Последняя любовь Аскольда Шатрова Наталья
Признав в нем спасителя, не давшего разгулявшимся гридням позабавиться над ней, Ярина успокоилась и расслабилась.
Мужчина сорвал маску с ее лица.
– Я так и думал, что это ты, – улыбнулся он, провел ладонью по гладким волосам девушки, затем резко прижал ее спиной к шершавой бревенчатой стене и припал ко рту жадным поцелуем.
Ярина задохнулась от неожиданности, попыталась оттолкнуть наглеца, но настойчивые руки еще сильнее сдавили хрупкое тело, отметая всякое сопротивление.
Вопреки девичьей скромности Ярине понравились настырность и требовательность рук и рта мужчины. По телу ее разлилась безмятежная блаженная истома, сердце наполнилось чудесной сладкой мукой, требующей чего-то непонятного, какого-то выхода изнутри. Девушка обмякла, приоткрыла губы, впуская горячий настойчивый язык мужчины.
Трудно сказать, чем бы все закончилось, но со двора послышались призывные крики: девицы заметили исчезновение одной из них и подняли переполох.
Руки мужчины ослабли. Ярина вырвалась и метнулась к двери. Тут же сильная рука схватила ее за косу и потащила назад. Девушка охнула от боли. Коса была отпущена, но плечи вновь оказались сжатыми тисками могучих рук.
– Скажи, как звать тебя? – прошептал мужчина.
Ярина подняла голову, посмотрела в его глаза. В них плескалось озеро в дождливую погоду, пугающее желающих искупаться серостью и холодом. А ведь ей показалась страсть в его голосе. Неужели он глумился над нею?
– Отпусти меня, – прошипела она и забила кулачками в твердую грудь.
– Не шути со мной, девица. – Рука мужчины скользнула под ее кожух и сжала трепещущую грудь. – Ты настолько прекрасна, что я еле себя сдерживаю.
Опасная угроза, произнесенная сладким голосом, подействовала.
– Яриной звать меня. Я служу у княгини и могу пожаловаться ей, если не отпустишь сейчас же.
– А я – воевода Гордята. Слыхала про такого?
Ярина кивнула, лишившись на миг дара речи: кто ж не слышал про удалого воеводу?!
– Значит, ты – не рабыня. И то хорошо. – Гордята разжал руки. – А я думал, что выкупать тебя придется.
Девушка перевела дыхание и, стараясь казаться невозмутимой, гордо проследовала к двери.
– Ярина, – окликнул воевода, – ты маску забыла!
Она вернулась. Не глядя на мужчину, выхватила из его рук маску, натянула на лицо и уже бегом бросилась к выходу, позабыв о гордом спокойствии.
Девушки встретили Ярину вопросами.
– Да пить мне захотелось. Я у хозяйки ковш воды попросила, – отмахнулась она от наседавших девиц.
Хорошо еще, что маска скрывала и смущенное лицо, и багрянец щек. Но всезнающих девиц не так-то легко провести.
– Какую хозяйку? Воевода-то вдовец, – посыпались подковырки и шуточки. – А может, ты самого Гордяту пить просила? Уж он-то любой девице даст воды напиться!
Ярина растерялась: надо ж так попасться. А воевода тоже хорош – без зазрения совести подставил ее. Бабник!
– Да ладно вам, чего к девчонке привязались, – вступилась одна из подружек, – и так время потеряли. Не опоздать бы к воскресению огня. Волхвы его уже, наверное, высекать начали. Пойдемте скорее.
Ватага ряженых поспешила к воротам крепости, но едва не была сбита несущимися во весь опор лошадьми. Молодежь бросилась врассыпную, и никто не обратил внимания на повозку, в которой лежал раненый воин.
Оправившись от испуга, колядовальщики вновь двинулись из крепости. Они уже спускались по Боричеву взвозу, когда сзади послышался окрик:
– Ярина, погоди!
Девушка остановилась и обернулась. От крепости бежала сенная девка.
– Ярина, княгиня послала за тобой. Князя Аскольда привезли раненного. Бери скорее свои снадобья и иди в покои князя.
По дороге Ярина узнала подробности случившегося. Один из подвластных киевским князьям родов, не желая платить дань, устроил засаду, рассчитывая вывести предводителей полянской дружины из строя. Дир сумел уберечься, а Аскольд был ранен. Теряя сознание от потери крови, князь велел везти его в Киев, отчасти потому, что не доверял местным знахарям, но самое главное – не хотел умереть без исповеди.
Воины Аскольда, наскоро перевязав его рану, двинулись в обратный путь, нигде не задерживаясь, меняя лошадей в весях, где совсем недавно собрали дань. А часть дружины во главе с Диром осталась преследовать врага и продолжать полюдье.
