Эромахия. Демоны Игмора Ночкин Виктор

— Credo, quia absurdum.[54]

— Нет, Ридрих, нет! Credo quia verum![55] Риллон прав, и у меня будет собственный замок, вот увидишь! — с деланным воодушевлением провозгласил Отфрид. Потом добавил тише, так, чтобы не слышали шагающие рядом солдаты: — Правда, сам он вряд ли получит графский венец.

Риллон остановил отряд за пару миль до лагеря королевской армии. Велел свернуть с дороги и располагаться на ночлег, а сам отправился разыскивать начальство. Возвратился капитан злой: к королю его не допустили, даже Мервэ не пожелал принять наемника. Некий дворянчик, имени которого Риллон не знал, приказал вести отряд в обход лагеря и расположиться между позициями роялистов и войском Лиги.

— Вот еще! — сердито рассказывал капитан. — Стану я гонять людей на ночь глядя туда и сюда по указке какого-то франта!

Риллону подали флягу вина, и капитан сделал богатырский глоток. Шумно выдохнул, смахнул с усов капли и продолжил:

— Я ему сказал, что сам знаю, где стать с отрядом и что делать. Нечего нам мешаться среди этих закованных в железо болванов!

Солдаты, собравшиеся послушать командира, одобрительно зашумели.

— Это верно, — поддакнул один из ветеранов, — мы всегда так поступали! К чему спешить?

Риллон снова отпил из фляги.

— Так вот, переночуем здесь, а завтра поглядим, чем заняться. Если начнется потасовка с Лигой, мы ввяжемся — и покажем бунтовщикам, каков отряд капитана Риллона в деле! А если драки не будет, то нам и в арьергарде местечко сыщется. Так-то!

Он запрокинул голову и вылил остатки вина из фляги в глотку. Красные струи потекли по румяным щекам на грязный воротник. Капитан допил, рыгнул и утерся рукавом. Оглядел собравшихся наемников.

— Ладно, — буркнул, — давайте, что ли, жрать… И глядите мне, шлюхины дети, чтобы в бою меня не опозорили!

Наутро в лагерь прискакал посыльный, совсем юный паж в новеньком камзоле с гербами и принялся истошно вопить, выкликая капитана. Едва солдаты, разбуженные криком, продрали глаза, появился другой кавалерист — с таким же поручением. Кто-то из приближенных Мервэ рассылал гонцов в такой спешке, что двое получили одно и то же задание. С рассветом лигисты большими силами напали на лагерь королевских войск и раздавили передовые части, не успевшие сплотиться для отпора. Хотя потери, понесенные роялистами, были невелики, в их стане началась неразбериха, и теперь маршал пытался навести порядок.

Вчерашняя запальчивость Риллона обернулась теперь мудрой предусмотрительностью — займи наемники позицию, указанную придворным щеголем, это они оказались бы жертвами первого натиска мятежников. Капитан, успевший с вечера основательно набраться, с трудом вылез из фургона, где спал, обнявшись с винным бочонком, и выслушал сбивчивые крики посыльных. Гонцы, перебивая друг друга, торопливо кричали, чтобы капитан вел своих людей в бой. Риллон зевал, чесал волосатую грудь под расстегнутым камзолом, кивал. Потом заявил:

— Мы выступаем. Доложите его величеству, капитан Риллон немедленно выступает, чтобы исполнить долг!

Тот гонец, что постарше, быстро заявил, что при дворе и так никто не сомневается в рвении господина капитана, а он, посланник, лучше останется здесь и проследит, как и что. Молоденький паж, прибывший первым, промямлил, что получил точно такое же напутствие, он тоже остается. Капитан оглядел обоих храбрецов, расхохотался и велел солдатам вооружаться. Обозные фургоны, принадлежащие отряду, сдвинули в круг, при них остался за старшего старик, что вчера советовал не торопиться, и с ним — десять наемников, таких же ветеранов. Остальные выстроились колонной и зашагали по тракту — навстречу им неслись звуки отдаленного сражения, все громче и отчетливей.

Сначала дорога шла сквозь заросли. Весенний лес выглядел пустынным и светлым — пока что листва не закрыла небо, сквозь причудливый узор ветвей косо били солнечные лучи, пели птицы. Птицам не было дела до двуногих, которые собрались убивать себе подобных…

У опушки капитан остановил наемников и велел приготовить пики. Копейщики выступили вперед, и отряд развернулся в боевой порядок. Чуть в стороне лежал лагерь роялистов, а сражение сместилось к югу — королевские войска перешли в контрнаступление и, похоже, уверенно теснили лигистов.

Наемники двинулись мимо лагеря. Шагали они скоро, капитан торопился принять участие в победоносном наступлении. Гонцы, привстав в стременах, осмотрели поле брани, потом переглянулись и в один голос объявили, что пора, пожалуй, им разыскать начальство и доложить, что поручение исполнено. Когда дело идет к триумфу, лучше оказаться на глазах командира. Наемники проводили пажей хохотом.

— Tellum imbelle, sine ictu,[56] — подмигнул кузену Отфрид, ухмыляясь своей новой холодной улыбкой. Он делал успехи, латынь давалась баронету очень легко. Слишком легко.

Вскоре стали попадаться первые убитые, большей частью кавалеристы. Основное побоище происходило правее, здесь же сшиблись конные отряды, высланные обеими сторонами, чтобы предотвратить обход с фланга.

Риллон отдал приказ развернуться вправо. Поле боя представляло собой слегка всхолмленную равнину, поросшую кустарником и небольшими деревцами, склоны бугров теперь усеивали неподвижные тела. Капитан отправил молодых, легких на ногу солдат на ближайшие возвышенности справа и слева — оглядеться, а сам повел отряд в теснину. С левого холма заорал разведчик — приближаются какие-то люди, немного. Пехота. Флагов над ними нет. Отфрид, хищно раздувая ноздри, протиснулся, растолкав копейщиков, вперед — он рвался в бой. Наемники сторонились, опасаясь оказаться поблизости от обрубленного клинка. Баронету не было дела до соратников — он вел себя так, будто один на этом поле.

Капитан прибавил шагу, чтобы снова оказаться впереди, но к Игмору и он не приближался. Несколько человек, бродивших впереди между мертвыми телами, при виде наемников пустились наутек и скрылись в тенистой лощине. Обычные мародеры, быть может даже не принадлежащие ни к тому, ни к другому войску, бродяги и отребье. Люди Риллона шагали дальше, не обращая внимания на двуногих стервятников. Вдруг те с воплями бросились обратно — следом за ними тяжелым галопом скакали всадники.

— Лигисты! К бою! — скомандовал Риллон, разглядев пестрые гербы приближающихся дворян.

Солдаты сомкнули строй и выставили пики. Рыцари, не меняя аллюра, растоптали незадачливых мародеров и понеслись к замершим наемникам. Первый дворянин налетел на стальные жала, опрокинул нескольких солдат, раненый конь поднялся на дыбы. Риллон обрушил на кавалериста длинный меч, скакавшие следом за господином латники пустили коней в проложенную сеньором брешь…

Остальные всадники осадили коней перед щетиной тускло отсвечивающих наконечников. Отфрид, растолкав копейщиков, вырвался из строя с занесенным коротким мечом. Чуть запоздавший Ридрих кинулся следом, а баронет уже двигался среди мечущихся кавалеристов, размахивая клинком. От каждого удара Игмора кто-то падал. Нападавшие еще не успели сообразить, что произошло, — как обычно. А когда сообразили, бросились скопом на Отфрида, Ридрих торопливо подбежал к родичу, увернулся от косо опускающейся палицы, наугад ткнул мечом, промахнулся… Отклонил неуверенный выпад, ухватил левой рукой за древко, рванул… Латник с воем вывалился из седла, меч Ридриха настиг его в падении. Тут Эрлайл краем глаза заметил нового противника, обернулся. Кавалерист, так и не нанеся удара, вдруг упал вместе с пронзительно заржавшей лошадью — Отфрид подрубил ей задние ноги.

Наемники тем временем снова сомкнули ряды и надвинулись, грозя выставленными копьями, на потерявших разгон всадников. Ридрих подбежал к родичу, они — спина к спине — отбивали удары проносящихся латников. Где-то совсем поблизости хрипло ревел Риллон, призывая солдат атаковать…

Конники, не выдержав натиска, повернули лошадей и поскакали в лощину, из которой только что вылетели галопом. Наемники следовали за ними несколько минут, потом остановились, чтобы наскоро обобрать убитых.

Затем отряд снова выстроился колонной и зашагал в обход заросшего кустарником бугра. Миновали возвышенность — и перед ними открылось поле сражения. В отдалении темной громадой высился Иргес, окруженный валами. На равнине перед замком разворачивали ряды многочисленные лигисты под разноцветными знаменами; уступающие числом королевские солдаты храбро атаковали.

— Ага! — взревел Риллон. — Вот они, мерзавцы, предатели! Бунтовщики! Бей Лигу! За мной!

Отфрид, уже с ног до головы покрытый красными брызгами, ухватил Ридриха за рукав, пятная чужой кровью, и сильно рванул, разворачивая вправо.

— Смотри! — закричал баронет. — Смотри на их левый фланг! Ты видишь?

Эрлайл увидел. Под сине-красным знаменем отдавал команды высокий чернобородый вельможа. Граф Оспер, их общий враг. Наемники двигались на соединение с левым флангом роялистов, Ридриха с Отфридом от графа отделяли несколько тысяч человек, убивающих друг друга…

В центре кипела схватка кавалерии — массы тяжеловооруженных всадников колыхались, двигались в такт, будто единый чудовищный организм, будто гигантский зверь, который катается по влажной земле, раздирает себя когтями, рычит и воет… и бьет в барабаны.

С обеих сторон неслись девизы, команды, крики боли и ненависти. Над полем развевались многочисленные знамена всевозможных оттенков — в целом зрелище было весьма внушительное и красивое, если, конечно, глядеть издали. Когда наемники приблизились к левому флангу роялистов, поле боя предстало совсем иным: тысячи ног сбили влажную землю, обильно политую кровью, в вязкую грязь, в топкое болото, где пехотинцы проваливались по лодыжки, а кони — по бабки. Роялистские арбалетчики пятились, расстреливая последние болты, никто не озаботился подвезти им запас. Немногочисленные копейщики то и дело бросались в контратаки, чтобы прикрыть собственных стрелков. Пехота Лиги наседала, стараясь добраться до арбалетчиков, а за спинами пеших маячили конные латники, уже выстраивающиеся для последней атаки. В центре роялисты как будто одолевали… но их правый фланг не мог продвинуться, так как на стенах Иргеса тесно, чуть ли не плечом к плечу, выстроились стрелки и пускали тучи стрел, едва войска короля пытались атаковать.

Отфрид ткнул кузена локтем в бок и выкрикнул:

— Давай убьем Оспера! Ты же этого хочешь? — И сразу, не дожидаясь ответа, побежал к перестраивающимся для атаки лигистам, размахивая кургузым клинком.

Ридрих, бормоча ругательства, бросился догонять, а за ним — остальные наемники. Капитану ничего не осталось, кроме как с бранью припустить следом — он не успел не только отдать приказ, но даже принять решение, а отряд атаковал многократно превосходящего противника…

Довольны были одни лишь роялисты: им наконец-то выпала передышка, и они воспользовались ею, чтобы отступить. Никто не верил, что менее двухсот наемников сумеют хотя бы отогнать лигистов. Зато Отфрида не смущало ничто: ни брань соратников, ни грозный вид врага. Баронет врубился в строй лигистов, и его натиск, как обычно, был стремительным и кровавым. Игмор размахивал мечом вправо и влево, с одинаковой легкостью круша щиты, латы и живую плоть. Должно быть, вид его перекошенного, залитого кровью лица был ужасен — лигисты пятились и пытались достать его сзади или дотянуться издали копьем, благо оружие баронета было коротким. Ридрих вертелся в кольце направленных на него и родича клинков, отбивал, увертывался, изредка успевал сделать ответный выпад… Позади надсадно пыхтели наемники, пробиваясь на выручку. Отфрида не смущали чужие копья, он с показной беспечностью двигался сквозь строй лигистов, с каждым шагом нанося удары. Вправо — влево — вправо — влево… Кровь била фонтанами из рассеченных артерий, вопили раненые и умирающие, лигисты отступали перед баронетом все быстрее, позади хрипло орал Риллон…

Ридрих получил сильный удар по шлему, в глазах потемнело, рыцарь рухнул на колени… Добить его не успели — наемники сомкнули щиты над упавшим товарищем. Ридрих, шатаясь, поднялся и снова упал, дрожащие ноги отказывались держать. Тут капитан заорал вдвое громче прежнего, а наемники разразились победным кличем — лигисты бросились наутек, не вынеся натиска. Бежали и пехота, и кавалерия, так и не вступившая в драку с отрядом Риллона…

— Отличная работа, капитан! — раздался над головой Ридриха знакомый баритон. — Ваш натиск решил дело!

— Как всегда, ваша светлость! — бодро откликнулся кондотьер. — Передайте его величеству: капитан Риллон не подведет!

Темная пелена перед глазами Ридриха начала бледнеть и таять, но видел он пока еще плохо.

— Можете не сомневаться, — холодно прозвучал тот же голос, — я передам королю, как отличились вы и ваши люди. Особенно этот, рыжий.

Только теперь Ридрих вспомнил, кому принадлежит баритон, — это же Мервэ, маршал. Застучали копыта, звук стихал — граф с конвоем удалялся. Кто-то крепко ухватил Ридриха за ворот и рывком поставил на ноги. Эрлайл помотал головой — наконец-то в глазах прояснилось. Перед ним стоял Отфрид, мокрый от пота и от крови лигистов. Длинные рыжие волосы спутались, слиплись влажными прядями.

— Оспер удрал, — весело сообщил баронет. — Жаль, я хотел догнать его и поквитаться.

Ридрих стащил шлем и ощупал внушительную вмятину. Наемники разбрелись, никому не хотелось оставаться рядом с Отфридом. Как обычно.

— Ты в самом деле так ненавидишь графа?

Баронет склонил голову набок и задумчиво поглядел куда-то вдаль:

— Пожалуй, нет. Я хочу ненавидеть, но не… Помнишь, старик сказал: для того чтоб наточить меч, нужно его чувствовать? Мне очень хочется кого-нибудь ненавидеть или чувствовать хоть что-то… а я не могу. — Холодные серые глаза Отфрида затуманились, он потер мокрым рукавом мокрый лоб. Взгляд снова стал стальным. — Я надеялся, что опять смогу испытать ненависть, злобу, презрение… или удовольствие, если доберусь до графа и своими руками… Однако не смог, нет. А Оспер удрал. И меч наточить так и не выходит. In statu quo ante.[57]

Замок Иргес осаждали три дня — довольно вяло. На приступ роялисты не ходили, несколько раз группы арбалетчиков подбирались к укреплениям и обстреливали стены, гарнизон отвечал… При дворе ожидали капитуляции. После битвы банды мятежников разбрелись по стране, Лига фактически перестала существовать.

Маршал Мервэ отправил кавалерию преследовать уходящего противника, отряды конницы один за другим возвращались в лагерь под стенами Иргеса с докладами: лигисты, за которыми они гнались, укрылись в таком-то городе или замке либо рассеялись, разошлись по лесам. Пленные рассказывали — лигисты так и не сумели избрать нового вождя взамен скончавшегося Энриха. Отступив от Иргеса, вожаки утратили связь друг с другом, сеньоры засели в родовых владениях, а наемные солдаты Лиги, оголодавшие за зиму, не видят больше военачальника, способного оплатить их службу. Исходя из этого, король с Мервэ ждали, что гарнизон Иргеса капитулирует, ибо рассчитывать на помощь осажденным не приходится…

В самом деле, на третий день господин Иргес отправил парламентеров, чтобы выяснить, на каких условиях он может сдаться его величеству. Ответ короля был мягким и милостивым — при дворе, по-видимому, хотели привлечь колеблющихся и тех, кто не числился в закоренелых мятежниках, на свою сторону. Всем им будет явлен пример: сдайтесь, как владетель Иргеса, и получите прощение. Об этом наемники знали со слов Риллона. Еще коротышка рассказывал, что Мервэ осуждает добрую политику короля, он предпочел бы жестокими казнями запугать лигистов, а не добиваться их расположения…

Капитан снова был в фаворе, его ежедневно принимали при дворе, приглашали на военный совет, увеличили выплаты на содержание солдат (предполагалось, что численность отряда возрастет) — в конце концов, именно отчаянная атака наемников на левом фланге решила исход иргесского побоища. Риллон теперь вовсю хвастался, что он, верный слуга короля и отважный военачальник, сам повел отряд в наступление, хотя все произошло иначе — атаковали наемники вопреки приказам капитана, и в бой их увлек Отфрид… Разумеется, теперь об этом не вспоминали, а Риллон был героем и с удовольствием хвалился. Правда, Игмора он старательно избегал.

Баронет теперь оставался совершенно равнодушен к похвальбе капитана. Юноша сторонился всех и снова принялся точить обломанный клинок. По-прежнему безуспешно. Ридрих несколько раз заговаривал с родичем, надеялся раздуть ту искорку человечности, что мелькнула в глазах Отфрида, когда тот говорил о мести Осперу. Однако баронет оставался таким же неподатливым и неизменным, как его меч. Глядел холодно, отвечал односложно. Он стал еще более замкнутым, чем до сражения.

Тем временем Иргес капитулировал, в замок вступил королевский гарнизон, а самого сеньора пригласили сопровождать его величество в походе на столицу. Присутствие при дворе вовсе не напоминало положение заложника — скорее, господину Иргесу была оказана милость. Его величество был подчеркнуто благожелателен с «гостем», всячески демонстрировал приязнь… Вскоре роялисты оставили лагерь под стенами замка и двинулись на юг — неторопливо, рассылая вправо и влево отряды, которым поручалось занять города и укрепления. Часто двор делал остановки, король давал пиры, принимал знаки покорности от местных дворян знати. Если провинциальные сеньорчики сами выдавали известных зачинщиков бунта — их наказывали, бросали в темницы, лишали титулов и земель. Казнили лишь нескольких знаменитых лигистов, запятнавших себя громкими преступлениями. Впрочем, таковых было немного. Раскаявшихся принимали милостиво, отпускали с прощением и напутствием рассказывать всем о королевской доброте и привлекать ко двору сомневающихся. Прием срабатывал — новые и новые господа являлись к его величеству изъявить покорность. It fama per urbes viresque acquirit eundo.[58]

Риллон по-прежнему ошивался при дворе, много пил во время застолий, без смущения хвастался подвигами (которые от пира к пиру становились все невероятнее). Время от времени капитан напоминал, что надеется на великую награду, сравнимую с его великими же заслугами.

Ридрих с тревогой поглядывал на кузена — как тот воспримет наглого выскочку? Отфрид лишь холодно улыбался да без устали терзал кургузый меч. Баронет извел бесчисленное количество точильных камней. Будь на его месте другой — наемники посмеялись бы, но рыжий юнец внушал сослуживцам такой ужас, что они сами разыскивали новые и новые оселки, где только удавалось, и вручали баронету. Не сами вручали — передавали через Ридриха. Лишь бы рыжий сидел над своей старой железякой и никого не трогал… Солдаты считали, что парень — кровожадный убийца и, поскольку отряду не приходится участвовать в схватках, может напасть на кого-то из своих. Возможно, их опасения не были совсем уж лишены основания…

А сражений и в самом деле не происходило на протяжении нескольких недель — провинции возвращались под власть короля большей частью мирно. Иногда вспыхивали стычки, в основном дрались кавалеристы авангарда. До серьезных боев дело не доходило — лигисты, те, что не желали раскаяться и принять прощение, предпочитали бегство.

Наконец войско достигло родных краев Отфрида и Ридриха. Впереди лежал Мерген. Стало известно — Оспер не желает покориться королю, он готовится защищаться. Как только Риллон принес эту весть, Отфрид оживился.

Когда передовые колонны королевской армии добрались к Мергену, город был готов к обороне. Под знамена Оспера сошлись множество лигистов — закоренелые мятежники и разбойники, запятнавшие себя преступлениями. В смутные времена таких всегда находится немало — они сотворили несчетное число беззаконий, пользуясь царящим в стране хаосом. А теперь, когда возвращались королевская власть и королевское правосудие, этим злодеям терять было нечего, и они собрались дать решительный бой роялистам. Граф, которому тоже не приходилось надеяться на пощаду, привлек на службу наемников, сражавшихся в прошлом году на стороне Лиги, и платил щедро. Теперь, когда предстояло драться за собственную жизнь, Оспер не экономил.

Кое-какие шансы у бунтовщиков в самом деле имелись: город был неплохо укреплен и в изобилии снабжен всем необходимым. Если удастся отстоять Мерген до зимы, то с холодами осада, вероятно, будет снята, тем временем на юге мятежники соберутся с силами, да и воспрянут духом, а граф Оспер станет признанным главой Лиги. Это значит — в будущем году новая кампания, новая кровь…

Понимали это и при дворе, потому к Мергену стягивались все верные его величеству войска. Бои начались еще на дальних подступах к городу — Оспер высылал против идущих с разных сторон роялистских отрядов дворянскую кавалерию. Для обороны стен всадники не так уж полезны, зато графу было выгодно как можно дольше оттягивать начало осады, потому конница Лиги действовала активно. Колонна, в которую входил отряд Риллона, двигалась к городу очень медленно, солдаты проходили в день не более десяти миль, поскольку каждые два-три часа вынуждены были отражать налет кавалерии.

Наконец к началу июля роялисты вышли к Мергену. Атаки конницы прекратились еще накануне, лигисты отступили. Теперь предстояло брать город. Наемники с тревогой разглядывали длинные серые стены и приземистые пузатые башни. Те, кто поопытнее, объясняли молодым товарищам, что для них штурм — особенно опасное дело, во время приступов пехота всегда несет большие потери, но и добыча может оказаться знатной. Отряду Риллона указали место против одной из башен и велели укрепиться на случай вылазки горожан. Наемники, разумеется, считали себя бывалыми вояками и презирали бюргеров, а потому никаких мер предосторожности принимать не стали.

Ночью солдаты Оспера, не зажигая факелов, одновременно открыли все ворота и тихо выступили из города. Кроме того, горожане сбросили со стен веревочные лестницы, спустились в ров и тихонько двинулись к позициям роялистов. Согласно плану графа, напасть планировалось одновременно по всему периметру. Замысел был хорош — люди короля, утомленные маршем, спали крепко. К тому же они еще не успели возвести собственные укрепления, так что в действиях мятежников имелся немалый резон.

К счастью для наемников, на преодоление стен и рва осажденным потребовалось довольно много времени — кавалеристы Лиги, первыми вышедшие из ворот, напали на роялистов гораздо раньше. Шум битвы, завязавшейся у ворот, разбудил солдат Риллона — и тут на них из темноты с воплями бросились мергенцы. Горожане были полны отваги, они твердо намеревались храбро защищать родной город, но как солдаты сильно уступали наемникам. Атаку бойцы Риллона отразили без особого труда и почти сразу обратили неприятеля в бегство. Преследовать убегающих запретил капитан — когда началась схватка, на городских стенах вспыхнули факелы, освещая выстроившихся за бруствером лучников. В лагере роялистов пылали палатки и фургоны, ночь сразу осветилась многочисленными огнями — стрелкам цели видны, как на ладони, приближаться к городским укреплениям сейчас было бы самоубийством. Когда к месту побоища подоспела королевская кавалерия, которую Мервэ благоразумно расположил во второй линии, нападение из города удалось отразить. Лигисты отступили, осаждающие разожгли костры перед своими позициями, а сами выстроились в полной готовности за цепочкой огней в темноте. Повторного нападения не последовало.

На следующий день мергенцы отдыхали после ночной вылазки, а роялисты начали возводить палисады и копать неглубокие рвы перед своими позициями. Началась правильная осада…

На четвертый день под стены Мергена прибыл король. Для его величества разбили огромный шатер алого цвета — настоящий дворец из яркой ткани. Ставку обнесли валом и частоколом, так что образовался лагерь в лагере — и довольно обширный. Разумеется, охраняли резиденцию монарха лучшие воины. Каждый вечер в шатре давали пир, а каждое утро его величество объезжал позиции. Граф Мервэ и другие военачальники показывали королю осадные сооружения, объясняли предназначение того или иного устройства.

Роялисты постепенно окружали осажденный город кольцом валов и палисадов. По мере того как к войску присоединялись новые отряды, позиции осаждающих расползались вдоль стен Мергена, вот-вот фланги должны были замкнуться и опоясать осажденных сплошным кольцом. Лигисты тоже не сидели сложа руки. Время от времени они устраивали вылазки, атаковали солдат, ведущих осадные работы, — и поспешно отступали, едва на помощь саперам приходила тяжелая кавалерия из лагеря. Такие налеты не могли удержать осаждающих, валы вокруг Мергена росли, а дощатые укрытия стрелков подбирались к стенам. Наконец расстояние между первой линией осады и городскими укреплениями сократилось до такой степени, что арбалетчики короля смогли начать обстрел бруствера крепости. Осажденные отвечали, но довольно вяло. Действия арбалетчиков не слишком волновали жителей Мергена, куда больше их пугали осадные машины.

Справа и слева от главной ставки возводились штурмовые башни — тяжелые, неуклюжие сооружения на массивных колесах. Первый этаж был оснащен тараном, второй и третий имели узкие бойницы в обращенном к городу фасе, они предназначались для стрелков. Верхнюю площадку также должны были занимать стрелки. Помимо этого, третий этаж, согласно расчетам королевских инженеров, приходился вровень с зубцами городской стены, а потому был снабжен своего рода воротами и подвесными мостками. Ветераны, разглядывая строящиеся громадины, утверждали, что башни не смогут приблизиться к стенам настолько, чтобы пустить в ход таран и мостки — помешают окружающие Мерген рвы. Следовательно, сперва придется сравнять дорогу, по которой пойдут башни, а это непростое дело.

Самые наблюдательные обратили внимание на валы вокруг ставки его величества. Их непрерывно поднимали, досыпая свежую землю. Значит, где-то неподалеку от роскошного алого шатра постоянно роют ямы, причем грунт вынимают в большом количестве. Что там происходит? Те из наемников, кто помоложе, пытались разведать, что творится поблизости от королевской резиденции. Omne magnifico est![59] Но королевские гвардейцы тщательно охраняли подступы к своему лагерю и прогоняли любопытных.

Между тем день шел за днем, наемников не заставляли даже укреплять лагерь, более того — им несколько раз велели сменить позиции, так что в конце концов отряд Риллона расположился перед алым королевским шатром. От стен Мергена их отделяли позиции арбалетчиков, ежедневно уходивших на помосты, чтобы вести перестрелку с осажденными.

Ветераны отряда ворчали — мол, если то, что происходит позади, под охраной гвардейцев, позволит разрушить стену, значит, им, наемникам, выпадет идти на приступ первыми, потому их лагерь и передвинули сюда… Если так, рассудил Ридрих, то скоро начнется штурм, решающий момент близок. Он поделился подозрениями с Отфридом, но тот лишь пожал плечами. Баронет говорил все меньше и меньше, стал даже более замкнутым, чем прежде. То, что овладело Игмором, укоренялось все глубже. Reformatio in pejus.[60]

Осада тянулась и тянулась. Лигисты изредка предпринимали вылазки — все реже и реже, да и все менее успешно, поскольку солдаты короля, замкнув кольцо вокруг города, укрепили позиции по всему периметру. Штурмовые башни так и не были достроены, сооружающие их рабочие каждый день вяло копошились вокруг ажурных каркасов — без особого результата. Несколько кавалерийских отрядов Лиги кружили по лесам около лагеря, изредка осмеливались нападать, но едва наткнувшись на сопротивление, сразу обращались в бегство. Сеньоры, не успевшие присоединиться к Осперу в городе до того, как замкнулось кольцо осады, теперь боялись атаковать огромный лагерь королевских войск, но и отступить также не решались. В Мергене решалась и их судьба.

Граф Мервэ направил против этих лигистов несколько отрядов кавалерии, время от времени роялисты встречались в окрестностях города с мятежниками, происходили стычки… Из провинций долетали противоречивые известия, сеньоры то признавали королевскую власть, то слали уклончивые обращения. Все ждали, чем завершится осада. Если победит король, то после поражения Оспера у Лиги не останется надежд. Если граф удержится в Мергене до зимы, сеньоры задумаются, к кому следует присоединиться в будущем году. Простых солдат это не слишком беспокоило, они неторопливо возводили укрепления вокруг города и радовались, что их не гонят на приступ.

Словом, через несколько месяцев осаждающие обжились, обустроились. Они ничего не ждали, ни к чему не готовились — просто проводили лето в праздном безделье. Арбалетчики ежедневно возобновляли обстрел городской стены, горожане теперь отвечали совсем редко — всем было ясно, что сами по себе стрелки города не возьмут. Поначалу мергенцам, особенно молодежи, должно быть, показалось интересным участвовать в настоящей войне, вести перестрелку, но королевские арбалетчики стреляли достаточно метко, чтобы охладить пыл горожан.

Однажды Риллон возвратился с очередного «совещания» в красном шатре пьяным даже более обычного и громко объявил, чтобы солдаты готовились — завтра на приступ.

— Атаковать храбро! — разглагольствовал охмелевший капитан. — Его величество самолично станет любоваться сражением! Так что глядите мне, не трусить!

Молодой солдат робко напомнил, что штурмовые башни вовсе не готовы.

— К дьяволу башни! — рявкнул Риллон. — Завтра поутру стены перед нами рухнут, и останется только войти в городок и забрать все, что найдется ценного! Ясно? На совете объявили: Мерген нам отдается на три дня. За три дня мы там…

Капитан махнул рукой и побрел, расталкивая столпившихся солдат, к своему шатру. По пути он бормотал, что ему непременно нужно выспаться и что Мерген — неплохой городок, но он, Риллон, не желает быть здесь графом, потому что завтра всё разграбят, вот он сам первым и станет грабить, то есть взимать контрибуцию, то есть военную добычу… то есть… ну, это… в общем… Капитан удалился в кусты за палатку, оттуда послышалось мощное журчание.

Наемники проводили командира недовольными взглядами — их любопытство не было удовлетворено… но делать нечего, и они тоже отправились по палаткам. Расходясь, прикидывали так и этак, что случится завтра. Ридрих, тоже ходивший послушать капитана, возвратился в шалаш, который делил с родичем. Отфрид, равнодушный ко всему, сидел у входа перед костерком и меланхолично скрипел оселком.

— Что говорит капитан? — осведомился баронет, когда Ридрих полез мимо него в шалаш. — Завтра берем Мерген?

— Да.

— Хорошо. Если повезет, мы поймаем Оспера. Интересно, ненавижу ли я его? Завтра проверим. — Отфрид подкинул хвороста в огонь, поднял оселок и задумчиво уставился на камень, поворачивая его перед глазами, подставляя сточенные грани оранжевым отблескам.

Ридрих не решился уточнить, каким способом станет кузен проверять свои чувства к вождю Лиги. Он давно не понимал Отфрида… да и не хотел понимать.

Наутро у королевского шатра затрубили горнисты, началась суматоха. Шум разбудил наемников, они принялись неторопливо снаряжаться к бою.

— Сегодня мы узнаем, что изобрели придворные мудрецы, — буркнул Ридрих, натягивая доспехи. В этот раз он предпочел кольчуге проклепанную куртку толстой кожи, усиленную стальными пластинами на плечах и груди. Придется преодолевать ров, карабкаться по стенам, драться в тесноте мергенских улочек… Легкое снаряжение предпочтительнее.

— Quidquid latet apparebit,[61] — отозвался Отфрид.

Баронет, обычно предпочитавший драться без доспехов, нынче, против собственного обыкновения, снарядился как на турнир. Напялил пластинчатые латы, шлем с высоким плюмажем. Перехватив недоуменный взгляд родича, Игмор пояснил:

— Сегодня хочу выглядеть поприличней. Надеюсь, его величество станет наблюдать за штурмом и отметит мое усердие.

— Собираешься просить аудиенции? Назвать себя?

— Да, уже пора. Довольно мы, родич, барахтаемся в этой грязи, пора вернуть достойное нас положение. Игмор выше всех.

Тут из палатки выбрался Риллон — опухший, красный, сердитый. И сразу же стал орать на солдат, браня за то, что копаются:

— Его величество король глядит на вас! Олухи! Лодыри! Бездельники, дьявол вас разорви! Позорите меня перед всем двором! А ну живей, шевелись! Хватайте свои железки, лентяи, шлюхино отродье, дармоеды! Живей, живей! Сегодня штурм!

Особого впечатления крики капитана не произвели. Наемники спокойно продолжали готовиться к бою. Несколько ветеранов подошли к командиру. Тот, выдав обычную утреннюю порцию ругани, уже унялся и недовольно сопел, потирая опухшие веки.

— А что задумали шишки? Как будем брать город? — поинтересовался старый солдат. — Башни как стояли, так и стоят недостроенные, рвы не засыпаны. Я думал, сперва дорогу сравняют, и…

— Увидишь, — буркнул капитан. — А думать тебе не положено. Твое дело — сражаться.

— Это да, это правильно, — согласился пожилой вояка. — Но в город-то как мы войдем?

— Говорю, увидишь. — Риллон сплюнул.

— Да может, ты сам не знаешь? — Другой старик решил применить хитрость.

— Я-то знаю. Меня его величество на военных советах всегда первым спрашивает. Без меня… — капитан рыгнул, — без меня ничего не решают.

— Ну так скажи, все равно сейчас уже…

Риллон оглядел наемников, собирающихся вокруг него, чтобы послушать. Солдаты уже вооружились, надели доспехи и были готовы выступать.

— Ладно. Расскажу. Все эти башни, тараны и прочая суета — это для них, — капитан кивнул в сторону города, — чтобы не беспокоились и не ждали приступа. Они видят, что башни пока не достроены, и спят себе спокойно. На самом деле наши умники придумали подкоп. И меня, конечно, спросили, да. Я так и сказал королю: да, верно, подкоп — самое правильное. Рыть пришлось долго, потому что ниже рва, а под рвом своды шурфа укреплять…

— Неужто от самого нашего лагеря до стен прокопались? — удивился молоденький наемник.

— Labor omnia vincit improbus,[62] — наставительно заметил Отфрид.

Солдат покосился на баронета и на всякий случай отодвинулся подальше. Игмор проводил его улыбкой.

— В общем, — продолжал капитан, — подкопали под фундамент, подставили бревна. Сегодня бревна выдернут, стена обвалится… А после — наша работа. Мы пойдем на приступ, арбалетчики прикроют… Ну, чего такие кислые? Гляди веселей! Король отдает нам город на три дня! Время милостей прошло! Кто хотел покориться по доброй воле, тот уже успел это сделать — так говорят при дворе. А кто до сего дня упорствует в мятеже — те пусть пощады не ждут. Поняли? Три дня город наш! Все добро бунтовщиков станет нашим!

Тут показались конюхи с огромными тяжеловозами в поводу. Могучие кони грузно ступали, покачивая массивными головами, аккуратно расчесанные гривы тряслись в такт поступи гигантов. Лошадей завели в ограду, окружавшую ставку его величества, — оказывается, именно там начинался подземный ход. Наемники проводили процессию заинтересованными взглядами, затем капитан скомандовал построение. Ридриху было бы любопытно поглядеть, как дюжину ломовиков опутают сбруей, как впрягут в тянущиеся из-под земли толстенные канаты… но, разумеется, наемных солдат к алому шатру не подпустят. Капитан повел их в противоположном направлении.

Отряд расположился в тени позади помоста, на котором выстроились арбалетчики. Те пока бездействовали — должно быть, не хотели до срока привлекать внимание осажденных.

Потянулось ожидание. Над головами наемников по помосту расхаживали арбалетчики, с грохотом передвигали тяжелые щиты, негромко переговаривались. Солдаты Риллона присели, прислонившись к сырым холодным доскам, несколько человек принялись бродить, переступая через вытянутые ноги товарищей, — им было невмоготу оставаться на месте от волнения.

Ридрих наблюдал за капитаном. Тот не сводил глаз с алого шатра, чего-то ждал.

— Albo dies notanda lapilo,[63] — пробурчал Отфрид, вертя в пальцах оселок.

Снова взревели трубы, капитан встрепенулся. Из-за валов, окружающих алый шатер, показались знаменосцы с королевскими штандартами, за ними кавалеристы в начищенных латах… наконец и его величество, сопровождаемый графом Мервэ. Маршал — в доспехах вороненой стали, в темном плаще и с пышным черным плюмажем на шлеме. Конь под графом также был вороной масти. Темная фигура Мервэ оттеняла светлый силуэт короля, нарядившегося в посеребренные латы и восседающего на белом жеребце. Монарх поджимал губы, недовольно хмурился, поминутно прикладывал ладонь ко лбу, будто у него болит голова. Маршал, напротив, выглядел подтянутым и сосредоточенным. Трубы смолкли. Взгляды наемников, арбалетчиков, кавалеристов и знаменосцев скрестились на его величестве.

Король огляделся, вытащил кружевной платок, промокнул губы… поднял руку и легонько взмахнул — белая ткань развернулась, платок затрепетал в налетевшем ветерке. Мервэ обернулся и кивнул. Позади, за валами, послышались щелчки кнутов, заржали тяжеловозы, натягивая толстенные канаты. Канаты, уходящие под землю, в разверстый зев подземной галереи, натянулись, задрожали, звеня, будто струны чудовищной арфы. Понукаемые ломовики тяжко переставляли ноги, широкие копыта упирались в землю, оставляя глубокие отпечатки, выворачивая пласты дерна. Снова затрубили горнисты…

На стенах Мергена началась суета: горожане заметили движение в лагере роялистов, они видели короля, окруженного свитой, но, что именно происходит, пока не понимали. Арбалетчики, не получая команды, пустили несколько болтов, однако мергенцам было не до стрелков — стена начала дрожать и шевелиться под их ногами. Послышались глухие удары — это упряжки тяжеловозов выдернули бревна, подпиравшие фундамент городских укреплений. По стене поползли быстро расширяющиеся трещины, основание ее начало разваливаться и проседать, защитники заметались за бруствером, но убраться с опасного участка они не успели — кладка развалилась и обрушилась огромными кусками в ров, земля расступилась, открывая вырытую королевскими саперами галерею, тучами поднялась пыль… Зубцы гребня стены, толстенные фрагменты основания, кувыркающиеся в воздухе фигурки защитников, куски кладки — все утонуло в серой пелене…

Роялисты разразились торжествующими воплями, заглушив и грохот падающих камней, и рев труб.

Риллон, выхватив меч из ножен, первым выбежал из-за деревянного щита, за которым укрывались наемники, и вперевалку потрусил ко рву, к обвалившейся стене, в клубящийся желтовато-серый сумрак. Солдаты толпой устремились за ним — на приступ.

Наемники бегом преодолели расстояние, отделявшее позиции арбалетчиков от разрушенной стены Мергена, скатились в ров, стали карабкаться по кускам кладки, по развороченным земляным скатам. Вслед за ними из роялистского лагеря уже торопились новые и новые отряды пехоты. Ближайшие ворота распахнулись, из города по двое в ряд, сверкая доспехами, потекла кавалерия Оспера — всадники тут же разворачивались и бросались наперерез живому потоку, стремящемуся к бреши в городских укреплениях. Доскакать лигисты не успели — их встретила конница роялистов, у ворот завязалась ожесточенная схватка, мятежники дрались отчаянно, они знали, что сражаются за свою жизнь и изо всех сил стремились прорубить дорогу к пролому, растоптать королевскую пехоту, не допустить в город…

Ридрих этого видеть не мог, он поспешно карабкался по здоровенным глыбам — к пролому, чтобы успеть занять его прежде, чем городские опомнятся и выстроятся для отпора. Где-то позади хрипло бранился Риллон, коротконогий толстяк отстал на крутом склоне, загроможденном бесформенными обломками.

Над головой с шорохом неслись арбалетные болты — королевские стрелки били поверх голов атакующих наемников. Ридрих задрал голову и увидел в оседающей пыли между иззубренными краями пролома силуэты вооруженных мергенцев. Наемники не успели, теперь придется прорубать дорогу в плотном строю горожан. Первые атакующие уже выбрались наверх, арбалетчики прекратили обстрел, послышались вопли, звон оружия. Лигисты выстроились в проломе плотными рядами, выставив пики. Командовал ими здоровенный рыцарь в зеленых доспехах.

Первых наемников мергенцы спихнули копьями обратно в ров, солдаты удачи безуспешно пытались закрепиться у стены. Ридрих сменил направление и стал карабкаться правее. Вылез, встал у края рва и двинулся, прижимаясь к стене, туда, где из-за развороченной кладки высовывались длинные пики лигистов. Поблизости взревел капитан — он наконец-то выбрался из рва, тут же получил крепкий тычок в нагрудник и покатился вниз, осыпая проклятиями горожан, их копья, графа Оспера и весь белый свет заодно.

Эрлайл несколько минут наблюдал за движением пики ближнего лигиста, примеряясь к темпу. Потом улучил момент, ухватил древко и рванул что было сил. Хрустнули суставы, но копейщик не удержался и не сообразил выпустить оружие — потерял равновесие и свалился в ров, на клинки карабкающихся наемников. Ридрих метнулся в пролом, срубил наконечник с копья следующего лигиста, отпихнул еще одного, пытавшегося занять место сброшенного в ров… присел, пропуская вражеский меч над головой, прыгнул, нанося удар, отпихнул ополченца локтем, снова рубанул, отвоевывая с каждым движением полшага ровного пространства надо рвом. Этого оказалось достаточно — наемники хлынули за Ридрихом, отбивая и раздавая удары, передние падали, по их телам напирали все новые и новые, а внизу, во рву, уже столпились несколько сотен человек — ревущих, потрясающих оружием, рвущихся в город…

Словно бурлящий поток, пробивший запруду на одном крошечном участке и раздирающий брешь все шире и шире, солдаты Риллона ломились в город. Капитан снова выбрался из рва, протолкался в передний ряд и заработал мечом. Лигисты сперва попятились, ошеломленные натиском, потом снова сплотили ряды, перегородив узкие улочки. Возглавлявший их верзила в зеленом разил палицей с чудовищной силой; после того как он смел нескольких наемников, к нему боялись приближаться. Зеленый рыцарь, призывая соратников, двинулся на роялистов, они снова попятились…

Риллон, размахивая оружием, устремился к великану, нанес удар — зеленый парировал палицей с такой силой, что капитан не удержался на ногах, отлетел, свалив еще двоих солдат. Тут в первом ряду рядом с Эрлайлом возник кузен. Против обыкновения сегодня Игмор не спешил в рукопашную.

— Отфрид, узнаёшь? — Ридрих указал на зеленого рыцаря. — Это ведь он прикончил твоего старика. Перед мостом, помнишь?

Баронет обернулся, поглядел на родича, и Ридриху почудилось, что прорези глухого шлема, увенчанного высоким белым плюмажем, тлеют изнутри красным.

— Albo dies notanda lapilo, — снова произнес баронет, его голос, хрипло прозвучавший из-под забрала, показался Ридриху чужим и незнакомым.

Отфрид оттолкнул молодого солдата, тот, загремев доспехами, ткнулся в плечо товарища. Наемники торопливо попятились, раздались в стороны, чтобы дать дорогу Игмору. Баронет оказался перед зеленым, тот взмахнул палицей и обрушил оружие на шлем противника. Казалось, баронет не пошевелился, но палица просвистела, едва задев белый плюмаж, Отфрид шагнул навстречу мергенскому рыцарю, сокращая расстояние, и взмахнул коротким клинком. Удар пришелся в грудь, зеленый пошатнулся и невольно сделал шаг назад, сохраняя равновесие. Толпа горожан отпрянула вместе с ним, наемники подались вперед. Под началом зеленого были большей частью бюргеры из городского ополчения, как солдаты они не могли тягаться с наемниками Риллона. Этим воякам еще кое-как удавалось удерживать край рва да прикрывать спину верзиле-рыцарю… Теперь они с тревогой следили за ходом поединка, опасаясь потерять лучшего бойца.

А зеленый рыцарь пятился, его удары никак не могли достать странного противника. Отфрид наступал, с каждым выпадом отвоевывая шаг, великан шатался под ударами тщедушного баронета. Наконец Игмор сумел дотянуться и нанести сильный удар по шлему зеленого, тот подставил палицу, кургузый клинок разрубил окованное древко и врезался в забрало зеленого шлема. Венчавший оружие верзилы стальной шар, вращаясь, описал дугу и рухнул в толпе ополченцев, завизжал мергенец, в которого угодил нелепый снаряд…

Риллон, потрясая мечом, выкрикивая угрозы и проклятия, ринулся на лигистов, наемники устремились за ним, обтекая справа и слева огромную фигуру в зеленых латах, медленно клонящуюся и заваливающуюся навзничь… Замелькали клинки, горожане оказались более не в силах сдерживать отчаянный натиск. Те, что были потрусливее и теперь оказались в задних рядах, бросились наутек, ополченцы посмелее еще пытались отбиться, сдержать напор осаждающих на узких улочках, но все было бесполезно — их сбежавшие товарищи показались снова, они кричали, что роялисты входят в Мерген…

Кавалерия Оспера потерпела поражение, самого графа никто не видел, в суматохе ворота не успели запереть — конница короля ворвалась в город на плечах бегущих лигистов.

Когда Риллон увлек наемников в атаку, Отфрид не последовал за всеми. Он выдернул из толпы двоих молоденьких солдат, указал на поверженного великана в зеленом и велел:

— Поднимите этого молодца! Поглядите, что с ним.

Солдаты, не решаясь ослушаться, торопливо стащили покореженный шлем — лигист был жив, но без сознания. Богатырь оказался совсем молодым парнем. Правильные черты лица; черные кудри, мокрые от пота, облепили высокий лоб. Силач, красавец, непобедимый воин… Должно быть, зеленый рыцарь до сегодняшнего дня чувствовал себя любимцем судьбы — Fortunae filius est![64] Но сегодня удача отвернулась от него.

— Accidit in puncto quod non speratur in anno…[65] — задумчиво пробормотал баронет и надолго замолчал, разглядывая пленника.

Молодые наемники тоскливо глядели на странного сослуживца. Им хотелось бежать в город, где уже начинался трехдневный грабеж, но ослушаться Отфрида солдаты не смели.

— Вот что, — сказал наконец Игмор, — свяжите этого молодчика и тащите следом за мной. Ридрих, идем!

Эрлайл покорно побрел за кузеном. Сколько раз он задавался вопросом: зачем слушается младшего родича? Почему? Ридрих не испытывал перед Отфридом того суеверного ужаса, что баронет внушал солдатам Риллонова отряда, но… но повиновался, как все. С другой стороны, Эрлайла вовсе не влекла мысль о грабеже, и он ощущал нечто вроде любопытства: чем займется баронет? Зачем ему зеленый? Подлинным любопытством это не было — Ридрих понимал, что станет свидетелем чего-то страшного, отталкивающего… и все-таки желал присутствовать при расправе. Странное, темное влечение — нечто такое, что напомнило выражение глаз танцующей богини, которую Ридрих видел на римской мозаике. В замке Игмор.

Мерген не умирал. Город рушился, истекал кровью, корчился от боли, но не умирал. Отфрид Игмор вышагивал по улицам, вертел головой вправо и влево, чтобы лучше разглядеть сквозь узкие прорези шлема, как мечутся перепуганные горожане, озабоченно снуют солдаты, врываются в дома… То и дело со звоном и хрустом разлетались окна, сыпались осколки. Визжали женщины, хрипло ругались роялисты, причитания бюргеров прерывались глухими ударами. Бежать было некуда, во все ворота вступали люди короля. Штурм завершился, последние очаги сопротивления подавлены, теперь в Мерген вошли те, кто в бою всегда оказывается последним, позади боевых частей, — холопы, обозная прислуга, маркитанты, разбойники и подонки всех мастей, лишь притворяющиеся наемными солдатами.

Последних за месяцы осады скопилось у Мергена немало; будто падальщики к умирающему животному, они стянулись к осажденной крепости. Их не прогоняли, шайки подобного сброда — непременные спутники любой победоносной армии. Иногда такие даже бывают полезны, им поручают всевозможные делишки, которыми замарать себя негоже честному солдату. Теперь эта шваль, не принимавшая участия в приступе, рвалась в город заняться грабежом. Нечасто выпадает случай убивать, насиловать и грабить на законном основании.

Игмор продвигался по одной из радиальных улиц — от окраины к центру. Следом двое новобранцев волокли зеленого рыцаря. Тот начал приходить в себя, но без поддержки конвоиров, наверное, не смог бы идти. Воин с трудом переставлял ноги, никак не попадая в такт с наемниками. На голове его была неглубокая рана, и по кудрявым черным волосам стекала кровь. Последним шел Ридрих, ему картины насилия не доставляли никакого удовольствия.

Если неосторожный горожанин оказывался поблизости от баронета, Отфрид, не оборачиваясь, бил мечом — путь Игмора отмечали изуродованные тела; Ридрих ограничивался тем, что раздавал мергенцам пинки.

У дома с зеленым щитом над дверью баронет остановился. Белая башня в одном углу и белые же полосы в другом — знакомый герб. Ошибки быть не может. Дверь приоткрыта, здесь, похоже, успели похозяйничать победители.

Пленник уже почти оклемался, он встряхивал головой, отбрасывая слипшиеся пряди, падающие на глаза. Отфрид с минуту разглядывал крыльцо. Затем скомандовал:

— Locus classicus…[66] Ридрих, возьми этого… а вы двое — свободны. Идите прочь. Предавайтесь излишествам сколько угодно, но где-нибудь подальше отсюда.

Оба солдатика тут же скрылись. Их ждали сундуки мергенцев, а также жены и дочери последних… И еще солдатам ужасно хотелось оказаться подальше от Отфрида — да как можно скорее.

Баронет поднялся по ступеням, толкнул дверь и вошел. Ридрих втащил зеленого рыцаря следом. Миновали несколько помещений, потом коридор вывел в большой зал.

Там оказался Риллон, он обернулся к вошедшим. Лицо капитана пылало багровым румянцем, в руке — объемистая фляга.

Отфрид объявил:

— Капитан, этот дом — моя добыча, я одолел хозяина.

Риллон сердито зашевелил усами, он был порядком пьян. Отфрид бросил кузену: «Погоди здесь», — и, приобняв капитана за плечи, увлек прочь. Командир упирался и пыхтел: «Но!.. Но!.. Но ты, это…»

Ридрих выволок пленника на середину зала и толкнул — зеленый свалился, загромыхав тяжелыми латами. Чем закончился спор, Эрлайл не расслышал, спустя минуту возвратился баронет. Стащил шлем, тряхнул головой — рассыпались по плечам рыжие кудри. Улыбнулся и сказал веселым голосом:

— Итак, начнем!

От этой улыбки Ридриха передернуло.

Зеленый рыцарь завозился, скребя доспехами по полу. Баронет подошел, склонился над пленником и придавил ногой. Потом извлек из ножен уродливый меч.

Ридрих отошел в сторону, он уже начал догадываться, что сейчас произойдет. Баронет ударил лежащего сколотым обрубком — тупой клинок проломил доспехи. Рыцарь заорал от боли. Отфрид со скрежетом извлек меч из пролома в зеленой кирасе и принялся править оселком. Пленник замычал, стиснув зубы. Баронет, по-прежнему улыбаясь, бросил:

— Ничего, ничего, omne initium difficile est.[67]

Из пробитых доспехов начала сочиться кровь. Ридриху видеть отвратительное действо не хотелось, но необъяснимое темное любопытство заставило обернуться.

Баронет снова ударил пленника, тупой клинок вдавил, смял латы, будто пергамент, а Игмор снова стал точить окровавленную сталь. Зеленый то орал, то издавал протяжные стоны, то рычал сквозь зубы. Отфрид, придавив беднягу сапогом, размеренно правил острие. Ferrum ferro acuitur.[68]

Ридрих не поверил глазам — окровавленный металл поддавался оселку, кургузый обломок становился острием… Баронет покосился на родича и подмигнул:

— Ferrum quando calet, cudere quisque valet![69] Пожалуй, это оно и есть — испытывать чувство. Оказывается, мне не нужен граф Оспер, хватит и этого ублюдка.

— Это… — Ридриху и говорить не хотелось, но он почувствовал, что видит нечто сверхъестественное, наблюдает mirabilis,[70] — потому, что он убил барона?

— Да! — с неожиданной злобой выкрикнул Отфрид. — Он убил отца, нарушил связь! Прикончить старика должен был я! Пророчество гласит: младший Игмор убивает старшего, круг не разорвать! А этот дылда помешал мне…

Баронет сильнее придавил жертву к полу и с особенным остервенением вонзил кургузый меч в бок распростертого рыцаря, тот взвыл. Распахнулась дверь, ведущая во внутренние покои, вылетела молодая женщина, с криком бросилась к зеленому, обняла, прильнула к окровавленным латам, заходясь плачем. Отфрид отшвырнул ее и выпрямился… и Ридрих торопливо подхватил незнакомку, прижал к себе, стиснул — если выпустить, баронет не задумываясь убьет ее.

Игмор с минуту наблюдал, как женщина выгибается в руках родича, и вернулся к прежнему занятию.

Поначалу зеленый дергался, стараясь освободиться от ремней, которыми его связали наемники, потом обмяк, затих в кровавой луже. Женщина билась в объятиях Ридриха, обрывая кружево о заклепки доспехов, рыдала, трясла головой… Наконец баронет, оглядев меч, остался удовлетворен — клинок обзавелся острием. Коротковат, конечно, но уже не выглядит обрубком. Отфрид склонился над зеленым рыцарем:

— Жив? Вот и хорошо. Поживи еще немного. Ридрих, тащи девку сюда.

Отфрид расстегнул и сбросил латы, подхватил из рук кузена взахлеб рыдающую женщину. С треском разорвалось платье на груди… Пленница пронзительно завизжала, Ридрих снова отвернулся. То, что началось теперь, ему видеть не хотелось вовсе. Постепенно крики и плач стихли, слышались только хрип умирающего рыцаря, прерывистое жаркое дыхание парня да стоны женщины. Зеленый испустил последний вздох — и тут же шумно закряхтел Отфрид.

Баронет поднялся, подошел к зеленому и помочился на труп. Потом подтянул штаны, щелкнул пряжкой и объявил Ридриху, кивнув на неподвижную женщину:

— Можешь взять… Или я должен был прикончить и ее?

Он не спрашивал, просто рассуждал вслух. Ридрих подошел к женщине и склонился над ней. Отфрид, пожав плечами, поднял кирасу, шлем, поглядел искоса… Эрлайл осторожно обнял женщину, она раскрыла глаза — огромные, черные, будто окна, распахнутые в ночь. Похоже, Ридриха она не видела, вообще ничего не видела…

Отфрид несколько минут наблюдал за кузеном, потом вышел из зала. Спешить некуда, Мерген отдан во власть победителей на три дня. Но город не умрет.

Его величество въехал в завоеванный город лишь наутро. Мудрая предусмотрительность! Ночью в Мергене царил хаос, королевская армия потеряла несколько десятков человек, при том что уцелевшие лигисты прятались по чердакам да подвалам и не помышляли о сопротивлении. Солдаты ссорились между собой из-за добычи, женщин, да и просто из пьяного куража. То и дело вспыхивали драки. В южной части города не в меру ретивые люди кого-то из высокопоставленных придворных решили занять богатый особняк для сеньора — на беду здание оказалось захвачено наемными солдатами, а вернее сказать — бандитами, которые отказались уступить добычу. Латники попытались взять дом приступом, но, потерпев неудачу, обозлились и подожгли. В конце концов недавним противникам пришлось вместе с мергенцами тушить пламя, грозящее перекинуться на соседние постройки. Тем не менее сгорело несколько кварталов. На пепелище снова началась поножовщина…

В центре, в особняке Оспера, произошла последняя схватка — довольно много вассалов мятежного графа, не надеющихся на пощаду, решили подороже продать свои жизни. Бой шел не меньше часа, а когда наконец роялисты ворвались во дворец и захватили остатки казны Лиги, кавалеристы передрались с арбалетчиками из-за богатой добычи. Ночью разгул продолжался, в Мергене возникло еще несколько пожаров, пьяные солдаты носились по городу, резали горожан и друг друга. Повсюду кричали женщины…

Наконец под утро растерзанный город стих. Пожары удалось погасить, на руинах вяло поднимался серый дымок. Перепившиеся завоеватели храпели, где кого свалил сон. По улицам потерянно бродили всклокоченные, оборванные горожане. Они были перепуганы и шарахались от любого встречного. Тут и там валялись изуродованные тела, обобранные, раздетые. Собаки слизывали запекшуюся кровь и, едва чуяли приближение человека, поджав хвост, бросались прочь — точно так же, как хозяева…

Когда двор торжественно въехал на улицы, всадников встретила тишина. Король и граф Мервэ равнодушно взирали на царящее вокруг запустение. Кони под ними фыркали, переступая через мертвецов. Немногочисленные бодрствующие вояки приветствовали короля и спешили убраться прочь. Проводив взглядом очередную шавку, метнувшуюся в подворотню, маршал заметил:

— А в Мергене не голодали. Завершись приступ неудачей, осада могла бы затянуться.

— С чего вы взяли, граф, что здесь не голодали?

— Собаки, ваше величество. Когда в осажденном городе начинается голод, собак съедают. Однако, к счастью, штурм удался.

— Да, граф, ваш план сработал, — кивнул король. Его величество бросал слова в пустоту, не глядя на собеседника, а сам поворачивал голову то вправо, то влево, разглядывая картины разорения и смерти. — Эти осадные башни оказались хорошей идеей. Лигисты глядели только на них и не подумали, что мы ведем подкоп. Однако следует отдать должное отваге нашей пехоты. Кстати, кто первым ворвался в Мерген?

— Капитан Риллон. Его отряд атаковал брешь в городских укреплениях и оттеснил мергенцев от стены.

— Да, да! — подхватил король. — Капитана следует наградить, хотя этот мужлан порядком мне… гм-гм…

Отфрид, сопровождаемый, как обычно, кузеном, уже несколько минут брел в голове процессии, выжидая удобного момента. И вот случай представился.

— Ваше величество! — обратился к монарху баронет. — Позвольте доложить. Капитан Риллон, к несчастью, убит. Мы нашли его уже мертвым.

Ридрих удивленно уставился на родича, но смолчал.

— А ты, юноша, служил под его началом, не так ли? — Король пригляделся к Игмору. — Постой-ка, я помню. Маршал, а вы узнаёте этого молодца?

Граф кивнул:

— Да, ваше величество, это отличный воин. Как тебя звать, парень?

— Ваше величество, ваша светлость… — Юнец вертел в руках шлем с приметным белым плюмажем — делал вид, что смущен. — Пришло время открыть мое подлинное имя. Я Отфрид, сын барона Игмора.

— Как?.. — Король заинтересовался и натянул повод.

Вслед за монархом остановился весь кортеж. Придворные сгрудились позади его величества и маршала, вытягивая шеи.

— Это меняет дело, — вставил граф Мервэ.

— Да, — продолжил Отфрид, — мой несчастный отец погиб, защищая наш замок… Вчера я сквитался с убийцей и более не связан обетом.

— Как это занятно! — заметил один из придворных.

— Да-да! — тут же подхватили остальные. — Это благородно! Несчастный юноша! Каков герой! Отважный баронет! Он исполнил обет!

Король задумался, насупив брови.

— Несчастный барон Фэдмар! — наконец припомнил имя. — Так, значит, он пал в бою… Увы, несчастный род верных наших вассалов! Он мог угаснуть, позабыться… Ran quippe boni![71]

— Vel optima nomina non appelando fiunt mala,[72] — смиренно заметил Отфрид, склоняя голову и сгоняя с лица улыбку. — Позвольте представить моего спутника — Ридрих Эрлайл, также потерявший отца в войне с Лигой.