Как пальцы в воде. Часть 2 Горлова Виолетта

Глава 6

Проснулся я рано, но самочувствие было отличным по той причине, что мне удалось хорошо выспаться. А вот лицо Фрэнка просто «кричало» о неважном его настроении, что тоже легко объяснялось: слишком шокировала его моя догадка, кстати, никем и ничем пока еще не подтвержденная.

Завтракая в кафе, мы обсуждали наши дальнейшие шаги. В конце концов решив ехать в Кальви (анонимное сообщение было прислано из этого города, а сегодня утром Тодескини смог выяснить, что там же располагается офис фирмы «Мир ароматов», которой руководила мадам Виар), мы забронировали двухместный номер в отеле города.

Выехали мы сразу после полудня. Расстояние от Аяччо до Кальви составляет около сто одной мили.

Первая половина пути была нам знакома со вчерашней поездки, поэтому мы нигде не останавливались. Я был за рулем, а Фрэнк улучшал свое состояние крепким сном, хотя судить об этом я мог только визуально, время от времени посматривая в его сторону.

Проснулся мой товарищ, когда я, следуя по шоссе D 81, проезжал мост Чьюни и Бокка-ди-Лава. Впереди располагалась деревня Пьяна, возвышавшаяся на высоте более 1400 футов (около420 м) над заливом Порто. Прибрежное шоссе D 81 вело к курортному поселку Галерия, пользующемуся успехом у любителей подводного плавания и серфинга. Миновав долину Фанго, мы выехали на дорогу, ведущую в небольшое местечко Арджентелло, тоже весьма популярному у туристов.

Мы хоть и не были туристами, но воспользовались гостеприимством поселка и остановились, чтобы передохнуть и перекусить, а вскоре, проехав полуостров Ревеллата, оказались в Кальви.

Отель «La Magnolia» находился в центре города; и когда мы зашли в наш номер, было уже шесть вечера, поэтому желания знакомиться с городом после такой длительной дороги у нас, конечно же, не возникло: я, да и Фрэнк чувствовали себя уставшими. Хотелось в душ, а затем не мешало бы насладиться вкусной трапезой и хорошим фильмом, какой-нибудь смешной комедией, чтобы ни о чем не думать. Позволить себе ужин мы могли, но вот с комедией… возникли осложнения. Все, на что мы могли рассчитывать, так это – на вялый разговор, если у нас получиться не уснуть за десертом.

Двухместный номер оказался вполне удобным, сервис тоже был на хорошем уровне, поэтому приняв душ и переодевшись, мы расположились в гостиной в ожидании заказанного ужина. Массаж контрастного душа принес энергию телу и легкость мыслям. Надо было закрепить достигнутый эффект вкусной едой и очень небольшим количеством алкоголя. В противном случае, при избытке горячительного, мы действительно могли бы не сохранить обретенную бодрость до конца трапезы.

Надо сказать, что блюдо из каракатиц и морских ежей, огромная пицца и творожный пирог вкупе с пастисом (анисовый напиток со льдом) в качестве аперитива и десерт – «Cedratine» (известный ликер из сиропа цитрусовой цедры; ни я, ни Фрэнк не любим ликеры, заказали из чистого любопытства), отлично справились с поставленной перед ними задачей. Однако нашего оживления и бодрости хватило ненадолго. Мы вяло и бессвязно обменивались какими-то своими мыслями, впечатлениями и предположениями. Не сомневаюсь, что со стороны наша беседа напоминала разговор глухого и немого из известного анекдота. Но я неплохо понимал, что хочет сказать Тодескини, сознание которого с трудом пыталось преодолеть сонливость… А Фрэнку, похоже, в определенный момент стало все равно, есть ли у него вообще какой-либо собеседник, и уж тем более – что он говорит.

В конце концов, разбудив задремавшего в кресле Фрэнка и собрав по крохам свою волю и физические силы, я отправился в свою комнату, где, превратившись в бесчувственное бревно, рухнул на кровать и отключился.

Утро разбудило меня тепло и приятно. Настенные часы, стилизованные под штурвал корабля, показывали восемь утра. В номере было тихо, очевидно, Фрэнк еще спал. Я не стал расхолаживаться в теплой постели и, быстро приняв душ, слегка подбрил растительность на своем отдохнувшем и вполне симпатичном лице. Облачившись в рубашку и джинсы, я вышел через гостиную на балкон. Погода настойчиво приглашала выйти на прогулку, и спустя какое-то время нужно будет воспользоваться ее приглашением. Вчера мы не занимались проверкой наличия «жучков»: не было необходимости. Впрочем, я полагал: в машине такое электронный «шпион «уже установлен (мы предоставили нашим противникам такую возможность и время). Хотя я был уже почти уверен, что мадам Виар – наша союзница, во всяком случае, касаемо смерти Мишель, да и сомнительно, что ее люди убили Лору. За всем этим делом стоял кто-то другой. У меня были подозрения на этот счет, но нужны были доказательства, и я пока не знал, где их искать. Да и, честно говоря, твердой убежденности в истинности своей версии у меня не было.

Вернувшись в свою спальню, я достал из своего атташе-кейса детектор и начал проверку. В номере было чисто. А в машине-нет. Как и ожидалось, в нашем средстве передвижения была установлена беспроводная камера GSM с встроенным высокочувствительным микрофоном, использующая сотовую связь для передачи видео по каналам мобильного Интернета GPRS и EDGE. Хорошо, что я не рассуждал о своей последней версии в автомобиле; насколько я помню, этого рода камера начинает работать при движении либо звуке. Что ж, будем делать вид, что мы ничего и не искали.

Войдя в номер, я услышал звуки жизнедеятельности, доносящиеся из комнаты Фрэнка. И вскоре источник этих шумов появился в гостиной: заспанный и взлохмаченный. Поприветствовав меня, он сообщил, что будет готов к завтраку через двадцать минут. Время можно было не засекать – в вопросах еды и выпивки Тодескини был по-королевски вежлив. Но вышел он уже готовым к выходу спустя пятнадцать минут (я все-таки, не удержавшись, засек время).

– Почему ты появился на пять минут раньше? – озабоченно спросил я.

Мужчина почесал затылок и потянулся.

– Сам не знаю, что со мной случилось. Может, заболел? Но ты не волнуйся, больше этого не повторится, – извинительным тоном проговорил Фрэнк, с фальшивой стыдливостью потупив глаза.

– Сомневаюсь.

– Почему? – досадливо удивился он, что свидетельствовало об обострении «склероза» желудка и возможного голодного припадка.

– У заболевшего человека аппетит обычно притупляется, – пояснил я.

Фрэнк почесал затылок в поисках достойного ответа, но его хитроумный мозг, вероятно, не получив энергетическую подпитку, завис на неопределенное время.

– Ладно, не напрягайся, приятель, потом отыграешься. Кстати, – оживился я, – теперь наша очередь дать небольшое представление.

Тодескини, посмотрев на меня понятливым взглядом, кивнул и цинично улыбнулся, как монах– вуайерист, подглядывающий в замочную скважину чужой спальни. Правда, я такой картины ни разу не видел, но разве этот факт имеет значение? Имеющий воображение-да представит.

Позавтракали мы в номере, за едой обсудив программу наших действий на первую половину дня, так как от успеха или же отсутствия оного зависели планы на все оставшееся время. Первым пунктом утреннего расписания был вопрос о нашем визите в офис филиала компании мадам Виар, хотя приглашения от нее мы не получали, как, впрочем, и ответа на отправленное накануне вечером письмо.

Закрыв номер и отдав ключ портье, мы прошли на стоянку, хотя могли бы и пройтись, но надо было сыграть хотя бы первый, а возможно, и последний «акт» нашей пьесы.

Фрэнк сел за руль и, покосившись на меня, радостно и как-то торжественно спросил:

– Слушай, Марк, а не пора ли нам расслабиться?

Пытливо взглянув на него и чуть было не сорвавшись, я все же успел прикусить язык. Собственно говоря, а что мне можно было ожидать? Алгоритм действий для взлома сервера департамента полиции?… Хотя в большей степени мне не понравилась излишняя нарочитость вопроса. Фрэнк переигрывал, и по-видимому, сам это понял, потому что лицо у него сморщилось, как у того же монаха– вуайериста, обнаружившего в замочной скважине внутреннюю затычку.

– Ты уже нашел здесь… мм… приемлемые варианты?