В Киев Аскольда привезли полуживого. Отмочив и отодрав грязные тряпки от раны на груди, Ярина облегченно вздохнула: кровотечение остановилось. Рана была неглубокой и на первый взгляд не задела жизненно важных органов, что давало надежду на скорое выздоровление.
Ярина перевязала рану чистыми полотнами. Князь по-прежнему был без сознания, его лихорадило. Пришлось отпаивать его всевозможными травами, насильно разжимая зубы, и следить, чтобы не захлебнулся. Глядя на мертвенный вид мужчины, юная ведунья засомневалась, выживет ли он.
Ярина провела в княжеских покоях больше суток. Спать удавалось урывками, сидя на низком сиденье в изголовье широкого ложа. Оставить больного на попечение кого-либо из служек и уйти спать девушка не могла. А вдруг в это время он надумает помирать? Какими глазами она посмотрит на княгиню, доверившую ей жизнь мужа?
Князь метался в бреду, разговаривая и вопя на чужом непонятном языке. Ярина, глядя на немолодого, но крепкого воина, чуть не плакала от своего бессилия. Она перебирала в уме все свои действия и не находила в них изъяна. Почему же болезнь не отступает, жар не спадает, а князь не приходит в себя?
На вторую ночь за бревенчатой стеной раздались смех и девичий визг. Ярина, прикорнувшая на сиденье в полудреме, встрепенулась, прислушалась, невольно завидуя девкам, которые гадали, веселились, справляя солнцеворотные колядки.
День и ночь напролет горожане гуляли: жгли костры, катали горящие колеса, чтобы солнце повернулось на лето и дни стали длиннее; лепили снежных баб, олицетворявших зиму, и кидали в них снежками, вынуждая покинуть Киев. Одна Ярина сидела будто в заточении, не смея оставить раненого князя.
Ярина протерла глаза, потянулась, огляделась, в который раз восхищаясь убранством княжеских покоев. Здесь все дышало чужеземной роскошью. Красовались яркие покрывала и половики, привезенные из дальних земель. Стены были увешаны плотными тканями, разрисованными диковинными птицами и цветами, ослепляющими очи. Князь покоился на тонких покрывалах и подушках из лебяжьего пуха. Беличье одеяло с изнанки покрыто темной ворсистой тканью, теплой и мягкой на ощупь. И сиденье под Яриной удобное, не то что жесткие славянские лавки.
Все в покоях князя в диковинку деревенской девушке, но не зависть к богатству переполняла ее, а удивление тому, насколько разными людьми были муж и жена – князь и княгиня. Князь тяготел к роскоши и удобству, княгиня – к добротности и простоте.
Вдруг Ярина заметила настороженный взгляд немигающих глаз, спохватилась, вскочила с сиденья:
– Ох, князь, ты очнулся! – и засуетилась, не зная, то ли поить его отварами, то ли звать людей, дежуривших у двери.
Епископ целыми днями сидел перед покоями, молясь о выздоровлении благодетеля, уходя под вечер с наказом позвать его, если князь перед смертью придет в себя. Ярина уже знала, что для христианина умереть без отпущения грехов все равно, что для нее не попасть на огненную краду для очищения души, и клятвенно обещала непременно предупредить епископа.
– Сейчас я кого-нибудь позову, – девушка метнулась к выходу.
– Не уходи, – остановил ее тихий голос.
– Я не уйду далеко, только позову служку или старшего мужа. Они сходят за епископом.
– Никого не хочу видеть, – поморщился князь. – А где Дир?
– Он не вернулся в Киев. Решил наказать мятежников.
– Хорошо. – Аскольд прикрыл глаза, задремал.
Ярина отошла к столу, налила из кувшина в серебряный кубок воды, отпила глоток. Князь не умрет. В этом она уже не сомневалась и радовалась, что сама смогла выходить раненого человека. Ей никто не помогал и не давал советов. Теперь она с гордостью может называть себя целительницей.
Князь очнулся вновь. Попросил пить. Ярина приподняла его голову с подушки и поднесла ко рту кубок. Аскольд выпил воду до дна.
Ярина отнесла кубок на стол, вернулась к ложу, постоянно ощущая на себе взгляд мужчины. Слабый светильник давал мало света, но она подозревала, и не без основания, что взор этот не равнодушный, а, можно сказать даже, похотливый.
Ишь ты – развратник! Едва от смерти уберегся, а туда же. Ярина вспомнила слухи о ненасытности князя, любящего погулять, попьянствовать и поохальничать. В княжеских покоях обязательно жила какая-нибудь девица. Их князь менял с завидным постоянством: более чем на три месяца ни одна не задерживалась. Поскольку князь свято чтил законы церкви, то даже не помышлял о том, чтобы поменять свою бесплодную супругу на молодую плодовитую красавицу.
Незадачливых девиц, успевших за малый срок понести от князя дитя, вывозили за пределы города и выдавали замуж за сельчан, пожелавших за богатое вознаграждение взять пузатую невесту. Дальнейшая судьба любовниц не интересовала князя, поскольку он считал, что обеспечил их на всю оставшуюся жизнь.
Все эти сплетни, ходившие среди челяди, Ярина обычно слушала вполуха, будучи уверена, что доля княжеской зазнобы ее не коснется. Да, если честно сказать, мало в такие сплетни верилось. Жизнь знатных людей всегда кажется народу таинственной – вот и выдумывают всякое, кто во что горазд.
– Кто ты?
– Ярина. – Девушка смутилась, потупила взор, вспыхнула ярким румянцем, но тут же старательно изобразила на лице приветливую улыбку. – Как ты себя чувствуешь, князь? Рана не болит?
Аскольд вдруг сморщился и охнул:
– Ох, болит. Кажется, сердце останавливается, сейчас умру.
Ярина испуганно приложила ухо к сердцу мужчины, и в тот же миг сильные руки сдавили ее, прижав к груди.
– Обманул! – Наукой обольщения князь владел чуть ли не с детства.
Ярина разозлилась: так глупо попалась – и укусила его за шею. Неподдельно охнув, Аскольд выпустил ее из рук.
Девушка выпрямилась, негодуя. На языке вертелись желчные слова, но князь недовольно отвернулся к стене – и она растерялась. Здравый смысл требовал бежать без оглядки, но долг целительницы не позволял бросить больного человека.
Да и кто она такая? Княгиня не обрадуется, узнав, что она не долечила князя из-за своей чрезмерной гордости.
Ярина села на сиденье и принялась терпеливо ждать, когда у мужчины улучшится настроение. Долго сидеть не пришлось.
– Чего расселась?! – Аскольд повернулся к ней. – Есть хочу. Вели подавать еду.
– Так ночь же! – возмутилась Ярина, зная, что в поварне никого нет.
– Ну так что же?
Девушка бросилась в сенцы, растолкала спящего служку, передала ему распоряжение господина. Парень не удивился, покорно побрел к лестнице, ведущей на темную улицу.
Ярина вернулась в покои и невольно встала в дверях, досадуя, – князь спал, безмятежно посапывая во сне.
Глава восьмая
Выздоравливал князь медленно. Вел он себя как ребенок, заставляя Ярину кормить себя с ложечки, рассказывать ему сказки, взбивать подушки, перестилать постель, менять рубаху и повязки. Не отпускал он ее и ночами, приказывая сидеть рядом – караулить сон.
Пожаловаться на его капризы княгине Ярина не решалась, а та не торопилась избавить ее от нудной обязанности сиделки.
Ярина не подозревала, что княгиня догадывалась о похотливом поведении мужа. Она давно привыкла к неверности князя. Во многих славянских племенах мужчины имели не одну жену, и хотя у полян многоженство не привилось, девушек с детства приучали к покорности.
Нельзя сказать, что княгиня равнодушно относилась к похождениям мужа, но уязвленное самолюбие она тешила сознанием, что является единственной законной женой. Всем этим здоровым и молодым красавицам, услаждающим мужа в постели, никогда не достичь той высоты, на какой находится она благодаря своему знатному происхождению. Княгиня была уверена, что отнять у нее власть не сможет ни одна девица, как бы она ни была хороша и пригожа.
Выполняя супружеский долг, княгиня приходила проведать раненого, справлялась о его здоровье и спокойно уходила, ничем не выдавая своей догадки о щекотливом положении Ярины. Княгиня не собиралась облегчать ее жизнь, радея лишь о людской молве, которая может обвинить ее в смерти князя, если ведунья покинет его.
Наконец князь разрешил Ярине дежурить у его постели только ночью. Сначала девушка отказалась: ходить ночью к мужчине неприлично.
– А вдруг мне станет плохо? – возмутился он. – Пока за тобой будут бегать, я умру.
И вновь Ярина смирилась. В конце концов, лечить людей – ее обязанность.
Теперь днем Ярина отдыхала у себя, а к вечеру приходил служка и провожал ее до княжеских покоев. Ночи проходили спокойно. Девушка перевязывала князю рану, поила его отварами и укладывала спать, шепча сказки и напевая песни. Он засыпал, а она так и сидела в изголовье, изредка подремывая и просыпаясь от малейшего шороха. Каждую ночь она ожидала какого-либо подвоха, но ночи проходили без неприятностей.
Ярина не догадывалась, что князь, просыпаясь среди ночи, наблюдал за ней, спящей. При дымном свете сальника она выглядела прекрасной и таинственной. Князь не любил белобрысых и белоголовых женщин. Куда веселее смотрелись черноволосые и темноглазые, но здесь, в Киеве, такими особенностями обладали в основном рабыни, а они отдавались ему покорно, зная свое место. Князь же любил охоту, преследование, наслаждение победой и не прельщался на легкую добычу, поэтому в его постели чаще ночевали невзрачные беловолосые славянки. Он их добивался неистово, но быстро остывал, получив желаемое.
