Бульон терзаний Лукас Ольга
– Да, Пауль, маэстро прав. Хватит уже людей кошмарить. Знаешь, в Европе давно мотивируют персонал не штрафами, а премиями.
Эдуард был самым злостным нарушителем «Иэс» и страдал наравне с простыми сотрудниками.
– Обсудим вопросы мотивации наедине, – сквозь зубы прошипел Павел Петрович, выпустил из когтей княжон и Молчалина и потащил непутевого братца в кабинет отца. Какие аргументы приводил Эдуард, неведомо, может быть, повторил слова Владимира, но только к началу репетиции сарафанное радио разнесло по коллективу радостную весть: «Иэс» для всех отменяется до конца года, а может быть, и навсегда!
Владимира, которому так и не удалось увидеть Елену, встречали аплодисментами и объятиями. Таир комично, словно заранее войдя в образ Загорецкого, кланялся режиссеру в ноги и твердил, что теперь он может отказаться от одной подработки, потому что штрафы по «Иэс» съедали половину его жалованья. Даже Молчалин, вращавший теннисные мячики для тренировки кистей рук, в знак уважения на секунду прервал свои упражнения и аплодировал вместе с остальными. Владимир принял благодарности, но попросил всех временно забыть о том, что они – сотрудники мебельной фирмы, избавившиеся от кабалы, и превратиться в гостей на балу. Репетировали конец третьего действия: две сцены, в которых гости Фамусова передают один другому новость о том, что Чацкий сошел с ума, при этом каждый прибавляет от себя фантастических подробностей. Отсутствовали только не занятые в этом эпизоде слуги – Елена и Петрушка.
– Сегодняшняя новость об отмене аттестации нам очень кстати, – расставив всех по местам, сказал режиссер. – Вы удивительно быстро распространили по офису эту информацию. Точно так же вам теперь нужно распространить слух о сумасшествии Чацкого.
Артисты кивнули и взялись за дело.
– Стоп. Остановились! – хлопнул в ладоши Владимир. – Все послушайте меня, и внимательно. Подумайте, к кому обращается ваш персонаж. Вот вы, Евлампия Феликсовна, уважаемая, говорите: «Ты, Софья, слышала?» Эта фраза кому адресована?
– Ей, Софье.
– А почему вы смотрите куда-то в верхний угол комнаты?
– Потому что мне кажется, что кондиционер сегодня слишком шумно работает.
– Вам тоже? – ввернул Петр Светозарович. – Вот и мне показалось.
– Давайте выключим кондиционер и сосредоточимся на спектакле. У Фамусова в доме нет кондиционера! – резко сказал Владимир.
– У Фамусова нет, – согласился Компетентный Борис, – ему проще. А у нас – есть. Может и до пожара дойти.
Остановили репетицию. Пододвинули к стенке стол, на него поставили стул, на стул залез Таир, осмотрел кондиционер и объявил, что с ним все в порядке. Прибор работает беззвучно, а гудит, скорее всего, лампа дневного света.
Удовлетворившись таким ответом, сняли Таира со стула, стул – со стола и начали заново.
– Евлампия Феликсовна, – вновь остановил действие Владимир, – а сейчас вы к кому обращаетесь?
– Да к Софье, к кому же?
– А почему смотрите на меня? Я тоже слишком шумно работаю?
– А на кого мне смотреть, как не на режиссера?
– На Софью! – хором подсказали гости.
– Так пусть она в уголке не прячется! Пусть стоит рядом! – начала закипать Евлампия Феликсовна. – Что я, головой буду вертеть там, на сцене?
Ульяна кинулась было к ней.
– На место! Команды «вольно» не было! – остановил ее Владимир, и Ульяна послушно побежала назад. – Софья и должна стоять в уголке. Она не участвует в беседе, она заварила всю эту кашу и наблюдает со стороны. Давайте добавим жизни. Пусть каждый смотрит на того, к кому он обращается. Вот прямо сейчас находим того, с кем говорим, и все хором – свою первую реплику. Три-четыре.
– С ума-уа-уа… хохотать-ать-ать… архивах-ивах-ивах… деревне-евне… модисткою-исткою… – заглушая друг друга, разом выпалили гости. Только Скалозуб опоздал – слишком долго искал в распечатке свои слова. Но Владимир решил не заострять на этом внимание.
– Поняли, да? И на сцене – где бы ни стоял ваш собеседник – вы обращаетесь к нему, глядите на него. При этом не поворачиваясь спиной к залу. И вот еще что… Дмитрий, ты позволишь? – Владимир взял из рук курьера один из теннисных мячиков. – Вот это – сплетня. Сейчас, для наглядности, каждый перебрасывает ее следующему по цепочке. Понятно? Реплика – бросок. Реплика – бросок. Войдите в ситуацию, она универсальна для любого времени. Представьте: в вашем обществе, где каждый готов уязвить каждого, но – соблюдая светские приличия, есть человек, который рубит правду на каждом углу. И не грубо по-армейски, как Скалозуб, а тонко, умно и всегда попадая в самую точку. И вот кто-то пустил слух, что этот человек – просто свихнулся. Понимаете? «Ты слыхал – у Чацкого, говорят, крыша поехала!» – «Кто говорит?» – «Да все говорят!» – «Ну, если все – значит, точно поехала. У нас зря говорить не будут». Никто, конечно, не верит в то, что он – сумасшедший. Но все с удовольствием повторяют эту сплетню, потому что Чацкий каждому из вас сказал что-то язвительное, на что вы не нашли ответа сразу. Тогда не нашли – а сейчас в отместку выставляете его дураком.
Но не надо воспринимать это как травлю. Это – светское развлечение. Как танцы и карты. Вы не сговаривались, среди гостей на балу нет единомышленников. Каждый из вас одинок и воюет против всех. Общественное мнение завтра может обернуться против любого точно так, как сегодня оно обернулось против Чацкого. А против кого вы будете дружить завтра? Против Софьи? Молчалина? Фамусова? Графини-внучки? Горичей? Тугоуховского? Даже сама Хлестова может попасть под общие насмешки. Но сегодня гонят Чацкого. У вас – общая жертва. Пока под ударом – он, каждый из вас спасся. Но если завтра раздосадованный Чацкий расскажет о Софье и ее отношениях с Молчалиным, о его сумасшествии тут же забудут и станут гнать уже ее. Вот такие светские пятнашки. Понимаете?
Артисты кивнули. «Да», «ага», «угу» – послышалось вразнобой.
– Тогда еще раз – сначала! Третье действие, явление 21!
Летал мячик. Звучали реплики. Герои обращались друг к другу, а не просто проговаривали текст. Но, когда очередь дошла до Компетентного Бориса, оказалось, что тот опять не помнит своих слов. Вдобавок он уронил распечатку, не поймал мячик и стоял посреди комнаты, хлопая глазами.
– Есть такая примета, – сказал Владимир, подбирая «сплетню», – если до премьеры роль упала на пол или на землю – да неважно куда, – надо на нее сначала сесть и только потом поднять.
Компетентный Борис исподлобья поглядел на режиссера, ожидая подвоха.
– В каком смысле – сесть? – спросил он.
– В прямом. Пятой точкой.
– Действительно есть такая примета, – неожиданно пришла на помощь Ядвига, – самая действенная. В одном городе был театр, я там работала помощником режиссера. Вот какая там история случилась. Наш ведущий актер стоял на остановке автобуса и учил роль. И вдруг налетел ветер и вырвал у него из рук несколько листков. Была оттепель, март месяц. Листки упали – какой в лужу, какой на проезжую часть попал. А актер был немолодой, заслуженный, известный всему городу. И вот он, кряхтя и чертыхаясь, на глазах у всей остановки присаживался на каждый листок по очереди.
– И в лужу? – ахнула Ульяна.
– И в лужу. Зато, когда спектакль возили на фестиваль в Москву, старик получил главную премию.
– Посмотрим, сработает ли у нас эта примета, – сказал Петр Светозарович. – Ну-ка, Борис, давай присаживайся.
Компетентный Борис, скрипнув зубами, сел на распечатку, поднял ее, выпрямился и внимательно оглядел гостей бала: не смеется ли кто над ним? Но все смотрели на режиссера и ждали его указаний.
– Все сначала, – сказал Владимир, передавая мячик Феде. – Ты произносишь последнюю реплику из предыдущей сцены, отходишь вон туда, дальше появляются Хлестова и остальные.
