Защитник Отечества Корчевский Юрий
– Так мы из того каравана и есть.
– Гляди-ко! – удивился стражник.
Тут зашумели купцы:
– Долго ты нас перед закрытыми воротами держать будешь?
– Сейчас, сейчас, только воеводе скажу, – стражник исчез.
Вскорости загромыхали засовы, и ворота распахнулись. Навстречу нам вышел воевода в полном боевом – в кольчуге, шлёме, опоясанный саблей. За ним шли несколько ополченцев и Аксён. Завидев нас, он издал радостный вопль и кинулся навстречу – обнял меня, повернулся к воеводе:
– Наши-то сами из полона вырвались.
– Ну и славно, заходите в город, отдохните. Мои люди ушкуй да шхуну чью-то в Ловати выловили, без команды, трюмы пустые, да палуба в крови. У причала стоят. Ваши?
Купцы одобрительно загомонили, а несколько наиболее ретивых тут же пошли смотреть – кому повезло, чьи корабли у пристани.
– Поздновато мы хватились, видать – другие корабли мимо нас по Ловати ночью проплыли, теперь их в Ильмень-озере искать надобно. Да ничего, Ильмень-озеро – не море-окиян, сыщутся.
Обоз зашёл в город, расположился на небольшой площади. Примчались те ретивые, что бегали смотреть корабли. После небольшого ремонта такелажа и приборки палуб суда вполне могли взять на борт всех – экипажи-то изрядно после боя поредели, даже тесно не будет.
Не откладывая дело в долгий ящик, почти все пошли на пристань, оставив несколько человек для охраны. Остался и я. Какой из меня мореход? Я и парус поднять не могу, – румпель от вымпела отличу, конечно, но куда какая верёвка идёт и как она по-морскому называется – уж извините, не тому учился.
Что удивительно – среди пленных были только легкораненые. Либо раненые тяжело скончались от ран сами, либо их добили литвины, чтобы не обременять обоз. Надо для себя запомнить этот факт.
К вечеру посудины наши были готовы. Решили переночевать в городе, с тем, чтобы утром быстро погрузиться и отчалить. Не удалась купцам ходка, в Новгороде будут подсчитывать потери и зализывать раны. Купцы, конечно, огорчались, но не сказать, чтобы сильно. – Были бы кости, – говорили они, – а жир нарастёт. Торговое дело без риска не бывает.
В основном все грабежи и убийства случались в пути – в конном ли обозе, на кораблях. Много лихих людишек, не чувствуя сильной власти, не желая обременять себя ежедневным трудом, предпочитали добывать себе денгу острой сабелькой, кистенём да засапожным ножом. Мало того, что хватало с избытком своих, доморощенных лихих разбойников, так и соседи с пограничья норовили быстрым рейдом пройтись по соседским землям, хапнуть, что удалось, да быстрей домой.
Часть людей ночевала по привычке на судах, кто побогаче – ушли на постоялый двор. Я был где большинство, на причале, завалился на повозку с мехами – хорошо, мягко, тепло. Придремал. Проснулся от тихого говора, совсем рядом. Приоткрыл один глаз. Рядом стояло несколько горожан, и один из наших, парнишка с отрезанным ухом. Парнишке, видно, нравилось чувствовать себя в центре внимания:
– Ты не смотри, что на нём кольчуги али другой брони нет, он берсерк, его мечи не берут, в бою как ураган летает, сабля – как молния, глазом не успеваешь уследить, один всех литвинов уложил.
– Иди ты! А не врёшь, паря?
Парнишка насупился:
– У кого хочешь, спроси. Как, по-твоему, мы из полона освободились?
Мужики поглядывали на меня опасливо и близко не подходили:
– Надо же, а с виду и не скажешь, человек как человек.
Мне надоели эти разговоры – спать только мешают, и я шумно повернулся на бок. Мужики так и рванули врассыпную от телеги. Я усмехнулся – уже и берсерком стал, на норманнский манер. Ёмоё, подзабыл я – ведь из Новгорода я исчез, потому как норманнов обидел, а ну как они вернутся? Смогу ли я, как в битве с литвинами, время сжать? Если да, то и чёрт с ними, норманнами, а если нет? Интересно, как это у меня получилось? Что-то новое о себе узнаю на тридцать пятом году жизни. Прямо как в поговорке – чем дальше в лес, тем толще партизаны. Весь сон перебили, чертяки.
Я прикидывал, чем и как объясняются мои необычные способности, но так и не смог ничего для себя решить. Недоволен ли я такими способностями – пожалуй, нет. Пусть будут, коли есть. Вот только надо научиться владеть ими в полной мере. Интересно, это всё, чего можно ожидать от организма, или я ещё чего-нибудь могу? Знать бы заранее. Увы!
Утром началась суматоха – все выстроились цепью и передавали с повозок в трюмы товары купцов. Закончили работу удивительно быстро, но купцы есть купцы. Теперь они направились в город – продать лошадей и повозки, что достались в качестве трофея от литвинов. С другой стороны – не пропадать же добру.
Часа через два, распродав трофеи, вернулись назад, коротко посовещались и, подойдя ко мне, выложили мешочек с монетами:
– Половину выручки за лошадей, повозки и оружие литвиновское тебе отдаём, другая половина – нам, за хлопоты.
Да Бог с вами, я особо не претендовал, но дают – бери. С деньгами жить проще.