Теперь он нашел черноволосую северянку, не рабыню, а вольную девицу. Ее пленительная красота, мягкая поступь, приятный голос, ласковые руки привораживали, а владение тайной трав, холодная неприступность и стыдливость подогревали интерес.
Вот Ярина почмокала во сне губами, взмахнула рукой. Мужчина замер. Девушка пошевелилась и, не удержавшись, свалилась с сиденья на чисто выскобленный пол; открыла глаза и в недоумении уставилась на засмеявшегося князя. В полутемных покоях лицо его казалось удивительно молодым и привлекательным: яркие глаза искрились весельем, нос сморщился от смеха, мелькали белые крепкие зубы.
Аскольд перестал смеяться, приподнялся, схватил Ярину за руку, потянув с пола к себе. Она поддалась, плененная вкрадчивостью его движений и ласковой улыбкой, присела на краешек широкого ложа. Теплые руки обхватили ее тело. Сердце щемяще толкнулось в груди. Близость мужчины будоражила кровь.
Ярина не понимала своего состояния: она и хотела познать неизведанное, и боялась этого. Но от ласковых прикосновений разгоралось жаркое пламя возбуждения, противиться которому не было сил.
Девушка безропотно откинулась на спину, посмотрела на мужчину влажными глазами. Аскольд нетерпеливо раскрыл ворот рубахи, оголяя белоснежные круглые груди, припал к ним в неистовом поцелуе, страстно покусывая их и остужая боль влажным языком. Сладкая пленительная нега обволокла девушку, попавшую под власть опытного чародея.
Видя покорность, князь резким движением приподнял ее тело, стянул с него рубаху и замер, завороженный гибкостью и стройностью девицы.
Ярина, оказавшись оголенной, без призрачной защиты рубахи, опомнилась. Да как она посмела лежать в чем мать родила перед мужчиной? Она вскочила, схватила рубаху. Князь с удивлением наблюдал за ней, но не предпринимал никаких действий, чтобы вернуть ее на ложе.
Одевшись, Ярина села на свое сиденье, уткнула лицо в колени и заплакала.
Князь смутился. Обычно девицы ревели потом, а он, насладившись вволю, умел их жалеть, задабривая подарками. Но уговаривать сейчас Ярину уже не хотелось. На нее и так слишком много потрачено сил. Желание пропало. Сказывалось общее недомогание после перенесенного ранения. Ничего, пусть девица поплачет, успокоится, а он своего все равно добьется, не сегодня – так завтра.
Князь откинулся на постели и прикрыл глаза, не обращая на плачущую девушку внимания.
Пронеслась седмица. Ярина по-прежнему по ночам ходила к князю, меняла ему повязку и присаживалась на сиденье, настороженно карауля каждое его движение. Но князь равнодушно засыпал до самого утра.
Рана заживала хорошо. Князь чувствовал себя все лучше и уже начал вставать с постели. Ярина с нетерпением ждала дня, когда он освободит ее от обязанностей ночной сиделки.
Время шло. Ночи сменяли друг друга. Бдительность постепенно притуплялась, и Ярина снова стала засыпать на своем посту, отдаваясь во власть сновидениям.
Обычно ей снились приятные спокойные сны. Вот и в этот раз грезится ей, что она плывет в ладье, мягко покачиваясь на волнах. Рябит, серебрится вода. Светит солнышко. Над Яриной склоняется мужчина и проводит по ее густым распущенным волосам рукой. Он нашептывает, улыбаясь, слова любви и желания, от которых млеет сердце, расслабляется тело.
Ярина открыла глаза и с изумлением уставилась на Аскольда, покачивающего ее на своих коленях. Ласковый ручеек медовых речей стекал из его уст.
– Не противься, Ярина, – шептали губы, а нежное объятие рук сковывало волю, – ты все равно будешь моей.
Девушка разнежилась, с упоением внимая страстным словам в предвкушении чего-то неизведанного. Она и не собиралась сопротивляться. Зачем противиться неизбежному? Рано или поздно, но это происходит со всеми девицами. А ей так хотелось ласки и тепла. Желание обволокло ее, лишая возможности здраво мыслить.
Рубаха соскользнула с плеч и упала к ногам. Мужчина переместил девушку на пушистое ложе, осыпал поцелуями податливое белое тело, прижался к нему своими бедрами. Ярина невольно застонала, покорно отдавая себя во власть вожделения, и вскрикнула от боли, но многоопытный князь зашептал слова утешения и обещания скорого блаженства. И он оказался прав: боль утихла, сменившись наслаждением. Все преграды рухнули, и Ярина оказалась в водовороте всепоглощающего блаженства.
Очнувшись утром в постели князя, она ужаснулась. Не иначе злые духи толкнули ее в объятия женатого князя, смутили разум и заставили по-воровски занять место законной жены, которая к тому же являлась ее благодетельницей.