Тодескини абсолютно естественно рассмеялся, похоже, стал входить в роль.

– А чем же, как ты думаешь, я ночью занимался?

– И когда мы пойдем… к этим дамам? – растерянно спросил я, ощущая, что эту эмоцию мне не надо было изображать-я ее пропустил через себя. – А когда мы поедем к мадам Виар?

– Подумаем, время у нас еще есть.

На самом деле вначале мы хотели взяться не за самое сильного члена команды мадам Оливии. Этим слабым звеном, как нам пока казалось, была актриса Кристель Ферра. И мы решили одним выстрелом убить двух зайцев, хотя если мы и не сможем стать такими стрелками-виртуозами, это не так и важно, главное для нас в этой «охоте» – испугать «зверей», то есть сделать ложный ход. Мы собирались просто посетить офис компании и всего лишь сделать попытку встретиться с мадам Оливией, тем более что мы действительно этого хотели.

Припарковав машину, мы вышли на узкую улочку и, прогуливаясь, оказались у бульвара Вильсона, затем зашли в кафе на улице Клемансо и выпили там кофе. Удивительно, но в Кальви кемпинги расположены практически в центре города, который во многом был похож на тихий средиземноморский городок с неизменным кофе и круассаном по утрам, вином с сыром на вечер, купанием в бассейне при отеле и отдыхом на белых шезлонгах в сиесту. Чистое теплое море, вокруг красные скалы и запах разогретого солнцем эвкалипта…

К сожалению, мы приехали сюда не отдыхать, поэтому немного погуляв, направились на набережную Ландри, где рядом с парфюмерном бутиком мадам Оливии, на первом этаже небольшого современного здания, располагался ее офис.

В небольшой приемной было очень свежо: кондиционер не щадил своих сил, дабы молодая девушка, сидящая за стеклянным столом, не расслаблялась; судя по всему, работой она была не очень-то нагружена, но, наверно, чтобы окончательно не заснуть – секретарша что-то тихо напевала. Перед ней стоял открытый черный ноутбук, рядом с которым лежала крошечная панель какого-то устройства.

Удивленно взглянув на нас, девушка перестала мурлыкать и выжидательно посмотрела на нас. Затем все же она решила проявить инициативу и, приоткрыв пухленький розовый ротик, спросила:

– Добрый день, месье. Чем могу вам помочь? Или вы пришли по-какому вопросу? – Высокий тембр голоса девушки немного разочаровал меня, да и все остальное у нее было стандартное, на мой вкус. Худощавая блондинка с голубыми глазами, правильными чертами лица и белоснежной улыбкой; легкий загар, почти незаметный макияж; синяя шелковая блуза с английским воротником подчеркивала красивую шею, украшенную ниткой жемчуга; декольте было немного приоткрытым, но ровно настолько, чтобы не нарушать требования делового этикета. Все на высоком уровне: вполне строго с неким налетом женственности, но индивидуальности такой образ был лишен. Хотя так, очевидно, и нужно для работы в качестве секретаря небольшого офиса.

Я шагнул вперед:

– Добрый день, – как бы растерянно сказал я. Мы хотели бы побеседовать с мадам Оливией Виар по личному вопросу. Да, простите, мы не представились. Я частный детектив Марк Лоутон, а этот молодой человек, – я посмотрел на Фрэнка, – мой помощник Фрэнк Тодескини.

– А вам назначена встреча?… – непонимающе пропела девушка, высоко приподняв красивые брови и и слегка округлив миндалевидные глаза.

– Нет, но хотелось бы, – ответил Тодескини.

– Простите, но мадам Виар нет сегодня в офисе, – улыбнулась Сильвия (я смог прочитать имя девушки на бейдже).

– Мы просто на это очень надеялись, – с толикой отчаяния в голосе проблеял я.

– Что ж, мне придется вас разочаровать, – еще шире улыбнулась она. Очевидно, ей нравилось разбивать надежды посетителей офиса, хотя дамочка, похоже, весьма успешно тренировалась в этом деле и в свободное от работы время. – Пожалуйста, присядьте, месье. Я постараюсь вам помочь. – Встав из-за стола, отработанным легким шагом девушка направилась в кабинет.

Мы молча присели на стоящие у стены кресла, вполне удобные для длительного ожидания.

Но вскоре секретарша появилась, так же улыбаясь, хотя за этим формальным радушием, вероятно, можно было ожидать все что угодно.

– Мадам Виар сегодня не будет, – огорченным голосом сообщила нам эта милая крошка, нацепив на свое лицо маску сочувствия. – Она будет послезавтра, во второй половине дня. Оставьте, пожалуйста, визитную карточку. Вам позвонят, – чуть веселей добавила она.

Я тоже искренне улыбнулся в ответ: радостно было осознавать, что молодое поколение еще сохранило остатки милосердия.

Поблагодарив и попрощавшись с девушкой, мы спустились вниз по лестнице и вышли на набережную. Это был лучший вариант из всех возможных. Мы очень надеялись, что своим утренним разговором в машине смогли убедить Оливию в том, что без ее помощи нам не справиться, и от такой безысходности будем ожидать полудня среды, моля небеса о ее звонке с приглашением на встречу, а следовательно, останемся в Кальви до этого дня.

На самом же деле мы собирались лететь в Ниццу, там жила Кристель Ферра. Театральный сезон начался уже давно, но актриса только в начале октября возвратилась домой (немало информации о девушке выудил из Интернета, конечно же, Тодескини). И завтра мы могли попасть на спектакль с ее участием, но не только для того, чтобы оценить ее артистический талант. Нам действительно нужна была дополнительная информация (а желательно и образец ДНК мадемуазель Ферра), и если мы не совершим некоторые, не вполне законные, приемы в получении нужных сведений – то надолго останемся в одном месте, которое совсем не благоухает фиалками; эту информацию, конечно же, не предполагалось предоставлять суду, она бы предназначалась только для нашего личного использования. Кроме того, предстоящее действо, отнюдь не театральное, но имеющее с лицедейством некоторые общие черты, будет своего рода экзаменом для моего помощника. И если театральный актер может иногда быть далек от идеального воплощения своего персонажа, заслужив всего лишь отсутствие аплодисментов, то для Тодескини такой вариант может обернуться длительным пребыванием в заключении. Уверен, что ему это не подойдет: он рискует перевести свой «склероз» желудка в его последнюю стадию, да и виски с содовой в французской тюрьме, наверно, не предлагают, даже не бедным своим «гостям»; хотя, кто его знает, но проверять все же не хочется.

Возвратившись в гостиницу, мы заказали билеты на завтрашний авиарейс в Ниццу и разошлись по своим комнатам. Я принял душ, прилег полежать и, неожиданно для себя заснув, проспал почти два часа. Судя по тишине в номере, Фрэнк занимался тем же. Но спустя минут десять я услышал журчание воды, доносящееся из туалетной комнаты, похоже, Тодескини был занят подготовкой к вкусному и приятному ужину. Подождав еще минут десять, я поднялся и прошел туда же, а затем вошел в его комнату. Фрэнк сидел в кресле, откинувшись на его спинку и закрыв глаза, и я было подумал, что мой приятель-хакер-детектив вновь задремал после трудов праведных. Но, по-видимому, догадавшись о моих мыслях, он открыл глаза и глубокомысленно заявил, что занят размышлениями и вновь прикрыл веки. Чтобы пресечь возможные дискуссии, я взяв инициативу в свои руки и предложил ему существенную помощь в этом занятии. Фрэнк приоткрыл один глаз и, наверное, рассмотрев серьезность выражения моего лица, приоткрыл и другой, тем самым давая мне понять, что готов к совместному обсуждению. Указав мне своим подбородком на другое кресло, он стал высказать мне свою версию о возможном шпионаже в отношении фармацевтических препаратов. Кроме того, ему в голову пришла мысль, что, быть может, в том частном пансионате, который мы посетили вчера, проводятся какие-нибудь исследования и даже эксперименты, поэтому доктор Брошер и занервничал при нашем появлении, услышав же о цели нашего приезда, месье Бенуа заметно успокоился. В этом предположении Фрэнка был резон. Я тоже думал об этом, но все же я склонялся к другой версии, хотя у меня пока не было фактов ее подтверждающих. Затем в нашем обсуждении возникла тема о втором ребенке Мишель. Тодескини с пеной у рта доказывал мне, что не стоит нам распыляться еще и на розыски мифического дитя.

– Может, у актрисы была тройня, а может, и целый квартет? – возмутился Тодескини, бодро вскочив с кресла. – Давай искать и их! Возможно, лет через пять мы воссоединим всю семью! А что? Очень хорошая реклама для детективного агентства! О нас даже могут снять документальный фильм! Ты, как хочешь, Марк, но лично я не хочу, чтобы мой Биф, увидев меня в таком фильме, покрутил пальцем у виска.

– У птиц нет пальцев, Фрэнк, – наконец я смог вклиниться в его истерические стенания.

Похоже, мое замечание несколько обескуражило моего весьма темпераментного приятеля. Чуть успокоившись, он сел на свое место.

– Ну… пером, – сказал он и… засмеялся, по-видимому, представив эту картину. Рассмеялся и я, а отсмеявшись, заметил:

– Фрэнк, да ты дашь фору всем моим итальянским родственникам! Может, ты все же послушаешь мои выводы?

– Хорошо, – уже почти спокойно ответил он.

– Допустим все же существование второго ребенка Мишель только гипотетически, никаких телодвижений для розыска его мы предпринимать не будем. Я даже уверен, что это и не нужно.

– Почему?

– Потому, что если этот ребенок был и жив в данный момент, он «выплывет» со временем… Поверь мне пока на слово.

– Ну хорошо. Но я все равно не понимаю, почему ты считаешь, что промышленный шпионаж не имеет какого-то отношения ко всем этим событиям?

– Я не отрицаю, потому что и сам до конца, к сожалению, не понимаю всего.

– Ну тогда, может, пойдем ужинать? Зачем напрасно сотрясать воздух?

– Незачем, – согласился я, – тем более ты его уже и так достаточно потряс!

Тем временем солнце разошлось не на шутку. Я переоделся в легкий светло-коричневый костюм свободного кроя. На мое удивление у Фрэнка был похожий костюм, только голубовато-зеленый, и мой приятель в этот раз обошелся без всякого эпатажа.

– Знаешь, а тебе идут костюмы, – сделал я ему комплимент.

– Чем же?

– Выглядишь как настоящий мужчина.

– А ведь я еще не наложил макияж, – засмеялся он.

– Давай ты будешь экспериментировать со своей внешностью в мое отсутствие.

– Почему же? Ты меня стесняешься?

– Нет, просто, если накрасить твою смазливую мордашку, боюсь, девушки вообще перестанут обращать на меня внимание.

В Ниццу мы прилетели после полудня; из международного аэропорта Nice-Cote d`Azur добрались на такси до отеля «Four Points Sheraton Elysee Palace Nice», расположенного на Английской набережной, и уже вскоре отдыхали в комфортабельном номере с видом на море. У нас еще было время на обед, за которым мы собирались обсудить дальнейшие наши действия. В ожидании доставки очередных заказанных яств, Фрэнк посвящал меня в некоторые основы хакерства, однако не с целью обучения этой, в принципе незаконной, деятельности, просто объяснял прописные для себя истины, но не совсем очевидные для меня. Пояснял он мне эту «азбуку» на понятных для «чайников «примерах:

– Как ты думаешь, любой ли сейф можно взломать?

– Думаю, да, – ответил я уверенно.

– Но ведь для этого нужны определенные условия, такие как снятие сигнализации, нужный ключ, пароль или взрывчатка. Если тебе это удастся, нужно еще выбраться с содержимым сейфа без всяких негативных последствий. Учти, Марк, это грубая аналогия.

– Но ты же можешь взломать нужную операционную программу или сайт виртуально, не приближаясь к «сейфу».

– Конечно, – засмеялся Тодескини. – Но не всегда. Существует много степеней защиты и на их взлом уходит иногда немало времени. А вот если я имею непосредственный доступ к электронному носителю информации – могу поступить проще.

– А ты уверен, что это получится?

– Стопроцентной гарантии дать не могу: может, у меня случится сердечный приступ от страха, что проник в чужое жилище без ведома хозяина… Ну а так… что-нибудь да смогу сделать. Будем надеяться, что Кристель – обычный компьютерный пользователь. Я даже не пытался взломать ее электронную почту, потому что мы с тобой решили, мягко говоря, изъять образец ее ДНК, – пояснил он.

– Ты так говоришь… «изъять», что я представил кровавую картину: несчастную актрису, прикованную наручниками, и мы… с длинными, окровавленными ножами.

– Ты же сам сказал, что это не так сложно. Всего-то… незаметно проникнуть в ее гримерку и забрать оттуда какую-нибудь вещь Кристель…

– В том-то и дело… Фрэнк, что совсем не любую.

– Я знаю, – раздражаясь, ответил он. – Что-нибудь интимное, к примеру, трусики…

– О!.. Да ты еще и фетишист! – засмеялся я.

Ответить хакер не успел, услышав стук в дверь и недовольно нахмурив брови, но сообразив, что доставили нашу трапезу, расцвел в улыбке.

…После салата с креветками, телятины в винном соусе с ягодами можжевельника, кабаньей ноги с картофельным пюре и каштанами, легкого лимонно– меренговым пирога мы были готовы смотреть не только спектакль из классического репертуара, но даже слушать оперу на немецком языке. (Я ничего не имею против немецкого языка, но предпочитаю его использование в другом виде… искусства.)

До начала спектакля у нас еще было время, которое можно было бы использовать для прогулки по городу. Мы переоделись в соответствии случаю костюмы (не каждый день удается посмотреть пьесу из классического репертуара). (Кристель состояла в труппе театра «Алфавит «под руководством Андре Лежендре, специализирующегося на пьесах Мольера.) Находился театр на бульваре Карабасель, недалеко от центра города, а жила Кристель на окраине, в относительно современном квартале Пастера.

Прогулявшись по Английской набережной, мы миновали громадную стальную арку городского парка Альберта Первого. При входе в парк нас «встретил» бюст бывшего всемогущего мэра Ниццы Жана Медесэна (кстати, с этого парка на мини-поезде отправляются обзорные экскурсии по городу). Пройдясь по площади Массена, мы повернули на главную торговую улицу Ниццы – авеню Jean-Medecin. Широко открытые двери универмагов и торговых центров, от классической Galeries Lafayette до ультрасовременного Nice Etoile-Center, настойчиво приглашали нас к шопингу, но сегодня у нас были другие планы и мы решили пройтись по Старому городу – историческому центру Ниццы, затем свернули на восток от площади Массена и бульвара Жан-Жорес. Миновав Старую префектуру, дворец Ласкарис, мы прошли площадь Сен-Франсуа и полюбовались приходской церковью Сен-Мартен-Сент-Огюстен, выдержанной в стиле барокко. Но исповедоваться было еще рановато(?!) (человеческое самодовольство, пожалуй, так же трудно объяснить, как и безосновательное чванство), впрочем, отнюдь не мешало бы это сделать в ближайшем будущем. Повернув на север, мы оказались на площади Гарибальди – историческом символе города, окруженной красно-желтыми зданиями и крытыми галереями, напомнившими мне Турин. В модном Grand Cafe de Turin было многолюдно, но нам удалось выпить по освещающему коктейлю, а вскоре мы уже были у театра.

В «Алфавите «давали комедию Жана – Батиста Мольера «Амфитрион». Кристель Ферра играла главную роль Алкмены – жены Амфитриона. Несмотря на то что я, к сожалению, не являюсь поклонником классики, в частности Мольера, первый акт пьесы меня увлек. Но Кристель появилась только в конце первого действия, так что мы могли созерцать ее игру совсем немного. Однако мне (а я не являюсь большим специалистом в оценке сценического таланта) игра девушки понравилась. И я дал себе слово досмотреть эту пьесу с участием Кристель в другой раз, потому что сегодня у нас было не менее важное, чем просмотр спектакля, дело.

Фрэнку предстояло поставить кейлоггер на ноутбук или планшет актрисы. Кейлоггер-это клавиатурный шпион, современный, эффективный и невидимый для антишпионских программ, работающий в фоновом режиме и не отображающийся в трее и списке запущенных приложений. И если нам будет сопутствовать удача – мы сможем узнать не только записи, голосовую связь в будущем времени, когда Кристель активизирует ноутбук или планшет, но и некоторую информацию, скопившуюся в электронной технике за последние пару месяцев. Кейлоггер отправит уведомления и записи разговоров в сетевую папку нашего ноутбука. И еще мы должны были получить образец ДНК девушки, но я считал, что изымать для этой цели ее трусики совсем не обязательно, можно обойтись несколькими волосами актрисы, снятых с ее расчески… В ожидании антракта я размышлял об одной мысли, не дававшей мне покоя с того момента, как я увидел Кристель воочию. Игра мадемуазель Ферра, во всяком случае, в той части пьесы, которую я посмотрел, меня впечатлила. Девушка действительно обладала талантом перевоплощения. Но меня не покидало ощущение, что молодая актриса кого-то мне напоминает, но как-то неопределенно и уж точно – не внешне… что-то в голосе, жестах… Но как-то так неуловимо, ничего конкретного. Я пытался отвлечься от этих размышлений: мой мозг не был в состоянии что-то проанализировать, поэтому нужно будет посмотреть еще раз спектакль и ответ найдется.

Честно говоря, я не очень-то надеялся на нашего «шпиона»(если Фрэнк, конечно, сможет его установить), вернее, на то, что мы сможем обнаружить какую-нибудь ценную для нашего расследования информацию. Во-первых, наверное, Кристель общается в основном по мобильнику, а во-вторых, не думаю, что она может знать какие-то секреты мадам Оливии. Мы с Фрэнком были уверены, что актриса даже не подозревает о том, что она – дочь Мишель Байю и, возможно, Генри Старлингтона, а значит, может претендовать на наследство семьи Старлингтон. Хотя эта версия нуждается в подтверждении. А вот получить образец ДНК Кристель мне представлялось самой легкой частью нашего дела. Невзирая на такие, казалось бы, серьезные логические выкладки, в глубине души я боялся, что они в любой момент могут рассыпаться… и все придется начинать сначала. Иногда, несмотря на мой фатализм, меня посещало сомнение, что все идет так как надо…

Страх не покидал Кристель с того момента, как ей все-таки удалось расклеить веки и более-менее проснуться. Страшное сновидение медленно растворялось и уходило с темнотой ночи, но ужас, казалось бы, реально пережитого оставался. Сердце стучало так часто и гулко, что даже заглушало барабанный стук дождя и привычные уличные звуки уходящей ночи. Девушка пыталась внушить себе логические объяснения плохого сновидения – по-видимому, она приняла неудобную позу, в результате которой защемился какой-либо нерв или произошло давление на сердечную мышцу – и подсознание просигнализировала ей о необходимости проснуться. Кристель успокаивала себя, стараясь унять адреналиновый взрыв в крови, шум в ушах и дрожь в руках. Но человек не волен над своим, всего лишь микроскопическим(!) увеличением гормонов в кровотоке!

Обеспокоенная тревожными раздумьями девушка повернулась на другой бок… что же предпринять… устроить ранний подъем – непозволительно: при недосыпании начинаются головные боли, поэтому заснуть вновь было бы очень желательно, тем более что репетиция в театре сегодня назначена на вторую половину дня, и у нее масса времени, чтобы хорошо отдохнуть; но ей была страшно даже погрузиться в дрему: вдруг ужасный сон имеет продолжение и финал, далекий от хэппи-энда. Спустя минут десять сложных раздумий Кристель немного успокоилась, однако стоило ей чуть вздремнуть, как вдруг какой-то шум пробился сквозь зыбкую пелену сна, вновь окатив ее сознание новой волной панического страха. Она замерла, напряженно вслушиваясь в относительную тишину и всматриваясь в сереющую тьму уходящей ночи. Но испуганное сердце, казалось, переместилось в область ушей и громко колотилось там, эхом отзываясь в висках и мешая отличить реальные звуки от физиологических проявлений стресса.

Прошло некоторое время. Осторожно, словно боясь кого-нибудь разбудить, Кристель напряженно приподняла верхнюю часть своего затекшего тела и посмотрела на светящейся циферблат будильника: жестокий механизм ехидно показывал пять часов. И этот фактор помог ей взять себя в руки. Решительно, но также тихо, она открыла ящик прикроватной тумбочки и вынула оттуда газовый баллончик – не бог знает, какое оружие, но хоть что-то. Странно, она всегда была смелой и даже слегка бесшабашной. Эти качества помогли ей выжить в приюте и в актерской школе – террариуме сплошных талантов и гениев, а театр – просто психиатрическая клиника, куда попадают все вышеозначенные сверх одаренные личности в период сезонного обострения.

Все эти мысли и нелегкие воспоминания раззадорили Кристель, вселили в нее такой бойцовский дух и ярость, что она уже даже хотела кого-нибудь встретить на своем пути и приложить к этому неизвестному, ставшему причиной ее страха и унижения, всю свою внезапно возникшую агрессию и злость. Такого она ни от кого не потерпит!

(Но мужчину, действительно хотевшему проникнуть в ее квартиру, остановила вполне серьезная, но весьма пошлейшая причина – за ужином он имел слабость переесть жирных устриц. А ведь некоторые физиологические позывы организма поэтому и называются приступами, потому что внезапны; так что у несчастного мужчины в тот момент было только одно, но жизненно важное и абсолютно неотложное желание, и в поисках возможности его осуществления он метался, как раненый зверь, по лабиринту многоквартирного дома. Сбылась ли мечта этого незадачливого фаната молодой актрисы? Скорее всего-да, так как поутру в одного из домов квартала Пастера ничего особо криминального, вроде трупа, обнаружено не было… но вот уборщица, занимающаяся уборкой третьего подъезда, некоторое время разговаривала сама с собой весьма громко и совсем не лицеприятно.)

… Кристель обошла свою небольшую, но уютную квартиру. Следы пребывания кого-нибудь постороннего отсутствовали. Вполне успокоенная, но раздраженная и сонная она нацепила мягкие тапки, теплый халат и поплелась на кухню пить кофе.

Крепкий кофе с сахаром и молоком, теплая булочка с маслом и клубничным конфитюром придали сил, бодрости. Настроение Кристель улучшилось, и даже раздражение почти улеглось.

Приснился кошмар! Разве в первый раз? Ну послышались какие-то звуки, что из того? «С чего я стала вдруг такой пугливой?» – расстроилась она. Но что-то все же заглушало доводы рассудка: слишком много непонятного стало происходить в ее жизни; и объяснений им пока не было. Кристель редко чего-либо боялась, хотя не очень-то любила тайны и любую недосказанность. Если она обнаруживала что-то необъяснимое для себя – конечно, не в проявлениях законов квантовой механики, теории относительности и других научных дисциплин – пыталась найти истину своим умом. В конце концов она успокоила себя тем, что при появлении дополнительных странностей сразу постарается что-нибудь предпринять. Стоит ли волноваться раньше времени? Как Скарлетт О`Хара, она подумает об этом завтра или послезавтра, а может, и вообще не придется морочить себе голову.

Достаточно успокоившись, Кристель отправилась принять душ. Зайдя в ванную комнату, девушка сбросила с себя халат и пижаму и в процессе своего постепенного раздевания стала подсматривать за своим отражением в большом овальном зеркале. Она не страдала нарциссизмом, но будучи актрисой, чрезвычайно трепетно относилась к своей внешности, а кроме того, всегда пыталась анализировать и запоминать свой образ в сочетании с определенными, невербальными, проявлениями каких-либо эмоций. Эту привычку девушка приобрела давно, лет в тринадцать, когда в первый раз прочитала роман Сомерсета Моэма «Театр», тогда же она и решила стать актрисой, поэтому невольно стала подражать Джулии Ламберт, героине книги.

Девушка в зеркальном отражении, в общем-то, ей нравилась, несмотря на ее чрезмерную худобу и почти полное отсутствие женственности. Угловатая и высокая, с маленькой грудью и худыми бедрами, зато с длинными ногами и неординарным лицом, обрамленным густыми волосами цвета черного винограда… просто созданная для подиума, мечта кутюрье. Коротка стрижка открывала точеную шею и яркое лицо с безупречной, очень светлой кожей, четко очерченными высокими скулами, огромными синими глазами, аккуратным носиком и чуть великоватым ртом.

Кристель не была наделена классической красотой, но яркой индивидуальностью она была одарена сполна. В ее внешности, характере и поведении отражался взрывной коктейль холерического и сангвинического темпераментов, хотя доминирующим был все же холерический. Очень энергичная, артистичная, пластичная и музыкальная она не могла не вызывать к себе повышенного интереса и всеобщего внимания. Когда Кристель покидала какое-либо общество, казалось, что с ее уходом в том образовывался вакуум. Но иногда ее бывало слишком много, и зная эту свою особенность, она пыталась себя «дозировать».

Девушка нередко проявляла дерзость и прямолинейность, но с возрастом природный ум и опыт суровой школы выживания Кристель смягчили ее резкость, научив дипломатии и мудрости; будучи по своей натуре доброжелательной и незлобной, она не шла напролом к своим целям, потакая желаниям, приходящим в ее честолюбивую и тщеславную головку. Не секрет, что многие служители Мельпомены, Талии и Терпсихоры считают: для достижения цели все средства хороши, хотя так думает немалое количество представителей и далеких от творчества ремесел.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Кристель не нашла особых последствий бессонной ночи, разве что, была бледнее обычного, но эту малость исправит контрастный душ; а вот корни волос в скором времени надо подкрасить. Природа наградила ее светло-русыми волосами, но очень темный цвет волос придавал ее облику большую выразительность.

Только встав под горячий душ, она поняла, что слегка замерзла. Жесткие струи воды смыли с нее остаточную сонливость, усталость и переживания, вызванные кошмарным сновидением.

Вытирая голову махровым полотенцем, девушка зашла в гостиную и уселась в кресло. Затем, оглядев самую большую и светлую комнату своего гнездышка, она довольно улыбнулась. Несмотря на тот факт что при оформлении этой квартиры актриса попыталась задействовать собственные представления о комфорте, здесь была заметна и работа хорошего дизайнера. Цвета коврового покрытия, мебели и обоев радовали ее взор ореховой и светло– салатовой гаммой с вкраплениями абрикосового и кремового. Причудливые светильники – одиночные и двойные бра – располагались на стенах в определенном порядке. Большие окна дарили много света, а вид Парижа, открывавшийся взору, – радовал взор; да и в целом интерьер квартиры создавал ощущение покоя и защищенности.

Кристель хотела было пойти на кухню и приготовить себе грейпфрутовый сок, как внезапно ее пронзил острый приступ головной боли. Ошеломленная она почти упала назад, в кресло. Спустя буквально пару секунд резкий спазм прошел, но девушка не успокоилась, вдруг вспомнив вчерашний вечер.

…Тогда она сидела в своей гримерной опустошенная, несмотря на переполнявший ее восторг и эйфорию от прошедшего волшебного действа, шквала аплодисментов и всеобщего восхищения… С ней всегда было так, казалось, что там, на сцене, Кристель оставила все свои жизненные соки, всю энергию и даже душу. Безусловно, колоссальный драйф, абсолютно ни с чем не сравнимый, но… где потом взять силы, чтобы снять грим, привести себя в порядок и отправиться домой. Очень хотелось есть, но не было энергии даже на это. Только спать. Ее личный театральный сезон начался недавно, пьеса, в которой она была задействована, отнюдь не нова; можно было бы играть уже и не с такой отдачей всей себя, перевоплощаясь и погружаясь в свою героиню без остатка, но девушка так вжилась в свою роль, что иногда ей казалось: Кристель исчезла, а есть Алкмена. Это она думает, спит, ест, улыбается…Такое нервное напряжение не может продолжаться долго. А ведь на сцене она еще совсем новичок, по сути, только начинает свою актерскую карьеру… И вот такой эффект! Самое плохое, что Кристель уже не могла заснуть самостоятельно, приходилось все чаще прибегать к снотворному, что совсем не есть хорошо… Так и до психушки – рукой подать. Что случилось? Ведь раньше, когда она училась в театральной студии, такого не было. Какие-такие у нее могут быть психические отклонения? В который раз черной ядовитой змеей в ее сознание закралась мысль, а может, это гены тихого или даже буйного помешательства ей передались от неизвестных родителей или родственников? Что-то нужно с этим делать. Вскоре скрывать это обстоятельство будет невозможно. Участившиеся головные боли, потеря аппетита… Ее худобу и так уже многие воспринимают не совсем адекватно. А режиссер напрямую спросил: «…уж не заболела ли ты? Может, заменить тебя на актрису из дублирующего состава?» Хорошо, что завтра другой репертуар: она сможет отдохнуть и позвонить мадам Виар. Только она сможет ей помочь, тем более что женщина давно обещала рассказать ей о ее родных…

Девушка окинула пустым взглядом свою гримерку, роскошные букеты уже не радовали ее, а их аромат раздражал и вызывал головные боли. Казалось, что Кристель окутывает какой-то ядовитый туман, и в черепной коробке полыхают молнии, пытаясь расколоть ее череп, как ореховую скорлупу. Не поднимаясь с кресла, актриса дотянулась до своей сумочки, упавшей на пол, и достала из нее небольшую упаковку с таблетками. Глазами она поискала воду и нашла бутылку с вожделенной жидкостью почти напротив. «Оказывается, даже этот элементарный процесс мне уже сложно сделать!» – с ужасом подумала Кристель. Запив болеутоляющую таблетку, девушка просидела в каком-то «ватном» трансе до тех пор, пока ее сознание не выдернула из этой ваты упавшая на пол бутылка воды.

Каким-то чудом она вызвала такси и добралась домой…

И вот сегодня-похожий приступ. Что ж, если есть проблема-значит, существуют и способы ее разрешения. Кристель клятвенно пообещала себе, что завтра же примет меры, тем самым успокоив свои душевные терзания. В конце концов можно, сославшись на плохое самочувствие, согласиться на замену. Впереди еще будет много ролей и спектаклей. Сейчас важно сохранить в норме психическое состояние и снять нервное напряжение… Интересно, а куда же она все-таки засунула свои черные кружевные трусики?

Глава 7

Рядом с живописной долиной Рестоника, где зеркальная амальгама горных озер меняет свой блеск от яркого изумруда до глубокого аквамарина, находится географический центр Корсики, город Корте. Когда-то этот город был столицей острова и резиденцией правительства независимой Корсики.

Неподалеку от этого города, южнее деревни Калакучча, среди корабельных сосен уютно устроилось скромное с виду владение: трехэтажная современная вилла с бассейном, теннисным кортом и коттеджем для прислуги.

В то утро стояла чудесная погода: на высоком синем небе – ни облачка, но жизнерадостность солнца не была чрезмерна по своей яркости, а приветливость прохладного ветерка не превращалась в назойливость отвергнутого любовника. Кроны сосен дозировано фильтровали активность солнечных лучей, чтобы те согревали, но не ослепляли своим светом компанию из трех человек, расположившуюся под светлым тентом, на просторной террасе, увитой зеленью. Кремовая скатерть, серебро и хрусталь-такая церемонность была отнюдь не исключительна: мадам Оливия Виар относилась к любому приему пищи с пиететом, хотя ее дети: пасынок Серж Дамьен, младшая дочь Адель Дамьен и отсутствующая старшая Жюльетт – не разделяли такого отношения женщины к трапезе и редко обходились без ироничных реплик. Несмотря на обычно здоровый аппетит всех присутствующих, в этот день их завтрак имел «лицо» скорбного, если не похоронного ритуала. И хотя тем для срочного обсуждения было немало, начало разговора странно затягивалось. Мадам Виар не могла понять, что случилось. Безусловно, она неплохо знала своих детей, а в особенности то обстоятельство, что они никогда не оставались пассивными в подобном случае, проявляя активность даже тогда, когда нужно было бы отдать прерогативу более опытным и зрелым собеседникам. Мадам Виар решила начать разговор после того, как миловидная прислуга Нина, работающая у них более пяти лет, подала им кофе с легким ягодно-творожным десертом.

Оливия, несмотря на свои пятьдесят пять, выглядела моложаво и энергично, хотя никогда не прибегала к каких-либо сложным косметологическим процедурам. Светло-русые короткие волосы женщины были уложены, но без той, особой, тщательности, которую демонстрирует стилист-парикмахер, пытающийся из каждой, даже повседневной прически создать свой неповторимый шедевр. Это же относилось и к ее макияжу, которого практически не было. На Оливии был светло-голубой брючный костюм, удивительно освежавший бледную кожу ее лица, весьма притягательное миловидностью своих черт и выразительностью больших голубых глаз. Казалось, возраст не отразился на их по-детски задорном и в то же время проницательном взгляде; да и от худощавой фигуры этой дамы веяло энергетикой молодости и оптимизма.

Двадцативосьмилетняя Адель совсем не унаследовала внешних черт своей матери, но эта девушка не очень-то была похожа и на своего брата Сержа, хотя гены их отца, отвечавшие за цвет волос и особенности пигментации кожи, очевидно, передались им обоим. Оба – рыжие, только у Сержа в оттенке волос преобладала медь, а у сестры – золото. А вот в цвете их глаз гены, вероятно, решили поиграть в контраст: у брата они были светло-карие, почти желтые, миндалевидной формы, а у Адель – темные, цвета спелого каштана, большие и слегка выпуклые. Кожа девушки была лишь слегка припудрена светлыми веснушками, будто чуть присыпана золотистой пыльцой; на ее брате меланин отыгрался и усеял кожу мужчины темными пятнышками, точками родинок, веснушек и их многообразными сочетаниями. На округлом, с правильными чертами лице невысокой и пухленькой Адель всегда сияла добродушная и смешливая улыбка. Долговязый брат с мускулистым телом и вполне симпатичным лицом улыбался редко. Черты его лица были резкие и даже жесткие. Однако всю эту вяло жующую троицу объединяло то, что первоначальное восприятие внешности каждого члена семьи не совсем соответствовало их индивидуальным личностным качествам, разумеется, в некоторых аспектах. Адель по своей натуре была намного жестче и увереннее своего брата, впрочем, и своей матери тоже. А Серж относился к созерцательно-философскому складу характера, и поэтому казался пассивным и мягким – если не сказать, ленивым. Мадам Оливия гармонично сочетала в себе решительность и практицизм, совсем не чуждые философии справедливости и добра. Но этот оптимальный баланс, а скорее, мудрость, женщина приобрела с возрастом благодаря своему жизненному опыту и каждодневному труду.

Когда-то молодая, умная и способная девушка собиралась сделать карьеру в фармацевтической сфере, чтобы продолжить семейное дело. Но неожиданно для всех, а прежде всего для себя, влюбилась в талантливого французского рок-музыканта, с которым познакомилась на каком-то рок-концерте в Лондоне. Элис, не взирая ни на свои планы, ни на чувства родных, уехала с Рене Виаром на его родину – «каштановое королевство «Корсики – в Кастаньиччи. Мать Рене приняла невесту сына не очень приветливо (своего отца молодой человек почти не знал), но все же благословила пару на создание семьи. И в 1975 году в приходской церкви Сент-Маргерит местечка Каркето произошло их скромное бракосочетание. Скромное, потому что со стороны невесты не было ни единого родственника, а со стороны жениха – его мать, несколько соседей и друзья Рени, нищие служители музы Эвтерпы. Сэр Уильям, отец Элис, вычеркнул некогда любимую дочь из своей жизни и запретил всякое упоминание о беглянке, его супруга, мать девушки, не дожила до такого проступка своей дочери. Генри Старлингтон, старший сын сэра Уильяма, любил свою младшую сестру, но он был еще слишком молод, поэтому не попытался умалить гнев отца.

Первые месяцы семейная жизнь молодых супругов протекала вполне счастливо. Край, в который попала Элис, разительно отличался от пейзажей родной Англии: каштаны высотой до шестидесяти пяти футов (20 м), давшие название среднегорью Кастаньичча, создавали удивительный по красоте ландшафт, и в то же время – дикий и неприветливый из-за крутизны гор. Весной каштановые рощи стояли в полном цвету, а осенью поражали разнообразием красок.

Элис, будучи привлекательной и трудолюбивой девушкой, устроилась официанткой в небольшой ресторанчик при гостинице Le Refuge в городке Пъедикроче. Рени со своей рок-группой гастролировал по небольшим европейским городам, но так и не достигнув признания и славы, молодые музыканты постепенно втянулись в глубокую наркотическую воронку. И в один из таких дней супруг Элис, попытавшись в очередной раз посредством химического яда достичь нирваны, переусердствовал в своих стараниях и остался в ней безвозвратно. На самом деле юная мадам Виар быстро успела разочароваться в своем муже, а его смерть даже отрезвила молодую женщину. Несмотря на то что она находилась в чужой стране, деля кров со свекровью, не испытывавшей к невестке теплых чувств, Элис почувствовала облегчение и радость от полученной свободы. Год после похорон молодая вдова носила траур, не позволяя себе никаких вольностей с гостями ресторана и постояльцами гостиницы; даже помогала своей свекрови оправиться после смерти Рене и после того, как арендовав скромное жилье, уехала из дома семьи Виар. А вскоре судьба наградила Элис неплохим подарком за ее стойкость, доброту и трудолюбие. «Подарок» выглядел вполне реально и физически ощутимо: золотисто-рыжие волосы, умные карие глаза на округлом, добродушном лице, небольшой животик и процветающий бизнес.

Месье Патрик Домье, парфюмерный коммерсант в третьем поколении, неоднократно приезжал на Корсику по делам своего бизнеса. Дело в том, что весной, в апреле и мае, остров покрывается благоухающим ковром маккии, источающим пьянящий аромат. Непроходимые заросли вечнозеленой маккии состоят из пахнущих пряностями растений и трав, таких как мирт, ладанник, дрок, розмарин, можжевельник и лаванда; и эти заросли покрывают больше половины острова. Такой природный океан сильных ароматов не мог не привлечь профессиональный интерес предприимчивого бизнесмена, не жалевшего средств, времени и сил на исследовательские разработки в сфере парфюмерии.

В один из похожих дней разведенный мужчина, воспитывавший малолетнего сына, приметил симпатичную и не по годам умную и серьезную девушку. Вскоре он знал об Элис почти все. А будучи человеком целеустремленным и предприимчивым, месье Домье окружил молодую вдову заботой и вниманием, не допуская при этом настойчивости и даже малейших намеков на более близкие отношения. Патрик был умен и знал, как строить свои отношения с женщинами, дабы достичь желаемого. Девушке понравился этот обаятельный и чрезвычайно эрудированный бизнесмен, хотя внешне мужчина был совершенно не в ее вкусе. Но первый семейный опыт мадам Виар – в какой-то степени неудачный – заставил Элис пересмотреть свои приоритеты на качества характера своего будущего мужа. Девушка перестала грезить о синеоких стройных брюнетах (одного такого было вполне достаточно) и скоро стала замечать, что месье Домье – очень симпатичный кавалер. И надо отдать ему должное: не каждый мужчина ради понравившейся ему дамы станет ограничивать себя в еде и выпивке, займется спортом – теннисом и бегом. Спустя полгода после знакомства счастливый и стройный Патрик Домье женился на Элис Виар, ставшей Оливией Виар. Девушка изменила свое имя, полагая, что с новым именем изменится и ее жизнь. Но фамилию своего первого мужа менять не стала по своим личным причинам, о которых рассказала Патрику, и тот вынужден был согласиться с доводами своей супруги. Оливия не перестала вспоминать своих родных, особенно брата Генри. Обида на отца прошла, и она надеялась, что через некоторое время будет прощена, а с прежней фамилией ее разыскать будет проще. И Генри Старлингтон действительно ее разыскал, но только после кончины их отца, сэра Уильяма. На момент встречи Оливии со своим братом, тот уже был женат. Как поняла женщина из разговора с Генри, его брак произошел почти по математическому расчету и, возможно, мог бы претендовать на идеальную семейную конструкцию… Если бы Элизабет, его жена, была мудрее и хотя бы иногда прикидывалась, что все же глупее своего супруга. Кроме того, Элизабет оказалась невероятно властной и амбициозной особой, и для Генри такого великолепия своей жены оказалась слишком много. Сила характера молодой женщины слишком подавляла утонченную и несколько рафинированную личность ее супруга. По истечению небольшого количества времени Генри смог организовать в противовес миссис Старлингтон свою тайную коалицию в лице своей сестры Оливии и ее семьи. Мужчина сообщил своим родным в Англии, что Элис давно умерла, прекрасно осознавая, что этой новостью никого, к сожалению, не огорчит: оставшиеся родственники, двоюродные брат и сестра Дэвид и Эмма Старлингтоны родились уже после побега Элис, да и выросли они достаточно эгоистичными, чтобы переживать из-за кончины какой-то виртуальной для них девушки, которую даже не упоминали в домашних беседах, а ее фотографий не было ни в одном семейном альбоме. Так и произошло: все были слишком заняты своими, вполне земными, в основном меркантильными, проблемами. В то время Элизабет проводила реорганизацию компании, и вся ее деятельность посвящалась работе. Надо было отдать ей должное: миссис Старлингтон, как никто другой в этой семье, радела не только о собственных интересах, она ставила перед собой более масштабные задачи, достигнув многого в этом отношении. Но а как иначе, если с самого детства жизненной установкой Элизабет стало известное высказывание Пита Райли: «Если ваши дела не становятся лучше, значит, они становятся хуже».

В завещании сэра Уильяма был один важный пункт: старик оставил 10 % акций компании будущему первенцу Генри и Элизабет, урезав при этом финансовые интересы Дэвида и Эммы. Через какое-то время основание для «важного пункта «было обусловлено появлением на свет божий Энн Станрлингтон, дочери Генри и Элизабет. Все шло, как и планировала миссис Старлингтон, да и ее супруг тоже был вполне удовлетворен своей жизнью. И будущее не предвещало никаких серьезных проблем, тем более – несчастья. Но в 1996 году мистер Старлингтон погиб в автомобильной катастрофе, впрочем, его жена стойко перенесла удар судьбы. У нее была работа, которой женщина отдавалась фанатично, даже с некоторым остервенением, и это обстоятельство незамедлительно принесло свои плоды: увеличились прибыли компании, и открылось несколько филиалов холдинга. А Элизабет стала подумывать о создании международного концерна, но затем обратила свое внимание на другие отрасли хозяйственной деятельности, в частности – на ресторанный и рекламный бизнес.

Оливию очень ранила смерть брата. Поначалу она даже заподозрила преступный умысел в его гибели, но ни полиция, ни нанятый ею частный детектив не нашли ни единого криминального следа в той автокатастрофе. Мадам Виар не стала раскрывать свое инкогнито, хотя ее супруг вложил немалые инвестиции в развитие компании семьи Старлингтон. После смерти Патрика акции «Старлингтон энд Парк» достались его детям, мадам Виар вполне хватало дивидендов, которые обеспечивались успешным парфюмерным бизнесом. Серж, Жюльетт и Адель были миноритариями, то есть не являлись крупными держателями акций, тем не менее несколько раз они появлялись на заседании Совета акционеров, проводимых в Тауэринг-Хилле. Но эти их появления были обусловлены обычным любопытством, потому что мелкие акционеры не могут принимать какое-то действенное участие в делах компании. Конечно же, тайна их матери в том, что она являлась дочерью сэра Уильяма, была сохранена. Зачем ворошить прошлое? Мадам Оливия ни на что не претендовала, но своим появлением могла бы нарушить вполне удовлетворительный баланс распределения прибылей между семьями своих родственников, кроме того, факт ее «воскрешения» не мог не вызвать мутный поток домыслов, слухов, расспросов… Тогда бы журналисты, подхватив эту новость, не отказали бы себе в удовольствии покопаться в грязном белье, которое есть в каждой семье, а в такого рода пиаре женщина не была заинтересована. Но это была не единственная тайна Оливии. Вот почему появление журналистки Лоры Кэмпион со своими предположениями о родстве Мишель и Кристель серьезно испугало мадам Виар: если бы ушлая журналистка потянула эту ниточку – могла бы раскрутить клубок информации, предавать огласке которую Оливия пока не собиралась. Конечно же, убивать мисс Кэмпион у нее и в мыслях не было. Мадам Виар дала задание штатным психологам составить психологический профиль журналистки; всевозможные сведения о ней были собраны незамедлительно: жизненный уклад, вкусы, привычки, планы на ближайшее будущее… Психо– эмоциональный образ был успешно составлен. Можно было приступать к реализации плана по некоторой переориентации интересов Лоры Кэмпион. Обладая этой информацией, Серж Домье, «одолжив» на время фамилию своей биологической матери Клэр Морель, отправился в круиз, чтобы увлечь журналистку и подсыпать ей вполне безвредные галлюциногены. Все почти удалось, но, отправляя Сержа в романтическое плавание, психологи не потрудились составить психологический профиль самого молодого человека. То, что он увлечется журналисткой, в некоторой степени допускалось, однако, чтобы так сильно… вплоть до готовности жениться… Этого психологи не предполагали. Мадам Виар тогда даже серьезно задумалась об уровне профессионализма этих деятелей. Впрочем, и сама Лора стала строить другую, отличную от прогнозируемой, линию поведения. Нужно было что-то срочно делать. Во-первых, Ларс, «внештатный шпион» семьи Домье-Виар, заменил препарат, вызвавший у женщины галлюцинации. Затем было решено пригласить журналистку для серьезного разговора. И конечно же, Оливия уже не возражала против романа своего пасынка с мисс Кэмпион, однако они опоздали. Мадам Виар до сих пор не знала: произошел ли несчастный случай вследствие принятия женщиной злосчастных препаратов или ее убили. И теперь женщина испытывала чувство вины за содеянное; гнетущее, тягостное ощущение не давало спокойно жить этой, уже немолодой, женщине. Безусловно, она собиралась встретиться с детективом Марком Лоутоном и его странным помощником, но опасалась их некомпетентности и субъективности в оценке происходящего. О том, что Мишель Байю могла быть убита, ей сказал брат, но он так и не выяснил: кто убийца. В прошлом у актрисы могли быть другие любовники, женатые на ревнивых женщинах, да и в театре у девушки было немало врагов. Так что в этом деле мадам Виар не видела какой-то перспективы, хотя у нее были определенные подозрения, впрочем, что стоит версия, если нет возможности подкрепить ее конкретными фактами? Мотивы были у многих…

…Взглянув на своих детей, Оливия огорченно вздохнула, однако к Сержу у нее были небольшие претензии: слишком нерешителен для своего возраста, хотя умен и настойчив. Раньше мадам Виар думала о нем, как об очень добром и порядочном человеке, но все же не стоило врать себе. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его подсыпать Лоре галлюциногенный, можно сказать, наименее безвредный препарат из всех имеющихся, а теперь назвать пасынка «исключительно порядочном» мужчиной было уже трудно. А разве возможно в современном мире наличие в людях такого, безусловно, эксклюзивного качества? Она давно ответила себе на этот вопрос и, к сожалению, для нее самой, ответ был отрицательным.

Жюльетт, ее старшая дочь, тоже пока не расстраивала Оливию. А вот Адель… И направление мыслей женщины вкупе с нравственно-философскими размышлениями не могли не затронуть личность ее младшей дочери. Вот кто вызывал у мадам Виар серьезные опасения. Она что-то упустила в воспитании Адель, а может, время настало такое, и мир слишком изменился: почему-то важные общечеловеческие ценности претерпели странные и отнюдь не положительные метаморфозы. Жесткое и прагматичное общество, не терпящее выражения сочувствия и соблюдения основных моральных принципов и ставящее во главу угла только культ потребления. А он прорастает в человеке огромной черной дырой, поглощая все хорошее, что в нем есть и превращает его в зомбированного биоробота, озабоченного только материальным аспектом собственного бытия… И ее дочь Адель нередко говорила, что если ты не пойдешь по головам окружающих, то по твоему собственному черепу пройдет толпа алчных и кровожадных монстров. Дочь не разделяла нравственных терзаний своей матери, но пока еще не переходила совсем уж пограничную черту, во всяком случае, Оливии хотелось в это верить.

…Адель надоело затянувшееся молчание. С улыбкой поглядывая на мать и брата, девушка погрузилась в раздумье: не слопать ли ей еще маленький кусочек пирога из каштановой муки с орешками пинии, миндалем и изюмом? Правда, она уже выпила две чашки кофе и съела творожный пудинг с ежевикой, но совсем не чувствовала себя наевшейся. Она всегда ела много, но набрав 132 фунта (60 кг) при росте 5 футов и 4 дюйма (160 см), ей удалось стабилизировать этот вес и больше не поправляться. Конечно, несколько фунтов были лишними. Но легкая полнота ей шла, что не так часто бывает у женщин, а ее формы как раз и привлекали мужчин своей аппетитной сексуальностью. Она об этом знала и не комплексовала по этому поводу. А раз так – зачем же отказывать себе в небольшом удовольствии? Девушка потянулась очаровательной пухленькой ручкой и, взяв длинными пальцами кондитерские щипцы, ловко подхватила ими немалый кусок пирога, делая вид, что не замечает укоризненного взгляда матери и ухмылки брата. В поисках прислуги Адель обернулась и, увидев Нину, попросила ее сделать ей капучино без сахара.

– Адель, так нагружать свой желудок углеводами с самого утра! – возмутилась мадам Виар. – Ты уже и так попала в группу риска! Или ты забыла о том, что уровень глюкозы в твоей крови превышает норму?

– Мам, не будь занудой! – Девушка картинно приподняла тонкие брови и облизала нижнюю полную губу. – Я помню, – чуть высунув изо рта острый розовый язык, она легко коснулась им серебристой выпуклой поверхности десертной ложки, – как и то, что превышение совсем небольшое. – Она замолчала, подождав, пока Нина поставит перед ней капучино.

– А ты хочешь поставить рекорд в показателях уровня сахара, а заодно – и холестерина? – отозвался брат.

– У отца до некоторого времени все с этими показателями было в порядке: сладостями и жирными продуктами он не злоупотреблял, занимался спортом. И что? – пожала покатыми плечами мисс Домье. – Это разве спасло его от рака поджелудочной железы? – резко спросила она. – Я фаталистка и умру той смертью, которая мне предназначена, вне зависимости от количества употребляемых мною десертов на завтрак, обед и ужин.

– Тебя, такую пухленькую, никто замуж не возьмет, – поддел, ухмыляясь Серж, с опозданием осознав отсутствие юмора в своей сомнительной шпильке.

– То-то я вижу, как ты в свой сороковник наслаждаешься семейным счастьем, – парировала его сестра. – А такие аппетитные, умные и богатые, как я, замуж выйдут всегда, если, конечно, захотят. Но у меня нет пока никакого желания обзаводится мужем и детьми. – Адель осторожно пригубила напиток, но несмотря на ее осмотрительность, кремовая шапка капучино оставила след на ее ярких от природы губах. – Мне живется и так в кайф. Зачем его обламывать раньше времени? А может, мы сменим тему? – сердито спросила она. – По-моему, у нас назрели более серьезные проблемы, чем результаты моих анализов. Но если вам эта тема очень интересна, то я могу сообщить, что количество уробилиногена в моей моче-6 миллиграмм на литр, что в пределах нормы. Меня, в принципе, не затруднит сбегать за остальными показателями жизнедеятельности моего организма, – она весело рассмеялась, но, заметив странное выражение лица своей матери, оборвала свой смех и спросила: – Что ты приготовилась нам сообщить, мам? Извини меня, ты все еще не можешь привыкнуть к моим шуткам. – Девушка кивнула в сторону брата. – Бери пример с Сержа… Смотри, с каким аппетитом он ест пудинг. – Невзирая на шутливый тон ее голоса, лицо Адель, внезапно нахмурившись, приобрело суровое выражение. – Я же вижу, Оливия, ты не знаешь как начать разговор. Давайте это сделаю я, – девушка чуть разозлилась, – как самая решительная в нашей пластилиновой семейке. – Она внимательно посмотрела потемневшими глазами на мать, а затем перевела твердый взгляд на переставшего жевать мужчину. – Вот что я надумала, – низким, чуть хрипловатым, голосом сказала Адель. – Давайте в конце концов пригласим этого детектива с его адъютантом. И просто послушаем их, посовещаемся, а уже в зависимости от предоставленной нам информации, приоткроем им карты ровно настолько, насколько это выгодно нам.

– Не знаю. У меня есть некоторые сомнения, – ответила мадам Виар.

– Касательно чего? – спросил Серж.

– Из-за возможной предвзятости этих молодых людей, – неуверенно пробормотала Оливия.

– Но если мы будем растягивать это сомнительное удовольствие от своих мазохистских шатаний в бесплодных попытках узнать это точно – можем опоздать, как в случае с Лорой, – глухим и слегка поникшим голосом заметил Серж, сразу же вспомнив заразительный смех и огромные темные глаза женщины, которая могла бы стать его женой.

– Серж прав. У нас нет другого способа узнать, насколько эти двое будут честны, – лукаво улыбнувшись, согласилась Адель. – Хотя даже встреча с ними не может гарантировать правильной тактики наших дальнейших действий.

Оливия задумчиво отпила остывший чай, чуть недовольно сморщив нос и поставив чашку на место. Можно было бы налить горячий напиток, но женщина вдруг поняла, что уже почти не ощущает вкуса еды. Какой тогда смысл что-то менять?

– Да, пожалуй, другого выхода и вправду нет, – ответила мадам Виар. – Они еще в Кальви?

– Ну а где же им еще быть? Ты же слышала: они растеряны и не знают, что делать дальше. У них и остается только надежда на разговор с нами. И завтра они придут в твой офис, маман, как миленькие, – решительно сказала девушка и добавила: – Машина их стоит на стоянке у отеля. Дружок этого детектива богат, вот они и не дергаются, бухают поди. – Взяв чашку с уже «поникшим» капучино, она глотнула напиток и откусила кусочек пирога, зажмурившись от удовольствия и тщательно прожевав, спросила: – Кстати, Серж, что там наш компьютерщик нарыл на этого рыжего панка?

– Адель, не употребляй ты, этот сленг. Ты же в школе работаешь, – вновь устало возмутилась ее мать, но скорее следуя привычке, уже даже не пытаясь хоть как-то повлиять на свою дочь.

– Могу я расслабиться хотя бы дома? Мам, ты отстала от жизни навсегда, – чуть громче, чем следовало бы, воскликнула девушка.

Мадам Виар расстроенно вздохнула.

– Оливия, это бесполезно, – скептически заметил Серж и снисходительно повел плечами. – Ты же ее знаешь. Не обращай внимания… у нее еще не закончился пубертатный период в умственном развитии. Это физически наша Адель выглядит как мамаша Кураж… только без детей, – насмешливо добавил он.

– А ты хоть помнишь, как она выглядела? – не скрывая обиды, спросила девушка, подумав про себя, что в скором времени жестоко отыграется на брате.

– Не помню, как ее описывал Бертольт Брехт, но я себе ее представлял примерно так.

– Хм… не думаю, братец, что у тебя здоровая фантазия. Может, старина Фрейд прав?

– Ты хочешь продлить беседу на эту тему? – резко перебил ее мужчина. – Мне рассказывать или продолжим наши препирательства?

– Нет. В следующий раз, – раздраженно бросила Адель.

– Рассказывай, Серж, – попросила мадам Виар, мельком взглянув на изящные часики и подумав, что их трапеза непозволительно затянулась.

– Итак, – начал мужчина, взяв свой блокнот, лежащий на столе, рядом с бокалом для воды. Открыв его, он прочитал: «Фрэнк Тодескини, тридцать два года, родился в богатой семье, но никогда не афишировал этот факт. Проживает в аристократическом районе Лондона. Его предки входили в совет директоров фондовой биржи с момента ее основания. Фрэнк получил образование в сфере компьютерных технологий, но себя никак не проявил. Работал по контрактам, но подробности узнать не удалось, как, впрочем, и многое другое. – Серж поднял голову от блокнота и продолжил: – Учитывая, что молодой человек ранее безвылазно сидел дома, сутками на пролет, по-видимому, за компьютером, можно предположить, что играет на бирже, возможно, через подставных лиц. Но недавно он решил все же попробовать поработать и ничего лучшего не придумал, как попытаться стать помощником частного детектива, хотя не обладает для этого даже минимальными знаниями и навыками. – Он вновь опустил взгляд на блокнот. – Никогда не был женат, гетеросексуал, хотя постоянной подружки не замечено. Умен, тщеславен, склонен к риску. Меломан, циник и игрок. Не равнодушен к спорту, но безразличен к религии, политике… – Нахмурившись, Серж добавил: – Честно говоря, что-то больше узнать об этом типе нам не удалось.

– Но не будет же этот Марк таскать его за собой в качестве бесполезного компаньона, – скривив пухлые красивые губы, риторически заметила девушка.

– А этот Фрэнк не может быть хакером? – задумчиво спросила мадам Оливия.

– Вполне. Но ты же знаешь, что у нас применяется мощная и комплексная защита от взлома: криптографическая, встроенные брандмауэры и системы IDS, сканеры безопасности, контроль целостности данных. Видишь ли, если бы не существовало антихакерских программ-мир накрыл бы компьютерный апокалипсис, – подытожил свои пояснения Серж и, подумав, добавил: – И если бы не эти контрмеры-многие бы могли пострадать, и мы в том числе.