Вскорости отчалили, и уже утром были в Новгороде. Такого быстрого возвращения никто не ожидал Но слухи в городе распространились быстро, и скоро у причала стояла толпа. Все хотели узнать новости – кто вернулся, кто убит. Я не был нужен никому – это как-то царапнуло сердце; идти тоже было некуда, и я направился на постоялый двор. Вещей после боя у меня тоже никаких не было, сгинули куда-то, как и мушкет, только сабля трофейная на боку, да нож поясной. Хорошо хоть купцы деньги от продажи обоза дали, будет, на что жить.
Я пришёл на уже знакомый постоялый двор – кормили здесь неплохо, место не шумное, меня устраивало. Хозяин меня вспомнил – времени от прошлого моего посещения прошло немного, отвёл самолично в небольшую, но чистую и опрятную комнатку. С наслаждением я разделся и упал на мягкую постель. Только тот, кто путешествовал, не раздевался неделями, сможет это оценить. Бог с ним, с баней – её ещё заказывать надо, сейчас спать, в тепле и уюте, в спокойствии.
Вечером мой сон был прерван осторожным стуком в дверь. На пороге стоял хозяин постоялого двора, из-за его плеча выглядывал Авдей.
– Ты что же, друг любезный, от людей сбежал? Почитай, весь вечер по постоялым дворам езжу, насилу нашёл.
– А что случилось-то?
– Так уговаривались мы с тобой, на службу ко мне охранником.
– Авдей, отоспаться-то я могу?
Купец захихикал:
– Могёшь, да токмо я первым быть хочу. Тебя уже другие торговые гости ищут, новгородцы – ребята хваткие, но я первым оказался.
Купец прошел в комнату, уселся на лавку. Хозяин, видя чинный разговор, мгновенно исчез.
– Юрий, я видал, как тогда, на поляне, к тебе другие купцы подходили, знаю, что ответ никому не дал – то хорошо, мужчина за свои слова отвечать должон. Давай уговоримся – плачу пять рублей в месяц, харч и жильё моё. Ну, по рукам?
– С одним условием, Авдей.
– Каким ишшо?
– Только охрана и защита, никаких других дел. В свободное время я должен с оружием заниматься, чтобы навык был.
Купец с облегчением вздохнул:
– Согласен. По рукам?
Мы скрепили рукопожатием наш договор. Кстати, на Руси договор, скреплённый рукопожатием – всё равно что нынешний на бумаге с печатями. Дал слово – держи.
Купец окинул взглядом моё жилище.
– А вещи где?
– Да всё на мне.
Купец покачал головой.
– Зазорно что-то – воин знатный, а ничего не нажил. Пропил?
Я чуть не поперхнулся:
– На работе не употребляю.
– А чего тогда гол как сокол?
– Московит я, от гнева княжеского сюда перебрался, в Москве и дом и жена остались.
– Ага, ясно теперь. И то мне странно было, почему раньше я о тебе ничего не слышал. Вот оно что – московит.
– Ну, извини, где родился – там и пригодился. – Я знал, что на Руси москвичей никогда не любили – что в эпоху Ивана Грозного, что в двадцать первом веке.
– Собирайся, поедем ко мне: возок дожидается, банька натоплена – что одному, как бирюку сидеть?
– Считай, уговорил.
Я поднялся, оделся, опоясался саблей. Готов. Внизу заплатил хозяину за комнату, раскланялся. За воротами стояли добротные дрожки, запряжённые парой гнедых. На козлах восседал возничий. Едва мы уселись, как экипаж тронулся.
Жил купец недалеко от храма Святой Софии, богато жил – большой двор с постройками, изба в два поверха, слуги по двору шастают – коли не знаешь, что купец, можно подумать – дворянин.
Довольный произведённым впечатлением, купец провёл в дом, познакомил с домашними, явно желая похвастать; отвёл меня в выделенную комнатку на первом этаже – второй этаж был чисто хозяйский. После мы сходили в баньку, от души попарились. Когда вышли в предбанник, слуга дал мне новое бельё, рубашку, штаны.
– Носи, дарю, не след в рванье ходить.
Одежда моя после боя, купания и ползания по лесу и в самом деле выглядела непрезентабельно. После было хорошее застолье, с обилием закусок и выпивки. Я пил мало, но хозяин явно решил воздать Бахусу за избавление от позорного плена и последующего выкупа. Когда хозяин уткнулся носом в миску, я пошёл к себе отдыхать.
Утром, предупредив хозяина об отлучке, пошёл на торг, в оружейные ряды. После нескольких стычек и длительного размышления решил подобрать себе оружие и нашёл – взял шесть штук хорошо сбалансированных, хорошей выделки метательных ножей, и случайно наткнулся на великолепный дамасский клинок. Я долго не мог отвести взгляд от матового лезвия, проверял клинок на гибкость, пробовал на остроту, срезал волоски на руке. Хорош клинок! Беру! Денег даже после ожесточённого торга едва хватило, поэтому ножны взял самые простые, деревянные, обтянутые кожей. Не ножны главное, да и богатые ножны привлекают чужой, не всегда добрый взгляд, мне это внимание ни к чему.
Вернувшись в купеческий дом, ставший на время моим пристанищем, зашёл на задний двор и начал упражняться в метании ножей. Плохо, учителя рядом не было, а в таком экзотическом применении ножа тонкостей много. Начал с близкого расстояния – метров с трёх. Вначале ножи не хотели втыкаться лезвием – норовили то ручкой, то плашмя. Но после трёх дней почти непрерывных упражнений я понял суть, и ножи стали входить в бревенчатую стену остриём. Для себя я поставил цель – бросать ножи быстро и точно, пусть даже недалеко. Пять-шесть метров – вполне достаточно по дистанции. У ножа есть одно ценное качество – бесшумность. Лук тоже бесшумен, но велик, и чтобы освоить его в совершенстве, нужны годы и практика. У меня же времени было мало, я подспудно чувствовал, что мне ещё придётся столкнуться с норманнами, и я хотел быть готов к этой схватке, может быть – решающей для меня. В работе с саблей практика была; конечно, против опытного фехтовальщика мне долго не продержаться, но участвовать в дуэлях я не собирался.
В беспрерывных занятиях – метании ножей, упражнениях самбо – проходили месяц за месяцем. В качестве партнёра я нашёл себе хозяйского холопа – Ивана. Среднего роста, ловкий, подвижный, он неплохо подходил для этой роли. Я нагружал себя физическими упражнениями – растяжки, бег; вот только с тяжестями не занимался – мышцы накачать ими можно, сила будет, но теряется скорость – главное для бойца. Со временем к моим упражнениям привыкли, считали причудой, да что с берсерка взять.
За зиму успел перезнакомиться с соседями, обзавёлся знакомыми – на торгу, среди мастеров-оружейников, мастерового люда, купцов. Нравился мне Новгород; это в Москве – политические интриги, дрязги, подсиживание – как среди бояр, так и среди князей – чей род старше, у кого заслуг больше – все хотят поближе к государю пробиться.
Наступила весна, потекли ручьи, вскрылся Волхов. Авдей начал поговаривать о новом караване судов с товарами – за зиму охотники набили много зверья, шкурками амбары полны. Зимний мех ценится выше – густой, красивый, прочный. Не хотел купец упустить своего, поэтому исподволь готовился, а ноне ждал, когда сойдёт вода да судно просмолят, подремонтируют к дальнему походу. Да и мне хотелось размяться, засиделся я на тёплой печи и сытном харче у хозяина, пора набираться новых впечатлений.
По моим прикидкам выходило, что князь Курбский вскоре должен в Литву перебежать, а там и мне можно будет в Москву возвращаться. Соскучился я что-то по Дарье. Хорош Новгород, слов нет – храмы красивые, дома добротные – не теснятся, как в Москве, усадьбы обширные, нравы свободные, но – не родной мне город. По большому счёту, и нынешняя Москва – тоже не родная, я появлюсь только через четыреста лет, но всё же…
Майским днём, когда судно было уже готово, товар в трюмах, Авдей ожидал только готовности других купеческих судов, я отправился на торг, – так, прикупить что по мелочи. И услышал от горожан новость, которую и ждал и боялся услышать – вечером к пристани пришвартовался драккар, норманны пришли числом четыре десятка. Настроение слегка испортилось. Ежели Авдей уйдёт с караваном, всё обойдётся. Норманны – народ злопамятный. Будут искать обидчика, и, может быть, им это удастся. Что же, надо быть наготове, иметь при себе оружие – саблю и ножи. Физически и морально я был готов к встрече, но не со всеми сорока сразу.
Глава VIII
День как-то не заладился. Утром, узнав у Авдея – не будет ли каких-либо дел для меня, я опоясался саблей, заткнул за пояс чехол с метательными ножами, прикрыл его полой кафтана (и) отправился на торг. По дороге раскланивался с появившимися знакомыми. А на торгу, как у последнего раззявы, у меня срезали поясной кошель. Ведь знал, что мошенников у возов полно; кошель был прикрыт полой кафтана, я внимательно отслеживал всех вокруг, и, тем не менее, когда захотел расплатиться за новые сапоги-коротки, мягкой кожи – к лету, то кошеля не оказалось. Я с досады выругался и сплюнул. Месячное жалованье увели, ублюдки. Это какую ловкость рук надо иметь, чтобы у трезвого, в своём уме и осторожного человека срезать кошель, чтобы он не заметил? Впредь наука будет, не надо класть все яйца в одну корзину, можно было деньги по частям рассовать в разные места, но чего уж теперь?
Я развернулся и отправился домой – что без денег делать на торгу? Недалеко от выхода навстречу попались два норманна. Были они без шлёмов, кольчуг и щитов, но мечи по-норманнски висели на спине, лишь рукоятки торчали из-за плеча. Они внимательно, цепкими взглядами опытных воинов осмотрели меня, но не сделали попыток заговорить или задеть, спровоцировать на драку. Мне их лица были незнакомы.
По пути с торга я несколько раз оборачивался, проверялся, одним словом. «Хвоста» за мной не было. Спокойно дойдя до дома, я взял деньги. Снова вернулся на торг – сапоги-то были нужны.
Перед торгом, на небольшом пятачке у входа стояли несколько норманнов, внимательно разглядывающих прохожих. Они никого не трогали, но очень это было похоже на цепь, некую гребёнку, просеивающую подозрительных, с их, норманнской точки зрения.
Когда я подошёл, один из норманнов дёрнулся, что-то бросил своим товарищам, повернулся ко мне, ткнул в грудь пальцем: – Ты был в корчме?
– Я там каждый день бываю, это моё дело.
– Мне кажется знакомым твоё лицо.
– А мне – нет, что из того?
Вокруг нас начал собираться народ. Норманнам это явно не понравилось, они отступили в сторону, и я прошёл на торг. Сделав покупки, направился домой, и на выходе опять наткнулся на тех же норманнов. Им что, заняться нечем? Или кулаки уж очень чешутся?
Когда я проходил мимо, один из данов подставил подножку. Я был готов к их пакостям, споткнулся, но не упал. Не оборачиваясь, мгновенно сильно ударил каблуком по ступне норманна. Удар очень болезненный, уж поверьте. Норманн от неожиданности и боли взвыл, остальные как с цепи сорвались, кинулись ко мне. Ага, как же, буду я стоять, ждать, когда меня побьют или в потасовке сунут нож под рёбра. Швырнув в лицо ближайшему норманну купленные сапоги, я получил ожидаемую реакцию – он вскинул руки, инстинктивно закрываясь, тут я ему и врезал ногой под ложечкой. Норманн согнулся. Инстинкт заставил меня присесть, и вовремя – там, где только что было моя голова, просвистел здоровенный кулак. Полуобернувшись, я в ответ врезал локтем в пах противнику. Норманн от боли даже выдохнуть не смог, схватившись руками за отбитые причиндалы. Я лично сомневаюсь, что в будущем он сможет стать отцом.
Поскольку вокруг нас снова собрались зеваки, норманны не стали продолжать драку, помогли подняться своим пострадавшим друзьям и пошли прочь от торга. На прощание один прошипел мне: – Мы ещё свидимся, рус!
Подобрав валявшиеся сапоги, сразу направился к сапожнику, попросив подбить на каблуки и носки сапог жесткие набойки. Сапожник удивился, но сделал при мне. Бить будет сподручней: саблю и нож во время драки я не вытаскивал, а вот набойки железные очень бы пригодились – мои сапоги сейчас были без них.
Дома купеческие слуги делились городскими новостями – норманны присутствовали во всех людных местах, провоцировали мужиков на драки, цеплялись к женщинам. В городе зрело глухое недовольство, но пока до открытых стычек не доходило.
Пару дней я сидел дома, отрабатывал некоторые удары, метал ножи. Со слов холопов, то в одном районе города, то в другом происходили драки. Норманны вели себя просто вызывающе. Ну что же, негоже прятаться дома, когда незваные гости обижают хозяев.
Опоясавшись саблей, заткнув за пояс ножи, я отправился в город. По дороге решил зайти в корчму, выпить сбитня, послушать городские новости. Только подошёл к двери, как в корчме раздались крики, от удара распахнулась дверь, и мне навстречу вылетел мужик с окровавленным носом. Я успел подхватить бедолагу и положил на завалинку. Похоже, в корчме кто-то веселился на всю катушку.
Я зашёл в открытую дверь – здесь кипела драка. Несколько мгновений я стоял, пытаясь определиться – кто бьёт, кого и за что. Ого, да здесь норманны наших бьют. До оружия дело не дошло, хотя мечи были у них за спинами. Дрались всем – ногами, руками, лавками, оторванными досками, били глиняные горшки о головы друг друга. Я улучил момент и кулаком изо всей силы треснул по затылку норманна, который неосторожно повернулся ко мне спиной.
Надо помогать своим, и я кинулся в драку. В первую очередь необходимо свалить здоровенного норманна, что молотил кулачищами сразу троих мужиков. У них из разбитых носов и ртов уже текла кровь, запачкав рубашки и кафтаны, а норманн был свеж, как июньский нежинский огурчик. Ринувшись на дана, я вскочил на стол, с разбега ударил его ногой по рёбрам и ощутил хруст. Хорошо ему досталось. Дан повернул ко мне взбешённую физиономию, и я тут же ребром ладони врезал ему по кадыку. Глаза норманна закатились, он захрипел и стал заваливаться вбок. Досмотреть и насладиться зрелищем не пришлось, поскольку в плечо мне ударился глиняный горшок, разлетевшись на мелкие черепки и обрызгав пивом.
Через толпу дерущихся ко мне пробивался высокий, жилистый норманн. Руки длинные, кисти как лопаты, с мозолями от вёсел. Сильный противник, к себе близко не подпустит, и вынослив – это я оценил мгновенно. Только дойти в целости ему не дали. Сбоку мелькнула лавка и обрушилась на спину норманна. От удара его бросило на меня, он потерял равновесие. Я едва успел выставить согнутую ногу и принять его на подошву. Удар пришёлся ему в средину живота. Дан рухнул на пол.
Шум стих, я оглянулся. Мужики размазывали по лицам кровь, один вытаскивал из разбитого рта качавшийся зуб. Все шумно дышали, но победа было нашей. Все четыре норманна лежали поверженные на полу – двое в отключке, двое ворочались, пытаясь встать. Ладно, лежачих не бьют – на Руси испокон века действовал этот неписанный закон.
Однако и уходить отсюда надо, неровен час – городская стража прибежит. Когда они нужны – не найдёшь, а когда всё закончится – они тут как тут, похватать виновных и невиновных.
Я осмотрел себя – рубашка в пятнах от пива из разбитого горшка, но не порвана, вид в целом – вполне, поэтому неспешной походкой, сдерживая себя, направился на торг. Основная часть норманнов постоянно находилась тут, и я не ошибся.
Ещё на подходе к торговой площади я услышал шум и крики. На площади явно происходило нечто неординарное. Растолкав толпу, подошёл поближе. Ба! И здесь драка.
Дюжина норманнов дралась с ватагой новгородских мужиков. Обе стороны дрались с остервенением, кровь текла из разбитых носов и ртов, стонали увечные. Мужиков было больше, но норманны брали опытом и организованностью. Они стояли полукругом, раз за разом отбивая с лёгкостью волны нестройной, неорганизованной толпы. Пока что ни один норманн не лежал на земле, в отличие от новгородцев. Непорядок!
Я пристроился за атакующими новгородцами, разбежался за их спинами, за мгновение до столкновения опёрся руками на плечи переднего мужика и, взметнув своё тело вверх, со всей силы врезал подкованным каблуком норманна в подбородок. Такой удар не выдержал бы и бык, норманн – тоже. От удара незваный гость стал заваливаться на спину, я же, приземляясь на его место, сильно двинул локтем в голову норманну справа. Тот закачался, поплыл, и я от души добавил хук в солнечное сплетение. Норманн упал. Видя потери среди доселе неприступной норманнской стенки, ватажка новгородцев восторженно взвыла и принялась с удвоенной силой молотить супостатов, но вскоре, понеся потери в виде выбитых зубов и подбитых глаз, откатилась назад. Вокруг лежащих товарищей норманны образовали круг.
– Мужики, ко мне! – скомандовал я.
Подчинились не все, но десятка полтора подошли.
– Ну, долго вас ещё норманны дубасить будут? Вам что, нравится по сопелкам получать? Значит, так, берём пятёрку, что спереди, к нам лицом, разбиваетесь по двое на каждого норманна. Нападайте одновременно, один бьёт в живот, второй – в голову. Можно прикрыться от одного удара, но не от двух одновременно. Всё ясно?
– А ты кто будешь?
– Знакомиться после драки будем, вперёд! Будем бить дружно, обязательно одолеем!
Воодушевленные новгородцы рванули на врага. Этот наш наскок оказался результативнее прежнего, кровь пустили не только новгородцам. У данов тоже появились потери – у одного из рассечённой брови потоком струилась кровь, заливая глаза, второй выплёвывал зубы. Новгородцы откатились назад. Побитые отходили, на их место рвались новые желающие.
Видя постоянную смену мужиков с новгородской стороны, норманны сочли благоразумным уступить поле боя. Подняв с земли своих товарищей, так, в виде кольца они пробились через толпу и направились к пристани. Новгородцы ликовали. Удалось немного сбить спесь с данов.
Тут как тут появились городские стражники, но, поскольку драки уже не было, ушли ни с чем. Похоже, на сегодня приключения закончились.
Утром я проснулся с чётким ощущением, что сегодня произойдёт что-то важное, и я знал, что будет решающее столкновение с норманнами. Откуда взялось это предчувствие – не знаю.
После завтрака я не спеша пошёл на торговую площадь. Народ вокруг только и говорил о вчерашней драке. Норманнов пока видно не было, но они точно будут – не в их характере оставлять поле боя за противником. Точно, как бабка нашептала, только похоже, что идут они все. Некоторых участников вчерашней потасовки было видно – на лицах были свежие фиолетово-синие кровоподтёки и ссадины. Выглядели они угрюмо.
– Эй, люди Нова города, вы вчера струсили, на дюжину наших воинов напала половина города. Кто желает сразиться в честном бою, один на один? Оружие любое, покажите свою храбрость.
Я протиснулся поближе, но меня опередили. В центр площади вышел здоровенный молодой парень, щёки – кровь с молоком, в плечах – косая сажень. На поясе – прямой меч. Мне стало его жалко – силы много, но опыта в его годы маловато. Даны с детства учатся владеть мечом и секирой, управлять драккаром – это воины, пираты по духу.
Навстречу ему вышел сухощавый, лет сорока, вислоусый дан в кольчуге, шлеме, при длинном мече. Щита не было ни у кого из противников.
Воины встали в десятке метров друг от друга, изучая противника. Вокруг немедленно образовалась толпа зрителей. Многие, видимо, знали новгородца, подбадривали его криками: – Митрофан, не подведи, прибей норманна! – Парень осклабился, вскинул в приветствии руки. Рановато, парень, радуешься.
Я глядел, как двигается дан – мягкой, неспешной походкой, мышцы расслаблены, и угадывал, что за этой расслабленностью скрывается сжатая пружина.
От норманнов вышел их предводитель, обратился к толпе новгородцев:
– Как будут биться воины – до первой крови или до смерти?
Сначала мнения зрителей разделились, но потом всё слышнее стали крики – до смерти! Вожак норманнов поднял руки, все стихли:
– Бой!
Парень выхватил меч, легко им завращал, превратив лезвие в сверкающий круг. В толпе восторженно загудели. Норманн стоял неподвижно, потом внезапно выхватил из-за спины меч, в пару прыжков оказался рядом с парнем и ударом меча пронзил ему грудь. Толпа ахнула и смолкла. Бой окончился за секунды.
Дан вытащил меч, парень упал; норманн деловито вытер окровавленное лезвие об одежду убитого и, не глядя, бросил меч в ножны. Все вокруг подавленно молчали. Никто не ожидал столь быстрой и трагической развязки. Быстр, ловок этот норманн, к тому же – никакой игры на публику, всё буднично, деловито.
Предводитель вышел в круг.
– Кто ещё желает померяться мастерством?
Новгородцы, видевшие быструю и бесславную смерть своего земляка, желания не выразили, отступили, круг стал более обширным. Я решил, что настало моё время, протолкался вперёд:
– Я желаю.
Взоры всех – норманнов и горожан – скрестились на мне. Норманны смотрели с удивлением и пренебрежением, взгляды горожан были полны надеждой. Я подошёл ближе, встал против противника. Предводитель-норман оглядел обоих.
– Готовы? Бой!
Видя, как молниеносно расправился норманн с горожанином, я решил не дать шанса варягу. Саблю я не вытаскивал из ножен, впрочем, как и мой противник. Я смотрел на его нож. Перед броском человек переносит вес тела на одну ногу, затем следует бросок вперёд. Для меня это жизненно важно.
Вот норманну надоело стоять – подбадриваемый хриплыми голосами сородичей, он решился на атаку. Я видел, как закаменело его бесстрастное лицо, чуть-чуть, почти неуловимо тело сместилось вправо. Сейчас! Я выхватил из-за пояса метательный нож и с разворота всем корпусом, снизу, от пояса, метнул в норманна. Тот уже был в прыжке, вытаскивая свой смертоносный меч. Но мой нож оказался быстрее. Не зря, не зря я угробил столько времени, превратил в труху стену сарая. Нож почти целиком вошел в его левый глаз. Норманн по инерции ещё летел в прыжке, но я уже знал, что он мёртв.
Он упал передо мной, касаясь мечом моих сапог.
Все застыли в оцепенении – стояла такая тишина, что была слышна песня жаворонка в вышине. По-моему, никто даже не успел заметить моего броска: стояли двое, один кинулся вперёд и упал, будто споткнувшись. Все ждали какого-то поединка, звона мечей, брызг крови. А тут – в первом поединке единственный удар, во втором – вообще непонятно чего, но норманн лежит, а из-под его головы растекается кровавая лужа.
Их вожак подошёл к убитому, присмотрелся, кивнул головой: – Ты победил.
Из строя норманнов подбежали двое, подняли убитого и понесли к пристани, на корабль. Конунг оглядел меня внимательно, как бы запоминая.
– Мы ещё встретимся, воин.
Восторженная толпа бросилась ко мне, я даже испугался слегка – помнут или раздавят. Обошлось, покидали в воздух, все желающие пытались пожать руку и предлагали выпить. Сквозь толпу протиснулся еврей. Глаза возбуждённо горят.
– Я видел, я всё видел сам. Молодец! Постоял за честь Новгорода, за Русь. Пошли в корчму, я угощаю.
Ну, в корчму так в корчму. За нами потянулось множество горожан, так что корчма не вместила всех желающих. Поел я всего самого лучшего, выпил хорошего рейнского вина(?). Упиться боялся – все предлагали дружбу и желали скрепить совместной чашей вина. Если учесть, что в тех чашах было пол-литра, не меньше, то понятно, то через пару часов я уже был изрядно пьян, хоть и пил через раз.
– Авдей, давай уходить, у меня скоро вино из ушей польётся.
Все гости в корчме уже были навеселе, и нам удалось ускользнуть незамеченными. Я помогал Авдею, почти тащил его на себе. Не рассчитал купчина своих сил, но мужик был неплохой, меня не обижал, сегодня я видел – был искренне рад за меня и горд знакомством со мной. Как бы это знакомство не сослужило ему плохую службу, было у меня такое предчувствие.
До дома добрели, когда солнце собиралось садиться. Отдав почти бесчувственное тело купца в руки подбежавших холопов, я направился на задний двор. Зачерпнув из бочки холодной воды, умылся, снял кафтан, расстегнул и бережно положил пояс с саблей и ножами на завалинку. Сам взял чурбак и начал приседания – раз, два, три… двадцать… сорок. Пот катился градом, но с каждым приседанием я чувствовал, как в голове проясняется, с потом выходит хмель. В корчме нельзя было обижать отказом Авдея и весь остальной люд – невзирая на победу, могли обидеться. Но теперь мне надо быть трезвым, я просто всеми потрохами чувствовал, что день не закончится спокойно. И будет лучше встретить неприятности трезвым.
Доведя себя до изнеможения, разделся по пояс, поплескался прохладной водой. Всё, я в форме. Теперь надо отдохнуть. Поднявшись в дом, улёгся на постель, только сняв сапоги. Пояс с оружием положил рядом, на расстоянии вытянутой руки. Придремал, в доме становилось тихо, все укладывались спать.
Чу! У соседей залаяла собака. Я уже по лаю знал, когда она гавкает на чужих, а когда – просто так, чтобы показать хозяину, что не спит, несёт службу, отрабатывает хозяйские харчи.
На зажигая света, поднялся, обулся, надел тёмную рубашку и опоясался. Теперь я был готов. К чему – я и сам не мог сказать точно.
Тихо открыл окно; через слюдяные оконца и днём-то ничего не видно. Глаза привыкли к темноте, и я заметил две тени, перемахнувшие через наш забор. Началось! Не верилось мне, что норманнский конунг не попробует отомстить за гибель своего воина. Уж очень они смиренно ушли, не в повадках это норманнов.
Я рыбкой нырнул через окно; хорошо – одежда тёмная, не выделяется на фоне дома.
Перемахнув забор, двое непрошенных гостей присели и шептались. Как я не напрягал слух – ничего не удалось услышать. Медленно, опасаясь шелеста сабли, вытащил её из ножен.
Незнакомцы поднялись и молча направились к дверям дома. Всё, не стоит тянуть дальше, если это не норманны – то воры. Добрые люди ночью через забор не лазят. А с татями здесь разговор короткий.
Я сделал шаг в сторону, оказавшись за спинами ночных визитёров, и ударил саблей первым, срубив голову левому. Правый мгновенно обернулся, и меня спасла от ножа только реакция. Просто я был готов к такому повороту событий. Тем не менее, почти без замаха ударил саблей по руке: ориентиром служило лезвие ножа, поблёскивающее в свете луны. Незнакомец со стоном схватился за руку – вернее, за её обрубок: кисти не было. Я приставил саблю к горлу визитёра: «Кто такой?» – Ночной гость молчал. Я надавил лезвием сильнее, из-под лёгкого надреза показалась кровь.
– Если не скажешь, умрёшь сейчас и здесь, как он. – Я кивнул на неподвижное тело.
– Ермоха я, по прозванию Косолапый, на Низовке живу.
– А здесь чего забыл?
Незнакомец замолчал. Я надавил саблей сильнее.
– Норманны послали, по твою жизнь, денег обещали.
– Сколько же?
– Два золотых.
Я хмыкнул – ежели на базар пойти – сумма неплохая. Но за мою жизнь – маловато. Не оценили меня норманны, подослали местную шваль, думали – ночью двое справятся.
– Забирай своего друга и убирайся отсюда.
– Как же я заберу, когда я ранен?
Я молча расстегнул ремень на убитом, перетянул несостоявшемуся убийце руку выше кисти.
– Хочешь жить – бери на загорбок друга и уходи. Не уйдёшь – ляжешь рядом с ним. Выбирай.
Постанывая, Ермоха поднялся. Я помог погрузить ему на спину труп – хорошо, что нетяжёлым оказался, отпёр засов на калитке.
– Уходи, знакомым разбойникам передай – не надо сюда ходить, здесь живёт ваша смерть. Больше никого отпускать не буду, все здесь поляжете, сколько бы вас не пришло. Понял, урод?
– Понял.
– Тогда иди.
Ермоха с грузом исчез в темноте улицы.
Заперев калитку, через окно залез в комнату, закрыл окно, разделся и улёгся спать. Думаю, сегодня уже никого не будет.
Выспался отменно, проснулся от того, что в дверь ввалился Авдей – с опухшим лицом, непричёсанный, в исподней рубахе.
– Ты как?
– Если бы ты не разбудил, было бы отлично.
– Голова трещит. Похмелиться хочешь? Пиво свежее на леднике есть.
– Нет, голова не болит, чувствую себя на миллион баксов.
– Чего? И как это тебе удаётся? Вчера вместе пили, ты – как огурчик, а я – как разбитое корыто.
– Пить меньше надо, а коли пьёшь – закусывай.
Авдей исчез, на кухне послышался грохот, звон посуды. Видно – уронил что-то.
Со двора раздался женский визг. Я, как был в исподнем, так и выскочил – даже не обулся.
Недалеко от моего окна стояла служанка и истошно орала, как бензопила. Я подскочил, слегка похлопал по щекам. Визг прекратился.
– Ты чего?
Служанка показала на землю. Тьфу, мать честная. В лужице крови валялась отрубленная кисть, рядом – нож. Как же я вчера забыл?
Развернув женщину за плечи, подтолкнул к дому. Дождавшись, пока она ушла, забросил кисть, а за ней нож за забор. Там как раз протекала сточная канава. Пробежал на задний двор, набрал в пригоршни песка – там лежала кучка для ремонта печи – и присыпал кровь.
Язык у служанки оказался длинным, и через несколько минут из дома выбежала орава женщин. С опаской подойдя ко мне, они боязливо спросили: – А где длань?
– Какая? – удивился я.
– Ну, нам Евстиния сейчас рассказала – ужас какой! – выходит она во двор, а там длань лежит на земле, с ножом.
– Ну и где же они – нож и длань?
Женщины стали оглядывать двор. Ничего не обнаружив, отправились обратно, ругая служанку – привиделось, небось. Разубеждать их я не стал. Осторожнее надо быть, Юра, ни к чему пугать домашних. Труп ушёл вместе с татем, а вот про кисть я как-то запамятовал. Неаккуратно получилось, впредь за собой надо подчищать. И так меня в доме побаивались – Авдей уж постарался про берсерка рассказать, да слухи городские быстро дойдут, как я норманна сразил, а тут ещё и рука. За монстра сочтут, а мне бы не хотелось такой славы.
Зайдя на кухню, я слопал несколько пирожков с пылу-с жару, запив молочком. Всё равно Авдей общую трапезу собирать не будет, с утра подлечился и ушёл почивать. Подремлю-ка и я – неизвестно, придётся ли ночью спать.
Днём меня никто не беспокоил, и я отлично выспался, даже переспал, вечером сытно поужинал, не желая вопреки поговорке оставлять ужин врагу. Ещё чего, враг обойдётся.
Вечером дом стал стихать: первыми отошли ко сну купец с женой и детьми, затем холопы, наконец угомонились кухарки. Открыв окно, я придвинул лавку и уселся ждать. Терпения мне было не занимать.
Ближе к первым петухам, когда воздух попрохладнел, на улице, в конце её – квартала за два – загавкали собаки. Я выпрыгнул в окно, прикрыл створки – не надо показывать посторонним, что их ждут. Подошёл к забору, просунул сквозь доски голову. Привыкшие к темноте глаза уловили сначала смутное шевеление, затем – неясные тени. Один, два… пять. В лунном свете при неосторожном движении в вырезах горловин мерцали кольчуги. Ага, стало быть, тати не справились, теперь пожаловали господа норманны. Эти сильнее, опытнее и опаснее вчерашних.
Я втянул голову назад, прижался к забору, вытащил саблю и стал ждать. Люди за забором остановились напротив усадьбы купца. На верхний край забора легли чьи-то руки; лёгкий толчок ногой – и во дворе приземлился норманн. Не дав ему подняться, я саблей резанул по горлу. Хрипя и булькая кровью, норманн упал и в агонии засучил ногами. Один готов. Наверняка послали, чтобы калитку изнутри отпёр, ну так я не гордый, сам отворю. Держа наготове саблю, тихонько отодвинул крепкий дубовый запор, приотворил калитку. Она распахнулась, вперёд шагнул норманн. Пока он меня не рассмотрел, я резко провёл саблей по шее. Дан схватился за шею, но силы покинули его, и он упал лицом вперёд. А в калитку уже заходил второй. Резко, со всей силы я ударил калиткой, раздался тупой звук. Я распахнул калитку и нанёс колющий удар в лицо. Еле удалось выдернуть саблю назад, так глубоко она вошла в кости черепа. Троих в минус.
Зато оставшиеся двое не сплоховали. Один выхватил меч и стал наступать на меня, но ему мешал упавший товарищ, а проём калитки не давал размаха, поэтому он старался наносить колющие удары. Но меч – не шпага или рапира, в основном это оружие рубящее.
Второй лёгким толчком перелетел через забор и вырвал меч из-за спины. Мне удалось захлопнуть калитку и дёрнуть засов, тут же раздался удар мечом в дерево. Бросив саблю на землю, я выхватил метательные ножи и с расстояния трёх метров с силой бросил их один за другим в обе ноги и правое плечо норманна. Я помнил, что тело прикрыто кольчугой. Со стоном дан упал на колени, меч выпал. Даже в темноте глаза норманна яростно полыхали ненавистью. Ладно, на несколько минут мне он не страшен, разберусь позднее. Надо решать с последним. Он не ранен, полон сил и желания отомстить за своих.
Калитка сотрясалась от ударов тяжёлого меча. Причём, что интересно – даны молчали – никаких воинственных криков. Тишина – и в ней – удары меча. Сюрреалистичная картина! Боюсь, моя сабля не выдержит прямого удара меча – меч вдвое тяжелее.
Я подобрал саблю, сунул её в ножны; отодвинув запор, дождался удара меча в калитку и резко распахнул её. Обеими руками ухватился за перекладину над калиткой и, повиснув, обеими ногами ударил норманна в живот. Меч его после удара был опущен к земле, живот открыт. Кольчуга предохраняет от удара острым предметом – ножом, саблей, скользящим ударом меча. Но от удара в живот – нет.
Норманн выдохнул весь воздух, согнулся, и я сцепленными кулаками ударил его по затылку. Бедняга потерял равновесие и упал в сточную канаву, что текла вдоль улицы, вместо обочины у дороги. Не дав ему подняться, я одним прыжком оказался рядом и, выхватив саблю, принялся рубить незащищённые кольчугой места – руки, ноги. Норманн пытался уворачиваться, но куда ему в кольчуге в осклизлой канаве, полной отбросов. Вокруг него расплывались тёмные разводы крови, и, наконец, он затих. Жестокий век, жестокие нравы.
Держа саблю в руке, вошёл в калитку и чуть не поплатился жизнью. Я думал, что раненый дан лежит смирно, истекая кровью, но мужик оказался сильным. Он ухитрился встать, прислонившись к забору, и только я показался в проёме, обрушил свой меч. Я посторонился, совсем чуть-чуть. Удар пришёлся по сабле, выбив её из руки, но не задев меня. Я отшатнулся назад. Плохо, теперь у меня нет сабли, только поясной нож и один метательный.
Думал я недолго, пробежал пять-шесть метров, перепрыгнул сточную канаву, прошёл сквозь забор и оказался сзади противника. Тот стоял лицом к калитке, ожидая нового моего нападения. Я выхватил метательный нож и с силой швырнул его в шею норманна, целясь чуть ниже шлёма. Дан зашатался, меч выпал из руки, он опустился на колени, пытался опереться на руку, но она подломилась, и он упал. Я подошёл ближе. Дан негромко проговорил:
– Вложи мне меч в руку.
Ага, как же, я не самоубийца.
– Я ухожу в Валхаллу, Один не примет меня без оружия.
Норманн не просил – это было не в их правилах. Он просто рассказывал, хотя даже в темноте было видно, как белеет его лицо.
Ладно, иди к Одину. Я подобрал его меч, вложил ему в руку.
– Ты великий воин, славянин. Один смог одолеть пятерых. Сходи к конунгу, скажи… – Тут голос его стал слабеть, слова сделались неразборчивы, он умолк, дёрнулся и затих.
Достойно умер. Я хоть и противник его, но пожелал ему встретить своего бога – одноглазого Одина. Не я на них напал, сами пришли за моей жизнью, но я смог забрать их души.
Я запер калитку. На улице ничего не напоминало битву – сточная канава скрыла тело убитого, а другого, что лежал перед двором, я втащил внутрь. Жалко, что нет рядом вчерашнего Ермохи – трупы перетаскать к их хозяину.
Я уселся на крыльцо. Скрыть утром побоище невозможно – везде кровь, да и четыре трупа во дворе, никуда не денешь. Надо будить Авдея, тем более – небо на востоке стало сереть, запели петухи. С купцом просто необходимо поговорить, дом-то его.
Читать бесплатно другие книги:
