Школа строгого режима, или Любовь цвета юности Штурм Наталья
– А ты спросила? Сразу поставила без спросу и настругала туда капусты. Теперь уже поздно переливать. Да мы и не поднимем этот жбан.
Опять сели ждать наваристых щей.
Прошло еще полчаса.
Я с тоской смотрела на кастрюлю – ну что еще не так? Голод заворачивал кишки. Может, вытащить этот помидор и съесть хотя бы его?
– Слушай! Так мы газ не включили! – ткнула пальцем Вика.
Действительно, огонь в конфорке не горел. Потому что плиту никто не зажигал. Про это мы как-то забыли.
– Суп вскипит через полчаса, – удовлетворенно сказала подруга, сумев ловко поджечь конфорку с первой спички.
– Да ты мастерица! – похвалила я Вику.
– Я еще умею «Муравейник» делать. Этот торт такой из вареной сгущенки. Моя мама покупает печенье «Юбилейное», ломает его на мелкие кусочки, потом перемешивает с уже сваренной сгущенкой и пропускает через мясорубку. Вроде все.
– Может, яйца нужны? Надо посмотреть в маминых рецептах. Как этот торт правильно называется? Напиши.
Вика взяла карандаш и вывела: «Моровейник».
Я перечитала несколько раз и все равно не поняла.
– А почему «Моровейник»? Ведь «муравей» же?
Вика махнула рукой – какая разница?
– Сначала нужно сварить сгущенку. Она долго варится, – начала подруга со знанием дела.
– Тогда давай так: пока у меня будут закипать щи, мы съездим к тебе и поставим на огонь сгущенку.
Если бы были у нас пятерки по математике, нам пришло бы в голову сходить в магазин, купить сгущенку и поставить вариться на моей плите. Но и у Вики, и у меня отсутствовало логическое мышление. Поэтому мы радостно отправились в другую квартиру на метро, чтобы потом, вернувшись ко мне, откушать щец, а потом снова поехать к Вике и доделать торт.
На «Беговой», в новенькой кооперативной квартире, кулинарить было очень комфортно. Красивый кухонный гарнитур, свежий линолеум и кипенно-белые обои. В большом Викином холодильнике мы нашли целых четыре банки сгущенного молока. Семья у Вики была полная – мама, папа и брат. Поэтому продуктов было тоже много – холодильник был забит до отказа.
– А чего церемониться, давай сразу все четыре поставим вариться, – предложила я. – Незачем каждый раз ждать по три часа, пока она сварится. Сразу – оп! – и есть заготовка. Да и мама тебя похвалит. Время ей сэкономишь.
– Подожди, а разве она варится не полтора часа? – нахмурила лобик подруга.
– Не. Я точно помню. Мама часа на три ставила. Очень долго варится. Если рано снять, она будет наполовину белая, да и вкус не тот. Вари, не думай.
Вика погрузила в алюминиевую кастрюлю четыре банки, налила воды и торжественно вывернула конфорку на полную мощность.
– Ускорим процесс, – объяснила Викуся.
– Поехали скорее, а то щи сбегут, – поторопила я подругу, и мы поехали обратно ко мне домой на «Октябрьское поле».
Щи бурлили и плевались из-под крышки. А крышка стояла на капусте и помидоре. Ведь капуста от варки разбухла и вытеснила крышку.
– Слу-ушай! А ведь мы мясо не положили, – вспомнила Вика, понюхав пар.
– Ерунда. Это будут постные щи. Они еще полезней, – придумала я на ходу, потому что действительно забыла про мясо.
– А если сейчас его туда засунуть? – не сдавалась Вика. – Моя мама всегда с большим куском мяса готовит щи.
– А моя часто делает и без мяса. У нас же мужчины в доме нет – кому это мясо нужно? – рассудила я.
– Ну да, – вяло согласилась Викуся. – Но, может, все-таки положим? С мясом понаваристей будет.
– Его долго размораживать. – Я полезла в холодильник. – Давай на батарею в ванной положим?
– Лучше привяжем, чтобы не держать, – внесла рациональное предложение Вика.
Мы примотали кусок ледяного мяса к батарее изолентой и сели ждать на кухне.
– Я когда в тупой школе училась – часто от уроков косила благодаря этой батарее, – улыбнулась я воспоминаниям. – Меня будит утром «Пионерская зорька», я плетусь в ванную, а там у меня в коробке из-под пылесоса градусник спрятан. Я его нагреваю до тридцати восьми градусов и еще лоб тру о батарею. Глаза таращу изо всех сил, чтобы слезы навернулись, и выхожу такой красавицей из сортира. Лицо красное, слезы, нос не дышит. Мама, конечно, сразу за градусник. А у меня свой в заначке, с температурой. Я быстренько их меняю, мама ойкает, тут же заботливо укладывает меня обратно в постель. И вызывает врача. Но меня и этим не напугать. Я принимаю аспирин, пью чай с малиной и встречаю доктора мокрая, как мышь. «Температура», понятное дело, сбита, но недельный отдых мне гарантирован.
– Ха! А я, когда училась в восьмом классе, ногу «вывихнула» на кухне. Вывих тяжелее определить: больно – и все. С переломом сложнее. Иду я, значит, между столом и плитой, там всего-то метр расстояние. У нас по алгебре контрольная первым уроком, и меня это сильно напрягало. Моя бабушка за столом сидела, спиной ко мне. Я прохожу, типа ногу подворачиваю, воплю, падаю и за бабушку хватаюсь. Шаль с нее стащила случайно. Она вскочила, испугалась, забегала, хотела меня на санках в больницу вести. Но я пожалела ее – старенькая, какие санки. Сама «доковыляла» до кровати и, пока бабушка в поликлинику звонила, нарисовала себе шикарную гематому. С прожилками. Тоже потом неделю дома сидела.
– Теперь понятно, почему ты из нашей группы лучше всех в обморок падаешь, – засмеялась я.
– Ну да, практика… Слушай! Может, съездим ко мне домой, пока твое мясо размораживается? Чего-то я волнуюсь за сгущенку.
– Брось! Все нормально! Ей еще вариться и вариться.
– А давай позвоним Динаре, узнаем, как у нее дела? – предложила Вика.
Я взяла карандаш и начала крутить им телефонный диск. Карандаш соскакивал, и приходилось начинать все заново.
– Это сейчас модно – не палец туда совать, а крутить диск ручкой или карандашом, – объяснила я Вике свои манипуляции.
– Ух ты, дай я тоже так попробую, – перехватила карандаш Вика.
Наконец минут через двадцать мы справились с упрямым диском и набрали номер Динары.
– Привет, красавица! – заорали мы хором в трубку.
– Ой, девчонки, приве-ет… Так рада вас слыышать, – плаксивым голосом отозвалась Динара.
– Чем занимаешься? – хором спросили мы.
– Да пельмени с Никитой готовим. Он купил, а они тухлые оказались. Варим, варим, а они все всплывают и всплывают, – расстроенно проговорила Динара.
– Бросай их в помойку, приезжайте к Вике на торт. Мы сейчас «Муравейник» у нее делать будем, – сообщила я последние новости.
– Не, девочки, я должна покормить Никиту, а то он голодный. У вас нет случайно рецепта шарлотки?
– Сейчас посмотрю! – сказала я, передавая трубку Викусе.
Вику заинтересовала совсем не кулинарная тема в жизни Динары.
– А кто этот Никита, которого ты кормишь? Не из сто двадцать седьмой ШРМ? – заподозрила она.
– Да, он! Ты же нас познакомила. Он у меня теперь живет, а то ему негде.
– Ни фига себе! – потрясенно проговорила Викуся, знаками показывая мне на трубку, из которой появилась сенсация. – А у вас уже было?
– Ой… Я не могу об этом сейчас… Давайте встретимся, поболтаем. Ну, как там рецепт шарлотки, нашли?
– Да, нашла, слушай. – Я взяла трубку. – Двести граммов сахара, пять яиц, двести граммов муки, пятьсот граммов яблок и один литр уксуса.
– Ага, только помедленнее говори, я записываю.
– Слышь, а чего так уксуса много? – думая про личную жизнь Динары, автоматически спросила Вика.
– Тут у мамы написано – «1 л уксуса». Так обычно обозначается литр. Тупица, надо на физику ходить! – подколола я подругу.
– Все, девчонки! Спасибо! Пошла готовить, а то мы от голода уже падаем, – и Динарка повесила трубку.
– Видишь, как здорово: мы не только сами прекрасно готовим, но и другим помогаем, – похвалила нас Викуся.
В ванной раздался шлепок и всплеск.
Мы переглянулись и побежали смотреть.
Наш кусок мяса плавал в унитазе.
– Наверное, оно разморозилось, когда лента ослабла, – задумчиво произнесла я, пытаясь вспомнить, к какому закону физики относится данное событие.
– Я его в щи не положу, – брезгливо поморщилась Вика и вышла из ванной.
– Ну, молодец, угробила наш недельный запас мяса, – расстроилась я, представляя реакцию мамы.
– А я тут при чем? – возмутилась Вика. – Ты сама предложила его на батарею положить.
– А тебе стоять, видите ли, было лень! Изоленту ты придумала, – напомнила я.
– Я ж не виновата, что у тебя санузел совмещенный! – оправдывалась Вика.
– У меня одна мама работает, а у тебя и отец и брат добытчики. Скажи спасибо, что отдельная квартира, – мы раньше в коммуналке жили на Патриарших. Там вообще один туалет на пять комнат был. Мясо на батарее не разогреешь, тут же чей-нибудь кот стащит. Или сосед умыкнет. Поэтому сиди не жужжи. Будешь есть свою похлебку без мяса, – набычилась я и взяла половник.
– Не буду я такие щи есть. Без мяса это не щи, а помои, – огрызнулась в ответ Вика.
– Ну и обедай тортом, – послала я Вику.
Подруга уехала, а я осталась одна со щами. Поковыряла в них половником – сплошь капуста и развалившийся помидор. Посолить мы тоже забыли. Да. Действительно, помои, Вика была права.
Что делать… Села дописывать сочинение по Айтматову голодная.
«Способна ли сытая устроенная жизнь сформировать достойную личность?» Этот вопрос, заданный учителем, пришелся как нельзя кстати. Настоящий художник должен быть голодным!
Но как жрать хочется…
Раздался телефонный звонок. Звонила Вика.
Я очень обрадовалась, потому что не хотела ссориться.
Вика была мрачна и лаконична:
– Приезжай.
– А что случилось?
– Приезжай – увидишь.
То, что Вике нужно было уехать от меня значительно раньше, я поняла, когда на пороге ее квартиры подшибла исковерканную банку из-под сгущенки. Она выглядела так, будто по ней стреляли.
Мрачная Вика стояла в позе проститутки из фильма «Бриллиантовая рука», но говорила не «цигель, цигель, ай-лю-лю», а красноречиво молчала, показывая пальцем в сторону кухни.
Я уже все поняла и боялась туда заходить. Ведь только недавно в квартире был ремонт. Значит, все-таки не три часа надо варить сгущенку, а поменьше…
…С потолка кухни свешивались длинные коричневые «канаты» сгущенки. Она была повсюду – на стенах, под столом, на окнах и на цветочных горшках. Весь светлый линолеум был в сладких липких островках. Но больше всего пострадали белые обои – на их фоне коричневая сгущенка смотрелась жидкими какашками. На полу, на столе и на подоконнике валялись пустые искореженные банки.
– Меня мать убьет, – уверенно сообщила Вика.
– А еще папа и брат… Тоже убьют, – не нашлась я сразу как утешить подругу.
– Это не отмыть никогда. – Вика оглядела кухню критическим взглядом.
– Да, – уверенно подтвердила я, – эти сталактиты так легко не убрать.
– Не сталактиты, а сталагмиты, – поправила меня Вика, тоже задумчиво глядя вверх.
– Нет. Сталактиты – это те, что растут сверху вниз, а сталагмиты – растут снизу, – настаивала я, пробуя на вкус висячий канат.
– Ты тупая, что ли?! – нервничала Вика. – Сталактиты – это те, что из пола растут, у нас их тут нет. Значит, это сталагмиты, они сверху свешиваются. И не спорь. Если бы я тебе не поверила, что сгущенка варится три часа, – сейчас бы кухня чистая была.
Зазвонил телефон.
Вика подняла трубку и долго слушала звонившего.
– Это Динара звонила. Ее Никиту увезли в больницу с ожогом пищевода.
– Почему? – удивилась я.
