Защитник Отечества Корчевский Юрий

Я вышел вперёд, из оружия был только поясной нож. Норманн – я их пока не различал – швед ли (по-местному – свей), норвег? – выхватил оба меча из-за спины и завращал ими. Мечи слились в два сверкающих круга. Гиблое дело – он обеерукий. Обычный воин держит в правой руке меч, в левой – щит. Мастера – в каждой руке по мечу. Очень опасно! Но я ничего предпринять не успел: растолкав зевак, вышли трое городских стражников – в кольчугах, опоясаны мечами.

– Брось оружие, – это норманну.

Тот скрипнул зубами, но подчинился. Будь это в другом месте, я думаю, норманн запросто уложил бы всех троих, но – в чужом городе, на торгу – ни князю, ни посаднику это не понравится, до корабля своего такой храбрец и не дойдёт. В городской дружине тоже умельцы есть.

Воины подобрали брошенные мечи, связали меня с норманном верёвкой, старший встал впереди, двое воинов шли сзади. Я был обескуражен – я-то за что? Можно сказать – никаким боком. Единственное, что я успел, – сказать мастеровому: «На суд приди, свидетелем».

Нас провели мимо златоглавой Софии, по переулкам – на окраину, к небольшой бревенчатой избе, тюремщикам отдали мечи норманна и мой нож. Нас развели по разным камерам, заперли. Я не особенно переживал – ну, посижу ночку в тюрьме, не впервой в поруб попадаю. Завтра – княжий суд, разберутся, свидетелей много. В конце концов, если что пойдёт не так, я всегда смогу беспрепятственно покинуть стены узилища. Но не хотелось и в Новгороде быть беглецом, я чувствовал, что правда на моей стороне.

Я сгрёб в кучу лежавшую на полу солому и улегся. Чего зря время тратить, когда можно выспаться. Плохо, что знакомых нет – никто не придёт, еду не принесёт, а кормить арестованных за городской счёт не принято.

Так началась моя жизнь в Новгороде.

Глава VII

Воспользовавшись безопасным помещением с бесплатной охраной, я безмятежно проспал до утра, пока меня не разбудили тюремщики.

– Вставай, тут тебе харчей принесли.

Я удивился – кто бы это мог быть? Но все вопросы заглушили голодные спазмы желудка. В конце концов, какая разница – кто принёс еду?

Тюремщик подал лукошко, я откинул холстину. Так, варёные яички, полкаравая хлеба, кусок вяленого мяса и солёная рыба. Разумно: холодильника нет, ничего не испортится. Чтобы добро не пропало, я всё съел за один присест, правда – не спеша. В животе приятно затяжелело. Но предаться перевариванию мне не дали, появился тот же тюремщик.

– Выходи, суд княжий, всех на площадь велено. Голому собраться – только подпоясаться.

Меня вывели из тюрьмы, во внутреннем дворе уже стояло с десяток арестантов. Всех связали одной верёвкой и колонной повели на площадь. Народу было довольно много, человек триста-четыреста.

Нас подвели к помосту, на котором стояло кресло, пока пустое. Вскоре вышел князь, уселся в кресло.

Сначала разбиралось дело о краже скота. Мне это было неинтересно, я стал вглядываться в толпу. О! Знакомые лица: я узнал мастерового с женою и оружейника, у лавки которого я стоял тогда. Это хорошо, свидетели, причём с моей стороны. Я бросил взгляд на норманна – он был через несколько человек от меня. Тот стоял, сохраняя невозмутимость, с пренебрежением поглядывая на народ.

Дошла очередь и до нас. Стражники вывели меня и норманна вперёд, поставив перед князем.

– Имя?

– Юрий Котлов.

– Из каких будешь?

– Свободный человек.

Князь повернул голову к норманну. Тот не стал дожидаться вопросов.

– Кнут Ларсен, из данов, свободный человек.

Князь нахмурил брови:

– На торгу, сказывают, задирал людей, меч обнажил. Это правда?

– Меч обнажил в ответ на обиду.

– Видаки есть?

Из толпы протолкались вперёд человек шесть-семь, почти все сразу начали говорить. Князь поднял руку: – Тихо, по очереди.

Каждый из свидетелей рассказал, что он видел. Князь обратился к норманну: – Люди сказывают, ты первый начал их задирать, обиды чинить: толкался, жёнку чужую зацепил. Что можешь сказать в своё оправдание?

Норманн заносчиво пожал плечами.

– Присуждаю к гривне штрафа в княжеский доход, из города изгнать без права появляться.

Норманн насупился, сквозь зубы что-то забормотал по-своему. Стражники развязали меня, и я оказался свободен. Они подтолкнули – поклонись князю, невежа.

Я поклонился и отошёл назад, к людям. Ко мне тотчас же подошли мастеровой с женой, пожали руку.

– Поблагодарить хотим за помощь, совсем норманны обнаглели, нигде проходу от них нет – ни на улице, ни на торгу. Гостю обнажить оружие – не по Правде, грех.

Меня пригласили в корчму отметить моё освобождение. Кто был бы против? В корчме, недалеко от площади, где состоялся суд, было полно народу. Но нам местечко нашлось. Мастеровой протянул руку:

– Нифонт.

– Юрий.

– Пелагея.

Ну вот и познакомились. После поруба есть хотелось, и я заказал курицу, пирогов и вина. Нифонт запротестовал:

– Я приглашаю, и заказывать должен я. – Да ради Бога.

Служка живо приволок поднос с едой и кувшин вина. Мы выпили по стаканчику за праведный суд и моё освобождение. Немного посидев с нами, Пелагея ушла. В Москве женщин в корчме не увидишь, а в Новгороде – свобода.

Нифонт оказался гончаром и, вероятно, искусным. Многие из сидевших в корчме с уважением с ним раскланивались. Когда мы приканчивали второй кувшинчик вина, я уже знал все городские новости. Я уже подумывал о прощании – уж больно хотелось спокойно отоспаться на мягкой перине на постоялом дворе, когда в корчму ввалились три норманна. Были они явно навеселе, правда – без оружия, если не считать поясных ножей. Да только те ножи мало уступали длиною мечам – уже и тоньше, вот и вся разница. Лица уже багровые от выпитого, мутные глаза блуждали по корчме. Они нагло подвинули сидевших на лавке за столом каких-то крестьян, плюхнулись, заказали подскочившему служке вина и закуску. Не обращая внимания на сидевших, громко горланили по-датски.

Вечер явно обещал быть томным. По-моему, пора сматываться, приключениями я уже был сыт.

Нифонт это понял тоже. Подозвал служку; расплатились, поднялись и направились к выходу. Все трое норманнов уставились на нас, один вытянул руку и пальцем с обгрызенным ногтем указал на меня:

– Порази меня Один, это он!

Сидевший ко мне ближе норманн схватил меня за руку.

– Отвечай, это ты?

– Конечно, я!

Норманны взревели. Я свободной рукой схватил норманна за руку, провёл приём и ткнул его носом в стол. Помимо моего желания, он случайно угодил лицом в похлёбку. Норманны вскочили, сидевший в корчме народ бросился врассыпную. Все знали буйный и драчливый нрав северных гостей.

Лишь один здоровенный мужик схватил лавку поперёк и со спины здорово врезал двум норманнам, сбив их на пол. Да не на тех напал. Норманны почти мгновенно вскочили, в руках их уже зловеще поблескивали ножи. Оба почему-то кинулись на меня. Чем-то я им точно не нравился.

Одному вовремя подставил подножку Нифонт, от удара второго я ловко уклонился, в ответ завесив ногой со всей силы по причинному месту. Норманн завыл, бросил нож и упал.

Я схватил его нож и отступил назад. На меня, свирепо сверкая покрасневшими глазами, надвигался тот, которого я окунул в похлёбку. Я сделал движение влево и тут же вправо. Норманн, хотя и был пьян, отслеживал ножом мои движения. Конечно, с детства привык к железу, навык есть. Медленно он надвигался на меня. За ним мужики боролись с двумя другими норманнами, слышались звуки ударов, крики, грохот бьющихся горшков и посуды.

Надо что-то срочно предпринимать. На мне лишь рубашка да кафтан – неважная защита от ножа. Я периодически взмахивал своим ножом, не давая норманну подойти ближе; спиной я уже чувствовал стену.

Выхода не было – я вжался в стену и вывалился спиной вперёд во двор. Вскочил, обежал дом и побежал ко входу. Из дверей выбежали посетители, внутри было шумно, норманны разошлись не на шутку. Оттолкнув субтильного мужичонку, я влетел внутрь.

Вся троица наступала на здоровенного мужика с лавкой в руках. Нифонт и ещё один посетитель хватали со столов миски, горшки, ендовы и кидали в норманнов. Те лишь отмахивались, как от надоедливых мух.

Недалеко от дверей на кухню валялся ухват. Хороший такой, с железной рогатиной. Я метнулся к нему, схватил, размахнулся и со всей силы врезал одному противнику по голове. С глухим стуком норманн упал на пол. Двое его побратимов повернулись ко мне, поглядеть – это кто там ещё?

Мужик с лавкой не упустил момент и хрястнул ей со всей своей медвежьей силищей. Норманнов как ветром сдуло. Я схватил Нифонта за руку и потащил к выходу. Если нас сейчас прихватит городская стража, трудно будет оправдаться во второй раз.

Когда мы уже отбежали почти на квартал и остановились перевести дыхание, Нифонт спросил:

– А ты куда делся, когда на тебя норманн с ножом шёл? Стоял, крутил ножом, и вдруг исчез?

Я нашёлся с ответом:

– Глаза им отвёл.

– А, волхвуешь маленько. Грех это, да уж коли на пользу пошло, отмолишь потом. Ловко у тебя получилось. Скорее бы они уже отплыли. У причала их корабль стоит, на носу морда драконья, страшная.

Мы попрощались; я отправился на постоялый двор, Нифонт – домой. Норманнский трофей я сунул за пояс. Ежели к нему ножны заказать, может и пригодится: сталь хорошая, в этом я уже научился разбираться.

На постоялом дворе, где я остановился, комната моя с вещами была в целости – хорошо, что я заплатил за несколько дней вперёд. Есть не хочу, приключениями уже сыт, надо полежать на мягком – в порубе, на перепрелом сене жестковато.

Я разделся, лёг на лавку. Благодать! Но в голову лезли разные, причём дурные мысли. Вот в Москве я норманнов не видел. То ли пути дорожки не пересекались, то ли сказывалась близость Новгорода к Балтике, но явили они себя не с лучшей стороны. Но и мы, русские, тоже не были агнцами. Взять приключения в корчме. Да, остался жив, но по большому счёту мы оставили поле боя противнику, бежали позорно. И было-то их всего трое, а русских мужиков – полная корчма. Конечно, они – профессиональные воины, кормятся с меча, но всё же…

Чем больше я размышлял о происшествии, тем сильнее чесались руки. Разум останавливал – ты в городе один, знакомых нет, помочь и прикрыть спину некому, что ты можешь? Обидно, да?

Я поднялся, порылся в вещах: вот они, мои самодельные бомбочки. Поучить немного данов, что ли? Я постоял, раздумывая, потом быстро оделся, сунул бомбочки за пазуху и вышел.

До городской пристани добрался быстро, и корабль нашёл сразу – не узнать или спутать драккар с другим судном невозможно – страшноватая драконья морда красовалась на носу.

Был вечер. По кораблю бродили пьяненькие норманны. Мне показалось, что мелькнула фигура Кнута Ларсена. Подожду, когда все улягутся.

Я сел в сторонке, в тени припортового амбара. До судна было недалеко – метров двадцать, добросить бомбочку было вполне реально. А учитывая, что на драккаре нет кают, и все спят на палубе – так это даже на руку. Одно беспокоит: когда они улягутся спать, поражающий эффект бомбочек снизится.

Я просидел в укрытии на чурбачке около двух часов, уж и ноги затекли. Наконец мореходы стали вытаскивать из трюма половички и укладываться на ночлег. На носу торчал часовой, но сделать ничего он не успеет – лука у него нет, а меч ему не помощник.

Я отвернулся к стене, несколько раз чиркнул кресалом и поджёг фитили на обеих бомбах. Загорелись! Я в несколько прыжков достиг берега и швырнул обе бомбы на драккар. Часовой не спал и меня заметил. Он громко закричал по-своему, и к моему удивлению норманны сразу же вскочили, как будто и не спали. И в это время бабахнула первая бомба. От драккара полетели щепки, люди, корабль окутался дымом – порох-то был дымный.

Рвануло снова, дым стал гуще. Пора срываться. Я отбежал по берегу метров на сто, остановился у высокого дерева и стал наблюдать.

На драккаре разрастался пожар: сначала появились робкие языки пламени, затем вспыхнуло сильно – то горели обильно пропитавшиеся жиром доски. Норманны даже не пытались тушить, хотя вода – вот она, за бортом. За канат, уцелевший после взрыва, норманны подтащили горящий корабль к берегу, стали выбрасывать на землю мечи, щиты, спускать раненых и погибших собратьев. Но вскоре жар от пламени стал столь силен, что все отбежали от корабля. Даже я на большом удалении ощущал на лице тепло от пожара.

На берегу собирались зеваки, но, увидев, что горит норманнский драккар, плевались и уходили. Даны вмиг лишились одновременно дома и транспорта, на берегу лежал десяток неподвижных тел. Я счёл себя удовлетворённым и решил вернуться на постоялый двор. Не хватало, чтобы меня увидели на берегу, рядом с горящим судном. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заподозрить моё в том участие.

Тихими ночными улицами я вернулся на постоялый двор. В трапезной народу было мало, служки стояли рядом с хозяином у прилавка. Не стоит приобретать свидетелей моего позднего возвращения.

Я зашёл сбоку, прошёл через стену; поднявшись незамеченным по лестнице, прошёл в свою комнатку. Вот и славно. Не забудут норманны Новгорода. Везде бы их так встречали, быстро спесь бы отлетела.

С чувством выполненного долга уснул и проснулся, когда солнце стало слепить глаза. Да никак уже полдень. Вот это поспал.

Я спустился вниз, ополоснул лицо, прошёл в трапезную, заказал завтрак, а может – и обед. Вокруг только и было разговоров о пожаре в порту. Причём, как водится, правды в пересказах было мало. Каждый врал, как мог, что произошло чуть ли не сражение, что он-де самолично видел кучи трупов данов на берегу. После каждой выпитой кружки вина или перевара число убитых данов возрастало. Мне стало смешно.

Доев, я пошёл на берег. Из воды торчал обгоревший остов корабля. Некоторые балки ещё исходили дымком. Убитых уже не было, как и самих норманнов. Корабелы сказали, что норманны дружно двинулись к наместнику искать правды, пообещав окружающим найти обидчика и сурово его покарать. Ну, флаг вам в руки!

Весело насвистывая, я направился на торг и вдруг замер. В моей комнатке лежал норманнский нож, тот, что прихвачен мною из корчмы. Надо немедля убрать улику. Если кто обшарит, будут лишние вопросы.

Вместо торга я помчался на постоялый двор. Прихватив нож, вышел во двор и в конюшне засунул его под стреху. Фу, пронесло. И как я раньше о нём не подумал? После некоторых размышлений решил на торг не ходить пока. Если кто-нибудь из норманнов свяжет меня с Ларсеном, дракой в корчме и пожаром на драккаре, то искать будут в людных местах, на торге в первую очередь. Норманны сейчас злые, наверняка прочёсывают город, чтобы найти обидчика. Улик у них нет никаких, но и норманны – не следователи прокуратуры, им вполне хватит подозрений. А дальше – схватить да попытать, авось что и прояснится. Нет, лучше затихариться, пересидеть несколько дней.

Забрав с постоялого двора свои вещи, с трудом нашёл Нифонта в гончарной слободе и несколько дней провёл у него дома, не показывая носа на улицу.

Неизвестно, сколько бы я просидел ещё, но Нифонт сказал, что норманны, наняв купеческий корабль, из Новгорода уплыли, на прощание сильно грозившись вернуться и разобраться с обидчиками. Обычно норманны слов на ветер не бросали.

И тут же Нифонт сказал мне вторую новость. Несколько купеческих судов собираются в караван, хотят доставить груз в Киев, он может замолвить слово знакомому кормчему на шхуне, чтобы меня взяли охранником. Я был совсем не против, чего сидеть в незнакомом городе, а охранять – дело уже привычное, жаль – ребят знакомых со мной никого нет.

На следующий день Нифонт повёл меня к кормчему, потом – к купцу. Видимо, купцу я не очень глянулся – вид не боевой, ему, наверное, нужен был человек с пудовыми кулачищами, но слову Нифонта доверяли, и мы уговорились. Выход завтра утречком.

На следующий день я сердечно простился с Нифонтом и Пелагеей, нашёл на пристани корабль. Купец стоял у трапа; поздоровавшись, указал место на носу. Было ещё несколько пассажиров, которых разместили в крохотных кормовых каютах. Сразу же и отчалили. Ещё несколько кораблей-ушкуев и шхун уже дожидались на стремнине. Мы были последними, отошедшими от причала, и все дружно подняли паруса. Берега медленно поплыли назад.

Я познакомился с тремя моими коллегами по ремеслу, плававшими с купцом Мефодием уже давно. Здоровенные парни – косая сажень в плечах – чинно подали руки для пожатия, назвались – Василий, Аксён, Афанасий. Покосились на мой мушкет, заулыбались в русые бороды:

– Почто огненным зельем балуешься? Богопротивно!

Я смолчал. Проверить в деле мушкет ещё не доводилось.

Сопровождаемый старшим – Аксёном – в качестве экскурсовода, обошёл судно. – Караваном плыть безопасней, – рассуждал Аксён, – на каждом судне, по три-четыре охранника, да команда мечи в руках держать умеет: новгородцы – народ боевой, просто так ворогу нас не взять, а в караване людишек, почитай, сотня наберётся. Так что повезло тебе, Юрий, спокойным плавание должно быть. Отстоял вахту, да спи.

Спокойно не получилось, сглазил, видно, Аксён.

Наш караван мирно прошел озеро Ильмень, вошёл в Ловать, миновал Парфино. Впереди, в дне пути, лежал городишко Холм. Вперёдсмотрящий закричал: – Паруса долой! Суда встали! – Команда засуетилась, зашлёпала босыми ногами по доскам палубы. Парус быстро свернули, по инерции шхуна прошла ещё несколько десятков метров и слегка ткнулась в корму переднего ушкуя. Кормчий перебежал на нос, сложил руки рупором:

– Чего случилось? Чего встали?

C ушкуя прокричали:

– Сами не знаем, впереди встали, вроде как река перегорожена!

С таким я сталкивался впервые. И река-то здесь неширока, от силы метров пятьдесят, но чем её можно перегородить?

Команда беспечно бродила по кораблю, даже Аксён, как старший из охраны, не обеспокоился.

Но мне ситуация не понравилась. Я на всякий пожарный проверил мушкет, подсыпал свежего пороха на полку, взвёл замок. Глядя на меня, остальные охранники лишь обменивались недоумёнными взглядами.

Спереди, от головы каравана, которая сбилась в кучу, практически заполнив всю ширину реки, раздались шум и крики. Я присел за высоким фальшбортом, приподняв над ним голову. С гиканьем и свистом из прибрежного кустарника на конях вылетели вооруженные всадники. Азартно что-то крича и размахивая саблями, помчались к берегу. Да только вода – не земля. Кони у кромки резко остановились. Аксён с досады аж зубами заскрипел: – Литвины! Вот уж подловили! Хлопцы! За оружие!

С других судов раздавались такие же команды, кое-кто даже успел пустить во всадников стрелы. В ответ захлопали пистолетные выстрелы, впрочем, без особого вреда. Конник с саблей или мечом хорош для атаки на пеших или таких же, как он, всадников. Но напасть верхом на корабли? Нападавшие это тоже поняли; оставив коней за кустами, густой цепью побежали к берегу. На кораблях защёлкали тетивы луков.

Подпустив поближе, я выбрал цель, прицелился и выстрелил из мушкета. Раздался грохот, приклад больно стукнул в плечо, всё вокруг заволокло сизым дымом. Когда дым ветром снесло в сторону, я увидел, что моя картечь не пропала даром – двое нападавших лежали на берегу, а один, держась за окровавленную руку, сделал несколько неверных шагов и упал.

Но нападавших это не остановило. Зажав во рту сабли, они с разбегу бросались в воду и плыли к судам. Тут и плыть-то – три взмаха руками. Разбойники хватались руками за низкие борта, подтягивались, переваливались через борт и тут же пускали сабли в ход.

Если бы их было мало – запросто бы отбились. Команда отважно сражалась, пытаясь не допустить противника на судно, но взамен убитым или раненым появлялись всё новые и новые разбойники. Литвины ли они либо просто лесные тати – какая разница? Хуже всего было то, что и с другого берега, а значит, и с другого борта нападали разбойники. Видимо, шайка разделилась на две части, но что-то у них не срослось или задумано было так, но напали не одновременно, с правого борта – на несколько минут раньше.

На всех кораблях кипели схватки, раздавался звон мечей и сабель, крики ярости и боли, с корабля кто-то падал, поднимая фонтаны брызг.

Я не оставался в стороне, метался с саблей от одного борта к другому – как только на борт ложилась чёрная рука, тут же рубил саблей. Моей задачей было не убить противника, а не пустить на корабль. В конце концов, если врагу отрубить кисть или руку, он будет думать, как бы целым добраться до близкого берега, а не штурмовать корабль.

Все дрались отважно, палуба уже была скользкой от крови, но противник давил числом. Защитников на кораблях становилось всё меньше, и наконец настал момент, когда я понял, что на корабле нас осталось двое – я и Аксён, и надо уносить ноги. Зажав зубами нож, я прыгнул в воду и поплыл по средине реки, пытаясь отплыть подальше. Выбираться на берег было нельзя, там полно чужих, с одним ножом не оборониться. Завидев небольшую заводь, поросшую камышом, поплыл туда. Ноги нащупали илистое дно. Тяжело отдуваясь, забрался в средину заводи и затихарился.

Камыши затрещали, и показался Аксён. С мокрой бороды ручьём текла вода, был он только в нательной белой рубахе.

– Ну, ты силён! Я за тобой угнаться не мог.

Я приложил палец к губам.

– Тс! Тихо!

Мы оба замерли. От недалёкого места боя ещё были слышны крики и звон оружия. Аксён сплюнул:

– Наших добивают!