Возле дверей, ведущих в топочную, послышался шорох. Ярина затравленно оглянулась. Старый истопник подбрасывал в печь дрова. Заметив его неодобрительный взор исподлобья, она подтянула к себе одеяло, соскользнувшее во сне на пол, желая прикрыть срамную наготу, и заметила на нем следы темной крови.
Истопник удалился. Ярина с отвращением отбросила одеяло, вскочила, подхватила рубаху и, на ходу ее надевая, забыв про кожух, выбежала в сенцы. Она пронеслась мимо удивленного гридня, стоявшего на страже у входа в хоромы, и остановилась на крыльце, сообразив, что вылетела босиком.
Морозный воздух отрезвил ее. Куда она сорвалась? Люди не поймут ее сейчас, а лишь осудят. О женской горькой доле Ярина знает не понаслышке. Сестра воочию стояла перед глазами.
Девушка понуро опустила голову и вернулась в покои князя.
Часть третья
Воеводиха
Глава первая
881 г. (от Р. Х.)
Князья Аскольд и Дир с утра сидели в светлой гриднице, принимая гостей из Царьграда. Купцы просили разрешения проехать в Новгород и за это преподнесли князьям богатые дары: серебряную посуду и одежду, достойную царей.
Аскольд и Дир владеют Киевом двадцать лет, а все не перестают радоваться, что так удачно захватили его. Город стоит на торговом водном пути, и множество судов проплывают мимо. Братья-князья додумались взимать с купцов мыто за проезд и провоз товара. Не желавших платить усмиряли вооруженные гридни, на сторожевых ладьях караулившие реку.
Плывущие в руки богатства помогли князьям набрать силу и подчинить себе маленькие племена, обитавшие по соседству, заставить их платить дань. Грозная сила пугала и далекие народы: римлян, болгар, хазар.
Киев процветал. Все больше оседало здесь ремесленного и торгового люда, строились новые избы, возводились терема и усадьбы. Старая верхняя часть превращалась в неприступную крепость. Аскольд и Дир не без основания считали, что своей мощью Киев был обязан именно им.
Дир с удовольствием разглядывал подарки, принесенные купцами, но Аскольд даже не двинулся с места, впервые равнодушно отвернувшись. Дир понял: брату сегодня не до заморских гостей. Благосклонно приняв подношения, он отпустил купцов и подошел к Аскольду.
– Ну что, брат? Ты сегодня какой-то не такой. Какие думы тебя тревожат?
Аскольд виновато посмотрел на Дира. Ну как объяснить воину, закалившему в жестоких битвах не только тело, но и сердце, что его старший брат на старости лет влюбился как юнец и теперь не знает, что делать.
Сегодня ночью Аскольд положил на Яринин живот руку и вдруг ощутил под нею еле заметные толчки. На него внезапно нахлынула радость. Представив, как белое гладкое тело девушки полнеет и раздается вширь, вынашивая его ребенка, князь умилился и всплакнул счастливыми слезами.
Он разбудил Ярину, заставил ее встать у постели перед собой и огладил ладонями чуть округлившийся живот. Девушка растерянно следила за его непринужденными движениями. Аскольд приложил к животу ухо. Улыбнулся, снова почувствовав толчки, приподнял голову и посмотрел на смущенную красавицу.
– Зачем ты, Яринушка, скрыла от меня, что дитя носишь?
Ярина не знала, что ответить, и молчала. Давно уже догадавшись о беременности, она испугалась: вдруг ей, как и другим несчастным девицам, придется покинуть Киев, чтобы скрыть княжеский грех. Мысли о том, что ее выдадут замуж за первого встречного, были ей отвратительны. А разлуку с Даром она просто не переживет.
До сегодняшней ночи Ярина думала, что у нее в запасе есть еще месяца два, пока живот незаметен, и князь ни о чем не догадывается. А потом вернется из гостьбы Веселин, и она спрячется в его доме.
Зимой Дар случайно встретил Веселина на торжище. Северянский купец несказанно обрадовался встрече, и с тех пор брат и сестра часто навещали его. Оказалось, что Веселин приехал в северянскую весь через седмицу после трагедии. Белавина изба была сожжена дотла, но боги наказали сельчан за злодейство. Печенеги напали на весь и почти всех угнали в полон. Брат Веселина Лютый схоронился как-то, только руку повредил в битве со степняками и теперь работать на земле не мог. Веселин забрал его с собой в Киев.
Дар и Ярина, увидев Лютого, чуть обратно не повернули из купеческой избы, но Белавин пасынок бросился к ним с просьбой простить его. Уверял, что не причастен к смерти мачехи. И Веселин вторил брату, упрашивая за него. Скрепя сердце простили они Лютого, но осадок мутный все же остался на душе.
Ключница Ворося, которую они первоначально приняли за жену купца, угощала их сладкими пирогами и постоянно сокрушалась, вспоминая о том, что они осенью не рассказали ей правду о себе. Неужели она отказала бы сиротам в приюте? К тому же и она, и ее брат Жихарь сами живут у Веселина временно: их старая изба совсем развалилась и была непригодна для жилья.
Веселин не раз давал понять, что брат и сестра могут обратиться к нему за любой помощью, что он сделает для них все возможное, и Ярина знала, что он не лукавил. Но еще весной Веселин и Лютый уехали на гостьбу, пообещав к осени вернуться. Теперь оставалось только терпеливо ждать в надежде на помощь и стеречься злых людей, тщательно скрывая свою тайну.
Князь нравился Ярине как ласковый любовник, но она не опечалилась бы, навсегда расставшись с ним. Ночью его лицо казалось молодым. Своим сильным мускулистым телом он доводил ее почти до исступления, но утром восторг проходил.
Ярина вылезала из княжеской постели, шла во двор, а там челядь, завидев ее, шушукалась и перешептывалась. Никто не сомневался: наступит день, когда князь выдворит ее из богатых хором и заведет новую пассию.
Одна повариха Кима понимала Ярину, жалела и давала нехитрые советы, проверенные многими бабами, как подольше удержать мужчину возле себя.
Тяжелее всего было видеть княгиню. Ярина старалась не попадаться ей на глаза, но, если они встречались, виновато кланялась, а княгиня молча проходила мимо. Ярина ощущала себя предательницей, недостойной даже мизинца этой женщины, и болезненно переживала каждую встречу.
Самоуничижение порой вызывало в ней желание покинуть Киев, не дожидаясь приезда Веселина, но ее удерживал Дар. Он уже крепко связал свою жизнь с капищем Перуна и волхвом, и Ярина не хотела лишать его многообещающего будущего, понимая: уйдет она, и брат последует за ней.
– Ты плачешь? – Аскольд протянул ладонь и смахнул с ее щек слезы. – Чем ты расстроена, душа моя?
Девушка недоверчиво посмотрела на князя: он что, издевается над нею?
– Разве ты не прикажешь выдать меня замуж? – спросила она напрямик.
Аскольд смутился. Он и раньше задумывался об их отношениях, понимая, что рано или поздно с Яриной придется расставаться. Думать об этом было мучительно, ведь он не представлял себе жизни без ее жарких ласк и податливого теплого тела. Только в ее объятиях он находил удовлетворение и покой.
Но князь гнал от себя эти тяжелые мысли и теперь, когда вопрос был задан напрямик, не готов был отвечать на него, так и не продумав окончательного решения.
Его молчание подтвердило наихудшие подозрения девушки, и князь не знал, как утешить ее.
– Ох, Дир, не думал я, что краса девичья сможет меня пронять, – решил открыться брату Аскольд. – Не верил я в любовь, а вот попался в ее сети. Теперь не знаю, что и делать. Ярина ребенка ждет.
Вернувшись весной с полюдья, Дир так радовался исцелению брата от раны, что долгое время не замечал его новую зазнобу. Да и девушка не стремилась мелькать перед чужими глазами, проводя дни то запершись в светелке, то в поварне, то где-то за крепостью. Но, однажды увидев ее, Дир удивился. Обычно у Аскольда ночевали белоголовые и белобрысые девицы, томные и безвольные. А эту черноволосую красавицу нельзя было назвать покорной и безропотной. Глаза ее смотрели с несвойственной молодой девице пытливостью. Прямая осанка и неторопливые движения – под стать княжеским. Но больше всего поражала ее гордая вежливость: она не заискивала, разговаривая со знатными особами, и не вела себя надменно с рабами и простолюдинами.
– Зачем я христианство принял? – посетовал Аскольд. – Взял бы Ярину второй женой, как у нас, варягов, принято. И не мучился бы, думая о незаконном ребенке, когда нам с тобой так необходим наследник! Может, обратно мне в старую веру вернуться?
– Эк куда тебя занесло, – перекрестился Дир. – Не богохульствуй!
Аскольд сник. Дир переносил многое: и холод, и голод, и лишения, но смотреть на подавленного брата без сострадания не мог.
– А знаешь, Аскольд, христианская церковь иногда дает согласие на развод.
– И что это такое?
– Я точно и сам не знаю, но, кажется, ты можешь выгнать бесплодную жену и жениться на другой, если разрешит епископ.
– Что же ты раньше молчал? – укорил старший брат, вскакивая с места и крепко обнимая брата.
– А ты не спрашивал, – улыбнулся Дир.
Епископ готовился к богослужению: зажигал в небольшой рубленой церквушке свечи. Сегодня, перед Купалой, он был особенно настороже: язычники могут взбунтоваться и натворить немало бед.
Тяжело нести слово божье в стадо овец заблудших – праведное слово плохо доходит до ушей их. Сколько раз церковь пытались поджечь, покушались и на епископа, но бог пока миловал, и все попытки язычников оканчивались неудачей. Но береженого бог бережет, и сегодня надо пораньше закончить богослужение, закрыть крепко церковь и спрятаться на ночь в хоромах князей – единственных надежных защитников.
Скрипнула дверь. Епископ испуганно обернулся, но тут же успокоился. Аскольд с ходу упал перед ним на колени.
– Батюшка, помоги! Дай разрешение на развод с княгиней.
Епископ чуть не сел. Нельзя сказать, что Аскольд застал его врасплох. Он знал, что у князя были наложницы, но добросовестно закрывал на это глаза. А что еще ему оставалось?
Пятнадцать лет назад византийский патриарх Фотий, мечтавший о вселенской церкви, послал епископа в далекий Киев обращать язычников в христианство. Полянские князья приняли епископа радушно и сразу согласились креститься. Вслед за ними многие дружинники поменяли веру. Основное же население города продолжало поклоняться своим идолам. А в земли за пределами Киева епископ и не совался.
Понимая, как хрупка вера в сердцах недавних идолопоклонников, епископ закрывал глаза на многие прегрешения, чтобы своей суровостью не отвадить их от церкви. А Аскольд искренне и неистово бил поклоны, замаливая каждый свой любовный грех. И епископ не укорял его, дорожа знатным и богатым христианином, делающим большие пожертвования церкви.
– Встань, сын мой, и ответь, что заставило тебя решиться на развод?
Аскольд поднялся с колен.
– Жена моя бесплодна, об этом знают все. А Киеву нужен наследник. Я люблю женщину, которая носит под сердцем мое дитя. Неужели господь допустит, чтобы ребенок родился вне закона?
Епископ был мудрым и преданным миссионерскому делу человеком, достойным учеником патриарха Фотия. Волнуясь за свой приход, он понимал, что его благополучие напрямую связано с княжеской властью в Киеве.
Аскольд и Дир очень уж воинственны: не ровен час сложат головы на поле битвы. Киевский стол достанется какому-нибудь язычнику, уважающему своих богов. Начнутся гонения на христиан. Не трудно догадаться, какая участь ждет самого епископа и его прихожан.
Княгиню епископ боялся. Ее уважали старые именитые горожане – все как один язычники. Насколько Аскольд был добрым христианином, настолько его жена – непримиримая идолопоклонница. Епископ не раз обращался к княгине со словом божьим, но неизменно отступал под напором ее ненависти к чужой религии.
Другое дело, когда стол займет наследник, рожденный от родителей-христиан. Тогда можно будет надеяться, что христианство не умрет в этой варварской стране.
Выходит, помочь Аскольду в его деле – первостепенный долг епископа.
– Зря печалишься, князь, – усмехнулся священник, – можешь даже сегодня идти под венец со своей любушкой, если она христианка. Если нет, то надобно сначала ее крестить, иначе второй брак твой будет таким же незаконным, как и первый.
– Не пойму я, батюшка, тебя что-то. О чем ты толкуешь?
– Ты, христианин, живешь с женой-язычницей в грехе и разврате. В церкви вы не венчаны, стало быть, перед лицом бога – не муж и жена.
От радости, что так легко решилось дело, казавшееся безнадежным, Аскольд готов был пойти в пляс прямо в церкви. Господь помог ему, видя его мучения. Не напрасно он по-доброму принял цареградского епископа и не жалел средств на его приход. Теперь окупились все затраты!
Довольный князь вышел из церкви и направился в хоромы. Скорее к любимой: обнять, расцеловать, сообщить радостную весть.
В покоях Ярины не оказалось, и он с огорчением вспомнил о том, что сам отпустил ее на весь день и ночь собирать травы и справлять языческий праздник Купалы.
Глава вторая
Ярина и Дар с обеда ползали на коленях, собирая целебные травы. Наступили сумерки. Лес и поляны наполнились смехом, говором, песнями. Ярина, не отвлекаясь на шум, продолжала поиски, но Дар заупрямился:
– Ярина, пойдем на игрища. Давно мы с тобой не гуляли, не веселились.
– Если хочешь, иди один.
– Да как же я тебя оставлю?!
– Не беспокойся – рук на себя не наложу. А так что может случиться?
Дар потоптался в растерянности. Костры и девичьи хороводы манили его, но и оставлять сестру в одиночестве не хотелось. Сегодня она призналась ему в беременности. Советов не спрашивала. И так ясно, что ничего путного он не придумает, лишь посочувствует и пожалеет.
– Иди, иди, – улыбнулась Ярина, понимая его колебания, – справлюсь как-нибудь без тебя.
Дар, несмотря на густую бородку и крепкий мужской голос, в сущности, оставался наивным пареньком. А ведь при его появлении девицы или замирали, или смущенно хихикали. Некоторые пытались привлечь его внимание различными ужимками, способными возбудить мужской интерес. Дар не поддавался ни на какие уловки. У него была иная цель – когда-нибудь заменить волхва на капище Перуна. Но и пропускать любимые молодежные забавы он не хотел.
– Ну хорошо, – сдался юноша, – я пойду. Только ты без меня купаться не ходи. Обязательно дождись меня.
Дар поспешил к озаренной кострами поляне и вскоре скрылся из виду. Оттуда доносились оживленные голоса и смех. В эту теплую ночь лета забываются все горести. Душа веселится и отдыхает.
К середине ночи колдовских трав, которые видны только на Купалу, Ярина не нашла. Говорят, разрыв-трава, способная растворять железо, и воздушный тирлич в изобилии растут на Лысой горе. Но именно на Купалу ведьмы становятся опасными для человека, охраняя свои богатства. Несколько раз за ночь Ярина обращала взор в сторону Лысой горы, но так и не решилась пойти туда.
Пока Ярина ползала, низко наклоняя голову и поднося каждое растение к носу, чтобы понюхать и не спутать его с сорной травой, шум и гам начали убывать, молодежь разбрелась по парам. Купальские костры уже не полыхали, а еле тлели, зато замелькали факелы в лесу.
Наползавшись и нанюхавшись почти до одури, Ярина надумала искупаться. Дар так и не появился. Она походила среди оставшихся на поляне людей, но брата не увидела. Искать его в наполненном любовниками лесу Ярина посчитала неприличным и решила спуститься к реке одна.
На берегу, как ни странно, она никого не встретила. К воде клонились густые заросли. По еле заметной тропинке Ярина прошла к реке. Зачерпнула горсть воды, плеснула себе на лицо. Вода, приятно теплая, манила к себе.
Девушка сняла сапожки, стянула рубаху и бросила на песок. Вошла в воду, изредка оглядываясь на прибрежные заросли: проводить купальскую ночь с первым попавшимся мужиком ей вовсе не хотелось. Кусты стояли не шелохнувшись. Ярина успокоилась и окунулась с головой, вынырнула, отфыркалась и нырнула снова. Плавать она не умела, поэтому плескалась у берега, наслаждаясь одиночеством и покоем.
Днепр мирно нес черные воды. Откуда-то издалека долетели обрывки жалобной песни, призывающей людей не брать воду, не ловить рыбу, не косить травы на излучинах реки, потому что это все – руки, тело, косы девицы.
Ярина поняла, что начался обряд потопления Купалы.
Песня наводила на жуткие мысли. Ярине она напомнила рассказ волхва о старых временах, когда вместо куклы топили живых девушек.
Ярина невольно поежилась, оглянулась на кусты, но тут же укорила себя за глупый страх и больше на берег не смотрела.
Неожиданно раздался всплеск воды, и рядом появилась голова с облепившими ее мокрыми волосами.
Девушка вскрикнула, бросилась к берегу, но мужчина успел схватить ее за руку.
– Не пугайся, Ярина.
– Гордята! – выдохнула девушка.
С колядок воевода не подходил к Ярине, но, встречаясь с ним на княжьем дворе, она ощущала на себе пылающий вожделением взор. Сердце сладко замирало в груди, но она спешила прочь, стараясь ничем не выдать своего смятения.
Гордята властно притянул ее к себе. Обнаженные тела соприкоснулись. Ярина затрепетала. Мужчина обхватил ее голову руками и впился в рот, разжимая губы языком. Ярина не сопротивлялась даже ради приличия. Низ живота свело безумным щемящим желанием – такого она еще не испытывала.
Гордята подхватил ее на руки и вынес на берег, затем пролез в кусты – подальше от чужих глаз – и, отыскав небольшое свободное от зарослей место, бережно опустил на песок.
Земля после теплой воды показалась холоднее снега. Ярина ойкнула и вскочила. Гордята испугался, обхватил ее за плечи.
– Не уходи, Ярина. – Он принялся неистово осыпать ее лицо страстными поцелуями, но, заметив ее покорность, отпустил и внимательно всмотрелся в лицо. – Скажи, ты хочешь меня?
Девушка кивнула. Гордята успокоился.
– Подожди здесь. Я схожу принесу одежду.
Оставив Ярину в зарослях, он вылез к реке.
Ярина стояла в нерешительности: бежать или нет? Головой понимая, что надо бежать, она не двигалась, потому что сердце гнало прочь угрызения совести. Она успокаивала себя тем, что князю верность не нужна. Он все равно скоро выдаст ее замуж. Почему напоследок не потешиться? В купальскую ночь дозволено все! Боги сами велят соединять на Купалу мужское и женское начало.
Гордята вернулся. Он принес всю одежду, но в руках не уместились сапожки и лукошко, поэтому он оставил их на берегу.
Читать бесплатно другие книги:
