Орлеан Арабов Юрий

– Он не дышит! – почти вскричал милиционер. – Сколько тебе раз объяснять?!

Под башмаками вошедшего образовалась небольшая лужа дождевой воды.

– А ты постился перед заданием? – спросил дознаватель требовательно. – Небось, трескал всё подряд. Пельмени, минтай и всё такое… Не сосредотачивался, не говел…

Он подошел к милиционеру поближе, внимательно вгляделся в мокрое лицо. Оно показалось ему глумливым.

Размахнулся и дал кулаком в глаз.

Тут зазвонил казенный телефон. Василий Карлович поднял трубку.

– Неволин у аппарата. Да… Понял. Сейчас будем.

Он положил трубку на рычаг.

– Найден труп на улице Навалочная, – сообщил он. – Нужно выезжать на дознание.

– Несчастный случай? – предположил с надеждой милиционер.

– Похоже на убийство, – не разделил его оптимизма Неволин. – Это местный предприниматель. Оригинальный во всех смыслах человек. Представитель среднего класса. Наша опора. И на тебе. Нет ни среднего класса, ни человека.

– Нам хотя бы кипяточку попить. А то промокли до нитки, даже ноги не идут…

– Кипяточку тебе в аду нальют, – жестко отрезал дознаватель. – Пока ты будешь здесь кипяточек пить, вещдоки все испарятся. Знаешь, что такое вещдоки?

Милиционер отрицательно мотнул головой.

– Хотя какие тут вещдоки… – И Василий Карлович задумчиво поглядел в окно. – При такой-то погоде?..

Ливень прошел, но улицы были полны водой.

Недалеко от бензоколонки уже стояла подновленная в местном автосервисе машина скорой помощи, к капоту которой был приварен товарный знак «Ламборгини». Рядом с ней чернел величественный «Святогор», и дверца его была приоткрыта. Недалеко от машины лежал сам водитель, асфальт под ним напоминал копирку, на которой виднелись белые пролежни от испарявшейся на глазах воды.

Неволин вылез из уазика, втянул в себя влажный воздух, наклонился над трупом, не касаясь его руками.

– Я и говорю, – повторил он. – Какие тут могут быть вещественные доказательства?..

– Смерть наступила недавно, – сказала ему женщина-врач из скорой помощи, – предположительно, часа два-три назад.

Она вытерла губы платком, потому что до этого ела чипсы со вкусом белых грибов, и ей не хотелось, чтоб белые грибы висели на ее губах.

– Полтора часа назад убили, – поправил ее милиционер, который ранее на этом месте говорил о пельменях.

– А почему полтора? – переспросила она с вызовом.

– Поверьте моему опыту. Уж я-то знаю.

– Да не слоняйтесь вы здесь! – вспылил дознаватель, теряя терпение. – Вы мне все следы запутаете!

– Следов на воде никогда не бывает, – поправил его милиционер.

– Тут-то я тебя и поймал! – Одна половинка лица Василия Карловича задергалась, а другая, по ту сторону шрама, оставалась спокойной. – А зимой тоже не бывает, когда вода замерзнет?! Что ты на это скажешь?..

– Ладно, ладно… Вы мыслите парадоксами, а мы – люди маленькие, – пошел на попятную его товарищ.

– Это не парадокс. Это, скорее, апория, – объяснил ему Неволин, думая о своем. – Но скажу тебе больше… Когда Христос ходил по водам, ведь это зимою было дело, а не летом. И не в Палестине, а намного севернее, в Восточной Европе…

– Христос был римлянином, – сообщила женщина-врач, подводя губы помадой, – из знатного аристократического рода. Я в газете об этом прочла.

– Не говорите о том, чего не знаете! – вспылил дознаватель, и так, что слюна брызнула с его губ. – Его же спрашивали, – крикнул он. – Ты ли есть Тот, о Ком предсказывали пророки, или нам ждать другого? Другого!..

Воцарилась неловкая пауза. Было слышно, как с мокрых крыш капают на мостовую последние мутные капли.

– …Вот оно, нашел! – неожиданно изрек милиционер, разряжая напряженную атмосферу религиозного скандала.

Недалеко от железного стока, куда устремлялись бурные потоки воды, он обнаружил резиновую дубинку и поднял ее с земли.

– Ею и били.

Аккуратно вытер с дубинки платком отпечатки пальцев и отдал дознавателю. Тот положил ее в целлофановый мешок.

– Хотя бы что-то… – согласился с ним Неволин уже более спокойно, потому что взял себя в руки. – Это еще можно раскрутить, если обнаружатся отпечатки пальцев.

– Вряд ли. Здесь работали профессионалы, – выразил свое мнение милиционер.

Они водрузили остывшее тело на носилки и помогли женщине-врачу внести его в машину скорой помощи.

– Что же это такое, товарищ следователь? – вздохнула она. – Ведь никогда такого бандитизма в городе не было!

– Не волнуйтесь. Мы делаем всё, что можем, – успокоил ее Василий Карлович. – А это что? – спросил он вдруг с интересом.

Метрах в ста от бензоколонки были видны плиты какого-то строящегося здания. Куски арматуры вылезали из серых бетонных плит, возле которых меланхолично бродили двое рабочих, напоминавших счастливых таджиков.

– Трехзвездочная гостиница средней величины, – объяснил милиционер. – Строится уже четыре года.

– А после нее нет никаких зданий, это ведь самая окраина?

– Так точно. Думаете, что они и убили?

Но Неволин ничего не ответил. Щеки его порозовели от возбуждения, из глаз посыпались искры. Он решительно пошел вперед, обогнул бензоколонку и уперся в хилый забор с большими прорехами, напоминавший железнодорожное полотно, поставленное набок. По всей фигуре Василия Карловича было заметно, что он взял след.

Заглянув в дыру, он увидел веселую бетономешалку и сильно просветлел лицом.

– Здесь выставим круглосуточный пост. Будешь наблюдать, понял?

– А за чем наблюдать? – не понял его товарищ.

– За всем, – уклонился Неволин от прямого ответа, – за чем я скажу, за тем и будешь наблюдать. И чтоб не пропустил, смотри у меня! – И дознаватель приставил кулак к лицу напарника, у которого под правым глазом и так чернел желвак.

Вдвоем они возвратились к своему уазику.

– Есть версия? – с интересом спросила их женщина-врач, запивая американские чипсы родниковой водой «Святой источник».

– Версий нет и быть не может. Но дело практически раскрыто, – скромно ответил Василий Карлович.

Закрыл дверцу скорой, посадив туда врачиху, а сам забрался в мятый уазик, похожий на дом на колесах для тех, кто не верит в национальный проект доступного жилья.

Обе машины развернулись и, обдавая друг друга брызгами, поехали обратно в центр, в городскую больницу.

А у дверей приветливого морга томился несчастный Рудик. Забыв о собачьем дыхании терапевтического значения, он нервно обгладывал одну сигарету за другой, давясь, причмокивая, как объедают ставриду. Его рыжие волосы поднимал дыбом ветер, халат был застегнут не на ту пуговицу, и полы его были разной длины. Он напоминал безумного мельника из оперы «Русалка».

Во двор въехали две машины. Из уазика вылез решительный и умный Неволин. Вместе с напарниками они вытащили носилки из скорой помощи и поставили их на каталку перед Рудольфом Валентиновичем.

Рудик отвернул простыню и взглянул в лицо почившего.

Дознаватель бросил быстрый взгляд на хирурга – в том смысле, узнает ли он жертву и всё ли сделано так, как надо. Но Белецкий не проронил ни звука, и руки его заметно тряслись.

– А где борода? – наконец вымолвил он.

– Бороды нет. Но документы на месте, – доложил Неволин.

– А зачем мне документы?..

– Ты что, обдолбанный, что ли?! – потерял терпение дознаватель. – Вскроешь в присутствии судмедэксперта и всё оформишь, как полагается.

– …Несчастный случай?

– Скорее всего убийство. К сожалению, убивали в дождь. Следов никаких. Пусто. – И Неволин пошел к своему уазику.

– Куда едем, в контору? – спросил его товарищ, который сидел за рулем.

– К тестю. А контора твоя подождет.

Тесть Неволина служил когда-то в ракетных войсках стратегического назначения. В свое время он запускал космические корабли из Казахстана, что находился по другую сторону Кулундинской степи. Ракеты с Байконура перелетали Рудный Алтай и сбрасывали свои радиоактивные ступени в Алтае Горном на головы туристов-рериховцев, которые искали здесь Шамбалу, Мандалу, Бодхи или просто легкого отдохновения для своей мятежной души. Ступени дымились эзотерическим дымом и напоминали камень падшего ангела, его когда-то нашел на Тибете сам Рерих, но потерял где-то здесь, в районе горы Белухи, в это, во всяком случае, верили многочисленные паломники. И когда один из них подхватил в заповедных местах лучевую болезнь, то все решили, что камень падшего ангела нашел именно он, и начали поклоняться опасному осколку, к которому тесть Неволина имел непосредственное отношение.

Но самого тестя все эти дела совсем не интересовали. Его интересовало другое: он хотел изваять из гипса посмертный бюст Есенина, потому что считал себя крупным скульптором, талант которого пытался загубить советский ВПК, и сделал для этого многое.

– Притормози, – приказал Неволин своему напарнику. – Я быстро его разведу…

Он вылез из машины и, подтянув повыше штаны, вошел на территорию лепрозория – так дознаватель про себя называл двор тестя, и этому были свои основания. Дело в том, что весь двор был заставлен фигурами русоволосого парня разных размеров и пропорций, который не смотрел тебе в глаза, потому что, по-видимому, стеснялся своего зависимо-подчиненного положения.

Неволин же, оставив его тоску без внимания, направился в дом, бегло взглянув на то, что происходит в гостиной. Тесть стоял посередине комнаты в коротких шортах и заляпанной майке с надписью “Metallica”, в руках его был жидкий гипс, который он накладывал на голову очередного истукана, и был столь увлечен своей работой, что даже не заметил прихода Василия Карловича.

Но дознавателю это было и не нужно. Он прошел в кладовую, находившуюся в конце коридора, зажег засиженную мухами лампочку и обнаружил к удивлению своему то, что искал, – деревянное кресло с резными ножками кустарной хрущевской работы, которое не успел сжечь в печке вдохновенный тесть. Обтерев ножки носовым платком, Неволин вынес кресло на себе и хотел было прошмыгнуть как мышь на двор со своим неудобным грузом, но был застигнут врасплох трескучим виниловым голосом гениального родственника.

– Ну как?.. – Тесть стоял перед гипсом, подобно Вучетичу, горделиво накладывая последний мазок и прищурив острый глаз с лохматой, как щетка, бровью.

– Хорошо, – ответил Василий Карлович. – Только я хочу вас спросить… Почему вы лепите одних субтильных блондинов?

– Это же гипс, – ответил тесть, подумав. – Как я брюнетов-то буду лепить?

– Но можно же их покрасить, – не признал Неволин своей оплошности, – измазать голову гуталином. Впрочем, я не специалист…

– Но ведь похож-то как… Похож! – сказал тесть с гордостью.

– Весьма, – согласился дознаватель. – Однако есть одна тонкость. Это посмертная маска, ведь так?

– Ну?.. – выдохнул тесть, не подозревая засады.

– Тогда почему вы слепили ее с открытыми глазами?

Это был удар ниже пояса. Тесть с удивлением приблизился к голове и понял, что она смотрит васильковыми своими глазами в самую душу.

Василий Карлович тем временем уже был по пути на двор и за своей спиной услышал зубовный скрежет. Потом что-то рухнуло и раскололось. Это скульптор, по-видимому, свел счеты со своим неудачным творением.

– Теперь на бензоколонку, – приказал Неволин напарнику. – Туда, где стройка.

Уазик выехал из частного сектора, поднялся на гору и через центр закозлил на противоположный конец Орлеана, минуя пирамидальные тополя, трепещущий красный кумач, оставшийся здесь еще со Дня независимости, салон красоты «Ворожея», местный рынок, уже закрытый и пустой, супермаркет «Экономыч» с кучкой нетрезвых граждан у входа и длинные ряды выкрашенных в цвета радуги пятиэтажек, вокруг которых были разбиты цветочные клумбы.

Затем пошли пустыри. Горизонт справа встал с коленей, обозначая трассу Славгород – Орлеан. Впереди показалась знакомая Навалочная, а за ней – долгострой трехзвездочной гостиницы среднего масштаба.

Уазик остановился у дырявого забора. Неволин вынес на своих плечах деревянное кресло. Переступил поверженный забор и начал осматриваться, примериваясь и прикидывая в уме, куда это кресло можно поставить. Впереди он увидел бетономешалку, из жерла которой вываливался на землю жидкий бетон.

– За мной! – сказал Неволин. – И не противоречь! – на всякий случай предупредил он.

Напарник-милиционер пожал плечами, так как не собирался прекословить и вообще был не в духе: он чувствовал, что пельмени «Русский хит», наложенные в тарелку у него дома, испаряют свое тепло в потолок, превращаясь в слипшуюся твердую массу, которую потом придется долго и нудно резать ножом.

Василий Карлович прошел к бетонной площадке и со всего маха впечатал в нее свое заповедное кресло с резными ножками.

– Ты че, обкурился? – кинулся на него с лопатой добрый таджик.

– Я обкурился, а ты лажанулся, – ласково ответил ему дознаватель, показывая свое удостоверение, – и если не замолчишь, то я тебя в двадцать четыре часа выставлю за пределы РФ.

– Да нет… Не кричи, начальник. Я буду тихо сидеть, – ретировался таджик, с опаской поглядев на деревянное кресло, ножки которого уже прихватил бетон.

– Товарищи таджики! Здесь мы производим следственный эксперимент, – торжественно объявил Неволин пустой стройке. – Не скрывайтесь и не прячьтесь от меня. Каждый из вас получит то, что заслуживает в соответствии с УПК РФ. А кресло это будет стоять столько, сколько надо правоохранительным органам. Спасибо вам за внимание. Пошли, – бросил он своему напарнику и, когда они удалились с территории стройки, доверительно шепнул ему: – Ты хоть что-нибудь понял?

– Понял, – сказал на всякий случай милиционер, – но прошу уточнить оперативную задачу.

– Твоя задача следить и наблюдать, кто сядет в кресло. Это очень важно. Особенно, если появится какой-нибудь пришлый, внешне неприметный человек из колена Давидова.

– Из какого колена?.. – переспросил на всякий случай напарник, запоминая все, как есть.

– Ну это уже моя головная боль. Я сам раскушу его колено. А твое дело – докладывать руководству, кто сядет в тени смоковницы… Да не нуди ты! – приободрил его Василий Карлович. – Я тебе сменщика дам. Вдвоем вы справитесь и осилите.

Главное дело состоялось, и теперь можно было слегка передохнуть.

Неволин вошел в деревянные двери со стеклянным глазком, на которых висела неприметная табличка с надписью «Оздоровительный клуб “Амазонки”. Отдых VIP-класса. Дешево». Настроение у дознавателя было так себе, душа походила на стекло, захватанное жирными пальцами, ум перестал мыслить апориями, а подсознание подло шептало, что самое неприятное еще впереди.

Навстречу бросился расторопный человек восточного вида в тренировочном костюме стиля ОПГ представительского класса:

– Приветствуем вас, гражданин начальник. Чего желаете?

– Желаю дешево, – сказал Василий Карлович, припоминая табличку на двери.

– Так у нас всё дешево. Только люди для нас дороги.

– В каком смысле?

– Дорого обходятся, – неопределенно сказал восточный человек.

– А жизнь… Жизнь твоя тебе дорога? – с пытливым интересом осведомился дознаватель.

– Не знаю, – искренно ответил встречающий. – Какая может быть жизнь, если вы ко мне пришли?

– Тогда двести граммов водки, – распорядился Неволин, – и валокордина.

– В сауну?

– В стакан. И сюда неси, дурак!

– А закусочки?

– Не надо, – выдохнул Василий Карлович, – ничего уже не надо. Я мыслить буду и соображать про себя и других.

Он посмотрел мутным взглядом на чучело усатого тигра, стоящее в предбаннике. Нос у хищника был боксерский и как будто перебитый. Неволин вдруг вспомнил, что точно такой же широкий боксерский нос был у осужденного когда-то Павлючика. Но в это время человек в тренировочном костюме поднес ему фужер прозрачной «Гжелки», в который влил пузырек сердечного лекарства, запрещенного в ряде стран Европы, и дознаватель, чтобы прервать в себе поток неконструктивных мыслей, опрокинул бурду в себя. Ему показалось, что он проглотил кочергу.

– Кто сегодня на массаже? Карен работает?

– Сегодня работает Сурен, – сказал человек в тренировочном костюме.

– А кто такой Сурен?

– Метание молота смотрите?

– Никогда.

– Вот он бывший мастер по метанию молота, – объяснил хозяин.

– Значит так. Вызови мне Карена, а Сурена мне не нужно. Если человек метает молот, то от него ждать нечего. В сауну поставь бильярд…

– И амазонок?

– Никаких амазонок, – отрубил дознаватель, – мне нужно подумать. Собраться с мыслями… У меня вот здесь, – он показал на свою голову, – вращаются миллиарды планет.

Прошел вперед, открыв первую попавшуюся дверь. Перед ним старуха, согнувшись в три погибели, прочищала унитаз резиновым вантузом.

– Не сюда, не сюда… – И человек в тренировочном костюме направил его в проход рядом.

– Я забыл, как тебя зовут. Ты кто? – спросил его Неволин в неудовольствии.

– Я – Армен.

– Вали отсюда, Армен, – посоветовал ему дознаватель.

Отдал ему зачем-то слегка подмокший пиджак и вошел в сауну.

…Он гонял шары кием, гонял долго, упорно, и ни один из них не попадал в лузу.

Шары трещали, соприкасаясь друг с другом, били себе лбы, разлетались в стороны и падали на пол. А он лупил снова и снова. Царапая зеленое сукно. Плюя на пол в угрюмой досаде. С правой руки и с левой. С подкрутом, наискосок и впрямую. И всё напрасно, всё мимо, и всё в молоко…

На левом плече Неволина был выдавлен священный знак «Ом», на правом – православный крест с косой перекладиной у основания, на внутренней стороне локтя сверкали две короткие черные молнии, а на фалангах пальцев левой руки синело лаконичное слово «Вася». Низ торса он обвязал махровым полотенцем, а сам торс был поджарым, как у обладателя черного пояса или давно пьющего человека.

В сауне висел горячий туман. Плафон под потолком горел тускло и отдавал зеленым. Комната, похожая на шкатулку, выгоняла из тела остатки жира. Несмотря на то что ни один шар не попал в лузу, Василий Карлович становился с каждой минутой духовно сильнее.

Тихонько открылась дверь. Дознаватель увидел на пороге туманную фигуру и понял, что это, по-видимому, массажист, которого он вызвал к себе в сауну.

– Карен?.. – спросил он, напрягая зрение и силясь различить через пар черты лица.

Фигура кивнула головой. Василий Карлович не рассмотрел ее толком, а лишь заметил про себя, что Карен одет почему-то в выходной черный костюм, что совсем не подходило для банных и вообще интимных процедур. Тем не менее дознаватель лег на лавку ничком, и через минуту его спины коснулись умелые, сильные руки.

– Где болит? – спросил его массажист.

– Внутри, – ответил Неволин неопределенно.

– Точнее? Душа? Позвоночник? Плечи?

– Спину немножко потянул, когда тащил одно кресло…

– Ну это мы сейчас поправим, – пообещал Карен. – Ничего чувствовать не будешь. Кроме боли, стыда и радости жизни.

Василий Карлович здесь слегка задумался и попытался уместить сказанное Кареном в своей умной башке.

– Стыда я не чувствую, – сказал он рассудительно. – Стыд чувствуют или бандиты, или порядочные люди. А я не принадлежу ни к тем, ни к другим. А боль и радость жизни… – это вообще не сопрягается.

– Еще как сопрягается, – возразил массажист. – Какая радость жизни без острой пронизывающей боли?

Он резко нажал на позвонок, и Неволин вскрикнул, увидев, что из черного рукава массажиста торчит белоснежный манжет с запонкой, сделанной из поддельного драгоценного камня.

– Ты зачем так вырядился? – не понял Василий Карлович. – Зачем надел в сауну дорогой костюм?

– Этот костюм не слишком дорогой. Просто он сделан для покойника французской фирмой «Пьер Карден». Фирма известная, не спорю. Но костюм одноразовый, если в нем двигаться и ходить. Швы расходятся тут же. А продается он в Орлеане по цене костюма для живых, почему?

– Напиши об этом в прокуратуру, – посоветовал Карену Неволин.

Ему снова пришлось закричать, потому что массажист довольно грубо распорядился его ягодицей.

– Не орать, – строго сказали ему под ухом. – И не звать на помощь, потому что никто сюда не придет.

– Чего… – спросил Василий Карлович, – чего ты от меня хочешь?

Он был удивлен, даже слегка деморализован, и эта деморализация наступила как-то сразу от одного легкого прикосновения сомнительного массажиста.

– Я хочу, чтобы ты послушал историю, – пробормотал Карен, массируя ему спину. – Ты вышел под дождь и стал мокрым. Было такое дело?

– Было, – признался дознаватель.

– Ты укрылся под деревом, но был мокрым. Ты зашел в дом, но был мокрым. Сел на стул, но был мокрым. Лег на диван, но был мокрым. И будешь мокрым, пока не сменишь одежду.

– Не понял намека, – сказал Неволин, смутно соображая, что подразумевается под мокротой и особенно под деревом.

Тело было разморено и не подчинялось командам, идущим из головы.

– А ты подумай, – посоветовал ему массажист. – Только не умом, а сердцем подумай. Душою сообрази.

– А другой истории у тебя нет? – осведомился Василий Карлович, чтобы замотать разговор и оттянуть неминуемую развязку.

– Есть, – ответил Карен. – И все про нас двоих.

– Давай, – согласился дознаватель. – Это даже интересно.

– Вот, дорогой мой, ведут человека, схватив его за руку «Он грабил, он воровал, он убивал, заточите для него топор!» А человек отвечает им: «Вы не грабили, вы не воровали, вы не убивали. Тогда зачем вы затачиваете топор?..»

– И кто здесь я? – спросил Неволин, живо представив себе средневековую казнь.

– Догадайся.

– Тот, кто затачивает топор? – прошептал Василий Карлович страшно. – Погоди… А я тебя знаю?

– Откуда?

– Нет. Я тебя знаю! Я должен тебя знать!..

Собрав последние силы и сжав волю в кулак, он выскочил из-под рук Карена и впервые поглядел ему в глаза, потому что всё это время лежал на животе и разговаривал как будто с самим собой.

Перед ним стоял человек с расплющенным носом тигра. Дознаватель узнал его, это был мертвый Павлючик. А нос ему повредил сам Неволин много лет назад, когда во время дознания нечаянно вышел из себя, но тут же в себя сразу и вошел.

– Возьми, – сказал ему Павлючик и дал в руки кожаные розги. – Хлестай себя изо всех сил. Потому что ты грязный подонок. Низкая мразь. Ты недостоин дышать одним воздухом с порядочными людьми. Ты хуже мухи-навозницы. Она сидит на дерьме и питает им себя и своих детей. Но тебе этого мало. Ты кормишь дерьмом других и приказываешь им кричать: «Вкусно! Вкусно! Вкусно!..»

– У меня нет своих детей, – признался Василий Карлович, – поэтому я кормлю чужих и вообще всех, кто у меня под рукой.

– Это не оправдание.

– Да, я – дерьмо, – согласился дознаватель спокойно. – Я давно это знаю.

– Точнее, духовный урод и моровая язва. Ты – саранча.

– Саранча, согласен. Но пойми… я тоже хочу жить как человек…

Взял из рук массажиста розги. Вяло ударил себя разок, другой…

– Да кто ж так бьет?! – вскричал мертвый Павлючик. – Вот как бьют! С морозца, с морозца!..

Он начал хлестать дознавателя с невиданной жестокостью, так, что сукровица, смешанная с кровью, забрызгала концы его плетки.

Их обоих объяла жаркая мгла. Со стороны могло показаться, что двое немолодых мужчин занимаются акробатикой.