История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой Мутценбахер Жозефина

Однако прежде, чем он успел подняться с постели, дверь отворилась.

Мы услышали это, потому что в кромешной темноте ничего не могли разглядеть.

Очень тихо Рудольф сказал с порога, не заходя в комнату:

– Вы спите, господин сосед?

– Нет, нет – живо отозвался отец, – имею честь кланяться, господин Рудольф…

Не ответив на приветствие, Рудольф так же тихо произнес:

– Позвольте, пожалуйста, Пеперль выйти ко мне.

– Чего вы хотите? – Мой отец сел в постели.

Рудольф невозмутимо повторил:

– Позвольте Пеперль выйти ко мне, – и добавил, – вы же ничего не имеете против, господин сосед?

В этом дополнении таилась угроза.

Мой отец отлично её расслышал и ничего не сказал.

Рудольф ждал в дверях.

В конце концов, отец робким тоном прошептал мне:

– Ладно, иди к нему… тут уж ничего не поделаешь… иди, Пеперль…

Это прозвучало с печальной безнадёжностью.

Я соскочила с кровати, устремилась к двери, Рудольф поймал меня, затянул в кухню и закрыл дверь.

– Марш в постель… – сказал он мне.

Мы улеглись.

– Так, – он удовлетворённо хихикнул и прижался ко мне, – теперь ты с полчаса побудешь здесь, а когда снова вернёшься в комнату, скажешь, что я тебя отсношал.

– Я не решусь на такое, – заявила я.

– Да пустяки, он не посмеет ничего тебе сделать, – втолковал он мне. – Он же сам направил тебя ко мне.

Мы спокойно лежали рядом друг с другом. Я ждала.

– Итак, если он тебя спросит, отпудрил ли я тебя, ты отвечай утвердительно, – произнёс он снова.

Я удивлённо спросила:

– А разве вы не будете меня сношать?

– Нет, – отмахнулся он, – я только что перед этим любовницу отсношал, дважды… у меня сил больше нет.

– Только и всего-то… – Я ухватила его за иссякший шланг. – Эта беда поправимая…

– Так ты действительно хочешь?

Он взял меня за грудь.

– Я, во всяком случае, была бы не против, – молвила я в ответ.

– Ну что ж, я не уверен, однако попробую.

– Может, мне его в рот взять? – предложила я.

– Погоди, – я покажу тебе кое-что такое, что не оставит тебя равнодушной.

Мне пришлось лечь на него, однако, головой к ногам. В такой позиции мне представилась возможность вплотную заняться попытками, реанимировать его безжизненный стебель, в то время как он прижал губы и язык к моим срамным губам.

Эта парная работа была ещё для меня в новинку, но она показалась мне исключительно выгодной. В то время как я безуспешно трудилась над его утратившим прежнюю силу жезлом, он вылизывал меня так, что на меня каждое мгновение накатывало. И я тем более охотно держала во рту этот кляп, поскольку он не позволял мне кричать и стонать во весь голос, что я бы от блаженства наверняка делала, но из-за отца делать не могла.

Мои усилия дали свои результаты. Рудольф тоже пришёл в возбуждение. И как только я заметила, что на его руинах вновь начинает расцветать жизнь, я развернулась и, поскольку он находился уже подо мной, по-кавалерийски оседлала его.

Мы оба сдерживали громкое сопение. Он оттягивал ударами во всю силу, и когда, в конце концов, брызнул, то так высоко подбросил меня, что я чуть не свалилась с кровати.

– А сейчас возвращайся обратно, – сказал он, когда всё было позади.

Мне было страшно, и я объяснила Рудольфу:

– Я боюсь…

– Не смеши меня, – заявил он, – пусть только попробует предпринять что-нибудь. Скажи ему, что он тебя сам послал.

Я на цыпочках проскользнула в комнату. Отец не пошевелился. Но когда я забралась в постель, он спросил:

– Ну, что там?

– Ничего, – чуть слышно сказала я.

– Что же там было? – продолжал он.

– Ничего, – откликнулась я.

– Так чего же он, собственно, от тебя хотел?

– Вы ведь, отец, сами догадываетесь… – ответила я.

– Он тебя сношал? – допытывался он.

– Да… но вы ведь меня сами послали.

– Он сношал тебя?

– Моей вины в этом нет… – утихомирила я его.

– Сейчас же иди сюда… – прикрикнул он на меня.

Я послушно переползла к нему в постель, под его одеяло.

– Что вы надумали, отец?

Он стремительно набросился на меня и разжал мне ноги. Я приняла его кол, который никогда ещё не был таким твёрдым.

– Примиритесь со случившимся, – сказала я, – мы с вами делаем это всякий раз, когда вам хочется, а этого субъекта я больше к себе не подпущу.

– Затки пасть, потаскуха! – прошептал он мне. – Ты же всего лишь потаскуха!

И с этими словами чуть не до самого горла бесцеремонно вогнал в моё тело свой хобот.

– Теперь он тебя тоже сношает… он тоже… – пропыхтел он при этом. – Может, он и в рот тебе вставлял?

– У меня подкатывает… отец… у меня подкатывает… у меня с вами подкатывает… – воскликнула я.

– Так он тебе в рот тоже вставлял?..

– Да… он мне всюду вставлял… – говорила я то, что он хотел слышать, – он мне и плюшку вылизал… ой, у меня подкатывает… быстрее… быстрее!

– С ним у тебя тоже подкатывало?

– Да… – я больше не стеснялась, – да… на меня несколько раз накатило.

И не успела я договорить эти слова, как он выстрелил мне заряд в матку.

Потом мы оба изнурённо заснули. На следующее утро речь о проишедшем больше не заходила.

Несколько дней спустя был праздник. Мой отец и Рудольф больше друг с другом не заговаривали. Рудольф спал, когда отец уходил на работу, а отец спал, когда Рудольф возвращался домой.

Так вот в этот праздник, когда мы только что отужинали, и отец ещё курил трубку, Рудольф вдруг появился дома. Была половина девятого, час, стало быть, для этого непривычный.

Он вошёл в комнату, приветливо поздоровался и поставил на стол две бутылки вина.

– Мир вам, господин сосед, – воскликнул он, – не выпить ли нам вместе вина?

Отец, который всегда охотно пропускал рюмочку, улыбнулся и сказал:

– Не возражаю.

А Рудольф многозначительно продолжал:

– Впредь никакой вражды между нами, так?

– Нет, – засмеялся отец, – никакой вражды… Вы имеете в виду из-за Пеперль?..

– Господин сосед, – воскликнул Рудольф, – вы лихой парень. Давайте повеселимся. С сегодняшнего дня я свободен от служебных обязанностей, устроим хороший вечер… Хотите?

– Согласен, – крикнул отец, и я подумала, было, о том, что предложение Рудольфа сводится к тому, что теперь меня собираются сношать оба.

Однако на уме у Рудольфа было совершенно иное.

– Вы позволите, господин сосед, представить вам мою, присутствующую здесь любовницу? – спросил он.

– Какую любовницу? – изумлённо спросил отец.

– Он дожидается сейчас в коридоре, – объяснил Рудольф.

– Ну, так пригласите её, пожалуйста… пусть войдёт, пусть войдёт.

Рудольф исчез и через минуту возвратился в комнату со своей любовницей. Её было на вид лет пятнадцать. Она была худенькой, с вздёрнутым носом, дерзкими глазами и широким ртом. Моё внимание привлекла только её грудь. При её худощавости она была на удивление большой и выдавалась далеко вперёд, упруго и крепко. И девица намеренно двигалась так, чтобы она подрагивала при каждом шаге.

Вечеринка началась. Рудольф был очень оживлён, и Ценци, как звали его любовницу, смеялась каждому его слову.

Отец тоже смеялся тем больше, чем больше пил, и все мы вскоре захмелели.

Вино подошло к концу, и тогда Рудольф обнял Ценци и взял её грудь в руку.

– Вот это грудочка, господин сосед, тверда как камень, – сказал он.

Ценци громко расхохоталась, а отец косо взглянул на грудь, которую Рудольф держал в руке.

– Да вы сами потрогайте, – подбодрил его Рудольф, – если нравится… я нисколечко не ревную, потрогайте же.

Отец не двигался. Рудольф оставил Ценци и подошёл ко мне.

– Конечно, у Пеперль, – сказал он, – тоже красивые твёрдые титьки… очень даже красивые… совсем такие же крепкие как у Ценци… – он, не стесняясь отца, взял меня за грудь. – Но они поменьше грудей Ценци и не такие остренькие… скорее округлые…

Ценци громко расхохоталась.

– Ценци, – предложил Рудольф, – покажи-ка хозяину свои титьки.

Она послушно расстегнула корсет, ослабила бретельку рубашки, так что та соскользнула вниз и обнажила одну из её грудей. Она засмеялась и подошла к моему отцу.

Было и в самом деле поразительно, насколько остро и крепко стояла её грудь, и сосок сам был похож на новую, маленькую, недавно распустившуюся грудь. Я с восхищением рассматривала это чудо, не обращая внимания на то, что Рудольф забрался мне под рубашку и зажал в руке мою грудь.

– Ну, что скажете? – спросил Рудольф, обращаясь к отцу.

– Очень красивая… очень красивая…

Отец не в силах был больше сдерживаться. Он протянул руку и заставил колыхаться грудь Ценци вверх и вниз. А она только смеялась.

– Ответный подарок… господин сосед… – рассмеялся Рудольф.

Тогда отец взял в руку грудь целиком. Ценци подступила к нему ближе и продолжала смеяться.

– Ценци, – скомандовал Рудольф, – поиграй немного с хозяином.

Она послушно расстегнула моему отцу брюки, и я увидела, как ловко она выловила лосося и как поглаживала его, затем добавила к этому ещё и яйца и нежно потёрла их. При этом она смотрела отцу прямо в лицо и смеялась.

– Если вы желаете отсношать Ценци, прошу вас… с удовольствием вам позволяю… – воскликнул Рудольф, – это всего лишь ответный подарок, господин сосед.

Мой отец предоставил Ценци и дальше начищать себе штык и ничего не ответил.

– Ценци, – приказал Рудольф, – хозяин может тебя отпудрить, понятно?

Ценци по-своему истолковала эти слова и, подняв юбки, собралась, было, устроиться на коленях моего отца.

– Ценци, – строго прикрикнул Рудольф, – что делают в первую очередь?

Она проворно опустилась на колени, и длинная сосиска, торчавшая из штанов, в мгновение ока полностью исчезла у неё во рту.

Рудольф поднялся из-за стола:

– В таком случае я оставляю её вам, господин сосед, – проговорил он, – а Пеперль забираю с собой, вы не против?

Мой отец только утвердительно кивнул головой.

Однако Рудольф ещё раз подошёл к нему.

– Прекрати-ка пока лизать, Ценци, – сказал он.

Она остановилась и посмотрела на него.

– Слушайте внимательно, господин сосед, – повторил Рудольф. – Я оставляю вам Ценци, и вы сношаете Ценци, а я увожу с собой Пеперль и сношаю Пеперль.

– Да идите же, наконец, – пропыхтел отец, поднялся на ноги и грубо швырнул Ценци на кровать. Она громко расхохоталась. Но он бросился на неё, и она с юркостью угря мгновенно наставила его на правильный путь. Мы видели, как он принялся наносить удары, и услышали, как Ценци при этом нашёптывала:

– Только хорошенько сношай… только хорошенько отпудри… как следует… сде-ла-ешь, да-а?

Рудольф внезапно пришёл в возбуждение и я тоже.

– Ага, коль так, – сказал он, – тогда и нам тоже стесняться особенно нечего.

С этими словами он бросил меня на другую кровать, сам лёг сверху, и я приняла его удары.

Получился великолепный квартет.

Отец басил, тяжело дыша:

– Давай сюда титьки… так… старательней жопой подмахивай… вот так хорошо…

Рудольф пыхтел:

– Едрёна вошь… вот это здорово… такое мне нравится… только не торопись, у нас море времени.

Я визжала:

– У меня подкатывает… у меня подкатывает… отец… Рудольф… у меня подкатывает.

А Ценци шепеляво присюсюкивала:

– Ах… трахай меня… сделай мне ребёнка… трахай меня… да… откуси мне титьку… откуси мне титьку… Рудольф… он меня сношает… он сношает меня…

Отец и Рудольф брызнули один за другим, и их рык, стоны, предсмертный хрип и сопение слились в единый хор с визгом, вздохами и охами моими и Ценци и со страшным скрипом обеих кроватей.

Когда мы кончили, Рудольф крикнул своей Ценци:

– Пойдём, спать пора…

Та вывернулась из-под моего отца, и Рудольф сказал на прощание:

– Да, господин сосед, второй номер каждый исполнит уже со своей.

Мой отец без промедления перекочевал ко мне и тут же взялся играть грудями, а я стремилась снова поставить во весь рост его меньшого братца, свою постельную затычку.

Поскольку сделать это сразу никак не удавалось, я прибегла к приёму, которому недавно научил меня Рудольф. Я сделала ему на лицо компресс из своего паштета и взяла его стебель в рот как освежительный леденец, и позднее, когда мы наслаждались плодами подобной кулинарии, и я уже смогла перевернуться, чтобы расположиться под отцом, мы услышали донесшийся из кухни голос Ценци:

– Трахай меня… Руди… трахай меня… ты делаешь это лучше всех… ах, Руди… Руди… как много членов уже перебывало во мне… но ты делаешь это лучше всех… трахай ещё… так… так… вынимай… заводи… а-а… а-а… я исполню всё, что ты хочешь, Руди…

А Рудольф сказал:

– Заткни пасть, глупая гусыня… подставь манду, как следует, и не мешай мне сношаться…

– Она это хорошо делала? – спросила я, когда отец начал наносить первые удары.

– Да… очень хорошо… она так тепло и так крепко сжимала его…

– Лучше меня? – спросила я и пустилась пританцовывать попкой.

– Нет… нет… ах… энергичней попкой… ещё энергичней…

А я в ответ:

– Трахай меня… Трахай меня… хорошо… так… ты делаешь это лучше всех…

Этому я только что научилась у Ценци.

Отныне Ценци просто осталась жить с нами. Она спала с Рудольфом на кухне, а днём расхаживала по моей комнате, раскачивая своими остренькими грудями. Она была неприятна мне. Однако, очень желая понравиться, держалась со мной всегда так приветливо и так терпеливо и послушно подлаживалась во всём, что я вскорости к ней привыкла. Иногда она спала с отцом, и в такие ночи я ложилась с Рудольфом. Отец и Рудольф отлично уживались друг с другом и по настроению делили нас между собой. Теперь Рудольф никогда не проводил половой акт наскоро, ибо, оставшись без работы, ему некуда было торопиться. Он нередко целый день оставался дома, и тогда принимался сразу за нас обоих.

Однажды я возвращалась домой и, свернув под арку ворот, наткнулась на Ценци, которую как раз в этот момент схватил за грудь господин Горак. Я прошла мимо, Ценци крикнула мне «Сервус!», а Горак даже не обратил на меня внимания.

Наверху Рудольф сидел в кухне.

– Ты не видела Ценци? – спросил он меня.

Я не упустила случая подложить ей свинью и сказала:

– Видела, она стоит внизу под аркой.

– С кем? – заинтересованно спросил Рудольф.

– С господином Гораком, – сказала я.

– Неужели? И что же она с ним делает?

– Мне почём знать, – равнодушно ответила я, – я только видела, что он держит её за титьки…

– Ну и пусть себе держит, – засмеялся Рудольф, – коли ему это удовольствие доставляет.

Ценци долго не появлялась. А когда, наконец, пришла, Рудольф уединился с ней в кухне. Я ожидала, что последует суровое наказание, и подслушивала:

– Ты где так долго шлялась? – начал он.

– Меня уже отсношали, – со смехом сказала она.

– Где это? – удивлённо спросил Рудольф.

– В подвале, – призналась Ценци.

– Ну и каков результат? – поинтересовался Рудольф.

– Два гульдена, вот возьми.

Ценци отдала ему деньги. Рудольф засмеялся и послал её купить на них сигарет.

Этот случай, впрочем, нисколько не удивил меня, ибо я знала, что господин Горак иногда что-нибудь дарил. Он ведь и мне давал деньги.

Однако через несколько дней Ценци явилась домой с каким-то господином. Приоткрыв немного входную дверь, она прошептала Рудольфу:

– Тут со мной кое-кто есть.

– Давай перейдём в комнату, – сказал мне Рудольф.

Мы удалились и сразу услышали в кухне чьи-то мужские шаги.

Рудольф подслушивал. Я подошла к нему и тоже встала возле двери.

Ценци разговаривала с незнакомым мужчиной:

– Устраивайся поудобнее.

– Ах, нет, – ответил тот, – я только расстегну брюки…

Сразу после этого Ценци:

– Да… каков хвостик-то… как он стоит…

И мужчина:

– Приспусти на груди рубашку.

Ценци:

– Может, мне полностью раздеться?

Мужчина:

– Недурно было бы.

Последовала пауза. Затем послышался глухой шум, когда кто-то упал на кровать.

Ценци сказала:

– Иди же сюда…

И мы тотчас услышали, как она завела свои вздохи:

– Ах… трахай меня… только хорошо отсношай… так…

Мужчина перебил её:

– Угомонись… терпеть не могу всякую болтовню во время постельных занятий…

– Вот скотина… – шёпотом выругался Рудольф.

Услышанное возбудило меня, и я схватилась, было, за ширинку Рудольфа. Он оттолкнул меня:

– Оставь… – прошипел он, – у меня сейчас нет времени.

За дверью скрипела кровать. Мужчина кряхтел, Ценци тяжело дышала. Наконец мы услышали, как она рассмеялась:

– А вот и приехали…

Мужчина поднялся с кровати, и Ценци сказала:

– Ты сразу и рассчитался бы…

Раздался звон монет. Дверь очень тихо отворилась. Мужчина удалился. Ценци вошла в комнату. Она была голая, смеялась и бросила Рудольфу три гульдена.

– Я получила три гульдена.