Француженки не крадут шоколад Флоранд Лора

Кэйд должна была зайти к очередному шоколатье в ее списке. Раз так, она сумеет собраться с силами – ее дух будет крепнуть с каждым шагом – и войдет в очередную кондитерскую. И опять аромат и вид шоколада одурманят ее изысканной и сказочной исключительностью, и…

Она получила отказ очередного шоколатье. Симон Кассе бросил на нее быстрый проницательный взгляд синеватых глаз и посоветовал обратиться… к Сильвану Маркизу. Однако легкий изгиб его поджатых губ свидетельствовал о том, что он просто желает подстроить пакость Сильвану, не имея искреннего намерения помочь Кэйд в поисках. Следующий в списке, Филипп Лиони, буравил ее синими глазами, мгновенно потемневшими, как штормовое море, и буквально зарычал на нее. Львиным рыком разъяренного Аслана[27]. В ее ушах еще стоял звон, когда она покинула его магазин.

Иногда ей откровенно грубили, словно считали наивной дурочкой, не заслуживающей лучшего обхождения. Иногда окидывали озадаченным взглядом, похоже, размышляя, где американцы умудряются набраться таких диких идей. Порой Кэйд встречало дикое раздражение, будто парижанам изрядно надоели как сами американцы, так и их идиотское поведение. Один тип отверг ее предложение кокетливо, намекая, что она могла бы уговорить его, выбрав правильный подход. Кэйд отметила этого флиртующего шоколатье в списке возможных вариантов. Она почти не сомневалась, что шестидесятилетний ловелас обманывает ее, но надо же было отметить в этом списке хоть кого-то.

Кэйд не понимала, почему все ей отказывают. Разумеется, они дорожили своими секретами, индивидуальными творческими подходами к изготовлению своих шоколадных шедевров. Но именно наличие уникальных методик, проверенных годами и заслуживших признание, и привлекло ее сюда; именно в мир элитного шоколада она страстно мечтала попасть.

Почему никто не пожелал поделиться своим опытом и заключить с ней выгодную сделку? Все вели себя так, словно подобная сделка могла как-то разрушить их мир. Они напоминали упрямую старую аристократку, обосновавшуюся в унаследованной от прадедов усадьбе с любимым вишневым садом, которая отказывается иметь дело с властной строительной корпорацией, угрожавшей сровнять ее владения с землей. Но ведь Кэйд даже не мыслила ни о каком разрушении!

Наверное, она выбрала неверный подход. Видимо, следовало задействовать команду юристов, исполнителей и помощников, чтобы ошеломить парижских снобов. Мог ли иной подход принести желаемый результат? Перед мысленным взором Кэйд возник образ непреклонного, чувственного и надменного Сильвана Маркиза, и у нее возникло подозрение, что его реакция на юристов могла быть еще более взрывной и непредсказуемой.

В любом случае она не собиралась привлекать никого из кадровых помощников компании. Ей хотелось рискнуть, попытаться самостоятельно устроиться в Париже. Хотелось независимого и личного общения с людьми, хотелось продолжать… жить мечтой. Новый рецепт шоколада – вот единственный способ воплощения ее снов в реальность, только добыв его, Кэйд оживила бы крону фамильного древа, взращенного поколениями.

Субботний день клонился к вечеру, а Кэйд так и не приблизилась к цели. Она не заказала столик в роскошном парижском ресторане, где могла бы оживленно обсуждать планы с каким-нибудь пылким шоколатье и потом, прислушавшись к его советам, попробовать лучшие блюда из списка в меню, завершив ужин изысканным шоколадным десертом. Увы, ей предстоял очередной одинокий вечер. Она не могла припомнить, когда в последнее время проводила целых два дня и два вечера в одиночестве. Всегда сама решала, пойти ли в клуб с друзьями или провести вечер в одиночестве. Одиночество приносило облегчение от суетных, заполненных общением с людьми дней. Но сегодня не Кэйд выбрала такой удел и потому не испытывала радости, лишь горечь поражения. Стоило закрыть глаза, как она видела закрывающиеся двери, за которыми утопал во мраке некогда светлый мир ее сказочно счастливого будущего.

Вернувшись в свою квартирку, Кэйд открыла дверцу холодильника, наполненного коричневыми, бежевыми и бирюзовыми коробками, все с именами и логотипами лучших городских шоколатье. Нет, сегодня вечером она не собиралась торчать дома, поедая сладости.

Кэйд еще колебалась, поглядывая на свой фирменный смартфон «Блэкберри», но потом решительно отвергла его услуги. Она не станет звонить никому из знакомых, которые были бы рады вывести ее в свет ради расширения круга своих деловых знакомств и новых перспектив. Это ее приключение! Ее шанс! А не какой-то там очередной день, хоть и проведенный в заграничном городе.

Нет, она будет ужинать одна. А затем отправится к Эйфелевой башне и увидит тот сверкающий каскад огней, о котором родители только и твердили. Потом спустится к Сене и сядет на последний из знаменитых речных трамвайчиков, курсирующих по реке, обеспечивая туристам еще более впечатляющий ракурс на романтический город. Выйдя на дальней остановке, прогуляется по ночным набережным, понаблюдает за танцорами и барабанщиками, о которых прочла в путеводителе.

Несмотря на протесты разбитых ног, Кэйд, прихрамывая, намеренно шла окольными путями, чтобы избежать очередной случайной встречи с Сильваном Маркизом. Специально не захватила с собой ни «Блэкберри», ни ноутбук и вышла в город даже без путеводителя. Она в Париже. И сумеет сама найти приличный ресторан.

Кэйд вдруг заметила, что очутилась на пешеходной, вымощенной булыжником улице, заполненной неторопливо прогуливающимися людьми, останавливающимися перед стойками с меню, имеющимися у каждого бара и ресторана. Радостными людьми, довольными своей городской жизнью. Некоторые из них даже не смотрели на специальные предложения, написанные мелом на темных досках, установленных на тротуарах, а просто заходили в свои любимые ресторанчики, как к себе домой.

Кэйд остановилась перед рестораном с зеленым фасадом и полом, выложенным старыми гладкими огненно-красными плитками. В маленьком нижнем зале сгрудилось пять столиков, а в бельэтаж вела черная железная лестница. Стройный официант в черных брюках и футболке покачал головой, когда она спросила насчет бельэтажа; очевидно, тот зал открывался позднее.

Он не выказал также особого волнения по поводу того, что она пришла ужинать одна. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Может быть, она просто не заметила? Официант достаточно любезно проводил ее к столику на двоих возле окна, откуда Кэйд могла наблюдать за тем, что происходит на улице.

Как неловко! Ей редко приходилось ужинать одной в общественном месте. Во время командировок она обычно питалась в окружении деловых людей. Сидеть в ресторане за тысячи миль от дома, словно ты сиротка, – испытание не для слабонервных. Но она справится. Даже в Париже. Даже когда сосет под ложечкой, а нос покраснел от смущения. Она ослепительно улыбнулась гарсону, пожавшему плечами в ответ, и углубилась в чтение меню.

В зал вошла парочка клиентов, недавно разменявших шестой десяток, и села за соседний столик, переговариваясь по-английски. Великолепно! Пытаясь обрести свой Париж, Кэйд снова угодила в туристскую забегаловку. Сбежать в свою конурку, трусливо поджав хвост? Ну уж нет.

Надо подкрепиться основательно, а не ограничиться быстрым перекусом. Кэйд заказала полный комплексный обед из трех блюд. Она приехала сюда наслаждаться Парижем. И всеми тремя парижскими блюдами.

В ожидании вина Кэйд поигрывала столовыми приборами, уже жалея, что не захватила свой «Блэкберри». Затем решительно вытащила дневничок в кожаной обложке, купленный специально для заметок о парижском путешествии. Вошла очередная парочка во главе с высоким брюнетом. Сердце Кэйд замерло еще до того, как она подняла голову, чтобы получше его разглядеть. Официант дружески похлопал Сильвана Маркиза по плечу, приветствуя, а тот в сопровождении улыбающейся субтильной блондинки с идеально уложенной прической ответил ему рукопожатием.

Закрыв глаза, Кэйд попыталась смириться со слепой судьбой.

Почему такое случилось именно с ней? Как отвратительно, что ему взбрело в голову провести свое свидание в том же самом ресторанчике, где ей предстояло «наслаждаться» своим одиноким ужином. Он отвернулся от официанта и застыл. Широко открыв глаза, Кэйд вызывающе посмотрела на него.

– Уж не шпионите ли вы за мной? – скептически поинтересовался Сильван Маркиз.

– Зачем бессмысленно тратить средства компании? – холодно отозвалась она.

Нет, что это он, собственно, возомнил о себе? Тоже мне нашелся… светило кулинарии, один из лучших шоколатье в мире! И как он может так развязно болтать с совладелицей крупнейшей компании – производителя шоколада на планете? Ее телохранители, юристы или помощники сочли бы поведение Кэйд странным, если бы она в данном случае не стала шпионить за ним.

– Шпионит? – улыбнулась миниатюрная блондинка.

Сильван Маркиз пренебрежительно взмахнул рукой:

– Ce n’est pas important[28].

Кэйд вспыхнула.

– Желаете в бельэтаж? – обратился к нему гарсон.

Очевидно, правило, предполагавшее изначальное заполнение нижнего зала, распространялось лишь на людей с американским акцентом.

– Нет, – сказал Сильван, не обращая внимания на разочарованный взгляд блондиночки. – Мы отлично посидим здесь, внизу.

В нижнем зале стояло всего пять столиков, и два из них были уже заняты. Официант усадил Сильвана с его подружкой через два столика от Кэйд. Мечтая съежиться до размера старого сушеного гриба, способного затеряться среди мусора на полу, Кэйд вдавливала острие своего серебряного пера в страничку дневника до тех пор, пока оно не прорвало бумагу.

«По крайней мере, – с горечью подумала она, – теперь я узнала, что выбрала приличный ресторан». Кэйд могла поспорить, что Сильван Маркиз вкушает только бесподобные, изысканного вкуса блюда. Вероятно, такой же бесподобной он считал и блондиночку. Перо испачкало чернилами и прорвало второй лист.

Когда несносный шоколатье проходил мимо к столику, до Кэйд донеслись легкие ароматы какао и корицы, цитруса и ванили. Естественно! Ведь к концу дня он весь пропитан экзотическими запахами. Наверное, ему не удается полностью избавиться от них даже после мытья или стирки одежды.

Закрыв глаза, она представила, как вода струится по его телу, начисто смывая шоколад и сахарную пудру. Ощущать запах шоколада – это такое наслаждение! Шоколадный дух каким-то удивительным образом поддержал ее силы, вернув в комфортную сферу. Что толку? Какая глупость бредить обнаженным телом какого-то выскочки? Разве может быть уютно там, куда вторгся высокомерный Маркиз?

Склонив голову, она отчаянно старалась придумать, что бы ей записать в дневник, изображая деловитость и игнорируя присутствие Сильвана. Как объяснить, почему она одна? Кэйд вдруг заметила, что уже многократно выписала на листке ежедневника слово «Париж», просто чтобы двигалось перо. Потом перо стало выводить ее собственное имя. Записало название ресторана. «Силь…» – перо начало своевольничать, и она захлопнула кожаную обложку. Похлопала по ежедневнику рукой, соображая, что с ней происходит. И наконец вновь открыла его. С крайней осторожностью Кэйд держала обложку так, чтобы он не заметил, какие слова записаны на листе.

– Что вы пишете? – спросил Сильван Маркиз, сидя за столиком в трех футах от нее. – Воспоминания о Париже? Шанталь, я тебя еще не представил? Познакомься с Кэйд Кори. Она знает все о шоколадном бизнесе, – добавил он тоном величайшей любезности, словно пояснял это смотрителю лаборатории микробиологии.

– Кори, – произнесла Шанталь, – так это вы производите те…? – Она, очевидно, осознала, что ее губы презрительно искривились, и сразу расплылась в милой улыбке. – Прелестно. А во Францию вы приехали пополнять свои знания о шоколаде?

Кэйд подумала, какими могли бы быть последствия, если бы она сейчас размахнулась и сильным ударом свалила их обоих с ног. Конечно, это будет не первый раз, когда американцев в Париже провоцировала на насилие особая «французская вежливость» – как называл этот вид издевательства ее дедушка. Да, она приехала во Францию пополнить свои знания о шоколаде, однако невинная улыбочка француженки сопровождалась далеко не невинным тоном вопроса.

И вообще, кто такая эта Шанталь? Кэйд заметила, что его Маркизово Величество не сочло нужным сразу представить свою спутницу. Она стала настолько важной частью его личной жизни, что предполагается ее известность широкому кругу заинтересованных лиц?

Никогда больше Кэйд не выйдет из дома без своего «Блэкберри». По крайней мере со смартфоном она могла бы изобразить деловую активность и выглядеть… еще более жалкой. Будто, даже сидя в центре Парижа, она не в состоянии найти для себя никаких иных ценностей, кроме славной работы в компании «Шоколад Кори».

Как раз той работы, принцип которой Кэйд так хотелось изменить.

– Разве у вас нет знакомых в Париже? – спросил Сильван.

Она пристально взглянула на него. Не разыгралось ли у нее воображение, или в его голосе действительно появилась нотка заботы? Уж не собирается ли он включить ее в свою компанию помощи жертвам общественного презрения?

Ответ на этот вопрос и Шанталь был интересен.

– Разумеется, знакомые у меня есть, – ответила Кэйд.

В общем, несколько человек захотели бы познакомиться с ней. Из отцовского списка.

На лице Сильвана отразилось недоверие. Кэйд уже решила встать и уйти, сделав вид, будто заглянула сюда просто выпить бокал вина, когда возле ее столика появился официант с тарелкой равиоли, плавающих в сливочном соусе с базиликом и кедровыми орешками. От блюда исходил райский аромат, и выглядело оно, как внушительный замок на двери ресторана, приговоривший ее на вечер к мучительному соседству. Ей следовало остаться дома, лелеять свою печаль. Или пообедать в ресторане Эйфелевой башни.

Перед ее мысленным взором предстала яркая картина совместного ужина с Сильваном Маркизом в ресторане Эйфелевой башни, и она даже сумела разглядеть городские огни, темное звездное небо, блеск его темных волос и руку, предлагающую ей попробовать нечто бесподобное. Передернувшись, Кэйд выбросила видение из головы.

Не лучше ли воспользоваться случайно полученной информацией о местонахождении Сильвана и его отсутствием, пробраться в его мастерскую и выяснить все его секреты? Хорошая идея! Дед гордился бы внучкой. Кэйд внутренне улыбнулась: его гордость будет, пожалуй, настолько взрывоопасной, что весть о ее тайной затее упадет прямо в уши его сына, отца Кэйд. А отец был сторонником смехотворной позиции о корпоративном шпионаже. Он полагал, что им надо быть очень осмотрительными, не привлекать к шпионской деятельности людей, которых могли хоть как-то связать с семейством Кори.

– Тогда почему же вы обедаете в одиночестве? – снова поинтересовался Сильван.

Кэйд обожгла его взглядом. Какая бестактность! Так жестоко и больно сорвать ее с небес! Мысленно она уже купила его секреты за миллионы долларов, но шлепнулась на грешную землю и оказалась объектом жалости и снисходительной опеки. Разумеется, он больше озабочен тем, чтобы в очередной раз покрасоваться и унизить ее.

– Потому что мне не слишком нравится общение с людьми. Знаете, как у Омара Хайяма: «Уж лучше быть одной…» – парировала Кэйд.

Пора бы ему заткнуться и обратить внимание на свою куколку. Хотя в глубине души Кэйд было любопытно, каким бывает свидание с человеком, способным создать такой удивительный вкус шоколадных конфет и чьи глаза так таинственно темнеют, когда смотрят в твои…

– Vraiment?[29] – заинтригованно отозвался Сильван. – Как вы дошли до такой жизни? Может, вы просто переводите ценность общения на доллары или евро?

Всеми фибрами души желая бросить на столик кредитку и подозвать официанта, Кэйд начала судорожно копаться в сумочке. Хватит, будем считать, что Сильван победил, ему удалось выжить ее из этого ресторана. С такой же легкостью он выдворил Кэйд из шоколадной лаборатории. Благодаря всего паре презрительных слов и чертовски высокомерному взгляду. Она замерла, отложила сумку, медленно втянула воздух носом и, сосредоточившись на равиоли в сливочном соусе с бледно-зеленым отливом, вонзила вилку в изящный пельмешек.

– Bon apptit[30], – любезно сказала Шанталь.

Если говорить начистоту, то Кэйд уже возненавидела не только его, но и его подружку. Фальшивая любезность смазливой парижской блондинки, сидевшей за одним столиком с превосходным шоколадным чародеем, маскирует ее безграничную злобу.

Но стоило Кэйд уткнуться в тарелку, как раздражение отступило. Вкус равиоли расцвел у нее на языке: идеальное сочетание базилика, соли, топленого масла, кедровых орешков и сливок, превосходный пельмешек с какой-то не вполне понятной начинкой. О, дивный мир! Все вкусы слились воедино в одном изысканном блюде ценностью в тысячу калорий. А, да ладно! Кто об этом сейчас думает?

Она вдруг осознала, что сидит с закрытыми глазами, смакуя вкусный пельмень, а когда открыла их, то увидела, что Сильван Маркиз с улыбкой наблюдает за ней. Словно он знал, что Кэйд ощущает в момент первой пробы этого блюда, и наслаждался вместе с ней. Наслаждался тем вкусом, который чувствовала она.

Кэйд невольно вспыхнула, охваченная возбуждением, ее бросило в жар. Даже из гордости она не смогла воспрепятствовать проявлению своего волнения. Щеки предательски пылали.

Улыбка медленно растаяла на губах Сильвана Маркиза, не сводящего с нее глаз.К их столику подошел официант и что-то обсудил с Шанталь, но Сильван, похоже, даже не слышал его.

– Сильван? – обратилась к спутнику Шанталь. Его имя, произнесенное ее изящными французскими губками, звучало великолепно. Идеально правильное произношение окончания напоминало легкий елейный стон.

Он не ответил. Шанталь перевела взгляд с него на Кэйд, и в нем отразились далеко не радостные чувства. Кэйд отвернулась и уставилась в окно.

– Сильван, – повторила Шанталь.

– Что? – рассеянно отозвался тот.

– Tu as choisi, mon cher?[31]

– Pardon. Oui. Les ravioles[32], – сказал он официанту.

Жар возбуждения опять охватил Кэйд.

«Душераздирающая и смехотворная ситуация», – мысленно отметила она. Удастся ли ей натурально изобразить спазм желудка, чтобы сохранить достоинство и покинуть ресторан?

Нет, изображая мучительную боль, она будет выглядеть отвратительно. Может, лучше сердечный приступ? Или выдать аллергическую реакцию на базилик? Тогда можно объяснить эффект покрасневшей физиономии. Или лучше сделать вид, будто ей попала в глаз соринка, и удалиться в дамскую комнату, а там вылезти в окно, чтобы больше не возвращаться за столик. Окинув взглядом ресторанчик, Кэйд поискала табличку, но не заметила в нижнем зале ничего подобного. Значит, удобства либо в подвале, либо на бельэтаже. Она не сомневалась, что сумеет незаметно вылезти в узкий оконный проем, но все-таки прикинула, много ли туалетной бумаги понадобится для скручивания крепкой веревки.

План побега из окна туалета с помощью веревки из туалетной бумаги выглядел для нее менее унизительным, чем обычная оплата ужина и выход на улицу через дверь.

– Вы не хотите доесть это блюдо? – поинтересовался Сильван.

Господи, почему этот приставала не может пять минут посидеть спокойно, сосредоточив внимание на своей спутнице? Лучше бы отвернулся вообще. И оставил Кэйд в покое.

– Я не голодна, – сухо ответила она.

Изрядно проголодавшись за день, она с воодушевлением заказала комплексный обед, но сейчас так разнервничалась, что не могла заставить себя проглотить ни куска.

Губы Сильвана вытянулись в изящную французскую трубочку, выразив беззвучное удивление. Посмотрев на ее тарелку, он перевел взгляд на рот Кэйд. Его бровь вопросительно приподнялась.

Неужели он полагает, что именно так может проникнуть в ее тайные мысли? И какие же молчаливые вопросы таились в его глазах, в глубине которых загорались и гасли теплые лучики?

– Сегодня я съела слишком много шоколада, – быстро пояснила Кэйд.

На лице Сильвана отразилось самодовольство.

– Я ведь заходила к Доминику Ришару, – снисходительно добавила она.

Удар попал в цель, рот Шанталь изумленно открылся, и она изящно прикрыла его пальчиками с идеально накрашенными ноготками. Кэйд тоже тщательно ухаживала за руками, но вряд ли сумела бы прикрыть рот столь эротично. Может, француженки практикуют пластику перед зеркалом? А вот Сильван поджал губы, и любому стало бы ясно, что Кэйд добилась своего.

– Ну и что? Он продался? – с негодованием спросил он.

Пока ее мысли метались между ложью или признанием в неудаче, Кэйд вдруг вспомнила, что является совладелицей разветвленной международной сети корпораций.

– Я не имею права обсуждать переговоры о заключении контрактов с третьими лицами, – заявила она с мягкой невозмутимостью, с какой множество раз выступала на деловых совещаниях.

Этот ответ ему явно не понравился. Он резко развернулся к своей спутнице, хотя едва сдерживал возмущение.

– О, неужели вы пытались купить Сильвана? – игриво промолвила Шанталь, очевидно, стараясь снизить напряжение, чтобы вновь завладеть его вниманием и вернуть вечеру приятную легкость. – И сколько же ты стоишь, chri?[33]

Сильван пронзил Шанталь молниеносным взглядом.

– Я не продаюсь.

– Сомнительное заявление, – мило заметила Кэйд, придав своему голосу тонкий оттенок высокомерной язвительности. «Что было чертовски трудно сделать, говоря на чужом языке», – думала она позже, пытаясь утешиться. – Вчера я заплатила почти тысячу долларов, чтобы попробовать вас на вкус.

Брови Шанталь полезли на лоб. Но даже изумлялась она красиво. А губы Сильвана опять вытянулись в красивую французскую трубочку. Потом он усмехнулся.

«Что за двусмысленную чушь я сморозила?» – Кэйд отчаянно захотелось, чтобы земля расступилась и поглотила ее. Минута понадобилась Сильвану, чтобы его усмешка преобразовалась в нечто более цивилизованное, в блестяще и великолепно выраженное самодовольное злорадство.

– Да, пожалуй, вам удалось.

А Кэйд не могла даже заставить себя выдавить, что имела в виду «вкус его шоколадных конфет», сознавая, что оговорка была почти по Фрейду. Ведь они оба понимали, что, когда она наслаждалась его шоколадными конфетами, в них присутствовало нечто от него самого.

Ей оставалось лишь попытаться изобразить презрение, сожалея, что она не отработала его перед зеркалом, когда практиковалась в произношении французского «u». Знания языка явно недостаточно для того, чтобы нормально жить во Франции.

– А вы не думаете, что он несколько дороговат? Хотя полагаю, что вы всегда можете одурачить клиентов, продавая им свою продукцию, если считаете, что цель оправдывает средства.

На его скулах заходили желваки. Ситуация стала взрывоопасной.

– Сильван признан самым лучшим шоколатье Парижа! Это не обсуждается, – заметила Шанталь.

– Неужели? – воскликнула Кэйд. – Так, значит, вы ни разу в жизни не пробовали продукцию Доминика Ришара?

Вспыхнувший яростью взгляд Сильвана мог бы воспламенить лед. Ее уже не могло потрясти исходящее от него волшебное очарование, прямо сейчас этот чародей, похоже, готов был скормить дерзкую нахалку демонам.

– Нет, – преданно заявила Шанталь.

Кэйд пожала плечами и, разведя руками, молча выразила свое мнение.

А Сильван выглядел так, будто считал, что отдать ее в лапы демонам будет недостаточной карой – ему хотелось убить Кэйд собственными руками.

– Искусство Сильвана удовлетворяет меня во всех отношениях, – прощебетала Шанталь, встретившись с ним взглядом и подмигнув ему.

Проклятие! Это замечание обрушилось на Кэйд как ледяной душ. Ужасный тошнотворный вечер! Она опять попыталась сосредоточиться на прославленном блюде «Raviole du Royan la crme au basilic» и проткнула вилкой второй пельмень. Несколько минут тишины, и Кэйд, покосившись на дальний столик, обнаружила, что Сильван опять наблюдает за ней. Его взгляд затуманился, а ярости заметно поубавилось.

Кэйд вдруг осенило, что с момента их знакомства она постоянно краснеет, и, вероятно, Сильван уже предположил, что таков натуральный цвет ее кожи.

Гарсон принес для них очередные равиоли с базиликово-сливочным соусом, Сильван вновь уделил внимание Шанталь, обменявшись с ней какими-то любезностями, небрежно пожелав приятного аппетита. Но когда он положил в рот равиоли, его глаза тоже прикрылись от удовольствия, словно для него эта радость встречи с изумительным вкусом была более знакома и ожидаема, чем для Кэйд. Открыв глаза, он посмотрел ей в лицо.

Успокоившая свои бунтовавшие нервы и отправившая в рот второй пельмешек, Кэйд замерла, едва коснувшись вилкой губ, и снова зарделась. Вкус на ее языке заиграл новыми красками, когда их взгляды встретились. Неужели на щеках Сильвана тоже проявился румянец?

Шанталь вздохнула, словно покорившись на мгновение, но потом тряхнула головой с таким дерзким и соблазнительным видом, будто воскликнула: tant pis pour toi![34] – что концы ее прекрасно уложенных волос взметнулись и, блеснув, отразили свет люстры. Подавшись вперед, она накрыла изящной ладонью мужественную руку Сильвана, одну из тех красивых мужских рук, которая умела искусно управляться… со многими делами. И потянула ее на себя, чуть-чуть.

Он опять взглянул на свою спутницу, и она удерживала его взгляд, глядя на него с легкой вопросительной улыбкой. В езультате Сильван покраснел и решительно поменял позу, отвернувшись от Кэйд.

Кэйд тоже развернулась к окну и попыталась продолжить обед. Отправляя в рот столь калорийное блюдо, она предпочла бы, чтобы эти равиоли не напоминали ей сейчас по вкусу опилки. Вдобавок, глотая их, Кэйд ощущала беззащитную уязвимость своей шеи, будто все в ресторане только и смотрят, как неуклюже она глотает. Разумеется, ее волновали далеко не все. Только один посетитель. И его утонченная спутница, которая глотала так соблазнительно, словно предвкушала сексуальные игры.

К счастью, новая пара клиентов заняла столик между ней и Маркизом. Кэйд могла рассчитывать на его воспитание: он больше не станет надоедать ей, вынуждая Шанталь дергать его за руку.

Появление между ними «живого щита» означало, что теперь, отводя взгляд от окна, она не будет неизбежно упираться в радостные физиономии Сильвана и Шанталь. Следующий час вполне мог стать самым длинным в жизни Кэйд, растянутым до бесконечности желанием сделать все, что угодно, но только не ужинать одной в Париже поблизости от этой раздражающей ее пары.

Гарсон, давно принесший ей второе блюдо – утку с абрикосово-медовой подливкой, заметил, что оно почти не тронуто, и с видом глубокой озабоченности забрал его со стола.

– Никакого десерта? Mais, madame, vous avez le prix fix[35].

– Пустяки, – ответила Кэйд, – Я его оплачу. Не проблема.

Официант оскорбился, когда она упомянула о деньгах. Казалось, они говорят не просто на разных языках – они с разных планет. Кэйд просто не понимала, почему его до глубины души задел тот факт, что она отказалась от десерта.

– Я сыта.

– Может, вам нужен э-э – как это по-английски – «полиэтилен… пакет для собаки»? – с улыбкой поинтересовался из-за своего столика Сильван, воспользовавшись возможностью предложить ей блюда на вынос, что сам считал отвратительной мелочностью.

– Лично я полагаю, что «собачий пакетик» должен входить в здешние услуги, – заявила Шанталь, наклонив голову набок и вновь проявляя радушие и любезность, хотя на самом деле уже хваталась за любую соломинку, чтобы вернуть внимание спутника и спасти погибающее свидание. – В меня тоже никогда не влезает целый обед, а десерт обычно выглядит на редкость соблазнительно.

Официант ответил на заявление Шанталь возмущенным взглядом, не сделав попытки предложить какие-либо пакеты.

– Все отлично, – деловито произнесла Кэйд, вновь переходя на невозмутимый, вежливый тон, которым обычно говорила, встречаясь с руководителями компании «Марс» после особенно удачной их сделки. – Mais merci[36].

Таким тоном она показывала, что считает их сделку средненькой; и тем самым порождала в них сомнение. Улыбнувшись, Кэйд поманила к себе официанта. Его брови удивленно поднялись, но он слегка склонился к ней.

Когда официант выпрямился, его лицо выражало откровенное разочарование.

– Vous tes cruelle, madame[37]. Когда обедающая в одиночестве красотка желает что-то нашептать мне на ушко по секрету, то нельзя винить меня в том, что я теряю голову.

Сильван нахмурился, сверля взглядом его спину. Кэйд залилась смехом, вполне довольная одним из своих первых столкновений с легкомысленным шармом парижан.

– Что ж… Возможно, месье, однажды я загляну к вам на десерт.

Официант улыбнулся, подмигнул ей и склонил голову.

Сильван с мрачным видом повернулся к Шанталь. Кэйд подписала оплаченный чек, присовокупив к нему по-американски щедрые чаевые. Вероятно, это был глупый каприз. Но, представляя, как он уязвит нежные отношения этой пары, Кэйд надеялась, что, когда выяснится, что она оплатила и их ужин, Маркиз почувствует ту же злость и унижение, какие испытала она.

Кэйд надеялась, что это расстроит его на целый вечер и он опять стиснет зубы. Хотя Шанталь, похоже, сумеет искусно развеять любой мрак. Ну и черт с ними.