– Ты ей сказала, что в шарлотку нужно добавлять литр уксуса. Туда нужно добавлять одну ложку уксуса. Причем чайную. Она же вылила литр и отравила Никиту.
– А что, она своей головой не соображает? – возмутилась я. – Как будто я этот пирог каждый день готовлю! Я ей дала рецепт, как она просила. А ты, если знала – почему не поправила?
– Да я только что вспомнила. Я тогда про Никиту думала, как он ловко нашу Динару окрутил. У них наверняка секс был. Просто признаваться не хочет, – сделала важное открытие Викуся.
– Слушай! Идея! А давай ей сейчас позвоним и спросим? Никиту же увезли, значит, она может говорить, точно?
– Давай! Сейчас выведем ее на чистую воду!
Динара сразу сняла трубку: думала, из больницы звонят.
– А это мы! – обрадовала подругу Вика. – Теперь ты можешь нам рассказать, был ли у вас секс?
– В подробностях! – крикнула я в трубку, стоя рядом с Викусей.
– Ой, девчонки, он такой классный! Вы не представляете! Заботливый и умный, – поделилась Динара.
– Ты расскажи лучше про секс! – настаивала Вика. – Было?
– Ну, разумеется, было. Но так… осторожно. Он бережет меня, чтобы я не забеременела. Сказал, что после школы сразу поженимся. Мне с ним дико интересно, он целыми ночами читает, французский язык знает, пишет статьи какие-то и отправляет через друзей за границу. Днем спит, но я все равно днем в школе. Поэтому все здорово! Викуся, я тебе так благодарна! – радостно откровенничала Динара.
– Не расстраивайся, он выздоровеет! – крикнула я в трубку приятные слова.
– Конечно, выздоровеет, – согласилась Динара. – Он говорит, что как Рахметов: может спать на гвоздях и отказываться от хорошей пищи.
– Не Рахметов, а Базаров, – поправила Викуся.
– Ты что? – возмутилась я. – Вообще на уроках спишь? Или только на актерское мастерство ходишь? Рахметов, а не Базаров!
– Думаешь, после твоего литра уксуса и трех часов сгущенки я тебе поверю? Ты одного отравила, а у меня теперь ремонт надо делать. Поэтому сталагмиты свешиваются, а Базаров спит на гвоздях. И точка!
– Ну и пожалуйста. Темнота необразованная. Так и будешь все жизнь в обмороки падать. – Я пошла в прихожую одеваться. Опять под ноги попалась пустая банка из-под сгущенки. – Пригласи к себе в гости мальчика Рому из параллельного. Он любит футбол – поиграете с ним.
И гордо ушла.
Неблагодарная Вика – манкурт, родства не помнящий…
Глава 9. Настоящая женщина
Математичка начала урок с объявления:
– Через месяц у вас начинаются летние каникулы. Родительский комитет и я решили отправить вас на две недели в речной круиз по Волге.
– Здорово! Отпад! Круто! – раздались возгласы одобрения.
Классу идея понравилась. Многие никуда и никогда дальше Подмосковья не выезжали. Дача на трех сотках, если повезло родиться у зажиточных, а это значит – все лето просидеть возле речки с местными пацанами и малоразвитыми подружками. Из развлечений – сельская дискотека, где малолетки типа нас не котировались. Еще пионерский лагерь, как альтернатива. Но голодно, холодно, и если не заведешь свою компанию – заклюют, как белую ворону.
Особо старательные родители отправляли своих детей на юга. Если «дикарями», то рубль за койко-место, на два рубля в день питание, билет на поезд – плацкарт – сорок рублей (вареные яйца, помидоры, сало, вонь на весь вагон). Такая поездка обходилась в месячную зарплату, но того стоила. Через месяц бабушки с дедушками привозили назад черное от загара и оздоровевшее чадо. Родители были счастливы.
Меня мама отправляла каждое лето в Геленджик или Коктебель. Я всегда ездила вместе с бабушкой – она была родом из Краснодара, здоровой, закаленной и очень ответственной. Про ответственность я запомнила, потому что меня всегда цепляла ее фраза в мой адрес:
– Если с тобой что-нибудь случится, что я скажу твоей матери?
Получалось, моя собственная жизнь ничего не значила. Главное – у бабушки будут неприятности, если не углядит за мной. А что меня не будет – дело десятое. Это сильно занижало мою самооценку, но я молчала. Не умела грамотно сформулировать претензию и потребовать объяснений. Так и ездила на курорты с бабушкой, стараясь послушанием не подставить ее под мамин гнев.
Бабушка неустанно следила за мной и днем и ночью. И каждые пять дней писала маме подробные письма с отчетами – куда ходили, что видели, сколько потрачено. Бухгалтерский отчет занимал большую половину письма, при том, что мама никогда не требовала этих подробностей. Она радовалась, что дочь «отдыхает у моря, а не торчит в пыльной и душной Москве». Эту фразу я тоже запомнила, как слоган рекламы достойного детства. Правда, бабуля чуть подбавляла комплексов фразой типа: «Другие дети не могут отдохнуть у моря, а твоя мать корячится и из последних сил, зарабатывая тебе на отдых». Произносилось это с интонацией: «а ты неблагодарная». Бабушка это не говорила, но я все равно испытывала комплекс вины, что плохо себя веду. Хотя я вела себя очень хорошо. Только однажды бабуля не доглядела за мной, и я вместе с местной братвой обожралась шелковицей, опрысканной от тли ядохимикатами. Мы шагали на обед в ресторан «Волна». Посередине дороги я потеряла сознание и упала бабушке на руки. Тут же сбежались люди и положили меня под платан. Там я и пришла в себя. Первые слова бабушки были:
– Как же ты меня напугала! Я думала, ты умираешь.
«Ну наконец бабушка призналась, что я дорога ей сама по себе!» – подумала я с благодарностью, лежа на ее платке под раскидистым южным деревом.
– Ты меня любишь, ба? – слабым голосом спросила я.
– Да если бы с тобой что-то случилось, мне осталось бы только идти топиться! Твоя мать все равно бы меня со свету сжила!
Тогда я не поняла. Поняла позже. Бабушка стеснялась показывать свои чувства, она была гордой кубанской казачкой, и видимые сантименты были чужды ей. Она доказывала свою огромную любовь ко мне постоянной круглосуточной заботой. Навсегда остались в памяти ее словосочетания; «чтоб не поддувало», «надо форму подрубить», «ах, как в жизни надо все уметь делать самой». При этом самой мне разрешалось разве только кушать, спать и учить пьесы на фортепиано. Даже уроки по математике бабушка делала за меня.
Но однажды каким-то непостижимым образом мама отправила меня не на юга с бабулей, а на месяц в пионерский лагерь. По путевке от ее работы.
Через неделю маму вызвали в пионерлагерь, чтобы она забрала меня. Во время прогулки по лесу я специально отстала от отряда и пошла купаться в лесном пруду. А в пруду жили водяные крысы. Не знаю. Лично я их не видела. Но начальник лагеря сказал, что они там точно есть и мне просто повезло. Мама слезно уговаривала не выгонять меня из лагеря, потому что такие путевки были редкостью и «девать ребенка некуда». Видно, с бабушкой у них случился конфликт, потому что при других обстоятельствах меня никогда бы не отправили в стремный пионерлагерь с водяными крысами на воле.
Круиз по Волге должен был стать моим первым самостоятельным отдыхом. Конечно, за вычетом Совы, которая, судя по всему, намыливалась ехать вместе с нами.
– А ты, Шумская, что радуешься больше всех? – с нелюбовью покачала головой Агриппина Федоровна. – Дай-ка дневник, я напишу, чтобы твоя мама пришла ко мне побеседовать.
Мама доверчиво пришла объединить усилия по моему гармоничному воспитанию. Но Сова подготовила удар в спину – отказалась брать меня в круиз. Так прямо и сказала: «Ваша дочь слишком творческая натура, я не берусь за нее отвечать». Мама обиделась за меня и объяснила, что в творческой школе должны учиться именно творческие натуры. Ибо школа литературно-театральная. А не математическая. На самом деле спор был пустой – просто математичка не любила меня, а мама любила. И ее аргументы оказались сильнее. Сова сломалась, и меня внесли в список.
До отъезда оставалось три недели.
Все ликовали, а Татьяну охватила паника.
– Мухаммед бросит меня за это время! Он такой горячий, а меня не будет целых три недели! – плакала она мне в фартук.
– Ну он как-то ведь жил до тебя? – резонно пожала плечами Викуся.
– Он искал меня. И нашел. А теперь я его бросаю, и он найдет другую! – У Тани был свой взгляд на собственное будущее. Она все всегда додумывала за других и вечно не в свою пользу.
– Встреться с ним спокойно и скажи, что тебя не будет какое-то время. Пусть помучается, и так ему чести много, – настаивала на своем Викуся.
– Ну да, – содержательно поддержала я.
Татьяна же поразмыслила и изложила мне свою идею поздно вечером по телефону:
– Знаешь, я решила, что отдамся ему перед отъездом. Тогда он будет скучать по мне и ждать возвращения. А может, даже поедет за нами поездом и будет поджидать меня на пристани, например в Астрахани. А? Сойдет с ума от любви и бросится за мной вдогонку.
– Ты уже и стихи сочинила по этому поводу? – высмеяла я романтичную подругу.
– Да! Слушай!
- В своей любви тебе хочу признаться!
- Я представляла сотни тысяч раз,
- Что можно было б нам вдвоем остаться,
- Навечно. Только не на час…
– Спасибо, я поняла. – Некультурный зевок вырвался случайно, я не хотела обидеть. Просто мне была непонятна Танькина одержимость Мухаммедом. Какой-то он был… чужестранный. И странный, кстати, тоже. – Ты уже придумала, где вы встретитесь? – решила я исправить оплошность неподдельным интересом.
– Нет. Помнишь, как Вика сказала? Пусть сам ищет, где нам встретиться. Не на подоконнике же в подъезде я буду лишаться невинности? – хихикнула Танюха.
Зачем нужна такая поспешность в этом интимном вопросе, я не понимала. Моими приоритетными интересами были музыка, литература и легкое озорство. А Танька конкретно задалась целью покончить с девственностью. Она ею тяготилась.
– А если он опять откажется? – предположила я бесславный конец.
– Не откажется. Я чувствую, что он готов. Вот увидишь! – категорично заявила Танька.
– А давай поспорим? Если он тебя трахнет, я переплыву Волгу. Идет? – загорелась я.
– Супер! А если нет – то я спрыгну с корабля в воду на глазах у Совы, – подхватила Танька.
– Ха-ха, я даже представить себе такого не могу! – шепотом расхохоталась я. – А Сова, наверное, харакири себе сделает, когда увидит такое!
Мы совсем развеселились и стали галдеть громче. Моя мама услышала, зашла в комнату, и разговор пришлось завершить.
Мухаммед бурно отреагировал на Танькин отъезд. Но со встречей не торопился, сказал, что к сессии готовится.
– Нужно было дожать его, – предположила я. Мне очень хотелось переплыть Волгу.
– Это он из-за квартиры, ему некуда меня вести, и он переживает, – по-своему трактовала Мухаммеда Танька.
Наша фантазия зашла в тупик. На помощь кликнули Настюху. По сердечным делам к ней мы редко обращались – ее мозги были заняты только творчеством.
– В свою квартиру я вас не приглашаю – у меня родители. А у деда только недавно заделали дырку в стене. Нет уж, с квартирой вариант отпадает.
– Ну что же делать? – заканючила Танька и приготовилась плакать.
– А вот что. Не звони ему сама. Перетерпи. Он объявится аккурат к отъезду, – успокоила Настя.
– А я вот думаю, что надо перед его общагой с каким-нибудь парнем засветиться. Пусть поревнует! Всегда срабатывает! – предложила свой маневр Викуся. Она представила себе сцену Отелло/Дездемона.
– Он драться полезет! Помните, как вспылил на нашей вечеринке с ребятами из ШРМ? Лучше его не злить, – я включила осторожность.
Все-таки решили, что лучший вариант – не звонить. Если не проявится – тогда самой уже ехать ловить его в ДАСе.
При всей неопытности в любовных вопросах Настя угадала. Мухаммед позвонил ровно за три дня от отъезда.
– Люблю тебя! Умирая, стоя на коленях пред тобою, скажу – люблю! Богиня моя! – зашелся «араб» в литературных виршах. – Помилуй, господи, и сохрани жену мою на ее долгом пути к познанию истины!
Таня заулыбалась во весь рот. Из всего поняла только одно – любит. И не хочет, чтобы она уезжала.
– Когда мы встретимся?.. Учитель, – подкупила покорностью Таня.
– Завтра! Если я доживу до этого дня. У меня все болит, когда я думаю о тебе! Хочу тебя безумно! Ночью рву зубами простыни – вот как я тоскую по тебе!
В Танькиной литературной голове пронеслась аналогия со стихом Маяковского «Любовь – это с простынь бессонницей рваных…». Но она легко простила Мухаммеду жесткий плагиат. Ведь любит же и страдает. А простыни рвет не бессонницей, а зубами. Маяковский в азербайджанской интерпретации.
Они встретились возле метро «Профсоюзная». Мухаммед был воодушевлен и нежен. Он долго целовал ее возле подъезда дома, в который они собирались войти. Таня не спрашивала, куда он ее ведет. Она полностью доверяла ему. «Наконец-то он сам решил вопрос о месте наших свиданий», – с облегчением подумала она.
Таня поднималась по лестнице пятиэтажного дома и старалась запомнить каждый шаг. Словно это было восхождение к счастью.
– Проходи, любимая. – Мухаммед пропустил девочку вперед и закрыл за собой дверь на ключ.
Таня оказалась в длинной, как пенал, темной прихожей. Квартира была старая, с неровным паркетом и душной атмосферой, но вполне пригодная для разовых встреч. Видимо, для этих целей она и сдавалась хозяевами.
«Обои можно переклеить, помещение помыть и проветрить, цветочки расставить там-сям – и вполне сгодится. Милый, какой же ты молодец», – думала Таня, ища взглядом, куда бы пристроить портфель.
– Пошли на кухню, – взял ее за руку Мухаммед.
– Может, сразу в ванную, любимый? – проявила смелость измученная долгим ожиданием девочка.
– Не спеши! Наслаждайся и не торопи чувства! Научись получать удовольствие от ожидания, тогда и оргазм будет полнее!
У Тани от этих слов грудь налилась желанием до краев.
Она не удержалась, стянула с себя кофту, лифчик и начала страстно массировать свои груди, сопровождая действие знойными стонами.
Мухаммед тут же возбудился и схватил ее руки своими ручищами. Получился массаж в четыре руки.
Таня не могла больше терпеть. Она стала быстро снимать юбку, приговаривая:
– Бог с ним, с душем, я хочу, чтобы ты вошел в меня. На столе, на полу – где хочешь. Только трахни меня, иначе я умру!
Мухаммед торопливо пробормотал:
– Я сейчас.
И ушел в глубь квартиры.
«Наверное, в ванную», – с тоской подумала Таня, оставшись одна, голая, посередине темной кухни.
Мухаммед не возвращался.
Таня в нерешительности постояла еще, потом подстелила на табуретку кофту и села.
Прошло минут десять.
Таня замерзла. Но пойти за Мухаммедом не решалась.
Из глубины квартиры послышался легкий шум, не похожий на плеск воды в ванной. Таня, ничего не понимая, встала и пошла на звук. Гостиная была пуста, а вот дверь в спальню оказалась приоткрыта. Таня прислушалась – звуки шли оттуда. Она толкнула дверь и тихо вскрикнула. Ее Мухаммед страстно целовал какую-то обнаженную девушку…
Таня остолбенела и в ужасе уставилась на происходящее. Ее Мухаммед, которого она обожала, которому хотела стать верной женой, мечтала, чтобы он был ее первым и единственным мужчиной, в данный момент у нее на глазах облизывал другую девушку и не скрывал измены!
– Мухаммед, я здесь… – чуть слышно промолвила Таня, стоя в дверях.
Парень обернулся на нее и, ничего не сказав, продолжил так же страстно обцеловывать незнакомку.
Он словно играл спектакль, зная, что у него есть преданные поклонники и зрители. Девушка в его руках была настолько подготовлена и профессиональна, что со стороны казалось, будто они танцуют эротический танец.
Таня стояла как вкопанная, не зная – уйти или остаться. Она даже хотела сперва броситься на самозванку и оторвать ее от Мухаммеда, но интуиция подсказала, что он сам позвал сюда эту распутную блондинку.
Читать бесплатно другие книги:
