Жатва Герритсен Тесс
Нина слышала, как Виктор поднял телефонную трубку.
Только сейчас, закрыв дверь, она вдруг поняла, что допустила ошибку. В памяти телефона хранился последний набранный номер. Виктору достаточно нажать кнопку повторного набора, и ее ложь откроется. Виктор часто проверял ее звонки. Он поймет, что она звонила вовсе не Синтии, а потом докопается, чей это номер. Снова Эбби Ди Маттео.
Нина стояла, прижавшись спиной к двери ванной, и вслушивалась. Виктор повесил трубку. Затем позвал ее:
– Нина!
Ее обдало новой волной слабости. Нина опустила голову, борясь с подступающей темнотой. Ноги ее не держали. Она чувствовала, как медленно сползает на пол.
Виктор постучал в дверь.
– Нина, мне нужно с тобой поговорить.
– Виктор, – прошептала она, зная, что он все равно ее не услышит.
Ее никто не услышит.
Нина лежала на полу ванной. У нее не было сил пошевелиться или позвать его.
Биение ее сердца походило на шелест крыльев бабочки.
– Наверное, мы ошиблись адресом, – сказала Эбби.
Они с Кацкой остановились на захудалой улице в районе Роксбери. Здесь располагались склады с зарешеченными окнами и мелкие фирмы, находящиеся на грани разорения. Единственным зданием, где вовсю кипела жизнь, был зал бодибилдинга в десятке ярдов от них. Из открытых окон доносился лязг и грохот атлетических снарядов, перемежаемый всплесками мужского смеха. К залу примыкало пустовавшее строение с вывеской «АРЕНДА». А к пустовавшему строению примыкало четырехэтажное здание из бурого песчаника. На его вывеске значилось:
ЭМИТИ КОРПОРЕЙШН
МЕДИЦИНСКИЕ ТОВАРЫ
ПРОДАЖА И ОБСЛУЖИВАНИЕ
На его витринах тоже были решетки. Сами витрины демонстрировали унылый набор товаров, которыми торговала «Эмити». Костыли и трости. Кислородные подушки. Пенополиуретановые прокладки от пролежней. Постельные принадлежности для лежачих больных. Здесь же стоял женский манекен, облаченный в униформу медсестры. Настоящий реликт шестидесятых.
Эбби покосилась на блеклые витрины.
– Может, есть другая корпорация с таким же названием?
– В телефонном справочнике указан только этот адрес, – сказал Кацка.
– Зачем переводить пять миллионов долларов какому-то убогому магазину?
– Возможно, это один из филиалов крупной корпорации. Виктор Восс увидел перспективу для инвестиций.
– Уж слишком неподходящее время он выбрал, – покачала головой Эбби. – Поставьте себя на место Виктора Восса. Его жена умирает. Он отчаянно пытается найти ей донорское сердце. Станет он думать об инвестициях?
– Все зависит от степени его заботы о жене.
– Эта степень зашкаливает.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, – ответила Эбби, глядя на Кацку.
Он молчал, не задавая новых вопросов. Эбби поймала себя на том, что непроницаемый взгляд Кацки ее больше не пугает.
Детектив открыл дверцу машины.
– Пойду взгляну на их фирму изнутри.
– Что вы собираетесь там делать?
– Осмотреться. Задать несколько вопросов.
– Я пойду с вами.
– Нет. Вы останетесь в машине.
Кацка открыл дверцу. Эбби схватила его за руку:
– Послушайте, мне нечего терять. Я осталась без работы. Меня могут лишить диплома. Теперь меня называют убийцей, сумасшедшей или сумасшедшей убийцей. Эти люди изгадили мне жизнь. Возможно, это мой единственный шанс нанести им ответный удар.
– И одним своим появлением все испортить. Думаю, это вам ни к чему. Вас там могут узнать. Вы их спугнете. Вы этого хотите?
Эбби откинулась на спинку. Кацка был прав. Черт побери, этот детектив был прав. Он вообще не хотел брать ее с собой, но она настояла. Сказала, что все равно поедет. Одна. И вот, когда они у цели, ей даже нельзя войти в здание. Ей запрещено сражаться. Эту возможность у нее тоже отобрали. Эбби сердито мотала головой, злясь на Кацку и на собственное бессилие. Какая трогательная забота о ее безопасности.
– Заприте дверцы, – распорядился Кацка и вышел из машины.
Он перешел улицу, толкнул обшарпанную дверь и исчез внутри. Эбби представляла, какую картину он там увидит. Унылые ряды инвалидных колясок и тазиков для рвоты. Стойки с униформой для медсестер. Каждый комплект засунут в пластиковый чехол, пожелтевший от времени. Коробки с ортопедической обувью. Эбби не требовалось ничего придумывать. Она бывала в подобных магазинах, когда покупала себе первые комплекты формы.
Прошло пять минут. Потом десять.
Кацка, Кацка. Что держит вас в этом скучном месте?
Он собирался что-нибудь выведать, не вызвав подозрений. Наверное, это он тоже умеет. Эбби доверяла его суждению. Вероятно, среднестатистической коп из убойного отдела умнее среднестатистического хирурга. А вот умнее ли он среднестатистического терапевта – это еще вопрос. В клинике постоянно высмеивали глупость хирургов. Если терапевты уповали на головы, то хирурги – на свои драгоценные руки. Терапевт, чтобы задержать лифт, сунет между дверей руку. Хирург – голову. Ха-ха.
Прошло уже двадцать минут. Шестой час вечера. Чахлое солнце зашло, уступив место сумеркам. Эбби оставила небольшую щель, сквозь которую слышался несмолкаемый гул машин. Рядом тянулся бульвар Мартина Лютера Кинга – оживленная городская магистраль. Близился час пик. Из дверей спортзала, поигрывая мускулами, вышли двое качков и вразвалочку направились к своим машинам.
Эбби наблюдала за входом, с минуты на минуту ожидая возвращения Кацки.
Двадцать минут шестого. Движение даже на этой улице стало интенсивным. Сквозь поток машин Эбби лишь мельком видела входную дверь. Но даже в плотном потоке иногда появлялся неожиданный просвет… Эбби не поверила своим глазам. Из боковой двери «Эмити» вышел человек. Остановился на тротуаре, взглянул на часы. Когда он поднял голову, сердце Эбби пустилось галопом. Она узнала и выпуклый «неандертальский» лоб, и ястребиный нос.
Это был доктор Мейпс. Курьер, доставивший в операционную донорское сердце для Нины Восс.
Мейпс зашагал по тротуару и вскоре остановился возле голубой спортивной машины «транс-ам», достав из кармана брелок.
Эбби смотрела на здание «Эмити» и молилась, чтобы Кацка наконец вышел.
«Ну выходи же! Из-за тебя я прохлопаю Мейпса!»
А Мейпс неторопливо забрался в салон, пристегнулся, включил двигатель. Чуть отъехав от тротуара, он дожидался просвета в потоке машин.
Эбби в отчаянии посмотрела на приборную панель «вольво». Кацка ушел, оставив ключ зажигания.
Вон он, ее шанс. Ее единственный шанс.
Голубой «транс-ам» уже ехал по улице. Времени раздумывать не было.
Эбби перебралась на водительское сиденье, завела мотор и тронулась с места. Ее не волновал ни скрип тормозов позади, ни отчаянные сигналы.
Мейпс успел проскочить перекресток. Сразу за его машиной загорелся красный.
Эбби притормозила. От перекрестка ее отделяли четыре автомобиля. И никакой возможности для маневра. Пока этот чертов светофор снова загорится зеленым, Мейпс далеко уедет. Эбби считала секунды, проклиная бостонские светофоры, бостонских водителей и собственную нерешительность. Если бы она отъехала на десять секунд раньше! «Транс-ам» маячил голубым пятнышком в потоке темных машин. Никак этот дебильный светофор заснул?
Появился зеленый сигнал, однако машины стояли. Теперь что, первый водитель уснул? Эбби вдавила кнопку сигнала, оглушая улицу. Машины впереди наконец-то тронулись. Она нажала на акселератор, но тут же отпустила педаль. Кто-то барабанил по корпусу машины.
Повернувшись вправо, она увидела Кацку, бегущего рядом с пассажирской дверцей. Эбби притормозила и сняла блокировку дверей.
Кацка рванул дверцу.
– Это как называется?
– Влезайте!
– Нет, вначале подрулите к тротуару.
– Влезайте, черт вас дери!
Кацка удивленно заморгал, но влез.
Наконец-то Эбби рванула через перекресток. Впереди, на расстоянии двух кварталов, мелькнула голубая полоска. «Транс-ам» сворачивал вправо, на Коттедж-стрит. Если она не сядет Мейпсу на хвост, он легко оторвется и затеряется в потоке. Эбби вывернула влево, объехала три машины подряд и сумела снова втиснуться в свою полосу. Щелкнул замок ремня. Кацка пристегнулся. Очень хорошо, потому что погоня им предстояла нешуточная. Эбби свернула на Коттедж-стрит.
– Вы мне хоть что-то объясните? – спросил Кацка.
– Я случайно его увидела. Он вышел из боковой двери «Эмити». Человек в голубом «транс-аме».
– Кто он такой?
– Курьер. Перевозчик донорских органов. Нам он представился Мейпсом.
Эбби снова объехала несколько машин по встречной полосе и благополучно вернулась в свою.
– Будет лучше, если за руль сяду я, – сказал Кацка.
– Каждая секунда дорога. Он приближается к кольцевой развязке. Куда двинет теперь?
«Транс-ам» проехал только часть развязки и резко свернул на восток.
– Он едет к скоростной магистрали, – пояснил Кацка.
– Тогда и нам туда же.
Эбби повторила маневр «транс-ама». Предположение Кацки оказалось верным. Мейпс двигался к пандусу, выводящему на скоростную магистраль. До того чтобы сесть ему на хвост, было еще далеко. Сердце Эбби выбивало барабанную дробь. Вспотевшие ладони прилипали к рулевому колесу. Скоростное шоссе – идеальное место, чтобы оторваться от погони. Машины идут бампер в бампер со скоростью шестьдесят миль в час. Каждый водитель – настоящий маньяк, думающий только о том, как бы поскорее добраться домой. Эбби влетела на магистраль. Мейпс ехал не так уж далеко впереди. Он перестраивался в левый ряд.
Эбби попробовала повторить маневр, но тяжелый грузовик не желал уступать дорогу. Эбби сигналила, пытаясь оттеснить грузовик. Тот лишь притормаживал, сокращая расстояние между собой и «вольво». Начиналась опасная игра «в труса». Эбби искала щель между грузовозом и соседней полосой. Водитель двигался почти по прямой, не желая уступать. Уровень адреналина в крови Эбби зашкаливал, и страха она не чувствовала. Главным сейчас было догнать Мейпса. За рулем сидела не прежняя робкая и подавленная Эбби. Она едва узнавала сама себя в этой неистовой, бормочущей ругательства женщине. Она наносила ответный удар, наслаждаясь погоней. Погоня действовала на нее как секс, насыщая организм тестостероном. Будете знать Эбби Ди Маттео.
Она до предела вдавила педаль акселератора и все-таки обошла грузовик. Проскочила у него под носом.
– Черт вас побери, Эбби! – крикнул Кацка. – Вы пытаетесь нас угробить?
– Я об этом не думаю. Мне нужно сцапать Мейпса.
– Вы и в операционной себя так ведете?
– Да. Все в ужасе разбегаются. Разве вы не слышали?
– Запомню и постараюсь не угодить к вам на стол.
– Что он выделывает?
«Транс-ам» снова поменял полосу. Он скользнул вправо, к туннелю Каллахан.
– Паршивец, – сквозь зубы процедила Эбби и тоже свернула вправо.
Она срезала две полосы. «Вольво» влетел в сумрак туннеля. Бетонные стены были густо разрисованы граффити. Замкнутое пространство усиливало все звуки. Туннель кончился так же внезапно, как и начался.
«Транс-ам» покинул скоростную магистраль. Эбби не отставала.
Они находились в восточной части Бостона. Отсюда до аэропорта Логан – несколько минут. Теперь понятно, куда так спешил Мейпс. В аэропорт.
Но Мейпс их снова удивил. Он миновал железнодорожный переезд и свернул на запад, в сторону от аэропорта. В лабиринт улиц.
Эбби сбросила скорость, позволяя Мейпсу немного уйти вперед. Всплеск адреналина от сумасшедшей погони на скоростном шоссе постепенно гас. В этом месте «транс-аму» далеко не уйти. Сейчас главное, чтобы Мейпс их не заметил.
Они ехали вдоль портовых сооружений внутренней части Бостонского порта. За забором из проволочной сетки тянулись ряды пустых контейнеров, похожие на гигантские кубики «Лего». В каждом ряду было по три яруса. К контейнерному терминалу примыкала погрузочно-разгрузочная зона. На фоне заходящего солнца темнели силуэты кранов и корпуса грузовых судов. «Транс-ам» свернул влево и въехал в открытые ворота контейнерного терминала.
Эбби притормозила за оградой. По другую сторону стоял автопогрузчик. Кабина была пуста. Между ним и ближайшим контейнером осталась щель, позволявшая наблюдать за «транс-амом». Голубая машина подъехала к пирсу и остановилась. Мейпс направился к кораблю, стоявшему у причала. Обычный сухогруз, не более двухсот футов длиной.
Мейпс что-то крикнул. Вскоре на палубе появился человек и жестом позвал его подняться. Мейпс взбежал по трапу и исчез на судне.
– Зачем он сюда приехал? – недоумевала Эбби. – И при чем тут корабль?
– А вы уверены, что это тот самый человек?
– Если не он, тогда у Мейпса есть двойник, работающий в «Эмити».
Эбби вдруг вспомнила, где Кацка провел целых полчаса.
– Что вы узнали насчет того места?
– Вы хотите сказать, что мне удалось узнать, пока я не обнаружил, что мою машину пытаются угнать? – Кацка пожал плечами. – Ничего подозрительного. Обычный магазин медицинских товаров. Я сказал, что ищу регулируемую кровать для больной жены. Они мне показали несколько новейших моделей.
– У них много персонала?
– Я видел троих. Один в торговом зале. Еще двое на втором этаже. Принимают заказы по телефону. Судя по их кислым лицам, никто не в восторге от работы.
– А что на двух верхних этажах?
– Скорее всего, складские помещения. Заурядная фирма. Вряд ли стоит тратить на них время.
Эбби смотрела сквозь ячейки сетки на голубой «транс-ам».
– Вы могли бы затребовать на проверку их финансовую документацию? Узнать, куда и на что пошли пять миллионов Восса?
– У нас нет оснований для проверки каких-либо документов.
– Какие еще доказательства вам нужны? Я знаю: Мейпс – курьер. Я знаю, чем занимаются эти люди.
– Ваши показания не убедят ни одного судью. И уж конечно, при нынешних обстоятельствах.
Его ответ был честным. Честным до жестокости.
– Простите, Эбби, но вы не хуже меня знаете, как сильно подорвано доверие к вам.
Эбби чувствовала, что захлебывается, теряется во вспыхнувшей ярости.
– Вы совершенно правы, – язвительно бросила она Кацке. – Кто же мне поверит? Доктор Ди Маттео с недавних пор свихнулась и несет всякую чушь. Теперь ее воспаленный мозг разразился очередным откровением.
Эти слова, проникнутые жалостью к себе, Кацка выслушал молча и ничего не ответил. Вскоре Эбби пожалела о них. У нее в ушах звучал собственный голос: язвительный и полный боли. Барьер, отгородивший ее от Кацки.
Над ними пронесся реактивный самолет. Тень его крыльев напоминала крылья хищной птицы. Самолет набирал высоту, сверкая в последних лучах заходящего солнца. Только когда грохот стих, Кацка нарушил молчание.
– У меня нет оснований вам не верить.
– Неужели? – удивилась Эбби. – Мне сейчас никто не верит. Чем тогда вызвано ваше доверие?
– Смертью доктора Леви. И обстоятельствами его смерти.
Кацка смотрел вперед, на дорогу, темнеющую под натиском сумерек.
– Так люди с собой не кончают. Они не забираются в укромные углы, где никому не придет в голову их искать. Нам не нравится представлять, как будут разлагаться наши тела. Мы хотим, чтобы нас нашли прежде, чем черви примутся за внутренности. Пока наши лица еще узнаваемы. Это один момент. Человек строил планы. Мечтал отправиться к Карибскому морю. Обсуждал с сыном, как они отпразднуют День благодарения. Он смотрел вперед, думал о будущем.
Кацка огляделся по сторонам. Неподалеку зажегся уличный фонарь.
– И наконец, поведение его жены Элейн. Мне часто приходилось говорить с мужьями и женами погибших и покончивших с собой. Кто-то был в шоке. Кто-то искренне горевал. Находились и такие, кому это приносило облегчение. Я сам вдовец. Я помню, каких усилий мне стоило после смерти жены просто вставать по утрам. Но что делает Элейн Леви? Она звонит в компанию, занимающуюся перевозками, собирает вещи и покидает город. Странный шаг для убитой горем вдовы. Обычно так поступают люди, в чем-то виноватые. Или чем-то испуганные.
Эбби кивнула. Ее мысли совпадали с мыслями Кацки. Она тоже считала, что Элейн двигал страх.
– Потом вы рассказали мне про Кунстлера и Хеннесси. Оказалось, я имею дело не с единичной смертью, а с цепью смертей. И смерть Аарона Леви все меньше и меньше становится похожей на самоубийство.
В их разговор вклинился рев двигателей другого самолета. Он уходил куда-то влево и вскоре исчез в вечернем тумане. Но в ушах Эбби еще долго отдавался реактивный гул.
– Доктор Леви не вешался, – сказал Кацка.
– То есть как не вешался? – удивилась Эбби. – Я думала, результаты вскрытия это подтвердили.
– Мы провели токсикологическую экспертизу. На прошлой неделе криминалистическая лаборатория прислала результаты анализов.
– И обнаружилось что-то новое?
– Да. В мышечной ткани. Там нашли следы сукцинилхолина.
Эбби повернулась к детективу. Сукцинилхолин. Анестезиологи применяют его практически при каждой операции. Напряжение в мышцах пациента мешает оперировать, а этот препарат вызывает расслабление мышц. В операционной сукцинилхолин помогал спасать жизни. А вот за ее стенами был способен вызывать ужасную смерть. Полный паралич жертвы, сохраняющей ясное сознание. Полная утрата способности двигаться и дышать. Это все равно что утонуть в воздушном океане.
У Эбби пересохло в горле. Она сделала глотательное движение, но глотать было нечего.
– Значит, он не покончил с собой.
– Нет, не покончил.
Эбби медленно вдохнула, потом так же медленно выдохнула. Ужас мешал ей говорить. Она боялась даже представить последние секунды жизни Аарона. Над пирсом плыли клочья вечернего тумана. Мейпс не появлялся. Впереди, в нескольких десятках ярдов, чернел силуэт сухогруза. Он казался пустым, как и контейнеры. Но это была иллюзия.
– Я хочу знать, что внутри этого корабля, – сказала Эбби. – Я хочу знать, почему Мейпс поднялся на борт.
Она потянулась к ручке дверцы.
– Не сейчас, – остановил ее Кацка.
– А когда?
– Подъедем поближе, свернем в сторону и остановимся. Там будет удобнее ждать.
Кацка взглянул на небо, затем на густеющую стену тумана, что поднималась над водой.
– Скоро совсем стемнеет.
21
– Сколько времени прошло?
– Около часа, – ответил Кацка.
Эбби обхватила плечи. Ей было зябко. Наступивший вечер принес холод. От их дыхания стекла в салоне запотели. В тумане желтоватым глазом светился уличный фонарь.
– Интересные у вас представления о времени. «Около часа». Мне кажется, мы тут всю ночь торчим.
– Все зависит от ваших представлений о времени. Я достаточно долго занимался наблюдением. С этого началась моя работа в полиции.
Эбби не хватало воображения представить Кацку молодым краснощеким парнем, новоиспеченным полицейским.
– А почему вы стали полицейским? – спросила она.
Он пожал плечами. На стенке салона мелькнула его тень.
– Мне это нравилось.
– Такими словами можно объяснить что угодно.
– А почему вы стали врачом?
Эбби протерла запотевшее лобовое стекло. В темноте ряды пустых контейнеров были похожи на странные каньоны с прямоугольными отвесными стенками.
– Даже не знаю, как вам ответить.
– Это такой трудный вопрос?
– Скорее, ответ трудный.
– Значит, вами двигало не просто желание делать добро человечеству.
Теперь Эбби пожала плечами:
– Человечество едва ли заметит мое исчезновение из мира медицины.
– Но вы ведь долго учились на врача. Потом долго стажировались. Наверняка у вас была причина выбрать эту профессию. Очень веская причина.
Лобовое стекло успело запотеть снова. Эбби его протерла. Влага на стекле оказалась на удивление теплой.
– Причина… причина – мой младший брат. Когда ему было десять, он попал в больницу. Я проводила много времени у его койки, наблюдала за врачами и их работой.
Кацка ждал продолжения рассказа. Эбби молчала. Тогда он осторожно спросил:
– Я так понимаю, ваш брат умер?
Эбби кивнула:
– Это было так давно.
Она смотрела на свои пальцы. Влажные и теплые, как слезы. Ей даже показалось, что она вполне могла бы заплакать. Спасибо Кацке за молчание. Эбби не хотелось отвечать на другие вопросы и оживлять в памяти операционную, Пита, лежащего на каталке в своих новеньких теннисных туфлях, забрызганных кровью. Какими маленькими были эти туфли. Слишком маленькими даже для десятилетнего мальчишки. А потом потянулись месяцы комы. Его тело усыхало, а руки застыли в постоянной позе, словно Пит обнимал самого себя. В ту ночь, незадолго до его смерти, Эбби подняла брата на руки и качала. Он был хрупким и невесомым. Как младенец.
Она больше ничего не рассказала Кацке, но почувствовала, что он и так многое понял. Это было общение через сопереживание. Она никак не думала, что Кацка обладает столь редкой способностью. Но этот детектив не переставал ее удивлять.
Кацка посмотрел в темноту, пронизанную редкими желтыми фонарями.
– Думаю, уже достаточно темно.
Они вышли из машины и направились к контейнерному терминалу. Ворота по-прежнему оставались открытыми. Сквозь туман просматривался силуэт корабля. Единственным светящимся окном на корабле был нижний иллюминатор. Оттуда исходило странное зеленоватое свечение. Если бы не оно, судно можно было бы посчитать пустым. Кацка и Эбби вошли на причал, миновали груду пустых ящиков, составленных на погрузочный поддон.
Возле трапа они замерли, вслушиваясь в плеск воды и металлическое поскрипывание снастей. Взлет очередного самолета напугал их обоих. Эбби подняла глаза к небу. Она смотрела на перемигивающиеся сигнальные огни, представляя, что не самолет, а она сама движется сквозь пространство и время. Она чуть не схватилась за руку Кацки.
«Как я дошла до жизни такой? Стою на каком-то пирсе рядом с копом», – подумала Эбби.
Потом пришла другая мысль: «Что за странная цепь событий привела меня сюда? Меньше всего я ожидала таких зигзагов в своей жизни».
Кацка взял ее за руку. Его рука была теплой и твердой.
– Я поднимусь на борт.
Он едва успел сделать несколько шагов, как вдруг застыл и обернулся, вглядываясь в пирс.
По воротам чиркнул свет автомобильных фар. Затем на терминал въехал фургон.
Эбби не успела спрятаться за ящиками. Лучи фар высветили ее и, казалось, пригвоздили к месту.
Фургон остановился. Эбби прикрывала глаза ладонью, но все равно ничего не видела. Хлопнули дверцы, потом с шумом закрылись. Под ногами приехавших заскрипел гравий. Они приближались, отрезая пути к бегству.
Рядом возник Кацка. Эбби не понимала, когда он успел вернуться с трапа. Он встал между нею и фургоном.
– Парни, пропустите нас, – сказал он. – Мы вам не помешаем.
Их было двое. В свете фар Эбби видела лишь силуэты. Слова Кацки не возымели действия. Незнакомцы двинулись прямо на них.
– Пропустите нас! – крикнул Кацка.
Его спина частично загораживала Эбби обзор. За пару секунд явно что-то произошло. Кацка припал к земле. Одновременно ударили выстрелы. У Эбби за спиной послышался негромкий металлический лязг. Это была пуля, рикошетом отскочившая от пирса.
Они с Кацкой одновременно бросились к ящикам. Он пригнул голову Эбби. По ним снова стреляли. Пули застревали в досках.
Кацка тоже выстрелил. Трижды, один выстрел за другим.
Напавшие отступали. Эбби слышала шаги и обрывки фраз.
Затарахтел мотор. Заскрипел гравий под колесами. Эбби подняла голову и обмерла.
К ее ужасу, фургон ехал на них с Кацкой. Он крушил ящики, двигаясь как таран.
Кацка прицелился и выстрелил. Четыре выстрела пробили лобовое стекло.
Фургон завихлял в разные стороны. Таран потерял управление.
Кацка выстрелил еще два раза. В звуках выстрелов Эбби почудилось отчаяние.
Фургон продолжал двигаться. Фары слепили Эбби глаза. Фургон был уже совсем близко. И тогда Эбби прыгнула с пирса в воду.
Ледяная вода встряхнула все тело. Эбби вынырнула, закашлявшись от привкуса соли и дизельного топлива. Ее руки и ноги молотили по черной воде. Люди на пирсе что-то кричали. Затем раздался тяжелый всплеск. Вода забурлила. Эбби накрыло с головой. Она снова вынырнула, кашляя и отфыркиваясь. Там, где пирс кончался, из воды пробивался тусклый свет. Фургон! Он упал в воду и теперь погружался на дно. Фары все еще светили. Потом они погасли, и вода опять почернела.
Кацка. Куда он пропал?
Эбби барахталась в воде, озираясь в поисках исчезнувшего полицейского. От упавшего фургона до сих пор расходились волны. Соленая вода разъедала глаза, туманя зрение.