Мячик летал. Персонажи оживали на глазах. Бессловесные герои подпирали стены и шушукались. Снова дошли до Скалозуба, и он опять потерял свой текст. Ядвига даже не стала кидать ему мячик.
– Да подчеркните уже карандашом свои слова! – не выдержала она.
– Да. Карандашом, пожалуй, – согласился Компетентный Борис. – Ну давайте дальше, как будто я все сказал. Чтоб не задерживаться. Я сейчас подчеркну и в следующий раз не упущу.
– Нет, давайте не дальше, – забирая у Ядвиги мячик и перебрасывая его Дмитрию, сказал Владимир. – Мы не можем идти дальше. Потому что некоторые артисты до сих пор еще нетвердо знают роль. Я понимаю, когда Чацкий подглядывает в шпаргалку, – у него огромные монологи. Хотя Софья и Лиза, например, уже все выучили. Хотя Ядвига с первого же выхода знала свои реплики и ни разу не путалась. Но вы не профессионалы, я не требовал знания текста с первых репетиций. Я дал вам время. А вы его упустили. В результате – пора выстраивать мизансцены, а мы уткнулись каждый в свою бумажку и топчемся на месте. Так, а там, у стенки, что за тусовка? Что обсуждаем? Новую диету, на которой сидит весь шоу-бизнес? Вы сейчас не участвуете в репетиции. Что вы есть здесь, что вас нет. А ведь каждый в этот момент должен продумывать свою реакцию на то, что он слышит. Участвуйте, живите, не стойте столбом. Видимо, с сегодняшнего дня придется вводить штрафы.
– Одни отменяем, другие вводим! – воздел к небесам руки Эдуард. – А куда пойдут деньги?
– Не волнуйтесь, не в мой карман. Труппе нужна мотивация – я предлагаю привычную для этих людей мотивацию. Потому что либо мы работаем, либо артистов можно распускать. С этого момента – по рублю за каждое забытое слово. По два рубля – за опоздание. По десятке – за отсутствие на репетиции. А если без уважительной причины… ну, это будет решаться в каждом случае отдельно. Деньги собирает… Нина.
– Снова Нина, – послышался недовольный шепот, – все Нина и Нина, а жить когда?
– На вырученную сумму будем покупать для всей труппы… печенье к чаю, например.
– Карамельки тоже можно! – подал голос Тугоуховский и закинул в рот очередную «барбариску».
– Можно и карамельки, – согласился режиссер. – Словом, вот так. Всем понятно? Начинаем сначала, снова действие третье…
Чеканя шаг, к нему подошел Борис Станиславович. Медленно достал из внутреннего кармана бумажник. Вытащил оттуда пять тысяч рублей. И, свернув в трубочку, опустил Владимиру в карман рубашки.
– Это – на печенье, – сказал он. – Я не знаю, сколько у меня слов. Допустим – две тысячи. Остальное – вам на чай. Но впредь не превышайте полномочия. И знайте свое место.
Все с интересом наблюдали за этой сценой.
Владимир так же медленно вытащил купюру из кармана, расправил. Положил на ближайший столик. Натянул свитер. Молча собрал вещи.
– Когда изменятся времена, я вам пришлю моих секундантов, – бросил он на прощание и вышел, хлопнув дверью.
Все замерли.
– Немая сцена, финал «Ревизора», – прокомментировала Ядвига. Артисты начали приходить в себя.
– Борис, только я его на место могу ставить, я ему плачу, – покачал головой Петр Светозарович. – Учил бы слова уже.
– Это распоряжение генерального директора?
– Да. Учи слова, Борис.
– Выучу. А этому… Кто он, вообще, такой? Какая у него должность? Что он себе позволяет? Почему разговаривает со мной как старший по званию?
– Он режиссер, – напомнила Евлампия Феликсовна. – Пока мы репетируем, он – главный.
– После меня, разумеется, – уточнил Петр Светозарович, – а сейчас главный пошел к себе. Нина, когда режиссер вернется, позовешь меня. Понятно?
– Понятно, – кивнула секретарша. – Может, я сбегаю его поищу?
– И я с тобой! – тут же вызвался Федя.
И все трое вышли в коридор. За ними тихой тенью выскользнул Таир.
Компетентный Борис быстро взял со стола пятитысячную бумажку и убрал обратно в бумажник. Потом спросил с тревогой в голосе:
– А что за секундантов он мне пришлет?
– Господи, да это же цитата из «Зойкиной квартиры»! – воскликнула Ядвига. – Неучи.
И вышла, хлопнув дверью.
– Я не обязан знать наизусть все водевили! – рявкнул Компетентный Борис и вышел, хлопнув дверью.
– Репетиция, похоже, отменяется, – констатировала Евлампия Феликсовна, взглянув на часы. – Теперь мне полчаса надо как-то занять, прежде чем ехать за внуком. Непунктуальность хуже воровства!
И вышла, хлопнув дверью.
– Раз пошла такая пьянка, – сказал Дмитрий, – мне тоже есть что делать. Чем тут тупо торчать!
И вышел, хлопнув дверью.
– Поехали, дорогой, и мы. Отпустим няню, если она еще не лежит на антресолях, связанная скакалками, – сказала г-жа Сапелкина своему супругу. И они вышли, хлопнув дверью.
– Давай не будем обезьянничать и выйдем тихо, по-английски? – предложил Ларисе Эдуард. И они вышли тихо, по-английски.
Когда вернулись Нина и Федя, оставшиеся гости с надеждой посмотрели на них.
– Он улетел. Но обещал вернуться, – объявил компьютерный гений, – только не сегодня.
– Вы его догнали? – спросила Ульяна. – Вы перед ним извинились?
– Не успели, – призналась Нина. – Когда мы спустились вниз, охранник с парковки сказал, что он уже уехал.
– Да разве можно так с человеком? – воскликнула Ульяна. – Он ради нас… А мы!!
Она выбежала, хлопнув дверью.
– Э-хм! – ни к кому не обращаясь, хмыкнул старик Тугоуховский, уронил на пол фантик от карамели и ушел, хлопнув дверью.
– Больные тут все, что ли? – покачала головой Нина. – Федя, подбери мусор и расставь столы по местам. Дверь не закрывай, ключ у Павла Петровича. У него здесь в восемь утра какая-то встреча. Напоминаю присутствующим княжнам, что танцы будут завтра здесь, в шесть часов, по расписанию.
И тихо вышла. За ней упорхнули остальные. Один только Федя остался выполнять возложенное на него поручение.
– «Федя, подбери!», «Федя, принеси!», «Федя, уйди, надоел!» А что, Федя не человек? – бормотал он себе под нос. – Нет, Федя – не человек. Федя – сверхчеловек. Нужно иметь сверхчеловеческое терпение, чтобы все это переносить! Кто бы мне пять тысяч на чай дал – я бы нашел им применение.
Бесшумно распахнулась дверь. Вошли четыре вооруженных человека из службы охраны здания.
«А вот и секунданты», – подумал Федя и непроизвольно вытянулся в струнку.
– Что за стрельба? – резко спросил начальник группы захвата.
– Никакой стрельбы. Мы тут репетируем спектакль, – ответил тот.
– А кто стрелял? – продолжал допытываться начальник.
– Да никто не стрелял. Говорю же, мы репетировали. Охранники меж тем уже прочесывали помещение.
– Люди этажом ниже ясно расслышали пальбу, – настаивал начальник. – Поступил звонок: наверху стреляют из пистолета.
– Знаете, что они слышали? – догадался Федя. – Сейчас покажу. Только в меня не стреляйте, я вообще графиня-бабушка. В смысле уборщица.
Он подобрал с пола фантик. С сожалением взглянул на стол, где еще недавно лежала пятитысячная купюра. Медленно подошел к выходу. И выскочил в коридор, хлопнув дверью.
– Да, похоже на выстрел, – согласился один из охранников.
– Сказали, что из пистолета, а это как из охотничьего ружья, – возразил другой.
Для проверки еще несколько раз хлопнули дверью.
– Точно, ружье, – согласился начальник, – но тут все тихо. Прогуляемся этажом выше?
Несколько минут многострадальная дверь отдыхала. Потом приоткрылась. В репетиционную заглянула Елена.
– Эй, але, есть тут кто? – позвала она. – Люди! Вылезайте! Я пришла!
Никто не откликнулся.
Елена зашла внутрь, заглянула во все углы и даже отодвинула жалюзи. Нет, никого нет.
– Никого в комнате, а свет горит и кондиционер работает, – покачав головой, сказала она. Навела порядок. И тихо вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Владимир кое-как доехал до дома. Вроде бы никаких правил не нарушил – по крайней мере его не останавливали. На автомате поставил машину в гараж, вошел в квартиру и прямо в одежде рухнул на неразобранную кровать. Пролежал так с час. Доковылял до кухни, достал из аптечки градусник, измерил температуру. Потом принял двойную дозу жаропонижающего, переоделся в теплую пижаму, разобрал кровать и уснул.
Сон накатывал волнами и вращался вокруг одной темы. Кто-то оставлял сообщение на форуме Среднего Камерного, или вешал объявление в подъезде дома, или краской писал на стене гаража, или даже печатал в газете – что-то очень обидное и несправедливое про актера Владимира Виленина. Он пытался дать опровержение, но пальцы по самые костяшки утопали в клавиатуре ноутбука, объявление обматывало его, как простыня, гараж начинал лягаться, а газета вырывалась из рук, улетала, рассыпалась на сотни страниц новой роли. На каждую страницу надо было присесть, но некоторые листки оказывались в таких недоступных местах, что в итоге он обнаруживал себя то на крыше дома, то на отвесной скале, то на маленьком островке среди прибывающей воды, и все начиналось сначала: очередная клевета, которую никак не опровергнуть…
Глава двадцать первая
Владимир принимает гостей
«Мир элитной мебели» пал жертвой ремонта внутренних коммуникаций. В коридоре шумели, сверлили, разбирали навесной потолок, вытягивали из него какие-то провода. Жутковато выглядели раскуроченные потолочные недра: раньше там жил гигантский удав, заключенный в белый ребристый шланг. Он, наверное, спал, но рабочие разбудили его, и вот он недовольно ворочается у них в руках. Длинный такой удав. Как теперь загнать его обратно? Похоже, рабочие и сами не знают. А может быть, им дали задание вытащить удава, а вместо него в подпотолочном пространстве поселится какой-нибудь приятный зверь: енот, или белка-летяга.
Пока в коридоре воевали с непослушным шлангом, все норовившим вырваться из рук, княжны под управлением Ядвиги репетировали общий выход. Но шум работ заглушал музыку, и девушки танцевали невпопад.
– Учитесь сохранять ритм при любых обстоятельствах, – командовала Ядвига. – Три, раз, три, раз – Нина, ты сейчас о чем думаешь?
– Три-раз! – ответила та.
– Хорошо. В любых обстоятельствах мы танцуем. Вокруг стены рушатся, а мы играем. В зале пожар – а у нас танец. Три, раз, три, раз. Лариса, о чем ты сейчас думаешь?
– Девятнадцать тридцать, – брякнула та.
– Свидание, да? Когда мы танцуем, мы думаем о танце, мы и есть танец. Сейчас все остановились, отошли к стенке – но не садиться. Танцует одна Лариса.
Открылась дверь, в нее просунулась голова Таира.
– Извините, если помешал… – начал он.
– Помешал, – кивнула Ядвига. – Что?
– Нам бы здесь тоже кое-что посмотреть. Только в одном углу. Не больше десяти минут это займет.
– Десять минут – перерыв, – скомандовала Ядвига. – Мы выйдем, чтоб вас не смущать. А когда вернемся – выйдете вы.
Княжны гордо удалились вслед за ней.
– А что, этот парень, который играет Загорецкого, – он разве не шофер? – поинтересовалась Ядвига.
– Шофер, со склада. Но он все умеет и вечно оказывается там, где есть для него работа! И совсем не умеет отмазаться! – загалдели княжны.
– Понятно. О, кстати, я опять чуть не забыла. Хотела еще вчера спросить, но наша репетиция внезапно закончилась. Так и не довели до конца третье действие, а ведь там по сценарию Чацкий произносит очередной проникновенный монолог. А когда оборачивается, видит лишь танцующие пары. Никто его и не думает слушать. Значит, нужен еще один танец? А он у нас даже не запланирован.
– Давайте позвоним Владимиру Игоревичу, – предложила Нина, – и прямо сейчас у него спросим, надо там танец или нет. Пойдемте ко мне. Я и сама хотела ему позвонить.
Вся компания сгрудилась вокруг ее рабочего стола, инстинктивно стараясь держаться подальше от свернутого в бухту удава. Нина достала номер режиссера, поставила телефон на громкую связь, так, чтобы всем было слышно. Долгие гудки. Слишком долгие.
– Занят человек, – сказала княжна – любительница ирландских танцев. На нее шикнули. И тут Владимир снял трубку.
– Да? – послышался его глухой голос.
– О, Владимир Игоревич, добрый вечер! Это Нина из «Мира Элитной Мебели». А мы тут думаем, нужен нам танец в третьем действии или нет?
– Из какого вы мира? – спросил Владимир. Ядвига оттеснила Нину и взяла управление на себя:
– Владимир, это Ядвига. Ты где? Можешь говорить?
– Дома я.
– Хорошо. Тогда ответь мне на один вопрос по спектаклю.
– Не могу.
– Почему это?
– Ядвига, извини, я очень плохо себя чувствую. И еще хуже соображаю. Давай не сегодня.
Длинные гудки. Немая сцена. Сама Ядвига потеряла дар речи: кто-то посмел повесить трубку, не попрощавшись с ней, не ответив на ее вопрос? И не просто абстрактный «кто-то», хам и червь, а Виленин, который у нее уже по струнке ходил!
– Я сразу поняла, что он заболел, едва он ответил! – заявила одна из княжон. – Вот когда такой голос у человека – то это сразу ясно.
– Кто заболел? – спросила пробегавшая мимо Ульяна.
– Да режиссер наш! Лежит дома, говорить не может! – был ответ.
– Вы извинились перед ним?
– Не успели. Он вообще совсем никакой!
– Надо было все равно извиниться! – всплеснула руками Ульяна.
– Перед кем надо было извиниться? – выглянул из своего кабинета печальный Горюнин.
– Перед ним! Он из-за нас заболел! Наш режиссер, Владимир Игоревич! – крикнула Ульяна.
Открылось еще несколько дверей.
– Заболел? Кто? – спросили друг у друга Эдуард Петрович, компьютерный гений Федя и Сапелкина-жена.
– Режиссер заболел! – отвечал Горюнин. – Лежит дома, рукой-ногой пошевелить не может!
– Да вы что? Прямо вот ни рукой, ни ногой? – воскликнула Сапелкина – а сама уже тянулась к мобильному телефону.
– Десять минут прошло, – абсолютно невозмутимым тоном сказала Ядвига. – Вернемся к нашим занятиям.
Княжны шумною гурьбой поспешили за ней. Рабочих в репетиционной уже не было: теперь они что-то сверлили за стенкой.
Едва только Ядвига включила музыку, как дверь распахнулась. На пороге стояла Евлампия Феликсовна.
– Значит, заболел? – спросила она. – Интересно чем?
– Мы ничего не знаем, он повесил трубку! – за всех ответила Нина.
Чуть не сбив завкадрами с ног, в репетиционную влетела Елена.
– Это правда, что ли? – гаркнула она. – Всем здрась-те, кого я не видела, извините, Евлампия Феликсовна. Так что там с нашим режиссером???
– Говорит, что заболел, подробностей не знаю, – повторила Нина.
– Я слышал, что Владимира Игоревича увезли в бо ль-ницу? – отодвигая женщин, ввалился в помещение Компетентный Борис.
Через пять минут в сборе была почти что вся труппа.
– Мы вам не мешаем тем, что у нас тут репетиция танца? – поинтересовалась Ядвига.
– Да мы сейчас уйдем, – заверил ее Эдуард Петрович, ища глазами Ларису. – Просто надо же знать, что там с нашим режиссером. В какой он больнице, например. Не нужна ли помощь.
– Да дома он лежит, а не в больнице. Плохо человеку. Может быть, выпил лишнего, – сказала Ядвига. Да, пожалуй, он был очень пьян. Только этим можно объяснить его поведение.
– Это мы его вчера довели, мы виноваты! – заявила Ульяна. – Разве так можно было?
– Мы – это я, что ли? – глядя на нее сверху вниз, уточнил Борис Станиславович. – Так прикажешь понимать?
Ульяна струхнула и поспешила затеряться в толпе.
– А ты считаешь, что нормально с ним разговаривал? – ответила вместо нее Евлампия Феликсовна. – Тебе понравится, если я тебе чаевые начну совать?
– Он первый про штрафы начал, – заюлил директор по производству.
– А давайте вот что, – вышла на середину Елена, – давайте не будем выяснять, кто в чем виноват, а просто сейчас к нему все поедем. Поможем, если помощь нужна. Ну и вообще, поддержим.
– Извинимся! – вторила Ульяна.
– Извиниться – это правильная мысль, – ввернула Сапелкина-жена. Муж ее согласно кивнул.
– Вот вы тогда за меня извинитесь, – нашел выход Борис Станиславович. – Скажите, что я текст уже записал на диктофон. Слушаю в пробках. Кое-что запомнил. Ну и так… объясните, как вы умеете, что я не со зла.
И потихоньку улизнул.
– Если танцы на сегодня закончены, то я еду домой, – объявила Ядвига.
– Вам разве не жалко Владимира? – удивилась Нина.
– А ему разве станет лучше от того, что я к нему заявлюсь во главе вашей делегации? Вы бы хоть позвонили, предупредили. Может быть, человек там лежит в пижаме, грязный, небритый.
– Голодный, холодный, в нетопленой лачуге! – дорисовала картину Елена. – И не может даже сходить за лекарствами или чаю себе заварить. А тут приедем мы и все устроим.
– А с чего вы, вообще, все взяли, что он болен? – спросила Ядвига.
– Так он же сам… И голос такой был… – начали было княжны.
– Не верьте голосу артиста. А вдруг болезнь его – мнимая, и это такой трюк? Такой способ привести вас в чувство, чтоб не смели больше хамить режиссеру?
– Вы, вообще, на чьей стороне? – тихо спросила Ул ья на.
– Я, котик, на стороне здравого смысла. И я тут одна.
– Если это такой способ – то мы тем более должны поехать, – сказала Елена. – Чтоб он увидел, как мы привелись в чувство.
– Воля ваша, господа, – презрительно улыбнулась Ядвига, – а я – домой.
– А можно мы поедем к режиссеру? – робко спросила одна княжна.
– Наша репетиция окончена. После окончания танцкласса я за вас не отвечаю. Или вы думаете, что я вас всех удочерила? Езжайте куда хотите.
За Ядвигой закрылась дверь. Горюнин выскользнул следом – не очень-то на него и рассчитывали.
– И как мы к нему поедем? – вдруг спросила Евлампия Феликсовна. – Кто-то был у него уже?
Все промолчали. И Ульяна – тоже. Если честно, она в тот раз не запомнила даже название улицы.
– А вы нам скажете, – нашлась Елена. – В отделе кадров должен быть адрес.
– Я не разглашаю личную информацию о сотрудниках! – строго отвечала Евлампия Феликсовна.
– Даже для пользы сотрудников? – удивился Эдуард Петрович.
– Ни под каким видом!
– Я разглашаю! – сказала Нина. – Когда у меня лежал виленинский договор, я на всякий случай переписала его адрес. Мало ли – послать курьера. Ну что, едем?
Договорились быстро собрать вещи, запереть кабинеты и встретиться внизу, на стоянке. По пути княжны захватили в плен Таира, и он, хочешь не хочешь, присоединился к спасательной экспедиции.
Охранник мебельной парковки поднял шлагбаум и выпустил на улицу целую кавалькаду. Впереди ехала Елена. На штурманском месте устроилась Нина, вооруженная картой и адресом, сзади сидели Ульяна и Федя. Следом двигался экипаж Эдуарда Петровича, в который, на зависть прочим княжнам, была допущена только Лариса. Под номером три стартовала Евлампия Феликсовна с супругами Сапелкиными. Замыкал процессию складской фургончик. За рулем сидел Таир, а в грузовом отсеке тряслись княжны, которым нигде больше не хватило места.
Елена мчалась вперед, и все светофоры тут же переключались на зеленый, и другие автомобили сторонились, чтоб дать ей дорогу. «Налево. Теперь направо, – командовала Нина. – Нужный дом должен быть вот тут… Вот, угловой».
– Справа въезд во двор, – указала Ульяна. – Теперь сюда. Мимо помойки, вон к тому зеленому гаражу. Вот. Около этого подъезда.
Елена лихо припарковалась.
– Ну, ребята, ждите остальных, а я пойду предупрежу его, – сказала она.
– Тут так холодно! – жалобно сказала Ульяна.
Читать бесплатно другие книги:
