Князья Эльдорадо Лошаченко Владимир
Двадцать три вымпела решили разделаться с шустрым «голландцем», остальные десять остались в охранении флотов. «Россия», сохраняя выбранную дистанцию, произвела залп одним бортом и тут же, повернувшись на месте, вторым. Из шестнадцати выстрелов – тринадцать в цель. Последний снаряд тоже попал в «испанца», но не разорвался – впопыхах не выставили трубку, и он пробил испанскую каракку насквозь. Первый залп был исключительно шрапнелью – матросов, находящихся на верхней палубе, будто стальным веником, смело с корабля, оставив кровавые следы, фрагменты тел и изодранные паруса. Второй залп фугасом принес испанцам первые потери. Взорвалось пять кораблей, а всего вышло из строя семнадцать.
Адмирал Мигель де Гевара и его окружение погибли в числе первых. Дав испанцам время на спасение находящихся в воде экипажей и подход остальных десяти военных галионов, голландский капер вновь поднял сигнал о сдаче, но гордые испанцы предпочли самоубийственную атаку и даже бесполезную из-за большой дистанции пушечную стрельбу. Упрямство – вывеска дураков. Видимо, они не знали такой поговорки, за что и были жестоко наказаны. Последующее избиение военно-морских сил Испании остудило горячие головы. От тридцати трех военных вымпелов на плаву остались лишь восемь, остальные по частям затонули в Атлантике.
Оставив галионы испанцев подбирать из воды своих матросов и зализывать раны, «Россия» в считаные минуты оказалась перед объединенным флотом. Сорок пять тяжело груженных кораблей сгрудились в одно стадо, но и среди них нашлись трое «отморозков».
Три идальго решили показать «ху из ху» – на них меткие канониры-каперы и потратили пять снарядов. Подойдя к скопищу кораблей, высадили две досмотровые команды по пятьдесят человек. Они быстро навели порядок среди этой несговорчивой публики, расстреляв несколько грубиянов. Абордажные команды остались на испанских судах до конца плавания. На двенадцатый день испанский флот под надзором «России» встал на рейде Амстердама.
Выгрузка трофеев заняла месяц. Одного золота, серебра и драгоценных камней насчитали на двадцать четыре с половиной миллиона золотых гульденов. Остальных товаров – сахара, кофе, пряностей, табака, меди, различных красителей – на семь миллионов. Трофеи сгружались в арендованные портовые склады и тщательно пересчитывались. Из-за их неожиданного прибытия в Амстердаме поднялась паника. По выражению Юсупова, начался большой шухер. Еще бы, на рейде вдруг объявилась куча кораблей без флагов – кто такие, понимаешь ли. Хорошо, «Россия» подняла каперский флаг Нидерландов и зашла в порт успокоить голландцев.
В тот день, когда огласили размеры добычи, Кошкин с Юсуповым вмиг стали национальными героями Союза независимых провинций и получили адмиральские звания.
Неожиданно возник конфликт с Ост-Индской компанией – торгашей подвела жадность. Они хотели хапнуть двадцать пять процентов от честно добытых трофеев, но получили фигу. Морпехи кинули им с барского плеча десять процентов и пригрозили, что если компания не перестанет ныть, то заберут и это.
Голландцы живо заткнулись.
Экипаж «России» встречал весь город. До сего времени ни один капер или пират не мог похвастать такими знатными трофеями. Захватить сорок пять призов и такую массу денежек во всей истории мореплавания не удавалось никому. Двадцать четыре с половиной миллиона золотых гульденов – это не комар чихнул – сумма весьма приличная. После оприходования всех ценностей, морпехи погрузили все испанские экипажи на пять судов и под охраной «России» отправили на родину. Тридцать кораблей выставили на продажу, оставив себе десять.
По случаю возвращения из долгого морского похода, в усадьбе дали банкет, длившийся три дня. На нем блистала пани Ядвига в новом сногсшибательном платье с глубоким декольте – красавица мягко, но настойчиво тащила Илью под венец. Тем более Анна открытым текстом заявила Юсупову:
– Хватит тебе порхать, пора остепениться. Она тебя любит по-настоящему, женись, не будь дураком.
Илья пригорюнился ненадолго и в конце третьего дня празднества сделал полячке предложение. Венчание и свадьбу назначили на первое января 1628 года, после чего морпехи отправлялись во Францию добывать графские титулы.
Несмотря на надутые губки пани Ядвиги, шестого января Кошкин с Юсуповым на «России» ушли к Ла-Рошели. Прибыв на место, застали безрадостную картину во французском оккупационном корпусе: солдаты мокли под хлопьями мокрого снега в траншеях и проклинали как своих командиров, так и гугенотов.
Пришедший корабль под союзным флагом Нидерландов после некоторых препирательств французы запустили в бухту рядом с осажденным оплотом кальвинизма. Морпехам пришлось потратиться на взятки в десять тысяч золотых гульденов только для пятиминутной аудиенции.
Ждали кардинала, тот отъезжал по делам в Париж. Наконец, в первых числах февраля встреча состоялась. Кардинал Ришелье оказался весьма суровым и недоверчивым человеком – морпехи продемонстрировали результаты стрельбы из стопятидесятимиллиметровой пушки, привезенной с собой. Вернувшись с импровизированного полигона и попивая горячий глинтвейн, Ришелье поинтересовался у чужеземцев, что они хотят в награду. Услышав ответ, слегка призадумался: «Графские титулы – мелочь, а вот остальное… В конце концов, речь идет не о продаже куска Франции, а всего лишь об аренде, правда, на девяносто девять лет».
Переговоры длились два дня и завершились полным удовлетворением сторон. Французская госказна получила один миллион золотых гульденов, столько же – сам кардинал Ришелье, а Кошкин с Юсуповым стали графами, плюс арендаторами ста квадратных километров территории Франции на побережье Бискайского залива, на правом берегу реки Адур, недалеко от города Байона.
Ришелье здраво рассудил:
– Деньги не пахнут, и казне постоянный достаток. А то, что они объявят территорию нейтральной зоной, пусть болит голова у чужеземцев. Взяв три дня на подготовку, морпехи занимались одним делом – втолковывали командирам полков, когда идти в атаку и брать штурмом крепость.
Историческое событие состоялось одиннадцатого февраля 1628 года. После четырех выстрелов орудиями от главных ворот Ла-Рошели остались одни лохмотья, и под звуки сигнальных труб и ругань сержантов французы гурьбой ринулись в атаку. Для поднятия настроения солдат Кошкин приказал канонирам дать залп по всем башням крепости. После каждого взрыва – облако пыли, песка и град каменных осколков. Все это довольно эффектная картина, но не эффективная. Многометровые стены башен мало пострадали, зато моральный дух французской армии поднялся на небывалую высоту. Полки, шедшие под барабанный бой, сомкнув шеренги, выступили колоннами, но при приближении к крепостным стенам не выдержали и побежали, выставив перед собой мушкеты. Через час над Ла-Рошелью взвился флаг с лилиями.
Вечером на праздничном пире кардинал Ришелье лично представлял новоиспеченных графов крупным военачальникам армии.
Кошкин с Юсуповым оказались героями дня. Одно лишь омрачало веселое настроение морпехов – французы нагло домогались стопятидесятимиллиметровой пушки, предлагая немыслимые деньги. Еле договорились – пришлось соврать, что это экспериментальные образцы.
Погулеванив пару дней, засобирались домой. С кардиналом, фактическим правителем Франции, расстались добрыми друзьями. Ну дак за такие деньги…
На обратном пути штормило, перевели дух только в порту Амстердама – судно потребовало изрядного ремонта. После трехдневного отдыха экипаж вместе с нанятой бригадой плотников-корабелов принялись обхаживать «Россию». Сотня абордажников вернулись в казармы, выделяя ежесуточно по три десятка бойцов для охраны трофейных призов и собственного судна, пресекая происки любопытных конкурентов.
По случаю удачного завершения кампании, новоявленные графья дали большой банкет в «Русской усадьбе», как давно ее прозвали голландцы.
В числе гостей было много новых знакомых, присутствовали все офицеры экипажа во главе с капитаном Хендриком де Роде с супругой. По настоянию Кошкина, за столом также пировали офицеры-канониры тсонго Самора и Нунга.
На робкое замечание супруги, не вызовет ли это инцидента с другими гостями, Кошкин ответил, что тогда они могут идти в задницу. Правда, озвучил свое пожелание в более мягкой форме. Анна его поддержала.
Прибывший по приглашению молодой Рембрандт порадовал хозяев, преподнеся большой поясной портрет Анны. Шедевр – ничего не скажешь. Ну дак кто писал! Художник сообщил, что месяца через три закончит их групповой портрет. Кошкин хотел тут же рассчитаться за первую работу, но Рембрандт мягко отклонил, да и жена шепнула несколько слов. Ну да, гостю тащить тяжелое золото с пиршества как-то не с руки. Хозяин записал адрес и заверил:
– Завтра в десять часов утра деньги доставят вам, не беспокойтесь. Отдыхайте, веселитесь, будьте как дома.
На хорах наигрывал оркестр, гости, сидевшие за столами, кричали хозяевам «Виват!» и осушали кубки в их честь.
Кулинарные изыски радовали глаз – чревоугодники в предвкушении давились слюной, и через какое-то время в зале стало непринужденно и весело. Праздник катился по накатанным рельсам. Голландцев в этот вечер напоили до изумления и поросячьего визга. Гекконы не в силах смотреть на такое непотребство, свалили пораньше и затерялись в глубине особняка.
Следующие два дня банкета прошли спокойнее и в неполном составе гостей. Тридцатого января 1628 года в семье Кошкиных произошло событие – у них родился сын, которого по обоюдному согласию назвали Георгием. Впрочем, с детства прижилось имя Гоша.
Иван, конечно, радовался рождению ребенка, но отцом пока себя не ощущал, о чем с тревогой делился с женой. Та его успокоила, дескать, все придет со временем, и оказалась, как всегда, права.
Посидев с неделю возле своей ненаглядной и убедившись, что ее здоровью ничего не угрожает, а маленький Гоша с аппетитом сосет грудь мамы и спит сутками, Кошкин занялся текущими делами. Во-первых, бросили с Юсуповым клич среди строителей о больших заработках в начале весны.
Они рассчитывали взять с собой во Францию не менее двухсот пятидесяти специалистов, а неквалифицированную рабочую силу набрать в Германии. Также планировали привлечь молодежь в рекруты. Для охраны замков и своей территории понадобится не менее двух полков. С местными пейзанами, которые должны осуществлять продовольственную программу, решили разобраться на месте.
При нормальной оплате крестьяне просто будут заинтересованы кормить обитателей замков и солдат. Убив два дня на четкую проработку весенней кампании, Юсупов подался в мастерские. Стрелковое оружие и пушки требовались в срочном порядке. Кошкин, получив деньги за проданные суда, распределил остальные трофеи: некоторую часть трофеев оставили себе, другую продали на бирже, а третью часть погрузили на оставшиеся десять испанских кораблей.
В конце февраля Кошкин на «России» возглавил караван, идущий в Московию. Неугомонная троица постановила материально помочь предкам и отправила не только заморские диковинные товары, но и восемь миллионов золотых гульденов, три из которых предназначались церкви.
В последний момент Анна настояла, и Юсупов также вошел в состав делегации. Все логично – правители Московии наверняка в благодарность пожалуют титулы и другие награды, потому мужики должны быть там вдвоем.
Особых трудностей с караваном не возникло, кроме одной – в экипажи кораблей с большим трудом удалось нанять минимум народу и то благодаря капитану Хендрику де Роде. Огибая всю Скандинавию у мыса Нордкин, попали в шторм, потом целый день собирали раскиданные непогодой корабли. Слава Богу, обошлось без потерь, только на одной каракке волной смыло матроса за борт.
На одиннадцатый день плавания вошли в Двинскую губу и встали у Архангельска. На их счастье, зима в этом году стояла довольно мягкая, не ниже минус пятнадцати градусов. Кошкин с Юсуповым развили кипучую деятельность, обеспечивая экипажи тулупами и валенками. Они мотались по городу и окрестностям, собирая в обоз сани с возницами. Всего удалось арендовать сто четырнадцать транспортных средств и через неделю, перегрузив с кораблей товары и золото, тронулись в путь. Для охраны обоза взяли сотню абордажников – морскую пехоту.
Передвигаясь в основном по льду рек, через месяц, наконец, достигли Первопрестольной.
Кошкин, мгновенно сориентировавшись в обстановке, вышел на постельничего, боярина Ухова. Сунув ему толику денег, добился аудиенции в ближайшее время, шепнув боярину, что казна царская с их прибытием изрядно пополнится. Фактический правитель Московии – патриарх Филарет – сразу почуял запах больших денег и немедля приказал принять знатных иноземцев.
Ну, что сказать за нынешнюю Москву? По сравнению с тем, что видели морпехи в Европе и Южной Америке – довольно-таки захудалый городишко. В центре, правда, Кремль и несколько каменных домов, а в остальном – хаотично разбросанные домики. Хорошо, по зимнему времени более-менее чисто – снег все скрадывает. У Кремля суетился служилый народ, бегали подьячие и писцы; важно вышагивали, задрав морду в небо, бояре в горлатых шапках в окружении ближних холопов.
– Полюбуйся, командир, вот она спесивая Русь боярская, – пихнул Кошкина Юсупов.
– Да уж, хари малоприятные, – согласился он. – Ну хрен с ними, сдадим золотишко с хабаром в закрома Родины – и алга.
– Точно, домой хочу, к Ядвиге, в Амстердам.
– Окстись, Илья, чего мелешь, с какого перепугу Голландия – дом родной?
– Да я так, к слову, – приуныл Мачо.
– Хорош кукситься, день-два и отвалим. Пошли.
Кошкин, прижимая к себе объемистый ларец черного дерева, вылез из возка, путаясь в полах длинной шубы. Следом выскочил Юсупов, их сопровождали Самора и Нунга, одетые по случаю приема в парадную форму.
Обоз из ста четырнадцати саней под охраной забил всю Красную площадь. Собралась толпа любопытных, гадающих, что там на возах. Вокруг шныряли вездесущие мальчишки, толклись лоточники, нахваливающие свой товар.
– А кому сбитню?
– Вот свежайшие пироги с требухой.
Где-то в последних рядах поймали вора и устроили самосуд. В воздухе послышался животный визг, к месту происшествия спешили служивые стрельцы.
Иноземцев царь Михаил Федорович Романов принимал в своем дворце под руководством патриарха Филарета – ну куда же без него. Этот деятель прибрал к рукам не только церковную, но и светскую власть.
Кошкин с ходу оценил Филарета:
– Паскуда еще та, ну нам с ним детей не крестить.
Куча ближних бояр стояла по обе стороны от трона. Морпехи представились по всей форме, поклонились и преподнесли свой подарок. Серебристые топорики у рынд покачнулись, видимо, в волнении. Мачо внутренне усмехнулся.
– В два ствола они бы положили всю ораву с царем в придачу за минуту, да нет – меньше.
Ларец открыли – оттуда пыхнуло разноцветьем драгоценных камней. Рубины, алмазы, изумруды – все это горело и переливалось. Кошкин с удивлением увидел неестественно расширенные глаза Филарета.
«Э-э, братец, да ты корыстолюбец к тому же. Совсем плохой», – подумал он про себя.
Когда же озвучили сумму, пожертвованную в московскую казну, с некоторыми боярами стало плохо, а у Филарета, судорожно сжавшего подлокотники малого трона, из-под ногтей проступила кровь. Иван обратился с просьбой к царю дозволить завезти в Кремль сани с золотом.
Естественно, получил положительный ответ.
Часть обоза проехала за кремлевскую стену. Бояре, не выдержав, бросились прочь на улицу. Царь с Филаретом последовали за ними. Во дворе по знаку Кошкина охрана из абордажников снимала с саней сундуки и мешки, после чего открыла тару. Вид такого количества золота плохо подействовал на государевых людей: двое бояр упали без чувств. Морпехи только посмеивались. Пустой транспорт удалили, зашли сани, груженные разным товаром. Абордажники загрузили и это. Вся территория Кремля оказалась забита сундуками, мешками, рулонами меди.
Филарет отдал нужные распоряжения, и дьяки принялись за опись и подсчет денег и имущества.
Романов-младший дал обед в честь Кошкина и Юсупова. На нем морпехам пришлось ответить на множество вопросов, делясь дозированной информацией. Пир продолжался до позднего вечера под зажженные свечи. Через день их вновь пригласили в Кремль – предстояла «раздача плюшек и пирожков с повидлом».
Морпехов пожаловали боярскими титулами с вручением грамот, а также немалыми землями в районе Белгорода. Причем открытым текстом дали понять – все земли, ими освоенные в Малой Руси, останутся навечно в их владении.
На обратной дороге в иноземную слободу Илья весь извертелся, шипя и плюясь, словно рассерженный кот:
– Какие все-таки паскуды, эти Романовы. Одарили земелькой называется, она сейчас то ли казакам, то ли литвинам принадлежит. Свое кровное, заработанное непосильным трудом, отвоевывать придется.
– Ага, – отозвался молчавший до сего времени Кошкин. – Магнитофон заграничный, пиджак замшевый… три штуки…
Мачо, сначала выпучивший глаза, захохотал и чуть не вывалился из возка в сугроб.
Дошло, что Кошкин вспомнил комедию «Иван Васильевич меняет профессию».
– Командир, ты обратил внимание на Михаила?
– Царь как царь, – Кошкин пожал плечами. – На вид болезненный и мягкотелый, соответствует историческим хроникам.
– Да я не о том. Ты заметил на его голове царский венец?
– И что?
– А то, что большой царский наряд ювелиры пока не сделали. В комплекте должна быть еще держава и скипетр. Наши камешки ой как пригодятся, вовремя мы подъехали.
– Да уж, оставим след в истории.
– Га-га-га.
На следующее утро архангельский обоз покинул Москву. Дорога меж снегов по льду рек получилась настолько нудная и однообразная, что и описывать ее не стоит. Весна потихоньку отодвигала плечом зиму. На солнышке подтаивал снег, темнея и становясь более рыхлым. Ожили разные пичужки, радостно приветствуя своим чириканьем смену сезона. Ближе к Архангельску зима еще прочно держала позиции – сугробища выше верхоконного.
Два дня загружали разные припасы, прикупленные товары и гостинцы на «Россию», шесть судов набили лесом, три – пшеницей и рожью.
В начале марта вышли в Белое море и, огибая Кольский полуостров, двинулись вдоль Норвегии. За мысом Нордкин случилось с ними занятное происшествие.
Кошкин с Юсуповым играли в каюте в шашки на щелбаны. Проигравший очередную партию Мачо перехватил руку Кошкина:
– Погодь, командир, потом нащелкаешь. Выйдем на мостик.
Вышли. Илья указал на появившийся у горизонта большой остров.
– Чую, засада нас ждет – две посудины. Не иначе пираты.
Кошкин охнул:
– Ну елки!
Рявкнул капитана:
– Бей тревогу, пираты за островом. Значит, так – одно корыто топим, второе берем на абордаж.
Де Роде молча кивнул, и через мгновение раздался звон рынды – матросы забегали, словно наскипидаренные. Зашебутились канониры – на второй палубе уронили снаряд, послышалась ругань Саморы.
– Илья, пойдем переоденемся. Не знаю, как ты, а я лично хочу поучаствовать в абордаже. Да и морпехов наших пора в реальном деле попробовать.
– Иван, я только за, – и Юсупов, крутнувшись на пятке, исчез в своей каюте.
Остров назывался Магерейа. Пираты выскочили из-за него внезапно. Шведы, видимо, давно здесь промышляли и имели большой опыт по части грабежа, судя по их действиям.
Синхронно разойдясь, они взяли «Россию» в клещи. Де Роде скомандовал в жестяной рупор: «Правый борт, два фугаса. Огонь!». Бабахнули орудия. Один перелет, второй снаряд явно попал пиратам в пороховой погреб. Раздался мощный взрыв, от корабля остались лишь нос и корма, которые моментально затонули.
Морские грабители быстро пришли в себя, пошли на сближение. На борт «России» со стуком упали штурм-трапы. Головорезы Никиты Тверского приготовились к абордажу, правда, весьма своеобразно. С десяток лучших стрелков выступили вперед с берданками. Абордажники стояли на полусогнутых ногах, держась за леера и концы тросов. Есть касание, глухой удар потряс судно. Послышалась команда: «Огонь!» Полыхнул залп, затем второй, третий. Воины передавали стрелкам заряженные винтовки. Шведы отхлынули от борта. Палуба пиратского корабля в крови. Куча трупов. Еще один залп: «тррах-тах-тах», бухнули берданки, сметая все на своем пути.
Никита Тверской подал команду: «В атаку!», – и его подопечные, побросав винтовки, схватились за короткие абордажные сабли и боевые топоры. Многие в другой руке держали револьверы.
Многоголосное ура раздавалось в воздухе, причем что интересно – орали на русском языке, хотя в команде абордажников представителей Московии, кроме командира, не было.
Вместе с первой волной атакующих метнулся и Кошкин. Мачо кинулся в атаку в районе кормы. Шведы сдаваться не собирались, невзирая на большие потери – погибло не менее трети экипажа, – и с ревом бросились на противника.
На палубе закипела жестокая схватка. Звон железа, перемежаемый револьверными выстрелами, раздавался на фоне крика и проклятий. С первых секунд Кошкин почувствовал небывалый приток адреналина и необычайную легкость организма. Приземлившись с двухметровой высоты, а борт пиратского судна оказался гораздо ниже их борта, экс-майор на миг лишился дара речи. Из стоявшей напротив него толпы пиратов с мушкетами наготове раздался залп.
Тело тренированно рухнуло оземь, а затем начались чудеса – через минуту-другую дула мушкетов полыхнули огнем, и из них, словно ленивые шмели, нехотя вылетели пули. Они двигались столь медленно, что у майора хватило времени сообразить – его скорость передвижения на порядок больше, чем у остального народа. Поднырнув под стайку свинца, Кошкин чиркал саблей по шеям пиратов, ощущая себя мухой в киселе.
Воздух стал упругим и вязким. Собственно, вся схватка длилась не более пяти минут реального времени. Из семисот человек пиратского экипажа в живых осталось не более сотни. Шведский капитан погиб в числе первых, как и его офицеры, после второго залпа абордажников.
Из команды «России» погибло семь человек и было пятнадцать раненых. Кошкин получил легкий ожог правой кисти, впрочем, как и Мачо. Пленных решили отпустить, посадили в шлюпки и отправили к острову. После досмотра пиратское судно затопили, взорвав крюйт-камеры.
Приняв душ и переодевшись, друзья встретились в кают-компании за рюмкой водки. Обсудив новые проявления паранормальных способностей, вспомнили, что Анна в свое время их об этом предупреждала. Так что особо переживать не о чем. Плотно пообедав и выкушав некоторое количество сорокаградусной, разошлись по каютам отдохнуть. Спали сутки – организмы восполняли потерянные жизненные силы.
Встав, налопались от души и снова на боковую. Окончательно пришли в себя лишь на третий день.
Дальнейшее плавание особых сюрпризов не преподнесло. Умерло двое тяжелораненых – похоронили в море.
Пройдя Норвегию, в Северном море попали в шторм: трепало сутки, а через три дня подошли к Амстердаму. Весть о прибытии корабля быстро дошла до усадьбы – Анна с сыном и Ядвигой в экипаже в сопровождении десятка конной охраны тут же выехали в порт. Прибыв, обнаружили на пирсе плотную толпу встречающих экипаж – родственников и друзей.
Кошкин и Юсупов в богатых длиннополых шубах и горлатых шапках торжественно сошли на берег. Вслед за ними команда Никиты Тверского несла гостинцы и подарки. Весь день из «России» выгружали невиданные товары: пушнину, пеньку, мед.
В первый день, приняв баню, парни отсыпались, миловались с женами, а на другой день закатили пир по случаю возвращения и пожалованных боярских титулов. Гулеванили недолго, всего два дня, так как дел накопилось невпроворот.
Илья закопался в мастерских, взялся всерьез за обучение токарей, заодно конструировал сверлильный станок для оружейных стволов. Кошкин загнал «Россию» на верфь для килевания и мелкого ремонта. Экипаж, получив жалованье, отправился в отпуск.
На семейном совете постановили – набрать в Германии рекрутов для создания двух полков. Нейтральную территорию, которой предстояло превратиться в Клондайк, следовало защищать. В том, что найдутся плохиши, которые позарятся на их богатство, сомневаться не приходилось. Кошкин рекрутов взял на себя и через десять дней с небольшим обозом и отрядом всадников числом пятьдесят человек двинулся к немцам.
По заказу Анны и предоставленным ею чертежам две артели краснодеревщиков трудились над изготовлением семи колес рулетки. Сам Рембрандт выписывал игральные карты для новой колоды. Анна задала современные размеры карт – ныне существующие были громоздкими и слишком неудобны в игре. Художник с работой справился быстро – ему не терпелось закончить семейный портрет супругов Кошкиных. Теперь он писал младенца на руках Анны.
Мачо тоже сделал ему заказ – ну дак семейный человек, по статусу положено.
Кстати, благодаря Кошкину молодой Рембрандт оказался завален заказами на два года вперед. Морпех сделал в свое время ему неплохую рекламу. Все правильно, не должна гениальная творческая личность перебиваться коркой хлеба и кружкой воды в день.
Анна нашла искусного резчика по кости – он точил для нее несколько комплектов игральных костей из моржовых клыков.
Ядвигу, чтобы не бездельничала, запрягли за разработку обмундирования для будущих полков. Творческий процесс настолько захватил пани Ядвигу, что Илье приходилось буквально за руку вытаскивать ее из Дома саржи. Нашли толковых дизайнера и портного, вот они втроем и мороковали над мундирами. И весьма плодотворно. Через месяц Ядвига представила на суд три альбома с эскизами. Один из вариантов получил всеобщее одобрение и был запущен в производство. Мундиры стали шить в Амстердаме на десять тысяч человек.
Кошкин всех рекрутов повел пешим ходом во Францию, здраво рассудив, что так будет быстрее и выгодней.
В начале мая в порту грузились суда, и пятнадцатого числа караван из десяти трофеев во главе с «Россией» отправился на юг Франции.
Корабли везли не только артели строителей – около пятисот человек, но и различные припасы, инструменты, железо, медь, свинец, орудия и стрелковое оружие. Также всевозможные станки и большие палатки, обмундирование, семена злаков, картофеля и томатов. И самое главное, в двадцати сундуках – тридцать миллионов золотых гульденов.
Кошкин прислал письмо, в котором сообщал, что ему удалось завербовать одну тысячу двести сорок крестьянских семей – всего сорок пять тысяч триста двадцать четыре человека. Поскольку в германских княжествах разор и война, люди с охотой откликнулись на смену жительства. Правда, Кошкину пришлось дать отступного местным барончикам – двадцать тысяч золотых гульденов. Те на радостях навязывали ему еще крестьян, но майор отказался. Обещался заехать через год. Вот для пейзан и загрузили каравеллы да каракки различным сельхозинвентарем и скотиной, причем всякой разной – от коров с лошадками до овец и свинюшек.
Глава 6
Женщины опять остались в особняке одни, но скучать некогда. Анна разрывалась между сынишкой и типографией – там печатали карты. Ядвига следила за выполнением заказа в Доме саржи – все-таки три комплекта обмундирования на десять тысяч воинов – это много. Кроме того, местные артели обувщиков тачали сапоги на два полка бойцов.
По всей территории Нидерландов шныряли торговые агенты Анны, закупая лошадей, – их требовалось не менее пяти тысяч. Жизнь в усадьбе била ключом, только успевай поворачиваться, но молодые женщины были довольны. Но сменить обстановку и покинуть промозглую Голландию – желание общее. Да и чего греха таить, далее смотреть на пуританско-ханжеские морды голландцев просто надоело.
Внешним обликом напоминающие святош, дома такое откалывали… «Да пошли они на хрен с таким образом жизни», – это наиболее мягкое выражение Анны в отношении местных аборигенов. Ядвига подругу полностью поддерживала.
Первого июня 1628 года эскадра из десяти вымпелов во главе с «Россией» под нидерландским флагом осторожно вошла в устье реки Адур. Выслав вперед шлюпку с матросами для промера глубин, караван медленно пошел вверх по реке. Пройдя мимо городка Байона, остановился в пределах прямой видимости.
Конечная точка маршрута достигнута, вскоре началась разгрузка. Целых четырнадцать дней понадобилось экипажам на это мероприятие. Особенно долго возились с выгрузкой крупного рогатого скота и лошадей. Для этого пришлось сооружать плоты-корабли – из-за глубокой осадки не могли подойти близко к берегу.
На холме за низким столиком сидели двое: граф Юсупов и архитектор Кейзер. Граф потягивал белое вино и легкомысленно покачивал ногой в блестящем черном сапоге, а архитектор работал в поте лица – на большой лист бумаги он наносил план местности. После того как Крейсер закончил, они с графом принялись обсуждать будущую планировку города, постоянно заглядывая в эскиз Анны и учитывая ее пожелания. Мужчины плодотворно трудились весь остаток дня, что привело к прекрасным результатам. Вчерне план города был готов. В прямоугольнике два на три километра уместились все задумки. Периметр десятикилометровой стены оснащался башнями для караульных и орудий с расчетами. Внутри города, у дальней стены, – два замка-дворца, между ними – глубокий пруд пятьдесят на пятнадцать метров. Предусмотрено место для фруктовых садов и цветочных клумб. Словом, маленький Версаль. От основного города замки отделены трехметровой стеной при солидной толщине в один метр. Казино и банк расположились неподалеку, тут же – здание будущей мэрии и полиции. Для охраны замков предусмотрены небольшие казармы на триста человек. Рядом с полицией – здание суда с небольшой тюрьмой всего на пять камер. Следом шла центральная площадь, а за ней – огромный рынок и последующие четыре короткие улицы, сплошь застроенные магазинами, гостиницами и ресторанами. Одна центральная улица пересекала повдоль весь город – она отделяла графскую часть от остальных построек. Дальше по плану – жилые дома горожан и площади под различные промообъекты. Пока намечалось три завода: оружейный, стекольно-фарфоровый и винодельческий. Анна замахнулась на производство элитных коньяков, водки высших сортов и, конечно, благородных вин, в чем мужчины ее горячо поддержали.
Мгновенно на равнине образовался лагерь из шатров и походных палаток, повсюду горели костры, вкусно пахло кашей и жареным мясом. Юсупов распорядился открыть несколько бочек вина. На каждого пришлось по половине большого ковша. Народ повеселел, впереди – постоянная и интересная работа, а главное – хорошее вознаграждение. Шутка ли, построить целый город – таким деянием можно гордиться.
Илья, проснувшись засветло, сходил до ветру, пнул в бок спящего денщика.
– Слей воды умыться, – и долго фыркал, плеща холодную воду на лицо и спину.
Пока денщик с заспанной рожей готовил на костерке завтрак, Илья, кликнув одного из тсонга, велел ему найти Нунга. Тот объявился через пять минут. Юсупов поставил перед офицером задачу, и невозмутимый негритос, взяв под козырек треуголки, отправился восвояси. Через полчаса из лагеря выскочило несколько небольших конных отрядов.
Архитектор вчера несколько озаботил Илью:
– Граф, нам нужны люди, много людей.
– Зачем? У нас же пятьсот строителей, – затупил Юсупов.
Крейсер заметил:
– Да, строители есть, но нам нужны землекопы и каменотесы.
– Сколько нужно? – выдавил удивленный Илья.
– Полагаю, общее количество не менее четырех тысяч.
– Ох, ешкин кот!
– Объем работ слишком большой. Боюсь, и столько не хватит, – озаботился Кейзер.
Юсупов внезапно разулыбался:
– Скоро Иван пожалует, он ведет уйму германцев. Вот, кто нам поможет.
– Ну хорошо, если так, – пожал плечами голландец.
– С каких построек начнем?
– Нужно найти место для деревни и построить пейзанам тысячу двести сорок домов.
– Берите себе толковых помощников и начинайте, да деревню постройте на берегу реки.
– Хорошо, граф, все ваши пожелания учту, засим дозвольте откланяться.
Через три дня благодаря богатым посулам набежало довольно много народу.
Ближе к набережной Бискайского залива обнаружили залежи гранита – две солидные горы. Недалеко от будущего города – два известковых карьера, брошенных по непонятной причине. Кейсер живо распределил эту ораву по карьерам, из своих строителей назначил старших. Строители в срочном порядке соорудили несколько десятков ломовых телег для перевозки гранитных блоков и известняка. Землекопы вовсю шуровали лопатами, копая ямы под фундамент городской стены и замков. Ввиду нехватки лопат и кирко-мотыг Юсупов занялся устройством плавильных печей и под временными навесами организовал производство шанцевого инструмента. Где-то спустя неделю количество землекопов и каменотесов достигло трех тысяч семисот шестидесяти двух человек, и народ продолжал прибывать, тем более после недельной щедрой оплаты, а через шестнадцать дней пожаловал Кошкин с большущим обозом и толпой немцев более пятнадцати тысяч человек. Пейзан сразу отправили в деревню, где для них отстраивали дома. Крестьянских семей оказалось полторы тысячи – пять тысяч двести двадцать человек. Кошкин сманил их надеждой лучшей жизни, причем он ни разу немчикам не соврал. Крестьяне получают земельные наделы в аренду и в качестве оплаты отстегивают хозяевам тридцать процентов урожая или приплода скота по осени. Остальное расходуют по своему усмотрению. По договору графы обязаны защищать крестьян, ведь те становятся подданными Кошкина и Юсупова. Кроме пейзан, майор завербовал около трехсот ремесленников: от кузнецов до ювелиров. Также к обозу прибилось двое купцов, везших товары первой необходимости, так называемые маркитанты. Ну и, конечно, девки – а куда без них? – целых три фургона щебетуний во главе с мадамой. Два полка рекрутов – по пять тысяч человек в каждом – встали неподалеку лагерем, раскинув большие палатки.
Еще одна головная боль – нехватка офицеров и сержантского состава. Один командир полка был – некий фон Рихтер, его Кошкин сманил жалованьем – двадцать желтяков в месяц. На другой полк решили поставить Никиту Тверского, присвоив звание майора, хватит ему в капитанах ходить. Сержантов и капралов набрали в абордажной команде – по пятнадцать воинов на полк. Взяли самых смышленых и зарекомендовавших себя в боевых схватках. Но все это будет потом. А пока друзья отдыхали за походным столиком, попивая местное вино.
– Илья, а пошто у той палатки усиленный караул стоит? – с ленцой спросил Кошкин.
– Дык, казна там, тридцать мильонов.
– Тогда понятно.
– Рассказывай, как стройка. Что из дома пишут?
– Кстати, тебе, командир, два письма от жены. Эй, Якоб, – крикнул он денщика. – Живо тащи мой сундучок.
Денщик метнулся в палатку. Вскоре Кошкин жадно вчитывался в родные строчки. Прочитав, не комментируя, сунул конверты за пазуху камзола.
– Что твоя Ядвига? Здорова ли?
– Ай, чего ей сделается? Давеча прислала письмо – понесла она, к осени папой буду.
Кошкин оживился:
– Вот за это стоит выпить!
Юсупов стал рассказывать, а денщик по его приказу принес из палатки копию плана будущей застройки города.
Кошкин долго его изучал, одобрительно хмыкая, а затем неожиданно внес весомую корректировку. Илье стало не по себе, он опростоволосился напрочь.
– Во-первых, необходима больница, на худой конец – поликлиника. Можем обозвать лазаретом или госпиталем – неважно. Затем школа – на фига нам безграмотное население. Ну, конечно, церковь и католический костел – с верой здесь строго, да и нужное для народа дело.
Мачо только обалдело хлопал глазами и медленно краснел.
– Не переживай, Илюха, ты ведь раньше города не строил.
Закончив со стройкой, Юсупов вспомнил о местном казусе.
– Ты представляешь, Иван, не прошло и двух дней с момента высадки, как к нам из Байоны пожаловал местный барончик с парой сотен конных бойцов.
– Ну и?
Илья осклабился.
– В ответ на беспочвенные претензии и выпады местного начальника сначала ткнул ему в морду жалованную королевскую грамоту, а потом разоружил хама.
В этом месте Мачо отчего-то сбился и закончил вовсе уже несуразно:
– Барон, вернувшись в свой замок в Байоне, помре.
– Ты охренел, Илья, зачем французика бить?
– Ай, да никто его не бил, – Юсупов передернулся. – Просто заставил его выпить штрафную кружку водки, ну он и выпал в осадок. Дома, не приходя в сознание, умер. Да кто знал, что французы такие хлипкие, – закончил расстроенный Илья.
– Значит, кысмет, – глубокомысленно заключил Кошкин. – Выпьем, тема закрыта.
В тот день, понятное дело, друзья стройкой не занимались. Спустя некоторое время Кошкин предложил объехать окрестные владения и заодно посмотреть карьеры. Юсупов идею поддержал, он и сам собирался в скором времени это сделать.
Сначала заглянули в деревню посмотреть, как устроились крестьяне. Выбранный староста – мужичок средних лет, пухлощекий немчик в куцем кафтане – доложил, что дела идут хорошо. Половина семей справили новоселье, заканчивают сев на полях. Картофель и томаты тоже посадили, но отношение к ним так себе – широкие массы эти овощи и корнеплоды считают за иноземную диковинку. Ничего, распробуют, и тогда картошка станет главным блюдом на столе бедноты.
Кошкин посоветовал сеять больше пшеницы и не забывать про рожь и овес. Вот в таком благостном настроении друзья отправились на карьеры, где его враз испортили. На известковом карьере дела шли туда-сюда, зато в каменоломне просто жуть – пыль, грохот, лязганье молотов о долото – это, так сказать, внешние факторы и их можно пережить. Но когда они обнаружили крайне низкий уровень КПД – один полутонный блок тесали неделю – то слов не было, одни матерки. Присев на обрубок бревна, Кошкин с Юсуповым мрачно наблюдали за каменотесами.
– Мы вряд ли доживем до конца стройки, – изрек майор.
– Во-во, умрем от старости, – поддержал Мачо.
Экспансивный Илья не выдержал и забегал кругами, потом остановился и хлопнул себя по лбу:
– Командир, я гений! Предлагаю гранитные блоки и известняк пилить фрезой. Заодно у речки лесопилку поставим.
– Погодь, Мачо, ты что, вздумал делать паровой двигатель?
– Да нет, на фига. У нас же два мощных энергозаряда с Аниного космического корабля. Сделаем электродвигатели, подведем ток от генераторов, разные шкивы для скоростей – и вперед!
– Молодец! Ведь можешь, когда захочешь! Тебе и карты в руки, – осклабился Кошкин.
От такой наглости Мачо потерял дар речи. Кошкин примиряюще поднял руки:
– На мне подготовка рекрутов и надзор за стройкой, годится?
– Ладно, годится, – и они хлопнули по рукам.
Прыгая в седло, Юсупов недовольно бурчал:
– Ну и жук ты, командир.
– На том и стоим, – жизнерадостно заржал.
Графы понеслись вскачь в расположение лагеря, за ними мчалась охрана.
Конец июня и весь июль Юсупов бился над поставленной задачей. Первым делом, просмотрев свой личный архив, среди чертежей различных станков нашел искомое, а именно – ТТХ волочильных станков для производства проволоки.
Его умельцы механики шустро изладили два станка и стали делать проволоку – тонкую медную для обмотки электродвигателей и генераторов, и покрупнее – стальную – на электромагистрали к карьерам и лесопилке. В свободное время Илья разрабатывал паровой двигатель к землечерпалке.
В районе будущего порта следовало углубить дно, чтобы морские суда могли подходить к пирсам. Это пожелание озвучил Кошкин, да и сам Илья понимал – выгода очевидная. Рабочие тем временем подготовили трехметровые столбы и накопали ям. Из местной глины налепили примитивные изоляторы, подвергшиеся затем термообработке. Станочники точили шкивы под будущие циркулярки и прочие пилы.
В середине августа запустили производство. Строительство сразу получило мощный пинок не ускорение. В готовых котлованах закладывались фундаменты сразу четырех зданий – двух замков, казино и банка.
Солдаты, занимавшиеся на плацу и полигоне воинскими науками, во второй половине дня рыли ров с остальными землекопами под фундамент внешней стенки, периметр которой в длину составлял десять километров. Кроме того, рыли котлованы под двадцать оборонительных башен, они будут располагаться через каждые пятьсот метров.
На берегу возвышались штабеля бревен, издавая непередаваемый запах тайги. Шесть бывших испанских кораблей в свое время загрузили в Московии лесом – сосной и лиственницей. Лесопилка работала днем и ночью в три смены – составленные в пакеты пилы неустанно превращали бревна в доски необходимой толщины.
С выгрузкой леса хватили лиха – оказалось очень муторным делом. Корабли разгружались прямо на рейде, ближе не подойти – мелко. Пачки бревен цепляли тросами к шлюпкам и буксировали к берегу, а там лошадьми затаскивали наверх. Но это семечки – адова работа оказалась на вывозке гранитных блоков из карьера. Лошади выматывались не хуже людей, и ничего не поделаешь, не будешь же тащить на помощь машину десанта из Амстердама.
В середине августа, оставив стройку на попечение Кейзера, Кошкин с Юсуповым на «России» и с испанскими судами отправились в Голландию. На это существовало несколько причин. Нужно забрать тсонга из усадьбы и отправить их в Африку, как обещали, а затем захватить готовое обмундирование для солдат, а то ходят черти в чем. Форма все-таки дисциплинирует человека. И наконец, проведать любимых жен – святое дело. Через две недели эскадра встала на рейде Амстердама. Немного задержались из-за мертвого штиля, парусники беспомощно стояли с обвисшими парусами. Юсупов бегал по палубе, топоча босыми пятками, и материл на чем свет стоит долбаную погоду. Кошкин его дружески охолаживал:
– Окстись, граф, давай лучше выпьем.
Читать бесплатно другие книги:
