Орлеан Арабов Юрий
– Он не дышит! – почти вскричал милиционер. – Сколько тебе раз объяснять?!
Под башмаками вошедшего образовалась небольшая лужа дождевой воды.
– А ты постился перед заданием? – спросил дознаватель требовательно. – Небось, трескал всё подряд. Пельмени, минтай и всё такое… Не сосредотачивался, не говел…
Он подошел к милиционеру поближе, внимательно вгляделся в мокрое лицо. Оно показалось ему глумливым.
Размахнулся и дал кулаком в глаз.
Тут зазвонил казенный телефон. Василий Карлович поднял трубку.
– Неволин у аппарата. Да… Понял. Сейчас будем.
Он положил трубку на рычаг.
– Найден труп на улице Навалочная, – сообщил он. – Нужно выезжать на дознание.
– Несчастный случай? – предположил с надеждой милиционер.
– Похоже на убийство, – не разделил его оптимизма Неволин. – Это местный предприниматель. Оригинальный во всех смыслах человек. Представитель среднего класса. Наша опора. И на тебе. Нет ни среднего класса, ни человека.
– Нам хотя бы кипяточку попить. А то промокли до нитки, даже ноги не идут…
– Кипяточку тебе в аду нальют, – жестко отрезал дознаватель. – Пока ты будешь здесь кипяточек пить, вещдоки все испарятся. Знаешь, что такое вещдоки?
Милиционер отрицательно мотнул головой.
– Хотя какие тут вещдоки… – И Василий Карлович задумчиво поглядел в окно. – При такой-то погоде?..
Ливень прошел, но улицы были полны водой.
Недалеко от бензоколонки уже стояла подновленная в местном автосервисе машина скорой помощи, к капоту которой был приварен товарный знак «Ламборгини». Рядом с ней чернел величественный «Святогор», и дверца его была приоткрыта. Недалеко от машины лежал сам водитель, асфальт под ним напоминал копирку, на которой виднелись белые пролежни от испарявшейся на глазах воды.
Неволин вылез из уазика, втянул в себя влажный воздух, наклонился над трупом, не касаясь его руками.
– Я и говорю, – повторил он. – Какие тут могут быть вещественные доказательства?..
– Смерть наступила недавно, – сказала ему женщина-врач из скорой помощи, – предположительно, часа два-три назад.
Она вытерла губы платком, потому что до этого ела чипсы со вкусом белых грибов, и ей не хотелось, чтоб белые грибы висели на ее губах.
– Полтора часа назад убили, – поправил ее милиционер, который ранее на этом месте говорил о пельменях.
– А почему полтора? – переспросила она с вызовом.
– Поверьте моему опыту. Уж я-то знаю.
– Да не слоняйтесь вы здесь! – вспылил дознаватель, теряя терпение. – Вы мне все следы запутаете!
– Следов на воде никогда не бывает, – поправил его милиционер.
– Тут-то я тебя и поймал! – Одна половинка лица Василия Карловича задергалась, а другая, по ту сторону шрама, оставалась спокойной. – А зимой тоже не бывает, когда вода замерзнет?! Что ты на это скажешь?..
– Ладно, ладно… Вы мыслите парадоксами, а мы – люди маленькие, – пошел на попятную его товарищ.
– Это не парадокс. Это, скорее, апория, – объяснил ему Неволин, думая о своем. – Но скажу тебе больше… Когда Христос ходил по водам, ведь это зимою было дело, а не летом. И не в Палестине, а намного севернее, в Восточной Европе…
– Христос был римлянином, – сообщила женщина-врач, подводя губы помадой, – из знатного аристократического рода. Я в газете об этом прочла.
– Не говорите о том, чего не знаете! – вспылил дознаватель, и так, что слюна брызнула с его губ. – Его же спрашивали, – крикнул он. – Ты ли есть Тот, о Ком предсказывали пророки, или нам ждать другого? Другого!..
Воцарилась неловкая пауза. Было слышно, как с мокрых крыш капают на мостовую последние мутные капли.
– …Вот оно, нашел! – неожиданно изрек милиционер, разряжая напряженную атмосферу религиозного скандала.
Недалеко от железного стока, куда устремлялись бурные потоки воды, он обнаружил резиновую дубинку и поднял ее с земли.
– Ею и били.
Аккуратно вытер с дубинки платком отпечатки пальцев и отдал дознавателю. Тот положил ее в целлофановый мешок.
– Хотя бы что-то… – согласился с ним Неволин уже более спокойно, потому что взял себя в руки. – Это еще можно раскрутить, если обнаружатся отпечатки пальцев.
– Вряд ли. Здесь работали профессионалы, – выразил свое мнение милиционер.
Они водрузили остывшее тело на носилки и помогли женщине-врачу внести его в машину скорой помощи.
– Что же это такое, товарищ следователь? – вздохнула она. – Ведь никогда такого бандитизма в городе не было!
– Не волнуйтесь. Мы делаем всё, что можем, – успокоил ее Василий Карлович. – А это что? – спросил он вдруг с интересом.
Метрах в ста от бензоколонки были видны плиты какого-то строящегося здания. Куски арматуры вылезали из серых бетонных плит, возле которых меланхолично бродили двое рабочих, напоминавших счастливых таджиков.
– Трехзвездочная гостиница средней величины, – объяснил милиционер. – Строится уже четыре года.
– А после нее нет никаких зданий, это ведь самая окраина?
– Так точно. Думаете, что они и убили?
Но Неволин ничего не ответил. Щеки его порозовели от возбуждения, из глаз посыпались искры. Он решительно пошел вперед, обогнул бензоколонку и уперся в хилый забор с большими прорехами, напоминавший железнодорожное полотно, поставленное набок. По всей фигуре Василия Карловича было заметно, что он взял след.
Заглянув в дыру, он увидел веселую бетономешалку и сильно просветлел лицом.
– Здесь выставим круглосуточный пост. Будешь наблюдать, понял?
– А за чем наблюдать? – не понял его товарищ.
– За всем, – уклонился Неволин от прямого ответа, – за чем я скажу, за тем и будешь наблюдать. И чтоб не пропустил, смотри у меня! – И дознаватель приставил кулак к лицу напарника, у которого под правым глазом и так чернел желвак.
Вдвоем они возвратились к своему уазику.
– Есть версия? – с интересом спросила их женщина-врач, запивая американские чипсы родниковой водой «Святой источник».
– Версий нет и быть не может. Но дело практически раскрыто, – скромно ответил Василий Карлович.
Закрыл дверцу скорой, посадив туда врачиху, а сам забрался в мятый уазик, похожий на дом на колесах для тех, кто не верит в национальный проект доступного жилья.
Обе машины развернулись и, обдавая друг друга брызгами, поехали обратно в центр, в городскую больницу.
А у дверей приветливого морга томился несчастный Рудик. Забыв о собачьем дыхании терапевтического значения, он нервно обгладывал одну сигарету за другой, давясь, причмокивая, как объедают ставриду. Его рыжие волосы поднимал дыбом ветер, халат был застегнут не на ту пуговицу, и полы его были разной длины. Он напоминал безумного мельника из оперы «Русалка».
Во двор въехали две машины. Из уазика вылез решительный и умный Неволин. Вместе с напарниками они вытащили носилки из скорой помощи и поставили их на каталку перед Рудольфом Валентиновичем.
Рудик отвернул простыню и взглянул в лицо почившего.
Дознаватель бросил быстрый взгляд на хирурга – в том смысле, узнает ли он жертву и всё ли сделано так, как надо. Но Белецкий не проронил ни звука, и руки его заметно тряслись.
– А где борода? – наконец вымолвил он.
– Бороды нет. Но документы на месте, – доложил Неволин.
– А зачем мне документы?..
– Ты что, обдолбанный, что ли?! – потерял терпение дознаватель. – Вскроешь в присутствии судмедэксперта и всё оформишь, как полагается.
– …Несчастный случай?
– Скорее всего убийство. К сожалению, убивали в дождь. Следов никаких. Пусто. – И Неволин пошел к своему уазику.
– Куда едем, в контору? – спросил его товарищ, который сидел за рулем.
– К тестю. А контора твоя подождет.
Тесть Неволина служил когда-то в ракетных войсках стратегического назначения. В свое время он запускал космические корабли из Казахстана, что находился по другую сторону Кулундинской степи. Ракеты с Байконура перелетали Рудный Алтай и сбрасывали свои радиоактивные ступени в Алтае Горном на головы туристов-рериховцев, которые искали здесь Шамбалу, Мандалу, Бодхи или просто легкого отдохновения для своей мятежной души. Ступени дымились эзотерическим дымом и напоминали камень падшего ангела, его когда-то нашел на Тибете сам Рерих, но потерял где-то здесь, в районе горы Белухи, в это, во всяком случае, верили многочисленные паломники. И когда один из них подхватил в заповедных местах лучевую болезнь, то все решили, что камень падшего ангела нашел именно он, и начали поклоняться опасному осколку, к которому тесть Неволина имел непосредственное отношение.
Но самого тестя все эти дела совсем не интересовали. Его интересовало другое: он хотел изваять из гипса посмертный бюст Есенина, потому что считал себя крупным скульптором, талант которого пытался загубить советский ВПК, и сделал для этого многое.
– Притормози, – приказал Неволин своему напарнику. – Я быстро его разведу…
Он вылез из машины и, подтянув повыше штаны, вошел на территорию лепрозория – так дознаватель про себя называл двор тестя, и этому были свои основания. Дело в том, что весь двор был заставлен фигурами русоволосого парня разных размеров и пропорций, который не смотрел тебе в глаза, потому что, по-видимому, стеснялся своего зависимо-подчиненного положения.
Неволин же, оставив его тоску без внимания, направился в дом, бегло взглянув на то, что происходит в гостиной. Тесть стоял посередине комнаты в коротких шортах и заляпанной майке с надписью “Metallica”, в руках его был жидкий гипс, который он накладывал на голову очередного истукана, и был столь увлечен своей работой, что даже не заметил прихода Василия Карловича.
Но дознавателю это было и не нужно. Он прошел в кладовую, находившуюся в конце коридора, зажег засиженную мухами лампочку и обнаружил к удивлению своему то, что искал, – деревянное кресло с резными ножками кустарной хрущевской работы, которое не успел сжечь в печке вдохновенный тесть. Обтерев ножки носовым платком, Неволин вынес кресло на себе и хотел было прошмыгнуть как мышь на двор со своим неудобным грузом, но был застигнут врасплох трескучим виниловым голосом гениального родственника.
– Ну как?.. – Тесть стоял перед гипсом, подобно Вучетичу, горделиво накладывая последний мазок и прищурив острый глаз с лохматой, как щетка, бровью.
– Хорошо, – ответил Василий Карлович. – Только я хочу вас спросить… Почему вы лепите одних субтильных блондинов?
– Это же гипс, – ответил тесть, подумав. – Как я брюнетов-то буду лепить?
– Но можно же их покрасить, – не признал Неволин своей оплошности, – измазать голову гуталином. Впрочем, я не специалист…
– Но ведь похож-то как… Похож! – сказал тесть с гордостью.
– Весьма, – согласился дознаватель. – Однако есть одна тонкость. Это посмертная маска, ведь так?
– Ну?.. – выдохнул тесть, не подозревая засады.
– Тогда почему вы слепили ее с открытыми глазами?
Это был удар ниже пояса. Тесть с удивлением приблизился к голове и понял, что она смотрит васильковыми своими глазами в самую душу.
Василий Карлович тем временем уже был по пути на двор и за своей спиной услышал зубовный скрежет. Потом что-то рухнуло и раскололось. Это скульптор, по-видимому, свел счеты со своим неудачным творением.
– Теперь на бензоколонку, – приказал Неволин напарнику. – Туда, где стройка.
Уазик выехал из частного сектора, поднялся на гору и через центр закозлил на противоположный конец Орлеана, минуя пирамидальные тополя, трепещущий красный кумач, оставшийся здесь еще со Дня независимости, салон красоты «Ворожея», местный рынок, уже закрытый и пустой, супермаркет «Экономыч» с кучкой нетрезвых граждан у входа и длинные ряды выкрашенных в цвета радуги пятиэтажек, вокруг которых были разбиты цветочные клумбы.
Затем пошли пустыри. Горизонт справа встал с коленей, обозначая трассу Славгород – Орлеан. Впереди показалась знакомая Навалочная, а за ней – долгострой трехзвездочной гостиницы среднего масштаба.
Уазик остановился у дырявого забора. Неволин вынес на своих плечах деревянное кресло. Переступил поверженный забор и начал осматриваться, примериваясь и прикидывая в уме, куда это кресло можно поставить. Впереди он увидел бетономешалку, из жерла которой вываливался на землю жидкий бетон.
– За мной! – сказал Неволин. – И не противоречь! – на всякий случай предупредил он.
Напарник-милиционер пожал плечами, так как не собирался прекословить и вообще был не в духе: он чувствовал, что пельмени «Русский хит», наложенные в тарелку у него дома, испаряют свое тепло в потолок, превращаясь в слипшуюся твердую массу, которую потом придется долго и нудно резать ножом.
Василий Карлович прошел к бетонной площадке и со всего маха впечатал в нее свое заповедное кресло с резными ножками.
– Ты че, обкурился? – кинулся на него с лопатой добрый таджик.
– Я обкурился, а ты лажанулся, – ласково ответил ему дознаватель, показывая свое удостоверение, – и если не замолчишь, то я тебя в двадцать четыре часа выставлю за пределы РФ.
– Да нет… Не кричи, начальник. Я буду тихо сидеть, – ретировался таджик, с опаской поглядев на деревянное кресло, ножки которого уже прихватил бетон.
– Товарищи таджики! Здесь мы производим следственный эксперимент, – торжественно объявил Неволин пустой стройке. – Не скрывайтесь и не прячьтесь от меня. Каждый из вас получит то, что заслуживает в соответствии с УПК РФ. А кресло это будет стоять столько, сколько надо правоохранительным органам. Спасибо вам за внимание. Пошли, – бросил он своему напарнику и, когда они удалились с территории стройки, доверительно шепнул ему: – Ты хоть что-нибудь понял?
– Понял, – сказал на всякий случай милиционер, – но прошу уточнить оперативную задачу.
– Твоя задача следить и наблюдать, кто сядет в кресло. Это очень важно. Особенно, если появится какой-нибудь пришлый, внешне неприметный человек из колена Давидова.
– Из какого колена?.. – переспросил на всякий случай напарник, запоминая все, как есть.
– Ну это уже моя головная боль. Я сам раскушу его колено. А твое дело – докладывать руководству, кто сядет в тени смоковницы… Да не нуди ты! – приободрил его Василий Карлович. – Я тебе сменщика дам. Вдвоем вы справитесь и осилите.
Главное дело состоялось, и теперь можно было слегка передохнуть.
Неволин вошел в деревянные двери со стеклянным глазком, на которых висела неприметная табличка с надписью «Оздоровительный клуб “Амазонки”. Отдых VIP-класса. Дешево». Настроение у дознавателя было так себе, душа походила на стекло, захватанное жирными пальцами, ум перестал мыслить апориями, а подсознание подло шептало, что самое неприятное еще впереди.
Навстречу бросился расторопный человек восточного вида в тренировочном костюме стиля ОПГ представительского класса:
– Приветствуем вас, гражданин начальник. Чего желаете?
– Желаю дешево, – сказал Василий Карлович, припоминая табличку на двери.
– Так у нас всё дешево. Только люди для нас дороги.
– В каком смысле?
– Дорого обходятся, – неопределенно сказал восточный человек.
– А жизнь… Жизнь твоя тебе дорога? – с пытливым интересом осведомился дознаватель.
– Не знаю, – искренно ответил встречающий. – Какая может быть жизнь, если вы ко мне пришли?
– Тогда двести граммов водки, – распорядился Неволин, – и валокордина.
– В сауну?
– В стакан. И сюда неси, дурак!
– А закусочки?
– Не надо, – выдохнул Василий Карлович, – ничего уже не надо. Я мыслить буду и соображать про себя и других.
Он посмотрел мутным взглядом на чучело усатого тигра, стоящее в предбаннике. Нос у хищника был боксерский и как будто перебитый. Неволин вдруг вспомнил, что точно такой же широкий боксерский нос был у осужденного когда-то Павлючика. Но в это время человек в тренировочном костюме поднес ему фужер прозрачной «Гжелки», в который влил пузырек сердечного лекарства, запрещенного в ряде стран Европы, и дознаватель, чтобы прервать в себе поток неконструктивных мыслей, опрокинул бурду в себя. Ему показалось, что он проглотил кочергу.
– Кто сегодня на массаже? Карен работает?
– Сегодня работает Сурен, – сказал человек в тренировочном костюме.
– А кто такой Сурен?
– Метание молота смотрите?
– Никогда.
– Вот он бывший мастер по метанию молота, – объяснил хозяин.
– Значит так. Вызови мне Карена, а Сурена мне не нужно. Если человек метает молот, то от него ждать нечего. В сауну поставь бильярд…
– И амазонок?
– Никаких амазонок, – отрубил дознаватель, – мне нужно подумать. Собраться с мыслями… У меня вот здесь, – он показал на свою голову, – вращаются миллиарды планет.
Прошел вперед, открыв первую попавшуюся дверь. Перед ним старуха, согнувшись в три погибели, прочищала унитаз резиновым вантузом.
– Не сюда, не сюда… – И человек в тренировочном костюме направил его в проход рядом.
– Я забыл, как тебя зовут. Ты кто? – спросил его Неволин в неудовольствии.
– Я – Армен.
– Вали отсюда, Армен, – посоветовал ему дознаватель.
Отдал ему зачем-то слегка подмокший пиджак и вошел в сауну.
…Он гонял шары кием, гонял долго, упорно, и ни один из них не попадал в лузу.
Шары трещали, соприкасаясь друг с другом, били себе лбы, разлетались в стороны и падали на пол. А он лупил снова и снова. Царапая зеленое сукно. Плюя на пол в угрюмой досаде. С правой руки и с левой. С подкрутом, наискосок и впрямую. И всё напрасно, всё мимо, и всё в молоко…
На левом плече Неволина был выдавлен священный знак «Ом», на правом – православный крест с косой перекладиной у основания, на внутренней стороне локтя сверкали две короткие черные молнии, а на фалангах пальцев левой руки синело лаконичное слово «Вася». Низ торса он обвязал махровым полотенцем, а сам торс был поджарым, как у обладателя черного пояса или давно пьющего человека.
В сауне висел горячий туман. Плафон под потолком горел тускло и отдавал зеленым. Комната, похожая на шкатулку, выгоняла из тела остатки жира. Несмотря на то что ни один шар не попал в лузу, Василий Карлович становился с каждой минутой духовно сильнее.
Тихонько открылась дверь. Дознаватель увидел на пороге туманную фигуру и понял, что это, по-видимому, массажист, которого он вызвал к себе в сауну.
– Карен?.. – спросил он, напрягая зрение и силясь различить через пар черты лица.
Фигура кивнула головой. Василий Карлович не рассмотрел ее толком, а лишь заметил про себя, что Карен одет почему-то в выходной черный костюм, что совсем не подходило для банных и вообще интимных процедур. Тем не менее дознаватель лег на лавку ничком, и через минуту его спины коснулись умелые, сильные руки.
– Где болит? – спросил его массажист.
– Внутри, – ответил Неволин неопределенно.
– Точнее? Душа? Позвоночник? Плечи?
– Спину немножко потянул, когда тащил одно кресло…
– Ну это мы сейчас поправим, – пообещал Карен. – Ничего чувствовать не будешь. Кроме боли, стыда и радости жизни.
Василий Карлович здесь слегка задумался и попытался уместить сказанное Кареном в своей умной башке.
– Стыда я не чувствую, – сказал он рассудительно. – Стыд чувствуют или бандиты, или порядочные люди. А я не принадлежу ни к тем, ни к другим. А боль и радость жизни… – это вообще не сопрягается.
– Еще как сопрягается, – возразил массажист. – Какая радость жизни без острой пронизывающей боли?
Он резко нажал на позвонок, и Неволин вскрикнул, увидев, что из черного рукава массажиста торчит белоснежный манжет с запонкой, сделанной из поддельного драгоценного камня.
– Ты зачем так вырядился? – не понял Василий Карлович. – Зачем надел в сауну дорогой костюм?
– Этот костюм не слишком дорогой. Просто он сделан для покойника французской фирмой «Пьер Карден». Фирма известная, не спорю. Но костюм одноразовый, если в нем двигаться и ходить. Швы расходятся тут же. А продается он в Орлеане по цене костюма для живых, почему?
– Напиши об этом в прокуратуру, – посоветовал Карену Неволин.
Ему снова пришлось закричать, потому что массажист довольно грубо распорядился его ягодицей.
– Не орать, – строго сказали ему под ухом. – И не звать на помощь, потому что никто сюда не придет.
– Чего… – спросил Василий Карлович, – чего ты от меня хочешь?
Он был удивлен, даже слегка деморализован, и эта деморализация наступила как-то сразу от одного легкого прикосновения сомнительного массажиста.
– Я хочу, чтобы ты послушал историю, – пробормотал Карен, массируя ему спину. – Ты вышел под дождь и стал мокрым. Было такое дело?
– Было, – признался дознаватель.
– Ты укрылся под деревом, но был мокрым. Ты зашел в дом, но был мокрым. Сел на стул, но был мокрым. Лег на диван, но был мокрым. И будешь мокрым, пока не сменишь одежду.
– Не понял намека, – сказал Неволин, смутно соображая, что подразумевается под мокротой и особенно под деревом.
Тело было разморено и не подчинялось командам, идущим из головы.
– А ты подумай, – посоветовал ему массажист. – Только не умом, а сердцем подумай. Душою сообрази.
– А другой истории у тебя нет? – осведомился Василий Карлович, чтобы замотать разговор и оттянуть неминуемую развязку.
– Есть, – ответил Карен. – И все про нас двоих.
– Давай, – согласился дознаватель. – Это даже интересно.
– Вот, дорогой мой, ведут человека, схватив его за руку «Он грабил, он воровал, он убивал, заточите для него топор!» А человек отвечает им: «Вы не грабили, вы не воровали, вы не убивали. Тогда зачем вы затачиваете топор?..»
– И кто здесь я? – спросил Неволин, живо представив себе средневековую казнь.
– Догадайся.
– Тот, кто затачивает топор? – прошептал Василий Карлович страшно. – Погоди… А я тебя знаю?
– Откуда?
– Нет. Я тебя знаю! Я должен тебя знать!..
Собрав последние силы и сжав волю в кулак, он выскочил из-под рук Карена и впервые поглядел ему в глаза, потому что всё это время лежал на животе и разговаривал как будто с самим собой.
Перед ним стоял человек с расплющенным носом тигра. Дознаватель узнал его, это был мертвый Павлючик. А нос ему повредил сам Неволин много лет назад, когда во время дознания нечаянно вышел из себя, но тут же в себя сразу и вошел.
– Возьми, – сказал ему Павлючик и дал в руки кожаные розги. – Хлестай себя изо всех сил. Потому что ты грязный подонок. Низкая мразь. Ты недостоин дышать одним воздухом с порядочными людьми. Ты хуже мухи-навозницы. Она сидит на дерьме и питает им себя и своих детей. Но тебе этого мало. Ты кормишь дерьмом других и приказываешь им кричать: «Вкусно! Вкусно! Вкусно!..»
– У меня нет своих детей, – признался Василий Карлович, – поэтому я кормлю чужих и вообще всех, кто у меня под рукой.
– Это не оправдание.
– Да, я – дерьмо, – согласился дознаватель спокойно. – Я давно это знаю.
– Точнее, духовный урод и моровая язва. Ты – саранча.
– Саранча, согласен. Но пойми… я тоже хочу жить как человек…
Взял из рук массажиста розги. Вяло ударил себя разок, другой…
– Да кто ж так бьет?! – вскричал мертвый Павлючик. – Вот как бьют! С морозца, с морозца!..
Он начал хлестать дознавателя с невиданной жестокостью, так, что сукровица, смешанная с кровью, забрызгала концы его плетки.
Их обоих объяла жаркая мгла. Со стороны могло показаться, что двое немолодых мужчин занимаются акробатикой.
Глава восьмая
Каменный гость
Дознаватель бежал по вечерней улице в пиджаке, надетом на голое тело. Бежал босиком по лужам, по канализационным стокам, укрепляя ноги железом, как индийский факир, ничего не замечая и не различая пути.
Пробежал мимо парикмахерской «Ворожея», где Лидка заканчивала свой рабочий день. Она только увидела через стеклянную витрину чьи-то голые ягодицы, одновременно удивившись и обрадовавшись. Выглянула на улицу, светлая, как зажженная лампочка. От нее стремительно удалялась тяжелая тень, и звонкие брызги летели из-под волосатых ног.
…Дядя Боря Амаретто навел бинокль на улицы Орлеана. Он это делал частенько, воображая, что сидит в джунглях в засаде и должен быть безжалостным охотником, выслеживающим смиренную жертву, ибо в противоположном случае смиренной жертвой станет именно он. Цирк шапито стоял на холме, там же бок о бок находилась юрта известного иллюзиониста, откуда открывался прекрасный вид на городские окраины.
В бинокле был виден помешанный гражданин, скачущий по лужам и напоминающий своим видом дознавателя Неволина. Дядя Боря издал горловой звук, подслушанный у тувинских шаманов, и глубоко задумался. Если представитель власти, который хотел подсадить дядю Борю к принципиальным содомитам, сам разделся и бегает где попало, как принципиальный содомит, то это значит, что с самими принципами случилось что-то не то и всему городу грозят события как минимум поучительные. Иллюзионист снова взглянул в свои окуляры. Дознавателя в них больше не было, а появилась стеклянная витрина приветливой «Ворожеи». За нею Лидка Дериглазова, раздевшись до бюстгальтера, протирала влажной ватой свои соблазнительные подмышки. Слюна во рту дяди Бори начала кипеть, кундалини нехотя поднялась от паха в область грудной клетки, но парикмахерша, как на грех, погасила в помещении электрический свет, потому что рабочий день был окончен, и опустила на стекла металлические жалюзи.
Василий Карлович в это время добежал до здания городской больницы и нырнул вовнутрь, миновав деморализованного вахтера, который от удивления открыл рот.
…Ворвался в ординаторскую хирургического отделения и увидел, что Рудольф Валентинович сидит на полу с блаженной улыбкой ребенка и считает в голове пролетающих внутри нее ангелов. Рядом с ним стояла початая бутылка тридцатишестиградусного напитка «Велес».
– Где мертвец?! – спросил дознаватель, по возможности нежно сгребая врача за грудки и оторвав от пола.
Рудик машинально посмотрел на его крайнюю плоть и не нашел в ней ничего выдающегося. Неволин поймал его взгляд, натянул пиджак на бедра и даже на всякий случай застегнул его на все пуговицы.
Белецкий встал с пола. Оказалось, что он довольно уверенно держится на ногах. Протянул дознавателю врачебный халат, чтобы тот прикрыл свою срамоту.
В это время в кармане пиджака Василия Карловича затрепетал мобильный телефон.
– Неволин у аппарата! – рявкнул в трубку дознаватель.
– Балашов на связи, – услышал он голос своего напарника. – В кресле, за которым установлено наблюдение, кто-то сидит.
– Кто сидит?! – ахнул Василий Карлович не веря своим ушам.
За всеми перипетиями с мертвым экзекутором он позабыл главное, а именно следственный эксперимент с креслом на стройке, который должен был выманить Мошиаха из его конспиративной норы.
– По виду птица удод. Я посмотрел атлас птиц, и характеристики совпали.
– Что делает птица? – спросил дознаватель, внутренне примеряя удода к противоречивой ситуации, сложившейся в последний час.
– Чистит клювом перья.
– А таджики… Таджики где?
– Все рабочие-мигранты, увидев поставленное вами кресло, разбежались в ужасе по степи.