Импровиз. Сердце менестреля Русанов Владислав
– Ну, я же вас не обвиняю. Я тоже влюблялся, когда был моложе.
– Можно подумать, вы старше меня на двадцать лет.
– Всего лишь на шесть, – улыбнулся Гвен. – Я хорошо вас понимаю. Как понимаю и желание не скомпрометировать прану своего сердца. Но вот какая штука… – Менестрель стиснул зубы, догадываясь, что сейчас услышит. – Герцог Гворр был найден мертвым на улице Единорога. Всего в двух кварталах от ее пересечения с улицей Победы при Вальде. Полторы сотни шагов, сущие пустяки. Но на перекрестке стоит особняк Деррика альт Горрана из Дома Лазоревого Кота. По совершенной случайности прана Реналла теперь его супруга.
– Правда?
– А вы не знали?
– Ну, Коэл мне что-то такое говорил, я не прислушивался. Я от всей души желаю ей счастья.
– Но я не могу не связать логическую цепочку, уж поймите меня правильно. Ваш спешный отъезд из Аркайла полтора года назад после известных событий на балу и потом. Тайное возвращение. Встреча с баронессой Клариной. Смерть прана Гворра на улице Единорога. Ваш кинжал… Ладно, кинжал, очень похожий на ваш, в его груди. Кинжал герцога, найденный при вас. Вы улавливаете?
– Улавливаю. – Забыв о хороших манерах, Ланс почесал бороду. – Но мне кажется, встреча с баронессой выпадает из цепочки и, я даже сказал бы, разрушает ее.
– Жаль, что я не имею права рассказать вам все, что знаю. Баронесса не так проста, как представляется.
– Поверьте, мне она никогда не казалась простушкой. Но если предположить, что она подговорила меня заколоть Гворра, получается полнейшая чушь. Всем известно… Простите, многим известно, что пран Гворр был ее любовником последние несколько лет. – Ланс замолчал. Неожиданно все части головоломки встали на свои места. Конечно же, Кларина знала, кто явится ночью к Реналле. И не случайно направила туда его, влюбленного менестреля, известного горячим нравом бретера, человека, не испытывающего благоговения перед правящим Домом Аркайла. Она не простила Гворру нового увлечения и решила отомстить руками, а вернее, шпагой Ланса. А когда ничего из ее затеи не вышло, устранила наследника престола. Не сама, конечно, но Дом Сапфирного Солнца достаточно богат, чтобы нанять убийцу. Значит, его попросту подставили. Но как об этом сказать прану альт Расту, чтобы не бросить тень на девушку с глазами цвета утренней морской волны? – Уж баронессе смерть прана Гворра никак не выгодна.
– Как сказать, как сказать… – протянул сыщик. – Она сейчас развила такую бурную деятельность… Впрочем, вам это знать не следует.
– Заговор, что ли? Кларина устроила заговор?
– Пран Ланс, поверьте моему опыту общения с придворными. Меньше знаешь – крепче спишь. Кстати, вы, кажется, утверждали, что ненавидите браккарцев? – Альт Раст неожиданно сменил тему разговора.
– Терпеть не могу. И вряд ли мое отношение к ним когда-либо переменится.
– А как вы объясните тогда, что пришли на помощь браккарке?
– Я? Браккарке? Я вас умоляю, пран Гвен. – Менестрель рассмеялся, замахав руками.
– Значит, не помогали?
– Нет! Ни за что в жизни!
– Вы отличный музыкант, пран Ланс, но комедиант из вас никудышный. Лгать и притворяться вы не умеете совершенно.
– С чего это вы взяли? Я – отъявленный лжец, сменяющий личину за личиной…
Настал черед прана альт Раста хохотать. Он так разошелся, что даже затушил одну из свечей и на время отвлекся от Ланса, который еще раз мысленно прошелся по своим выводам относительно Кларины.
– Ну и потешили вы меня… – с трудом перевел дух глава сыска. – Позвольте я вам напомню. Ночь. Вернее, поздний вечер. Кривой узкий переулок. Четыре трупа. Все четверо – унсальцы. Один из них притворялся зерноторговцем, а остальные делали вид, будто его охрана. Только умоляю, пран Ланс, не надо отказываться, мне все известно доподлинно.
– И снова вы будете утверждать, что за мной не следили?
– Упаси меня Вседержитель! У меня есть подчиненные, которые отлично читают следы, а ведь ваш друг, Регнар альт Варда был ранен, не так ли?
– Ну да… – нехотя согласился Ланс.
– Вот по капелькам крови мы и пришли от переулка с четырьмя трупами до самой гостиницы «Три метлы». А сегодня утром я поговорил с праном альт Вардой. Кстати, он поправляется и уверен, что вы дней пять как покинули Аркайл. Именно поэтому он говорил со мной честно и откровенно.
– Регнара всегда было проще простого обвести вокруг пальца.
– Я даже не прилагал усилий, поверьте, – улыбнулся Гвен. – Но теперь ваш черед. Из-за браккарки заколоть четверых унсальцев…
– Двоих. Только двоих, – отвечал Ланс, как на исповеди. – Еще двое на ее счету.
– Почему-то я так и думал. Молодец, сухопутный капитан!
– Сухопутный капитан?
– Ну да. Прана Дар-Вилла тер Нериза из Дома Алой Звезды. Она выполняла какое-то важное поручение своего короля в Трагере. Но унсальская разведка тоже не дремлет. Видимо, делишки Дар-Виллы каким-то образом затрагивали интересы короля Ронжара. Она сбежала сюда. Кстати, сейчас гостит в особняке баронессы Кларины. – Альт Раст внимательно следил за лицом Ланса, но менестрелю нечего было скрывать. Он твердо выдержал взгляд собеседника. – Что ж, раз вам больше нечего мне сказать…
– Увы, пран Гвен, увы!
– Тогда я буду вынужден возвратить вас туда, где нашел.
– Неужели на улицу, где я пил?
– К сожалению, это не в моей власти. Вы вернетесь в подземелье, продолжите поучительные беседы с Коло. Кстати, вы уже обсуждали стихосложение позднего Лоиджи альт Зербино?
– Позднего? Пожалуй, нет. Мы как-то задержались на его любовной лирике.
– Да? Ну, вас я могу понять. Зачем любовная лирика Коло?
– А он в самом деле наемный убийца? – поинтересовался Ланс, вставая.
– Да. Причем весьма опытный.
– Как же он попался?
– А он не попался. Мы его взяли по доносу. Но доказать пока ничего не можем. Хотя я нутром чувствую: несколько громких убийств за последние пять лет – его рук дело.
– Так что проще – дыба, и он признается во всех убийствах, заодно возьмет на себя еще десяток нераскрытых.
– Вы хотите меня обидеть, пран Ланс? Я дорожу своей репутацией лучшего сыщика двенадцати держав, а вдобавок мне просто интересно раскрывать преступления. Наверное, как для вас сочинять музыку.
– Тогда прошу простить меня. Что передать Коло?
– Чтобы не надеялся улизнуть из моего капкана. Он уже рассказывал вам, что его собираются выкупить?
Менестрель, чтобы не отвечать, неопределенно пожал плечами.
– Думаю, рассказывал. Так вот, можете ему передать – никто его выкупать не собирается. Видите? Я честен даже с убийцами.
– В старину про таких говорили – в бой с открытым забралом.
– Возможно… – Альт Раст тоже поднялся.
Он проводил Ланса до дверей.
– Один вопрос, пран Гвен. Напоследок.
– Да?
– Моя шпага у вас? Или ее…
– Успокойтесь, у меня. Жаль, что мне не суждено будет ее вернуть.
– Да, жаль. Но вы сможете вручить ее человеку, чье имя я вам назову?
– Клянусь. Я выполню вашу просьбу в точности.
– Спасибо.
Ланс хотел пожать сыщику руку, но потом подумал, что вряд ли тот примет его ладонь, развернулся и вышел в караулку. Двое надзирателей терпеливо дожидались его там. Близкое присутствие главы сыска отвращало их от азартных игр и винопития, хотя по глазам служак читалось – пару кувшинов они припрятали на сегодняшнюю ночь.
Вернувшись в темницу, альт Грегор развел руками.
Разбойники встретили его насмешливыми взглядами. Коло – сочувствующим.
– Иди сюда, – позвал менестреля наемный убийца. – Познакомлю с новеньким. – Рядом с ним на соломе заворочался здоровенный детина с растрепанными волосами и светлой, местами припаленной бородой. – Ученый, не то что мы. Знакомьтесь. Ланс альт Грегор – знаменитый музыкант. Прозеро – безумный алхимик.
«Только сумасшедших ученых мне не хватало в соседях», – подумал Ланс и улыбнулся новому узнику как можно приветливее.
Sezione quintus
gaudioso giocoso
Пран Льюк из Дома Охряного Змея нетерпеливо дожидался, пока слуги расставят тарелки с нарезанным сыром – сухим и соленым из Райхема; острым с дорогими специями из Айа-Багаана; сладковатым, с большими дырками, из Вирулии; ароматным, на любителя, с прослойками голубоватой плесени из Кевинала; местным – твердым и ярко-желтым. Посреди стола возвышался запеченный целиком осетр в окружении зеленых лимонов, засыпанный сухой зеленью. Его защищали по сторонам, будто сторожевые башни, высокие кувшины с охлажденным сухим вином урожая прошлой осени. Один с красным, один с розовым. Здесь же пристроились копченый козий окорок на подставках, нежная ветчина, запеченная грудинка, каплун с хрустящей, светло-коричневой корочкой, пышная коврига хлеба утренней выпечки, то есть еще теплая. Глядя на это изобилие, обычное, впрочем, для застолья баронов альт Кайнов, Льюк притопывал ногой и сглатывал слюну. Его старший брат проявлял больше выдержки, отвернувшись к узкому витражному окну и скрестив руки на груди. Только легкое подрагивание коленки свидетельствовало о том, что его милость тоже голоден и ждет не дождется начала трапезы.
Их сестра, прана Леаха, много лет назад вошедшая в Дом Черного Единорога, обеспечив тем самым своим родичам беззаботную жизнь и власть в герцогстве, сидела за столом и теребила в пальцах горностаевую блохоловку. Хотя в последние годы в двенадцати державах вошли в моду золотые и серебряные коробочки, в середину которых капали немножко меда, ожидая, что блохи с одежды и тела благородного дворянина или дворянки соберутся там, привлеченные запахом, супруга покойного наследника Гворра следовала освященным веками обычаям предков, предпочитая время от времени вытряхивать шкурку. Несмотря на то что братьев Шэн и Льюк никто не посмел бы назвать тощими, прана Леаха переплюнула их обоих, набрав за минувшие двадцать лет стоунов тридцать. В лиловом широком платье с рюшами по лифу и на рукавах, которое только добавляло ширины ее фигуре, и лиловом же омюссе[6] она напоминала браккарскую каракку, входящую в гавань под малым парусным вооружением.
Наконец слуги ушли.
Льюк широким жестом пригласил к столу архиепископа Гурвика – сухопарого, худощавого, если не сказать худосочного, с большой головой, увенчанной легеньким пушком седых волос. За глаза его называли головастиком, но всегда прислушивались к мнению главы Аркайлской церкви.
Святой отец крякнул и потер ладони, не заставив барона повторять дважды. Чего-чего, а поесть он любил всегда, хотя благодаря Вседержителю имел облик человека, изнуряющего себя постами. Барон Шэн, в настоящее время глава Дома, присоединился к ним, отстав на долю мгновения, будто бы отрастил глаза на затылке.
Всех слуг отпустили, ибо грядущая беседа для их ушей не предназначалась. Льюк налил вина в серебряные кубки.
– За здоровье здесь присутствующих и за нового герцога Аркайла!
Прана Леаха и барон Шэн с улыбками пригубили. Архиепископ удивленно приподнял бровь, но тоже, не стесняясь, отхлебнул розового муската. Отломил ножку каплуна, стремительно обглодал, бросив кость брыластому псу трагерской породы, отправил в рот несколько кусков сыра разных сортов. Запил еще одним богатырским глотком.
Барон, круглолицый, с лоснящимися от жира щеками и двумя подбородками, с уважением посмотрел на пастыря. Челюсти Шэна не переставали двигаться, а пальцы вертели нож, с ловкостью, достойной опытного бретера, отхватывая куски от козьего окорока и отправляя их в рот. Прана Леаха, так и не ставшая герцогиней, задумчиво поглощала один ломоть осетрины за другим, щедро поливая их выжатым соком лимона. Их брат Льюк, кстати, значительно превосходивший старшего как объемом брюха, так и количеством дополнительных подбородков, налегал на грудинку и ветчину, складывая их куски вместе.
Некоторое время за столом царило чавканье, хруст и бульканье вина, подливаемого в кубки. Наконец от каплуна остались одни кости, от хлеба – крошки, от окорока – голая кость с почти незаметными следами мяса, а сыр и ветчина исчезли вовсе, будто их и не было. Кувшины опустели.
Барон Шэн сыто отрыгнул, откинулся на спинку кресла.
– Благословенно имя Вседержителя, что посылает нам пищу телесную и пищу духовную, – промолвил отец Гурвик, ковыряясь в зубах кончиком ножа.
– Истинно так, – согласилась вдова Гворра. – Не пора ли теперь поговорить о делах насущных. Нужно назначать день коронации Айдена.
Архиепископ вздохнул.
– После стольких лет мудрого правления его светлости Лазаля приход к власти его внука… э-э-э… не обладающего цепким разумом и трезвым рассудком прославленного деда, вызывает, как бы это мягче выразиться, опасения. Дворянство Аркайла может по-разному отнестись к коронации вашего сына, прана Леаха. Возможны волнения, открытые протесты, а то и вооруженное противостояние.
– С чего бы это? – насупился барон Шэн. – Айден законный наследник и Лазаля, и Гворра. А то, что разумом убог, так мы для чего?
– Кто посмеет оспаривать решение епископата? – добавил Льюк, вытирая губы расшитой салфеткой.
– Прежде всего, Дом Серебряного Барса, – сказал Гурвик. – В истории двенадцати держав известны случаи, когда женщина наследовала корону или главенство в Доме. Я могу привести пример Трагеры…
– Какое нам дело до Трагеры?! – возмутилась Леаха. – Мариза – моя дочь и не пойдет против материнской воли.
– Мариза вошла в Дом Серебряного Барса. Позволю вам напомнить, что жена должна «прилепиться к мужу своему и быть с ним одной плотью, одним разумом». Как хорошая жена, она должна прежде всего блюсти интересы Дома своего супруга, прана Эйлии, а значит, волей-неволей ее устремления будут идти вразрез с Домами Охряного Змея и Черного Единорога.
– Постойте, святой отец, – почти лениво произнес барон Шэн. – Если Мариза имеет право претендовать на трон, то имеет право и Леаха. Разве нет?
– С одной стороны, да. Но с другой стороны, в Маризе течет кровь Лазаля и Гворра, она – их кровная наследница. Прана Леаха вошла в Дом Черного Единорога, выйдя замуж за Гворра, то есть кровного родства нет. Есть родство по церковному обряду. Следовательно, Мариза имеет больше прав на герцогскую корону. Но это лишь при условии отсутствия наследников мужского пола.
– Значит, следует короновать Айдена, и как можно быстрее, – подытожил Шэн.
– Совершенно верно, – добавил Льюк. – Следует опередить попытки других Домов захватить власть. Айден – наша единственная надежда. К счастью, в Доме Черного Единорога побочные ветви достаточно слабы и не смогут выразить претензии.
– Им придется поддержать меня, – сказала Леаха, облизывая пальцы. Глаза ее так и бегали по столу, выискивая, что бы еще съесть. – У Гворра не осталось в живых ни братьев, ни сестер. Все умерли в отрочестве либо погибли на войнах, которые вел Лазаль в начале правления. Признаюсь честно, Дом Черного Единорога сейчас слаб, очень слаб. Они просто будут вынуждены поддерживать нас, чтобы не скатиться ниже какого-нибудь Дома Багряной Розы или Карминного Меча. Сколько ты сможешь выставить бойцов только из наших родичей, брат, не считая наемников и челядь?
– Человек сорок, – ответил барон. – Но теперь уже меньше. Семь юношей нашего дома погибли на дуэлях только за истекшую неделю. В том числе сын нашего кузена Дженкс альт Рейлан, который служил в гвардии.
– О! – закивал архиепископ. – Я помню его, весьма достойный и богобоязненный юноша.
– А вдобавок хороший фехтовальщик. Был. И угораздило же его сцепиться с братьями альт Браганами!
– А не мог их нанять Дом Серебряного Барса? – задумчиво проговорила Леаха.
– Не мог! – отрезал Льюк.
– Почему же? Ведь мы только что говорили – они способны попытаться короновать Маризу…
– Да потому, что пран Мэтт из Дома Серебряного Барса убит на дуэли пять дней назад Коэлом альт Террилом из Дома Радужной Рыбы.
– Да примет его душу Вседержитель! – сотворил знамение отец Гурвик.
– Коэл альт Террил? – наморщила лоб Леаха. – Это такой маленький, темнорусый? У него еще, помнится, жена постоянно рожала.
– Вот-вот, не только шпагой владеет в совершенстве, – ухмыльнулся Льюк. – Он вызвал на поединок двоих сразу – прана Мэтта и Бегана альт Ругора из боковой ветви Дома.
– И?
– Что «и»? Заколол! Альт Ругора сразу насмерть, в сердце. А пран Мэтт умер на руках у лекарей, до дома не довезли.
– Я всегда выступал за то, чтобы запретить дуэли! – заявил архиепископ.
– А где еще дворянин может защитить свою честь? – приподнял бровь Льюк.
– А вы не думаете, благородные праны, что ваши враги могут воспользоваться щепетильностью ваших юношей и нарочно вызывать их, чтобы ослабить Дом?
– Так случалось… – неуверенно проговорил барон, промокая лоб салфеткой, которую перед этим крутил в руках. – Но давно, лет сто-двести назад.
– Если бы кто-то хотел ослабить наш Дом, погибали бы только наши молодые забияки. Но гибнут и бойцы из Дома Серебряного Барса.
– Значит, кто-то пытается ослабить оба ваших Дома, – предположил Гурвик.
– Зачем?
– Затем, что ваши Дома поддерживают претендентов на герцогскую корону. Неужели так трудно догадаться? Вы – Айдена, «барсы» – Маризу.
– Так это заговор! – Шэн звучно хлопнул ладонью о ладонь. – Нужно срочно сообщить Гвену альт Расту.
– Не будет он вас слушать, – отмахнулась Леаха. – Тайный сыск подчиняется непосредственно герцогу. Альт Раст щепетилен до печеночных колик. Он даже с Гворром не стал бы говорить, пока тот не надел бы корону. А уж с альт Кайнами или альт Ставосами и подавно…
– Тогда нужно скорее короновать Айдена! – вскочил, потрясая брюхом, Льюк. – Ваше преосвященство! Мы не постоим ни перед какими расходами!
– Дети мои, – закатил глаза архиепископ. – Вы обижаете меня! Кто может упрекнуть меня в корыстолюбии?
– Что вы, ваше преосвященство! Как можно! – воскликнул барон, незаметно махая брату, чтобы тот успокоился и сел. – Но ведь пожертвования на храм – дело благое?
– Несомненно, дети мои.
– И Дом Охряного Змея покажет всему Аркайлу пример благочинности и боголюбия. Скажем, новая дароносица[7]. Золото с серебром, немного сапфиров и в центре – рисунок, выложенный смарагдами… Мы будем смиренно просить принять этот подарок в знак нашей любви к Вседержителю. Не откажите нам, ваше преосвященство.
– Хорошо, дети мои. – Святой отец сложил ладони пред грудью. – Дом Охряного Змея всегда числил Церковь в друзьях. Кстати, хорошо бы подновить крышу в трапезной. Снег продавил черепицу. Скоро весна, начнет таять, зальет ведь…
– Сколько? – решительно произнес Шэн, а Льюк отвернулся, прикрыв рукавом улыбку.
– Думаю, полсотни «лошадок» будет вполне достаточно, – прикинув что-то в уме, ответил Гурвик.
– Значит, коронацию назначаем на…
– Через десять дней, перед постом. А то потом пир нельзя будет устроить. Грех.
– Золотые слова, ваше преосвященство, – улыбнулся барон. – Кстати, на пиру мы вас ждем.
– Не пропущу. Да! А регентом кого вы предлагаете?
Братья, не сговариваясь, повернулись к пране Леахе.
non troppo nobile
Просто удивительно, как быстро некоторые сведения, которые по зрелом рассуждении должны были оставаться тайными, распространяются по свету. Причем если бы только по свету. Они забираются и в тюрьму. Ланс никому не говорил об обвинениях Гвена альт Раста. Да и кому захочется признаться в покушении на убийство наследника герцогской короны? И тем не менее на другой день, поутру, разбойники уважительно косились на него, а Динк предложил почистить плащ – не щеткой, конечно, а жгутами относительно чистой соломы. Так чистят лошадей, когда под рукой не находят щетку и скребницу.
Менестрель не знал, что и ответить, но Коло едва заметно кивнул, и он согласился.
Сам же Ланс наивно полагал, что должен теперь переживать и мучиться. Страшное обвинение, от которого не спасет и ходатайство всех дворян Аркайла, вместе взятых. Это плаха. Или даже четвертование… Убийство правителя, твоего сюзерена, считалось в Аркайле самым страшным преступлением. За него не полагалось помилование ни по светским, ни по церковным законам.
«А может, оно и к лучшему? – рассуждал альт Грегор. – Зачем нужна такая жизнь? Потерять не только любовь, но и саму надежду обрести ее когда-либо. Как жить дальше? Зачем все эти дуэли, драки, попойки? Забыть он ее не сможет – проверено временем. Даже если сесть на корабль и уплыть далеко-далеко, за море, в Браккару или Айа-Багаан, в Райхем или Тер-Веризу, его будет тянуть обратно. Зеленые глаза, каштановые локоны и улыбка… И какой выход? Погибнуть на дуэли или на войне? Можно. Но и от руки палача – тоже приемлемо».
Тоску Ланса слегка развеяло общение с новым узником.
Безумный алхимик Прозеро, как окрестил его Коло, оказался умным и интересным собеседником. Хотя внешне гораздо походил на громилу с большой дороги, чем любой разбойник из числа соседей по узилищу. Великанского роста, но горбун, от чего не доставал менестрелю, который никогда не считал себя высоким, макушкой до плеча. Низколобый, весьма уродливый, с всклоченными светло-русыми волосами и давно не чесанной бородой, где застряли и перья из подушки, и солома, и крошки, но проявляющий гибкий разум и недюжинные познания в разных науках. Много лет он посвятил изучению трансмутации металлов. Альт Грегор краем уха слышал о научных изысканиях, связанных с превращением неблагородных металлов в благородные, но никогда не задумывался, что есть люди, готовые посвятить им всю жизнь. А послушав неторопливый, наполненный непонятными словами рассказ ученого, даже заинтересовался загадочным эликсиром.
Согласно бытовавшему в двенадцати державах мировоззрению, все известные металлы возникли из соединения ртути и серы, которые сами по себе являются изначальными, первоприродными веществами и зарождаются в недрах земли. Сера от сухих испарений, а ртуть – от мокрых. Соединяясь в разных пропорциях, они и образуют металлы, добываемые из шурфов и штолен. Железо, свинец, медь, олово, серебро. Соединяя разные металлы, человек может и сам получать новые. Например, бронзу – сплавляя медь и олово, и все равно это будет производное ртути и серы. Но для возникновения самородного золота необходимо присутствие некое третьей субстанции, существующей в природе, но до сих пор не попавшей ни разу человеку в руки. Ее называли философским камнем, хотя, согласно мнению многих великих ученых, он мог быть и жидкостью, и парообразной эманацией.
– Потому-то люди и решили искать состав этого удивительного снадобья! – восторженно объяснял Прозеро, складывая перед грудью огромные ладони – каждая размером со сковороду. – Это так увлекательно!
– И можно стать богачом раз и навсегда! – подхватил Коло.
– Да при чем тут богатство? – искренне удивился алхимик. – Разве для ученого важны деньги? Нет, я готов признать, без них трудно прожить, без них не купить атанор[8] и не оплатить работу стеклодува, а значит, останешься без колб и реторт. А в остальном деньги только мешают!
– И никогда не хотелось отдохнуть, поразвлечься? – удивился наемный убийца. – Ведь это вполне обыкновенные желания для человека. Любого человека – военный ты, ученый или музыкант.
– Когда отдыхать?! – воскликнул горбун. – Пока ты отдыхаешь, кто-то работает. Тритурирует и сублимирует, фиксирует и кальцинирует, дистиллирует и коагулирует[9]. И этот кто-то отыщет философский камень раньше, чем ты.
– Как страшно быть ученым! – воскликнул Ланс. – Я, по крайней мере, отдыхал и развлекался время от времени. И не боялся, что кто-то придумает мою музыку раньше, чем я.
Прозеро сочувственно, словно на больного неизлечимой болезнью, посмотрел на него и продолжал рассказ. В подземелье он угодил, как ни удивительно, не за научные изыскания, а за убийство. Пяти человек, двух лошадей и собаки. Но до убийства его довели все те же неуемные занятия алхимией. Изучение серы и ртути.
Рассудив, что коль все металлы состоят из первородных веществ, то и в составе философского камня они должны занимать главенствующее положение, Прозеро устраивал опыты с использованием соединений серы и ртути, различных металлов, а также их соединений друг с другом. Ну а поскольку алхимик несколько лет посвятил изучению различных составов пороха, то добавлял щедрой рукой селитру, благо селитряница – здоровенная куча из навоза, смешанного с известковым щебнем, переслоенная соломой и накрытая сверху дерном, – без дела пропадала у него на заднем дворе. К слову сказать, ее вонища служила поводом для непрестанных нападок на ученого со стороны соседей, не желавших проникаться важностью проводимых им исследований.
Нагревая в тигле медные опилки с самородной серой и выщелачивая полученную смесь обыкновенной водой, он получил медный купорос. Путем перегонки купороса с квасцами, купленными в квартале красильщиков, и селитрой он получил кислоту, о которой ранее не слыхал. Очень сильную, растворявшую кроме золота все известные металлы. Именно эта способность новой кислоты заставила горбуна полагать, что он находится на верном пути. Он добавил к ней ртуть, дождался, пока раствор не станет прозрачным, и разделил полученную жидкость, которую считал почти готовым философским эликсиром – назвать камнем не поворачивался язык, – на несколько десятков колбочек. С каждой из них он проводил отдельный опыт. Для начала попробовал воздействовать на смесь серы и ртути. Золота не получилось. Значит, следовало искать.
Исследования, по словам Прозеро, заняли полгода. Трижды ему приходилось повторять процесс, чтобы получить очередные образцы «полуэликсира», как он сам стал его называть, для испытаний. Опыты с добавлением китового жира, человеческой мочи, золы, древесного угля, щелока, толченой бирюзы, шпата, молодых оленьих рогов, бурых водорослей, слюды, мела, цинкового и железного колчедана успехом не увенчались. Ну, разве что при охлаждении из водного раствора выделялись лимонно-желтые кристаллы, а при добавлении щелочей на дно выпадал черный осадок, похожий на ил.
Третьего дня ученому пришло на ум смешать «полуэликсир» с верхней фракцией продукта возгонки перебродившего пшеничного зерна. Кстати, он утверждал, что додумался сам до создания перегонного куба, позволяющего получать напиток, пьянящий сильнее самого крепкого вина. Правда, воняет так, что не каждый способен заставить себя проглотить, да и по утрам голова болит ужасно, и горло обжигает. На удивленные вопросы Коло и Ланса – а для чего нужно вообще такое зелье, невкусное и вонючее, когда вокруг вина хоть залейся? – Прозеро ответил, что уже подумывает, как очищать его при помощи древесного угля. А пригодиться напиток может путешественникам. Ведь бочку вина с собой не повезешь, а бутыль «горелки» можно. Кстати, название алхимик придумал сам, поскольку полученная им жидкость вспыхивала от поднесенного огонька свечи.
Так вот, он смешал «полуэликсир» с «горелкой», дал отстояться, выпарил, получил несколько щепоток восьмигранных кристаллов коричневатого цвета. Осторожное добавление в смесь серы и ртути к видимым результатам не привело. В расстроенных чувствах отворил ставень и вышвырнул колбу вместе с кристаллами в окно…
И тут как бабахнуло!
По словам Прозеро, маленький стеклянный пузырек с несколькими гранами бурого порошка причинил разрушений не меньше, чем бочонок пороха. Соседский дом напротив превратился в груду развалин, два других, подпиравшие его с боков, опасно накренились, их стены змеились трещинами, и ремонту, похоже, не подлежали. Погибли четверо человек в доме – муж, жена и двое детей – и их собака, привязанная у черного входа. Битым камнем накрыло проезжавшую мимо повозку. Таким образом, к числу жертв алхимика добавились двое ломовых коней и возчик.
Сам он тоже, конечно же, пострадал. Ненадолго оглох. Острый осколок песчаника рассек бровь. Ударной волной с петель сорвало входную дверь и черепицу с крыши. Явившиеся стражники по-быстрому арестовали незадачливого ученого и препроводили в кутузку, а уж оттуда после доклада вышестоящему начальству в подземелье под замком герцога.
– Здорово! – восхитился Коло. – Неужто посильнее пороха получилось?!
– Наверное… – пожал плечами алхимик.
– Сможешь повторить?
– Что?
– Порошок свой сможешь еще раз получить?
– Да зачем он нужен? Он же трансмутации металлов не способствует. Бесполезный опыт.
– Вот чудак! – Наемный убийца повернулся к Лансу в поисках поддержки и одобрения.
– Я тоже не понимаю, зачем он тебе? – пробормотал менестрель, думая о своем. – Само собой, он сильнее пороха, но, если взрывается от падения, его людям давать нельзя. Представляешь, обоз везет бочонки с огненным зельем для пушек и вдруг у подводы колесо отваливается?
– Вот странные вы какие! Я сразу придумал. Вот, к примеру…
Договорить он не успел. В коридоре появился надзиратель с факелом и дубинкой, а сопровождал его незнакомец, явно из благородных. Черный дублет, застегнутый у горла, высокие сапоги со шпорами, черные шоссы. На боку шпага. Темно-русые волосы без седины зачесаны назад, усы щегольски подкручены. Прямая спина и разворот плеч выдавал в нем военного.
– Тут они, пран, – буркнул надзиратель.
– Хорошо, – хриплым голосом ответил посетитель. – Подожди меня.
Он приблизил лицо к решетке и замер. Молчал, глядел, не мигая, и даже, казалось, не дышал.
Заключенные сперва удивились, потом насторожились. Динк попытался съязвить, но надзиратель выразительно потряс дубинкой, и у молодого грабителя язык прилип к гортани.
Ланс ловил на себе тяжелый, изучающий взгляд и невольно принялся в ответ рассматривать странного гостя. Отметил про себя, что молчаливый посетитель молод – от двадцати пяти до тридцати лет; хорош собой – наверняка его правильные черты лица вкупе с военной выправкой имели успех у прекрасной половины Аркайла; однако утомлен и чем-то до крайности раздражен. Это читалось в подрагивающей щеке, прикушенной губе, темных мешках под глазами. Какое-то время он просто стоял, а потом взялся руками за решетку, как будто боялся упасть. Менестрель терялся в догадках: кто бы это мог быть, зачем пришел сюда? За минувшие десять дней альт Грегор привык видеть только лица соседей по темнице, надзирателей и Гвена альт Раста, удостоившего обвиняемого в убийстве герцога беседы.
Остальные узники тоже не испытывали радости от того, что их изучали, будто коней, выставленных на продажу. Хорошо еще не заставили пробежаться по кругу и в зубы не заглянули. Каждый выражал недовольство по-своему. Прозеро заворчал и уткнул лоб в колени, накрыв голову ладонями. Проглот вынул окарину из складок одежды и заиграл, безбожно путая ноты, веселую плясовую, которую очень любили моряки с Айа-Багаана. Динк вскочил на ноги, потянулся, хрустнув суставами, и нагло прошел к бадье с нечистотами, расстегнул штаны и принялся отливать, громко журча.
Надзиратель стукнул было по прутьям дубинкой, но гость холодно покосился на него, и шакал отпрянул, не смея тревожить покой гордого волка.
Ланс и Коло переглянулись. Менестрелю казалось, что серые глаза посетителя прожигают в нем дыру. Но он по-прежнему не мог понять, кому понадобился. Не браккарец, не нукер княгини Зохры… Свой, явно уроженец Аркайла. И такая ненависть во взоре. Если бы не разделяющая их решетка, не сомневался Ланс, в него уже летела бы перчатка. Вопросы так и рвались с языка, но альт Грегор сдерживал себя.
Молчал и гость.
Наконец тряхнул напоследок прутья, развернулся и, не говоря ни слова, ушел.
Динк шутовски поклонился ему в спину, заработав яростный взгляд надзирателя.
И снова узники остались в полумраке и неведении.
con amore
Коэл, теребя ус, смотрел на лейтенанта Деррика альт Горрана, который уставился в кубок с вином и молчал. Не торопился начать разговор, хотя сам пригласил бывшего капитана стражи в довольно дорогую харчевню «Тележное колесо». Здесь, и в самом деле, главное достопримечательностью зала были тележные колеса. Одно висело под потолком, уставленное по ободу плошками с жиром, в которых горели фитили. Еще несколько, увитых засохшими цветами и побегами трудноузнаваемых растений, украшали стены. По углам стояли длинные кнуты, которыми пользуются возчики, запрягающие лошадей цугом, а с крюков свешивались части конской сбруи – чересседельники, супони, гужи. Да как иначе? Харчевня стояла в одном квартале от Тележных Ворот, и ее посещали все больше люди из окрестных сел и городишек, доставлявшие в Аркайл всяческие грузы. Но, несмотря на то что готовили здесь для простонародья, никому не удавалось такое жаркое из молодого барашка с земляными яблоками, как вечно хмурому и недовольному носатому хозяину. И вино даже на взыскательный вкус гвардейца подавали весьма недурное. Не бурдильонское, конечно, но все же.
Альт Горран из Дома Лазоревого Кота после той самой дуэли Коэла с праном Мэттом альт Ставосом и Беганом альт Ругором зауважал его, как ни один гвардеец никогда не уважал стражника. Просил оказать честь и дать пару уроков фехтования. Альт Террил не противился: молодой лейтенант вызывал у него симпатию честным и бескомпромиссным поведением. Когда-то и они с Лансом вели себя так. Говорили подлецу в лицо, кто он есть на самом деле, дрались, когда надо было драться, не бегали от опасностей. За истекшую неделю Деррик бился на дуэли трижды – одного противника заколол, двоих серьезно ранил. По крайней мере в ближайшие месяца два они не смогут держать шпагу в руках. Сам Коэл ввязался в стычку всего лишь один раз – его вызвал дальний-дальний родич герцога Лазаля, возомнивший себя великим бретером. Ну, может, в своем медвежьем углу, на границе с Унсалой, его и боялись. Но для столицы его манера после каждого батмана тыкать острием в живот соперника оказалась предсказуемой. Коэл заколол его после третьего контрвыпада. Даже не запыхался. Само собой, лейтенант Деррик был его секундантом и приглашал бывшего капитана дворцовой стражи на свои три дуэли.
Справедливости ради следовало признать, что Коэлу понравилось получать вознаграждение за убитых противников баронессы. Клеан альт Баррас честно выдал ему аж сто пятьдесят «лошадок». Столько золота альт Террил не держал в руках никогда в жизни. Ни капитаном стражи, ни начальником ночного дозора портовых складов, ни учителем фехтования он не заработал бы таких денег и за несколько лет. Жермина в кои то веки не пилила его за неумение обеспечить семью, а ошалела настолько, что отпустила выпить вина с новым другом, когда Деррик заглянул к ним и пригласил Коэла в «Тележное колесо».
Вел себя лейтенант гвардии немного странно. Будто хотел в чем-то покаяться, но не решался. Всю дорогу до харчевни, а ради вкусного жаркого пришлось пройти через весь город, шутил, рассказывал небылицы, но со стороны его веселье казалось вымученным. Так иногда напоказ смеются над смертью приговоренные, направляясь на эшафот. А теперь, заказав еды и вина, вдруг замолчал, опустив взгляд.
– А ведь неплохое вино, – проговорил альт Террил, чтобы хоть как-то начать беседу. Нельзя же сидеть друг напротив друга и пялиться в тарелки. – Похоже, кевинальских виноградников. Но я не могу точно определить, из какой части страны.
– А? Что? – поднял голову гвардеец.
– Я говорю, вино хорошее…
– Да, вино здесь подают неплохое.
– Немного кисловатое, на мой взгляд, но к жирному жаркому, возможно, то, что надо.
– Да-да… Наверно. – Деррик посмотрел по сторонам, будто ожидал, что кто-то станет его подслушивать. И вдруг спросил: – Пран Коэл, вы когда-нибудь ревновали жену?
Альт Террил застыл с наколотым на вилку куском баранины.
– Ревновал жену?
– Ну да…
Он задумался. А ведь и правда, сколько ходило разговоров о пране из того или иного Дома, который изводил супругу приступам беспочвенной – а когда и очень даже обоснованной – ревности. Скандалил, пил от расстроенных чувств, порою распускал руки, хотя среди аркайлского дворянства ударить женщину почиталось за бесчестье. Нельзя сказать, что местные дамы не давали мужьям повода. Балы в герцогском дворце, пиры и церковные праздники, по обыкновению отмечавшиеся с широким размахом, давали возможность заводить как пранам, так и их женам легкие интрижки, которые, случалось, перерастали в нечто более серьезное. Гораздо чаще попадались почему-то мужья. Может быть, потому, что, уличив супругу в неверности, мужья предпочитали не доводить дело до огласки или решать спорные вопросы с соперником при помощи шпаги и кинжала – или один на один, или руками наемников. А их супругам ничего не оставалось, как плакать и жаловаться родственникам и подругам.
В любом случае Коэл никогда не сомневался в верности Жермины. И сам не злоупотреблял ее частыми беременностями, вынуждавшими жену сидеть дома и нянчить детей. До свадьбы судьба сводила его с двумя-тремя женщинами, отношения с которыми позволяли назвать их любовницами. Но после капитан дворцовой стражи, сознательно или нет, избегал внимания красоток, ограничиваясь легким флиртом. Так, ничего значащего: улыбка, несколько комплиментов, поднятый надушенный платок, возвращенный владелице. В свою очередь, альт Террил был уверен, что супруга, несмотря на все недостатки, хранит ему верность. И тогда, когда он сутками пропадал на замковом холме, охраняя покой герцога Лазаля, и потом, когда сторожил ночами портовые склады, а днем уходил, чтобы научить какого-нибудь очередного оболтуса управляться со шпагой без риска покончить жизнь самоубийством. Их связывало настоящее чувство, несмотря на мелочные обиды и придирки, ссоры, скандалы, взаимные обвинения. Коэл знал, что Жермина знает границы, до которых можно пенять супругу на непутевых друзей или безденежье. Так же и он, хотя злится и готов иногда начать ломать мебель в пылу спора, всегда может поделиться возникшими трудностями и спросить совета жены, как быть.
Возможно, их отношения складывались бы мягче и доброжелательнее, если бы не дружба Коэла с менестрелем. Почему-то так получилось, что Жермина и Ланс невзлюбили друг друга с первого взгляда. Она считала его безалаберным, несерьезным человеком, мотом, драчуном, сбивающим друзей – Коэла и Регнара – с пути истинного. Альт Грегор удивлялся выбору друга, называя Жермину дылдой (на взгляд Коэла, она была просто высокой), тощей (просто стройной), черноглазой (да, глаза у нее в самом деле были черными, под цвет волос, но Коэлу нравилось) и черноротой брюзгой. Ну, с последним утверждением пран альт Террил готов был согласиться. Когда Жермина начинала вспоминать ему все старые и выдумывать новые прегрешения, хотелось убежать из дому. Причем за Карросские горы. Ругались супруги порой хоть святых выноси. Но потом и мирились. И уже ни в коем случае Коэл не мог даже помыслить, что жена ему изменяет. Ланс, услышав эту сентенцию, обязательно съязвил бы: да кому она нужна, кроме тебя, кто на нее позарится?! Но бывший капитан стражи полагал, что дело не в этом. Дело в доверии. Просто нужно учиться не подозревать друг друга…
– Нет, пран Деррик, не ревновал. Никогда.
– Никогда?
– Даже поползновений не было. Она меня, возможно, ревновала. Я ее нет.
– Странно… – Гвардеец задумался. – У вас крепкий брак? Вы любите жену?
– Знаете, пран Деррик, у нас пятеро детей. Я ни разу не изменял жене. Верю, что и она тоже хранит супружескую верность. А любовь… После пятнадцати лет, прожитых вместе, любовь притупляется. Страсть уходит, но остаются взаимное уважение и верность. Когда вы проживете в браке столько же лет, сколько я, вы меня поймете.
– Не знаю, проживу ли я их… – с сомнением покачал головой Деррик. – Вы же знаете, пран Коэл, что я женился больше года назад, вскоре после осеннего бала у герцога Лазаля?
– Признаюсь честно, я не следил за вашей личной жизнью, поэтому готов поверить на слово, – соврал Коэл, который прекрасно знал, на ком и когда женился гвардеец.
– Но вы, конечно, помните, ссору между вашим другом Лансом альт Грегором и сыном посланника Браккары – Ак-Карром тер Верроном?
– Еще бы мне не помнить! Ведь я был секундантом Ланса.
– Так вот, когда они поссорились, пран альт Грегор танцевал с девушкой…
– Реналла из Дома Желтой Луны.
– Совершенно верно. Небогатый провинциальный Дом, земли… да какие там земли… за одну стражу можно объехать по кругу, замок разваливается. Родители привезли ее на бал с надеждой выдать замуж в Аркайле. Я влюбился с первого взгляда. Да и как было не влюбиться…
«С ума вы все посходили, что ли? – подумал Коэл. – Вначале Ланс, теперь Деррик… Что они в ней нашли? Девчонка как девчонка. В меру смазливая. Может быть, даже не дурочка. Но в Аркайле таких из десятка восемь».
Читать бесплатно другие книги:
