История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой Мутценбахер Жозефина

– Сколько же тебе лет? – Она вдруг заговорила со мною на «ты». – Четырнадцать?..

– Ещё нет, – сообщила я.

– Мой муж уже рассказал тебе, что он собирается с тобой делать?

– Да.

– Ну, хорошо, – произнесла она и сняла рубашку. – А остальное ты увидишь позднее.

– Вас он тоже будет фотографировать? – удивлённо спросила я.

Она рассмеялась:

– Естественно… до сих пор он вообще только меня одну и фотографировал, потому что мы сюда ещё ни одну другую бабу не приводили. Во-первых, это крайне рискованно, а, во-вторых, все они слишком дороги…

– Сколько же мне заплатят? – полюбопытствовала я.

– Не беспокойся… – обнадёжила она меня, – ты останешься довольна.

Её добродушно-приветливый тон пришёлся мне по душе.

– Я вовсе не беспокоюсь, – с улыбкой сказала я.

– Он наверняка предпочёл бы подобрать себе какую-нибудь другую, – словоохотливо продолжала она рассказывать, – но у него есть заказ, для выполнения которого ему нужна молодая девица, как ты…

– Но ведь и вы ещё тоже молоды…

Я намеренно сделала ей этот комплимент.

– О, да… – засмеялась она, – вот смотри… такая большая грудь, да и стоит ещё достаточно туго, что скажешь?

Она взяла свои груди и покачала их на ладонях. Они были широкими и крепкими, и так сильно расходились в стороны, что казалось возможным увидеть обе малины с двух сторон со спины, если конечно кому-нибудь пришло бы в голову разглядывать их оттуда.

– Очень красивые… – с похвалой отозвалась я.

– Ты только потрогай… – пригласила она меня.

Мне пришлось взять её грудь в руку, и та действительно оказалась твёрдой и эластичной.

– Вот только живот несколько толстоват… – с сожалением сказала она.

– Совсем нет, – успокоила я её.

– И ляжки… – Она шлёпнула себя ладонью по телесам и расхохоталась. – Когда меня видит Альберт, – продолжала она, – его сразу охватывает похоть.

– Охотно этому верю…

– Однако мой муж из-за этого сердится… – засмеялась она. – Конечно, но что было бы, если бы он не пожелал у него стоять? В таком случае ему вообще невозможно было бы нас фотографировать?

После этих слов я начала смутно подозревать, что здесь, вероятно, происходило. Вскоре после этого фотограф вернулся и вызвал нас наружу. Мы вошли в ателье, и там оказался ещё один парень лет приблизительно восемнадцати. Это, должно быть, был рассыльной, конюх или нечто тому подобное. Потому что лицо у него было загорелое и обветренное, с красным, довольно крупным носом, и маленькие толстые ушки. Несмотря на стройность, в нём чувствовалась сила, и одет он был в целом неплохо. Мне, по крайней мере, он очень понравился.

Господин Капуцци, так звали фотографа, тотчас же послал паренька, в котором я распознала вызванного Альберта, в комнату для переодевания.

– Поторапливайся, – крикнул он ему вдогонку, а потом принялся рассматривать меня.

– Она совсем неплоха… – обратился он к своей жене, – как ты находишь?

– Да, – серьёзно ответила та ему, – это как раз то, что тебе нужно.

– Как, однако, ещё соски высоко расположены, – заметил он.

– Они ещё не до конца проявились… – объяснила жена.

– И еще совершенно нет бёдер, – констатировал Капуцци.

– К тому же несколько маловато волос… – подсказала ему жена, указывая на мою раковину.

Впрочем, они остались мною весьма довольны, и Капуцци пообещал, что я не останусь внакладе. Он установил фотографический аппарат, сунул голову под чёрное сукно, а я с напряжённым любопытством наблюдала за его манипуляциями.

Тем временем из комнаты появился уже голый Альберт. Он улыбнулся мне, поскольку я точно заворожённая уставилась на его штык, который он нёс перед собой уже в полной боевой готовности.

Госпожа Капуцци громко рассмеялась и воскликнула:

– Он и вправду у него уже снова стоит.

Капуцци проворчал:

– Угомонись.

Альберт был прекрасного телосложения. Я залюбовалась выпуклостями его груди, подтянутым животом, сплетёнными из сплошных мускулов руками и бёдрами, и, прежде всего его толстым и прямым детородным солистом, величаво поднимавшимся вверх прямо из подбрюшных волос.

Кацуцци провозгласил:

– Итак, приступаем.

Он пододвинул на авансцену небольшую, обтянутую ковром скамью без спинки и заявил:

– Стало быть, сначала ты, Мелани, Альберт и ты – как тебя зовут? – добавил он, обратившись ко мне.

– Пеперль, – сказала я.

– Стало быть, Пеперль… вот и славненько… Альберт, ты садись в центре.

Тот сел, как ему было предложено.

– Так… теперь Мелани располагается справа от него, а Пепи помещается слева.

Мы поспешили исполнить указание.

– Так, а теперь каждая берётся рукой за член.

Мы ухватились.

– Альберт, – воскликнул Капуцци, – не сидите сиднем, вы тоже должны что-нибудь предпринять. Положите-ка обе руки каждой на плечи… замерли… один момент…

Он исчез под чёрным сукном:

– Так, – раздался из-под сукна его голос, – не шевелиться. Мелани, смотри на Альберта… ты, Пепи, тоже… а ты, Альберт, смотри вверх… возведи глаза.

Мы последовали его приказанию. От стержня Альберта, с двух сторон обхваченного нашими руками, наружу глядел только самый кончик.

– Один… два… три… четыре… пять… шесть… – отсчитывал Капуцци. – Готово.

Мы вскочили на ноги.

– Занимаем новую позицию, – приказал он.

– Какую же? – спросила жена.

– Ложись на спину, Альберт!

Альберт улёгся на узкую скамью, его ноги ниже колен свисали вниз.

– Мелани… ты встань над ним…

Жена подложила на пол справа и слева по мягкому валику, на которые и взобралась, чтобы казаться выше.

– Согнись над ним… – крикнул Капуцци.

– Мы ведь такое уже не раз делали, – заартачилась, было, Мелани.

– Делали, да не так… сейчас сама увидишь… – возразил маэстро.

Она наклонилась вперёд, опершись на руки, и её груди повисли прямо над лицом Альберта.

– Альберт, возьми груди в руки… – сказал Капуцци.

Альберт ухватил обе округлые штуковины и начал поигрывать сосками.

– Он меня опять возбуждает… – пожаловалась госпожа Капуцци.

– Альберт… – заорал фотограф, – держи руки на привязи, иначе я тебе помогу.

После этого тот спокойно держал в руках груди, однако на сей раз расшалилась Мелани, которая, покачивая телом, тёрлась сиськами о ладони Альберта.

– Вот видите, – сказал Альберт, – теперь она же сама играет…

– Мелани! – Фотограф произнёс это укоризненным голосом.

– Ну, конечно… – надулась та, – а если я теперь уже возбудилась.

– Пеперль… – обратился он ко мне, – возьми хвост Альберта и вставь его ей… только не отпускай руку.

Я схватилась за флагшток Альберта и подняла его вертикально. Другой рукой я нащупывала входное отверстие Мелани. Однако она опередила меня и, схватив затычку, сама сунула её в предназначенную для этих целей скважину.

– Ах… – вздохнула она при этом, – ах… опять сплошные мучения начинаются.

– Не так глубоко, Мелани, – предостерёг её муж, – должна быть видна рука Пеперль…

– Может быть, так? – спросила она и высоко приподняла попу, чтобы почти весь стебель Альберта, за исключением жёлудя, оказался снаружи.

– Вот так правильно, – согласился он.

– Просто беда какая-то, – воскликнула она, – так он у меня сразу выскальзывает, – и снова нахлобучила свой шлем на эту голову.

– Нет, так не пойдёт! – зарычал её муж. – Надо выше… чёрт побери…

Она нехотя приподнялась снова и сказала:

– Как изволите… однако я думаю, что так было бы просто изумительно… – и с этими словами опять нанизалась.

Муж подскочил к ней и отвесил по заднице такой шлепок, что в ушах зазвенело.

– Да ты же сношаешься, стерва… – закричал он на неё, – но меня тебе не провести…

– Это ведь тоже сношение… – ответила она раздражённо, – как только он оказывается внутри… это уже половое сношение!..