Я сунул нож в ножны. Аксён вообще не имел никакого оружия. Здорово – один нож на двоих. Нас сейчас могут запросто повязать или убить – это уж как повезёт.

Через какое-то время шум боя стих. Наступила тишина. Видно, разбойники занялись осмотром и дележом добычи. Мы с Аксёном, неподвижно стоя по пояс в воде, уже изрядно продрогли. Надо бы выбираться отсюда. И только мы решили выходить на берег, как услышали голоса и стук копыт. По берегу ехали возбуждённые боем и победой разбойники. Мы с Аксёном присели в камышах, над водой – только головы. Кто его знает, вдруг с лошади мы будем видны, если останемся стоять?

Небольшая группа всадников проехала. Мы прислушались – тихо. Надо выходить на берег, от холода уже стучали зубы. Первым осторожно двинулся я, огляделся – никого. Махнул рукой, и следом за мной на берег выбрался Аксён. Мы прошмыгнули в кустарник, осторожно пробрались вглубь густого леса. Остановившись, вылили воду из сапог и, раздевшись, выжали одежду. Надевать её снова было неприятно, но не ходить же голым, а развести костёр – самоубийство.

Я решил пробраться к кораблям, посмотреть, что там происходит. Аксён отговаривал меня, как мог. Я махнул рукой:

– Сиди здесь, один пойду. Ежели до вечера не вернусь – делай, что хочешь, хоть в Новгород пешком возвращайся.

Медленно, стараясь не наступить на сухую валежину, пошёл к месту боя. Раздвинул куст, улёгся на землю, осмотрелся. Я думал, что погибли все, ну или почти все, но оказалось, что я ошибался. На противоположном берегу сидели связанные новгородцы, и было их немало – десятка три-четыре – сосчитать лёжа было затруднительно. Разбойники, кто бы они ни были, подтащили за канаты суда к берегу и теперь, выстроившись цепочкой, выгружали весь товар из трюмов и сбрасывали в большую кучу на берегу. Хоть какая-то ясность.

Я пробрался левее, всмотрелся. Так вот оно что! От берега до берега, замотанная за здоровенные деревья, свисала железная цепь. Она стала преградой для наших небольших корабликов. Ловко придумали, стервецы! Я подполз к дереву, где был закреплён один из концов цепи, размотал цепь – еле удержал в руках, чтобы она не грохнулась оземь с громким лязгом, – медленно отпустил. Цепь под собственным весом ушла в воду, а я отполз в глубь леса и стал искать Аксёна. Должен быть где-то здесь. Чу! Слышен разговор. Стараясь не хрустнуть сучками или веточкой, подобрался поближе. Рядом с Аксёном стояли двое незнакомцев, у обоих в руках обнажённые сабли. Похоже, это разбойники, и, судя по разговору, пытаются узнать – не спасся ли ещё кто. Надо выручать товарища.

Я подобрался ещё ближе и, улучив момент, прыгнул к стоящему ко мне спиной разбойнику, глубоко и мощно резанув его по шее ножом. В спину бить побоялся – вдруг кольчуга надета? Аксён мгновенно сориентировался и кулаком заехал второму под дых. Не ожидавший такого поворота событий, разбойник согнулся в приступе боли. Разогнуться ему уже не дал я, всадив нож по рукоятку в спину. Мы оба с Аксёном одновременно схватили сабли убитых врагов. Ну хоть какое-то оружие. Обшарили убитых. В калите – медная мелочь. Аксён снял пояс с ножом с убитого, нацепил на себя. Я отстегнул ножны от сабли, прицепил к своему поясу, вложил саблю.

– Слушай, Аксён, там наших, корабельных в полон взяли, на берегу сидят, связанные. Что делать будем?

– А у тебя что, рать в две сотни мечей под рукой есть? Или ты хочешь, чтобы мы вдвоём напали на разбойников? Татей ещё полно осталось, да и луки у них есть, сам видел. Мы и до наших добежать не успеем, посекут стрелами.

– Тогда что делать?

– Домой возвращаться, а по пути в Парфино зайти, известить, что с новгородцами приключилось, может, рать небольшую собрать успеют, да перехватить, хотя вряд ли.

– Это почему?

– Разбойники-то конные.

– А пленники пешие, да обоз под добычу надобен, а он медленно идёт.

Аксён поскрёб голову: – А и правда! Тогда надо идти.

– Аксён, ты иди один, поспешай, а я тут останусь, буду в отдалении от пленников идти, на дороге, на перекрёстках знаки оставлять – скажем, веточки подламывать. Тогда пленников быстрее сыскать можно будет.

– Это ты ловко придумал. Тогда удачи тебе!

– И тебе того же!

Мы обнялись на мгновение, затем разошлись каждый в свою сторону, молча и не оглядываясь. Я снова пробрался на берег, спрятался в кустах. На противоположной стороне за время моего отсутствия появились изменения – целый обоз. Разбойники лихо грузили на подводы добытые мечом трофеи, двое нарядно одетых в цветные жупаны внимательно за ними приглядывали. На иначе, как вожаки, дворяне, небось, литовские.

Когда все товары были уложены, пленных пинками подняли. В это время освобождённые от тяжёлой цепи судёнышки, влекомые течением Ловати, медленно стали отдаляться от берега, спускаясь к Ильменю. Литвины загомонили сначала, увидев, как корабли отплывают, но потом махнули рукой – и правда, в Княжество Литовское как на кораблях проплыть?

Тяжело гружёные возы тронулись, сзади пошли понурые пленники, подгоняемые конвоем из литвинов. Выждав, когда берег опустел, я огляделся – никого. Спустился к воде; стараясь не плескать и не поднимать шума, переплыл реку. Перебежав к кустам, разделся, выжал одежду, слил воду из сапог, тут же всё это натянул на себя. Двинулся вдоль колеи, пробитой десятками колёс в мягкой земле.

Вытоптанный ногами и колёсами след извивался между деревьями, уходя на закатную сторону. Я двигался параллельно ему, но в глубине леса – не дай Бог, если пойду по колее, и кто-нибудь из литвинов обернётся, сразу спалюсь.

Иногда я выходил к колее, ломал несколько веточек – так, чтобы они бросались в глаза, – надо оставить чёткий след, где прошли разбойники. Я всё ещё лелеял надежду на помощь. Но при размышлении понял, что это маловероятно. Аксёну идти до Парфино пешком два дня, да пока рать соберут, до места засады и боя доберутся – считай, семь дён, да по следу неизвестно как идти получится, а до порубежья литовского недалеко. Даже при медленном ходе обозном всё равно за неделю литвины с обозом и пленными на свою землю уйдут. Я аж зубами заскрипел от злости: всё просчитали, не ошиблись. Конечно, такие набеги на целый караван купеческих судов с бухты-барахты не делают. Всё литвины прикинули – что до ближайших городков пешком идти за помощью долго, а порубежье – ближе.

Я шёл и матерился про себя. Что же делать? Чем дольше я шёл, тем яснее осознавал, что я один, и помощи ждать не от кого, и такое отчаяние накатило – впору плюнуть и обратно повернуть. Да только не привык я бросать начатого дела на средине. Вот веточки заламывать на пути разбойничьем бросил – лишнее.

Начало смеркаться, затем стемнело. Я стал вдвойне осторожнее, шёл медленнее, ощупывая ногами землю. Хоть и торопятся литвины, но ночью не пойдут. Места здесь глухие, болотца встречаются, рисковать обозом никто не захочет. А и правда – зачем? На полсотни вёрст вокруг – ни души, ни деревеньки. Покушать и выпить у них с собой есть – небось, вчистую корабельные запасы вымели, захотят ночью согреться – костерок разведут, никто в глухомани не увидит. Так и есть – впереди, за деревьями мелькнул огонёк костра, потянуло дымком.

Медленно я приближался к стоянке. Стоп! Костерок сыграл с литвинами плохую шутку – за одним из деревьев был виден силуэт дозорного. Я его на фоне костра видел, а он меня – нет.

Обойдя часового сбоку, прикрываясь деревьями, подкрался поближе, и, улучив момент, когда дозорный отвернётся в другую сторону, в два гигантских скачка оказался рядом с ним и трофейной саблей снёс ему голову. Вот подхватить падающее тело не успел, но на шум никто не обратил внимания. Литвины у костра уже чувствовали себя в безопасности – говорили свободно, смеялись, пили из кувшинов вино, что-то варили в медном котле. Я принюхался – мясной запах шёл от котла, небось, каша с мясом. Я сглотнул слюну, в животе забурчало. Когда был завтрак-то, а целый день пришлось то саблей махать, то в воде сидеть, то пешком идти. Не отказался бы я сейчас за тем котлом посидеть.

Литвины пошарили в повозках, стащили к костру целую кучу снеди, выбили у одного бочонка с вином дно и стали шумно отмечать победу с богатыми трофеями. Когда ложки разбойников заскребли по дну опустевшего котла, мне пришлось лишь горестно вздохнуть.

Насытившись, разбойники захотели развлечений. От пленников отделили солидного купчину в годах, приволокли к вожаку, бросили под ноги. О чём спрашивал вожак – слышно не было, только разговор принимал какой-то нехороший оттенок. Вожак вскочил, начал пинать купца ногами, потом ножом отрезал у него бороду – сильнейшее оскорбление на Руси для православного. Купец плюнул на обидчика. Вожак наклонился, вонзил нож в живот купцу и медленно, явно наслаждаясь мучениями жертвы, потянул нож кверху, увеличивая разрез. Купец надрывно закричал, затем стих. Литвины захохотали.

Я стиснул зубы, в висках стучали молоточки, ненависть и злость захлёстывали всё моё существо. По взмаху руки вожака двое подручных притащили ещё одного новгородца – совсем молоденького парнишку – лет шестнадцати-семнадцати с замотанной холстиной рукой, на которой темнела кровь. Парнишка в ужасе уставился на ещё агонизирующего купца, глаза в страхе заметались по сторонам, на лбу заблестел пот. Вожак начал размахивать перед перепуганным парнишкой окровавленным ножом, потом неожиданно взмахнул рукой и отсёк новгородцу ухо. Парень закричал – и от боли и от испуга, по голове струилась кровь. Пленник дёргался, но руки были связаны за спиной, и подручные надёжно держали его за плечи.

Ярость моя нарастала, требуя выхода. Да, пленников берут, но не издеваются, а возвращают за выкуп, в целости, между прочим. Я почувствовал, как мышцы и всё тело наливаются упругой мощью. Было ощущение, что одежда моя вот-вот треснет от распирающей силы. Не в силах сдержаться, я вскочил, выхватил саблю, и, не таясь, бросился к литвинам. Всё-таки что-то произошло, время для меня необъяснимо сжалось – я летел, как ветер, а все вокруг застыли.

Литвины медленно, как в кино, начали поворачивать головы на шум, с которым я ломился через лес, как лось во времена гона, а я уже был в гуще врагов и рубил и рубил головы налево и направо. Вернее – даже не рубил. Я пересекал саблей шею и нёсся дальше. Какое-то время голова ещё оставалась на шее, был виден лишь порез, голова ещё моргала глазами, не осознавая, что уже мертва.

Ураганом я прошёл вокруг костра, рубя без пощады всех, до кого дотягивалась сабля. Описав первый круг, пошёл на второй, увеличив радиус. Только тогда убитые мной стали оседать на землю, причём так медленно, что пока первый из убитых – а это был их вожак – упал на землю, я успел завершить второй круг, убив не меньше полутора десятков. Для меня они стояли почти неподвижно, лишь совершая медленные движения кистями рук или глазами. Я понял, что они видят мелькающую тень, но осознать, кто их враг? – не могут.

Я метался между этими неподвижными статуями и рубил, рубил, рубил. Что интересно – на мне не было ни капли вражеской крови – я успевал отскочить к следующему врагу, пока у убитого появлялись первые капли крови. Остановился на мгновение – оценил, кто ещё жив из врагов – и безжалостным коршуном кинулся на противника.

Вроде всё. Возник шум в ушах, резко подступила слабость, ощущения были как у сдутого воздушного шарика. Силы уходили, подташнивало. Я через силы дошел до дерева и рухнул в траву.

Через несколько минут шум в ушах стих, и я услышал журчание. Ручеек рядом, что ли? Господи, да это же льётся кровь из обезглавленных шей моих врагов. Меня чуть не стошнило.

Внезапный приступ дурноты и слабости медленно оставлял меня, и через какое-то время я смог сесть. Зрелище было не для слабонервных. Рядом с костром стоял остолбеневший от боли и пережитого непонятного чего, что рубило головы врагам, новгородец. Вокруг, по всей поляне, лежали бесформенными тёмными кучами враги с одинаковыми смертельными ранениями – без голов.

Да, я убивал в бою, что делать – век жестокий, но и противники мои могли меня убить, у всех было оружие. Но сейчас? Надо было время осмыслить произошедшее. Что на меня нашло? Почему я стал двигаться в пять-десять-двадцать, да наверное, в сто раз быстрее, чем все остальные? Неужели перенос во времени дал мне возможность не только проходить сквозь стены, но и сжимать время и ускорять до невероятной величины свои действия? Мне стало не по себе. Я что – превращусь в монстра, которого никто не сможет остановить? А впрочем – зачем меня останавливать? Я что – граф Дракула и пью кровь невинных? Всё, что я до сих пор делал, шло во благо моих соплеменников, моей страны. Но не свихнусь ли я, не превратятся ли мои необычные способности в обузу, во вред окружающим меня людям?

Всё, хватит философствовать, новгородцы ещё связанные лежат, да караульные в лесу ждут смены, вдруг да заявятся сами? А меня после такого взрыва энергии теперь можно брать чуть ли не голыми руками – до того я был слаб. И сильно хотелось есть, очень сильно. Видимо, такие ускорения движений сжигали много энергии.

Кое-как я вложил саблю в ножны, и, опираясь на них, как на клюку, доковылял до костра. Увидев здоровенную копчёную свиную ногу, я вцепился зубами в мясо, и довольно быстро от окорока остались одни кости. Парень по-прежнему стоял столбом и с удивлением и страхом смотрел на меня. Ну конечно, слопать за один присест такой окорок под силу только нескольким бугаям, да и то под хорошую выпивку.

Утолив голод, я почувствовал, как силы возвращаются. Я вытащил из ножен нож, подошёл к парнишке. От испуга он втянул голову в плечи, в глазах плескался ужас. Кто я – он не знал, очередной незнакомец с ножом. Протянув ему нож, я сказал: «Пленников освободи!» У парня от удивления отвалилась челюсть. Затем он повернулся ко мне спиной – вот чёрт, он же связан. Я перерезал верёвки, парень взял нож, но тут же выронил – так затекли руки.

– Ладно, руки разомни и стой тут. – Я направился к тёмному углу поляны. Там лежали наши новгородцы, у каждого руки связаны сзади, а кроме того – все связаны одной длинной верёвкой.

Я перерезал верёвки, люди начали растирать затёкшие руки, медленно вставать. Всех мучила жажда. Парнишка, которого я развязал первым, схватил котёл и побежал к недалёкому ручью. Пленники, вернее, уже бывшие пленники приникали к котлу со свежей водой и пили – жадно, не отрываясь. Когда насущная потребность была утолена, люди стали ходить по поляне. В первую очередь подошли к убитому купцу. На лице его застыла страдальческая маска.

– Плохой смертью умер Глеб, – промолвил один из новгородцев, – похоронить бы надо.

– Это уже завтра, – отозвался другой.

По мере того, как новгородцы обозревали поляну, удивление их росло.

– Это кто же такое сотворил?

Ко мне подошли несколько новгородцев; даже в разорванных одеждах, помятые, окровавленные местами, они выглядели солидно, держались с достоинством.

– Я.

– Ты один? – Все поразились.

Неожиданно подал голос парнишка:

– Когда мне ухо отсекли, он как демон налетел, никто даже опомниться не успел, сабля летала, как молния, всех он един посёк, Бог тому свидетель. – Парнишка перекрестился.

– Господь с тобой, ты не берсерк ли, какой у норманнов бывает? Говорят, они в бою боли не чувствуют, к ним даже товарищи близко не подходят, бо рубят они вокруг себя всех, света белого не видят, к тому же доспехов железных не носят.

Ко мне осторожно подошли двое новгородцев, пощупали руки, спину, грудь.

– На ём доспехов нету!

Вокруг нас собрались почти все, и по толпе пробежал шепоток: «Берсерк, истинно – берсерк!» – Все замерли. Тишину нарушил солидный купчина: «А если и берсерк, что с того? Благодарить его всем миром надо, из полона освободил…» – И поклонился.

Толпа мгновение стояла неподвижно, затем все дружно склонились в поклоне. Ей Богу, я засмущался. Не красна девица, но пробрало, до печёнки достало.

Купец, который первым поклонился, подошёл, обнял:

– Спасибо, сынок. – Повернувшись к толпе, сказал: – Жалую десятую часть моих товаров за вызволение.

И почти тут же раздалось: «И я, и я тоже».

Ну не фига себе! Отсюда ещё выбраться надо.

Корабли уплыли, на возах быстро не уйдёшь, а они – уже про барахло. Я решил взять инициативу в свои руки.

– Так, господа Нова города. Предлагаю вече закончить, собрать у врагов оружие. Сами определитесь, кого в дозорные выделить, а кто кашеварить будет – небось, и кушать хочется?

– А и верно говорит. Как звать тебя, воин?

– Юрий, свободный человек, в охрану к купцу Афанасию принят был.

– Нет уж купца Афанасия, убит он, сам со шхуны трупы сбрасывал, литвины заставили.

– О! Юрий, иди ко мне в охрану, втрое больше жалованье положу, мне такие парни нужны.

– Так ведь кораблей нет!

– А товар есть – вон в возах лежит. До Парфино бы только добраться. Всё равно течением их в Ильмень-озеро снесёт, там и найдём свои посудины.

– Ну что же, не будем загадывать, но я не против.

– Вот и ладненько.

Купцы – люди деловые, быстро распределили обязанности – кто оружие собирал, кто ветки в костёр таскал, кто кашеварить собирался. Я уселся в стороне на пенёк. Устал, передохнуть надо. Люди поглядывали на меня с уважением и страхом, обходили стороной. Позже я обратил внимание, что куда бы я ни шёл, вокруг меня было пустое от людей место – этакий кружок метра два-три. Ага, понятно, берсерка боялись. «Парень он хороший, боевой, из полона освободил, но что у него в голове – непонятно, а ну как опять начнёт саблей размахивать и всех в капусту рубать? Лучше от него подальше держаться».

Я прислонился к стволу дерева и мгновенно провалился в сон. Показалось, что меня тут же растолкали. Но нет, уже и каша с мясом была готова – мне принесли здоровенную миску, а сверху лежал огромный ломоть хлеба. Я взял ложку и стал есть.

От костра слышался разговор. Интересно – о чём? Голос что-то знакомый. Я перестал есть, прислушался. Рассказывал парнишка, я застал, видимо, уже конец повествования …. – как молния. А опосля подошёл к костру, схватил копчёную свиную ногу и сразу всю умял, даже костей не осталось.

Народ ахнул: «Неужто и кость сгрыз?» – Парнишка перекрестился: «Ей Богу, не вру». – Все опасливо покосились на меня. А я старательно душил смех – пока до Новгорода доберёмся, столько нового о себе услышу! Потом дошло – эдак все разговоры до церкви дойдут, примут за порождение дьявола, а инквизицию никто не отменял – сожгут живьём, и все дела. Надо будет как-то потихоньку всё это спустить на тормозах.

Разговор у костра продолжился неожиданным образом. Один из купцов подсел сбоку:

– Слышь, паря, ты воин знатный, по всему видать. Переходи ко мне на службу. Авдей впятеро платить собирается, а я вдвое от него. За тобой, как у Христа за пазухой. Ты ведь пленных не бросил, от Ловати за нами шёл. Я так понимаю – момент удобный выжидал. То грамотно, я сам когда-то дружинником был, понимаю. Ты больше, чем десять воинов стоишь; я убитых поглядел – раны ровные, стало быть, удар правильный. А что берсерк, то я их не боюсь, встречал уже. Ты только когда в ярость входить будешь – знак подай, чтоб, значит, я отбежать успел.

Я чуть не захохотал, но сдержался. За остаток ночи по одиночке ко мне подходили все оставшиеся в живых купцы. Я никому не отказывал, обещая подумать до Новгорода.

Утром позавтракали кашей, запили сытом, запрягли в повозки коней и двинулись в обратный путь. Колея уже была пробита, дорогу искать не приходилось, и до места схватки на берегу добрались к обеду. Здесь купцы заспорили – часть предлагала идти по левому берегу, часть – по правому. Каждая из сторон приводила свои доводы. Я в спор не вмешивался – что спорить, коли местности не знаю. Однако же, если Аксён доберётся до Парфино, рать наверняка пойдёт вдогон по левому берегу, а может и заберёт на закатную сторону – если Аксён забудет, что я ему говорил про сломанные веточки на дороге. О том я купцов и известил. Споры тут же прекратились, как будто за мной оставалось решающее слово.

Через два дня нелёгкого пути по нетореным местам – плавали, в основном, здесь, а не на подводах ездили – подошли к Парфино. Крепостные ворота небольшого городка были закрыты, из надвратной башни высунулся стражник.

– Кто такие?

– Гости новгородские, разбойники пограбили, корабли отобрав. Назад, в Нова город возвертаемся.

Стражник хлопнул себя ладонями по ляжкам:

– Да что же это делается, второй раз ужо. Токмо один тут прибёг, говорит – караван пограбили; наши рать собирают да посыльного в Новгород послали – теперь вы.

– Не Аксёном ли того человека кличут?

– Аксёном, – заинтересованно уставился на меня стражник.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Российская Империя нанесла ответный удар: криминальный мир Талгола расшатан последней клановой войно...
Теплый дом, в котором разбросаны детские игрушки. Дети, которые спят, сбросив одеяло и раскинув ручк...
Если ты один раз попал в Зону Отчуждения, она не отпустит тебя уже никогда. Вот и бывший сталкер Што...
Множество тайн разгадала любительница частного сыска Даша Васильева. Теперь ей предстоит раскрыть ещ...
«Семейная жизнь – тяжелая штука, поэтому ее порой несут не вдвоем, а втроем. Впрочем, иногда у некот...
Секс существует столько же, сколько существует человечество, поэтому не удивительно, что за столь до...