров и все решим.

Андрей понял, что было бы правильным зайти именно сейчас, уж больно заинтриговала его беседа.

– Петров уже здесь. Как поживают мои лучшие друзья? Чай уже подавали? – спросил Андрей, оглядев комнату. Штейн сидел в отглаженном костюме и новых туфлях, Марина Владимировна Демина – в черном платье, с серой накидкой на широких плечах, она была похожа на бухгалтера, ну а Носов, он, будто участник массовки дешевого сериала, расселся в кресле в обычных черных брюках, зеленой рубашке и непонятного цвета свитере. Разумеется, без рукавов.

– Андрюх, привет, – первым поздоровался Штейн. – Как раз тебя вспоминали, товарищ Носов только что из Милана, погляди-ка, какой свитер удалось купить нашему приятелю. Первая линия! Безрукавка от самого…

– Да ты вообще…л?! – взревел, как медведь, Носов и уже ринулся на Штейна, но Андрей успел перехватить его за тощее плечо.

– Ладно, остыньте. Все, давайте спокойно сядем и погорим. Сядь, – сказал Андрей Носову таким тоном, будто он отец, а Носов двоечник, принесший со школы очередной трофей.

В кабинете повисла неловкая пауза. Медиамагнат с миллионными доходами, пожилая владелица самого успешного в России коммерческого издания, похожая на бухгалтера советского завода покрышек или подшипников, пока еще действующий директор этого издания и простой журналист – все сидели молча, переводя друг на друга удивленные взгляды, будто не понимая, зачем они тут собрались.

– Я с вашего позволения все же начну, – нарушила тишину Демина. – Я, напомню вам, еще владею всем этим предприятием, да и кабинетом вообще-то тоже. Имейте уважение хотя бы как к женщине. Андрей, давай с тебя начнем. Мы все прекрасно знаем, что к созданию журнала ты причастен не меньше, чем твой друг и коллега Александр Штейн. Он стал директором по самой банальной причине – мы с ним дружим, и он хороший организатор. Это первое. Второе – и это должны знать все здесь сидящие – издание я продаю просто потому, что всю жизнь мечтала жить в Италии – да, именно там, иметь там собственный дом, так что причина, как видите, банальна и проста. И, наконец, – обращаясь зачем-то именно к Андрею, сказала Демина, мельком поправив свою то ли накидку то ли огромный платок, – по поводу него, Виталий Носов – это первый и единственный человек, кому я предложила издание, и все это только потому, что я уверена – он не допустит краха нашего общего дела. Но у меня было одно условие: весь коллектив останется прежним. У меня все, – закончила Демина и, чтобы занять паузу, решила протереть стекла очков.

Штейн смотрел на свои новые начищенные ботинки и, казалось, совсем не слушал Демину. Носов напряженно поглядывал то на Демину, то на Андрея, его лицо было красным, как арбуз, он нервно тряс ногой, исподлобья посматривая по очереди на присутствующих, отчего становился похожим на злую голодную собаку.

«Вот так поворот, – думал Андрей. – Понятное дело, что с Носовым никто работать не будет», – и, подняв руку, как в школе, спросил:

– Марина Владимировна, можно вопрос?

– Конечно, Андрей, мы для этого здесь и собрались, так сказать, прояснить ситуацию внутри партии, ха-ха.

– Вы же знаете, в каких отношениях мы с Носовым! – сказал Петров, отпил из початой бутылки «Перье» и добавил: – он ведь явно не собирается крестить наших детей, что, если мы просто не захотим с ним работать?!

Демина вздохнула, поправила душки красивых модных очков (явно кем-то подаренных), и сказала тоном пьяного библиотекаря (до-бемоль с продавленной правой педалью):

– Да, вы вправе работать с кем хотите, мне главное, чтобы новый владелец издания сам никого не увольнял. Мы вроде так договорись верно, Виталий Алексеевич? – спросила женщина, взглянув на Носова.

– Да, все так, – ответил он. – Я не против работать с прежней командой, я уже вроде сказал, и мы это подтвердили документально, – добавил он.

– В общем, так, – продолжила Демина, – вас, ребята (она посмотрела сначала на Андрея, потом на Штейна, который в этот момент очень удачно отвлекся от разглядывания новых туфлей-оксфордов), вас двоих я пригласила, потому что уважаю как профессионалов и хочу, чтобы начатое вами дело вы же и развивали.

Андрей мельком посмотрел в сторону Штейна и поймал вопросительный взгляд друга. «Похоже, Деминой и правда не все равно, что будет с ее детищем, – подумал Андрей, – хорошая она все-таки баба, цельная». Тут же на ум пришла сцена с Мелиссовой: их недавний разговор, ее прилипшие к заплаканной щеке каштановые волосы и финальный хлопок дверью.

Штейн привстал, показывая, что беседа подходит к концу, медленно обвел взглядом присутствующих слева направо, как этому учат на тренингах по управлению толпой, и сказал:

– Уважаемая Марина Владимировна, выражаю вам благодарность от меня лично и от Андрея Петрова, с вами было очень приятно работать. Скажу честно, – продолжил он, – Носов нам обоим сильно не нравится, но журнал нам не безразличен (особенно учитывая тот факт, что работу больше ты нигде не найдешь, – подумал Андрей), и мы обещаем подумать над вашим предложением. Да, Андрей?

– Разумеется, мы обещаем подумать, – сказал Петров и сам уткнулся в туфли Штейна, которые и впрямь были очень красивыми и подходили к его черному приталенному костюму так же, как красивым женщинам подходят туфли на каблуках, да и вообще, подумал Андрей, выглядит мой друг для своих сорока пяти весьма недурно.

Носов ерзал на стуле, прекрасно понимая, что находится в положении явно не по статусу и весьма идиотском, если не сказать больше. По идее это вокруг него должны все плясать и прыгать, умоляя оставить на работе прежний коллектив и этих двух беспардонных идиотов. Но мало того, что два напыщенных индюка «решили подумать», так еще и Демина вместо сегодняшней сделки, которую Носов рассчитывал закрыть здесь же, на большом деревянном столе Штейна, поет им дифирамбы! Поет, как старый безмозглый соловей, и вся эта песня – лентяям и тунеядцам, которым просто везет по жизни, как Амаяку Акопяну на выступлениях перед детьми. Носов понимал, что надо сказать хоть что-нибудь, и немедленно, иначе его авторитет не просто пошатнется, а может вообще сдуться, как за зиму мирно лежащий на балконе футбольный мяч.

– Коллеги, – начал лебезить Носов, – действительно, в договоре все это есть, но позвольте заметить, уважаемая Марина Владимировна, что господин Штейн и Петров сами отказываются работать со мной, ссылаясь на враждебное отношение и какую-то неприязнь.

– Они попросили подумать два дня. Виталий Алексеевич, я считаю, мы сможем перенести подписание бумаг до среды.

– Разумеется, – сказал Носов, – конечно. А теперь прошу извинить, у меня встреча, всего доброго.

Быстрыми нервными шагами он вышел в коридор, как пума, добежал до лифта и начал судорожно бить пальцем в никелированную кнопку вызова, мигавшую красным от возмущения, как поломанный трансформер. Услышав эти нервные конвульсии, трое оставшихся в кабинете, как по команде, улыбнулись друг другу. Выглядело это так, будто в старую компанию пришел новый человек, старался весь вечер шутить, но у него ни черта не вышло, и вот он наконец-то резко засобирался.

– Ну что ж, молодые люди, все, что я могла для вас сделать, сделала. Я бы вас очень просила остаться и поработать здесь еще, ну а вы там сами смотрите. По крайней мере, никто вам не мешает просто попробовать найти общий язык с этим Носовым.

Женщина встала, медленной, немного старческой походкой прошла к вешалке, стоявшей в углу кабинета, мужчины тут же подлетели помочь надеть пальто. Демина тепло попрощалась с каждым и двинулась в сторону лифта, где ее образ в тени мигающих офисных ламп стал еще более старым и немощным.

Штейн закрыл дверь, достал стаканы из бара, бутылку виски, разлил карамельного цвета жидкость и произнес тост:

– Давай – за взвешенное и мудрое решение! Бутылка «Чиваса» (именно его почему-то) опустела за полчаса. Друзья шутили, что пропущенная пятница (первая за 2 года) должна быть восстановлена немедленно. Несмотря на то что сегодня понедельник и на часах еще нет трех часов дня, приятели оказались в состоянии, характерном для служащих всевозможных контор и клерков глубокой пятничной ночью, то есть говорили обо всем. Как провели выходные, о будущем журнала и о его развитии, о бутылках из-под виски… Андрей не забыл рассказать про знакомство с Инной – матерью пятилетнего Макса, обладательницы потрясающего чувства юмора и запаха фруктов, от которого он сходил с ума последние несколько дней. Штейн долго держался, внимательно слушая, но все же не выдержал и рассказал в свою очередь об их с Мелиссовой разговоре и ночевкой у нее дома.

– Слушай, старик, Алла-то наша только на работе ходит и сопли пускает, – разоткровенничался красный от виски Штейн, – дома это вообще другая женщина – мягкая, скромная, нежная.

– Когда свадьба? – перебил Андрей и добавил: – Мягкая, скромная нежная… Жалко, я не умею играть на гитаре.

– Прекращай! Нет, ну я серьезно! Она сама меня потащила, говорит, давно я ей нравлюсь и все такое, раз уж увольняют всех, давай, мол, хоть посидим вместе, короче, раз-два-три – и я у нее остался…

– Слушай, Сань, если сработаемся с этим Носовым, я тоже раз в неделю буду на работу ходить, глядишь, и ко мне девчонки потянутся.

Друзья рассмеялись.

В офисе никого не уже было, кабинеты быстро опустели, погасли лампы и мониторы, а разговор двух закадычных коллег предстоял долгий. Приятели проголодались и решили заказать виски и закуску. «Внутренняя служба доставки» была налажена давно и работала как часы. Охранник Валера обожал такие поручения, а еще больше любил получать 500 рублей за свои труды, и вообще, чем больше было таких просьб, тем больше он считал себя другом руководства журнала. Сегодня заказ был выполнен меньше чем за 40 минут. Стук в дверь нарушил громкие дебаты относительно будущего журнала и пропавших штейновских картин.

– Можно? Это я, Валера! Вот, куда поставить?

В дверях показался взмыленный охранник в униформе и кепке с названием охранной фирмы, которое никто не мог прочитать, разве что врач. Не дожидаясь ответа, вороватой быстрой походкой он проследовал к столу, положил рядом пакеты с едой, две бутылки виски, получил тысячу чаевых и выбежал счастливый, как ребенок, урвавший незапланированный подарок по случаю отцовского стыда, выплывшего наружу после спущенной подчистую зарплаты в баре у дома.

– Ну-с, Андрей Сергеевич, ваш ход, – сказал Штейн, подставляя бокалы.

Андрей разлил молча, ребята чокнулись и накинулись на купленную в «Мастер-пицце» – небольшой пиццерии, горячую пиццу, от которой были без ума все, кто ее пробовал.

В непринужденной дружеской беседе несколько часов пролетели так же незаметно, как школьная переменка. Приятели понимали, что им будет лучше продолжать работать в журнале дальше. Саша рассказал другу, что в новом штатном расписании Носова появится еще одна руководящая единица – заместителя главного редактора. – Ну, то есть твоя новая, – добавил он и подмигнул. – По сути, – хлопая по плечу Петрова, продолжал Штейн, – ты им и являлся, просто любит этот Носов всю эту субординацию и прочую хреновню, скрывающую реальное положение дел в коллективе. У него и на каналах его так, и в газете – везде, в общем. Четкая иерархия. Меня вон даже Алла пытала полночи, думала, что мы с тобой скрывали какую-то страшную тайну эти два года. Я ей правду и сказал, говорю, какая, мол, разница, как и кто называется, главное – отношения внутри коллектива и между людьми, так ведь, старик?

– Сань, ты мою позицию знаешь, я вон на троллейбусе езжу, и мне до одного места все эти звания и прочая чепуха. В общем, по рукам, звони тогда этому идиоту и говори, что мы согласны, не знаю, правда, как все это будет выглядеть, ну да ладно… хотя бы из-за Деминой попробуем. В конце концов, мы оба ей обязаны.

Друзья улыбнулись друг другу теплой пьяной улыбкой и зачем-то потянулись обниматься. Но кроме стука лбов у них, разумеется, ничего не вышло: три бутылки виски сделали свое дело мастерски.

Заслуга Деминой перед Андреем и его другом Штейном и впрямь была очевидной и сомнению не подвергалась. В жизни каждого человека выпадает шанс, и даже не один, а бывает и того хлеще: начинают вдруг происходить настоящие чудеса. Два года назад Александр Штейн был самым что ни на есть заурядным журналистом, который просто не любил скандалов и посещал все без исключения мероприятия, все, даже куда не звали. В профессиональном плане он, мягко говоря, звездой не являлся, но был почтительным и воспитанным, никогда не перебивал собеседника и почти всем дружелюбно кивал. Как известно, такая тактика многих людей поднимает на небо буквально из говна. Это сейчас Штейн стал позволять себе критику, колкие шутки, хорошую одежду и взгляд свысока: все эти качества состоятельного и уверенного в себе человека.

Андрей Петров, наоборот, был подчас слишком резким, за словом в карман не лез, правда, отличался высокой работоспособностью и профессионализмом. В тот вечер, посвященный то ли открытию нового отеля, то ли дню рождения губернатора, в зале, обставленном множеством столов с канапе и прекрасной выпивкой, Марина Владимировна предложила Штейну возглавить новый проект. На тот момент у нее был офис в центре и свободные средства в размере двух миллионов долларов. Не сказать, чтобы она планировала открыть дело именно в издательском бизнесе, тем не менее почему-то именно хороший журнал виделся ей выгодной инвестицией, и, надо сказать, она не прогадала (то есть угадала). Почему именно Александр Штейн показался ей подходящей кандидатурой? Это тоже загадка, наверное, даже для самой Деминой. Получал Саша Штейн на тот момент около двадцати пяти тысяч рублей ежемесячно плюс путевку в Абрау-Дюрсо и состоял в разводе. Снимал скромную однокомнатную квартиру, платил жене алименты за двенадцатилетнюю дочь и ездил на старом «фольксвагене». И вот буквально год спустя он уже прикупил квартиру недалеко от центра, да и старенькая машина-инвалид вдруг превратилась в дорогой «мерседес», причем самой элитной модификации. Простенькие недорогие рубашки и пуловеры новый Александр враз сменил на дорогие костюмы, стал следить за собой и хорошо питаться, в общем, Штейн делал теперь все то же самое, что начал бы делать любой другой разумный на его месте, ну, или почти любой. К примеру, Андрей Петров имел накопления в сумме больше 50 000 долларов и до сих пор ездил на троллейбусе. Но как его судить за это и тем более называть неразумным?

В тот вечер Штейну до того фартило, что он просто подошел к первому попавшемуся знакомому и немного пьяным, заплетающимся языком спросил:

– Добрый вечер! Андрей вроде? Петров?

– Да, добрый! – ответил тот.

– Я тут журнал открываю, давно слежу за вами, поможете мне?

Андрей тоже порядком набрался, Штейна до этого вечера видел раза два от силы и ничего враждебного к тому не питал. Он посмотрел в его голубые, почти честные глаза и без лишних вопросов сказал:

– По рукам.

Тем же вечером в одном из баров и была придумана концепция, состав и примерные планы работ по открытию и дальнейшей деятельности журнала «Мой город». Именно с того самого вечера дела у обоих новых партнеров пошли как по маслу, или, как еще говорят, дай бог каждому. Марина Демина, сама того не подозревая, возможно, и была тем самым шансом для тогда еще 43-летнего рядового интервьюера и 33-летнего писателя-журналиста, который тоже вряд ли бы взлетел так высоко по части денежного довольствия, не подвернись ему такой случай.

Андрей посмотрел на подоконник. Огромный кактус, стоящий там точно капитан, управляющий старой проверенной шхуной, ходил взад-вперед. За окном был обычный тихий вечер понедельника: пробки потихоньку сходили на нет, люди, успевшие купить продукты и пива на вечер, давно уже разбрелись по своим квартирам, остались только горящие витрины магазинов, гуляющая молодежь и машины такси. Петров зажмурился и вспомнил себя молодого. Совсем недавно он тоже гулял по ночным улицам, напивался и клеил девчонок так же, как эти трое парней внизу, мечтал о чем-то большем, чем имел сейчас. Одно он знал точно: он никогда не думал, что через двадцать лет будет смотреть сквозь огромное окно в пол, сидя в обставленном дорогущей мебелью кабинете, и думать о том, что он совсем взрослый и ничего уже не вернуть…

– Да уж, – сказал Андрей сам себе, – стареть это конечно хреново… Интересно, о чем думает Саня?

Штейн сидел или даже полулежал, откинув голову на спинку уютного высокого дивана. Рубашка расстегнута на две пуговицы, пиджак чуть смят, седеющие виски – весь набор, чтобы понравиться любой девушке да и вообще всем. Он бормотал что-то под нос, держа бокал с виски тремя пальцами, – именно так держат емкости со спиртным в фильмах или на страницах глянцевых западных журналов. Он легко мог бы позировать GQ или Playboy, подумал Андрей, и дернул друга за локоть.

– Ну что, Сань, хватит на сегодня? По домам?

– Пожалуй, соглашусь! Давненько так не написались, да?! – Глаза Штейна были красными, и лицо его превратилось в подобие помидора сорта «парадиз». – Давай по домам и пару дней отдохнем, а в среду тогда я этому Курносову позвоню. Как думаешь, как он себя чувствует?

– Думаю, как последнее дерьмо, – ответил Андрей.

Несмотря на приличное алкогольное опьянение, справедливо именуемое в народе емкой фразой «в дрова», Штейн не изменял своей давней привычке ездить пьяным за рулем. Справедливости ради стоит отметить, что ездил он весьма аккуратно, алкоголь каким-то чудным образом не превращал его в любителей нажать в пол.

Друзья спустились на крыльцо, встали на парапете в аккурат перед стоянкой. На улице было свежо, холодно и приятно. Зима медленно отступала. Они жадно вдыхали чистый ночной воздух, понемногу приходя в себя после выпитого в большом душном кабинете. Андрей смотрел, как сладко затягивается его приятель небольшой сигарой, в который раз про себя отметив, что этот человек просто не имеет права бросать курить. Есть люди, будто созданные для того, чтобы позировать с папиросой, наверняка, глядя на них, другие приобретают эту пагубную привычку даже в зрелом возрасте. Интересно, какой идиот сказал, что подростки начинают курить, чтобы выглядеть круто? Точнее, почему только подростки должны этого хотеть? Начинают курить и в сорок, и даже позже по той же самой причине. Просто как-то не принято мужику в возрасте на вопрос: «Володь, ты это чего?! Вроде ж не курил всю жизнь?!» – отвечать что-то типа: «Да я тут подумал… в общем, крутым хочу стать, чтоб девчонки внимание обращали и все такое прочее». Андрей смотрел на уходящие в чистое весеннее небо большие клубы едкого сигарного дыма и вспоминал недавнее знакомство с Инной. «Может позвонить ей?!» – подумал он и посмотрел на часы. На простеньких, но надежных Bregeut стрелки выдавали комбинацию «полдесятого».

Глава 4

Дома, в своей уютной двушке в самом центре города, купленной несколько лет назад нехитрой комбинацией собственных средств и наличных, полученных от тогда еще полуживой бабушки, Андрей всегда чувствовал себя уверенно и легко. Что бы не случалось в жизни, приходя в свой маленький мирок, огражденный четырьмя стенами, Петров ощущал то самое чувство уюта, которого не хватает людям семейным или состоящим в отношениях. Эти небольшие апартаменты знавали многих визитеров, включая, конечно, и красивых девушек, но хозяин квартиры никогда не предлагал кому-нибудь переехать к нему насовсем. Пример друзей и знакомых, жизненный опыт и прочитанные книги – все говорило о том, что одному жить лучше, ну, или по крайней мере легче. Аюбой нормальный женатый человек в частной откровенной беседе расскажет вам, что, скорее всего, перемотав пленку назад, жениться он бы не стал и жил бы один. Вполне понятно, почему люди не разводятся, к примеру, имея детей. Тут нет одного единого рецепта (если он вообще существует), в котором было бы четко написано, как сделать так, чтобы от действий супругов ребенок никак не пострадал. Но почему люди, прожив несколько лет, втайне или наяву долгие годы ненавидя друг друга, продолжают этот семейный мазохизм дальше, – непонятно или по крайней мере неразумно. По мнению Петрова, только прожившие несколько лет пары могут принять разумное решение связывать эти свои отношения документально или расходиться ко всем чертям и живя себе дальше в гордом и таком приятном одиночестве.

Лежа на большой двуспальной кровати, он мечтал, строил планы и так далеко улетал в мыслях, что никакой так называемый трансцендентальный опыт, как говорится, и рядом не стоял. Инне он решил не звонить. Алкогольное опьянение оказалось куда сильнее, чем ожидалось. Андрей уставился в плывущий потолок, его начинало мутить. Молодой человек так и остался лежать в костюме, то широко открывая глаза, то стараясь зажмуриться как можно сильнее. Заснуть никак не получалось, приступы тошноты подходили к горлу, а секунду спустя отпускали, становилось легче, и только мысли о свежевыжатом лимонным соке и поездке в горы хоть как-то сдерживали позывы вывернуть содержимое желудка. «Блевать в тридцать пять лет от виски – совсем уж не комильфо», – были последние мысли Петрова, перед тем как впасть в глубокий безмятежный сон, после которого, как правило, человек ни черта не помнит.

Андрей проснулся от воя сигнализации. Резкий противный звук будто резал голову пополам. В начале 90-х, когда русский автолюбитель впервые познакомился с данным чудом техники, считалось, что чем громче – тем лучше. Годы эволюции российских автовладельцев (1993–2013) дали свои плоды: сегодня почти все автомобили оснащены противоугонными комплексами, но чем громче те воют, тем более недоразвитым считается современный хозяин таковой электроники. А вообще, надо отдать должное нашему «особому пути». В России принято говорить о мании потребления и ругать за это Америку и другие развитые страны, однако стоит заметить, что, например, в Америке не покупают телефоны с изображением надкусанного яблока по цене в пять раз выше их реальной стоимости только лишь по той причине, что в ближайший месяц такого прибора точно ни у кого не будет. Особый путь, я говорю.

Андрей медленно поднялся, картина бытия немного не поспевала за телодвижениями молодого журналиста. Глаза болели, голова, будто налитая чугуном, кружилась и болела, в висках раздавались выстрелы крупнокалиберного пулемета системы «Потрошитель 18 М». В молодости в таких случаях они с приятелями пили пиво, что делало ситуацию немного проще, но неизбежно превращало следующий день в еще одну пьянку. Петров насильно выпил несколько кружек обычной воды без газа, разделся и прошел в душ. Холодные струи быстро заставили проснуться и почувствовать себя лучше. В голову полезли первые утренние мысли, а с ними и желание жить дальше. Все дела сделаны, статьи, заказанные на прошлой неделе, – написаны. Два дня на раздумья, которые дал им Носов, можно было потратить на чтение, прогулки, походы в кино, да на что угодно! В конце концов, можно сходить к кому-нибудь в гости, – подумал Петров. В течение каждой недели Андрей получал по меньшей мере, три-четыре приглашения от старых приятелей или просто приглашения на обед от интересных городских персонажей разных профессий, но, увы, с такой же частотой Петров вежливо отказывался. Бывшая неуемная потребность в общении и людях с годами поутихла, и, несмотря на вполне еще молодой возраст, Андрей стал бывать дома один все чаще, предаваясь чтению и пространным размышлениям обо всем. Когда-нибудь он запишет все свои мысли, но не сейчас. «Кому это надо? – спрашивал себя Андрей, в очередной раз решивший написать коротенький рассказ. – В конце концов, за это не платят, вот за статьи платят – это и буду писать, да и вообще, мало кто все это поймет», – думал он, наливал себе порцию виски и в очередной раз закрывая ноутбук и потирая ладони.

Несколько часов понадобилось Петрову, чтобы навести порядок в квартире. Уборку он всегда делал сам, еду в основном покупал готовую, единственное, чего не любил делать, – стирать и гладить. Но это легко решалось. В цокольном этаже его многоэтажки имелась прекрасная прачечная, недорогая и с очень приличным сервисом. Раз в неделю квартиру Андрея посещала приветливая толстушка Яна, приходящая с большим черным мешком для сбора грязного белья, а также вешалками с выстиранными и отглаженными футболками, штанами и рубашками. Стоило это мероприятие совсем недорого, зато избавляло городского жителя от этой неприятной, но неизбежной процедуры.

Уже к полудню апартаменты молодого журналиста выглядели так, что сама Чистота удивлено вздернула бы брови и отвернулась от смущения. С чувством выполненного долга Андрей направился в душ, по пути поймав себя на мысли, что за последние два часа он принимает ванну дважды. Мысль об Инне все упорнее крутилась в сознании, вытесняя остальные планы на день. В кино Петров не пойдет точно – просто потому, что не любит кино, идти в бар рано, да и сколько можно пить? Звонить и напоминать знакомым, что они приглашали тебя несколько дней назад и сейчас ты все же решил зайти, – это, согласитесь, тоже моветон, каких свет не видывал, если не сказать больше – хамство форменное! Другое дело, смотреть в большие зеленые глаза, вдыхать нежный фруктовый аромат ее духов и любоваться длинными черными волосами, игриво спадающими на изящные хрупкие плечи.

– А вдруг она носит черное белье?! – размечтался Андрей.

Позавтракав омлетом с овощами, молодой человек ощутил, как рабочее состояние и жизненный тонус возвращаются в норму, то есть способность нормально двигаться и говорить складно – все на своих местах. Андрей достал телефон, быстро нашел в списке нужный номер и нажал кнопку вызова. На третьем гудке трубку сняли, Петров услышал знакомый, немного томный голос Инны:

– Алло…