Жатва Герритсен Тесс

– У меня нет знакомых женщин по имени Джой.

– Возможно, потом вспомните. Не хотите ли прилечь? Мистер Восс говорит, что вам нужен отдых.

– Я уже належалась в постели.

– Но мистер Восс говорит…

– Я лягу. Попозже. А сейчас я хочу еще посидеть у окна. Одна.

Горничная застыла в нерешительности. Потом, кивнув, с явной неохотой покинула спальню.

«Наконец-то, – подумала Нина. – Наконец-то я одна».

Всю прошлую неделю, едва она вернулась из клиники, ее постоянно окружали люди. Частные сиделки, врачи, горничные. И Виктор. Прежде всего Виктор, буквально нависший над ее кроватью. Он читал ей вслух все открытки с пожеланием выздоровления, следил за всеми ее телефонными разговорами. Защищал ее, изолировал от окружающего мира. Делал узницей этого дома.

И все потому, что он ее любил. Слишком сильно ее любил.

Нина устало привалилась к спинке кресла. На противоположной стене висел ее портрет, написанный вскоре после женитьбы. Виктор сам нашел художника и даже выбрал платье, которое она должна была надеть для позирования. Длинное платье из розовато-лилового шелка, по которому шли неброские розы. На портрете Нина стояла под деревом. Ствол дерева обвивал плющ. В одной руке она сжимала белую розу, вторая была неуклюже опущена. На губах застыла робкая, неуверенная улыбка, словно в тот момент она думала: «Я тут стою вместо другой женщины».

От девушки на портрете ее отделяло двадцать пять лет. Вглядываясь в знакомый холст, Нина убеждалась, что за эти годы она почти не изменилась. Конечно, внешне она уже не та юная невеста в саду. Нет былого крепкого здоровья, нет тех кипучих жизненных сил. Но ее характер во многом остался прежним. Все такая же робкая и неуклюжая. По-прежнему собственность Виктора Восса.

Она услышала его шаги и подняла голову.

– Луиза сказала, что ты все еще сидишь в кресле. – Виктор влетел в комнату. – Тебе необходимо вздремнуть.

– Виктор, я прекрасно себя чувствую.

– По тебе не скажешь, что ты достаточно окрепла.

– Но прошло уже три с половиной недели. Доктор Арчер говорил, что другие его пациенты в это время вовсю гуляют по ленте тренажера.

– Меня другие его пациенты не касаются. Я не сравниваю тебя с ними. Тебе необходимо лечь и поспать.

Нина выдержала его взгляд и твердым голосом сказала:

– Я не лягу. Мне хочется посмотреть в окно.

– Нина, я всего лишь забочусь о твоем здоровье.

Но она уже отвернулась от него и смотрела в парк. На деревья, листва которых из желтой превращалась в бурую. Цвет предзимья.

– Я бы хотела прокатиться на машине…

– Пока еще слишком рано.

– …к парку. К реке. Куда угодно, подальше от этого дома.

– Нина, ты меня не слушаешь.

Она печально вздохнула:

– Нет, Виктор. Это ты меня не слушаешь.

Супруги замолчали.

– А это откуда? – спросил он, указывая на вазу возле кресла.

– Недавно прислали.

– Кто прислал?

Нина пожала плечами:

– Какая-то женщина по имени Джой.

– Такие цветы можно охапками собирать по обочинам.

– Потому их и называют полевыми. Или луговыми.

Подхватив вазу, Виктор поставил ее на стол в дальнем углу спальни. На чайном столике вновь оказалась ваза с восточными лилиями.

– Все лучше, чем какая-то трава, – буркнул он и вышел из комнаты.

Нина смотрела на лилии. Они были прекрасны. Экзотические, совершенные цветы. Вот только их обволакивающий аромат вызывал у нее головную боль.

Смахнув невесть откуда появившиеся слезы, Нина заметила конвертик, присланный вместе с полевыми цветами.

Джой. Кто же такая эта Джой?

Нина открыла конверт, достала карточку. Только сейчас она заметила надпись на обороте: «Некоторые врачи всегда говорят правду».

Ниже стоял телефонный номер.

Нина Восс позвонила в пять вечера. Эбби была дома одна.

– Это доктор Ди Маттео? – негромко спросил женский голос. – Одна из врачей, которые всегда говорят правду?

– Здравствуйте, миссис Восс. Значит, мои цветы до вас все-таки дошли.

– Да, благодарю вас. И цветы, и ваше довольно странное послание.

– Я перепробовала все способы связи с вами. Письма. Звонки.

– Почти десять дней назад меня выписали из клиники.

– Но вы были вне досягаемости.

– Понимаю, – после недолгого молчания сказала Нина.

«Она даже не представляет, в какой изоляции живет, – подумала Эбби. – Не догадывается, что муж обрубил все ее связи с внешним миром».

– Скажите, сейчас кто-нибудь слышит наш разговор?

– Нет. Я одна. А в чем дело?

– Миссис Восс, мне необходимо увидеться с вами, но так, чтобы ваш муж не знал. Вы можете это устроить?

– Вначале скажите зачем.

– По телефону мне сложно вам объяснить.

– Я не стану встречаться с вами, пока не узнаю причины.

– Это… касается вашего сердца. Того, что вам пересадили в Бейсайде.

– И что?

– Никто не знает, кому оно принадлежало раньше. И откуда его доставили. – Эбби помолчала, затем тихо спросила: – Миссис Восс, а вы знаете?

Из трубки доносилось лишь быстрое, неровное дыхание Нины.

– Миссис Восс!

– Мне нужно идти.

– Подождите. Когда я смогу вас увидеть?

– Завтра.

– Каким образом? Где?

Снова возникла пауза, и только в самом конце, прежде чем повесить трубку, Нина сказала:

– Я найду способ.

Дождь безостановочно барабанил по полосатому навесу над головой Эбби. Она целых сорок минут стояла и мерзла напротив оптового склада сети магазинов Челуччи. К воротам склада без конца подъезжали грузовики, где их уже ждали рабочие с погрузчиками и тележками. В недрах здания исчезали безалкогольные напитки «Снэпл», чипсы «Фрито-лей», сигареты «Уинстон». С картонок промерзшей Эбби улыбался нестареющий малыш Дебби, любитель разных вкусных штучек.

Двадцать минут пятого. Дождь припустил еще сильнее. К нему добавился ветер. Эбби ругала себя, что выбрала обувь не по погоде. Ноги промокли и промерзли. Она торчала здесь целый час, с каждой минутой все больше убеждаясь, что Нина Восс не приедет.

Неподалеку от Эбби стоял грузовик компании «Прогрессо фудс». Его двигатель вдруг ожил. Грузовик рванулся с места, обдав ее облаком выхлопных газов. Эбби отвернулась. Наверное, за это время к тротуару и подъехал черный лимузин. Окошко водительского сиденья опустилось на несколько дюймов.

– Вы доктор Ди Маттео? – крикнул ей водитель. – Садитесь в машину.

Эбби не торопилась открывать дверцу. Стекла лимузина были сильно тонированы, но она все же различила чей-то силуэт на заднем сиденье.

– Садитесь. У нас мало времени, – поторопил ее водитель.

Сгибаясь под струями дождя, Эбби подошла к машине и открыла заднюю дверцу. Смахнув воду с лица, вгляделась в сумрак салона, где сидела единственная пассажирка. Увиденное неприятно поразило Эбби.

Нина Восс выглядела бледной, иссохшей. Ее кожа была совсем белой.

– Доктор, прошу садиться, – сказала она.

Эбби села рядом и захлопнула дверцу. Лимузин плавно взял с места и бесшумно заскользил в потоке машин.

Нина была в теплом черном пальто. Ее шею закутывал шарф. Лицо казалось лишь маской, за которой скрывалась пустота. Пациенты, успешно выдержавшие пересадку сердца, выглядели совсем не так. Эбби вспомнила румяное лицо Джоша О’Дея, его непоседливость и веселый смех.

Нина Восс была похожа на говорящий труп.

– Прошу меня извинить за опоздание, – сказала она. – Возникли некоторые сложности с отъездом из дома.

– Муж знает о нашей встрече?

– Нет.

Нина привалилась к мягкому сиденью. Ее лицо почти тонуло в черных складках шерстяного шарфа.

– Я за годы научилась не все рассказывать Виктору. Поверьте мне, доктор Ди Маттео, молчание – секрет счастливого брака.

– Мне думается, счастливый брак строится на других принципах.

– И на молчании тоже. Представьте себе.

Нина улыбнулась, повернувшись к окну. Размытый дневной свет скользил по ее лицу, образуя странные ломаные тени.

– Мужчин нужно защищать от очень многого. Главным образом – от них самих. Для этого и нужны мы, женщины. Думаю, вы это знаете. Но самое забавное – мужчины никогда не сознаются в своей зависимости от нас. Наоборот, они считают, что сами заботятся о нас. А мы знаем правду и просто молчим. – Она повернулась к Эбби, и ее улыбка померкла. – А теперь скажите… что Виктор натворил?

– Я надеялась, он вам рассказал.

– Вы говорили, это как-то связано с моим сердцем.

Нина приложила руку к груди. В сумраке салона ее жест выглядел почти религиозным. Отец, Сын, Святой Дух.

– Что вы знаете о моем сердце?

– Я знаю, что ваше сердце поступило в клинику не по обычным каналам. Почти все донорские органы проверяются на совместимость с организмом реципиентов через центральную службу регистрации. Ваше не прошло такой проверки. Согласно банку органов, вы вообще не получали донорского сердца.

Ладонь Нины, прижатая к сердцу, съежилась в плотный белый кулачок.

– Тогда откуда клиника получила сердце для меня?

– Я не знаю. А вы?

Лицо живого трупа молча смотрело на Эбби.

– Я думала, ваш муж знает, – сказала Эбби.

– Откуда ему знать?

– Он купил вам это сердце.

– Люди не могут покупать сердца.

– Имея большие деньги, люди могут купить что угодно.

Нина молчала, но ее молчание подтверждало фундаментальную истину: «Все продается».

Лимузин вывернул на Эмбанкмент-роуд. Теперь они ехали вдоль реки Чарльз в западном направлении. Поверхность реки была серой и бугорчатой от дождя.

– Как вы об этом узнали? – спросила Нина.

– С недавних пор у меня появилась уйма свободного времени. Просто удивительно, сколько всего успеваешь сделать, оставшись без работы. За последние несколько дней я узнала много чего. Не только о вашем сердце, но и о других. И должна вам сказать, миссис Восс, чем больше я узнаю, тем страшнее мне становится.

– Но почему вы решили говорить об этом со мной? Почему не обратились в полицию?

– Вы еще не слышали? У меня появилось прозвище – Доктор Болиголов. Говорят, я убиваю пациентов своей добротой. Все это, конечно, полная чушь, но люди всегда готовы верить худшему. – Эбби устало взглянула на реку. – У меня нет работы. Мне не верят. И у меня нет доказательств.

– А что у вас есть?

– Я знаю правду, – ответила Эбби, снова поворачиваясь к Нине.

Лимузин въехал в лужу. Под днищем зашумела вода, в стороны полетели брызги. Река осталась позади. Теперь они ехали в направлении парка Бэк-Бей-Фенс.

– Накануне вашей операции в десять вечера нам позвонили из Вермонта и сообщили, что в Берлингтоне найден донор. Через три часа донорское сердце доставили в операционную. Мы узнали, что изъятие сердца произведено в больнице имени Уилкокса хирургом Тимоти Николсом. Вам пересадили сердце. Эта операция ничем не отличалась от множества аналогичных. В Бейсайде их делают постоянно.

Эбби помолчала.

– Обычная операция, если бы не одно большое «но». Никто не знает, откуда мы получили донорское сердце для вас.

– Вы же только что сказали: из Берлингтона.

– Так нам сообщили. Однако доктор Николс исчез. Возможно, он скрывается. А может, его уже нет в живых. В больнице имени Уилкокса утверждают, что в ту ночь у них вообще не проводилось изъятий донорских органов.

Нина молчала. Казалось, ей хочется втянуть голову и скрыться внутри своего пальто.

– Вы были не первой, – сказала Эбби.

Белое лицо-маска повернулось к ней.

– Были и другие?

– По крайней мере четверо. Я проверила данные за последние два года. И везде – одинаковый сценарий. В Бейсайд звонили из Берлингтона и сообщали об имеющемся доноре. Сердце привозили к нам, и всегда ночью. Дальше очередному пациенту пересаживали сердце, начинался процесс выздоровления и так далее. Но во всей картине была одна серьезная нестыковка. Если есть четыре донорских сердца, значит должны быть и четыре покойника. Мы с подругой проверили некрологи в берлингтонских газетах по этим датам. И не нашли ни одного.

– Тогда откуда приходят донорские сердца?

Нина смотрела на нее с недоверием.

– Этого я не знаю, – сказала Эбби.

Лимузин вывернул на север и теперь возвращался в район Бикон-Хилла, откуда началось их путешествие. Туда водитель ехал другой дорогой, не по набережной.

– У меня нет доказательств. Я не могу обратиться ни в Банк органов Новой Англии, ни куда-либо еще. Все знают, что я под следствием. Многие считают меня просто сумасшедшей. Потому я и обратилась к вам. Когда я впервые увидела вас в палате, я подумала: «Вот женщина, с которой я хотела бы дружить»… Миссис Восс, мне нужна ваша помощь.

Нина молчала. Она смотрела прямо перед собой. Ее лицо напоминало костяную фигурку. Эбби казалось, что миссис Восс мучительно принимает решение. Наконец оно было принято. Нина глубоко выдохнула:

– Я высажу вас здесь. Тот угол вас устроит?

– Миссис Восс, муж купил вам сердце. Если это сделал он, найдутся и другие покупатели органов. Мы ничего не знаем о донорах. Мы не знаем, как и…

Нина нажала кнопку переговорного устройства.

– Остановите здесь, – велела она водителю.

Лимузин подкатил к тротуару.

– Прошу вас выйти, – сказала Нина.

Эбби сидела не шевелясь. Она молчала. Дождь все так же барабанил по крыше лимузина.

– Пожалуйста… – прошептала Нина.

– Я думала, вам можно доверять. Я думала…

Эбби медленно покачала головой:

– Прощайте, миссис Восс.

На ее ладонь легла холодная рука. Эбби подняла голову. На нее смотрели испуганные глаза Нины Восс.

– Я люблю своего мужа, – сказала Нина. – А он любит меня.

– И это все оправдывает?

Нина не ответила.

Эбби вылезла, хлопнула дверцей. Лимузин тронулся с места. Эбби смотрела, как большая черная машина растворяется в сумерках.

«Больше мы с нею никогда не увидимся».

Понурив плечи, Эбби пошла навстречу дождю.

– Миссис Восс, теперь домой?

Голос водителя, искаженный переговорным устройством, вывел Нину из транса.

– Да. Отвезите меня домой.

Она еще плотнее завернулась в кокон пальто. За окном мелькали залитые дождем улицы. Нина думала, что скажет Виктору и о чем умолчит, не в силах сказать.

«Вот во что превратилась наша любовь, – думала она. – Секреты на секретах. И самый ужасный из них тот, что хранит Виктор».

Она заплакала, опустив голову. Это были слезы по Виктору, по их совместной жизни. Это были слезы по себе, поскольку Нина знала, что ей придется сделать, и боялась.

Струи дождя катились по стеклу, словно потоки слез. Лимузин вез ее домой, к Виктору.