– Нет, – горячился он, – сколько раз я уже тебе втолковывал… что мы только позы снимаем… это называется «обозначить». Обозначать позволительно… но я никогда не допущу, чтобы мою жену сношал кто-нибудь посторонний.

В ту пору эта идиотская разница была очевидна и мне и всем прочим. Сегодня же, вспоминая об этом странном супруге, я не могу удержаться от улыбки.

Я сжимала гвоздь Альберта, чувствовала, как он пульсирует, и моя рука медленно скользила вдоль него вверх, пока не коснулась краёв раковины Мелани, и тогда я почувствовала, что она ежесекундно сокращает свой клапан, вследствие чего Альберт, естественно, не мог не прийти в крайнее возбуждение.

– Долго ещё это будет продолжаться? – спросила Мелани.

– Нет… смотри в объектив аппарата… улыбнись… Пепи, ты тоже… так… один… два… три… четыре… пять… готово!

Мелани соскочила с Альберта.

– Слава богу, – воскликнула она, – никаких сил нет, такое выдерживать.

Альберт продолжал неподвижно лежать на скамье.

– Теперь наоборот… Пепи наверх… – приказал фотограф.

Я заняла позицию, оставленную Мелани.

– Мелани… сейчас ты вставляешь его Пепи… – приказал муж.

– Нужно ли мне взять её за грудь?.. – спросил Альберт.

– Разумеется… ты ещё спрашиваешь? – подбодрил его фотограф.

Альберт положил мне ладони на груди. Мы улыбнулись друг другу, и он принялся поигрывать ими.

Это господина Капуцци совершенно не беспокоило.

Теперь его жена ввела мне шип.

Мы с Альбертом понимающе переглянулись друг с другом, потом он начал наносить толчки, а я покачивалась вверх-вниз, так что Мелани пришлось отодвинуть руку. Однако она не дала нам долго предаваться этому, а сразу же завистливо закричала:

– Теперь ты ничего не говоришь… почему? Сейчас тебе это не мешает? Они могут делать всё, что им вздумается…

– Спокойно, дети… – попросил нас Капуцци и принялся снова отсчитывать: – Один, два, три, четыре.

Мы вели себя смирно. Мелани снова держалась за балун Альберта, и всё в целом выглядело так, будто она оказывает нам содействие.

– Готово, – сообщил Капуцци.

Теперь мы снова взялись за старое, то есть пустились сношаться. Однако Мелани это разозлило:

– Альберт… – закричала она на него, – прекрати немедленно…

– Прекрати немедленно… – проворчал Капуцци, обращаясь ко мне. И когда это не произвело должного эффекта, сдёрнул меня вниз с насиженного места.

– Я это запрещаю, – сказал он, – вы можете заняться этим позднее… если желаете.

Он принялся компоновать новую, как он выразился, скульптурную группу.

Альберт остался лежать на скамье. Мелани опустилась перед ним на колени и взяла в рот его хвост.

– Только самую малость… – предупредил её Капуцци, – только обозначить…

Я расположилась у Альберта над головой и поднесла к его губам свою чашу наслаждений. Альберт тут же исполнил языком на моём клиторе настоящую трель, которая недвусмысленно дала мне понять, что он большой мастак в этом деле, и заставила заёрзать туда-сюда от блаженства. Но, едва отыграв короткую увертюру, он успокоился и далее только «обозначал».

Мелани составляла мне конкуренцию. По её щекам и по конвульсивному подрагиванию Альбертова стержня я видела, что она тайком ласкает языком маленькую порцию сладкого кочана, разрешённую ей мужем. Она сосредоточенно сопела и, щуря глаза, с опаской поглядывала в сторону мужа. Когда он спрятался под чёрным сукном, она мгновенно воспользовалась удобным случаем, чтобы заглотить шишку до самого основания.

Сразу после этого снова прозвучало: «Один… два…» и так далее, а затем:

– Снято!

Альберт попрощался со мной языковой трелью.

– Поменялись местами! – приказал Капуцци.

Теперь я перешла к хвосту Альберта и взяла его в рот, что называется, по самую рукоятку. Я намеренно доставила ему такую приятность, чтобы он понял, что искусством фехтования языком я владею нисколько не хуже него.

Мелани на полусогнутых ногах присела над его ртом, и по движениям Альберта я могла видеть, что он не просто «обозначает». Мелани с трудом удавалось сохранять внешнее спокойствие и не двигаться. Тем не менее, от моего внимания не ускользнуло, как сотрясались её бока, как дико она вращала глазами и как всё плотнее и плотнее опускалась на Альберта.

– Мелани, – крикнул её муж, – ты могла бы поиграть своими титьками… сделай так, будто ты собираешься поцеловать соски.

Она приподняла груди, наклонила голову и не преминула воспользоваться удобным случаем, чтобы ещё немного поёрзать туда-сюда. При этом манёвре её клитор, должно быть, выскользнул у Альберта изо рта, поскольку вдруг отчётливо раздался чмокающий звук.

Последний не ускользнул от слуха Капуцци. Он тут же подскочил к нам и раздражённо спросил:

– Альберт, мне это кажется или ты лижешь на самом деле?..

– Да нет же… – пробулькал Альберт из-под своей ноши.

– Я тебе этого не советую… – повторил Капуцци и, наклонившись, постарался разглядеть, как ведёт себя Альберт.

– Но он ничего особенного не делает, – неприветливо отреагировала Мелани.

Капуцци посмотрел ей в лицо:

– Да ты же вся трясёшься от возбуждения… – с угрозой проговорил он.

– Естественно, – согласилась она, – я всегда возбуждаюсь при этом… я же не деревянная. Побеспокойся лучше, чтобы мы поскорее закончили.

Но когда Капуцци возвращался к аппарату и прятался под чёрное покрывало, Мелани совершила несколько быстрых ёрзаний, пошушукавшись при этом со мной, и Альберт принялся отбивать языком дробь по её влагалищному барабану.

Капуцци, однако, закончил приготовления гораздо быстрее, чем она ожидала. «Один, два», – прозвучало от аппарата, и его «Снято!» отпугнуло нас друг от друга.

– Что теперь? – поинтересовалась Мелани, стоя возле скамьи с колыхающимися грудями. Она тяжело и учащённо дышала.

– Ложись ты на скамью… – сказал ей муж.

Она с готовностью исполнила указание.

– Так, – произнёс он. – Сейчас Пеперль должна сесть тебе на рот, а Альберт пусть уляжется на тебя.

– Нет, – запротестовала она, – я не желаю лизать её мохнатку.

– Тебе это совершенно незачем делать… – возразил он, – ты ведь только должна обозначить это.

– Ах, как бы там ни было… но я не хочу иметь её возле своего рта… – ответила она.

– Ну, тогда пусть Пепи ляжет на скамью… – предложил он, – а ты садись на ее рот.

Однако Мелани не хотела упустить шанс получить в себя хобот Альберта.

– Знаешь, что? – сказала она. – Пеперль могла бы поиграть моей грудью, это выглядит гораздо невиннее.

Он согласился.

Я опустилась рядом с ней на колени, взяла её грудь в обе руки и приложилась губами к малине. Я сделала то, что умела, и даже помогла ей получить маленькое удовольствие. Возбуждённая моим поцелуем, она начала подёргивать задницей вверх, и таким образом несколько раз вогнала глубоко в себя станину Альберта.

Одним прыжком Капуцци оказался возле неё и закатил ей звонкую оплеуху:

– Ты никак не можешь обойтись без сношения? Стерва ты эдакая… – заорал он на неё.

– Да я ничего ведь такого не делаю… – заверещала она.

– Ну, конечно, рассказывай, – в ярости проговорил он, – ты всегда этим занимаешься.

– Ты грубиян, ты… – жалобно всхлипнула она, – Пепи сосёт мне грудь, и поэтому я не могла так не подпрыгнуть.

– Прекрати сейчас же сосать, – приказал он мне, и, повернувшись к своей жене, продолжил ругать её дальше: – Это всё пустые отговорки… ты всегда пытаешься воспользоваться случаем, чтобы попудриться с Альбертом… уж я-то знаю…

– Отстань от меня… – забранилась она, – ничего удивительного в том, что женщина шевелится, когда ей всаживают такой толстый стержень.

– Ну-ну, – проговорил он, – ты у меня ещё попляшешь, я твой темперамент позднее быстро подровняю…

С этими словами он скрылся под своим покрывалом у аппарата. Раз-два, и сцена была снята.

– Так, – заявил он, – сейчас мне нужно в проявочную мастерскую… но обещаю тебе, если ты только посмеешь в моё отсутствие предпринять что-нибудь… я пришибу тебя.

И он удалился в соседнюю комнату.

– Господи Ииусусе, – вздохнула Мелани, – это для меня всегда какая-то пытка.

Альберт с улыбкой заметил:

– Я ничего не имел бы против, если бы мне уже сейчас позволили уйти.

– Мой милый, мой сладкий Альберт, – прошептала она, – и тебе не хотелось бы разок отпудрить меня?

– Ну, конечно, – ответил он, – я с превеликим рвением совершил бы сей подвиг… однако из этого ничего не выйдет…

– Боже мой, боже мой, – жалобно воскликнула она, обратившись ко мне, – ты представить себе не можешь, с каким удовольствием я приняла бы парня… ты не поверишь, как мне хочется, чтобы он хоть раз, один-единственный раз смог отсношать меня.

– И почему бы вам, в таком случае, этого не сделать? – удивлённо спросила я.

– Так ведь ничего не получится, – посетовала она.

– Сейчас, – предложила я, – сделайте это быстренько сейчас, пока его нет.

– Ах, господи, – отрицательно покачала она головой, – он же всё сразу увидит.

– Каким образом?

Она указала на дверь, за которой скрылся Капуцци.

– Через глазок, он оттуда всё видит.

Я только теперь заметила маленький кружок желтого стекла, вставленного в дверь.

– Такая вот ситуация, – с вздохом глубокого сожаления проговорила она, – мы уже два месяца так работаем… да, Альберт? Уже два месяца кряду я чувствую его член в руке, во рту, между грудями, во влагалище и в анальном отверстии… одним словом, повсюду… но всегда только самый кончик… всегда лишь начало… с ума можно свихнуться от этого.

Альберт согласно кивнул:

– Это неправильно… если он не хочет, чтобы я его жене что-то делал, тогда ему не следует меня и подкладывать к ней.

– Естественно, – согласилась я, – это нелепо и подло.

– Не правда ли, – заметил он. – Он позволяет разглядывать меня голышом. Он разрешает мне брать её за титьки… и её мохнатку я уже знаю так, будто шестьдесят раз её оттрахал, но я никогда не имел права до конца воспользоваться близостью… так дела не делаются.

– А как тебя вообще угораздило оказаться в этой компании? – поинтересовалась я.

Он густо покраснел и промолчал.

– Ты, верно, сам напросился на это?

– Ах, нет… – сконфуженно проговорил он.

– Ну, тогда как? – продолжала я допытываться.

– По-итальянски, – смеясь, сказала Мелани.

– То есть как это? – с любопытством спросила я.

– Придёт время, увидишь, – посулила она, – вероятно, мой муж ещё будет его фотографировать за этим занятием.

Из проявочной вышел Капуцци:

– Одна позиция оказалась испорченной, – сказал он, – её придётся повторить заново.

– Какая же?

– Последняя, это ты виновата, – проворчал он на жену, – потому что всё время дёргалась.

Она ещё раз улеглась на скамейку. Альберт ещё раз вставил ей вершок своего хвоста. Я ещё раз взяла её грудь. После того, как Капуцци крикнул «Готово!», Альберт начал без стеснения трахать Мелани. Он, правда, успел нанести только три-четыре удара, но они были настолько ожесточёнными, что Мелани под ним только взвизгнула:

– Иисус, Мария…

Подскочив к скамье, Капуцци с такой силой отшвырнул его прочь, что тот едва устоял на ногах. Однако Альберт лишь лукаво рассмеялся на это.

– Когда-нибудь я её всё-таки отсношаю, – пообещал он.

– Никогда! – в бешенстве проорал Капуцци.

Но Мелани пронзительно заверещала:

– В таком случае хотя бы сам займись… я этого больше не вынесу.

Капуцци вскипел:

– Мы здесь собрались работать… я должен кое-что подготовить… так что не сейчас… не сейчас… наберись терпения…